Писатель средних лет Адам Сенфт живет вместе с любимой женой в небольшом городишке Дер… нет, этот городок в Центральной Пенсильвании куда более приятное место, чем Дерри. Экономика не загублена, рядом лес, дома опрятны, соседи дружелюбны, и всем смертным грехам предпочитают прелюбодеяние. Брак Адама, удачный и благополучный, расшатывает тот факт, что они с женой никак не могут завести детей — она перенесла уже два выкидыша. Пропитанная сексом и плодородием атмосфера весны отзывается в душе Адама довольно болезненно, но он все еще надеется, что их супружеская жизнь вернется в нормальное русло.
И он никак не мог ожидать, что на обычной прогулке с псом случайно застанет свою симпатичную соседку, когда она ублажает ртом статую сатира, а статуя, гм, оживает на глазах?..
Оказывается, существует очень много способов пробудить древнее зло.
Пробудившись, зло убивает мужчин и зачаровывает женщин, ну а Адам и его друзья пытаются защитить своих жен от превращения в одержимых вакханок и найти способ, как убить монстра.
Роман очень динамичный, кровавый, и спермы в нем даже больше, чем крови. Однако, с учетом выбранного приапического монстра, эти потоки нормально вписываются в сюжет. Тут бы хотелось отметить работу переводчицы Анны Хейворд: в английском намного свободней и спокойней с описаниями секса, а вот на русском переводчик вынужден постоянно искать баланс между Сциллой порно-пошлости и Харибдой отстраненно-медицинской терминологии. В “Темной лощине” чем ближе к финалу, тем сложней задача, но переводчице удалось соблюсти баланс от начала до конца.
На примере “Темной лощины” очень ясно видна разница между сюжетом — тем, о чем, собственно, книга, и фабулой — тем, что происходит в книге.
Брайан Кин очень интересно работает с читательскими страхами: понятно, что никто не боится, что у него под окнами будет стоять огромный сатир, который игрой на флейте лишает женщин разума и уводит за собой в лес для одержимого секса, после которого они ничего не помнят о пережитом.
Но это отличная фабульная обертка для глубокого, присущего и мужчинам и женщинам страха предательства. Ужас перед изменой — вот сюжетное топливо, на котором роман очень драйвово мчится сквозь события, слегка притормозив только на дневнике колдуна, который в восьмидесятые в этом лесу убил свою жену и пропал. (Конечно, дневник дает героям полезные подсказки, но нельзя так явно выдавать, что он для этого и написан. Если домохозяйка в своем дневнике пишет, что “на завтрак приготовила чечевичный суп с ребрышками”, рецепт супа она приводить не будет — зачем?..)
Если рассматривать монстра Хайлиниуса как метафору обычной супружеской измены, то он, буквально — Тот-к-кому-уходят. Другой, монстр, который пришел, чтобы разрушить семью, и только собака (замена ребенка, символ преданности!) тянет изменницу назад в дом. Но, что еще интересней, Хайлиниус не просто Другой: он соблазняет, он зачаровывает, он лишает разума, и его физические параметры превосходят аналогичные человеческие в несколько раз. Он — отражение Любовника в кривом и темном зеркале подсознания. Такой Любовник — верный союзник гадалок, астрологов, белых и черных магов, потомственных мольфаров и прочих “порча, сглаз, темный приворот”!
Более того, с этой точки зрения Хайлиниус не ужасный монстр, он идеальный монстр. Хайлиниус буквально зачаровывает, он лишает воли и уводит за собой, а после лишает памяти о случившемся. Следовательно, Та-что-уходит — не предательница, а жертва. Она не знала, она не управляла собой, она не помнит о случившемся — и потому ее можно простить!
Точнее, только так и можно простить, потому что самое страшное — не уйти в лес с Другим, а мысль, что это была его/ее свободная воля.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Пы.Сы. Еще отдельно хотелось бы сказать про отличную обложку. Самые мрачные и болезненные оттенки желтого и зеленого, деревья вроде бы толстые и старые, но за счет текучих линий не кажутся укорененными, наоборот — вихреобразно надвигаются на зрителя, а пятна темноты превращают зеленую массу в лесной “Крик”, — вопль и оскал одновременно.
В лесу водятся чудовища, но бояться, как обычно, надо людей.