(Кое-что об онейропоэтике 1)
Шел по городу Могэс
Утверждение "Советский Союз был литературоцентричной страной" давно стало
общим местом. Но от того не утратило точности. И дело не только в том. что за литерату-
ру ссылали, сажали, а бывало, что и расстреливали. Литература, литературная фантазия в
стране обретала новое существование, уходила в реальную жизнь – порой в весьма не-
ожиданных формах.
Вот, например, в викторианской Англии серийный убийца появился поначалу в ре-
альной жизни, убив с 1888-го по 1891 год одиннадцать проституток в лондонском районе
Уайтчепель (позже его назвали "Джек Потрошитель"). Лишь после этого он начал свое
литературное существование, не окончившееся по сегодняшний день. И первым книжным
отражением уайтчепельского убийцы стал в 1897 году, когда еще свежа была память о тех
кровавых событиях, герой фантастический – изысканный кровосос граф Дракула. Несмот-
ря на то, что в романе он получил имя и частично даже биографию реального человека –
валашского господаря XV века Влада Цепеша. имевшего фамильное имя Дракула, – все-
таки на идею романа о вампире Брэма Стокера натолкнула именно история Джека Потро-
шителя 2 .
Из реальной жизни пришел в литературу Дон Жуан – севильский соблазнитель дон
Хуан Тенорио. Из реальности пришел доктор Фауст – Иоанн-Генрих Фауст из Вюртемберга.
Из реальности пришел создатель Голема – пражский раввин Иегуда-Лѐв бен-Бецалель.
Я неслучайно перечислил несколько (их можно назвать гораздо больше) литератур-
ных героев фантастических произведений. Реальные люди, с помощью авторского вооб-
ражения, претерпели волшебную метаморфозу и – крибле-крабле-бумс! – стали персона-
жами событий невероятных, не просто не происходивших с ними, но и не могущих про-
изойти ни с кем: подписывает кровью договор с дьяволом доктор Фауст, оживляет глиня-
ного великана раввин Иегуда-Лѐв, уносит Дон Жуана (Дон Гуана) в ад статуя убитого им
Командора...
Ничего в этом удивительного нет. Сказано же – литература отражает жизнь (еще од-
но общее место). Да и как, скажите на милость, могло случиться иначе? Представьте себе
ситуацию: после того как. скажем. Тирсо де Молина описал бы адскую статую каменного
гостя, явившуюся за распутником, вдруг и в реальности появляется ожившая статуя... Аб-
сурд, верно?
Да. но только не в СССР. Парадокс, возможно, объяснимый именно советской лите-
ратуроцентричностью, заключается в том, что первый (и самый знаменитый) советский
серийный убийца Ионесян по прозвищу "Мосгаз" сначала появился в литературе. Мало
того: не в реалистической, а самой что ни на есть фантастической (вернее, сказочной) по-
вести. И природу он имел вполне фантастическую. А прозвище – прозвище этот персонаж
носил почти такое же:
"– Кто там? – недовольно спросила она.
– Могэс. – сказал спокойный голос.
– Не можете пять минут подождать! – грубо сказала Лиля, открыла дверь и впусти-
ла... худощавого человека с чемоданчиком... " 3
В сказочной повести Виктора Витковича и Григория Ягдфельда "Кукольная коме-
дия", впервые вышедшей в 1961 году. Могэс (другого имени в повести у него нет) – вол-
1 От греческого "онейро" – сновидение.
2 Нельзя назвать эту точку зрения общепринятой, но она имеет место в современной критике. Об этом писал В.Л. Гоп-
ман ("Носферату: судьба мифа"); на этом же предположении построен сюжет романа Дж. Риза "Досье Дракулы". См.:
Стокер Брэм. Дракула. М., Энигма, 2005; Риз Дж. Досье Дракулы. М., Эксмо, Домино, 2010.
3 Виткович В., Ягдфельд Г. Кукольная комедия // Виткович В., Ягдфельд Г. День чудес. М.: Детгиз, 1961, с. 164.
шебник. Согласно мнению авторов – добрый волшебник. С этим можно было бы согла-
ситься, если бы не одно "но". Как правило, сказочные добрые волшебники – дарители.
Они дарят, например, волшебную палочку, шапку-невидимку, ковер-самолет, принцессу,
корону... Да мало ли! Все, что герой не может добыть сам, получает он от волшебного по-
мощника.
Не то с Могэсом в "Кукольной комедии". Могэс не дарит, он только наказывает.
Правда, наказывает он плохих людей. Причем страшным образом – он превращает их в
кукол, а потом продает этих кукол в своем магазинчике игрушек. А плохие люди – они не
то чтобы отъявленные чудовища, убийцы-грабители или еще что похуже, нет. Он превра-
щает в кукол непослушных детей, грубых таксистов, нерадивых поваров, недобросовест-
ных врачей-шарлатанов. Строго говоря, из всех перечисленных к настоящим преступни-
кам можно отнести разве что последних – все-таки врач-шарлатан сродни убийце. Но про-
чие! Но остальные! Вот. скажем, пришел Могэс в дом. где живут две девочки. Тата и Ли-
ля. Тата тяжело болеет, а ее соседка Лиля, не желая с этим считаться, гремит на рояле. Не
играет, а просто с удовольствием барабанит по клавишам. Добрый волшебник Могэс не
излечивает больную девочку. Он наказывает девочку здоровую, которая своим шумом
(злостным бренчанием на рояле) не дает спать больной. А превращенную в куклу Лилю
кладет в свой чемоданчик.
Вот типичное для него волшебство:
"У Могэса сегодня выдался трудный день. Уже два раза он отнес к себе в мастер-
скую полный чемодан кукол и снова вышел на поиски кукольных душ.
Ну, разве можно было пройти мимо поливочной машины: представьте, только что
прошел дождь, улица была мокрая, а шофер вовсю поливал мостовую, чтобы только вы-
лить воду и выполнить план литро-километров. Пришлось шофера – в чемоданчик! Меж-
ду прочим, пустая поливочная машина до сих пор стоит возле „Гастронома”, и на нее ни-
кто не обращает внимания.
Потряхивая чемоданчиком. Могэс возвращался, обходя куски ломаного асфальта,
сваленные на обочине мостовой.
<...>
„Надо разобраться, кого в куклу”. – озабоченно подумал Могэс".
Судите сами, насколько такое волшебство – доброе. Тем более те самые кукольные
души, о которых сказано, на деле оказываются не такими уж плохими – и больную Тату в
конце концов спасают от смерти те же самые куклы – вернее, плохие люди, превращенные
в кукол добрым волшебником Могэсом...
В отличие, кстати, от кукол из другой книги, странным образом перекликающейся с
"Кукольной комедией". В детективно-мистическом романе американского писателя Абра-
хама Меррита "Гори, ведьма, гори!" (в России больше известен под названием "Дьяволь-
ские куклы мадам Менделип") описана схожая ситуация. Ведьма мадам Менделип тоже
превращает людей в кукол, но куклы эти становятся не спасателями, а убийцами. Они
убивают по указанию кукольницы тех, кого та считает своими врагами. А вот куклы Мо-
гэса спасают. Причем если американские куклы становятся зловещими убийцами по пове-
лению колдуньи, то куклы советские превращаются в спасателей самостоятельно. Парал-
лели в тексте словно призваны показать внешнее сходство ситуаций при внутреннем их
различии.
"– Это куклы. Я видел, как они вели машину".
"– Это кукла. Она убила босса" 4 . Словом, кукольник Могэс – странный добрый вол-
шебник. Умеет он только наказывать – превращать в кукол (и больше – никаких чудес), а
доброта его выражается в том, что наказывает Могэс "плохих".
Я вполне отдаю себе отчет в том, что детское восприятие сказочных страшилок и
жестокостей, сказочной алогичности существенно отличается от взрослого восприятия.
Но все-таки источником жестокостей в традиционных детских сказках является персонаж
4 Меррит А. Дьявольские куклы мадам Менделип. Пер. с англ. Д. Арсеньева. М.: Орион, 1994, с. 38.
отрицательный. Это ведь не добрый волшебник заманивает Гензеля и Гретель в прянич-
ный домик, не добрый волшебник делает сердце Кая куском льда, не добрый волшебник
пытается посадить в печку Иванушку-дурачка. Все это совершают злая ведьма, Снежная
Королева, Баба-Яга. Положительные же сверхъестественные существа занимаются помо-
щью или спасением героев. То есть, конечно, не только – бывает, что и наказывают. Пре-
вращают, скажем, злую мачеху в дворовую собаку. Или в змею. Но эти действия происхо-
дят на периферии сюжета. А вот чтоб добрый волшебник занимался только наказаниями...
Нет, не помню я таких сказок. Хотя не исключаю, что они существуют.
Словом, ходит по Москве некто в особых синих очках, ходит по домам, стучит в
дверь, на вопрос "Кто там?" отвечает: "Могэс". А потом превращает обитателей в беспо-
мощных кукол. Обитатели ведут себя неправильно: грубят, хамят, обманывают, манкиру-
ют обязанностями... Приходится нашему Могэсу наводить порядок: складывать вновь
появившихся кукол в чемоданчик и относить их в игрушечный магазин, с которым у него,
как у "частника", был договор.
Такое вот наведение порядка.
Шел по городу Мосгаз
МОГЭС. Московское объединение гидроэлектростанций. Могэс.
Почти Мосгаз.
МОСГАЗ. Московское объединение газоснабжения. Мосгаз.
Почти Могэс.
Выдержка из Википедии:
"Владимир Михайлович Ионесян („Мосгаз”) (27 августа, 1937, Тбилиси, Грузинская
ССР, СССР – 31 января 1964, Москва, РСФСР, СССР) – один из первых советских серий-
ных убийц. Его популярной в народе кличкой стал „Мосгаз”, поскольку Ионесян прони-
кал в квартиры, представляясь работником Мосгаза".
Первый и до ареста Чикатило самый известный советский серийный убийца, он
словно шагнул в реальную жизнь со страниц детской сказочной повести. Так же как ку-
кольник в сказке, он проникал в квартиры, представляясь инспектором – правда, не из
МОГЭСа, а из МОСГАЗа. Так же как кукольник в сказке, он имел дело главным образом с
детьми. Что, впрочем, неудивительно: приходил он в намеченные квартиры днем, в будни,
когда взрослые были на работе. Потому и становились жертвами "Мосгаза" дети и подро-
стки. Согласно следствию, жертв жестокого убийцы было пятеро: четверо детей и подро-
стков – и только одна взрослая – пенсионерка.
Хотя поначалу считалось, что преступником двигала страсть к наживе, в большинст-
ве случаев он довольствовался какими-то мелочами, не обращая внимания на ценности
убитых. Известный антрополог М.М. Герасимов, привлеченный к следствию (в частности,
он создавал объемный портрет преступника), утверждал, что главными мотивами "Мосга-
за" было стремление находиться в центре внимания, управлять событиями... Однако все
это лишь домыслы, так сказать, post hoc: истинную его цель, к сожалению, следствие не
установило. Н.С. Хрущев лично потребовал провести следствие в кратчайшие сроки: "И
чтоб через две недели его не было!"
"Мосгаза" и не стало через две недели.
12 января 1964 года его арестовали, а 31 января того же года убийца был расстрелян
в Бутырской тюрьме. В любом случае, жестокие убийства действительно никак не были
связаны с корыстью. Ионесян брал в квартирах жертв главным образом недорогие безде-
лушки, скорее – памятные сувениры. И это поведение может означать, что он наказывал
"плохих" людей. Может, он считал себя судьей, суровым, но справедливым, каравшим за
прегрешения и проступки. Например, за то, что, вопреки воле родителей, мальчик пускал
постороннего в дом... Вообще, о его склонности причислять себя к правоохранительной
системе, к властям говорит и тот факт, что он своей сообщнице представлялся сотрудни-
ком госбезопасности.
Поспешность следствия и суда не позволила ответить и на другой вопрос. Впрочем,
он мог и не возникнуть у следователей и судей. Но вот у меня он возник – после чтения
книги "Товарищ убийца", о другом советском маньяке – Андрее Чикатило 5 . В интервью,
которое осужденный преступник дал, находясь в тюрьме, был неожиданный вопрос о чте-
нии – о том, что он любил читать. И Чикатило назвал своими любимыми книгами роман
Бориса Романенко "Плавни" и роман Александра Фадеева "Молодая гвардия". На самом
деле весьма символичное признание. С одной стороны, вполне "приличные" произведе-
ния, без особых отклонений: о Гражданской войне на Кубани ("Плавни"), о юных под-
польщиках Донбасса в годы Второй мировой войны ("Молодая гвардия"). Но, с другой
стороны, кто знает, что может вычитать нездоровый человек с криминальными склонно-
стями в описаниях мучений (скрытые садомазохистские мотивы), в подростковом эротиз-
ме, нет-нет да возникающем на страницах, в общем-то, пуританских советских романов...
Роман Фадеева "Молодая гвардия" (равно как "Плавни" Бориса Романенко) не явля-
ется объектом моего интереса в данном случае. Хотя проанализировать оба произведения
не с литературной, а психологической позиции было бы весьма любопытно и, возможно,
поучительно 6 . Усматривают же психоаналитики бездну неожиданных, скрытых авторских
комплексов, исследуя русскую классику – "Страшную месть" Гоголя, "Двойника" Досто-
евского или "Маленькие трагедии" Пушкина 7 .
Но в данном случае интересует меня другое:
Читал ли Ионесян, по прозвищу "Мосгаз", сказочную повесть "Кукольная комедия"?
Вопрос не праздный. Интересуются же криминалисты и судебные психиатры влия-
нием на преступные умы, среди прочего, прочитанных преступником (особенно если речь
идет о маньяке) книг или фильмов. Ведь любимые книги действительно влияют на нас,
формируют нашу личность. А для некоторых именно многократно прочитанный литера-
турный текст может оказаться триггером, провоцирующим спонтанные, непредсказуемые
действия.
Что, в общем, не удивительно: все мы родом из страны литературоцентричной.
В том числе и серийные убийцы.
*ср. с Деточкиным из к/ф "Берегись автомобиля".
Шел по городу Мессир.
Роман Булгакова "Мастер и Маргарита" я читал странноватым образом. Как извест-
но, роман первоначально был опубликован (в сокращенном виде) в журнале "Москва".
Причем не подряд, а вот так: первая часть – в 11-м номере за 1966 год. а вторая – в 1-м
номере за 1967-й. И первой, на книжном рынке (неофициальном, разумеется) в Симферо-
поле, за Зеленым театром в горсаду. я купил часть, увы. вторую – выдранные страницы
"Москвы" за 67-й год. соединенные канцелярскими скрепками. За пятерку. Дорого, но
очень хотелось.
А первую часть я искал-искал и не мог найти никак. Терпения не хватило, и я начал
читать прославленный роман с "За мной, читатель!.." Думаю, я перечитал вторую полови-
ну книги не менее трех раз. прежде чем наконец купил 11-й номер, уже за десятку.
Потому, возможно, сразу же, при чтении первой части появившееся "дежа вю".
странное чувство, будто нечто подобное мне уже попадалось, я объяснил тем, что в части
второй хватало отсылок к части первой, хватало упоминаний о событиях, описанных в на-
чале романа. А она. эта вторая часть, была прочитана раньше первой.
Но чем дальше, тем больше становилось ясно: память подбрасывала мне образы, об-
стоятельства, порой и слова – не из второй части романа, а из совсем другой книги. На-
пример, упоминание Патриарших Прудов в начале булгаковского романа немедленно вы-
звало цитату:
5 Кривич М., Ольгин О. Товарищ убийца. М.: Текст, 1992.
6 См., в частности: Галина М. Маркиз де Сад в Стране Советов.
7 См., например: Ермаков И.Д. Психоанализ русской литературы: Пушкин, Гоголь, Достоевский. М.: Новое литератур-
ное обозрение, 1999.
"Было это возле Патриарших Прудов. Могэс вспомнил, что на этом месте уже три
раза ломали асфальт, варили его с ужасным дымом и заливали опять..." 8
Причем не только из-за упоминания места действия, но и из-за ассоциаций, которые
в детстве не появлялись, но вот сейчас возникли немедленно: ад. Явление нечистой силы.
Сцены превращения хамки-таксистки Валентины или повара-лентяя в кукол были
необыкновенно похожи на эпизод превращения в вампира администратора Варенухи. В
общем, за такое же поведение, помните?
"Однажды она не захотела везти какую-то старушку, опаздывавшую на поезд... „Мне
надо план выполнять, а не пассажиров катать! Я не извозчик!”...
<...>
– А ты что-нибудь поняла за эти три недели?
– Что сама виновата, – буркнула Валентина, глядя в сторону" 9 .
Это из "Кукольной комедии".
"Лишь только начинал звенеть телефон. Варенуха брал трубку и лгал в нее:
– Кого? Варенуху? Его нету. Вышел из театра.
<...>
–...Хамить не надо по телефону. Лгать не надо по телефону. Понятно? Не будете
больше этим заниматься?"
10 А это из "Мастера и Маргариты".
Или, скажем, вот такое описание:
"Могэс посмотрел в дверь напротив и увидел Тату. А Тата увидела Могэса: он гля-
дел на нее так пристально, что потом, когда ее просили рассказать, она не могла вспом-
нить ничего, кроме глаз. И другие, которые видели Могэса, никогда ничего не могли
вспомнить, кроме его глаз" 11 , – оно тоже отсылает к описанию внешности Воланда:
"Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения
представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать
изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы
имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного,
коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что осо-
бых примет у человека не было" 12 .
Конечно, эти совпадения – а их, повторюсь, много, гораздо больше приведенных
выше – можно было бы объяснить случайностью. Ну, бывает, что поделаешь. Тем более
что они – не текстуальные, а скорее интонационные и смысловые. И то, что я увидел в них
родство, еще не означает, что это родство существует, и что другие читатели его видели.
Здесь – только и исключительно субъективные впечатления от чтения двух, безусловно,
разных книг, написанных в разные эпохи и очень разными писателями. Просто написаны-
то они были в разное время, а я прочитал их (перечитал их) почти одновременно.
Случайностями объяснить пытался и я – самому себе, – если бы не одно "но", кото-
рое заставило меня после "Мастера и Маргариты" немедленно перечитать сказку Витко-
вича и Ягдфельда. Этим "но" было внутреннее сходство двух произведений, написанных
разными писателями, в разное время и для разных аудиторий. И отрицательные персона-
жи булгаковского романа, все эти Римские, Варенухи, Семплеяровы, и "кукольные серд-
ца" сказочной повести – отнюдь не выглядели преступниками. Их прегрешения – поступ-
ки и проступки, вполне типичные для большинства обычных людей: ложь по телефону (не
криминальная, бытовая!), отказ от неудобной поездки (эка невидаль!), но в обеих книгах
за эти и им подобные прегрешения наказание одно: смерть.
Да, смерть. Ведь и превращение в вампира (кровососущего мертвеца, встающего из
могилы), и превращение в куклу (раскрашенный кусок дерева или целлулоида) – что это,
8 Виткович В., Ягдфельд Г., с. 176.
9 Там же., с. 190.
10 Булгаков М. Мастер и Маргарита // Булгаков М. Мой бедный, бедный мастер... (Полное собрание редакций и вариан-
тов романа "Мастер и Маргарита"). М.: Вагриус, 2006, с. 857.
11 Виткович В., Ягдфельд Г., с. 165.
12 Булгаков М., стр. 649.
как не смерть? И структура двух разных и в разное время написанных книг – появление в
Москве сверхъестественной личности, призванной "навести порядок", – присуща в равной
степени и сказочной повести для детей, и любимому роману советской интеллигенции.
Кукольник Могэс вполне сродни дьяволу, он не просто собирает "кукольные души" (чи-
тай: души умерших), он относит их в магазинчик, а там их продают всем желающим – по
сути, отправляют души на мучения. Или же, что тоже не сахар, – в новый круговорот ре-
инкарнаций, для исправления.
Это уже не только внешнее сходство, объяснимое случайными совпадениями. Тут
уже сходство внутреннее: в обеих книгах неведомо откуда появляется в Москве дьявол и
наводит порядок – так, как он умеет.
Неведомо откуда?
Почему же неведомо – вот он, вход: на Патриарших Прудах, где "...уже три раза ло-
мали асфальт, варили его с ужасным дымом и заливали опять..." Конечно. Откуда же еще
является дьявол, как не из Преисподней? Один – в образе инспектора МОГЭС, с экзотиче-
ским хобби кукольника, другой – в образе профессора, с не менее экзотическим хобби ил-
люзиониста ("черного мага"). Профессор Воланд ведь впервые появляется не только на
страницах романа, но и вообще – в Москве, тут же, на Патриарших. Символично и назва-
ние – для адских врат. Сатана – и вошел через Патриаршие Пруды.
"– Вы... сколько времени в Москве?
– А я только что сию минуту приехал в Москву, – растерянно ответил профессор..." 13
Ни в романе Булгакова, ни в повести Витковича и Ягдфельда никто из ненаказанных
не интересуется судьбой исчезающих соседей или детей. Раз исчезли – значит так и надо.
В сказочной повести этот нюанс можно объяснить условностью детской сказки. В романе
Булгакова – и об этом говорится открытым текстом – бытом сталинской Москвы.
Так все-таки: откуда взялось родство, удивительное сходство этих книг? Выйди
"Кукольная комедия" после 1967 года, я бы предположил, что Виткович и Ягдфельд напи-
сали ее под впечатлением от "Мастера и Маргариты". Но впервые она была опубликована
за шесть с лишним лет до первой публикации "Мастера" – и советской, в журнале "Моск-
ва", и зарубежной, в "YMKA-Press"! И даже первое упоминание в печати о существовании
романа появилось в предисловии Вениамина Каверина к булгаковской "Жизни Мольера" в
1962 году, спустя год после первой публикации сказки. К тому же. повторюсь, текстуаль-
ных совпадений почти нет. Есть совпадения сюжетные и смысловые, но ключевые совпа-
дения.
Можно, конечно, предположить, что авторы "Кукольной комедии" знали о романе
Булгакова до его публикации – от знакомых литераторов, читавших рукопись. Таких было
немного, но они были – как тот же Каверин, например. А учитывая, что Виткович и Ягд-
фельд с Кавериным были не просто коллегами по цеху, но, можно сказать, соседями по
станкам – ведь и Вениамин Александрович тоже писал сказочные повести и вообще – счи-
тался писателем для детей и подростков, такое предположение не выглядит чересчур сме-
лым. Хотя, конечно же, никаких подтверждений тому у меня нет...
А еще можно предположить, что жившие в разное время писатели независимо друг
от друга пришли к одному выводу: "навести порядок" в современной им Москве сумеет
только дьявол. Такая вот попытка оспорить поговорку "Тут сам черт ногу сломит". А черт
не только не сломит, но даже наоборот – порядок наведет, чтобы и другие ног не ломали и
шей не сворачивали.
Или наоборот.
Что, в сущности, одно и то же.
Шел по городу Морфей
Странное, ей же богу, странное ощущение вызывает чтение в преклонном возрасте
детских книг. Конечно, иной раз и улыбнешься наивности своего собственного детского
13 Булгаков М., стр. 674.
впечатления, иной раз обнаруживаешь вопиющие ошибки автора, которые в детстве не то
что прощал – и не замечал вовсе. Да вот хоть в обожаемом мною в детстве романе Жозефа
Рони-старшего "Борьба за огонь"! Только в преклонном возрасте я вдруг задумался: это
сколько же времени несчастное племя уламров ожидало огня, за которым отправились
главные герои и их соперники? Но в детстве читал взахлеб, видимо, интуитивно чувствуя,
хотя и не отдавая себе отчета, что этот роман – сказка о храбром рыцаре, отправившемся в
дальний поход за чашей Грааля (за чем там еще ходили рыцари?) и в награду надеющемся
получить руку принцессы (не в каннибальском смысле)... И сражался он со злобными
гномами или троллями (в романе – рыжие карлики), и дружил с диковинными существа-
ми, мудрыми и могучими (мамонты), и пытался объясниться с великанами (синеволосые
гигантопитеки), и общался с вымирающим племенем чудотворцев (они умели извлекать
огонь из камня!)...
Но вернемся к "Кукольной комедии".
Итак, я перечитал ее уже в преклонном возрасте.
Ничего удивительного в этом нет. Старые книги – часть детства и юности, а ведь так
хочется вернуть те ощущения, чтобы ненадолго помолодеть.
Увы. Глаз уже другой, чувства другие, жизненный и читательский опыт другие.
"– Мама! Знаешь что! – Тата задыхалась от бега. – Могэс превратил Лилю в куклу!
Надо ее спасти!.. Бежим вместе!
– Бредит! – ахнула мама" 14 .
В детстве я досадливо пенял Татиной маме на взрослую непонятливость. Сейчас же
я горько улыбнулся и кивнул: конечно, бредит девочка. Температура выше сорока, приви-
делось ей, бедной, черт-те что: волшебник по имени Могэс, превращение непослушной
девочки в куклу....
Случилось что-то с моим читательским зрением. Далее я читал книгу как запись вот
этого самого горячечного бреда несчастной, смертельно больной девочки Таты, мама ко-
торой, на свою и дочкину беду, доверилась шарлатану.
"И все опять придвинулись. Алла Павловна приложила свою тряпичную руку к Та-
тиному лбу.
– Температура, как на чайнике!
<...>
Куклы смотрели на Тату. Она металась по кровати и не могла найти себе места, по-
том сказала, будто в полусне:
– Лекарства! Помогите мне...
И тут куклы увидели такое, что было удивительно даже для них: все перед глазами
поплыло и закачалось, самый толстый, самый большой и самый коричневый пузырек, на
котором было написано „Ипекакуана”, важно повернулся, и сигнатурка поднялась над его
головой.
Куклы испуганно нырнули за подушку.
<...>
– Коллеги! – сказал пузырек стеклянным голосом. – Консилиум начинается!
И остальные пузырьки и баночки сдвинулись с места, откашлялись звенящими голо-
сами и расположились, образовав круг и покачивая сигнатурками. Выглядывая из-за по-
душки, куклы смотрели во все глаза.
– Положение угрожающее, коллеги, – сказал профессор Ипекакуана. – Ваше мнение,
доктор Марганцовокислый Калий?
Марганцовокислый Калий взволнованно поплескался в стакане и сказал:
– Вчера еще я мог бы ей помочь, но сейчас я... бессилен.
<...>
–...Если бы она еще утром принимала меня. – я сделала бы ее здоровой!
<...>
14 Виткович В., Ягдфельд Г. День чудес, 1961, с. 183.
– А что скажете вы, коллеги Пенициллин и Новокаин?
– Если бы нас смешали еще час назад и ввели больной, мы бы ее безусловно выле-
чили, но теперь – увы! – поздно.
– Поздно... Увы... – зашелестели сигнатурками лекарства.
<...>
– Консилиум окончен! – И опустил свою сигнатурку; сложенную гармошкой. Все зака-
чалось, поплыло, и лекарства оказались на своих местах, как будто ничего и не было" 15 .
А ничего и не было. Ведь в реальной жизни не бывает ни волшебников, ни чудесно-
го лекарства кукарекуина, для приготовления которого "собирают на заре крики петухов и
потом полощут этим горло..." 16
Вот и получилось, что прочел я очень печальную сказку. Да и не сказку вовсе – это
оказался, увы, предсмертный горячечный бред несчастной девочки, погубленной само-
уверенным шарлатаном – профессором элоквенции доктором Краксом. И в самом конце, в
последнюю минуту видит она свое спасение:
"В это мгновение солнце прорвалось сквозь тучи и засверкало среди нитей серпантина.
Тата открыла глаза и увидала, или ей показалось, что перед нею. словно в блестящем
тумане, закачались, поплыли и ожили на столике лекарства. Они высоко подняли сигна-
турки и прозвенели стеклянными голосами:
– Да здравствует волшебное лекарство!
Профессор Ипекакуана сказал дрогнувшим голосом:
– Коллеги! Мы больше не нужны! Тата здорова!
И все лекарства выстроились по ранжиру и сделали по столику прощальный круг.
Профессор Ипекакуана шествовал впереди. Он подошел к краю столика, мгновенье по-
медлил и бросился вниз головой, то есть вниз пробкой, в таз с водой, стоявший на полу.
Раздалось мелодичное „блям!”. И все лекарства – одно за другим – последовали за про-
фессором. Раздалось тринадцать „блям”, и все стихло. Столик возле кровати был пуст, как
у здоровой девочки" 17 .
Ах, если бы так...
Шел по городу Мастер
Тогда, в детстве, я поверил в избавление, в чудесное исцеление бедной девочки. Это
сейчас сердце мое при прочтении детской сказки сжимается от глухой тоски. Это сейчас я
понимаю, что финал сказки – трагедия, обыденная и жесткая, что лишь яркие вспышки
умирающего сознания создали иллюзию счастливого финала.
Которого на самом деле не было и быть не могло.
Но почему же я верю в то, что произошло в другой книге?..
"...А вы мне лучше скажите, – задушевно попросил Иван. – а что рядом, в сто восем-
надцатой комнате сейчас случилось?
<...>
– Скончался сосед ваш сейчас. – прошептала Прасковья Федоровна" 18 .
Скончался Мастер.
Умер в психиатрической больнице.
И перед тем. в лихорадочных, предсмертных видениях пережил он все то, что и ста-
ло содержанием романа Булгакова. Это в них, в предсмертных видениях примчался в Мо-
скву дьявол со свитой помощников, чтобы спасти несчастного больного. Больше ни на ко-
го не мог рассчитывать отчаявшийся, умирающий на больничной койке безымянный пи-
сатель. Вспомним: ведь по роману буквально рассыпаны эпизоды, точь-в-точь напоми-
15 Там же, с. 192–197.
16 Там же, с. 219.
17 Виткович В., Ягдфельд Г. День чудес, стр. 217.
18 Булгаков М. Мой бедный, бедный мастер..., с. 918.
нающие сцены из кошмарного сна. И, в общем-то, так и написанные. Вот пример подоб-
ной сцены:
"Рука ее стала удлиняться, как резиновая, и покрылась трупной зеленью. Наконец
зеленые пальцы мертвой обхватили головку шпингалета, повернули ее. и рама стала от-
крываться" 19 .
Или вот такой:
"В руках у него был бархатный берет с петушьим потрепанным пером. Буфетчик пе-
рекрестился. В то же мгновение берет мяукнул, превратился в черного котенка и. вскочив
обратно на голову Андрею Фокичу, всеми когтями впился в его лысину. Испустив крик
отчаяния, буфетчик кинулся бежать вниз, а котенок свалился с головы и брызнул вверх по
лестнице" 20 .
Или такой:
"Положив трубку на рычажок, опять-таки профессор повернулся к столу и тут же
испустил вопль. За столом этим сидела в косынке сестры милосердия женщина с сумоч-
кой с надписью на ней: „Пиявки”. Вопил профессор, вглядевшись в ее рот. Он был муж-
ской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза у сестры были мертвые.
– Денежки я приберу. – мужским басом сказала сестра. – нечего им тут валяться. –
Сгребла птичьей лапой этикетки и стала таять в воздухе" 21 .
Все. что происходит после знаменитого сеанса в театре-варьете, люди, вдруг ока-
завшиеся на улице нагишом, – типичный навязчивый сон... Множество примеров, каза-
лось бы, незначительных, казалось бы – фантастических.
Но нет. это не фантастика, это фантасмагория, кошмар, горячечные видения. Именно
в таких видениях, повторяю, и появляется непонятный, театральный (М. Каганская и 3.
Бар-Селла правы безусловно! 22 ), почти балаганный дьявол – Воланд, на которого только и
может надеяться умирающий в психиатричке несчастный, лишенный имени писатель.
Так же точно, как умирающая, залеченная бездарным шарлатаном девочка могла
рассчитывать только на...
На такого же дьявола, шагающего по Москве в обличье скромного инспектора МОГЭС.
Вот в чем секрет сходства двух столь, казалось бы, непохожих книг. Они рассказы-
вают о невозможной, безумной, последней надежде. О той самой соломинке собственного
воображения, за которую хватаются – если больше не за что. И становится вполне понят-
ным странность булгаковского романа, отмечаемая всеми исследователями и объясняемая
по-разному: почему всесильный повелитель зла Воланд, Князь мира сего, Сатана занялся
по приезде в Москву наказанием мелких бюрократов, служащих власти литературных
критиков, жадных обывателей – но никак не истинных виновников случившегося. Его не
интересует Кремль, его не интересует НКВД. Почему? Да потому же, почему "добрый
волшебник" Могэс в "Кукольной комедии" наказывает скверных девчонок да хамоватых
таксисток. И врачей-шарлатанов. Потому что вершители справедливости приходят из того
истинного, но очень личного, индивидуального Ада – из горячечного, воспаленного, бре-
дящего подсознания умирающего. И для того приходят, чтобы лично его спасти и личных
врагов его наказать – хотя бы в видениях, рожденных агонией.
Все события "Мастера и Маргариты" укладываются в три дня (от вечера среды до
вечера субботы). А в "Кукольной комедии" вообще все происходит в течение суток. Точно
так же как, к слову сказать, в еще одном хрестоматийном сновидческом романе – "Улис-
се" Джойса. Время, как и положено времени во сне, эластично. Резиновое время.
Так же написана вторая часть знаменитого романа А. Дюма "Граф Монте-Кристо",
выстроенная не столько как авантюрный роман, сколько как предсмертные видения тону-
щего Эдмона Дантеса. Несчастный узник так и не сумел выбраться из холщового мешка с
1919 Там же. с. 758.
20 Там же, с.797.
21 Булгаков М. Мой бедный, бедный мастер..., с. 800.
22 См.: Каганская М., Бар-Селла З. Мастер Гамбс и Маргарита. Тель-Авив, "Salaandra P.V.V.", 1984.
привязанным к ногам ядром 23 . Отсюда алогичность событий, аляповатость феерии второй
половины романа.
А в хрестоматийном^ассказе Амброза Бирса "Случай на мосту через Совиный ру-
чей" или рассказе Стефана Хѐрмлина "Лейтенант Йорк фон Вартенбург". навеянном рас-
сказом Бирса, этот прием и не скрывается автором – так же как в головокружительном ан-
тиутопическом триллере Яна Вайсса "Дом в тысячу этажей", где невероятные приключе-
ния героя оказываются бредом тифозного больного 24 ...
Хотели того авторы или нет. но кроме как приемами онейропоэтики. поэтики снови-
дения, описать то, что происходит в их книгах, невозможно. Что есть сон как не мозаика
событий, имен и явлений, лежащих глубоко в памяти и высвобождающихся, когда созна-
ние наше ослабевает? И тогда ритм действий становится прихотливым, как в "Strawberry
Fields Forever" или "In the Court of Crimson King", время то растягивается, то сжимается,
дьявол зовется Воландом или Могэсом (ах, да не все ли равно – ну пусть его зовут, ска-
жем. Агасфер Мюллер, как в романе Вайсса!). И сопровождает его почему-то не Кохави-
эль или Шамхазай (хотя мог бы!), а Азазель, не Бафомет, а Бегемот. Абадонной зовут не
один из уровней Ада-Шеола (что соответствует этому имени), а почему-то демона-
убийцу... Коротко говоря, какие сведения застряли в памяти автора (и его героя), такие и
вошли в мозаику – причудливо, подчиняясь не какой-то старательно изъятой из библио-
течных томов информации, а прихотливости видений. И пространство скромной квартиры
то сокращается, то растягивается, как и должно растягиваться пространство сна...
"...Непересказуемость сна делает всякое запоминание его трансформацией, лишь
приблизительно выражающей его сущность.
Таким образом, сон обставлен многочисленными ограничениями, делающими его
чрезвычайно хрупким и многозначным средством хранения сведений.
Но именно эти „недостатки” позволяют приписывать сну особую и весьма сущест-
венную культурную функцию: быть резервом семиотической неопределенности, про-
странством, которое еще надлежит заполнить смыслами" 25 .
Все вышесказанное вовсе не означает, что именно так задумывали свои тексты Бул-
гаков, Дюма или Виткович с Ягдфельдом. Конечно же, нет. При том, правда, что и у Бул-
гакова есть произведения, в которых этот прием использован сознательно, – например,
пьеса "Бег" имеет подзаголовок: "Восемь снов". И каждая картина (каждый "сон") начина-
ется с ремарки: "...Мне снился монастырь...", "...Сны мои становятся все тяжелее...",
"...Игла светит во сне..." и так далее.
В финале "Бега" между Серафимой Корзухиной и Сергеем Голубковым происходит
следующий диалог:
"Серафима. Что это было, Сережа, за эти полтора года? Сны? Объясни мне! Куда,
зачем мы бежали? Фонари на перроне, черные мешки... потом зной! Я хочу опять на Кара-
ванную, я хочу опять увидеть снег! Я хочу все забыть, как будто ничего не было!
Хор разливается шире: „Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!..” Из-
дали полился голос муэдзина: „La illah illa illah...”
Голубков. Ничего, ничего не было, все мерещилось! Забудь, забудь!" 26
В пьесе "Иван Васильевич" фантастический сюжет оказывается сном инженера Ти-
мофеева. А Иван Грозный, по сути, исполняет функции Воланда, наводит, так сказать, по-
рядок в советской коммуналке: управдом же Бунша, карикатурный двойник Грозного, –
своего рода анти-Воланд в средневековой Москве, вносящий в тамошнюю жизнь как раз
хаос, анти-порядок. У Витковича с Ягдфельдом есть аналогичный пример – повесть
"Сказка о малярной кисти", в которой происходящие чудеса просто приснились мальчику.
И там. и там реальность монтируется причудливейшим образом в фантасмагорию.
23 Я подробнее разбирал это в "Баскервильской мистерии", интересующиеся могут посмотреть.
24 Так же как и в рассказе А. Грина "Смерть Ромелинка" (прим. ред.).
25 Лотман Ю. Сон – семиотическое окно // Лотман Ю. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи.
Исследования. Заметки (1968–1992). СПб.: Искусство, 1998.
26 Булгаков М. Бег // Булгаков М. Собр. соч. в 10 тт., М.: ГОЛОС, 1997. Т. 5, с. 300.
Тут уместно отметить, что именно "поэтикой сновидения" можно объяснить тот
факт, что "Мастера и Маргариту" никому не удалось экранизировать успешно. Все экра-
низации строились как реальное фантастическое произведение (никакого противоречия в
этом определении нет – именно реальное и именно фантастическое) – но не как сон. От-
сюда и появился, в частности, нелепый кот в последней экранизации. Действительно: от-
куда взять в фантастическом реализме традиционного кинематографа правдоподобного
кота – не кота?!
А вот в фильме-сказке "Новые похождения Кота в сапогах" Александра Роу реаль-
ный кот девочки Любы в ее сне превращается в котообразного человека, с круглым весе-
лым лицом и кошачьими усиками, в шляпе и со шпагой (роль проказливого и остроумного
человеко-кота исполнила замечательная актриса М. Барабанова) 27 .
Замечу здесь, что и с "Кукольной комедией" та же история – экранизация "Внима-
ние! В городе волшебник!" явно не удалась, причем по той же причине.
Но хотя бы из того, что авторы в других случаях не скрывали прием, а. напротив,
финал сводили именно к пробуждению героя, можно однозначно утверждать: ни Булга-
ков, ни Ягдфельд с Витковичем не задумывались над онейропоэтикой своих произведений.
И это не имеет ровным счетом никакого значения. Текст уходит от автора к читате-
лю и живет своей собственной жизнью. Творец не властен над восприятием творения. Чи-
тая Софокла, мы вспоминаем Фрейда, которого Софокл не знал, и усматриваем (или не
усматриваем) в "Царе Эдипе" интерпретацию "эдипова комплекса". Читая Томаса Мэлори.
мы невольно обращаемся памятью не только к собственно легенде о короле Артуре и ры-
царях Крутого стола, но и к поэмам Альфреда Теннисона. написанным много лет спустя
после "Смерти Артура", и к роману Твена "Янки при дворе короля Артура", и даже к по-
вести А. и Б. Стругацких "Понедельник начинается в субботу"... Так оно само получается.
А само получается именно потому, что вселенная этих книг – вселенная сна, сновидения,
она слеплена из неожиданных, но точных мелочей реальной жизни, в которые вплелись,
впечатались черты ирреальные, черты фантасмагорические.
Из вещества того же, что и сон.
Мы созданы, и жизнь на сон похожа.
И наша жизнь лишь сном окружена... 28
27 Это было снято очень здорово, и сегодня смотрится как удачная версия соответствующих эпизодов "Мастера и Мар-
гариты". И хотя Сергей Михалков (автор сценария) вовсю назаимствовал из классики (шахматное королевство явно
пришло из "Алисы в Зазеркалье", а карты-заговорщики – из "Алисы в Стране чудес"), с "Мастером и Маргаритой" он,
скорее всего, тогда (в 1957 году) не был знаком. А может, был. Кто их, советских писателей, разберет?
28 Шекспир У. Буря. Пер. Н. Сатина.