Животное прилагало огромные усилия, чтобы избавиться от крюка, не имея возможности это сделать. Лианы, травы, тростник — все вокруг него было разодрано в клочья его жутким хвостом. Кайман выпрыгнул вверх, упав на болотистую почву, которая моментально окрасилась его кровью. Когда же он увидел слонов, которые следовали за нами, и понял, что от погонщиков были все проблемы в его мире, то он, чтобы не дать им напасть на себя, бросился назад, изо всех сил растягивая цепь и пытаясь нырнуть обратно в реку, чтобы сбежать от тех страшных врагов, которые теперь появились в поле его зрения.
Данный способ ловли каймана весьма распространен на Цейлоне. Единственный нюанс состоит лишь в том, что это животное крайне опасно. Вы должны быть предельно осторожны, чтобы умело спрятать цепь и выбрать подходящую приманку. Если плохо установленная ловушка не сработает, то упущенный кайман больше не возвратится к крюку и придется прибегать к более сложным способам.
Если же кайман дал себя поймать, то индусу не составит труда убить его огнем, если под рукой нет какого-либо оружия.
К кайману невозможно подойти близко ибо он также ужасен на цепи, как и на свободе. Неразумный охотник, который держится на недостаточно безопасном расстоянии, будет немедленно сбит хищником с ног и разорван на части.
Таким образом необходимо учитывать предостережения сингалов воздерживаться от любой борьбы с этим опасным противником один на один. Если у вас под рукой нет слона, лучше действовать огнем.
Сорок-пятьдесят человек заманивают каймана на землю, держа его на цепи со всеми возможными мерами предосторожности. Цепь пропускается между двумя ветвями дерева, у корней которого навалено большое количество соломы, травы и сухого дерева, которое поджигается лишь только животное оказывается над этим материалом для костра.
Излишне говорить, что цепь и ветвь должны быть максимально прочными.
В Малаккском проливе, на Яве, Борнео и Зондских островах туземцы загоняют каймана в яму и убивают его. В Габоне, Центральной Африке и на Мадагаскаре животное отравляют умело приготовленными приманками.
Наши слоны буквально ревели от ярости. Они хотели броситься на животное, но мы не могли позволить им решиться на такое действие из-за опасности, что по неопытности они лишь ранят его. В итоге убить каймана было поручено Манджари под руководством Саверинадена, вождя нилмакия.
Старый слон в течение своего долгого существования, т.е. около полутора столетий, приобрел опыт самых сложных охот, так что было совершенно безопасно позволить ему померятся силами с этим кайманом. Данный слон родился в 1726 году при дворе Шри-Веджага-Сингха, раджи Цейлона, и принадлежал ряду голландских и английских правителей, которые ставили его во главе своих охотничьих отрядов. Сэр Джон имел соответствующие бумаги на этот счет и очень гордился ими.
Не успел Манджари получить приказ убить каймана, как он медленно подошел к реке, словно бы изучая позицию противника. Вздумай он атаковать его лицом к лицу, наш слон, несмотря на все свои навыки, подвергался опасности того, что у него могли быть срезаны бивни. Не мог он и раздавить каймана ногами ибо тот был полностью погружен в грязь. Оставалось либо вытянуть каймана на землю, либо сражаться с ним в реке.
После нескольких минут раздумий, когда Саверинаден приободрил слона голосом и жестом, Манджари более не колебался. Поднявшись по реке чуть выше точки, которую он хотел достичь, слон решительно бросился в воду и поплыл вниз к кайману, который, увидев его приближение, забился в своих «оковах» и возобновил попытки избавиться от железного крюка, который мешал ему бежать. Внезапно, когда расстояние, отделяющее его от слона, уже стало заметно меньше, животное выпрыгнуло из воды, чтобы попытаться сделать на суше то, что ему не удалось совершить в реке.
В действиях Манджари, вероятно, не было никакой цели, потому что, выбравшись на берег с удивительной быстротой, он оказался прямо перед своим противником, в то время как кайман, выйдя из воды на всю длину цепи, убедился в тщетности своих попыткок повторить предыдущее действие и броситься обратно в реку. Слон подошел к кайману бивнями вперед, чтобы защитить свою единственную уязвимую часть тела, и, с той ловкостью, в которую трудно было поверить, что наш колосс вообще на нее способен, если не увидеть собственными глазами, бросился на каймана и двумя ударами своих ужасных бивней сломал последнему ребра и закачал головой под громкие аплодисменты всей деревни.
Завершив охоту, Манджари вернулся во главу кортежа, не придавая большего значения только что совершенному им действию. Только моргание его маленьких глаз и поспешные движения длинных ушей говорили о том, что явно он был доволен собой.
По мере нашего дальнейшего продвижения жители деревни преподнесли слону огромный мешок с ананасами, перевязанными вместе лианами, который погонщики сразу же поделили между всеми слонами нашего отряда. Я не знаю другого способа как еще можно было порадовать этих разумных животных как только этими фруктами, которые они так безмерно любят.
За описанными действиями мы потеряли целый час и нужно было поторопиться, если мы хотели прибыть в пункт назначения до наступления темноты.
День быстро шел на убыль, когда мы остановились у бунгало «Талава», где нам предстояло провести ночь. Сэр Джон устроил все идеально. Работники заведения были заранее оповещены о нашем предстоящем визите, наши комнаты были уже подготовлены, а противомоскитные сетки уже были размещены над нашими кроватями. Сидя на веранде, панкабохисы ждали лишь знака, чтобы запустить веера на полную скорость. На кухне также все дымилось и пахло, а значит и ужин был уже готов.
Этот бунгало, расположенный в северо-западной части озера Канделле вдали от всех деревень, жилищ и оживленных дорог, служил, хоть и редко, местом стоянки для охотников, и, конечно, не поддерживался бы в особом порядке, если бы не использовался пять или шесть дней в году одним провинциальным чиновником, который приходил сюда для замера уровня воды в озере по окончании сезона дождей.
Восточный, юго-восточный и юго-западный берега озера, граничащие с деревнями Канделле, Пермамадуа, Ратна-Колом, Махавели, Чатнагам и Канаверре, обильно заселены и крайне плодородны. Поля риса, подды, мелкого зерна, табака, натчне, варго и бетеля поливаются из многочисленных водостоков, которые черпают воду из озера, что влияет на его объем. В течение года каждый владелец может получить от служащего разрешение использовать дополнительное количество воды, взятой из озера во время сезона дождей. Лишь определенное количество воды может быть дано сверх нормы, но это зависит от уровня воды в самом озере.
Перед входом в бунгало я осмотрел места, которые нам предстояло изучить на следующий день.
Солнце должно было скрыться за равнинами Анурадхапура, слегка окрасив своими последними лучами поверхность больших лесов, простирающихся на северо-западе Тамблегама и Канделле на шестьдесят или восемьдесят миль в длину.
Менее чем в лиге от бунгало начались болота и джунгли, недоступные иначе как на спине слона. В торфяных болотах и на материке в центре всех известных разновидностей дикой природы живут тысячи крокодилов, змей боа и других видов змей, более опасных, чем многие другие даже в сравнении с черной пантерой, ягуаром и дикими слонами. Последние тем более опасны, ибо обладают чувством приближения опасности и отказываются от преследования своего врага только перед лицом непроходимых препятствий. Эти территории по самой природе своего ландшафта не могут быть заселены. Кроме того, на протяжении многих веков дикие звери благополучно существовали здесь не уступая никаким действиям людей, да и само количество их нисколько не сокращалось, будучи находясь под защитой бесконечных болот и непроходимых лесов.
В течение двух или трех минут, за которые ночь полностью сменила день, сумерки прошли крайне быстро. В экваториальных странах я видел бесчисленное количество шакалов, которые появлялись из кустов и зарослей, где они прятались в течение дня, и начинали поиски еды, издавая при этом жалобные и печальные завывания, которые сродни стонам смертельно раненого человека.
Шакалов в Индии больше, чем в любой другой стране. Нигде более в мире их не встречается столь много. Это, безусловно, в значительной степени влияет на дезинфекцию животного мира страны и способствует фильтрации прочих видов животных.
Я сидел на веранде бунгало, погруженный в глубокую задумчивость и наблюдая за густыми тенями, которые вносили разнообразие в этот странный ландшафт, который существовал тут задолго до моего появления на свет. Я смутно слышал тысячи шумов ночи, которые исходили отовсюду: из воды, озера, болот, джунглей и леса. В этот момент слуги сэра Джона пришли, чтобы сообщить мне, что обед подан.
Повар, специально присланный сюда за день из Каттиара, был настоящим гуру французской кухни. Его хозяин заставил его побывать в Пондичерри, где несколько поколений специалистов вбивали в него все те принципы правильного питания, за которые, по словам одного известного гурмана, человечество должно назначить большую цену, чем за завоевания всех королевств вместе взятых.
Со своей стороны скажу, что не верю во все эти сказки про белого бычка.
В Пондичерри есть апелляционный суд и суд первой инстанции. Что делать за пределами часов, потраченных на изучение дел и слушаний? Специалисты продолжают славные традиции Брилая-Саварина, одного из них... Таким образом, повара, побывавшие в столице наших французских владений, очень высоко ценятся во всей Индии.
Я знал одного государственного прокурора по имени Х... (хотите найти его фамилию, посмотрите ежегодник 1864 года), человека с тонким умом, хорошего собеседника, которого я спросил однажды, не обучался ли он у Фонтенелля в салонах Нинона. Именно он однажды совершил то действие, о котором было доложено во Францию его заместителем, у которого были связи с бульварной прессой. История эта была на первых полосах всех газет.
Дело было на вечере у губернатора, где целый рой очаровательных молодых женщин порхал вокруг персоны начальника магистратуры, ожидая, что он скажет им один из тех комплиментов, секретом дарования которых он обладал, или же расскажет одну из тех историй, которые он так хорошо знал. Тем более оказалось странно, что он никак не реагировал на все эти действия. В итоге окружающие начали засыпать комплиментами его красивые маслянистого цвета штаны, которые ярко выделялись на черном фоне других гостей: «Уважаемые дамы, — сказал наконец генеральный прокурор, — если этот предмет моей одежды так восхищает вас, то позвольте мне поместить его у ваших ног!..»
Невозможно поверить, насколько силен дух того, до чего может дойти чужеземец, даже не будучи жестким человеком, в ревности уровня Рабле, находясь далеко от родины за горами и морями... Давайте же оставим это чувство на совести тех, у кого оно есть, что бы там о них ни говорили.
Кстати, этот генеральный прокурор, хотя это не мешало ему быть ученым и образованным человеком, обладал особым талантом готовить. Он обращался со своими поварами так, что он желал оставлять их ни на минуту ибо золото коварного Альбиона способно соблазнить любого, кто когда-либо был к нему допущен...
Я же возвращаюсь в джунгли озера Канделле, о которых я позабыл, поддавшись капризной ассоциации мыслей.
Все ресурсы европейской кухни, объединенные с индийской, были творением гения сэра Джона, который явно хотел показать нам, что возможно сделать даже будучи в джунглях. Стоит также упоминать о том, что ни одна страна в мире наверняка не смогла бы обеспечить нас дичью в таком большом количестве и в таком богатом разнообразии.
Около девяти часов сэр Джон и два офицера, побежденные в гомерической битве с шато-лафитом и клико, были отнесены в свои постели.
Англичане устраивают охоту в Индии с предельно нелепым комфортом и роскошью. На каждом вечернем приеме пищи, вне независимо от широты, шампанское искусственно создают специальными машинами и принимают пищу в плоских блюдах. Более того, обладая зарплатами от ста до ста пятидесяти тысяч франков в год, эти сотрудники гражданской службы обладают секретом накопления долгов.
Прежде чем отправиться на покой, я решил подышать на веранде свежим воздухом, который ночной ветерок доносил с озера вместе с теми ароматными и проникающими запахами, которые оно источало, проходя по пути через коричные и финиковые леса, а также заросли акаций. Время от времени посреди визга шакалов и рева тигров, гуляющих по округе, я мог уловить и более громкие дикие звуки буйвола или ягуара, выходящих из джунглей, чтобы утолить жажду водой из озера, на которые наши слоны, расположившиеся около бунгало, отвечали унылым и продолжительным ревом.
Всю ночь благородные животные волновались и нервничали. В любой момент можно было услышать, как голос того или иного погонщика разрывает тишину, хотя и не будучи неспособный полностью успокоить своего питомца. Здесь слоны чувствовали себя как дома. Ветер доносил до них запахи диких животных, и они хотели броситься вперед и начать охоту.
Наконец забрезжил рассвет. Нильмаархеи, вставшие еще до рассвета, уже были готовы выступать. За день до этого индусы-охотники и загонщики уже побывали в джунглях, чтобы изучить следы животных, и один из них, только что вернувшийся оттуда и покрытый с ног до головы потом и грязью, принес нам отличные вести. Менее чем в двенадцати милях от бунгало на берегу ручья под названием Поллиар расположилась небольшая группа диких слонов. Густые заросли позволили бы нам подойти к ним очень близко будучи незамеченными, а затем почти без опаски насладиться активными событиями столь необычайной охоты.
Мы отправились в том же порядке, что и накануне, то есть с Манджари во главе отряда. Когда мы начали входить в джунгли, я не мог не ощутить сильное волнение. На обширных равнинах Цейлона и Индостана кажущаяся безвредной охота может обернуться трагедией, даже несмотря на те чрезвычайные меры предосторожности, которые обычно принимаются в подобных случаях.
Я мог бы даже сказать, не боясь быть непонятым серьезными путешественниками, которые хорошо знают цейлонские болота, столь коварно спрятанные под растительностью на Ганге, в болотах Явы и Борнео, что нельзя покидать обжитые места и устраивать короткие прогулки или небольшую охоту в подобных местах без риска для жизни. На каждом шагу вы можете столкнуться с пантерой, стадом буйволов или диких слонов или же с одним из тех королевских тигров, которые настолько свирепы, что не было и случая, чтобы они хоть раз пощадили неблагоразумных людей, оказавшихся у них на пути. Я уже не говорю о рысях или пумах, на которых можно охотиться лишь с высокоточным оружием, или змеях, да и то лишь боа. Также нужно остерегаться, чтобы не стать легкой добычей кайманов, аллигаторов и других типов крокодилов, которые следят за путешественником с берега реки или из грязи в водоемах.
Вот поэтому нам приходится просить помощи и защиты у более могущественного животного, чем все эти свирепые хозяева джунглей и лесов.
На спинах хорошо обученных слонов большинство этих опасностей почти неощутимы, однако и у этих умных животных есть свои защитники, которым вполне можно доверять. Несмотря на это есть еще несколько серьезных ситуаций, которых стоит опасаться. Слон может свирепо гнаться за тигром, перестав прислушиваться к вашему голосу или голосу своего погонщика, и в ходе погони разломать гауду, в которой вы сидите, об ветку дерева, которая окажется на его пути.
При охоте, подобной той, которую мы собирались совершить, может случиться и такое, что слон, который несет вас, хотя он и не является частью боевого отряда, подвергнется нападению дикого слона. И тогда в редких случаях в ходе этой гигантской битвы двух гигантов вы будете разнесены в куски в той хилой хауде, которая служит вам укрытием. Кроме того, чтобы свести к минимуму вероятность такого рода происшествия, европейцы привыкли охотиться на диких слонов лишь на спинах слоних. Не было ни одного случая, чтобы мужчины-слоны, даже если они доведены до предела ярости, обратили бы свой гнев против самок.
Как бы то ни было, любые опасности возможны в подобной охоте, в хоте которой нельзя предвидеть все превратности судьбы. Я не смог бы предоставить читателю максимально точное описание тех мест, которые мы пересекали. В распоряжении наших слонов были трава, кустарник и длинный тростник. Горизонт был полностью застлан огромными ростками бамбука поднимающимися на высоту от сорока до пятидесяти футов, и эти деревья были настолько многочисленны и настолько близки друг от друга, что иногда наши глаза не могли видеть более чем в радиусе пятнадцати-двадцати метров. Почва в тех местах, где мы могли ее увидеть, была усеяна костями, принадлежащими всем видам животных, среди которых были помимо всех остальных и скелеты крокодилов и шакалов.
В любой момент мы ожидали, что кто-либо из диких обитателей этих мест возникнет перед нами, но наши опасения были напрасны. Солнце послало свои жгучие лучи на равнину, рассеивая густой туман, который поднимался над болотами. Все было спокойно и тихо в джунглях. Вокруг нас находилось бесчисленное множество куликов, уток-мандаринок, больших браминских уток, розовых цапель, зимородков всех видов и пеликанов, которые наблюдали за нами, философски доставая себе еду из воды. На берегу водоемов за три последующих часа мы не встретили никого из многочисленных жителей этих уединенных мест.
Наконец, нильмакарея Саверинаден пришел, чтобы сказать нам, что видел на расстоянии холмы Поллиаар, которые пересекали эти обширные равнины с севера, и что мы находимся около лагеря стада слонов, который его люди уже видели раньше. В нескольких шагах от нас загонщики построили в роще из бамбука и листвы импровизированную палатку, чтобы укрывать нас в ней во время обеда. Обнаружив следы слонов, они собрались в этом месте, ожидая нашего прибытия, и провели ночь в своего рода восьмиугольной кирпичной башне, которые древние раджи Цейлона строили в отдаленных местах на этих огромных равнинах, чтобы защитить от диких зверей путешественников, которые вынуждены были пересекать эти места, двигаясь из Колом-Паттое, Тринкомали и Тамблгама в Анурадапур, а также на побережье Манаара.
Мы и сами должны были бы на крайний случай укрыться там, если бы не смогли вернуться обратно в бунгало.
— Если мы будем спать здесь сегодня вечером, — сказал майор Дейли, мой напарник по хауду, — то вы никогда в жизни не забудете того, что увидите и услышите. Не так ли, Элфинстон? — обратился он к молодому офицеру, который как и мы только что спустился на землю. — Ночью в джунглях на террасе этого индусского бунгало, окруженного водоемами, куда приходят на водопой ягуары и буйволы, может возникнуть одна из тех самых щекотливых ситуаций, с которыми только может столкнуться человек.
— Вы абсолютно правы, майор, — ответил капитан, — Настолько, что, не делая никаких бесполезных действий, я не желаю приобретать подобный опыт, если только нам не удастся вернуться сегодня к вечеру на озеро Канделле.
— И однако вам придется сделать выбор, мой дорогой Элфинстон, — сказал сэр Джон, присоединяясь к беседе. — Мы не сможем вернуться в «Талаву» раньше завтрашнего дня. Так что поступайте по собственному усмотрению.
Майор и капитан уже проводили ночь в джунглях провинции Гирове-Патту, где находится много девственных лесов и слонов, и, как мы видим, не имели на этот счет приятных воспоминаний.
На своем выразительном языке индусы назвают место, где мы находились, Прасведа-Палеом, что в переводе значит «водоемы ужаса».
После короткого ланча, в ходе которого нам были предоставлены вкусные блюда из пяти или шести видов дичи, сэр Джон скомандовал продолжать путь, несмотря на жаркую погоду.
Охота должна была вот-вот начаться.
Примерно в двух милях от нашей стоянки простирался лес, огибавший холмы Поллиара и, по словам наших гидов, охватывал всю верхнюю часть страны на территории около сорок миль до самого озера Падвиль. По мере нашего продвижения растения незаметно становились выше. Тростник, бамбук и другие болотные растения уступали место кустам неизвестных видов, покрытым цветами всех оттенков, которые благоухали ароматами и таким образом наполняли наши носы различными запахами с равнины.
Было около полудня. Солнце во всей своей силе заставляло землю блестеть. Нам явно не хватало нескольких порывов морского бриза, которые бы немного освежили наши легкие, а потому нам приходилось часами идти или выжидать в лесу, где было менее жарко вечерами и где можно было продолжить движение вперед.
У подножия первого холма предводитель нильмакарии, который возглавлял процессию со своим слоном Манджари, быстро приблизился к нам, и сэр Джон приказал ему доложить общую остановку.
— Ну что, Саверинаден? — спросил его хозяин.
— Слоны здесь, — ответил индус.
— Далеко от нас?
— Менее чем в миле. Я обратился к вам сразу же, как только увидел, что два оставшихся наблюдать загонщика сигнализируют мне остановиться и показывают на краю леса двух великолепных черных слонов и маленького детеныша, сидящего под тенью гигантского баньяна.
Место, где мы находились, было почти на вершине холма и являлось, пожалуй, наиболее подходящим из тех, что мы могли бы найти, чтобы возвышаться над равниной, простирающейся вдаль на своих восточной и западной сторонах. Здесь мы также могли без особой опасности смотреть за любыми деталями необыкновенного зрелища, которое должно было развернуться перед нами.
Было решено, что мы останемся с Рохини и Баладжей на этом плато, в то время как Манджари и другие четыре его спутника двинутся вперед. Остальные же будут оставаться под рукой Саверинадена, пока не будут ему нужны. Для большей безопасности, а также следуя совету вождя индусских охотников мы все скрылись за зарослями кустов, находясь достаточно высоко, чтобы полностью быть сокрытыми от диких слонов, которые были ниже нас, но при этом хорошо видя их.
Наиболее удивительным в этой охоте является то, что обученные слоны, когда они лежат на земле, не имеют никаких других импульсов, чем свои собственные ощущения. Если дикие слоны неожиданно видят любое человеческое существо, они сразу бросаются в чащу — и тогда преследование становится бесполезным, так как неизбежно приведет к катастрофе. Или же, если слоны почувствовали за собой силу, они будут отважно атаковать ручных слонов и затеят с ними борьбу, исход которой никогда невозможно предсказать.
При различных привратностях этой ужасной охоты главная неосторожность состоит в том, что ничто не может обнаружить людей, если они находятся в укрытие. Поэтому должен сказать, что мы никогда не отважились бы пойти на стадо диких слонов с имеющимися у нас слонами, по крайней мере вдвое превышающими их диких собратьев. Нужно быть также уверенным, что в сорока или пятидесяти милях вокруг нет больших стад этих животных, на которые можно было бы случайно наткнуться или которые могли бы услышать рев застигнутых врасплох слонов и прийти к ним на помощь.
Поскольку не существует никакого иного способа поймать слона, индусы-нилмакерия по сути своей профессии часто обращаются к животным низшего типа, хотя европейцы и получают удовольствие от процесса, который сочетает в себе охоту с мерами предосторожности.
Едва Манджари получил указания от своего хозяина, он начал медленно спускаться во главе своей маленькой группы с холма в противоположную сторону от той, на которую мы должны были подняться, не выдавая своего намерения присоединиться к тем, кого он должен был пленить. Разумное животное сыграло свою роль с большой радостью. Слон шел не торопясь, прямо над водоемом Поллиаар, который находится на дне оврага, словно намеревался просто пойти на водопой со своими спутниками. При спуске он играл с ветвями и кустарниками, которые росли у него на пути, попутно срывая здесь и там пучки травы, которые будто случайно попадали в его широкий рот.
Слоны, которые находились в долине, заметили эту группу и смотрели на нее с любопытством, хотя и без малейшего опасения, находя их движения совершенно естественными ибо те не содержали в себе ни малейшего намека на истинные намерения пришельцев.
Неожиданно мы стали свидетелями крайне любопытных событий.
Молодой слон, который был в компании своей матери, ибо он всегда там остается, пока ему не исполнится пять или шесть лет, увидел Манджари и его сопровождающих, которые продолжали спокойно двигаться вперед к реке, не сбиваясь к курса, и направился навстречу незнакомцам. Мать позвала его один или два раза, но, видя, что он не слушается и что ничего не вызывает озабоченности в привязанности к нему, прекратила свои крики и довольствовалась видом издалека, чтобы убедиться в том, что ее младенцу без сомнения будет оказан достойный прием.
Слон, который обычно сильно любит и защищает детей своего хозяина, невыразимо нежно относится к молодняку своего рода.
Кроме того, старый охотник и его труппа слонов встречают пришельца негромкими радостными криками и объятьями, чьи искренность не может быть подвергнута сомнению. Но в первые же минуты все события оказались под контролем Манджари, когда два других слона расположились по бокам от молодого и больше ни на секунду не оставляли его.
Прибыв на берега Поллиара, наши охотники были охвачены нетерпением, которое было совершенно бесполезным, учитывая сорок градусов жары, которые в настоящее время в воздухе. Затем без малейшего колебания они приблизились своим беззаботным шагом к двум диким слонам, которых им предстояло окружить и пленить. Малыш начал прыгать от радости и громко кричать, видя, как что новые друзья идут вместе с ним в сторону его матери, которая отвечала ему, не подозревая об опасности, которая угрожала ее ребенку. Ее компаньон пасся здесь же, поедая высокие ароматные травы и молодые побеги деревьев.
Их обоих мгновенно окружили, и когда слоны поняли, что имеют дело с врагами, бежать было уже слишком поздно. Каждый из слонов был схвачен двумя товарищами Манджари хоботами и, плотно прижав их к себе, они сделали невозможным любое сопротивление или борьбу. После тщетных усилий пленники поняли это так хорошо, что прекратили все попытки сопротивления и начали сотрясать лес своими ревами и отчаянными позывами.
Саверинаден, оценив ситуацию, отпустил четырех слонов, которых держал в запасе, и все они в одно мгновение достигли нашего небольшого отряда. Поддержка их была бесполезна, двух слонов всегда достаточно, чтобы руководить одним, но, кроме того, что они были вознаграждены за свои трудности, их присутствие все еще способствовало устранению у пойманных слонов их последних иллюзий и облегчению их присутствия у нас.
Все было сделано c легкостью, умело и без особой борьбы. Это походило на парад, и никто не смог заподозрить, что к тому времени, когда слоны были пойманы, хоботы напряглись, бивни скрипели, а пленники были так плотно зажаты между двумя слонами, которые их пленили, что сразу поняли бесполезность сопротивления.
Когда же слоны хотели заставить пленников идти, то предприняли величайшее усилие. Однако слоны, будучи под управлением Манджари, все-таки решили, что позволят себя вести. Когда эти бедные звери увидели нас, то сильно испугались и задрожали всеми своими лапами. Мы, ничтожные глупцы, произвели на их воображение больший эффект, чем их победители.
Затем Саверинаден проскользнул за каждого из них, и, приказав держать их под контролем, установил им на задние лапы железные колодки, сделанные для такой цели и являющиеся очень прочной защитой от любой глупости. С этого момента всего одного слона было бы достаточно, чтобы держать их. Они могли передвигаться лишь очень маленькими шажками, и даже ребенок перегнал бы их в ходьбе. Все, что нам осталось — это лишить их воли и заставить позабыть, благодаря хорошему обращению, о свободе, своих спутниках и великих лесах, в которых они родились.
Обычно уже через три дня уже можно смело приближаться к пойманному слону. В конце восьмого его оковы снимают, а через месяц он уже спокойно гуляет под навесом, куда его привели спутники, и поражается всему, что, как он видит, делают окружающие слоны, уже сам предлагая себя в качестве рабочего инструмента.
Теперь мы знаем, что эти огромные животные могут быть пойманы лишь в одиночестве, а также видим, с какой скоростью пойманные слоны становятся цивилизованными, что вводит нас в заблуждение касательно своего и слоновьего потрясающего интеллекта. Я должен сказать, что я много раз видел, как через несколько часов после охоты победители и побежденные уже находятся в наилучших отношениях и что иногда индусские охотники решаются освободить пленников от оков уже на третий или четвертый день.
Как только разумное животное попробует домашнюю жизнь, оно больше не возвращается в джунгли, если только с целью охоты. Также слон теряет всю свою энергию и изящество, столь характерные черты его диких собратьев.
Нет ничего более любопытного, чем посещение дрессировки этих животных у нильмакареев. В ходе этого путешествия у нас еще будет возможность описать эти любопытные действия ибо я видел все своими собственными глазами.
Данная охота не представляла для нас никакой опасности. Мы не чувствовали особых эмоций, которую вызывает яростная борьба в ситуации, когда охотники и преследуемые ими животные встречаются друг с другом будучи равными по силе и мощи. Тихо сидя на наших мирных «скакунах» — Рохини и Баладжа не сделали и шага за пределы рощи, где мы укрылись — мы лицезрели шоу, в котором наши «скакуны» защищали нас, не направляясь с нами к большой группе слонов, вмешательство которых могло придать охоте совершенно иной оборот. Но, не будучи столь ужасной, наша экскурсия оказалась все-таки достаточно любопытной. Я со моей стороны с необычайным интересом зафиксировал множество свидетельств утонченного и аргументированного интеллекта, который демонстрировали наши слоны в течение тех двух часов, которые длилось наше приключение.
Во время борьбы молодой слон не оставил свою мать. Он издавал жалобные крики и сопровождал ее рядом с нами, хотя и не был обязан делать это. Ему не мешали, и он так быстро свыкся с фактом своего пленения, что уже на следующий день осторожно брал у нас с рук хлеб и фрукты, которые ему предлагалось взять хоботом. Сам малыш был ростом с пони, но раза в два-три толще.
Было почти четыре часа, когда все было кончено. Солнце быстро садилось, у нас едва осталось два часа, и нам понадобилось восемь или десять, чтобы вернуться к бенгальскому озеру Канделле. Как и планировал сэр Джон, мы должны были провести ночь на террасе башни раджей.
Мы послали вперед слуг, загонщиков и самих слонов, и, восседая на Рохини и Баладже, решили вернуться в бунгало, пойдя по самой длинной дороге и желая немного поохотиться на бесчисленных птиц, которыми были заполнены эти болота, а также диких зайцев, фазанов, павлинов и индюков, которые буквально на каждом шагу лезли под ноги наших слонов.
Наши два погонщика прекрасно знали эту местность. Если бы даже мы сбились с пути, у нас все еще были бы в качестве ориентира холмы Поллиар, которые доминировали на равнине, а потому, зная способности наших двух слонов, мы не боялись тигров, пантер или буйволов. В любом случае мы могли бы легко устроить спокойную охоту на обычных уток и уток-мандаринок в самом центре мест обитания самых опасных животных планеты.
Мы разделились дабы не мешать друг другу. Сэр Джон и капитан вместе с Баладжей медленно двинулись в сторону Поллиара, чтобы застигнуть врасплох какого-нибудь оленя, отдыхающего в кустах, а майор Дейли и я на Рохини углубились в болота, следуя изгибу местности, который должен был привести нас к нашему бунгало.
Мы не могли и представить себе то количество дичи, что скрывалось в этих диких местах. По этой причине мы считали, что охота на таких бедных животных — не более чем бойня, в которой не может быть ничего интересного для настоящего охотника. Каждый раз мы одергивали сами себя, но наши заряженные винтовки, если можно так сказать, сами лезли к нам в руки, поэтому несмотря ни на что к наступлению ночи все наши боеприпасы вполне могли подойти к концу.
Человек порочен и зачастую не знает, как остановить самого себя. Полное насыщение вообще вряд ли возможно.
Однако пришло время поворачивать назад, и, положив оружие в угол кибитки, мы приказали погонщику возвращаться в лагерь.
За полчаса движения мы так и не достигли места назначения, и, что еще более важно, насколько наши глаза могли видеть, мы больше не могли определить местонахождение башни раджей, скрытой вне сомнения одной из бесчисленных рощей бамбука, которые усеивали всю равнину.
Смеркалось. Солнце собиралось уже пропасть за горизонтом, а в джунглях стали оживать необычные реалии. Шакалы начали заявлять о себе в чащах, предшествуя более ужасным животным. Еще несколько минут, и мы не могли бы сделать ни одного шага без опасения зайти глубже в болота. Может нам суждено провести ночь в этом месте на спине Рохини?
Неосторожность, к которой мы должны были прислушиваться при выборе направления движения, которому мы следовали во время охоты, могла обойтись нам крайне дорого. И мы могли винить в этом себя и только себя, потому что, хотя погонщик и явно видел, что мы уходим от планируемого места ночлега, он не предупредил нас об этом ибо индусские слуги никогда не обращаются к своим хозяевам с вопросами.
Не успели мы, майор и я, сообщить окружающим свои впечатления, как почувствовали трепет наших слонов и только тут смогли увидеть что произошло. Рохини, издав страшный рев, помчался вперед с поднятым хоботом через джунгли, несмотря на усилия его погонщика, старавшегося удержать его. «Ягуар!» — воскликнул Амуду. Мы все поняли. Наш слон, встретив своего самого непримиримого врага, стал преследовать его с отменной яростью. В тридцати шагах от нас действительно находилась черная масса, которая не позволяла нам хорошо различить ее. Масса перепрыгнула через подлесок и попыталась вырваться из той западни, которая угрожала ей.
— Мы заблудились, — сказал майор, — охота закончилась болотом.
Комментарий не мог быть более полным, чем явился. В прыжке наш слон приземлился посреди торфяника, упав в грязь до самого живота. Осознавая всю опасность своего положения, разумное животное предприняло отчаянное усилие и достигло другого берега — по крайней мере, нам так показалось — и, схватившись за ствол огромного бамбука, находившегося на краю, попыталось закрепиться на твердой почве. Однако все было напрасно, ему удалось только поставить две передние ноги на ствол бамбука и твердо стоять на этом месте.
Беглый осмотр места выявил ужасную ситуацию, в которой мы оказались. Бамбуковое дерево, за которое цеплялся Рохини, находилось в самом центре торфяника, в который мы упали. Эта хрупкая «соломинка» не могла бы выдержать огромный вес слона, вполне достаточный, чтобы вырвать дерево из земли за пару часов.
Если помощь не придет быстро, мы несомненно погибли. Вся задняя часть нашего слона была погружена в грязь и, если его крепкий хобот выпустит бамбук, то все животное увязнет в торфянике. Погонщик предложил нам вариант спасения, но мы с отвращением отвергли его, ведь речь шла об убийстве Рохини выстрелом из винтовки в ухо затем, чтобы бросить его здесь, а затем самим сесть на ствол бамбука, который, освобожденный от веса слона, был способен продержать нас на себе около суток.
В этот момент слева от нас на расстоянии почти двух миль мы увидели лучи крайне яркого света. Это был, без сомнения, фонарь сэра Джона, который осветил всю ночь вокруг себя. Однако мы, увы, не могли насладиться им ибо со всех сторон тявкали шакалы, в темноте сверкали огненные глаза гиен, а с ветки одного из кустов через равные промежутки посылала нам свои жалобные крики макара (разновидность совы).
Что же делать? Мы все сидели, цепляясь за опрокинутую гауду, половина которой зарылась в торфяник, на спине Рохини, который, обернув хобот вокруг дюжины бамбуков, стоял твердо и крепко как скала. Ярко горел свет, и крики диких зверей исполняли вокруг нас концерт, который не имел ни конца, ни края.
С самого начала этой сцены Амуду оставался задумчивым. Без сомнения, мой нубиец, помня свое детство, проведенное в глубине Африки, сопровождая караваны и сталкиваясь с опасностями, из которых выпутывался, искал способы выручить нас из создавшегося положения.
Взглянув в последний раз на джунгли, он наклонился ко мне и сказал:
— Бамбуки начинают дрожать сильнее, сагиб.
— Это-то и пугает! — ответил я.
— Через два часа вес одного только Рохини вырвет их из земли, и мы все пойдем на дно болота... если только...
— Договаривай...
— Если только мы не последуем совету погонщика.
— То есть убить нашего храброго слона? ...
— Жизнь четырех человек оправдывает эту необходимость, — задумчиво сказал майор Дейли.
— Давайте прибегнем к этому ужасному способу только в крайне случае, — быстро сказал я.
Мне было больно осознавать, что мы обязаны жизнью этому бедному колоссу, чья невероятная сила теперь держала нас над пропастью.
— Тогда, — сказал Амуду, — я могу попробовать спасти и нас, и Рохини.
— Каким образом? — спросил я с проблеском надежды. Я знал Амуду и понимал, что он способен на величайшую преданность.
— Если вы выведите нас оттуда целыми и невредимыми, — сказал майор Дейли, — то даю вам слово англичанина, что предоставлю вам возможность служить нам лишь по собственному желанию.
— Послушайте меня, сагиб, — продолжил мой верный слуга. — Прежде чем ночь стала такой темной, как сейчас, я успел осмотреть края торфяника, в который нас завел сам не подозревая того бедный Рохини. Я убедился в том, что трава на этой стороне, слева от нас, на берегу находится не дальше, чем в тридцати до сорока кальпах (локтях). Вот проект, который я вам предлагаю. В связке бамбука, который в данный момент служит нам опорой, есть те, которые безусловно должны достигать высоты от тридцати до тридцати пяти локтей. Я собираюсь подняться на вершину самого большого из тех, что Рохини не обхватил своим хоботом. Надеюсь остальные не сломаются от этого. Как только я окажусь наверху, вы легко отрубите бамбук под корень топором, который находится в гауде. Затем, цепляясь за его край, я буду следовать за ним в падении, и для меня будет сущим пустяком достичь земли без происшествий. Двадцать раз в детстве я пересекал реки, где поток не позволял мне плыть по течению, когда нужно было переправить на другую сторону конец веревки с кокосовым орехом на конце, когда наводились мосты для прохода караванов.
— Но если бамбук сломается под твоим весом, пройдя по кривой, когда будет падать? — спросил я Амуду.
— На все воля Аллаха.
— Но если бамбук, даже и не сломавшись, не достигнет другого берега?
— В тот момент, когда бамбук наклонится к земле с сильным толчком, я попытаюсь достичь берега. Если же я не смогу сделать этого... пусть свершится воля Аллаха!... Тогда вы убьете Рохини, чтобы дождаться помощи, которая обязательно придет к вам, лишь только наступит день, который позволит вам полностью увидеть эту местность.
Я пытался отговорить Амуду от его опасного проекта, предлагая сию же минуту пожертвовать слоном — но тот отказался и заявил, что уверен в успехе, если только бамбук не сломается в тот момент, когда, наклонившись для падения, он будет держать тело Амуду, которое ему предстоит нести. Оказавшись на суше, с факелом в руках он отправится в бунгало, помечая свой путь сломанными ветвями кустарников и быстро вернется с помощью.
Я все-таки колебался.
— Если мы выстрелим из винтовок, — сказал я, — то это сможет указать наше местонахождение.
— Да, — ответил майор, — но это не даст другим возможности присоединиться к нам. Ах! Если бы у нас был фонарь...
— Если бы мы сделали мост из бамбуков вокруг нас...
— О, сагиб, — уже нервничая сказал мне Амуду, — мы тратим слишком много времени на поиски бестолковых способов. В лучшем случае, если в нашем распоряжении будет четыре или пять бамбуков, остальные будут схвачены Рохини, который не отпустит их. Их все-равно недостаточно, чтобы построить мост, который мог бы держать нас. В вертикальном направлении бамбуки имеют некоторое сопротивление, а в горизонтальном они ломаются даже под меньшим весом, чем тот, который на них находится. Если даже мы и висим на них, то все-равно не знаем, достаточно ли они крепки и как прочно их концы закреплены на твердой почве. В этом случае мне пришлось бы перейти на другую сторону, чтобы убедиться в этом и закрепить их. А это просто невозможно, сагиб.
Время шло, и мы согласились на проект Амуду.
С ловкостью тигра наш храбрый нубийец залез на бамбуки, сказав нам, какой из них он выбрал, а затем взобрался на его вершину.
Не имея ни малейших эмоций в голосе, он закричал на нас, используя военно-морской термин: «Руби канаты!». Если не использовать этот самый военно-морской термин и не придавать голосу те эмоции, с которыми это было сказано, то значило просто: «Руби!»
В пять или шесть ударов топора бамбук был срезан под корень, и Амуду, почувствовав себя на свободе, отбросил в сторону то, за что цеплялся, и прыгнул в воздух.
Какая острая тревога охватила наши сердца в течение тех четырех или пяти секунд, прошедших от начала действия до падения нубийца. Мы ничего не могли различить, но звук падения тела в кусты говорил нам, что мой верный слуга не ошибся в своих расчетах.
Поднимаясь, Амуду произнес: «Аллах велик! Мы спасены.»
— Берегись болот и ягуаров, — закричал майор.
— Не бойтесь, сагиб, я родился в болотах нижней Нубии, — ответил он.
Не успел он произнести эти слова, как мы услышали шелест кустов, через которые он пробирался. Огонь все еще ярко сиял в стороне башни раджей.
В течение примерно четырех-пяти минут мы слышали звук, который издавал Амуду, пробивая себе дорогу через джунгли. Затем все вернулось к тишине, если, конечно, мы можем назвать так те недовольные вопли, повизгивания и крики диких зверей, которые неслись со всех сторон.
Час, век — сколько времени прошло в этом беспокойстве? Напрасно мы подвергали сомнениям огонь, который продолжал гореть, пытаясь собрать воедино разные благоприятные сигналы. Ничто не могло нас успокоить или сохранить в нас надежду на спасение. Наш слон, все такой же непоколебимый, начал дышать громче. Он явно был крайне измучен в эту минуту. Погонщик успокоил нас, сказав, что таким образом колосс выражает в своей манере возмущение, которое вызывают у него находящиеся вокруг шакалы и гиены, которые, как правило, боятся приблизиться к нему.
Вдруг вдали раздались два выстрела из винтовки. Амуду явно добрался до башни раджей, весь дрожа от возбуждения. Мы сразу же отреагировали на его сигнал. До этого момента мы не осмеливались использовать наше огнестрельное оружие, чтобы сообщить о нашей ситуации сэру Джону, опасаясь, что он попадет в такую же неприятную историю, что и мы, жаждая приключений и не имея проводников.
С этого момента мы могли следить за всем процессом нашего спасения. В самом деле, вскоре мы увидели в джунглях ряд факелов, направлявшихся к нам, которые явно двигались на спинах слонов. Мы насчитали девять особей, то есть весь отряд пришел нам на помощь. Менее чем через полчаса с Амуду во главе сэр Джон, капитан Элфинстон и все индусы-нилмакархея были уже на берегу болота, которое чуть не стало нашей гробницей. Было самое время, потому что связка бамбука уже начала клониться вниз. Когда Рохини увидел своих товарищей, он начала реветь от удовольствия. Остальные сразу ответили ему, и на несколько минут это было самым потрясающим из всех возможных концертов.
— Я думал вы потеряны без возврата, — воскликнул сэр Джон.
Фактически мы чудом избежали смерти.
Теперь извлечь нас из болота было делом одной минуты. Кокосовая пальма, срезанная вокруг бенгальского дерева и опрокинутая на спину слона, стала для нас естественным мостом, и, едва коснувшись земли, мы были встречены энергичным рукопожатием сэра Джона и его друзей.
Спасение Рохини потребовало больше работы. Ствол кокосовой пальмы, действовавший как точка опоры, быстро тянул за собой ветви деревьев, кустарников и камней, в то время как грязь собиралась уже проглотить слона. Таким образом, нужно было создать искусственный настил для колосса, которому с энергичным импульсом придется помогать в его усилиях с помощью длинной веревки из оболочки кокосового ореха, удерживаемой на другой стороне двумя слонами, будет возможно выбраться из грязи и оказаться на твердой почве.
Вся честь этого хорошо выполненного проекта принадлежала Амуду — мы спаслись благодаря его хладнокровию и отваге. Покинув нас, ему потребовалось больше часа, чтобы добраться до лагеря с факелом в руках, который зажег сам сэр Джон.
Недостаточно было идти вперед, нужно было знать куда вернуться. Храбрый нубиец позаботился с особой тщательностью, чтобы обозначить свой маршрут, делая каждые десять шагов пометки ветвями дерева и камнями, отметки на которых было затем нетрудно распознать.
Мы провели в том ужасном положении почти пять часов.
Я позволю себе задуматься, был ли обед, который ожидал нас в башне раджей, праздничным в знак нашего спасения. Теперь, укрытые стенами башни и защищенные слонами, мы мирно закончили день в своих гамаках той ночью, что началась со столь ужасных обстоятельств.
В середине дня мы вернулись в Каттиаар и, оставив позади нас нильмакариев с пойманными слонами и охотничьим экипажем и не задерживаясь для остановки в Четти-Колом, прибыли в дом сэра Джона тем же вечером.
Подобные несчастные случаи на болотах джунглей Цейлона, особенно в болотах Ганга, крайне часты и не все из них заканчиваются так благополучно, как наш. Если жертвами становятся люди, то лишь потому, что число путешественников, действительно достойных этого имени, пересекает Индию пешком с винтовкой на спине, с двумя слугами и телегой с волами, что является наиболее распространенным явлением. Однако количество диких зверей, крупного рогатого скота и индусов, проглоченных этими торфяниками, сокрытыми под зеленой и густой травой, что придает им вид луга, не поддается исчислению.
Во время моих путешествий и долгих лет, которые я прожил в этой стране, я пять или шесть раз подвергался серьезной опасности смертельного исхода — и это всегда проходило в подобных торфяниках.
После двадцати четырех часов отдыха я приказал Амуду и виндикару подготовиться к отъезду. Время уже сильно поджимало, близился срок, к которому я должен был появиться в Пондичерри, поэтому я принял решение останавливаться лишь для еды и сна на всем пути от Тринкомали до Джаффнапатнама.
Когда мы прощались с сэром Джоном и его дружной семьей, мой любезный хозяин пожаловал мне в подарок молодого слона, которого мы поймали и которого молодая мисс Хэстли уже взяла под свое покровительство. Я поблагодарил их за труды, но не смог найти в себе силы отнять это животное у этой очаровательной особы.
Амуду получил от майора Дейли, который по-королевски выполнил свое обещание, чек на пятьсот ливров на предъявителя в «Агра-банке» Калькутты (12 500 франков). Добрый малый мог теперь вернуться домой в Аден или на нубийские равнины. Теперь у него теперь было достаточно денег, чтобы прожить в любой из этих двух стран до конца своих дней.
На следующее утро, на рассвете, под присмотром сэра Джона и во избежание необходимости объезжать огромную бухту Тамблегам, каноэ привело меня к оконечности Веллоора, что напротив Каттиаара. Моя телега с волами, Амуду и виндикара совершили то же путешествие на плоту, а через несколько миль мы уже достигли Тринкомали. Окрестности этого города изобилуют очаровательными и живописными местами. Их оживляет множество небольших домиков, принадлежащих английским офицерам и офицерам заставы.
Тринкомали имеет самую большую и лучшую бухту из всех известных портов. Пролив, который дает к нему доступ, не способен пропустить два корабля одновременно, хотя в этом порту можно встретить флаги всех флотов мира.
В день, когда Англии придется вершить гигантскую борьбу за свою индийскую империю, возможно именно этот порт, где на протяжении многих лет собираются боеприпасы и всевозможные запасы, спасет ее.
Около сорока пяти лье отделяют Тринкомали от Джаффнапатнама, где дорога ведет либо внутрь материка к озерам Ниллавеле и Падвиль, либо к побережью, чтобы соединиться в районе Кари-Катое-Молле с двумя фортами Кокелай и Моллетиво, расположенных в конце двух заливов с одинаковым названием, которые образуют два порта, более широкие и менее безопасные, но почти такие же большие, как у Тринкомали.
Эта дорога есть результат работы древних раджей, которые покрывали этот великолепный остров дорогами, искусственными озерами и водопадами, которые прекрасно оберегаются англичанами. Дорога эта окружена столетними деревьями, которые, нависая над нашими головами, позволяли нам продолжать путь даже в те часы, когда жара обычно заставляет остановиться на полуденный сон.
Несмотря на это, нам потребовалось четырнадцать дней, чтобы добраться до Джаффнапатнама, главного города провинции и полуострова с таким названием, который каждый раз был на пути нашего путешествия и где особенно возле озера Падвиль из-за частичных наводнений и обильных водных потоков всегда нужно искать броды.
Север провинции особенно интересен для посещения. Здесь почти везде проживают малабарские индусы, которые вобрали в себя автохтонный элемент. Провинция также дает возможность изучить самые разные обычаи и самые необычные и любопытные традиции. Все это так, а потому с глубочайшим сожалением я был вынужден покинуть Цейлон, не имея возможности подробно посетить провинции Тоуэнсе, Корнавеллатоат и другие обширные районы полуострова. Однако я пообещал себе, что при первом же отпуске обязательно исправлю этот недостаток.
Я пересек весь этот прекрасный остров, начиная с Пуан-де-Галля, был у Адамова Пика, в Канди, на внутренних плато, а также в Тамблегаме, Тринкомали и Джаффнапатнаме. Чтобы довершить свои исследования Цейлона мне нужно пройти через северный полуостров и районы, которые я только видел краем глаза, а также северо-западное побережье острова Манаар, город Анурадхапур во внутренней части острова, старую столицу раджей первых поколений и обширные провинции, которые ее окружают, чтобы затем оказаться в Негомбо, Коломбо, Галле, Матуру, Каттрагам, провинции со старыми пагодами и разными любопытными местами юго-юго-востока, покрытой обширными непроходимыми лесами, гигантскими убежищами змей боа, неисчерпаемыми стадами диких слонов, на которых нильмакарии постоянно охотятся для вывоза их в глубь Индостана, в Сингапур, на Яву и Борнео.
Мое длительное пребывание в Калтне и других местах не позволило мне сделать какую-либо передышку в течение последних сорока восьми часов. Должностные обязанности, выполнение которых я больше не мог откладывать, вызвали меня в Пондичерри.
Как только я прибыл в Джаффнапатнам, то сразу арендовал лодку-хулаа с гребцами на случай полного штиля, а после того, как продал свою телегу с волами и поблагодарил Рамасами за виндикару, поднялся на борт с Амуду за несколько часов до заката. Река Пратисурья (невероятно красивая в лучах), которой покровительствует сам Танапасара, который, направляя свою большую шхуну, плывет по ветру и каждый вечер оказывается на берегу Бенгальского залива, приводит через несколько часов к перевалу Каре и достигает Негапатама, довольно важного города в Карнатике на побережье Индостана, куда я и хотел добраться. Плавание под парусом должно было доставить нас туда за двадцать пять или тридцати часов в зависимости от ветра.
Сидя на корме маленького корабля возле паломника-рулевого, который держал курс с взглядом, прикованным к берегам этого замечательного острова, который исчезал за горизонтом, освещенным последними лучами заходящего солнца, я не мог укрыться от сильных эмоций, размышляя о тех четырех месяцах, которые я провел в этих местах, где природа, кажется, вывернула сама себя наизнанку, чтобы собрать все свои богатства, самую необычную растительность, самые грандиозные и самые живописные места и многочисленные красоты.
В тот миг, когда древний Тапробан, изумительная Ланка, которую древние индусские стихи воспели двадцать тысяч лет назад, начал пропадать в тумане заходящего солнца, я помахал ему рукой, словно говоря: «До новых встреч.»
С приходом ночи ветер посвежел. Моряки из Малабара опустили стекло, чтобы насладиться бризом и пели гортанным голосом строки из популярной местной баллады:
«Ингуэ ва,
Ингуэ по,
Териман, териман илле,
Сами купренга.»
«Иди сюда,
Иди туда,
Поймешь иль не поймешь,
Повсюду Бог ведет тебя.»
Сидя на корточках в углу, Амуду плакал.
КОНЕЦ КНИГИ
цитировать
свернуть ветку
?