От заката до рассвета

Выбирая название для нового сборника, Кинг шел на риск — насколько это понятие вообще применимо к писателю, книги которого продаются миллионными тиражами по всему миру. С чем в универсальной системе символов принято связывать закат (и что бывает после него), известно каждому школьнику. К счастью, уровень кинговской малой прозы позволяет забыть о неудачных метафорах, как бы тревожно они ни звучали.
Пожалуй, из всех сборников Стивена этот наиболее цельный — благодаря сквозному персонажу, который мрачным пейзажем присутствует в большей части рассказов. Этот персонаж — смерть. Чудом ускользнув от нее одним сентябрьским днем 1999 года, человек из штата Мэн до сих пор бежит от ее тени… Или, быть может, наоборот — неторопливо обходит границы ее владений, изучая неизведанную территорию, всматриваясь в тьму, поглотившую вечернее солнце? Как бы то ни было, в отношении к старой знакомой Кинг подчеркнуто серьезен. Это касается не только историй, в фокусе которых находится контакт между царством мертвых и миром живых, но и более, казалось бы, стандартных сюжетов: мастер все чаще и чаще отказывается заканчивать рассказ гибелью главных героев (или их противников, что ненамного лучше), как требует классическая модель хоррора или триллера.
Да, Кинг заматерел и остепенился (и теперь ему нет нужды демонстрировать удостоверение личности, чтобы сойти за классика), однако присущая его прозе напряженность отнюдь не испарилась — лишь сместилась из внешнего плана во внутренний. В реальном мире битвы с драконами случаются и после заката, но разворачиваются они не на выжженных пустошах, а в человеческой душе.
Вместе с тем неверно было бы видеть в этой книге концептуальную, от ума, подборку, где каждая цветная стекляшка занимает некое место, предусмотренное планом. Как и прежде, Стив предпочитает работать по наитию, и общность рассказов говорит скорее о том, что автор сейчас находится на новом этапе жизненного пути и склонен к определенным мыслям, а не о некоем четком замысле. Цельность сборника заключается не в последнюю очередь и в его разнообразии — здесь и образцовый лавкрафтианский хоррор, и лирика, и сложные нравственные метания, и капля-другая иронии, и даже пара бойких историй, заставляющих вспомнить о «старом добром Кинге», подарившем нам «Кадиллак “Долана”» и «Корпорацию “Бросайте курить”».
Лепить к этим историям формальные оценки по меньшей мере глупо, вернее будет разбросать их по номинациям.

Самая нежная — «Willa» («Уилла»)
О чём: После крушения скорого поезда пестрая группа пассажиров застревает на уединенной станции в вайомингской глуши. Спасаясь от скуки, девушка по имени Уилла отправляется в расположенный поблизости городок. Заметив отсутствие любимой, ее жених Дэвид отправляется на поиски. В Кроухарт-Спрингс им двоим суждено узнать невероятную правду, и тогда ожиданию будет положен конец…
Как: Как давно известно половине фанатов Кинга и примерно четверти критиков, истинная его сила не в «яростной эстетике тьмы» и не в обостренном восприятии мистического (здесь корону отдадим Рэмси Кэмпбеллу), а в правдивом и убедительном изображении человека со всеми его противоречиями и слабостями. И если когда-то мэтр был склонен распоряжаться этим ценным сырьем, как генерал — пушечным мясом, то в последние годы в его отношении к героям, особенно молодым, чувствуется нескрываемая симпатия. Каждый такой персонаж для него — как та самая Роза из одной долгой-долгой саги, непостижимая в своей хрупкости. Сказанное в полной мере относится к этому трогательному рассказу, в котором главное выражено через намеки, а единственным смыслом жизни — и смерти — предстает простое человеческое чувство — любовь. Только по ее отсутствию и можно отличить рай от ада…

Самая динамичная — «The Gingerbread Girl» («Гретель» / «Девушка-колобок»)
О чём: После смерти малолетней дочки героиня берет пример с Форреста Гампа и пускается бежать — в прямом и переносном смыслах, прочь от горя и от самой себя. Но однажды на пути Эмили встанет плохой человек — и ей придется примириться с собой, чтобы выжить.
Как: Один из двух образцов саспенса, включенных в сборник — и менее удачный. Как заведено в жанре, история берет старт с психологии и финиширует безостановочным действием, но вот забавная штука: наскочив на беговую дорожку, повествование делается едва ли не статичным, замедляет ход до броских кадров, ползущих друг за другом с досадным интервалом. Здесь, однако, многое зависит от настроя читателя, но вот в опереточного психопата, сшитого Кингом с ленцой, по собственным многолетним выкройкам, будет сложно поверить даже ребенку. В определенном смысле эта фальшь даже радует: приятно сознавать, что кумиру миллионов непросто вжиться в роль серийного убийцы — значит, не так велики тараканы, нашедшие гнездовье в его голове… Впрочем, остался бы в народной памяти Колобок, не случись на его пути пара-тройка созданий с очень большими зубами? Едва ли. Так и в «Гретели» очередной американский психопат явлен лишь для того, чтобы тотальное бегство героини не протянулось в бесконечность.

Самая утонченная и жуткая — «Harvey’s Dream» («Сон Харви»)
О чём: Однажды утром старый Харви рассказывает своей жене о страшном сне, который слишком походит на реальность…
Как: Чтобы по достоинству оценить этот рассказ, изобилующий полутонами и начисто лишенный событийного ряда, одного прочтения недостаточно. Не находя привычных маркеров (инцидентов и поступков), разум скатывается с текста, как с горки. Только со второго захода, цепляясь за борта и тормозя ногами, можно оценить красоты психологического пейзажа. При этом идея, образующая сюжет, банальна, даже примитивна — не секрет, что подобные ходы обожают сценаристы женских мистических сериалов. Но Кинг, верный себе, оставляет читателя без четкой концовки, и нереализованные ожидания, повиснув в воздухе, оборачиваются зябкой жутью, призрачным холодком по коже.

Самая острая — «Rest Stop» («Стоянка»)
О чём: Заскочив в придорожный туалет на пустынной автостраде, писатель становится свидетелем ссоры между мужчиной и женщиной. Для последней все может закончиться печально. Но где найти смелости, чтобы вмешаться?..
Как: Растянув эту дорожную притчу до размеров романа, получим реалистичную версию «Темной половины». Будем, однако же, благоразумными, и оставим все как есть — вслед за самим Кингом, которому не откажешь в даре извлекать разную мораль из одних и тех же ситуаций. А дилемма, обыгранная в «Остановке», будоражит человечество со времен Адама… или его хвостатых соперников от науки, если угодно. Верзила Стив бьет без промаха, сэй Постоянный Читатель.

Самая безумная — «Stationary Bike» («Велотренажер»)
О чём: Решив похудеть, рекламный художник покупает себе велотренажер. Чтобы тренировки не казались скучными, он подключает фантазию… и обеспечивает себе серьезные неприятности.
Как: Вообще говоря, писатель должен быть честен с теми, кто его кормит… не стоит только понимать это правило буквально и лишать читателя удовольствия быть обманутым. В показательном примере надувательства, именуемом «Велотренажером», Кинг затрагивает привычную для себя тему соотношения реальности и творческого вымысла. «Баллада о гибкой пуле», «Дорожный ужас прет на север» и «Дьюма-Ки» выросли на тех же дрожжах, однако в них не было доступа иронии. Здесь подвох чувствуется уже в завязке: предпосылка, дающая толчок сюжету, знакома (и давно опостылела) любому пожирателю телевизионной рекламы. То, что поначалу развивается как мистический триллер на грани абсурда, заканчивается чистым абсурдом — к чести мастера, совершенно обоснованным и уместным. Такого хулиганства Кинг не позволял себе со времен «Перекурщиков» — и совершенно напрасно.

Самая пронзительная — «The Things They Left Behind» («Вещи, которые остались после них»)
О чём: В квартире человека, которому повезло 11 сентября 2001 года не пойти на работу во Всемирный торговый центр, начинают появляться вещи его погибших коллег…
Как: Идея этого рассказа посетила Кинга примерно через месяц после катастрофы, потрясшей Америку и мир. При желании можно увидеть в «Вещах» попытку самоизлечения, бегства в художественную реальность, где у всякого события есть причина, следствие и смысл. Если такого желания нет, понять авторский замысел будет гораздо проще — хотя такие излияния человеческого сердца, как это, в пояснениях и комментариях не нуждаются… даже если вы не американец.

Самая трагичная — «Graduation Afternoon» («После выпускного»)
О чём: о том, что у молодости все впереди. Как правило.
Как: Если позаимствовать у Клайва Баркера удачную метафору и представить жизнь в виде сплетения — безгранично сложного и удивительного — разноцветных нитей, то в этом рассказе, самом коротком в сборнике, речь на самом деле ведется о чудовищных ножницах, способных обрезать все нити разом и оставить за собой лишь бессмысленную пустоту. Бездушной стали все едино — что белое кромсать, что черное, что красное, что зеленое… Выйди «После выпускного» лет на двадцать раньше, у него были бы все шансы блеснуть на советском пространстве в какой-нибудь антологии зарубежной фантастики (в переводе Норы Галь). Сейчас таких не составляют — и жаль, потому что угроза, о которой пишет Кинг, нависает над человечеством и поныне.

Самая традиционная — «N.» («N.»)
О чём: о местах, где истончается грань, отделяющая привычный мир от иных реальностей.
Как: Кинг не единожды пытался сыграть на лавкрафтовском поле, и всякий раз результаты были как минимум удовлетворительными (а то и блестящими, если вспомнить «Крауч-Энд»). В «N.» наш способный ученик пошел дальше и бросил вызов фигуре не такой известной, как Лавкрафт, но несравненно более сложной — Артуру Мейчену (ему и посвящена коллекция «Сразу после заката»). В те дни, когда вопрос о серьезности жанра даже не поднимался, этот человек писал шедевры ужасов, не желающие тускнеть и в наши дни. Увы, дотянуться до «Великого бога Пана» у Кинга не вышло даже на цыпочках: как ни странно, с ним сыграла злую шутку привычка к лавкрафтовской системе координат. Отшельник из Провиденса, переняв лучшее у Мейчена и других грандов черной фантастики, создал собственную школу, в которой сплелись в единую ДНК-спираль две ветви литературы о пугающем — психологическая и приключенческая; в потомстве Лавкрафта чистых экземпляров уже почти не встречалось. Вот почему Кингу так сложно уловить ритм мейченовской прозы: ему недостаточно показать тени монстра — по правилам игры тот должен показаться целиком, пускай хрупкий эффект необъяснимости будет разрушен. Во всех прочих отношениях «N.» строго каноничен — начиная с классической (дневниковой) формы и заканчивая предсказуемым финалом. Не стоит, впрочем, забывать, что в руках новичка или даже профессионала менее высокого уровня традиционный сюжет мог рассыпаться набором штампов. В случае Кинга этого не произошло, и его неспокойный гимн обсессивно-компульсивным расстройствам (а также тварям из внешних сфер) заставит недовольно сдвинуть брови лишь того, кто давно и безнадежно отравлен кристальным ужасом Артура Мейчена.

Самая неожиданная — «The Cat from Hell» («Кот из ада»)
О чём: о киллере, которому поручили убить кота.
Как: В соседстве с более молодыми сородичами этот рассказ, ускользавший из когтей Постоянного Читателя тридцать с лишним лет, смотрится чуть неуклюже — как сельский интеллигент, нежданно для себя очутившийся на светской вечеринке. С другой стороны, он станет благословением для тех, кто соскучился по раннему Кингу, и среди жутких быличек, созданных мастером на заре карьеры, занимает не последнее место. Поверьте, пролезать человеку в душу (и не только) этому коту не в новинку. Хоррор как он есть.

Самая нехитрая — «The New York Times at Special Bargain Rates» («“Нью-Йорк Таймс” по специальной цене»)
О чём: о женщине, которой однажды позвонил ее муж, за три дня до этого погибший в авиакатастрофе.
Как: И снова сюжет, достойный мыльной оперы… на этот раз без смягчающих. В некотором смысле рассказ противоположен «Сну Харви» — голый костяк против сочного шмата мяса. Чтобы вычислить пищевую ценность того и другого, диетологом быть не обязательно.

Просто самая — «Mute» («Немой»)
О чём: об опасных желаниях и непростых людях.
Как: С некоторых пор мораль стала в литературе персоной нон-грата. Причин много: одним надоело учить, другие не желают (или будем честнее с собой — не могут) учиться. И все же находятся смельчаки, которые скрытно, на манер террористов, проносят в литературные угодья зерна нравственности — и охотно заражают ими уязвимые читательские души, открытые для любого влияния. В «Немом» партизанская сноровка Кинга проявляется особенно четко: усыпив доверчивого посетителя сочными психологическими подробностями и еле слышимым юмором, в концовке он извлекает из пухлых клоунских штанов молоток и огревает несчастного по голове. Итог — один потрясающий рассказ и один прояснившийся разум.

Самая загадочная — «Ayana» («Аяна»)
О чём: о неувядающем чуде.
Как: В «Зеленой миле» мастер уже пробовал изобразить чудо, рожденное вне религиозной веры. В «Аяне» эксперимент повторяется с той же мерой успеха. Есть ли Бог, нет ли его — в реальности вещей, которые мы связываем с его образом, сомневаться не приходится. И грешен тот, кто не верит в очевидное…

Самая задорная — «A Very Tight Place» («Взаперти»)
О чём: о человеке, которого оставили умирать в пластмассовом сортире на заброшенной стройплощадке, а он взял да и выжил.
Как: Хотя в предисловии к «Ночным кошмарам и фантастическим видениям» Кинг открещивается от ремесла престидижитатора, факты выдают в нем первоклассного фокусника. Правда, для извлечения кроликов он использует не цилиндр, а все, что под руку попадется. «Взаперти» демонстрирует, как при некотором навыке можно вытащить кролика… пардон, немолодого гея из покосившейся туалетной кабинки, успев попутно насмешить и шокировать зрителя и увенчав номер неожиданной концовкой. Аплодисменты!

…Стоит только отбросить дурные символы, и становится ясно: закат — всего лишь преддверие рассвета. Стивен Кинг, как и полагается светилу, следует этому ритму эпоха за эпохой, и с каждым новым восходом сияет если не ярче, то теплее. А значит, нам будет где отогреться после долгой морозной ночи.