Стой! Опасная зона! Работа мозга!
Виктор Цой.
На самом деле я собирался написать рецензию на весь сборник «Возвращение в Арканар», но по ряду причин решил ограничиться разбором одноимённой повести Карена Налбандяна.
Во-первых, повесть «Трудно быть богом» всегда была и навсегда останется моим любимым произведением братьев Стругацких, и любому тексту по её мотивам гарантировано моё повышенное внимание. Во-вторых, работа К. Налбандяна действительно самая интересная в этом сборнике, и даже не один я так считаю. И в-третьих, всё, что я хотел бы сказать о втором томе антологии «Время учеников, XXI век», как читателям, так и «вечному двигателю» проекта Андрею Черткову, легко укладывается в разговор об этой повести.
И раз уж я помянул Черткова, стоит, наверное, кратко повторить те претензии, которые уважаемый составитель сборника предъявляет критикам в предисловии ко второму тому. Сводятся они в основном к тому, что эти недалёкие люди не желают разобраться в сложном и многогранном явлении, именуемом заимствованной или зависимой литературой, предпочитая клеймить всё подряд уродливым и уничижительным термином «фанфик».
«Понять — значит упростить», — цитирует Чертков Стругацких, иронизируя над горе-критиками, которые — теперь уже я цитирую Черткова — «даже не пытаются задасться вопросом: а почему, собственно, эти произведения были написаны, какие задачи ставили перед собой их авторы, каким установкам они пытались следовать?» Тексты, стало быть, в сборнике хорошие, да только читают их плохо, неправильно.
И вот ведь какое дело, в принципе, я очень многое готов оправдать, понять и извинить. Практически всё. В том числе и обиду автора за недооценённый труд. Но есть всё же вещи, которые простить невозможно. Например, когда тебе пытаются указывать, как правильно думать. Спасибо, я уж как-нибудь сам разберусь. Может, и неправильно, но своим умом.
И как-то уже совсем нескромно смотрится после этих поучений многостраничная стенограмма дискуссии о том, чем отличается от фанфика полноценное литературное произведение, написанное по мотивам другой книги. К каковым полноценным произведениям, естественно, относятся все тексты, помещённые в данный сборник. И отличаются они, если верить господину Черткову сотоварищи, прежде всего качеством, талантом автора, серьёзностью поставленных проблем, оригинальностью сюжетных ходов, уважительным отношением к первоисточнику и так далее. Короче говоря, производное должно быть, как минимум, не хуже оригинала.
Ребята, дорогие, а с кем же вы спорите-то? Разве кто-нибудь, находясь в здравом уме, откажется прочитать такую замечательную книгу? Вы бы лучше подсказали, где её можно найти. Ах, у меня в руках? Ну что ж, посмотрим-посмотрим...
Должен признаться, что начало повести К. Налбандяна меня очаровало, потрясло, пробило, (если кто-нибудь вспомнит более сильный эпитет, так именно это я и имел в виду). В нескольких коротких, но ярких эпизодах автор обрисовал всю глубину той задницы, в которой благородный дон Румата очутился по возвращении на Землю. По чьему-то недосмотру, а возможно, и злому умыслу, кадры его последнего подвига — того самого, когда «было видно, где он прошёл» — попали во всепланетную телетрансляцию. Смягчающие обстоятельства, состояние аффекта и прочие отговорки в духе «они первые начали» никто не захотел принимать во внимание. В глазах прогрессивного человечества Антон превратился в безжалостного маньяка-убийцу, чудовище из мрачного средневековья. Его тут же под предлогом пошатнувшегося здоровья отстранили от дел, перевели на никчёмную бумажную работу. Друзья стали избегать его, да и сам Антон не стремился лишний раз увидеть выражение жалости на их лицах.
В довершение всего от него ушла Кира. (Не так уж важно, каким образом ей удалось остаться в живых там, в Арканаре. Предположим, медицина XXII века способна творить и большие чудеса). И вот последний близкий Антону человек тоже отвернулся от него. Кира освоилась на Земле, приобрела интересную специальность космобиолога, улетела в экспедицию на другую планету и там встретила новую любовь. Обычная в общем-то история, но...
Но и это ещё не всё. После того злополучного инцидента Земля в корне пересмотрела свою политику в отношении Арканара. Вступила в действие программа гуманитарной помощи. Орден получил статус делового партнёра Земли, а дон Рэба — полномочного посла Арканара и члена Мирового Совета.
Разумеется, Антон, хорошо знающий нравы арканарцев вообще и дона Рэбы в особенности, не ждёт от такого союза ничего хорошего. Он пытается объяснить бывшим коллегам, что те совершают чудовищную ошибку, но его никто не слушает. Антон для всех словно бы умер.
Ах, какая роскошная завязка! — завистливо вздыхаю я. — Какой конфликт здесь можно развернуть, какие параллели обозначить! Какой герой вырисовывается! Человек, вернувшийся из «горячей точки», — а кто посмеет утверждать, что Румата был не на войне? — больше никому не нужный там и не сумевший найти себя здесь, объявленный из соображений политической конъюнктуры чуть ли не преступником, не могущий смириться с тем, что вчерашних врагов сегодня принимают, словно лучших друзей. Блеск! Ну почему же я сам об этом не написал?
Но по прочтении ещё десятка-другого страниц я вздыхаю уже с противоположным чувством: слава богу, что не я это написал! Куда-то совсем не туда потянуло автора.
Ну, ладно. То, что Антон «долгое время скитался, потом прибился к нашим пограничникам», в смысле, к органам безопасности — это ещё куда ни шло. По-своему даже логично. Правда, немного странно, что ему в такой серьёзной организации предоставляют полную свободу действий, практически не дают руководящих указаний и не контролируют. Но будем принимать всё как есть. Судя по последующим событиям, в этой Службе Галактической Безопасности работой себя вообще никто не утруждал.
А вот дальше становится совсем скучно. Антон подозревал заговор, и — что бы вы думали? — заговор действительно существует. «Орёл наш дон Рэба» и на Земле не успокоился, решил и сюда принести слово божье традиционным для Ордена способом.
И ведь опять же логичный ход. Да и автору так легче донести до читателя свои идеи, своё решение конфликта. Проще ему так. Но, позвольте, кто тут давеча сетовал на стремление всё упростить? И кто на самом деле упрощает?
А ведь я ещё ни слова не сказал о другом креативе, преподносимом составителем сборника как «главная загадка этой книги», которая «удивит даже таких дотошных исследователей Вселенной братьев Стругацких, как группа «Людены», не говоря уже о простых любителях фантастики». Нехорошо, конечно, раскрывать чужую тайну, но надо для дела. Потому что именно в ней и заключается ключ к пониманию не только самой повести, но и в какой-то мере всего проекта.
Короче говоря, по ходу пьесы Антон-Румата меняет имя и становится Рудольфом Сикорски, тем самым — основателем и руководителем легендарного КОМКОНа-2. И дальше в повести рассказывается исключительно о процессе становления этой организации и её героической борьбе с заговором Рэбы. Неожиданно? — Не то слово. А вот интересно ли? — Да не сказал бы. Для «люденов» — наверное. Ну а мне бы, например, хотелось узнать, как нашёл новую дорогу в жизни сам Антон, пусть даже под чужим именем. Хотелось бы увидеть развитие характера героя, а не подмену его другим человеком. Довольно грубую, надо сказать, подмену. И уверен, что большинство читателей согласятся со мной.
А если сюжет повести, вместо того чтобы развиваться в направлении, интересном для всех читателей, поворачивает в сторону, важную лишь для фанов братьев Стругацких, то, уважаемый господин Чертков, это и есть отличительный признак фанфика, литературной поделки «для своих». В названии проекта, ежели ещё помните, значится: «миры Стругацких». Именно миры. Так зачем же сводить их к одному миру? Причём — уж простите мою дилетантскую категоричность — не самому интересному. Это разве не упрощение?
Разве это нормально, если после прочтения опусов «сиих птенцов гнезда Черткова» у читателя, не слишком плотно знакомого с творчеством братьев Стругацких, сложится представление о них как о неких братьях Вайнерах от фантастики, посвятивших свою жизнь бытописанию КОМКОНа, служба в котором, ясное дело, и опасна и трудна, но не настолько видна, как пытаются нас убедить Карен Налбандян и другие авторы сборника. Нужно ли доказывать, что на самом деле творчество Стругацких намного глубже, разносторонней и опять же интересней?
Признаюсь честно, читать дальше мне резко расхотелось. Исключительно из чувства долга я всё-таки дошёл вместе с автором до победного конца. И в общем-то не удивительно, что при таком настрое сразу стали заметны многочисленные шероховатости, натяжки и нестыковки.
Мотивация героев, за исключением разве что Антона и Рэбы, так и осталась для меня загадкой. Только железная воля автора заставляет их совершать те глупые, нелогичные поступки, из которых и сшит ослепительно белыми нитками сюжет повести. Клиповая нарезка эпизодов, несомненно придающая действию динамичности, не позволяет, однако, разобрать, что же там, собственно, произошло, кто в кого стрелял и куда попал. Тем более что у многих героев имеется по запасному имени, видимо, на случай повреждения первого.
Что же касается стилистики, то мне, например, непонятно, каким образом при повторном издании повести и, вероятно, повторной редакторской правке в ней сохранились такие вот шедевры канцелярита «а после смерти того — сменивший его Штауфенберг». Если это и есть качество текста, то, прошу прощения, как же тогда выглядит некачественный?
Впрочем, не всё на самом деле в повести так мрачно. Есть там и отдельные вкусности. Есть замечательный образ хрупкой девушки Сабины Крюгер, любительницы поэзии, музыки, живописи и убийств. Нет, пожалуй в последнем искусстве из этого списка она была не любителем, а профессионалом. Фамилия обязывала. Но хороша, бестия, ничего не скажешь.
Не менее убийственна и авторская ирония, с которой рассказывается, как гуманитарная помощь Арканару обернулась наплывом дешёвой рабочей силы на Землю. Как это похоже на иные проекты помощи слаборазвитым странам! А в результате арканарцы быстро навели на Земле свои порядки, восстановили древние обычаи и образ жизни. Опять знакомая картина, не правда ли? И как только доверчивый читатель закивает головой, уловив намёк на нынешнюю Россию — мол, действительно, понаехали тут — он мгновенно получает по рогам следующей фразой: «Арканарцы любили шашлычки под открытым небом». Вот так-то, дорогие мои, не думайте, будто вы сами намного лучше.
А нравственные страдания дона Рэбы, вынужденного ради торжества дела Ордена, распространения слова божьего в диких странах, любезно улыбаться земным варварам? Разве это не блестящая едкая пародия на душеспасительные беседы Руматы и дона Кондора у самих Стругацких?
И самое главное — повесть Карена Налбандяна всё-таки ставит перед читателем серьёзные вопросы. В самом конце, когда ничего достойного внимания от неё уже не ждёшь. И пусть авторский вариант их решения меня категорически не устраивает, тут хотя бы есть о чём поспорить.
Итак, задуманный доном Рэбой переворот не удался, но на Земле остались тысячи арканарцев, уже познакомившихся с земной техникой, но внутренне ничуть не изменившихся, и потому представляющих потенциальную опасность. И теперь Румата-Сикорски обсуждает с начальством подробности операции «Зеркало», методы устранения этой опасности. Знакомые такие методы: тотальная зачистка арканарских гастарбайтеров с последующим выселением на историческую родину тех, кто окажется не замешанным в заговоре. Только сомневаюсь я почему-то, что таковые найдутся. Как объяснил ситуацию сам Антон, «теорема Бушетты-Волкова. Все члены феодального общества причастны ко всем его деяниям. Аксиома базисной теории».
Я с этой теорией, естественно, не знаком. Скорее всего, сам же автор её и придумал. Но та лёгкость, с которой Антон путает теоремы с аксиомами, настораживает. И опасения вскоре оправдываются. Вот как проходят следственные процедуры в том самом мире Полдня, который придумали братья Стругацкие: «Технологии знаешь? Стрелять умеешь? Много знаешь. В утилизатор!»
Сомневаюсь я и в том, что сами братья Стругацкие одобрили бы использование их КОМКОНа в роли расстрельной команды. Наверное, это какой-то другой Полдень, налбандяновский.
И действительно, автор, почувствовав, что зарывается, тут же объясняет читателю, что дело происходит в параллельном мире. Здесь, оказывается, и заговор Тухачевского существовал на самом деле. Да не просто существовал, а увенчался успехом.
Предвидя приближение второй мировой войны, со всеми её ужасами и жертвами, бравый красный командир со своими единомышленниками решил провести хирургическую операцию. Предотвратить большую кровь малой кровью. Террором Тухачевского не допустить наступление террора сталинского.
Стоп! А откуда, собственно, «хирурги истории» узнали о сталинских репрессиях? Ах, машинное моделирование предсказало! В сороковые-то годы? Даже если предположить, что в параллельном мире наука и техника развивались быстрее, чем у нас, и у заговорщиков действительно было на чём моделировать, точность таких прогнозов всё равно оставляла бы желать лучшего. Цифры и в самом деле оказались достаточно странными: вероятность развязывания мировой войны — 98 %, вероятность успеха плана Тухаческого — 1 %. И у него всё получилось? Надо же, какое везение! Неужели человек, по-настоящему переживающий за судьбу страны, затеет кровавую бучу при таких ничтожных шансах на успех? Не логичнее ли предположить, что всё дело в банальной борьбе за власть? А благими намерениями пытались оправдать свои преступления и до Тухачевского, и после него.
Разумеется, осторожный автор не забывает намекнуть, что это он таким сложным обходным маневром обличает коммунистический режим. «Коммунизма без крови не бывает», — мужественно сообщает Антону глава Службы Безопасности Иван Жилин. Но буквально через пару страниц автор проговаривается: «Не дёргайся, Руди, палачи — они всегда в цене». Так что не в коммунизме дело. Принцип «организатору — чистые руки, исполнителю — чистая совесть» будет действовать при любом режиме. Повсюду, где существуют секретные службы и проводятся секретные операции. И обязательно к их исполнению будут привлекать ребят, уже понюхавших пороху. Потому что им не нужно повторять приказ, у них своя правда. Не абстрактно-гуманистическая, а предельно конкретная, основанная на воспоминаниях об увиденных зверствах и о погибших товарищах. И кто рискнёт определить, чья правда правдивей?
Бог с ней, с единственной слезинкой ребёнка — другое нынче время, но где граница между необходимым злом и произволом? Как вычислить допустимое соотношение, при котором малая кровь может быть оправдана предотвращением большой крови? До каких пор цель оправдывает средства?
Лично я ответов на эти вопросы не знаю. Боюсь, что их не знает никто. Во всяком случае, автор меня ни в чём не убедил. Но у него по крайней мере хватило смелости высказаться, обозначить проблему. И она гораздо важней метаморфоз Руматы-Сикорского, коварных планов дона Рэбы и всех прочих перипетий повести.
Честно говоря, я долго не мог определиться в своём отношении к ней. Да или нет? В мемориз или в утилизатор? Плюсов набралось немало, минусов — и того больше. И решила всё одна крохотная деталь, вроде бы никак с качеством книги не связанная.
Каждой главе повести предшествует эпиграф из песен Виктора Цоя. Довольно удачно подобранный, кстати сказать. Но когда о массовых убийствах арканарских переселенцев в ходе исполнения операции «Зеркало» рассказывается под аккомпанемент песни «Дальше действовать будем мы», это уже безобразие. Кто разрешил автору соединять в сознании читателя чужой текст с картинами кровавой расправы над невинными? Не по теореме Бушетты-Волкова, а по справедливости. Даже если автор считает, что теорема верна, по какому праву он записывает себе в сообщники человека, который уже не может ничего возразить и отказаться? Это уже вопрос не из области литературы, но разве он не имеет значения? Кто, в конце концов, должен был первым задуматься, каким установкам собирается следовать — критик, или всё-таки автор? Так что, не стоит, господин Чертков, на зеркало пенять.
Твоя строил башня с слоновой кости,
Твоя улыбчив, как юный Бог.
Твоя не слушал советов сбоку,
И вот твоя башня упал...
В. Болучевский. Песня «Сельва» из альбома группы «Кино» «46».
цитировать
Люблю неоднозначные вещи.
свернуть ветку