Так поступать нельзя. А что такое «нельзя»,
ты знаешь? Это значит: не желательно, не
одобряется, значит, поступать так нельзя.
Что можно — это еще не известно, а уж что
нельзя — то нельзя.
Аркадий и Борис Стругацкие. «Улитка на склоне».
Как говорят у нас на Чукотке: «Тенденция, однако!» Ещё и месяца не прошло с тех пор, как я в лучших традициях провинциальной театральной школы воздевал руки к небу и патетически восклицал: «А разве так можно?» Всего лишь потому, что один-единственный автор в личных целях воспользовался сюжетом и схемой повести братьев Стругацких «Пикник на обочине». А теперь вот держу в тех же самых руках целый сборник, составленный из сиквело-фанфиков произведений тех же самых Аркадия и Бориса Натановичей. Мало того, из пространного предисловия, написанного составителем сборника, становится ясно, что это уже вторая волна так называемого проекта «Время учеников». И в период с 1995 по 2000 годы были изданы три тома аналогичной продукции.
Хотя нет, не совсем аналогичной. Видимо, догадываясь о невозможности повторного входа в одну и ту же реку, Андрей Чертков на этот раз усложнил авторам задачу: им предстояло на конкурсной основе не просто сочинить нечто по мотивам братьев Стругацких, а... Впрочем, что я мучаюсь? Пусть составитель сам свою идею и объясняет:
«Собственно, тема конкурса формулируется так: вам нужно написать художественный текст, сюжет которого так или иначе связан с каким-нибудь неснятым фильмом (ну или мультфильмом) по какому-либо произведению АБС... В основе этого фильма/мультфильма должно лежать конкретное и хорошо вам известное произведение братьев Стругацких. Любое — и которое никогда не экранизировалось, и такое, по которому уже есть экранизация, однако в вашем произведении оно может быть снято заново».
Что ж, против тематических сборников я лично никаких возражений не имею. В условиях дефицита новых идей в литературе вообще и в фантастике в частности, усугубленного резким увеличением поголовья литераторов и весьма настороженным отношением издательств к любым новшествам, эти сборники можно даже считать прогрессивным явлением. К примеру, даже такой одиозный проект, как «Право на пиво», откровенно рекламирующий торговую марку «Оболонь», кое-кому понравился. Сам я, правда, так и не рискнул с ним ознакомиться, но поверим людям на слово.
Вообще-то я и первые тома «Времени учеников» тоже не читал. Кодекс чести чукотского писателя не позволял. А вот у критиков чести и совести, (про ум я типа забыл), нет по определению, и я в целом даже рад, что могу поделиться свежими впечатлениями от прочитанного, не замутнёнными никакими аналогиями и сравнениями.
Кроме одного — между пивом «Оболонь» и братьями Стругацкими всё-таки существует определённая разница. В пивном конкурсе я бы поучаствовал без всяких сомнений и угрызений совести. Даже собирался, но ничего настолько умного или, наоборот, достаточно глупого, чтобы рассчитывать на победу, так и не придумал. А перед Стругацкими любой писатель-фантаст, по-моему, должен испытывать некоторый священный трепет. Может быть, они и не «наше всё», но уж точно наше очень многое. И браться за перековку их сюжетов стоит лишь в том случае, если уверен, что в результате получится нечто неординарное, не уступающее оригиналу. Никакое «почти» здесь не прокатит. Зачем предлагать читателю то же самое, только хуже? Зачем это «хуже» самому автору?
А с другой стороны, как узнаешь, хорошо ли ты написал, пока ты ничего не написал? А вдруг получится? Заманчиво, что ни говори. Не уверен, что сам справился бы с искушением, если бы вовремя узнал об этом проекте. А потом ведь захочется выяснить, получилось ли у тебя хоть что-нибудь. Собственные ощущения тут зачастую подводят, на мнение друзей и знакомых тоже полагаться не стоит. Нужно показаться специалисту. Может быть, даже не одному. Потому что — вот пусть некоторые авторы сколько им угодно на меня обижаются — но это ж какое нужно иметь самомнение, чтобы дебютировать в фантастике фанфиком по Стругацким?!
А какая ответственность ложится на плечи составителя сборника! Ведь он тоже человек, тоже может ошибиться, поддаться на уговоры, сделать исключение для старого друга. А потом ещё и выслушивать претензии. От читателей — что за туфту им подсунули, прикрываясь знаменем всенародно любимых авторов? От участников проекта — почему им прямо не сказали, что их тексты окажутся самыми слабыми в сборнике? Может, они бы и передумали, не стали позориться. И, понятное дело, от критиков. Эти всегда найдут к чему придраться, тем более что в данном случае и искать не нужно. Просчёты видны невооружённым глазом. Остаётся лишь надеяться, что Андрей Чертков выработал иммунитет к огульной критике ещё при работе над первой частью проекта, и от новой порции ругани ничего страшного с ним не произойдёт. Так что я, пожалуй, начну критобстрел.
И начну с предисловия Андрея Черткова «В титрах не значился...» Оно, как уже было отмечено, пространное — третий по объёму текст в сборнике. И создаётся впечатление, что составитель, прошу прощения за одесский акцент, имеет сказать на пару умных слов больше, чем сами авторы. Положим, так оно на самом деле и есть. Вдохновитель проекта обязан понимать в нём больше, чем рядовые исполнители. Но показывать это необязательно, нежелательно, и значит, нельзя. Не дай бог читатель подумает, что авторы чего-то в задании не поняли и в тексте недосказали. А читатель — он такой, дай ему повод, и он обязательно подумает.
А само по себе предисловие отнюдь не безынтересно. Андрей Чертков даёт здесь краткий обзор (с последующим разоблачением, разумеется) всех попыток экранизации фантастических произведений братьев Стругацких. От которого плавно переходит к самой идее сборника, к заданию для авторов. И вот тут бы ему остановиться. Или хотя бы не подсказывать, как, по его мнению, это задание можно выполнить. И уж вовсе не стоило помещать в предисловие ленту комментариев с интернетовского сайта проекта. Пусть даже за некоторыми из сетевых ников угадываются имена авторов сборника. Но всему своё место, и все эти реплики «халтура», «полный отстой» органично смотрятся в Интернете, а в предисловии к серьёзной книге выглядят, по меньшей мере, странно.
А теперь в нарушении очерёдности сразу перейдём к последнему тексту сборника — эссе некоей Шейлы Кадар «Кино: полвека со Стругацкими». В нём также содержится обзор экранизаций произведений АБС, но не реальных, а выдуманных авторами, скрывающимися под псевдонимом, также позаимствованным из романа Стругацких «Полдень. XXII век». Немного утомительная и не всегда понятная, но действительно оригинальная, остроумная, а местами и просто смешная мистификация. К тому же выполняющая функцию пародии на предисловие А. Черткова. Но выступление Шейлы могло быть ещё более эффектным, если бы составитель сдержался и не намекнул в предисловии, что и эта идея также принадлежит ему. Тут можно было бы мне возразить в том смысле, что, мол, нормальный человек предисловий никогда не читает. Но тогда он и в труде Шейлы мало что поймёт. Да и во всём сборнике, боюсь, тоже.
Далее поговорим немного о рассказе, давшем название всей книге — «Важнейшее из искусств» Сергея Волкова. Немного, потому что говорить особо и не о чем. Незамысловатая история о народном умельце из Арканара, который изобрёл средневековый прототип кинопроектора. Правда, использовал он своё изобретение для показа скабрезных картинок, но прогрессоры, коллеги Антона-Руматы Эсторского всё равно решили, что этого гения нужно спасти от расправы серых. Вот только орёл наш дон Рэба и здесь их опередил, умелец ему тоже понадобился. Почему? Вероятно, автор рассчитывал, что ответ окажется неожиданным для читателя. Но в таком случае не стоило помещать разгадку в название рассказа.
Следующий рассказ — «Тихие игры» Тима Скоренко — интересен уже самим именем автора. Стихи и песни Тима известны многим, проза — разве что его персональным фанам. И нельзя сказать, что его прозаический опыт меня разочаровал. Но и не очаровал тоже. Вроде бы всё очень живенько, эмоционально, с трагедией в кульминации и смутно-оптимистичным финалом. Но слишком плоско, линейно. Рассказ от первого лица, с одной стороны, вызывает больше доверия у читателей, но с другой — оставляет за кадром мотивацию остальных героев. Кто эти ребята, решившие снять свою версию «Пикника на обочине»? Либо они поклонники творчества Стругацких, или кто-то из них мечтает о кинематографической карьере, а может, кем-то движет влюблённость в другого персонажа рассказа?
В принципе, обо всём этом из текста можно догадаться, и такое не акцентированное описание было бы, наверное, правильным. Если бы сюжет не строился вокруг трагической гибели одной из героинь. А у трагедии свои законы, в ней без сопереживания не обойтись. И когда Бочонок уговаривает Тимура доснять фильм «ради неё», у читателя не может не возникнуть вопрос: а ей-то это кино зачем было нужно? Ответа нет, и вместо запланированного (надо же, какую гадость я сказал — запланированного) комка, подступающего к горлу, чувствуешь одно лишь раздражение: доигрались, придурки! Поверьте, меня самого такая реакция не радует, но что поделаешь — музыка навеяла.
И ещё один штришок к разговору о достоверности и убедительности. Насколько я помню, сопромат изучают на втором курсе технических вузов, и восемнадцати-девятнадцатилетний юноша теоретически может знать термин «двутавровая балка». Но вряд ли сможет употребить его в быту без извиняющейся улыбки или какого-нибудь шутливого комментария. Если, конечно, мечтой всей его жизни не является расчет несущих конструкций. А у героя рассказа мечты, как мне кажется, совсем иные.
Следующий текст — «Лента Мёбиуса» Дарьи Зарубиной. Название у повести просто великолепное. Математическая игрушка — неоднократно всеми нами виденная, но по-прежнему не укладывающаяся в рамки наших представлений о мире. Две стороны медали, плавно перетекающие друг в друга и превращающиеся в одно целое. Цепь событий, у которых как бы нет тайной подоплёки, в которой причины постоянно меняются местами со следствиями. И в то же время — это кинолента, которую снимает режиссёр Мёбиус по повести Стругацких «Отель «У погибшего альпиниста». Причём, по капризу режиссёра артисты должны быть предельно похожи на реальных участников событий двадцатилетней давности, о которых и рассказывает фильм. В результате один из артистов играет самого себя, второй герой давних событий исполняет роль другого персонажа, являясь одновременно ещё и главным злодеем, в кадре не появляющимся, но регулярно упоминаемым. А ведь есть ещё и артист, играющий его самого. Такая вот запутанная ситуация, в которой сам Мёбиус ногу сломит.
Да, забыл сказать, что съёмки ещё не начались. Актёрам дали время вжиться в образы. И они старательно фальшивят, изображая других людей, и даже имитируя таинственные события, которые по сюжету должны происходить в отеле. И эта фальшь настолько убаюкивает, что не сразу замечаешь, как она всё настойчивей проникает в логику сюжета, в мотивы поступков героев, в саму идею повести. Но под конец всё-таки понимаешь, что никакой оборотной стороны у неё и не было. Типичная лента Мёбиуса, затейливая безделица. Технически очень сложная вещь, но духа Стругацких в ней почему-то не чувствуется. Скорее уж, здесь незримо витает дух дешёвого детектива, в котором из трёх вопросов — кто, как и зачем совершил преступление — остаётся только первый, а главная задача заключается в том, чтобы заморочить голову читателя.
Зато эта повесть помогла мне понять ту роль, которая отводится Ш. Кадар в сборнике. Её иронические тексты служат своеобразным противовесом к слишком уж мудрёным произведениям других авторов. И легкая, непритязательная миниатюра-пародия «А убийца — вон тот дворник...» должна по идее снимать напряжение после прочтения тяжеловесного и не особо динамичного детектива Д. Зарубиной. Говорю «по идее», поскольку сам по неосторожности прочитал «убийцу» раньше, чем следовало. И видимо, впечатлился меньше, чем должен был. Но, по крайней мере, убедился, что в составлении сборника присутствовал какой-то план, пусть он и не сработал в моём случае. Мог ли вообще сработать — не знаю, теперь уже поздно теоретизировать.
Вот где точно присутствует дух, традиции Стругацких, так это в рассказе Николая Романецкого «Жуки в муравейнике». Очень знакомая картина — снова деление человечества на «нормальных» и «выродков», которых содержат изолированно от остальных людей в специальных лагерях-приютах для эмоциолистов. Поголовная мэлонизация, то есть, избавление от лишних, ненужных, не фундаментальных эмоций, тоталитарный рационализм. «Мы сделаем вас счастливыми... ливыми... ливыми»
Но даже эти насквозь промэлонизированные люди-полуавтоматы испытывают какое-то неудобство от недостатка эмоций, и психиаторы прописывают им лечебные релакс-фильмы. Создавать которые способны лишь всеми презираемые эмоциолисты. И кое-кому из этих изгоев удаётся неплохо устроиться во враждебном им мире. За счёт безжалостной, буквально смертельной эксплуатации своих же собратьев, щедро наделённых артистическим даром, но напрочь лишённых способностей к выживанию. И у внимательного читателя начинают возникать подозрения, что и этим миром, так же, как у Стругацких, тайно управляют отдельные и нетипичные, самые удачливые и по-своему ужасно рациональные «выродки».
Почему только начинают? Да потому что рассказ подозрительно быстро заканчивается. Потенциал здесь был заложен внушительный, но заморачиваться с его реализацией автор не стал. Нет, нельзя сказать, что финал скомкан. Наоборот, грамотно доведён до развязки, возможно, слишком предсказуемой и стандартной, но зато эффектно обыгрывающей ключевые слова «фундаментальная эмоция». Профессионально сделано, но холодно, без души.
Не хорошо так думать о людях, но, кажется, Николай Романецкий не очень-то и горел желанием участвовать в проекте. И не помочь другу, не поддержать его тоже не мог. Вот и поставил галочку, отметился. Стало ли этого кому-нибудь лучше? Дай-то бог.
Идею же рассказа Игоря Минакова «Баллада об инозвёздном пришельце» я, как ни старался, так и не понял. Если это очередная иллюстрация общеизвестного факта, что весь мир — театр (или, можно сказать, кино), и всё люди в нём кого-то изображают, то приходится признать, что в той же «Ленте Мёбиуса» тема раскрыта гораздо ярче. Или всё дело в том мире, где происходит действие? Чего ещё ожидать от обитателей планеты, само название которой стало частью ругательства? И режиссёр здесь — не режиссёр, и сценарист — не сценарист, и вообще актёры, якобы участвуя в съёмках фильма, на самом деле проходят подготовку к нелёгкой работе разведчика.
Да, пожалуй, тут есть что-то от Стругацких. Сразу вспоминается отец Кабани из «Трудно быть богом», сетующий на то, что любое полезное изобретение люди тут же приспосабливают для войны, пыток и прочих зверств. Вот и до кино добрались. Только вот бодренький тон рассказа с таким пониманием его идеи плохо согласуется. Наверное, тут скрыто что-то другое. Значит, слишком старательно скрыто, с полной иллюзией того, что никакого второго смысла вообще нет. А восторга от одного лишь упоминания славных имён Странника, Зефа и Мак Сима я почему-то не испытал.
Да и вообще к этому моменту я уже начал жалеть, что взял в руки сборник. Ничего, кроме фундаментальных эмоций критика, я от него уже не ждал. Да, оставались ещё «Стажёры как предчувствие» Вячеслава Рыбакова. Это, конечно же, громкое имя, так ведь и Романецкий, казалось бы, не просто погулять вышел. А получилось так, что именно погулять. И не стану скрывать, я оказался не готов к встрече с произведением такого уровня, который, на мой взгляд, один только и может оправдать обращение к творчеству братьев Стругацких. Хотя, формально это всего лишь грамотная, профессионально выполненная работа. Классическое построение сюжета, чётко проработанная драматургия, со всякими там экспозициями, антагонистами и развитием конфликта. Но всё дело в том, какой это конфликт.
Признаться, я с недоверием отношусь к попыткам написать в одной книге «обо всём». Тяжёлый и неблагодарный это труд, редко стоящий той многомесячной мессы, которую ради него пришлось бы отслужить. Но ведь рискуют же некоторые, и у некоторых из них получается. Собственно, и конфликт вроде бы тоже обычный. Рыбаков, можно сказать, в точности следовал одному из вариантов выполнения задания, предложенных Чертковым — производственная драма о съёмках фильма по книге братьев Стругацких.
Молодой, начинающий артист, опасаясь, что его снимут с роли, уступил давлению режиссёра и, поступившись своими принципами, нарушил некое, скажем так, негласное табу. Два взрослых, известных артиста, занятых в этом же фильме, видели, что происходит, но не решились встать на защиту юного коллеги. Вот надо бы вмешаться, но такой неудачный момент, столько собственных проблем и вообще... В той или иной мере такое «вообще» случалось почти с каждым из нас, и ничего, как-то жили и после него. И эти двое решили, что проживут. Но режиссёр продолжал самоутверждаться за чужой счёт, (о том, как он издевался над книгой, лучше и не вспоминать), и вскоре под обстрелом оказались уже принципы заслуженных артистов. А те, однажды начав отступать, уже не могли остановиться. Пока не выяснилось, что отступать больше некуда.
Повесть у Рыбакова получилась сильно политизированная. Обычно это считается недостатком. Но здесь политика настолько переплетена с личным — совестью, памятью, человеческим достоинством, наконец, что она как бы перестаёт быть политикой и не мешает восприятию текста. Да, ещё режиссёр смотрится немного гротескно, но только в направленности своих творческих исканий. А по существу таких, наверное, в нашем кино немало. В общем, придраться всегда есть к чему, да вот только на этот раз как-то не хотелось.
Наоборот, я с тревогой ждал финала повести. По всем канонам дело плавно двигалось к хэппи-энду, но при этом чувствовалось, что честного, не притянутого за уши «они жили долго и счастливо» здесь не получится. Потому что конфликт давно уже вышел за рамки личностного, превратился, извиняюсь за моветон, в столкновение мировоззрений. И всё, что мог сделать для героев автор — это при оружии и со знамёнами вывести их из окружения. И как он это сделал! Нет, пересказывать финал я не стану, лишь отмечу его фантасмагорический характер, с одной стороны, подтверждающий догадки о невозможности полной победы над злом, а с другой — внушающий какой-то не вполне понятный оптимизм, желание продолжать борьбу. Врагу-у не сдаё-о-отся наш гордый «Тахмасиб»... Ну, или ещё что-нибудь в это роде.
Нет, я не юродствую, просто повесть Вячеслава Рыбакова действительно выбила меня из обычного скептического состояния, а в других я давненько уже не находился и элементарно не понимаю, как теперь себя вести.
Наверное, на этот случай составитель сборника и предусмотрел ещё одну релакс-миниатюру «Я помню...» Инны Кублицкой и Сергея Лифанова (которые, собственно, и высказывались ранее за отсутствующую в нашем веке по уважительным причинам Шейлу Кадар). Здесь люди, занятые в массовых сценах фильма по Стругацким, рассказывают о своих впечатлениях от работы и от самой картины. И впечатления эти, безусловно, светлые и радостные, да вот беда — малоинтересные. А может быть, беда в том, что я опять прочитал эту вещицу заранее, и именно по этому не оценил её лечебных свойств.
А стоило бы. Ведь впереди меня ждала повесть Владимира Васильева «Дальше в лес...» Очень большая повесть, практически половина всего объёма книги. А длинные тексты меня, как Винни-Пуха, обычно только расстраивают. А если уж совсем честно, то я успел найти в сети рецензию, где говорилось, что редкая птица доберётся до середины этого произведения. И буквально через несколько прочитанных страниц понял, что не хочу становиться этой редкой, но глупой птицей.
Сначала нам от первого лица рассказали, какие бывают режиссёры, потом вдруг тот же рассказчик очутился в Лесу из «Улитки на склоне», повстречал там старых наших знакомых — Наву, Колченога и Обиду-Мученика. Правда, герой перед этим здорово хрястнулся головой об дерево и не то что ходить, а даже разговаривать не мог. И, естественно, не понимал язык местных жителей.
А дальше становится всё страньше и страньше. Понимать-то он их не понимал, но нам, читателям, почему-то объяснял, о чём они говорят. Кроме того, называл себя тоже не безызвестным нам именем Кандид, но при этом добавлял, что он артист кино. Магнус Фёдорович Редькин из «Понедельника» наверняка бы задал здесь вопрос: «Разве такие вещи алгоритмизируются?» Это, разумеется, предрассудок, в наш просвященный век можно без труда салгоритмизировать всё, что плохо лежит, только вот надо ли? Тем более что ещё через несколько страниц герой окончательно забыл, что когда-то был артистом, Кандидом и вообще просвещённым человеком, и превратился в деревенского жителя Молчуна.
Так ведь и он нам тоже знаком! Более того, вчитываясь в диалоги аборигенов, вдруг начинаешь понимать, что всё это когда-то уже читал. Практически слово в слово. И даже порой угадываешь следующую реплику. Не всегда, но и не так уж редко. В общем, давайте называть вещи своими именами, это просто пересказ «Улитки», как говорилось в школьные годы, «близко к тексту». А на фига, спрашивается, её пересказывать? Если кто ещё не читал, так можно книгу самих братьев Стругацких взять. Там не близко к тексту, там этот самый текст, первоисточник и находится. И зачем уважаемому автору Владимиру Васильеву понадобилось его дублировать? А самое главное — почему же его никто не остановил?
Может быть, именно эти недоумённые вопросы и заставили меня продолжить чтение. Сначала — через силу, из принципа, назло. Потом потихоньку вчитался, и начал въезжать, что в повести происходит вроде бы то же самое, что у Стругацких, да не совсем то. Что Старец этот, который ходит по домам и везде сжирает все запасы, вроде бы те же глупости говорит, но звучат они уже как умности, как народные мудрости. И сам ты воспринимаешь события уже иначе, под другим углом зрения, с новым знанием и пониманием происходящего.
Ох, трудно всё это объяснить! И, может быть, мне всё это просто показалось. Но показалось мне, будто бы Владимир Васильев создал некий новый жанр, своего рода литературную экранизацию классики. Словно другой режиссёр взялся за постановку известного тебе спектакля. Только на бумаге. И я даже не буду настаивать, что это есть хорошо. Это просто необычно. А всё необычное притягивает, затягивает, заглатывает с головой.
Не уверен, можно ли это ощущение повторить. Нужно ли повторять. Появится ли оно при повторном чтении. Возможно, это не более чем капризы моего переутомившегося мозга. Но я получил огромное удовольствие от новой трактовки произведения. До тех пор, пока автор не начал всё объяснять. Буквально несколькими фразами он разрушил всё очарование, превратил загадочную историю в рядовой фанфик. Но даже не заметил произведённых разрушений и ещё страниц восемьдесят упрямо тащил за собой читателя. Дотащил, но уже разочарованного, равнодушного и утомлённого долгой дорогой. Может, лучше было бросить его в том месте, где начались разгадки? Пусть сам выбирается. А я бы, наверное, и выбираться не стал, прямо там бы и остался.
В общем, сложные у меня впечатления от этого текста. Тонкие и едва уловимые. То ли цветов и музыки хочется, то ли зарезать кого-нибудь. Ну почему автору никто не объяснил, что он собственными руками губит волшебство, им же самим и созданное? А если он творил в гордом одиночестве, то почему ему хотя бы потом не открыли глаза? Хотя бы тот же составитель сборника. Почему Андрей Чертков, усиленно подсказывая авторам, что делать, не подсказал, чего им делать ни в коем случае не нужно?
Обидно мне, понимаете ли. Если бы в сборнике оказалось две сильных вещи, его с чистой совестью можно было назвать удачным. А одной — для обычного сборника, может, и хватило бы, а для «Миров Стругацких» — маловато. Я уж не говорю о том, что не стоило ударную вещь помещать в самый конец книги. Все ли до неё доберутся? И в любом случае, ради одной повести «Стажёры как предчувствие», к тому же уже опубликованной в мартовском номере журнала «Полдень. XXI век», не стоило возрождать столь масштабный проект.
А впрочем, если нельзя, но очень-очень хочется, то, наверное, можно. Тем более что история продолжается. Недавно вышла следующая антология проекта «Время учеников» — «Возвращение в Арканар». Посмотрим, может быть, там дела пойдут лучше.
цитировать
свернуть ветку