Сборник малой прозы, повестей и рассказов. Честно признаюсь, я, как многие, наверное, раньше из Замятина читала только «Мы» в рамках школьной программы, и совершенно не понимала, чего от него ждать. Вначале было тяжело вчитываться: все-таки слог у Замятина тяжелый, специфический, в нем не то чтобы посконное-домотканое, но скорее такое неприятное сочетание некой псеводорускости, этого нарочито испорченного народного языка, с какой-то даже мистикой, недоговоренностью, часто — откровенным потоком сознания. Пожалуй, из современных авторов, как ни странно звучит, по языку и манере писать ближе всего к Замятину будет Галина.
Я не могу понять, как я отношусь к тому, что он пишет, и даже не могу понять, что Замятин думает, например, про Революцию, как относится к извечной проблеме своего поколения «старая аристократия vs нищий народ vs пламенные революционеры». В его изложении как-то становится поочередно жалко их всех и омерзительно от того, что с ними происходит.
Не все вещи из сборника производят впечатление, и не сразу. Замятин как-то очень подспудно действует, вроде бы читаешь, больше испытывая раздражение от тяжелого и слегка корявого языка, и много у него откровенно «свинцовых мерзостей» про провинциальную дичь и нищету. И только где-то под конец произведения, среди всего этого полудикарского безумия, внезапно открывается такая глубина, и красота, и жуть. В его прозе правда есть что-то очень природное и дикое, такая же естественность и жестокость. Движения сердца, не сдерживаемые разумом и приличиями, только какими-то древними инстинками и зашитыми в подсознание, а не осознаваемыми представлениями о должном. Как в прекрасном маленьком рассказе «Письменно» — все в нем идеально от первого до последнего слова, и весь он — квитэссенция всей остальной замятинской малой прозы, где с одной стороны — вот эта звериная дикость и с другой — такая же звериная покорность судьбе, следование предписанному, как инстинкту, даже вопреки разуму и явным желаниям.
Самое сильное из этого тома, пожалуй, «На куличках». История, которая на первый взгляд кажется переиначенным вариантом «Мелкого беса», внезапно раскрывается и как трагедия, и как фарс, и все одновременно, и неясно, чья трагедия больше — того, кто погиб, или того, кто остался в этом обществе и этом уездном городке. Так же почти впечатлил меня «Север» — в нем много не особо ясного, во всяком случае, мне не всегда ясна мотивация отдельных поступков персонажей, но при этом создается совершенно четкое ощущение всей картины их чувств — необъяснимое, на кончиках пальцев. И так же понятен становится исход, хотя он и кажется внезапным и ужасным.
Впрочем, нет все вещи из «Уездного» такие мрачные и тяжелые, в том же духе и стиле есть и комические, и просто милейшие. «Сподручница грешных» очень хороша, это сочетание жути и предвкушения крови с неожиданно мягким и забавным финалом. Такие же «Чудеса». Вообще в изображении околорелигиозных вещей у Замятина есть что-то очень уютное, немного комическое, но успокаювающее и доброе — та доброта, которая часто полностью отсутствует в его повестях и рассказах на другие темы.
Замятин оказался довольно тяжелым чтением и технически, и психологически, но это того стоит. В нем, как ни странно, гораздо больше в итоге от Достоевского, но много и от Сологуба, и это совсем не «советская литература», как я боялась, даже не Серебряный век, что-то более классическое и «дремучее» (не в плохом смысле слова). Честно говоря, я была приятно удивлена тем, насколько он глубок и хорош.