С жизнью почти каждого писателя связана какая-нибудь легенда. Есть легенда и о Беляеве.
Как ей не возникнуть? Где могила писателя -- неизвестно. Где архив Беляева -- неизвестно. Когда знаменитый фантаст родился -- неизвестно: по оправке одной энциклопедии -- в 1894 году, по другой -- на десять лет раньше...
Но это мелочи. Главное в легенде о Беляеве то, что человек этот всю жизнь тяжко болел и почти не вставал с постели. Что он нигде не бывал, ничего не видал, и если и писал увлекательные романы, то все в них выдумывал.
Писал-де о Франции, но никогда там не был. Писал об Италии и тоже всякое сочинял...
Все это мне в один прекрасный день показалось странным. И я решил отправиться в путешествие по беляевской биографии.
Первые, что попалось мне в руки в Смоленске, где Беляев родился, было свидетельство о его рождении -- все как следует, с печатями и подписями, кое-где протертое, с завернувшимися уголками, с точной датой: 15 января 1884 года.
Потом я шел дальше и узнавал больше. О том, где и как учился Беляев, о его увлечениях -- музыкой, театром, фокусами, фотографией, литературой...
Дочь писателя, Светлана Беляева, припомнила сказку о Яшке Медной Пряжке -- сказку бесконечную, которую отец рассказывал ей каждый вечер, когда она ложилась спать, а засыпать не хотела, -- а его жена, Маргарита Константиновна, пересказала мне длинное продолжение "Человека-амфибии", -- как его думал писать сам Беляев...
Я зарылся в архивы и библиотеки, перелистал тысячи страниц журналов и газет, в которых Беляев печатался под многими псевдонимами.
И когда, наконец, собранные факты выстроились в систему, я вдруг мысленно увидел почти всю его жизнь, месяц за месяцем, год за годом.
Вот Беляев -- юрист и ведет блестящие судебные процессы. Вот Беляев -- актер и играет в театре главные роли. Вот он работает в уголовном розыске. Вот ушел в плаванье из Мурманска на рыболовном траулере... Бездна событий, дел, увлечений, встреч, симпатий, -- таяла легенда о прикованном к постели страдальце... Я узнал о его гладиаторской смелости, об энергии и воле, которых было отпущено Беляеву на троих.
В подшивке газеты "Смоленский вестник" за 1913 год на глаза мне попалась целая серия очерков, подписанных "Александр Беляев" и точно датированных -- число, месяц, год. Очерки о римских трущобах, о восхождении на Везувий, о замке, где был заточен герой романа "Монте-Кристо"... И наконец, рассказ о прогулке на гидроаэроплане.
Я листал этот очерк и вдруг начал проникаться теми первыми ощущениями человечества, только начавшего отрываться от земли, тяжело, неуверенно. На маломощных самолетиках, похожих на бамбуковые этажерки. Но -- бесстрашно... И одним ил таких бесстрашных людей был Александр Беляев, будущий автор "Воздушного корабля", "Прыжка в Ничто" и "Звезды КЭЦ".
И еще я читал этот очерк радостно. Потому что для меня закрывалась очередная страница легенды о Беляеве и раскрывалась страница его подлинной жизни -- жизни, в которой действительно была тяжкая болезнь -- и он мужественно с ней боролся, -- но были и странствия и приключения и много-много интересного...
О. Орлов
***
А.Р. Беляев "Прогулка на гидроаэроплане".
... Авиатор осмотрел наши шляпы. Моим «кепи» удовлетворился, натянув его мне больше на уши. Попросил снять пенсне, — чтобы не сдуло ветром. Легкую шляпу моего соседа авиатор заменил теплой вязаной «авиаторской» шапкой, закрывающей всю голову, кроме лица. Авиатор собственноручно натянул на голову моего товарища эту шляпу, чем вызвал восторг собравшихся на берегу мальчишек.
После того, как мы были превращены таким образом в авиаторов, наш «капитан» отдал приказ спускать аппарат в воду.
Пять или шесть рабочих подъехали в лодке, зацепили веревкой за одну из лодок гидроаэроплана и стали отвозить аппарат от берега, лавируя меж стоящих на рейде лодок и судов.
Когда все лодки остались позади, аппарат повернули к выходу из рейда.
Авиатор, стоя распоряжавшийся всеми этими работами, отставил свое кресло, освободив этим место для вращения рычага, пускающего мотор в ход, и не без труда повернул ручку рычага. Мотор стал выбивать дробь, и мы медленно начали продвигаться по бухте.
... Гидроаэроплан помчался со скоростью хорошей моторной лодки, вспенивая воду. Авиатор делал по бухте большой полукруг, чтобы направить аппарат в открытое море, против встречного ветра.
Это «водяное» путешествие показалось мне довольно продолжительным, может быть, потому, что скорее хотелось подняться на воздух. Мы описали дугу. Мол с маяком остался вправо, перед нами было открытое море.
Авиатор поставил мотор на максимальную скорость, оглушительная дробь перешла в однотонное жужжание, которое, казалось, стало тише. Лодки нашего аппарата резали волны, оставляя за собой белую, пушистую полосу пены.
Чем дальше выезжали мы в открытое море, тем выше были волны и тем больше качало наш аппарат.
Это уже не было «плавание». Наше движение походило на полет над водой отяжелевшей птицы.
Наступил момент отделиться от воды.
Авиатор с напряжением поворачивал рычаг. Хвост аппарата коснулся воды, передняя часть лодок приподнялась. Волны бросают под лодки целые водопады и разбиваются в белое облако. Точно какое-то сказочное чудище разыгралось с волнами... Волны бьют все сильней, и при каждом ударе аппарат нервно дрожит и, как раненая птица, делает порыв вверх, стараясь вырваться из этой кипящей белой пены. Но тяжесть одолевает...
Авиатор, покрасневший от усилия, «взнуздывает» аппарат вверх, и гидроаэроплан, повинуясь этому движению, как лошадь, становится «на дыбы», почти отделяясь от воды. Но сила тяжести побеждает опять, и аппарат снова грузно шлепается в воду своими лодками, поднимая тысячи брызг и весь содрогаясь.
Еще прыжок и еще падение... Так аппарат начинает скакать над водой все более и более гигантскими прыжками. И чем выше прыжок, тем с большею силою ударяется о воду.
Но вот постепенно удары начинают ослабевать. Еще несколько прыжков — и мы уже совершенно отделились от воды. Последний раз коснулись лодки своим задним краем хребта большой волны, разбили его в облако белой пыли. И сразу поднялись над водой на несколько саженей. Аппарат еще раз нырнул вниз, но уже не коснулся воды.
Наконец мы в воздухе! Море под нами уходит все ниже. Ветер начинает дуть с такой силой, что мешает смотреть. Веки закрываются, и надо усилие, чтобы раскрывать их.
Мы поднимаемся все выше и одновременно заворачиваем к заливу. Аппарат наклоняется на повороте, и мы видим берег. Но как он из-
менился с высоты! Домики, окружающие залив, кажутся не белыми, а красными, потому что сверху мы видим только их черепичные крыши. Белой ниточкой тянется у берега прибой. А вот и люди на пляже, — черные точки. Они машут нам шляпами и зонтиками, мы отвечаем на их приветствие и двигаемся вдоль залива.
Горы приблизились. Ясно видно облако, засевшее в расщелине скал. Залив все более становится похожим на ярко раскрашенную географическую карту: голубое море, красные домики и коричневые скалы с пятнами темной зелени. Берега медленно проплывают мимо нас.
Аппарат движется совершенно плавно. Ни дрогнет, ни шелохнется. Временами кажется, что мы стоим неподвижно. Только порывистый ветер заставляет вспомнить, с какой головокружительной скоростью несемся мы вперед.
... Авиатор машет рукой, мы смотрим в том направлении, и перед нами развертывается, как в панораме, берег Ривьеры. Словно игрушечный, лепится на скалах Монакский замок ...
Рисунки С. Острова
Вероятно, с берега мы сейчас кажемся вместе со своим аппаратом не больше стрекозы. Но зато какая маленькая стала и земля! Позади нас итальянская Вентимилья, впереди французская Ницца, а посреди маленькое княжество Монако.
Пора возвращаться!
Авиатор делает вираж, и аппарат устремляется в открытое море. Вид его с такой высоты очаровал нас.
Горизонт поднялся и стоял над нами недосягаемо высоко, как завеса. Даль бесконечно расширялась. Я посмотрел вниз. Море из ярколазурного стало темно-синим, как ночное небо. Казалось, что мы летим меж двух сходящихся краями прозрачных полушарий: голубого— неба и синего — моря. Внизу, глубоко под нами проплывает большое трехмачтовое судно. А впереди пустыня, на горизонте которой смыкаются две бесконечности, неба и моря. И в этой пустыне видишь только край серенькой лодки, на носу которой сидит человек и управляет колесом. И послушная ему несется лодка в воздушном пространстве.
Иногда налетает порыв ветра, и лодка плавно поднимается, и опускается по широкой воздушной волне, и опять так спокойно, будто стоит неподвижно, ветром несется вперед.
Под нами прошло еще несколько судов и лодок, и мы опять увидали берег.
... Да уж наша ли это гавань? Но авиатор правит уверенной рукой, и скалы с каждым мгновением растут перед нами.
Чем больше мы приближаемся к берегу, тем заметнее становится, с какой бешеной скоростью несется аппарат.
Скалы все приближаются, грозной стеной вырастают под нами, а аппарат с той же бешеной скоростью, будто забыв о море, несется прямо на скалы.
Невольно шевелится мысль: успеет ли авиатор умерить быстроту полета и свернуть перед этой твердыней? Но аппарат по-прежнему летит на скалы. Наконец, крутой поворот, аппарат сильно накреняется в сторону поворота, и мы мчимся к бухте.
Вот и мол, и маяк.
Авиатор берет руль глубины, и мы начинаем «скатываться» с поднебесных высот вниз, точ-
но с ледяной горки. И опять обман зрения. Волны кажутся уж совсем близко от нас, а аппарат с прежней скоростью падает «носом» вниз и, кажется, еще мгновение — и он зароется в волны. Но это только кажется.
... Мотор с жужжанья переходит опять на частую дробь, аппарат становится почти параллельно воде, мы летим уже над самой бухтой. Несмотря на уменьшенную скорость, берега быстро мелькают мимо нас, как в окне курьерского поезда. Ход мотора все уменьшается, и аппарат приготовляется сесть на воду: передняя часть поднимается, хвост опускается. Еще момент — и аппарат мягко шлепает своими лодками в воду, поднимая целый каскад брызг...
Журнал "Костёр" №8 за 1971 г. , с. 43 — 45
