Когда я берусь за «культовые» зарубежные романы последних лет, то каждый раз тайно надеюсь, что это будет как «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» — но ничего подобного и в этот раз. «Орикс и Коростель» скорее напоминают «Дорогу» Маккарти — такой же унылый постапокалипсис глазами недалекого и скучного персонажа.
Собственно, это становится понятным почти сразу. Руины общества потребления, и весь ужас гибели человечества проявляется в том, что герой, по сути — опустившийся бомж, роется в обломках, добывает какую-то еду на пару раз, напивается при первой возможности и больше ничего не пытается делать. Это не Робинзон, которого можно уважать за волю к жизни, это просто опустившийся человек. И никакой страшный вирус, стремительно уничтоживший человечество, не был нужен, чтобы герой дошел до жизни такой — на самом деле, из его постепенно открывающейся биографии прекрасно видно, что держит его в статусе «приличного человека» только социальная инерция (которая заставляет кое-как учиться в школе, кое-как работать и тд) и усилия его друга Коростеля. А случись что — он бы мигом оказался на том же самом дне, искал себе еду в мусорных баках и спасался от одичавших собак. Устраивать глобальный апокалипсис для достижения такой легкой и очевидной цели — избыточно и пошловато.
Впрочем, пошловато не только это. По сути весь роман — про культуру потребления и к чему она приведет. Этого чисто технически очень много в тексте — выдуманых брендов, деталей, новых способов омоложения, нового фастфуда (про ПухлоКур отличная идея, кстати, и единственная по-настоящему жутковатая во всем тексте). Так и читается «культура потребления — это плохо!» или, например, «берегите природу нашу мать вашу». Только для донесения этих лозунгов писать романы не стоит, если больше нечего сказать. Я уже цитировала по какому-то поводу прекрасную фразу из дневника Эстравена, повторю и сейчас, потому что лучше ничего не придумано: «To oppose vulgarity is inevitably to be vulgar. You must go somewhere else; you must have another goal; then you walk a different road.»
То, о чем пишет Этвуд — это и есть opposing vulgarity. Это делает Коростель, гениальный друг главного героя, создавший людей будущего и устроивший некоторый ад людям настоящего. Пытаясь этим не изменить даже, а полностью уничтожить то презренное customer society, очевидным и ярким представителем которого является, между прочим, наш герой, Снежный человек или Джимми.
Это делает сама Этвуд, очевидным образом вкладывая в текст соответствующие посылы. Кроме них, там больше ничего и нет: некоторое количество алкоголя, беспорядочных сексуальных связей (включая намек на педофилию и прочие извращения), гонка за омоложением, фастфуд, отсутствие интереса к жизни и к работе, неспособность чем-то по-настоящему увлечься.
Печально, что действительно интересный и привлекательный персонаж, Коростель, преподносится через pov его «тупого друга», который вроде бы все видит и слышит, но ничего не понимает, а потому ничего не способен передать читателю. Джимми очевидным образом не догоняет, что делает Коростель и почему — и даже не слишком интересуется этим вопросом *после всего*. Эта эмоциональная тупость его раздражает безумно, как и это баранье принятие собственной судьбы. Страдает ли он от того, что на его глазах ненароком все человечество полегло страшной смертью? Нет. Пытается ли он что-то сохранить или создать что-то новое? Тоже нет. Только простые звериные желания поесть и выпить.
Постепенно в настоящий апокалипсис перестаешь верить. Постепенно начинаешь думать, что Снежный человек — ненадежный репортер, и просто слишком туп и ленив для того, чтобы что-то по-настоящему проверить. Концовка намекает на то, что апокалипсис скорее имел место в его маленьком мирке, и Джимми с радостью с ним согласился — потому что так гораздо проще. Если апокалипсис, то ничего уже можно не делать, кроме удовлетворения минимальных физических потребностей. Можно напиваться и вспоминать, как мама недостаточно его любила. И что за манера выводить в подобных романах таких омерзительных слабаков?