Преамбула. Средневерхненемецкий я понимаю с пятого на десятое, а готический шрифт не воспринимаю вообще -- мозги скрипят. Но, поскольку сюжет знаю (именно этот, не классический -- без Брюнгильды, зато с великанами и со спасением принцессы из лап их главаря), то, стало быть, и читать было не так уж трудно. Кой-какие лакуны восполнял при помощи собственной фантазии (филологический склад ума -- это врожденное, это не лечится 
) Человеку, в 11 лет пытавшемуся грызть неадаптированного Киплинга, не так уж трудно сообразить, что «Da liegt ein merkliche Trache» = «Там Змий лежит ужасный». Ну, и соответственно, несмотря на постыдное незнание языка, эффект погружения таки был. Проникся я, друзья, духом этой поэмки (отнюдь не большой -- 57 страниц). И поскольку в Интернете, вроде бы, нет подробного ее разбора -- нагуглить сходу получается только статью А. Хойслера, в которой именно о не-традиционной версии «Нибелунгов» говорится очень мало и крайне общими словами -- то я попробую написать о своих впечатлениях. Наверное, это мало кому интересно, но у меня такая вредная привычка -- все свои впечатления в тексте закреплять. Просто чтоб потом не забылись.
Итак. Не ждите от «Рогового Зейфрида» подробных описаний, красочных метафор, любования «сбруей» (сиречь, оружием, доспехами ггероев и пр.) Если хочется подобной ранне-, средне- (и пр.) феодальной экзотики -- читайте собственно «Песнь о Нибелунгах», каноническую версию. Ну или «Сагу о Вельсунгах» -- там такого навалом. А это -- типичный шпильманский (= почти былинный, но уже тяготеющий к «оскоморошиванию») фольклор. В спартанском стиле:
цитата
-- Вот простился с ними [родителями] Зейфрид...
Через лес шла дорога, по которой он пошел...
Где множество драконов лежало,
Змеюк, гадюк и червей...
Тут притащил он деревьев,
Вырванных с корнем.
Бросал он их в змеев,
Чтобы ни один не убежал,
Чтобы они там все остались,
Сколько бы их ни было.
И побежал к угольщику,
И взял у него огня,
Поджег дерево
И червей спалил...
(перевод, о5 же, приблизительный, но суть передает). Сравните это с подробным, неспешным повествованием «Эдды», в котором сплелось воедино множество нитей старинного эпоса (тут тебе и проклятое золото, и волшебное кольцо, и оборотень Фафнир, принимающий облик дракона -- причем не просто так, а с помощью волшебного «девайса«! Вот что значит -- образованщина, вот что делает тяга к бумагомаранию
Простому немецкому уличному сказителю все эти высокие соображения не указ: «Пошел -- пришел -- увидел -- победил!» И в самом деле: а чего ж еще-то? 
Примитивизм «Кона...» ах, простите! «Элри...» то есть... э-э-э-э... «Зейфрида-Варвара» -- сходен с примитивизмом наидревнейших сказаний, например, наших же, русских. «Ище выблевала змея ему дорогу казну, ище выблевала-то коня доброго, да потом ище красну девицу. А Добрыня ее посошком знай осаживает...» Для меня такая сжатость, скупость на детали -- самое то, что надо: я люблю, как говорил небезызвестный литературный персонаж, по капле воды представлять себе целый океан. Это-то и есть героический германский дух — дикий, темный, как положено у нифльгаардцев древних готов и гуннов, чуток неотесанный. И это -- самое прекрасное в раннем Средневековье. Борьба же за руку очаровашки принцессы с исполином Купераном больше напоминает какого-н. «Бову Королевича», чем темный и мощный в своей прямолинейности эпос. Это уже -- богатырская сказка; когда Зейфрид стал из лихого бойца галантным кавалером, упоенно вел счет срубленным великанским головам и вообще больше заботился о том, как бы перед Кримгильдой повыеживаться поизящнее -- он перестал быть Зейфридом древних легенд и стал оч. похож на героя «Нибелунгов». Не смелого, а доброго и доверчивого.
Впрочем, сказка она и есть сказка. По сути, это просто «Колобок», помноженный на средневековую военщину перечисление однообразных подвигов. «Того, этого сразил -- потом пошел в другое место -- там еще одного сразил -- потом пошел туда-то, и там еще кого-то...» Не знаю, получит ли современный читатель удовольствие от этой части поэмы, но то, что самому Зейфриду от таких бесконечных приключений был прок (он зарабатывал себе реноме, почему в итоге и смог удачно жениться!) -- это совершенно точно.
Ну и смерть героя -- как раз под стать его безыскусному и довольно прямолинейному «житию«! -- прописана всего в двух строчках. Жестокий Хагенвальд «пришел, увидел и убил». Все! Народная книга, правда, на этом не останавливается: вместо военного союза с гуннами, к-рые и убили Хагена и его присных (как мы знаем по классич. легенде), горюющая принцесса едет за помощью отца Зейфрида -- Зигмунда. Естественно, месть за сына -- классический финал многих таких историй, и он даже смотрится более сурово и архаично (а значит -- красиво, я уже объяснял почему), чем месть за мужа. Но похоже, что в первом варианте ни того, ни того мотива не было -- все кончалось просто гибелью гг. И откуда Хагенвальд знает об уязвимом месте гг -- не объяснено. Знает, потому что знает. Иначе бы сюжета не было...
В общем, очень интересно посмотреть, какой эта легенда была изначально. Без пафосного, а ля Вагнер, проклятия. Без героя, не ведающего страха («святую простоту» и кротость, в духе позднего христианства, здесь с успехом заменяет сила-силушка богатырская). Также отсутствуют: невинная обесчещенная жертва (воительница-валькирия, которая с большой буквы Бэ). Родственные связи с этой самой Бэ (не то сестра по духу, не то просто сестра, не то тетя, не то... Хз, в общем. Спасибо автору «Эдды», он все так запутал...) Отсутствует злодей Гунтер (вернее, он просто упоминается мельком), и уж конечно, Кримхильда не имеет к нему никаких счетов. Собственно, после ее замужества за Зейфридом все отношения с родом Гибихунгов -- такие важные для эпоса! -- переходят в разряд «было давно; неважно и неинтересно».
То есть, это не фэнтези. И не эпос, и не эпик, а -- эпический жанр. То есть -- просто короткое повествование, близкое к нашей современной новелле. И не романтика, а... как бы это попроще сказать-то... В общем, новелла с НЕКОТОРЫМИ, НЕ ОЧ. БОЛЬШИМИ романтическими нотками. Но ведь новелл тогда не было; n'est ce pas? По сути, самый близкий аналог, к. можно подобрать -- народная баллада. «Ой, как пошел наш храбрый Брешик да за Волком Драг-ценно-шкурым, да вдруг увидел в лесу на опушке Деву толстозадую...»
Смешно? Не правда ли, смешно... А все-таки... не будь всего этого, смешного -- не родился бы и «Властелин колец». Чья серьезность и глубокая идейность, вроде, никем не опровергается.
Про оперу Рихарда нашего, вдохновителя нацистской швали, лучше умолчим.
8,5 из 10 за сам текст. 9 -- за то, как он повлиял потом на мифологическую традицию....