Этот из тех романов, которые могут обманывать читателя практически до самого конца. Из тех, в которых все, в том числе, и мнение читателя, определяется в самом конце. Где множество кажущихся ненужными деталей и неспешность повествования, казалось бы, убивают читательский интерес, а затем оказывается, что надо было именно так и никак иначе. Где красоту замысла и мастерство исполнения оцениваешь, закрыв последнюю страницу, спустя несколько дней, поскольку тревожное чувство, что прочитанное касается тебя напрямую не оставляет ни на минуту. С радостью рекомендую любителям умных книг: Джек Вэнс «Эмфирион»
Джек Вэнс «Эмфирион» |
С первого взгляда может показаться, что это очередной роман об обретении свободы, угнетении, внутреннем рабстве и социальном неравенстве, заканчивающийся торжеством справедливости и воцарении Добра. Или это роман взросления, повествование о пути, который проходит юный Гил Тарвок от мечтательного мальчика через максималистические проблемы юношества к трезво смотрящему на реальность мужчине.
Или то и другое в одном флаконе — неспешное продвижение вместе с героем по уготовленной судьбой дороге. От первой детской неудовлетворенности недосказанной древней легендой о герое Эмфирио, через обычные подростковые проблемы — скучная учеба, разочарование в родителях, друзья, подбивающие на глупые шалости, кружащие голову девушки — к удручающей обыденности и убивающей радость монотонности взрослой жизни с ее до боли знакомыми реалиями в виде нехватки времени, денег, мастерства, любви, мужества. Причем повествование наполнено мельчайшими деталями быта, культуры, социальных связей, традиций. И порой кажется, что это и не роман вовсе, а отчет этнографа, фиксирующего нужное и ненужное, в надежде, что потом разберется в тиши лаборатории.
Так вот, все это не так. И по форме, и по содержанию. Только добравшись до самого конца, понимаешь, как был не прав в определении всего происходящего и начинаешь корить себя за то, что был ленив и не собран, пропуская детали и игнорируя описания. Все — буквально ВСЕ — важно: рисунок, вырезанный мастером на деревянной нише, танец на вечеринке, интонация в разговоре, жесты, пейзажи. Собираясь по крошке, по кусочку, по пылинке и зернышку на чаше весов осознания, чтобы в нужный момент накопилась критическая масса деталей, дающая неповторимую возможность достичь понимания происходящего одновременно с героем, чтобы горько рассмеяться вместе с ним над ответом, расставляющим все по своим местам.
И тогда становится понятным и весь замысел, неспешность и детализация, декоративные описания, повествование, напоминающее порой пьесу, скомканная концовка, которая уже не важна, после того, как марионетка осознала свою кукольную судьбу. И ясным и правильным становится даже то, что наш герой исчезает со страниц, оставив после себя лишь табличку из полированного черного обсидиана. Легенда состоялась и марионетке больше не надо вглядываться в зал, отыскивая в лицах зрителей понимание.
Жуткая, мастерски написанная история, в которой Вэнс играет с читателем, дергает за ниточки его интереса, как кукольник Холькервойд, умело направляя мысли и эмоции в нужное ему русло. Ставя вопросы и не давая на них ответа. Вы мните себя свободными? Самостоятельными, независимыми? Считаете, что сами принимаете решения, и совершаете поступки, руководствуясь только своими желаниями и помыслами? А может вы всего лишь марионетки в умелых руках хорошо скрытых от глаз кукольников, которые дергают за ниточки, лепят и формируют вас по своему вкусу и в угоду своим целям, умело направляя вас в нужную сторону? И все наши желания, мечтания, устремления, порывы — лишь бледная тень их, кукловодов, прихотей и замыслов.
А может, ну ее эту философию. Играйте свои роли в свое удовольствие и радуйтесь, что спектакль не завершен. Или смейтесь над марионеточной судьбой. Или кричите со сцены Истину, играя роль легендарного героя. А то будет так: «У меня в труппе одна кукла начинает слишком много думать о себе. И о других. Я ей и выговор делал, и предупреждал — ничего не помогает. Вместо того чтобы исполнять роль, подходит к софитам на самый край сцены и разглядывает зрителей». Кто там, в зале? Кто вы, зрители?