Борхес злой

В «Антологии фантастической литературы» под именем Сведенборга опубликован рассказ «Смерть богослова»:

цитата

Ангелы уведомили меня, что когда Меланхтон скончался, ему в мире ином предоставили дом совсем такой, как на земле. (Так бывает почти со всеми, пожаловавшими в вечность, и поэтому они не считают себя мертвыми.) Обстановка тоже была такая же: стол обденный, письменный стол с выдвижными ящиками, книги. Когда Меланхтон очнулся в этом месте, он взялся за свои литературные труды так, словно он и не покойник, и за несколько дней написал об оправдании верой. По обыкновению он ни словом не обмолвился о милосердии. Ангелы заметили упущение и послали к нему спросить об этом. Меланхтон сказал посланцам: «Я неопровержимо доказал, что можно обойтись без милосердия и чтобы попасть на небо, достаточно верить». Говорил он это надменно, а сам не знал, что уже мертв и место его вовсе не на небе. Когда ангелы услышали эти его слова, они его оставили.

Спустя некоторое время вся обстановка, за исключением кресла, стола, стопки бумаги и чернильницы начала истаивать и в конце концов сделалась невидимой. Кроме того, на стенах жилища проступили пятна сырости, пол украсился желтыми разводами. Одежда тоже стала толще и грубее. А так как он продолжал писать и настаивать на ненужности милосердия, то его поместили в подземелье, где содержались такие же, как он, богословы. Там он просидел несколько дней и начал сомневаться в своем тезисе, и тогда ему разрешили возвратиться. Теперь его одежды были из задубелых кож, но он принудил себя думать, что ему все показалось, и продолжал прославлять веру и поносить милосердие.

Однажды вечером ему стало холодно. Он обошел дом и увидел, что его жилье уже не совсем такое, как на земле. Одно помещение было завалено какими-то непонятными орудиями, другое сделалось таким маленьким, что в него нельзя было войти, еще одно не поменялось, но теперь его окна и двери выходили на большую песчаную косу. Комната в глубине дома была полна людей, которые превозносили его и твердили, что такого ученого богослова еще не бывало. Похвала его обрадовала, но часть этих людей была безлика, а другие походили на мертвецов, и он из-за этого проникся к ним недовением и неприязнью. И тогда он решил написать похвалу милосердию, но страницы, написанные им сегодня, назавтра оказывались чистыми. Происходило так потому, что писал он их неискренне.

К нему приходили многие из тех, кто недавно умер, но ему было стыдно за такое убогое жилище. И для того, чтобы все уверились, что он на небесах, он уговорился с одним колдуном, обитавшим в помещении в глубине дома, и тот слепил приходивших обманным блеском. Едва все уходили — а иногда еще и до их ухода, — снова проступали пятна сырости и нещета.

В последних сообщениях о Меланхтоне говорится, что колдун и один из безликих уволокли его на косу, и там он прислуживает бесам.

Источник указан, как обычно, ложный: Arcana coelesta. На самом же деле это сокращенный вольный пересказ главы 797 из «Истинной христианской религии»:

цитата

Что касается Меланхтона, то мне было дозволено многое узнать о его судьбе с того времени, как он только попал в духовный мир, и далее, причем не только от ангелов, но и от него самого, ибо я  беседовал  с  ним  много раз, хотя и не так часто, и не так близко, как с Лютером. Объясняется  это тем, что он не мог  приблизиться  ко  м не,  поскольку  посвящал  все  свои исследования только оправданию одной верой, но не милосердию; я же  был  в окружении ангельских духов, преданных милосердию,  которые  препятствова ли его сближению со мной.

   Мне рассказали, что для него, как только он вошел в духовный  мир,  был приготовлен дом, подобный тому, что был у него в мире. Так  бывает  там  с большинством новоприбывших, благодаря чему они остаются в неведении о том, что они уже не в природном мире, а время, прошедшее с момента  их  смерти, кажется им не более чем сном. Все в его комнате  осталось  по-прежнему;  у него был тот же стол с теми же письменными приборами и ящиками, и  книжный шкаф. Поэтому, как только он оказался там, словно очнувшись от сна, он сел за стол и продолжил писать. Писал он снова об оправдании  одной  верой,  и продолжал писать на протяжении нескольких  дней,  ни  с ловом  не  упомянув милосердие. Почувствовав это, ангелы послали спросить его,  почему  он  не пишет также и о милосердии. Он ответил, что церковь  ни  коим  образ ом  не связана с милосердием,  поскольку,  если  бы  милосердие  было   принято  в качестве существенной составляющей церкви,  человек  присвоил  бы  себе  и заслугу оправдания, а значит, и спасения тоже, лишив этим веру ее духовной сущности.

   Когда это стало понятно ангелам, бывшим у него над головой, и  об  этом услышали ангелы, сообщавшиеся с ним, когда он был  вне  своего  дома,  они удалились. (У каждого  новоприбывшего  есть  ангелы,  сообщающиеся  с  ним первое время.)  Через  несколько  недель  с  этого  мом ента  все,  чем  он пользовался в своей комнате, стало постепенно затуманиваться  и  исчезать, пока, наконец, не осталось ничего,  кроме  стола,   бумаги  и  чернильницы. Наряду с этим стало казаться, что стены его комнаты покрыты побелкой,  пол вымощен желтым кирпичом, а сам он оделся в более грубую одежду. Удивившись этому и расспрашивая окружающих, отчего так случилось, он  получил  ответ, что причиной тому — отделение им милосердия от церкви, тогда как на  самом деле  милосердие  есть   сердце  ее.  Поскольку   он  непрестанно   отвергал милосердие, и продолжал  писать  о  ве ре,  как  об  одном  и  единственном существе церкви и средстве спасения, все более отдаляя милосердие,  то  он очутился в одной из подземных мастерских, полной подобных ему людей. Когда он хотел уйти, его задержали, объявив, что такова участь  всех  изгоняющих из дверей церкви милосердие и добрые дела. Тем не менее, поскольку он  был одним из  реформаторов  церкви,  по  указанию  Господа  его  освободили  и отправили обратно в его прежнюю комнату, где у него не было теперь ничего, кроме стола, бумаги и чернильницы.  Но  те  по нятия,  в  которых  он  себя убедил, заставляли его марать бумагу  все  теми  же  заблуждениями,  и  он неизбежно попадал  снова  к  подоб ным  ему  узникам,  а  затем  его  опять отпускали. Освобожденный, он казался одетым в  меха,  поскольку  вер а  без милосердия холодна.

   Сам он говорил мне, что была другая комната, примыкавшая  сзади  к  е го собственной, в которой было три  стола,  и  за   ними  сидели  трое  людей, которые, как и он сам, изгоняли милосердие; и  там  по  временам  возникал четвертый стол, на котором появлялись разные чудовищные  образы,  которые, тем не менее, не могли спугнуть их. Он рассказал, что  беседовал  с  этими людьми, и они убеждали его с каждым днем все больше. Как бы  то  ни  было, через некоторое время он устрашился и стал сочинять нечто о милосердии, но написанное сегодня он не мог уже прочесть завтра. Так бывает там с каждым, кто лишь от своего внешнего человека излагает что-либо на бумаге,  но  при этом не от своего внутреннего человека; пишется это только по  побуждению, но не по свободному выбору, и поэтому стирается само собой.

   После того, как Господь начал основывать новые небеса, исходящий от них свет заставил его задуматься о том, что он, возможно, ошибается.  Поэтому, боясь  за  свою  судьбу,   он  осознал  некоторые   понятия  о   милосердии, заложенные в нем. Находясь в таком состоянии,  он  обратился  к  Слову,  и тогда глаза его открылись, и он увидел, что Слово везде исполнено любви  к Богу и любви к ближнему, и что, как сказал Господь, на этих двух заповедях держатся закон и пророки, иначе говоря, все  Слово.  С  этого  времени  он переместился дальше на юго-запад, в другой дом. Там он беседовал со  мной, и сказал, что теперь его сочинения о милосердии не исчезают,  как  раньше, но смутно видны на следующий день.

   Меня удивило, что звук  шагов  его  напоми нал  мерное  цоканье,  с ловно подкованных сапог по каменному полу. Нужно добавить, что когда  какой-либо новоприбывший из мира входил в его комнату, чтобы увидеться и поговорить с ним, он звал одного из  духов-волшебников,  способного   силой  воображения создавать различные приятные видения. Тот украшал его  комнату  росписями, цветистыми коврами и неким подобием  книжного  шкафа  посередине.  Но  как только они уходили, эти видения исчезали, и возвращалась прежняя побелка и пустота. Однако все это происходило, когда он  еще  был  в  прежнем  своем состоянии.

Обратите внимание, как радикально Борхес изменил финал в своей версии.