Чем хорош ФанСити — там время от времени представляют тексты классиков (или просто успешных авторов) о писательском ремесле. Недавно презентовалась статью американского автора бестеллеров Джима Батчера.http://fan-city.livejournal.com/185051.html
Хорошо разложенные по полочкам основны принципы технологии создания приключенческого текста, причем написано, кажется, с рассчетом на читателя «нулевого», не имеющего никакого гуманитарного образования. При этом Батчер умудрился, как говорится, на пальцах объяснить достаточно сложные вещи по поводу сюжета, композиции и так далее.
Но меня зацепил вот этот момент:
«Прежде всего, вы должны решить, от какого лица ведется рассказ.
И вновь на вас может давить груз литературного образования, которое вполне способно встать преградой на писательском пути. Я уверен, любой из литературоведов здесь может навскидку назвать полдюжины различных подходов к этому вопросу. Я упрощу их до наиболее знакомых:
От первого лица – написанные с точки зрения одного персонажа, изнутри. «Я пошел в магазин и купил печеньки. Я их съел». «Досье Дрездена» написано от первого лица.
От второго лица – написанные, как будто вы описываете для читателя его собственные действия. «Ты пошел в магазин и купил печеньки. Ты их съел».
От третьего лица – написанные с точки зрения одного или более персонажей, взгляд на которых идет со стороны. «Он пошел в магазин и купил печеньки. Он подавился ими и умер».
От лица автора – рассказ ведется с точки зрения внешнего, всезнающего наблюдателя. «Он пошел в магазин, не подозревая, что печеньки были инструментом самой Смерти. Если бы только он купил вместе с ними молоко, то мог бы выкарабкаться. Но он пожадничал, и сладкая и порочная шоколадная вкуснятина определила его судьбу».
Позвольте дать вам совет, который дала мне мой учитель: пишите либо от первого, либо от третьего лица. Авторская точка зрения вышла из моды где-то около ста лет назад. Повествование от второго лица лучше ограничить книгами-играми в стиле «Выбери свое собственное приключение». Первое и третье лицо – наиболее распространенные и легко воспринимаемые, и ни один редактор не примет вас всерьез, предложи вы что-то ещё при попытке взять штурмом издательский рынок».
Откуда такое неприятие «третьего авторского» лица, то есть взгляда на ситуацию из-вне?
Почему авторская точка зрения вышла из моды? Ведь практически вся русская классическая литература, весь соцреализм — это то самое «третье безличное» лицо. И ничего, читатели не запутываются в героях ни «Войны и мира», ни «Живых и мертвых». Существовало понятие «рупор авторских идей», но ни одному литературоведу до сих пор не приходило в голову писать, что, дескать, Толстой «дрочит на Наташу Ростову и дает подрочить читателю»... Или, скажем, что Синцов — это Марти-Сью, которому автор выкатывает кучу роялей, нормальные люди (нормальные с точки зрения критика, конечно) в таких обстоятельствах просто обязаны с перепугу сдаться в плен, сдохнуть от депрессии или пустить себе пулю в лоб от безнадеги...
Причина именно в том, что вдумчивый читатель НЕ ассоциирует себя ни с Наташей Ростовой, ни с капитаном Синцовым. Читатель вслед за автором наблюдает за ними, оценивает их, восхищается ими или видит их ошибки и слабости — но ему не нужно «влезать в шкуру» персонажей. Вдумчивый читатель, как и автор, признает и за ними, и за окружающими его людьми право быть личностями вне зависимости от его, читательского (или авторского) эго.
Привычный для русской литературы взгляд на объективуную реальность сродни тому, о котором пел Витька Корнеев: «Берем картину Мирозданья и тупо смотрим, что к чему».
Нет персонажей-идеалов. Положительные хороши потому, что соответствуют взгляду автора на реальность. Нет клинических злодеев — к злодейству персонажей тоже приводит не сдвиг в мозгах, а воплощение тех негативных тенденций, которые читатель видит в мире. Нет воплощения автора. Есть жизнь — такая, какая она есть. Все герой — объекты по отношению к автору. Да, живые. Да, имеющие свободу воли. Да, поступающие в соответствии со своими характерами. Но при этом по отношению к автору (и, соотстветственно, к читателю) они — лишь объекты.
В этом отношении хорош Чернышевский с его теорией разумного эгоизма. Мать Веры Павловны — положительный или отрицательный персонаж? Ни тот, ни другой. Она всего лишь живет по законам своего времени и своей среды...
Классическая литература подобна кинофильму. Действие, происходящее на экране, никак не касается зрителя. Зритель отстранен. Он сопереживает героям, но все время помнит, что сеанс закончится, в зале вспыхнет свет, и вместо окна в чужую жизнь будет белая тряпка. И вмешаться в действие, происходящее на экране, никак не возможно. Можно лишь думать и не повторять тех ошибок, которые совершают герои...
Сегодня в моде интерактивность, вовлеченность читателя-зрителя в действие, «геймерский» подход к миру, созданному в художественном произведении. Читатель-зритель способен влиять на действие — технологии позволяют. Как геймер, двигая мышью, меняет «картинку» на экране, так читатели и «беты» влияют на авторов...
Но технологии — технологиями, с ними проще, чем без них... Однако классиков читают, несмотря на отсутствие интерактивности. Классиков — читают. А авторы в большинстве своем от «третьего безличного» отказываются. Идут по пути меньшего сопротивления? Или?
У меня только одна гипотеза: страх.
Для того, чтобы c ощущением правомерности того, что делаешь, писать с позиции «третьего безличного», с позиции автора, надо самому иметь за душей четко сформулированный взгляд на происходящее. Надо утвердиться в своем праве оценивать и исследовать. Надо относиться к Мирозданию как к системе объектов, а не как к чему-то непознаваемому.
Надо не бояться встать на один уровень с Мирозданием.
Однако современный автор очень часто — существо испуганное и запутавшееся, убегающее в мечту, в фантазию, закрывающееся от реальности в «башне из словновой кости» высокой (или не очень) литературы. Или — хитрый ремесленник, строящий свой текст так, чтобы в него мог убежать читатель. Часто эти ипостаси сливаются в одно целое, и тогда получается автор, искренне переживающий, когда кто-то из критиков называет его героев неидеальными...
Для того, чтобы писать с позиции автора, надо быть способным принять мир таким, каков он есть — с разоренными деревнями, гниющими бомжами, Прохоровым и Куршавелем, Бирюлевым и Бесланом, Сирией и Египтом, мертвыми собаками и девочками-волонтерами, тухнущими олимпийскими факелами и великолепными спортсменами, с ЖКХ, полицией, городским транспортом, автомобильными пробками, квартирными мошенниками и гениальными русскими программистами, с колбасой из генномодифицированной сои и родниковой водой в горах, с... в-общем, со всем, что в нем есть... И попытаться понять, отстранившись, куда все это движется, как оно работает, как влияет на людей...
А впускать в себя целый мир многим страшно...
Да, а к чему это я? Только к тому, что прочитала «Геном Пандоры» Юлии Зонис. Полифония. Взгляд из-вне. Взгляд исследователя. Редко встречающийся сегодня текст, который написан не по рекомендациям Джима Батчера. Видимо, Зонис — из тех, кто не ищет легких путей...