Очередная пара интервью метра. Припозднившаяся, но все же.
Да, Акунин-бонус идет первым. Без цитат, но со ссылками.
Размышления гражданина Чхартишвилли на тему, что нам делать с книгоизданием в цифровую эпоху. Это продолжение прошлогодних экспериментов по созданию iPad-о книги.
Увы, в подотчетной мне территории «Мира Олди» пока все не так. Так как проект держится пока голым энтузиазмом, то кроме Лениных «материальных» эксклюзивов, мы из уникального можем похвастаться только некоторым количеством недоработок и планов по улучшению :) Напильник в зубы и все такое ... Но есть люди, который у нас таки кое-что покупают. Земной поклон им за это.
Продолжаем разговор.
Интервью Сергея Лукьяненко газете НГ Ex Libris:
цитата
В октябре в Рязани прошел II Межрегиональный открытый фестиваль фантастики «Поехали». Первый был в прошлом году в Калуге. По задумке организаторов, этот проект должен знакомить московских и петербургских писателей-фантастов, издателей и критиков с жизнью средних русских городов, а жителей этих населенных пунктов со столичными деятелями литературы. В Рязань приехали Олег Дивов, Леонид Каганов, Александр Громов, Антон Первушин и др. Почетным гостем фестиваля стал и, наверное, самый популярный российский фантаст Сергей ЛУКЬЯНЕНКО. На рязанской земле с ним беседовал Сергей ПЕРИМБАЕВ.– На пресс-конференции у вас прозвучала такая фраза: «Я верю, что американцы были на Луне, а то, что Бог есть, я знаю». Откуда появилось это знание? Каков ваш личный опыт Богообщения?
– Ну, во-первых, надо понимать, что эта, как и любая подобная хлесткая фраза, естественно, имеет в себе значительную натяжку. То есть я, конечно, верю, что американцы были на Луне, но все равно определенная доля сомнений остается.
– Я больше в контексте познания Бога…
– А-а, ну если в контексте познания Бога, тогда – это просто. Это, как сказать… это факт. Это понятно, что Бог есть.
– Этот вывод основан на каком-то духовном опыте?
– Ну, можно сказать и так. Да.
– Может быть, был какой-то толчок или какое-то событие в жизни, что вас подвигло к вере?
– Это очень личный вопрос. Я не отвечаю на такие вопросы не то что в интервью, но даже, как правило, в беседах с друзьями.
– А что для вас вера?
– Для меня вера – это надежда. Без веры жизнь бессмысленна и пуста. Потому что в любом случае наше существование – всего лишь миг; и жить, зная, что ты вот такая искра, которая сверкнула и погасла, достаточно глупо. В свое время Достоевский сказал, что если Бога нет, то все дозволено. Таким образом выразив свой протест против безверия. Но я бы сказал так: если Бога нет, то все бессмысленно. А это, наверное, даже хуже, чем «дозволено».
– Тогда что вы думаете по поводу последних богоборческих движений в обществе?
– Я думаю, что у любого человека есть полнейшее право верить или не верить, высказывать свою веру, высказывать свое неверие. Но, как в обычной жизни, право каждого человека на это заканчивается там, где начинается право другого. Грубо говоря, можно выйти на площадь и там устроить пикет или пляску с криками, что Бога нет. Бога ради. Или еще как-то. Ну, а скажем, когда это делается действительно с целью задеть, оскорбить других людей, ну, это хулиганство и все. Здесь на самом деле ничего особого не нужно и, на мой взгляд, даже нет особой необходимости в каком-то специальном законе, который сейчас приняли. По большому счету это все регулируется обычными человеческими законами, что нельзя оскорблять чувства других людей. Вот и все. То есть пока человек этого правила придерживается, все нормально. Будь он атеист или не атеист… У меня есть много друзей, которые абсолютнейшие атеисты, может быть, даже воинственные атеисты, но это их выбор, это их вера – по сути. Бога ради, пока они уважают чужую веру, я уважаю их.
– То есть пока они не вторгаются на чью-то территорию?
– Конечно, конечно. Это простейшее правило человеческого общежития: не делай с другими так, как ты не хотел бы, чтобы сделали с тобой. Вот и все.
– Сергей, вы упомянули Достоевского. А насколько его творчество повлияло на ваше?
– Я бы не сказал, что очень сильно повлияло. Изучение Достоевского в школе, по-моему, скорее приносит вред, чем пользу. Оно отбивает даже желание его читать. К Достоевскому, как к любому великому писателю, надо прийти в своем возрасте. А то, что это один из самых великих русских писателей, может быть, самый великий, это для меня абсолютный факт.
– А вы когда к нему пришли?
– Достаточно зрелым уже человеком. По-моему, мне уже было лет сорок.
– Как мне кажется, основная тема вашего творчества – это борьба добра со злом. Это ваша жизненная позиция или просто элемент творчества?
– Наверное, в первую очередь жизненная позиция.
– Отражение какой-то сущности?
– Надеюсь, что да. Да.
– А вот имена персонажей «Ночного дозора»... Например, Завулон... Это же библейские имена, откуда вы их почерпнули?
– Имена Гессер и Завулон были взяты исключительно методом тыка. Я взял мифологический словарь и в буквальном смысле открыл его наугад. Ткнул пальцем, палец пришелся на имя Гессер. Я прочитал и восхитился. Ведь у меня была задача найти имена для начальников «Ночного» и «Дневного» дозоров. Я прочитал и восхитился, потому что персонаж был абсолютно подходящий – такой мифологический борец с силами тьмы, защитник людей от чудовищ и так далее. Потом я ткнул второй раз, и палец попал на имя Завулон. Я прочитал, вначале мне показалось, что это слово не совсем подходит. Потом я прочитал дальше, а там «Завулон – одно из колен Израилевых, народ, предавший душу свою тьме». Я думаю, ну как же опять замечательно совпало.
– А как вы думаете, эта тема «борьбы добра и зла» себя не исчерпала?
– Ну, как-то она не сильно себя исчерпывает последнюю тысячу лет. Я думаю, еще на несколько тысяч лет ее хватит.
– Вы и дальше планируете работать в этом же направлении или есть какие-то другие мысли?
– Дело в том, что любая тема рано или поздно все равно будет выводить автора к каким-то глобальным вещам, таким, например, как «добро и зло», «тьма и свет» и так далее. Можно писать про что угодно, но в итоге все равно в основе выйдешь на эти вещи.
– То есть вы сразу выбрали для себя такую основную тему и нет желания с нее сворачивать?
– Я не думал осознанно ничего такого выбирать. Я просто писал те истории, которые мне были интересны, которые мне нравились. Вот и все.
– А нет желания себя попробовать, например, в жанре исторического романа или чего-нибудь в этом роде?
– Ну, исторического, наверное, нет, мне это менее интересно. Детективного – скорее да. Я никогда сознательно не ставлю себе цель, к примеру, написать такой-то роман в таком-то жанре. Я пишу, потом смотрю, что получается. Пока фантастика для меня более привлекательна.
– Толстой работал по простой схеме: он принуждал себя писать не менее трех листов в день, садился за стол и писал, как по программе. Пушкин – это человек вдохновения. А как у вас это происходит?
– Я считаю, что подход Толстого более правильный, потому что дисциплинирует автора, и так пишет большинство. Но я стараюсь писать тогда, когда приходит вдохновение, когда появляется желание написать ту или иную вещь.
– У меня есть знакомые творческие люди, в частности художники. Они утверждают, что когда вот это вдохновение посещает, то можно работать всю ночь, не спать, не есть. У вас тоже так?
– Да, да. Примерно так все и происходит. Всю ночь не знаю, но если я сажусь и с утра начинаю работать, то, как правило, есть какой-то физический порог и где-то в шесть вечера ты понимаешь, что уже просто ВСЕ! Больше ни одно слово уже из головы не вылезет.
– Фильмы, снятые по вашим произведениям, существенно расходятся с книгами…
– Конечно…
– А с чем связано такое расхождение?
– Потому что невозможно экранизировать роман буквально. Когда пытаешься это делать (а так изначально и пытались), то, скажем так, все идет наперекосяк, получается неинтересно. У кино свои законы и приходится многое менять. Мы начинали экранизировать довольно буквально к тексту, потом поняли, что надо менять.
– Сейчас много говорят о ситуации на книжном рынке. Неужели так все плохо на самом деле? Книги стали гораздо хуже продаваться?
– Книги сейчас очень плохо продаются. Дело в том, что в стране гуляет, наверное, миллионов пять букридеров, на которые все закачивают файлы бесплатно из Интернета. Плюс огромное количество людей читают с планшетов, ноутбуков, айпадов, телефонов, чего угодно.
– Вы сказали: «Я буду заниматься какими-то вещами, которые приносят деньги». А чем еще вы можете заниматься, кроме написания книг?
– Человек, работающий с текстом профессионально, найдет чем заняться: сценарии, компьютерные игры, колонки в газетах и журналах и т.д.
– Талантливый человек талантлив во всем…
– Работать с текстом можно разными способами, но суть в том, что, конечно же, работа писателя умирает. Умирает в первую очередь из-за электронного пиратства.
– Какими бы вы хотели видеть своих детей? Чего бы вы хотели, чтобы они добились, кем стали?
– Я бы хотел (и надеюсь, что так и будет), чтобы они умели думать, умели понимать, принимать решения сами, не полагаться на чужие слова. Вот, по-моему, самое основное. Я надеюсь, что такими они и вырастут, способными самостоятельно выбирать. А кем они станут, куда захотят пойти работать, это уже все их личное дело, я тут вмешиваться не буду. Я постараюсь дать какой-то такой базис, который позволит им хорошо стартовать. Естественно, хорошее образование – это самое главное, что нужно дать ребенку. Ну а далее уже их право, их воля, куда двигаться.
– А если вдруг представить, что ваши дети станут управлять страной, у них это будет получаться лучше, чем сейчас?
– Я думаю, что в любом случае наши дети должны все делать лучше, чем делаем мы сейчас. Разумеется, просто потому, что это следующее поколение. Это поколение, которое избавлено от многих наших проблем, от многих наших комплексов, ошибок. Я надеюсь, что это поколение обойдется со страной лучше, чем мы обошлись с ней. Поскольку то, что сейчас вообще происходит с Россией, и то, как мы последние двадцать лет живем, – это и наша общая вина, и моя вина тоже. Потому что в какой-то момент те, кто должен был встать и сказать «нет», не встали и не сказали. И мы позволили сделать то, что сделали с нашей страной: изнасиловали, расчленили, убили.
PS.
Сергей Лукьяненко: «К Сергею Есенину я отношусь с огромным уважением, пиететом, восторгом. Считаю его одним из самых великих русских поэтов. Можно, конечно, сказать, что Пушкин – это наше все, но Есенин – это чуть больше».
Интервью для «Крымской правды»:
цитата
Когда он говорит о тех, кто заседал в Беловежской пуще, его голос становится металлическим. И он просит прощения: мол, «начинаю звереть», а всё потому, «что их очень не люблю». Культовый российский писатель-фантаст Сергей ЛУКЬЯНЕНКО, однако же, любит поговорить о политике. И даже пишет на злобу дня в авторской колонке газеты «Взгляд». Говорят, что фантасты могут предсказывать будущее и порой даже очень точно. Что ж, поживём — увидим.— Сергей Васильевич, и Россия, и Украина сейчас находятся в некотором подвешенном состоянии, когда и проблем много, и внутренних противоречий, и векторов движения и развития, порой раздирающих общество и страну. Если говорить языком фантаста, то наши страны находятся в сумраке?
— Ну, может, и так (улыбается). Но сумрак бывает двух видов: перед наступлением темноты и перед тем, когда наступает свет. В той или иной мере подобным кризисом сейчас охвачен весь мир, даже страны вполне благополучные. Думаю, это оттого, что утеряно понимание, кто мы есть, куда мы идём, что с нами будет? На постсоветском пространстве это выражено в большой мере. Я не знаю, ждут ли нас рассвет и процветание, великолепные города, полёты к звёздам, или же всё закончится полным раздраем, ерундой, не атомной войной (надеюсь, что до этого не дойдёт), или просто какими-то деградационными процессами. Как любят говорить фантасты: мы променяли светлое будущее полдня на тёмное настоящее стальной крысы. Сейчас самое главное — это понять, куда направлено развитие наших стран и чего мы хотим добиться? Мы хотим какой-то полной интеграции в мировое сообщество? Тогда на каких условиях это произойдёт? И если мы взвесим все плюсы и минусы, я не уверен, что захотим этой интеграции. Или же мы хотим развития каким-то собственным путём? Если так, тогда давайте искать его. Этот путь ещё не определён. И у меня ощущение, что этого не могут понять (и себе рассказать) ни власти России, ни власти Украины. Что у нас? Союз и братство славянских народов? Или каждый славянский народ теперь ищет свой уникальный путь? Или мы хотим интегрироваться в Европу на правах младшего партнёра? Пока не определимся, мы будем болтаться в проруби, как никому не нужный мусор.
— В своём романе «Звёзды — холодные игрушки» вы наделили Крым статусом суверенного государства. Хотели бы вы такого в реальности?
— Не рискну судить, хотел бы я такого в реальности, поскольку в реальности это вполне могло произойти, если бы горилка чуть иначе легла в Беловежской пуще Борису Николаевичу в рот... и он бы при разделе СССР требовал для Крыма отдельный статус, а не просто статус возвращения России. Великую страну разодрали на кусочки несколько нажравшихся с перепугу партийных чиновников. Я очень не люблю этих людей.
— А как вы относитесь к тем, кто вышел на Болотную площадь?
— Очень не люблю нынешнюю российскую оппозицию за то, что она девальвировала понятие «оппозиция». Точно так же, как не люблю наших демократов и либералов за то, что они девальвировали понятия «либерализм» и «демократия». Сегодня слова «либерал» и «демократ» — ругательные слова, потому что под ними в первую очередь подразумевается человек, который своей деятельностью преследует интересы не своего государства, а какого-то другого.
— На недавно прошедшем телекинофоруме «Вместе» писатель Юрий Поляков говорил: «Творческая интеллигенция не любит Россию. Почему? У нас патриотизм считается чувством не совсем приличным для творческого человека». Вы признаётесь, что русский человек, к российской интеллигенции себя причисляете?
— Нет. Как сказал в своё время академик Гумилёв в ответ на вопрос, является ли он интеллигентом: «Упаси, Господи! Я не интеллигент, и у меня есть профессия». Собственно у меня ситуация такая же: я не считаю, что интеллигент, и у меня профессия есть. Современная российская интеллигенция, сформированная с конца XIX века, — это своеобразное явление. Принадлежность к ней определяется не высшим образованием, не уровнем интеллекта, не родом занятий, а по большому счёту как раз вот этой самой политической позицией, которая должна состоять в том, чтобы не любить свою страну, не любить власти и не любить народ. И, собственно говоря, она это регулярно демонстрирует. Не зря В. И. Ленин, который в общем-то был человеком умным, несмотря на множество своих поступков, говорил, что интеллигенция считает себя мозгом нации, а на самом деле она не мозг, а... и далее несколько непечатно. Оппозиционный протест, возглавленный нашей интеллигенцией, по сути, абсолютно бесплоден, направлен не на реальное улучшение жизни и не на исправление власти. Никто не спорит, власти (любой страны) регулярно совершают массу глупостей. Но наша интеллигенция выдвигает заведомо невыполнимые требования, она отказывается признавать очевидное — факт, что Путин победил и победил с ощутимым перевесом. И этот факт понятен каждому, кто смотрит беспристрастно. Де-факто не было серьёзных соперников, однако интеллигенция упорно этого не признавала, а когда это стало совсем глупо, оппозиционные вожди заявили, что у нас плохой и глупый народ, который не дорос до демократии, и не надо вообще принимать во внимание его волю, выраженную через голосование. Смешно. По сути, наша оппозиция открещивается от своих же требований: честные выборы, воля народа и т. д. Как только эта воля оказалась не в их интересах, они тут же о ней забыли. Это не оппозиция, а клоунада и шутовство, попытка заработать какой-то политический капитал и тут же его радостно прокутить. Возможно, это просто игра на чьи-то интересы, гранты и прочие вкусности. Я не люблю нашу оппозицию. Но и там есть масса достойных людей, которых уважаю за профессионализм в той или иной области. Однако, когда они попадают в это движение, складывается ощущение, что у них отключаются мозги. Помню, по Украине ходила фраза, которую говорила жена Януковича: мол, на «оранжевых» митингах раздавали «наколотые апельсины». Над этой фразой тогда все посмеялись, но во время событий на Болотной я вдруг её вспомнил и подумал, что готов сказать что-то подобное, хотя это бред. Люди, собирающиеся там, внезапно начинали вести себя так неадекватно, словно их накачали каким-то психотропным зельем. То же происходит и в Интернете. Видя все эти «перепостим» и «поддержим», человек впадает в некритическое состояние, которым умело пользуются политтехнологи. Неприятно осознавать, что толпой манипулируют, тем более что попадаются на удочку манипуляторов-шарлатанов активнее всего люди с горячим сердцем, которые действительно хотят что-то изменить к лучшему. В результате протест, который мог привести к чему-то позитивному, превратился в ничто. Да, я поддерживаю существующую в России власть, но считаю, что оппозиция должна быть. Она должна быть сильной, должна щипать власть, заставлять шевелиться и делать то, чего требует народ. Увы, у нас оппозиция стала не представителем воли народа, а представителем собственной воли, которая в общем-то достаточно далека от того, что народ хочет.
— В одном из интервью вы сказали, что и Украина, и Казахстан сами попросятся в союз с Россией. И даже предположили, что удастся заново объединить страны постсоветского пространства в одну большую державу.
— А что? Это было бы очень хорошо. И мне кажется, это возможно до сих пор. Потому что есть страны, у которых уровень тяготения друг к другу и уровень общего исторического багажа очень высок. Это — Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан, может, ещё какие-нибудь из маленьких среднеазиатских республик, которые в общем-то всегда были в сфере русского влияния. Есть такой замечательный умный дядька из Одессы (хотя живёт большей частью в Москве) Анатолий Вассерман. Он рассчитал, что для того, чтобы государство или федерация государств могли успешно развиваться, необходим некий минимум населения — около 250 миллионов человек. Именно таким количеством населения обладал СССР, что позволяло ему быть огромной сильной державой, миром в себе (у него были и свои ошибки, сейчас не будем о них). Именно с этой целью объединилась Европа, даже взвалив на себя обузу в виде Греции и Португалии. Почему? Потому что им нужно было это количество населения и территория, на которой можно было бы на равных конкурировать с Китаем и США. Ну а для того, чтобы наши страны развивались, были конкурентоспособными на мировой арене, а не служили источником сырья, людей и прочих ресурсов, нам необходимо войти в некую конгломерацию государств. Можно, конечно, слиться с Европой, забыв обо всех сложных вопросах прошлого, но ведь никто не примет. Даже если брать чисто экономическую составляющую, то ЕС не присоединит к себе такую огромную и проблемную страну, как Украина. А уж Россию тем более, потому что тогда будет непонятно, кто кого к себе присоединил. Ну и соответственно, если мы обречены оставаться территориями без какого-то количества населения, мы будем обречены на некоторую стагнацию, на то, чтобы всё больше отставать в развитии производства, науки и служить некой территорией для выкачивания ресурсов. И единственный путь, который бы позволил нормально развиваться и на равных существовать на мировой арене, — это некая форма объединения, возможно, конфедеративного устройства. От этого выиграли бы все кроме чиновников, которые внезапно стали бы не такими крутыми, как раньше. Собственно поэтому всё и тормозится. В своё время Союз развалили именно для того, чтобы каждый почувствовал себя независимым президентом. Например, Белоруссия в общем-то состоит с Россией в неком едином государстве, но при этом у неё и финансы, и политика — свои: белорусский президент не хочет утрачивать статус и полномочия.
— Но может произойти и так, что для объединения будет слишком поздно: с каждым новым поколением людей, которые никогда не жили в едином государстве, а следовательно не помнят, что в этом было хорошего и что плохого, всё меньше.
— Конечно! Пройдёт ещё лет пятнадцать, и объединение останется совершеннейшей фантастикой. Либо оно всё-таки произойдёт в той или иной форме, начавшись, например, со снятия таможенных границ. Но Украина до сих пор, кажется, не вошла в Таможенный союз? Белоруссия и Казахстан вошли. Снятие таможенных и политико-административных границ — это существенный шаг. Ну а что будет дальше — разберутся следующие поколения.
— Русский язык объединяет сильнее, чем снятие таможенных и политико-административных границ.
— Если допустить, что всё население Украины начнёт говорить на украинском, этого всё равно будет недостаточно, чтобы обеспечить свободный доступ ко всей мировой культуре. А если представить, что придётся переводить все книги, то штат переводчиков, занимающихся во многом безумной работой, будет тысяч сто, наверное. Ситуация в том, что законы чисел, количество населения диктуют, что разумно делать, а что нет. Да, можно бороться с языком. Но с языком невозможно бороться, если он удобнее для населения. Например, во время войны в Чечне на стороне сепаратистов был такой чеченский поэт, бард и боевик, который сражался против русских солдат. Эдакий чеченский Высоцкий пел очень красивые баллады о джихаде, о войне с неверными. Он пел их на русском языке. Почему? А чтобы все понимали. Потому что даже в маленькой Чечне есть разные диалекты, и если он будет петь на каком-то одном, то другие не поймут, и это снизит процент аудитории. Вот такая ситуация: кровавая война, в которой контрпропаганда против русских войск осуществляется на русском же языке. Безумие, в общем-то. Язык остаётся тем главным инструментом, который скрепляет всё постсоветское пространство в некую единую территорию — культурную, историческую. Собственно поэтому с языком и борются, поэтому его боятся. Казалось бы, везде в мире тенденция такая, что языки изучают, их вводят, делают официальными. И все спокойно живут, никто не боится. А в бывших республиках СССР русского языка боятся, потому что он многое вытеснит, многое займёт. Но займёт по естественным причинам, не потому что агрессивный и его будут палками внедрять, а потому что он — удобнее, потому что на этом языке удобнее общаться грузину с таджиком, а туркмену — с украинцем. И потому что на этом языке уже существует достаточный объём необходимого мирового культурного базиса. С этим можно бороться, но этот факт не отменить никаким указом.
Ирина КОВАЛЁВА.
цитировать