Прометей обглоданный

США, студия FOX, продолжительность — 124 мин
       жанр — «очередное подтверждение вечной истины, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, будь ты хоть сам Ридли Скотт».
       слоган: «They went looking for our beginning. What they found could be our end»

Взгляд в сторону, вверх и вниз — вот и весь предел твоих возможностей на сегодня. Пара кандалов и обвивающая шею тугая металлическая цепь — вот и весь гонорар за былые героические деяния. И в это самое время, кто-то сидит в уютной избушке напротив теплого очага, который ты когда-то им даровал и даже не может вспомнить твое имя. Но в тебе нет ни злости, ни досады, одна слепая покорность, ведь ты уже давно с этим смирился. Один мудрый грек как-то сказал, что «все искусства у людей от Прометея», и настоящая творческая свобода обжигает жарче любого огня. Сжимаемая стальными клещами в горниле настоящего таланта, она наделяет вещи пламенем неподдельной страсти, которая не подлежит эффектам старения и с годами становится лишь в стократ крепче. Однако, всему есть не только время, но и своя цена, и каждый, кто принес в своих открытых ладонях Огонь, когда придет соответствующая пора, должен добровольно придти к скале и собственноручно заковать себя в цепи. Холод и голод, жажда и прогрессирующий бред — стоит ли все это возможности обрести Огонь и хоть раз ощутить себя его полноправным Властелином? О, а вот и шаги. Злобное шипение, громкое журчание стекающей по.... подбородку слюны — все палачи уже в сборе. Неуловимое движение, молниеносный прыжок — и вот уже в твою печень впиваются острые клыки выдвижной челюсти. Глаза застилает сплошная кровавая пелена, из глотки наружу рвется оглушительный крик, но надо, надо терпеть. И если печень греческого бога Прометея когда-то клевал орел, то твоими внутренностями смачно перекусывает проклятый ксеноморф. Скажи, разве стоит таких мучений вырванный тобой из самого горнила такой манящий и сладкий кусочек настоящего вдохновения? О, да — до каждой красной капли, что сочится из тебя прямо на землю, до каждого всплеска и последнего вскрика, который отдаляет жизнь, зато приближает агонию. Ибо такова она, участь всех современных титанов!

Но сначала немного истории. В 1979 году истошный крик известил все прогрессивное человечество о рождении на свет первого «Чужого». Отцом новорожденного стал 40-летний британский режиссер Ридли Скотт, а у дверей роддома счастливого папашу уже вовсю встречали не менее радостные представители кинопрокатной компании XX век Фокс: снятый за скромные 11 миллионов долларов, фильм-первенец о зловещих зубастых монстрах полностью окупил себя лишь за первую неделю проката, тем самым приняв за взрослых дядей вполне однозначное решение, что дружному семейству кислотнокровных — быть*! Однако, в начале 80-х у Скотта появились проекты поинтереснее, и поиск подходящего режиссера растянулся на долгих 7 лет, пока неизменная парочка продюсеров алиенины Дэвид Гилер и Уолтер Хилл не повстречали на своем пути будущего отца «Титаника» и «Аватара», только что разродившегося первым «Терминатором». Джеймсу Кэмерону в ту пору было лишь 32 года, и его идеи по поводу сиквела серьезно отличались от того, как видели этот проект представители самой киностудии: первоначально, продюсеры собирались оставить вторую часть в рамках традиционного хоррора, но настойчивому и очень целеустремленному канадцу удалось переубедить их, что хорошим фантастическим экшеном алиеновскую сагу не испортишь — тем самым, дав начало одной из самых интересных традиций всей франшизы: каждую последующую серию снимать в совсем ином ключе, нежели предыдущую. И когда в мировом прокате «Чужим» удалось собрать почти на 100 миллионов больше, чем первенцу, представители студии «Фокс» наконец окончательно уверовали в то, что у них в руках находится сама Матка, несущаяся платиновыми фейсхаггерами, однако к тому моменту, Кэмерон уже с головой погрузился в свою «Бездну». Поиски нового сценария и режиссера, который был бы способен его реализовать на уровне первых двух фильмов превратились для продюсеров в 5 летний кошмар, когда с таким трудом найденные кандидаты в режиссерское кресло нанимались и тут же увольнялись без объяснения причин, сценарии сперва утверждались, потом полностью переписывались, потом появлялись новые варианты — и все внимание переключалось на них, потом вновь возвращались к старым — и так по кругу, до бесконечности! В самом начале 90-х, Гилеру и Хиллу удалось уговорить взяться за постановку 30-летнего клипмейкера Дэвида Финчера, который впоследствии отзывался о съемках «Чужого 3» как о «худшем кинопроекте, который у него когда-либо был». На начало съемок, утвержденный сценарий фильма был похож на огромное лоскутное полотно, внутрь которого тем или иным образом были вплетены элементы предыдущих вариантов, над которыми в общей совокупности трудилось более 30 человек! Но и этого студии показалось мало, и когда съемки были окончены, первым делом она уволила режиссера, запретив ему принимать участие в монтаже собственной картины. И как и ожидалось, кассовые сборы больно ударили по карману голливудских крохоборов: вместо ожидаемого кассового триумфа, третья часть окупилась в американском прокате лишь с заметным трудом. Однако, печальный опыт фильма-конструктора, собранного из диаметрально противоположных идей и людей ничему не научил студийных боссов, поэтому на съемках следующей части «Чужой: Воскрешение» наблюдался все тот же марлезонский балет. Для постановки картины, студия наняла 44-летнего француза Жан-Пьера Жене, который на тот момент очень плохо говорил по-английски, а в сценаристы определили будущего отца «Баффи» и «Светлячка» Джосса Уэдона, который по странному сверхъестественному совпадению тоже считает месяцы, проведенные им над созданием четвертой картины «худшими съемками в своей жизни». Уэдон собирался свести картину к мягкому постмодернистскому стебу с большим количеством остроумных диалогов, но мнение режиссера Жене не совпадало с ним ни по одному из пунктов. В результате, Уэдон был вынужден переписывать каждую сцену по три-четыре раза, про себя называя французского постановщика очень нехорошими словами на китайском, и в довершении, в самый последний момент студия приняла решение сократить бюджет со 100 миллионов до 70, в результате чего наиболее дорогостоящие и зрелищные эпизоды улетели с письменного стола Уэдона прямиком в мусорную корзину. И результат не заставил себя ждать: четвертый «Чужой» стал первым фильмом франшизы, которому не удалось окупить бюджет а американском прокате. Потом были еще долгие и мутные переговоры с Сигурни Уивер по поводу ее участия в пятом фильме, но когда студия услышала от нее решительный «no way», проект умер, толком не родившись. Затем были предприняты целых две попытки выжать из Чужих хоть немного деньжат, путем генетического скрещивания их с дилогией о «Хищнике»,  но и они со стороны напоминали лишь попытку реанимировать давно остывший труп.

И вдруг, в самом конце нулевых, все прогрессивное человечество услышало еще один крик. Нет, до рождения нового «Чужого» еще было далековато, но зато сам отец Саги, достопочтенный сэр Ридли Скотт открыто заявил о своих намерениях снять предысторию первого фильма, разделенную на 2 части и с бюджетом в 250 миллионов долларов! И ликованию фанатов буквально не было предела — урррраааа, к нам снова едут Чужие! Однако, за последние года проект приквела подвергся неисчислимому количеству генетических мутаций: его бюджет то увеличивали, то урезали, а грядущий кинопрокатный рейтинг постоянно менялся с привычного алиеновского R в сторону чего-то более милого и пушистого. В конечном итоге, студия передумала делить приквел на две части, и для процедуры ужимания двух полнометражных фильмов вдвое был приглашен популярный телевизионный сценарист Дэймон Линделоф . В январе 2011 года Ридли Скотт окончательно шокировал всех фанатов сообщив, что с этого момента приквел «Чужого» целиком и полностью похоронен, но все его сюжетные наработки не пропадут всуе, а будут реализованы в виде самостоятельной истории под названием «Прометей», действие которой будет происходить..... во все в той же Вселенной Чужих! Однако, даже с официальным анонсом «Прометея» странности не закончились и даже  наоборот: судя по разным интервью, далеко не все члены съемочной группы могли точно ответить на вопрос, является ли «Прометей» прямым приквелом «чужого» или нет. По состоянию на лето 2011 года, режиссер Ридли Скотт говорил, что «нет, точно не является», исполнитель одной из главных ролей, Майкл Фассбиндер уклончиво считал, что «скорее является, чем не является» и только сценарист Линделоф при этом вопросе, всегда расплывался в широкой улыбке и уверенно заявлял: «Разумеется, является. Даже не сомневайтесь». Нехорошие предчувствия от грядущего проекта лишь усиливались курсирующими по сети инсайдерскими слухами о том, что прочитав первый вариант за авторством Линделофа, Скотт был готов уйти из проекта, громко хлопнув входной дверью, но в конечном итоге все же сменил гнев на милость. И именно это желание Мастера остаться в проекте подпитывало в фанатах заветную надежду, что может быть хоть на этот раз все обойдется. Однако, вскоре грянул месяц май, и уже с первых кадров новой картины стало совершенно очевидно, что «нет, не обошлось».

Все свидетельствует о том, что берясь за проект, Скотт прекрасно осознавал все слабые и сильные ОЧЕНЬ слабые стороны сценария и именно поэтому, дабы заглушить отвратительный вкус местного сторилайна, специально собрал на съемочной площадке команду отменных кинопрофессионалов, включая и самого создателя визуального облика всех Чужих, швейцарского художника Ханса Руди Гигера. И на протяжении всего фильма, его режиссерский подход напоминает умудренного опытом риэлтора, который умело отвлекает внимание потенциальных покупателей от бегающих по полу крыс и проваливающегося им на головы потолка, акцентируя внимание на сильных сторонах и по возможности, оттеняя слабые. Вот, прямо по курсу Вас встречает изобретательный дизайн инопланетного корабля, слово сошедший с картин самого Гигера, если посмотрите направо, то увидите зрелищные спецэффекты инопланетной бури, в то время бросив случайный взгляд налево, можно насладиться грандиозной картиной столкновения в воздухе сразу двух космических звездолетов! Однако, если Вы действительно хотите получить от «Прометея» бурю положительных эмоций, то лучше с самого начала переключите свой мозг в режим чисто эстетического созерцания, дабы в особо забористые моменты разглядывать не перекошенные сценарием лица актеров, а получать удовольствие от строго симметричных ракурсов оператора Дариуша Вольского и выкрутив до нулевой отметки глупость местных диалогов, просто наслаждаться атмосферной музыкой Марка Страйтенфельда. Да, в такие минуты «Прометей» действительно оживает, обнажая перед зрителем задействованные в нем титанические усилия по оживлению мертворожденного сценарного голема. Но в то же время, следует помнить, что восприятие фильма как созерцательного памятника эстетической стороне — очень тонкая грань: стоит сделать лишь один неловкий шажок в сторону, вспомнив о существовании местного «сужета», как благодушный настрой тотчас сменяется противоположным, и вместо брызгания слюнями по поводу здешней технической реализации, к горлу уже начинает подступать субстанция совсем иного вкуса и содержания. Одна из основных проблем сценария псевдоприквела — перенасыщенность его взаимоисключающими параграфами в области инопланетного бестиария: отказавшись от выверенной эволюционной схемы классической квадрологии: Матка — Яйцо — Фейсхаггер- Чужой, Джон Спейтс, Лиденлоф и еще с полдюжины невыявленных «мастеров пера» наплодили такое количество сущностей, надсущностей и наднадсущностей, в котором без приема внутрь крепчайших спиртсодержащих жидкостей сама Рипли ногу сломит. Решив, что зрители уже порядком устали от стандартного алиеновского зверинца имени Рональда Шуссета и Дэна О, Бэннона, сценаристы напряглись и исторгли из себя неизученную субстанцию инопланетного происхождения под кодовым названием «черная жижа», которая при внимательном рассмотрении оказывается лишь очередной разновидностью на тему главного сюжетообразующего элемента для всех комиксов издательства «Marvel» — Неизвестного-Современной-Науке-Ужасного-Мутагена. Ведь читая\смотря комиксы, Вы же не задаетесь вопросом, почему при укусе радиоактивного паучка скромняга Питер Паркер начинает метать во все стороны паутинку, а не икру, и ученый Брюс Баннер превращается в огромного зеленого детину, а не в маленькую резиновую утку? Та же самая сюжетообразующая логика правит свой бал и в «Прометее»: взяв за основу одну из самых популярных вселенных за всю историю существования голливудской кинофантастики, Спейтс, Лиденлоф и компания отложили в нее яйца типичного высокобюджетного комикса, которые со временем мутировали в гигантских плотоядных змее-зомби-кальмаров и полностью разодрали на бескозырки весь исходный научно-фантастический шаблон. И несмотря на то, что сам Лиденлоф являлся лишь последним из пяти или шести сценаристов, которым (не) посчастливилось дорабатывать сей сюжет до его торжественного знакомства со зрителями, почерк автора главной мыльной оперы прошлого десятилетия здесь, как никогда узнаваем. Как и в финале «LOST», где почти два десятка сюжетных ляпов и несостыковок весело списали по статье «неизученные свойства странной электромагнитной аномалии», единственным объяснением для чудовищного количества сюжетных ляпов, несостыковок и логических косяков, которое может предложить своим зрителям «Прометей» являются «неизученные свойства странной инопланетной субстанции». Правда, знакомо звучит?

И здесь уместно вспомнить, что в далеком 1979 году сценарий оригинального «Чужого» считался таким ядреным трэшем, что его даже одно время собирались отдать на съедение самому Роджеру Корману, однако на фоне сюжетной составляющей «Прометея» он выглядит подлинно шекспировской трагедией, в первую очередь — по проработке характеров и убедительности мотивации персонажей. Если помните, фильм-прародитель излагал историю семерых космических рудокопов, которые просто хотели срубить по-легкому немного деньжат, но на дороге к вожделенному богатству встретили лишь страшную смерть — с острыми зубищами, огромным хвостом и кислотой вместо крови. Однако, несмотря на похоронный характер самой истории, реквием получился на славу: за 2 часа экранного времени, почти каждый из персонажей успел блеснуть яркой харизмой и продемонстрировать перед зрителем сложные изгибы собственного характера, практически все из них запомнились по именам, причем некоторые из них (Эш, Рипли) успели стать нарицательными еще до наступления финальных титров. В отличии от «Ностромо», экипаж «Прометея» представляет собой сонное царство унылых стереотипов, где бал правит типичная «массовка на убой», в чей репертуар входят полторы дежурных фразы («привет, как дела?»)  и один исполненный вселенского ужаса, предсмертный крик, после которого уже можно смело снимать костюмы и сдавать реквизит. Да, режиссер изо всех сил старается наделить каждого из персонажей, хоть какой-то узнаваемой чертой (татуировки у Файфилда, гармошка у капитана Янека, просмотр Дэвидом «Лоуренса Аравийского» и прическа в стиле молодого Питера О, Тула), дабы предотвратить их слияние в сплошную серую массу, но для того, чтобы судьба кого-то из членов экипажа вызывала хоть какие-то эмоции, мало дать им в руки по экзотическому музыкальному инструменту или заставить несколько раз отжаться от пола — для этого нужны яркие харизмы и проработанные характеры, которые в эту часть Галактики почему-то не завезли. Впрочем, что уж тут говорить о второстепенных героях, если даже центральные персонажи, которые по мысли сценаристов являются «основным двигателем этой истории» прописаны ничуть не лучше статистов? Первоначально, у Скотта была одна любопытная идея: когда экипаж «Прометея» пребывает в анабиозе, андроид Дэвид проникает в их сны и сокровенные мечтания, таким образом раскрывая перед зрителем всю изнанку внутреннего мира Элизабет Шоу, Чарли Холлуэя,, Мередит Викерс и САМОГО Питера Вэйланда. Увы, этой идее не суждено было дотянуть даже до стадии съемочного процесса: из всех запланированных флэшбеков, окончательный вариант сценария сумел пережить лишь единственный сон героини Нуоми Рапас- очень неряшливо снятый и смонтированный в худших традициях церковных роликов о пробуждении религиозного сознания. На лицах и историях персонажей всюду видны грубые разрезы от тупых ножниц: от любовного романа Элизабет Шоу и Чарли Холлоуэя остались ровно два романтических взгляда и одна полуминутная сцена, а чрезвычайно важная для сюжета история взаимоотношений Мередит Викерс с ее отцом сжалась до габаритов крошечного, ни к чему не обязывающего диалога — к тому же грубо оборванного на полуслове. Но больше всего от вырезания из сценария эпизодов криосна пострадал образ САМОГО Питера Вэйланда: учитывая солидный возраст персонажа, Скотт планировал позвать на эту роль великолепного Макса фон Сюдова, однако впоследствии Лиденлофа  посетила замечательная идея, «а что, если во время своего криосна, Вэйланд снова видит себя молодым», и специально для этой сцены, режиссер решил отдать роль преклонного старика более молодому актеру. И когда в результате очередной переделки сценария, идея молодого «старого» Вэйланда отчалила в творческую Валгаллу, Скотт остался один на один с засушенным в фотошопе на манер египетской мумии 44-летним австралийцем Гаем Пирсом, демонстрирующим всему честному народу актерский фокус «голова Брэда Питта в образе Бенджамина Баттона, разговаривающая голосом Гая Пирса». В итоге получился и смех, и грех: пока лишенные мотиваций и связных историй, герои тенью отца Гамлета бродят по закоулкам «Прометея», где-то за кадром раздается довольное ржание самого Лиденлофа, «мол мы вам тут все пунктиром наметили, там намекнули, тут подмигнули, а дальше вы уж как-нибудь сами додумаете, домыслите, дофантазируете..... Вспомните, как в у всех вас это хорошо получалось при просмотре шести сезонов «Лоста«! (на этом месте, его довольный смех постепенно трансформируется в сатанинский, после чего медленно затихает).  

Подобно опытному морскому волку, который всегда предчувствует, где и когда затонет его корабль, Скотт прекрасно осознает, на какую глубину тащат «Прометей» чугунные цепи здешнего сценария и дабы удержать на воде свою хлипкую посудину, делает финт ушами в лучших традициях самозваных религиозных проповедников, мол «любая творящаяся на экране невообразимая фигня является невообразимой, поскольку на все Воля Всевышнего, аллилуйя!» В отличии от предыдущих фильмов алиеновской квадрологии, никогда не претендовавших на новое слово в высоком искусстве, режиссер выкручивает до упора вентиль, отвечающий за наполнение картины религиозными аллюзиями и полностью скрывает шаткую сюжетную конструкцию «Прометея» под дымкой густого псевдофилософского тумана, в котором любые глупости членов экипажа автоматически приравниваются к библейским притчам, и каждый вопрос по логике повествования тут же становится риторическим. Но в то же время, прекрасно понимая, что одним туманом сыт не будешь, Скотт мысленно возвращается к собственному началу начал, когда его впервые признали не чисто коммерческим режиссером, а «философом от большого голливудского кинематографа»  и небрежно стряхивает пыль с коробки «Бегущего по лезвию». Да, именно тогда в его творчестве впервые зазвучала почти тургеневская тема «Отцов и детей», которая в «Прометее» превратилась в подобие навязчивого лейтмотива: если в «Бегущем», тема брошенных детей, которые мечтают отомстить родителям раскрывалась тончайшими штрихами, на примере взаимоотношений андроида Роя Батти с его Создателем, то в новой картине Скотта тонкие штрихи сменились жирным-прежирным подчеркиванием одного и того же момента по второму и третьему разу, а сама тема представлена зрителю аж в трех различных интерпретациях: на примерах взаимоотношений Создателей-Человечества, Человечества — андроида Дэвида, Питера Вэйланда — Мередит Викерс — очевидно для того, что бы в кинотеатре ее можно было без проблем разглядеть с самого последнего ряда, даже в ТРИ ДЭ очках! И главная проблема заключается не столько в этой навязчивости, сколько в самом контексте ее использования: у хауэровского андроида Батти действительно была убедительная причина ненавидеть своего Создателя, сделавшего его существование ярким, но очень недолговременным, в то время, как персонажи «Прометея» ненавидят своих отцов просто потому, что так написано в сценарии. Да, андроид Дэвид осознает свое превосходство над создавшей его человеческой цивилизацией, но этим его сходство с Батти полностью исчерпывается, так как вместо скорой бессмысленной смерти его ждет почти бесконечная, хотя и столь же бессмысленная жизнь. Суть остальных конфликтов на тему поколений сводится к детсадовскому плачу в подушку «ну почему папочка больше не хочет со мной играть?», который плавно подводит вчерашних школьников и нынешних ученых к мрачной констатации, утянутой на экран прямиком из ранних рассказов Рэя Брэдбери «Маленький убийца» и «Вельд»: «Разве не все дети желают смерти своим родителям?» Эту мысль можно оспаривать или попытаться с ней согласиться, но нельзя отрицать тот факт, что сама тема убийства родителя собственными детьми является первоосновой, по-фрейдистски заложенной в изначальный генетический код «Прометея», который являясь прямым порождением «Чужого», на протяжении всех 124 минут экранного времени, с переменным успехом пытается прикончить своего родителя.

Еще в 2011 году Скотт торжественно клялся, что «Прометей» станет самостоятельной историей во вселенной Чужих, которая ни коим образом не потревожит священных останков классической квадрологии, но данного обещания так и не сдержал. Сочиняя оригинальную версию сценария, Джон Спейтс активно вдохновлялся идеями швейцарского уфолога Эриха фон Дэникена о мудрой инопланетной расе, которая якобы являлась прародителями всего человечества, и спустившись на планетоид LV-426 герои первого «Чужого» тоже наткнулись на гигантский труп представителя неизвестной инопланетной цивилизации, так почему бы не воспользоваться уже готовыми наработками? А то, что сам труп в силу своего огромного роста и торчащего из верхней части черепа небольшого хобота никак не тянул на роль «прародителей человечества» — так это же сущая ерунда, кто-нибудь позовите сюда супервайзера по компьютерным спецэффектам! Огромный рост и хобот мигом становятся частью интерфейса управления звездолетом, а под маской одной из самых таинственных рас за всю историю космической НФ открывается уже привычная для современных кинозрителей смесь потрепанного от непосильных забот  «доктора Манхэттена» с сильно потускневшими на солнце аватаровскими «нави». И все вроде бы счастливы: сценаристы — потому, что смогли хоть как-то привязать свои идеи к оригинальному сеттингу, режиссер — потому, что отпилив инопланетному гиганту хобот и половину ноги, сумел хоть как-то подыграть сценаристам. И лишь фанаты алиеновской Вселенной — те самые, которые уже больше 30 лет до хрипоты спорят, обсуждая тайну происхождения неизвестной расы, тихонько выходят из зала, прямо на ходу посыпая свои головы пеплом. Как бы по этому случаю выразился простой школьник из американского города South Park: «Они убили Космических Жокеев..... ну и кто они после этого?».

Одним из самых спорных моментов «Прометея» является показанный на экране уровень организации научно-исследовательской экспедиции: начиная от несерьезного изначального посыла в стиле «а не слетать ли нам на другой конец Галактики и не поискать там кого-нибудь по наскальным рисункам тысячелетней давности, строго напротив картинок, на которых куча охотников зажаривает на костре динозавра» и заканчивая квалификацией научного персонала, больше половины которого железно попадает под категорию «каких не берут в космонавты». А уж после высадки на неизвестной планете, когда местоположение инопланетного корабля определяют таким проверенным временем методом научного тыка познания, как «Бог не использует прямые линии», начинает крепнуть уверенность, что главе многомиллиардной корпорации, в его полете за бессмертием специально подсунули каких-то бракованных ученых. И эта уверенность крепнет чем дальше, тем больше: отбросив в сторону любые намеки на логику, господа (и дамы) ученые руководствуются базовым принципом малолетнего школьного хулигана: «сунь палец в розетку — а вдруг что интересное получится?». А давайте посреди непонятной пещеры на неизвестной планете снимем гермошлемы — а ВДРУГ мы при этом не умрем, и из этого что-то интересное получится? Если в самом дальнем углу непонятной пещеры на неизвестной планете нам вдруг встречается очаровательная змейка явно инопланетного происхождения — давайте потрогаем ее руками, а вдруг, что интересное получитс.......ААААААА!!!!! А давайте добавим неизвестную инопланетную субстанцию в бокал одного из членов экипажа — да, возможно биологическое заражение, после которого мы все умрем мучительной смертью, а те из нас, кто не умрет сразу, в скорости времени будут дико завидывать мертвым, но ведь у этих предположений есть и своя обратная сторона — а вдруг, что интересное получится?

Но нужно отдать должное адвокатскому таланту Ридли Скотта, который сумел аж дважды подстраховаться от нападков суровых критиков и сперва нарек свою картину «типичным голливудским блокбастером» (определение: «блокбастер» — это фильм, в котором по определению не нужно искать ни логики, ни сюжета, только знай себе тяни колу и закусывай попокорном»), а потом, когда первые помидоры все же достигли цели, возвел перед собой новую преграду, прилюдно отнеся фильм к жанру «религиозно-философской притчи» — жанра, где опять-таки по определению все «ну очееееень условно». И вырос пред ним целый щит от разных нечистот, и все злобные критики тотчас захлебнулись от собственной желчи, потому, что и правда — зачем притче логика, только знай осеняй себя ежеминутно крестным знамением и объясняй поведение ученых homo degeneratus тонкими смысловыми метафорами и изящными метафизическими чудесами. Почему автодоктор в капсуле Викерс вдруг оказался настроенным на мужскую физиологию? Бог так велел. Каким образом Шоу удалось так быстро восстановиться после операции и почему этот супернавороченный технодевайс заштопал ей брюшину по принципу гигантского степлера? А Бог вот взял и передумал. Одно печалит: в атмосферу мистических чудес, когда уже кажется, что героиня Рапас вот вот пойдет по воде, как посуху, а ее крестику хочется вручить «Оскар» за лучшее исполнение роли 2 плана — в этот самый момент в кадр снова возвращается типично попокорновый «блокбастер» и никуда не собирается уходить, поскольку, как не крути, но зритель переплачивал за билет в ТРИ ДЭ совсем не ради высочайших философских концепций. И «философская притча» тихо всхлипывает на полу, брезгливо отворачиваясь от разлетающихся в разные стороны оторванных голов (прокатный кинорейтинг R, Вы не забыли?) и единоличного победителя в номинации «самая идиотская смерть за всю историю НФ-кинематографа, в результате падения на голову гигантского надкусанного бублика». В итоге, мы наблюдаем пример, когда два противоположных по своему воздействию и аудитории киножанра пытаются слиться в единый организм, но их слияние происходит совсем не там, где нужно, а строго по линии копчика: для блокбастера в «Прометее» слишком мало взрывов и удручающе много возвышенных диалогов ни о чем, для притчи — наоборот, слишком много мяса и вроде бы ученых персонажей, которые ведут себя ничуть не осмысленнее тупых статистов из слэшера про студенческую общагу. Вообще, до самого финала картины не покидает ощущение, что сами слова Скотта про «религиозно-философскую притчевость» были произнесены им лишь для того, чтобы хоть как-то осадить определенную категорию зрителей, которые на премьере фильма, позабыв о приличиях, слишком громко гоготали над интеллектуальными метаниями женщины-ученой, так и не понявшей, что же на самом деле привело к взрыву инопланетной головы после того, как через нее пропустили какие-то жалких 40 ампер. «Ну что Вы ко мне прицепились со своими степлерами, бубликами, амперами и висящими в подсобке пожарными топорами! Не приставайте к философу!»  

Если снова вспомнить о старых режиссерских обещаниях, то и самое главное из них Скотт тоже не сдержал — несмотря на все усилия актерского лебедя, режиссерского рака и художественно-постановочной щуки, «Прометею» так и не удалось стать полностью самостоятельной историей. Длинные змеевидные хвосты картины 1979 года здесь торчат буквально из каждого кадра: сцена пробуждения экипажа от анабиоза один в один срисована с аналогичного эпизода 33-х летней давности, разговор с оторванной головой робота является зеркальным отражением того самого диалога с Эшем, финальная сцена в спасательном модуле и закадровое сообщение Рипли тоже присутствуют, причем, последнее скопировано с оригинала, практически слово в слово. Для того, чем занимается Скотт на протяжении всего фильма, в аниме-среде есть одно очень точное определение — фансервис**, бессмысленный и беспощадный. Режиссер прекрасно понимает, что ни один из фанатов квадрологии не сможет пройти мимо «Прометея» и дабы подсластить пилюлю варит для один большой французский суп «бурдэ», где кроме его старых наработок 33 летней давности в одном котле булькают кэмероновские транспортеры из «Чужих» и даже сюжетная основа первой части «Чужого против Хищника», согласно которой могущественная инопланетная раса возвращается на Землю, чтобы полностью стереть с лица планеты искусственно созданную ей расу космических паразитов. Однако, вместо запланированной поваром ностальгии по старым добрым временам, когда научная фантастика в Голливуде еще была ого-го, вкус приготовленного им блюда рождает совсем неуместные ассоциации с четвертой частью «Терминатора», осуществленной в 2009 году неумелыми руками горе-режиссера МакДжи, который тоже полагал, что достаточно побросать в одну кастрюлю магнитофонные записи Сары Коннор, дать фанатам послушать звуки старого хита из второй части и научить Кайла Риза, как правильно привязывать у руке дробовик — и все, огромная мировая кинокасса в шляпе! Удручает другое: когда ставку на фансервис для поклонников франшизы делает бывший рекламщик и клипмейкер, в творческом активе которого — всего 3 фильма, причем из них приличных -0 целых 0 десятых, это вполне в порядке вещей. Но когда на ту же дорожку вступает живая легенда, постановщик десятка культовых картин и режиссер, которого еще 20 лет назад заочно признали «кинопатриархом», становится как-то не по себе.

Так почему, по какой причине, осознавая слабость сценария и хрупкость всего проекта в целом, вчерашний патрирарх научной кинофантастики, не взирая ни на что, все-таки согласился поставить под ним свое имя? На мой субъективный взгляд, для этого есть всего одно наиболее правдоподобное объяснение: все дело в том, что каждый из режиссеров, которые в разные годы работал над алиеновской киносагой, впоследствии прославился как вдохновитель собственной небольшой кинореволюции: Жан-Пьер Жене произвел кинофурор в облике прекрасной девушки «Амели», Дэвид Финчер — в «Семи» и «Бойцовском клубе», но больше всех в этом отношении повезло Джеймсу Кэмерону, который производил коммерческий фурор три раза, на протяжении 20 лет — в «Терминаторе 2»,«Титанике» и саге про людей с синими лицами. Иными словами, для каждого из этих режиссеров их собственные «Чужие«уже остались далеко позади. Однако, если проводить опрос по самым значительным и запомнившимся зрителям картинам из более чем 30-летней фильмографии, 74-летнего Ридли Скотта, то кто-то вспомнит пафосную кончину римского полководца Максимуса во имя торжества общеголливудских демократических ценностей, другим придет в голову задорно сигающий с обрыва автомобиль «Тельмы и Луизы», но однозначными победителями этого голосования станут блуждания Рика Декарда под ливнем из неоновых огней и вылезающая из резиновых внутренностей Джона Херта вытянутая голова младшенького Чужого. И наверное безумно тяжело, спустя 30 лет блистательной кинокарьеры вдруг осознать, что все твои революции уже сделаны, лучшие кадры давно отсняты, а тот самый огонь, который ты с таким трудом добывал для смертных, столь же давно пустили на зажигалки. И еще тяжелее понять, что в таких условиях, режиссерское кресло подобно той самой скале, к которой ты прикован цепями и за право находиться на ней сегодня нужно расплачиваться самым дорогим, что у тебя осталось — наиболее культовыми крупицами собственного наследия. Вот больно клюнул в печень малыш «Чужой». Пройдет еще пару лет — и его место у внутренностей Создателя займет и сам Рик Декард. А там, глядишь, в них с новым аппетитом вцепятся грядущие вскорости новые «Прометеи». И нет покоя бедному титану, его добровольная пытка, по-прежнему продолжается....