Во время расшифровки я внезапно обнаружил утерянные ранее разборы рассказов «Приключение для пенсионера» и «Наследство» (хочется надеяться, что и всё остальное на месте). Mea culpa, я запутался во множестве аудиофайликов, вышеназванные рассказы оказались спрятаны в глубине одного из них, — впрочем, запутаться было немудрено, учитывая, что мастер-класс писался на три разных устройства, включая говорящий фотоаппарат. Правда, очерёдность (уже опубликованных мною) кусков сбилась, и я с нею уже ничего делать не буду, благо оные куски друг на друга ничем не завязаны. Обещанный же в прошлом выпуске разбор рассказа «Лекарство от чумы» пойдёт в самом конце мастер-класса — он действительно оказался последним (там в конце записи участники обсуждают перспективы на после ужина). Сейчас же представляю вашему вниманию разбор рассказа «Время ушло» — извините, но начало его слегка погрызено техникой.
7
А. Балабуха: ...других аллюзий, которые со скандинавской не связаны, тоже в придачу. А ведь, давайте говорить так, человек, который не очень хорошо это знает, — так для него даже это финальное копьё, оно свяжется в сознании обычного читателя уж скорее с копьём Лонгина, и он начнёт мужественно искать связи с христианством, которых тут нет. Я не могу этого поставить автору в упрёк, но автор загнал себя в ловушку и обрёк себя на то, что этот рассказ, я не знаю, для полупроцента потенциальных читателей.
А. Петров: Ну, это для любителей (дальше неразборчиво).
А. Балабуха: Да, да. Ну извините, если издавать какой-то целевой сборник на тему скандинавской мифологии, да ещё с хорошим предисловием и с хорошими комментариями — тогда да.
Ю. Зонис: (...) Допустим, не известно, что это скандинавская мифология, но понятно же более-менее, что это о противостоянии нового и старого. Понятно, что некое отчаяние старого, которое сталкивается с новым...
А. Петров: Я бы сказал не «понятно же», а «понятно ли».
Н. Витько: На мой взгляд, это понятно, но при этом куча вот этих вот аллюзий и отсылок к совершенно конкретному пласту культурному — если базы упорно не хватает, начитанности, оно очень будет сбивать.
А. Петров: (Обращаясь к Ю. Зонис.) Юль, на самом деле тут, скорее, другое: мне кажется, что это не противопоставление нового и старого, а это противопоставление разных культур. Вот. Новых или старых — значения не имеет.
А. Балабуха: Угу... Согласен.
А. Петров: Тут нет коммуникации между героем, который... этот Повешенный — и героиней, которая вся такая милая, шляпки-перчаточки.
А. Балабуха: В этом смысле как раз рассказ мне ещё представляется очень ценным и своевременным — именно потому, что это рассказ о невозможности никакого мультикультурализма, и так далее, и так далее. Очень своевременные мысли, очень правильные, очень справедливые, но то, что они поданы именно на этом примере... А нельзя выделить из рассказа только одну какую-то... Ну, это тоже самое, что: хрен его знает, что такое «Верона», где она была, в каком это было веке и вообще что такое «итальянцы», я ничего этого не знаю, но понятно, что это что-то такое о любви. Можно и так к «Ромео и Джульетте» подойти.
Ю. Зонис: Нет, в плане Шекспира, там, извините, то, что написано — Грецию в декорациях Италии, и так далее...
А. Балабуха: Естественно, естественно. Но я это говорю к тому, что, понимаете, нельзя вычленить только один этот тезис — и считать, что если тезис существует и вроде бы прощупывается, значит, всё хорошо.
Ю. Зонис: Не, в любом рассказе, в любом тексте есть отсылки (слово неразборчиво), которые понятны каждому, а есть отсылки к некому ритуальному там, историческому и так далее. Кстати, для человека, по-моему, который знает скандинавскую мифологию, наоборот, очень хорошая подпорка — потому что он сразу включается.
А. Балабуха: Для того, кто знает, — да, совершенно верно. Много ли таких, кто знает?
А. Петров: Этот рассказ мог бы быть многоуровневым. Вот есть люди, которые...
А. Балабуха: Тогда бы это был уже не хороший рассказ, а гениальный. Но на это, увы, даже заявки нету. Если б он был многоуровневым, и первый пласт, верхний, позволял бы читать без глубокой специальной историко-филологической и культурологической подготовки, а подготовка понадобилась бы только для осознания четвёртого пласта — вот тогда да. Тогда это было бы просто гениально. Но здесь, поскольку даётся единственный пласт вот этот — поэтому рассказ обречён на очень узкий круг читателей, которые в состоянии его оценить полностью. Вот это беда. Но сделан он очень хорошо, я претензий не имею.
Б. Богданов: Поэтому он прошёл в финал, хотя люди его не очень поняли.
А. Петров: Вообще на самом деле, финал, не финал — Андрей Дмитриевич говорил, что, в общем-то, конкурсные реалии... мы тут рассматриваем рассказы в отрыве от конкурса. Единственное, для чего конкурс здесь поработал, — отсеять какие-то самые новичковые работы, которые были в первом туре. Ну, отсеялись и отсеялись. А вот в этом более-менее где-то есть предмет для разговора. Мы отсев провели, всё. Ну а дальше...
Б. Богданов: Это просто иллюстрирует, что он действительно сделан хорошо.
А. Петров: У каждого из этих рассказов есть своя «группа поддержки», у каждого.
Б. Богданов: Лоббистские группы.
А. Петров: Да, есть целые лоббистские группы.
А. Балабуха: Всё верно, но, прошу прощения, когда литература растаскивается на лоббистские группы — это уже говорит о том, что эта вещь нуждается в лоббировании. Вот в чём вся беда.
Из аудитории: Не скажите, Андрей Дмитриевич. Как говорил в своё время Шостакович (на самом деле это не его афоризм), «нужно помогать талантам, бездарность сама пробьётся». (Смех в аудитории.)
А. Балабуха: Э, нет. Помогать талантам нужно, и с этим я совершенно согласен, причём есть разные способы это делать, и об этом можно было бы однажды прочитать лекцию, очень интересную, историческую чисто, — но: в чём в данном случае помощь проявлять? Извините меня, даже такое лоббирование сильно популярности автору не прибавит, потому что всё равно большинство этого рассказа не поймёт. Они тоже признают, может быть, что это хорошо сделанный текст, кто способен вообще оценивать, а таких достаточно вполне, но они его не смогут оценить по его реальным достоинствам. Вот в чём вся беда, понимаете? Эти достоинства выше, чем может оценить средний читатель.
А. Петров: Если средний читатель не имеет представления, о чём там речь...
А. Балабуха: Да не средний, я бы даже сказал — хороший читатель.
А. Петров: ...то о каких достоинствах мы можем говорить, если непонятно, есть они там или нет, если читатель не знает. Была попытка продемонстрировать какого-то странного персонажа, принадлежащего к странной культуре. Если человек не знает об этой культуре ничего, откуда он может вообще судить о том, придумал автор это всё, либо действительно автор читал какие-то тома и имеет что сказать об этой культуре?
А. Балабуха: А понимаете, в чём дело: для того, чтобы это перестало иметь значение, чтобы это вышло на уровень не конкретики, а уже алгебры, буквенных значений, для этого... я бы сказал... Рассказ на это не вытягивает, он не становится притчей, в которой в общем-то реалии не важны, важна только структура взаимоотношений. Вот до этого уровня он недотягивает. Если бы дотянул — опять-таки это было бы гениально. Но увы, до этого он не дотягивает. Как рассказ он хорош, как притча — это только зародыш. Вот в чём дело.
Вот что касается этого рассказа.
(Продолжение следует.)
цитировать
свернуть ветку
приятный след 3й Лабы приятно тянется благодаря Вам! 
