Её занесло порывом ветра. Только что летела себе беззаботно, сочно-лимонная и яркая. Сухой воздух был похож на духи, пах пряными травами и тополиным глянцем, вытопленным из листвы затяжной жарой. Лето... Еще не старое, ничуть не бабье, а прямо-таки девичник.
И вдруг — апокалипсис. Злой ветер вцепился в крылья и рванул, и смял — и втиснул в узкую щель приоткрытого вагонного окна. Она отчаянно забилась и зашумела крыльями, она рванулась спасаться — но как? Вагон грохотал по рельсам, целиковый, страшный, почти намертво закрытый. Снаружи — живое лето. Внутри — густой и мерзкий настой из пота, плавящегося пластика и истертых тормозов...
Она билась о мутные стекла и как-то на глазах делалась мертвой, этот наш, человечий город и это наше, офисно-каторжное лето её уничтожали. Случайный обрывок яркого дня...
Вагон простучал по голубой ветке московского метро от Кунцевской до Пионерской. Открыл врата в летний рай — и снова их строго сомкнул. Она не успела, да и не умеют бабочки пользоваться метро, ну зачем им подобный навык?
Вагон повлек свою жертву к станции Филевский парк. Людей в этой емкости со старым потом и прогорклым пластиком было мало, каторга в офисах уже приняла большую часть приговоренных. Немногие припозднившиеся смотрели на лимонницу, во все глаза. Одни желали и ей узнать, каково это — быть человеком. Другие мечтали об отпуске, впитывая взглядом золото нездешних пляжей и цветов. Третьи жалели безбилетницу, и даже переживали: как ей помочь? Не бегать же по всему вагону, вон как мечется — и не поймать... Она пробовала дважды сесть на поручни — не получилось, скользко и жутко, уж всяко сразу разобрала: это не трава, не цветы и вообще — не живое.
Вагон снова замер у станции. Распахнул двери, и лето потекло в них горячим дыханием. Бабочка заметалась отчаянно, и снова все люди смотрели на неё. А самый безразличный мужик с рыхловатым пивным брюшком крякнул, развернул газету пошире и махнул очень ловко и точно. Крылья прошуршали, встретившись с печатным словом...
В чаду свежей типографской краски, в жутком и непреодолимом вихре бабочку отбросило к самой двери... И она все же успела выскользнуть, хотя металлический голос псевдочеловека уже обрек её, сообщив «осторожно, двери закрываются»...
Но она успела, она вернулась в свое лето, пока вагон не нырнул еще в подземку.
А мы поехали в офисы. Совсем в другом настроении. Как будто мы все тоже — спаслись и глотнули настоящего лета, яркого и вкусного.