ОТВЕТЫ БЕЗ ВОПРОСОВ.

       В бессонницу приходит ко мне бессмертный Уильям Топаз Макгонаголл, о коем см. в Википедии. С ним — его правнучок, Гарри Поттер. Оба шотландцы. Раньше общение с ними меня усыпляло с гарантией. Теперь просто — приходят и молчат. И все мы в общем-то не существуем, хотя куда нам с Гарри до бессмертности Топаза. Тот — куда более бессмертен, ибо совершенно гениален. А я — нет. Хотя... «жизнь оказалась длинной» (с).

       Всю жизнь работаю редактором и переводчиком, привык к обеим профессиям, всегда они меня кормили, а не кормили – так я кинолог с категорией, ученик Жаннеты Чесноковой, декоративные породы на рингах еще недавно судил и диктовал описания, составлял русские версии стандартов на неизвестные у нас породы – за это тоже деньги платят. Не помогало – мог и за прилавком постоять, эксперт-филокартист я тоже не из отсталых. Словом, чем-то всегда зарабатывал на жизнь с 19-ти лет, даже при том, что в первые двадцать лет параллельно с работой еще и на допросах по диссидентской линии насиделся – но... хватит с меня, политикой не занимаюсь. Я и теперь главный редактор «Водолея», деньги это приносит символические, зато книги все-таки выходят те, которые мы с директором хотим издать, а не те, которые нам издать велят. Работаем и на заказ, но это чтоб с налогами расплатиться.

Всю жизнь пишу собственную прозу, то ли фэнтези, то ли «мистику» (теперь меня к ней отписывают, а я не знаю, что это такое) – никогда не верил, что увижу романы изданными, но этот вопрос теперь как-то сам решился. Однако привыкнув в советские времена, что за публикации за границей никогда не платят, не переживаю и теперь, если платят очень мало. Лишь бы печатали – и лишь бы самому за это не платить. Но ни в одном романе никогда и никто мне ничего не не отредактировал. Иной раз даже вредило, огрехов не замечал.. Ну, пропустишь ляп – в другой раз исправишь.

За границей я стал печататься (как литературовед и как историк) в 1973 году. Ничего до 1986 года своей фамилией не подписывал. Выдумал прием: ничего не подписывал одной фамилией дважды. Закончишь писать, придумаешь бесцветную фамилию, передашь «своим каналом» – ловите меня. Я – никто, я – Протей, сам забывший, в кого только что превращался (отчего так люблю рассказы Желязны о «Спящем»). Не поймали. Потом я это все понемногу стал извлекать и переписывать на другом уровне, из чего постепенно складывается книга «Против энтропии»: не то, что висит у Мошкова, там просто склад статей и предисловий, а нормальная книга о литературе – статьи и мемуары. Благо навспоминать могу очень много, да и занят этим теперь всерьез, возраст велит.

Но я не о том. Ни на минуту в жизни не относил я себя к «мейнстриму» – я фантаст, работник жанра параллельной истории, кем хотел в детстве стать, тем и стал. Однако ни в детстве, ни теперь у меня не было мысли, что писание романов по принципу «пишу, потому что хочу прочесть такую книгу, а ее нет» – может приносить доходы. Спасибо, если вообще читать будут. Случаи, когда исполнялось чудо (Терри Пратчетт) и писатель-мироформист приобретал мировое значение, нестерпимо одиноки. Куда чаще ситуация с Барбарой Картленд, или прости Господи, со Стивеном Кингом: для денег пишется, деньгами же круто и оплачивается. Причем если бы не честная и очень умная книга Кинга о писательском ремесле («Ваши близкие должны привыкнуть к тому, что вы читаете за едой!») – мне бы он и не вспомнился, для меня он та бодливая корова, которой дали рога. Не Бог весть какой писатель Сергей Беляев со своим «Истребитель два зет» (1939) – все-таки честно и чуть ли не до конца жизни работал врачом (помнится, терапевтом). Лавкрафт, кстати, хоть и печатался и жил литературным трудом – а ни одной своей книги в руки так и не взял.

… Какое может быть качество у литературы, если мой друг *** пишет роман в месяц? А если деньги на подрастающих детей нужны – то два романа? Это называется «проект». Начинается халтура... И все равно его печатают редко и мало.

   А если «проект» раскручен, то он же и бесконтролен. Тогда автор берет для своего героя фамилию «Фандорин», в романе про его правнука упоминает, что тот вернулся историческому прототипу этой фамилии – «фон Дорн». И – как Божья роса. Никто ему и не скажет, что Фандориных в России некогда было немеряно, да только все, как один, происходили от голландской фамилии van Doren (во Франции отпрыск этой семьи основал и ныне процветающую фирму по изготовлению мундштуков для кларнетов). Ничего, «пипла схавает». А ведь и хавает, и кроме самого автора все думают, что автор – писатель. Автор, к его чести, знает, что он – НЕ писатель, что он – ПРОЕКТ. И не очень этого стесняется. Забавно, что в списке «вероятных кандидатов от России на Нобелевскую премию» его все-таки нет.

«Мэтр Адан», «Вергилий с рубанком», настоящий, первоклассный поэт во Франции времен Фронды сочинял свои песни, которые и теперь живы (даже в России – «Когда я пьян – а пьян всегда я…»). Платили ему за мебель, а не за песни. Хотя песни, конечно, умножали число его покупателей.

Кто бы вспомнил чудесный стишок покойного дяди Вали Берестова – «Парадокс Чуковского»:

                                 «Писать вы стали мелко,

                                 Поспешно, ловко, вяло.

                                 Поделка

                                 За поделкой,

                                 Безделка

                                 За безделкой.

                                 К чему крутиться белкой?

                                 Вам, видно, платят мало?

                                 Не вижу в этом смысла, —

                                 Вздохнул Чуковский. — Хватит,

                                 Пишите бескорыстно —

                                 За это больше платят!»

За нетленку действительно больше платят. Правда, надо приготовиться жить долго.

Или переходить на метод белки в колесе и писать два романа в месяц.

        И пусть будет счастлив тот, кто от этого сумеет удержаться.