Детство — это особый мир, часто наполненный противоречивыми впечатлениями и страхами. Есть люди, которые вспоминают эти годы с содроганием. В литературе также есть особая ветвь своеобразных мемуарных откровений о детских годах, которые иногда схожи с произведениями Шаламова или Солженицына. Почему веселый паренек так тяготится чем-то, и вовсе не хочет идти утром в школу, а то и вовсе сворачивает в подворотню у самой школьной ограды, заметив знакомые тени, и гуляет по незнакомым районам, лишь бы не находиться в постылых стенах. Или девочка, переживающая первые чувства к однокласснику, узнав о которых он высмеивает ее в силу своей наивной глупости, но девочка уже пишет стихи, поэтому смех воспринимается еще больней, чем это может быть. Первые сигареты, первый алкоголь, а быть может и что-то еще. Всего и не упомнить. С каким благоговением человек может вспоминать армию или институт, но как часто стираются из памяти, уберегая ли, воспоминания о средней школе.

Таков этот сборник, сотканный, словно из осколков разных лет, разных городов и даже стран. Старческие морщины скрывают печаль, волшебство грез смыто дождем мегаполисов. Сидя в уютном кресле, попивая что-то терпкое из бокала маститый писатель расскажет нам о мертвом друге, забытом в холодильнике во время игры в прятки, первой любви к молдавской девочке, так и не ставшей позже никем, а быть может, кто-то залихватски шепнет на ухо о том, как был тем еще сорванцом «в твои-то годы». Но нет, большинство этих новелл, конечно, печальные, словно исповедь. Но, если честно, воспринимается сборник как-то неискренне, натянуто. Авторы словно напомнили о себе, и вновь растворились в бытийной рутине. Но и до них были свои книги, о том же и про то же. Владимир Козлов (его легендарные «Гопники» и «Школа» я перечитываю регулярно каждый год), «Чучело» Железникова, а также не читанный никем из моих знакомых «Китайский смех», опубликованный в журнале «МЫ». Все что осталось в детстве — похоронит память, чтобы лишь ностальгировать о сеге или вкладышах из жвачки, но не помнить ничего дурного. А может и стоит напоминать иногда...

«Секс и смерть» в названии антологии — исключительно коммерческий прием. Те, кто ожидает от этого сборника эротических или детективных рассказов, будет разочарован. Секс в произведениях скорее символический, он упоминается как факт, но никаких физиологических описаний нет. Смерть присутствует, но в виде самоубийства или убийства от ревности. В некоторых рассказах (например, «Не попутчица») нет ни того, ни другого. В целом, жанр книги я бы описал как «психологический реализм».

Главная идея сборника — показать как воспринимали любовь и секс городские жители недавно созданного СССР. А воспринимали исключительно как товар, который можно продать, купить или обменять на еду или одежду. Несмотря на то, что все произведения написаны мужчинами, в основном главными героями выступают женщины, их чувства и эмоции и стараются передать авторы.

Безусловный шедевр — «Наводнение» Евгения Замятина. Также понравились «Рынок любви», «Без черёмухи», «Гадюка» и «Дунькино счастье».

Сборник очень качественных, глубоких, интеллигентных и оригинальных лекций в формате текста. Несмотря на достаточно небольшой размер, каждая даёт неплохое представление об авторе — его образе мыслей и взглядов, контексте эпохи и среды, в которой он творил, о его знаковых произведениях. Всё это разложено по полкам, промаркировано и проанализировано с должной степенью академизма и одновременно простого человеческого понимания. Спасибо, Дмитрий, было интересно.

История любви замужней молодой женщины Кати и эвакуатора-инопланетянина Игоря на фоне непрерывно меняющей ландшафт Москвы или «игры, в которые играют люди». Сложилось впечатление, что автор во время написания книги всерьез раздумывал об отъезде и сублимировал в нее эти размышления. Начало, вообще, чудесное: описание флирта, языковые чудачества, взаимные подколки Кати и Игоря, чувствуется, как им хорошо вместе.Потом реальность начинает проявлять себя самопроизвольными хлопками в разных районах Москвы и, как следствие, сопутствующим ущербом среди жителей , в которых привычно винят чеченцев. И вот уже невинная игра в эвакуатора превращается в план спасения, а Кате надо за несколько дней решить: каких пять человек она хочет спасти вместе с собой. Потом будет успешная операция-эвакуация с непредвиденными последствиями. Рассказчик этой истории не любит людей от слова совсем, очень много точных наблюдений, метких характеристик, примет времени, штампов тоже с избытком: чеченка-фанатичка с поясом шахида, русские сами себя прекрасно загнобят, америкосы некрасивые и показательно набожные. Полный суповой набор, короче. Рассуждения о том, что уезжать бессмысленно, потому что свое зло люди забирают с собой, все рушится — когда все слишком плохо или наоборот слишком хорошо, даже в маленьком обществе всегда надо создать «чужого», чтобы против него сплотиться. Депрессивно. Слушал в авторском исполнении — хорошо слышно, что автор хочет выделить и подчеркнуть. Эвакуация как игра, как способ жить (пережить) это интересно, у Пелевина примерно о том же, только немного другими словами и с другого ракурса. Ну так и слон большой. Книга понравилась, рад, что прочитал: всегда приятно, когда после прочтения возникает желание обдумать прочитанное и, возможно, какие то вещи переосмыслить. У Быкова такая книжка и получилась, еще и классным языком написанная.

Каждая новая книжка Быкова это всегда в радость. Первые два очерка — о Толстых и Тургенев/ Виардо прямо образцовы и уровня эссе Алданова. Информативно, кратко, уважительно и интересно. Начиная с пар Серебрянного века и далее добавилось много идейного блуда, которого у Д.Л. всегда хватает. Его соображения насчет того, кто человек модерна, что такое советский проект и как плохо сейчас изложены многажды, понятны и в рассуждениях о парах хотелось бв больше психологии и поменьше всяких знамен. О Мережковском, Шоу, Блоке и половине персонажей Быков писпл раньше много и подробно и в этой книжке фрпгменты предыдущих ( читанных) эссе, так что сборник ну не то чтоб весь из мпиериала первой свежести.

И еше одно. Я больше всего люблю таки романы Д.Л., но особенность их такова, что обильно обкатав свои идейные концепции в публицистике, автор тащит их и в худлит.Что огорчает. Жду его след. романа, допишет ли он свой « Океан», который интересует побольше сем биография украинского лидера.

По уральской тайге бродят пятеро интеллигентов. Ищут самолёт, который пропал два месяца назад, но продолжает выходить в эфир. Находят много всего. Находят забытые секретные заводы, продолжающие выпускать неизвестную продукцию в никуда, находят деревни с крепостными, находят дикие племена, находят снежных людей, мамонтов, летающие тарелки и пр., и пр. У каждого из пятерых какое-нибудь приключение находит отклик в душе. Каждая находка получает в какой-то момент рациональное объяснение. И в этих объяснениях есть что-то иррациональное. А вот самолёта нет.

Если коротко определить характер книги, то у меня есть для этого только одно слово — фарс. Умный, интересный, грамотный, с кучей открытых финалов. Дмитрий Быков на это мастер. Собственно, проблемы современного мифотворчества и могут решаться только через фарс. Он здесь поднимается над конкретными байками. Поднимается над околополитическими рассуждениями, которых, кстати, тут немного. Поднимается над извечными проблемами нашего народа, да и других народов тоже. Уходит куда-то в космос. И изложено всё это лёгким ясным богатым языком, которым теперь мало кто владеет.

Я прочитал все романы Быкова, несколько сборников эссе, десяток лекций, сотни статей.

Пришла пара по второму кругу идти. Выбор пал на «Правду». Не самое очевидно решение. Просто захотелось немного юмористической конспирологии. Можно было бы почитать «Код Онегина» Брейн Дауна, но сюжет помню достаточно хорошо. А вот «Правда» как-то не очень отложилась в памяти. Хотя характерного Дзержинского я, как начал читать, сразу вспомнил.

Основное повествование предваряется поданным в юмористическом ключе выпуском передачи Ганапольского на «Эхе Москвы»:

«у микрофона Матвей Ганапольский, и я представляю вам наших гостей: первый и последний президент СССР Михаил Горбачев, историк Эдвард Радзинский, психолог Мария Арбатова, депутат Госдумы Алексей Митрофанов, режиссер Роман Виктюк и писатель Виктор Ерофеев.»

Иных уж нет, а те далече, как, допустим, упоминаемый Вольфыч.

В изголовье гроба Ильича найдена рукопись, повествующая всю правду о русских революционерах. Задача пролога — дать нам необходимые для понимания текста и должного настроя референсы. Они таковы: дилогия Ильфа и Петрова, трилогия Толкина, творчества Сорокина. Влияние Набокова и Горькова в тексте не заметил.

Пожалуй, главная находка романа-памфлета: образ Ленина — жовиального афериста и донжуана. К 2005-му году мему «Ленин — гриб» уже исполнилось почти полтора десятка лет и он прочно вошёл в культурный код. Первые строки романа:

"— На минуточку, уважаемый, это я куда попал?

Спрашивающий был рыж, скуласт, коренаст и всем обликом напоминал гриб-боровик на крепкой ножке...»

Джержинский, в свою очередь инфернален и маниакален. В багаже детская травма, и не одна, комплекс мессии и «принца инкогнито», а также наклонности Чикатило.

Ностальгия on: чтение первой главы «Правды» дико напомнило мне книжки из серии «Библиотека пародии и юмора», выходившие в начале девяностых. Формат покетбука, персонажи советского культурного кода в главных ролях: Штирлиц, Остап Бендер, Василий Иваныч и Петька, Винни-Пух, Шерлок Холмс, Колобок. Непрерывный стёб, фактически венок анекдотов, заплетенный вокруг тонкой нити сюжета. Читали, ржали. Ну а что, тоже постмодернизм и ретеллинг с тейлкиллингом. Если кто не читал — рекомендую для расширения кругозора и понимания духа эпохи. Я себе про Штирлица и Бендера скачал, перечитать-посмеяться на досуге. Ностальгия off.

Написано живо, бойко, с искромётным и уместным юмором. Только вот объём тома противоречит формату юморески. У меня был том в бумаге. И это кирпич на семьсот страниц, правда, книга чуть меньше стандартного формата.

Безусловно, это плутовской роман с обаятельным пройдохой в главной роли и водевильно-демоническим антагонистом Дзержинским. От тех же пародийных миниатюр роман отличает только более глубокая проработка материала и огромное количество отсылок к биографиям действующих лиц и истории революции в России. Жаль только, спустя почти два десятилетия после написания всё меньше и меньше людей считают все ненавязчивые отсылки. Для этого надо было родиться в СССР. Ну или получить образование историка.

Встреча Ленина в швейцарской психушке с английским воякой Джоном, который постоянно называл Вену обителью зла и Мордором, шикарна. Да, речь про Толкина. А санитарам в больничке — австрияка Шикльгрубер. А лечащим врачом — доктор Плейшнер.

Есть такой мощный роман, «Бесконечная шутка». Это прямо про «Правду» Быкова сотоварищи. Всё-таки юмореска должна быть не только хлёсткой как выстрел, но и такой же короткой. А канонада в основном натужных и однообразных шуток на шестьсот страниц — сущая мука, увы.

5(СРЕДНЕ)

Роман Дмитрия Быкова «Июнь» — своеобразное продолжение его художественного исследования эпохи 30 — 40-х годов прошлого века, книга, призванная объяснить феномен советского человека, его психологию, логику действий, особенности способа жизни.

Так получилось, что эта книга была прочитана мною последней. До этого я ознакомился с романами «Икс» и «Истребитель», которые мне, в целом, понравились.

«Июнь» мне показался чуть посложнее, да и форма романа необычна.

По сути он состоит из трёх самостоятельных повестей, которые можно читать отдельно. Наверное, отсюда сложности восприятия данного текста.

Первая повесть (в книге она обозначена как часть 1, но, повторюсь, она более похожа на отдельное произведение) рассказывает о судьбе самого обычного, рядового студента Миши Гвирцмана, отчисленного из института за «аморальное поведение» (приставал на танцах к студентке Крапивиной, хотел поцеловать её, а может и большего; Валя состряпала донос о домогательствах). После «дикого» общественного разбирательства, отчисленный Миша, при помощи отца, устраивается работать санитаром в больницу и жизнь поворачивается к нему самой неприглядной, прозаической и реалистической стороной. Несмотря на «прозу жизни», Гвирцман не уходит от духовно- культурной жизни, общается с циничным доморощенным «философом» Колычевым, ходит на собрания литераторов.

Много места посвящено его отношениям с двумя девушками, одна из них та же Валя Крапивина, от которой Миша и пострадал и с которой у него всё таки завязались любовные отношения (при этом Валя видит в Мише лишь объект для удовлетворения страсти, а сам Миша расценивает их отношения, как нечто большее, чем просто постельные утехи).

В результате получается, что Михаил Гвирцман так и не обретает себя в этой жизни, мечется, не находя ни личного счастья, ни места в общественной жизни, поэтому начало войны, намёк на которую промелькнул на последней странице, возможно, начнёт новый этап в его судьбе.

Лично мне эта часть показалась непомерно растянутой, да и герой каким-то усреднённым и неинтересным (возможно в этом и был замысел писателя).

Вторая повесть — куда более тонкое и интересное исследование аморфной души 37 -летнего журналиста Гордона Бориса, ставшего осведомителем НКВД, его сложных отношений с возлюбленной Алей (прототипом послужила Ариадна Эфрон).

Последняя повесть (часть 3), наверное, самая загадочная и мистическая, наиболее динамичная и ёмкая. Главный герой писатель Игнатий Крастышевский напоминает безумного учёного, одинокого мечтателя, который пытается с помощью удачной расстановки слов и букв в своих текстах повлиять на читателей, на принятие ими каких-либо решений. Прототипом главного героя стал полузабытый писатель Сигизмунд Кржижановский, известность к которому пришла уже после распада СССР в 90-е годы.

В целом, роман «Июнь» получился интересным и необычным. Книга к тому же оригинально оформлена в виде машинописной копии самиздата.

Ни чего, не понимая в поэзии, и не претендуя на объективность, хочу отметить великолепное душевное состояние поэта и наполнение читателя атмосферой покоя и миросозерцания.

Да. Сегодня автор не в чести и не в тренде.

Да сегодня он сам и его творчество там никому не нужно, а здесь одиозно. Весьма.

Но!

Талант творца, не есть его собственность, но Дар Божий. А к дарам Господа необходимо относиться с трепетом.

Через такую поэзию Создатель говорит со своими созданиями, устами и рукой гонимых и призираемых.

Меня всегда интересовали люди 20-х — 30-х годов. Почему они были именно такими, откуда они черпали свои силы, идеи, вдохновение, мужество?

Это были рабочие и крестьяне, лётчики и моряки, учёные и артисты, поэты и музыканты. Они все будто ходили по краешку пропасти, иногда срываясь в неё. Они воспаряли вверх и падали вниз...

Да, это были поколения титанов и героев. Титаны, как и положено, после были низвергнуты новыми богами в Тартар. Герои почти все погибли...

Книга Д. Быкова «Истребитель» во многом приоткрывает завесу тайны той дальней эпохи. С её неистовыми и красивыми людьми, с её бесконечными рекордами и падениями, свободной жизнью и шарашками... Пытаясь дать картину той эпохи, Быков едва уловимо прибегает к стилю и языку прозы 20-х годов, чтобы ярче данная эпоха была видна.

Повествование идёт, в основном, о лётчиках, но появляются и учёные, моряки, представители партийной верхушки. Объединяет все эти истории судьба журналиста, корреспондента газеты «Правда» Бровмана (в реальности, Броймана) писавшего много очерков и статей о героях той эпохи и ничуть не пожалевшего об этом. Поэтому, на вопрос интервьюера о том, что же он заслужил от власти (живёт в маленькой однокомнатной квартире, очень скромная пенсия), старик Бровман с улыбкой отвечает:

«Всё — таки я был очень высоко».

Роман Быкова, как это часто бывает у этого писателя, заполнен большим количеством персонажей. Все они интересны, индивидуальны, трагедийны. Тут и история лётчика Петрова (Серова), воевавшего в Испании и влюблённой в него штурмана Степановой Полины; тут и загадочный поляк Гринивецкий (Леваневский), пропавший без вести; имеется и всем известный лётчик — ас Волчак (Чкалов), ставивший немыслимые рекорды, запросто одолевавший как дальние расстояния (перелёт в Америку) так и высокие небеса (подъёмы на небывалую высоту); и лётчик- весельчак Канделаки (Коккинаки); и капитан «Седова» Ладыгин (Бадигин) и многие другие.

Роман наполнен живыми людьми, он пропитан воздухом эпохи и всё это интересно читать и изучать. Поэтому, по прочтении, тянешься к интернету, ищешь, чтобы побольше узнать об этих людях.

Все начинается с любви

Когда твое лицо в простой оправе

Перед мной сияло на столе.

Александр Блок.

За каждым успешным мужчиной стоит женщина — общеизвестно. «Не менее интересная,« — говорит Дмитрий Быков, и выводит из тени женщин, стоящих за славой мужей и любовников. Героинями книги стали те, о ком знаем мало или совсем ничего, как жена Евгения Шварца Катерина Ивановна или Ася Тургенева, муза Андрея Белого. О ком что-то когда-то слышали, но толком ничего не вспомним: Нина Петровская («Огненный ангел» Брюсова), Мария Андреева (Феномен Горького), Наталья Крандиевская (Даша из «Хождения по мукам» Алексея Толстого). О ком знаем много, да все не то: Софья Андреевна Толстая, Надежда Константиновна Крупская. О равновеликих своим мужчинам и превзошедшим их: Анна Ахматова, Марина Цветаева, Зинаида Гиппиус, Нина Берберова.

«Великие пары» — это двадцать три истории любви и страсти, охлаждений и ненависти. расставаний и возвращений. Всего, из чего складываются обычно отношения в паре. С поправкой на артистический темперамент, постоянное нахождение на виду у широкой публики, а также, в немалой степени — на антропологические особенности людей модерна, какими считает автор большинство своих героев и мы, по здравом размышлении, не можем с ним не согласиться.

А что такое «человек модерна»? О, это замечательно интересно и я не могу отказать себе в удовольствии конспективно наметить те особые черты, которые характеризовали видных людей времени бурь и потрясений мирового масштаба. 1. Новый мозг: гигантская память, нечеловеческая работоспособность, умение считать комбинации, очень умны, но ум их нечеловеческий, какой-то машинный. рациональный; творчество своеобразно и рассчитано в первую очередь на таких, как они.2. Безымоциональны в привычном смысле, сторонятся социально-навязанных эмоций. 3. Все подвергают анализу (фрейдизм в первую очередь не про либидо и эрос с танатосом, а именно про психоанализ). 4. Совершенно чужды мистики, не релегиозны, зачем Бог тому, кто сам видит себя Творцом. 5. Живут, чтобы работать, а не работают, чтобы жить.

Однако разного рода классификация и категоризация может быть интересна мне, но совсем не нужна вам, кто заглянет в этот текст, чтобы узнать, о чем все-таки книга, интересна ли? Невероятно, и одарит такими подробностями, каких можете не узнать, перечитав кучу специальной биографической литературы. Быков гений и один стоит десятка современных литераторов (даже и не одного десятка). Он такой Гамаюн русской литературы XXI века, у двадцатого был Сирин, у нынешнего одна равнозначная фигура: поэт, прозаик, драматург, критик, литературовед, популяризатор. Лучше него, при всем нынешнем обилии говорящих голов, никто не умеет находить интересное и рассказывать так, что слушаешь и оторваться не можешь.

Мне бы хотелось хоть по чуть-чуть сказать о каждом из эссе, обычно так и делаю, когда рассказываю о сборниках, не в этом случае. Во-первых, легко увлечься, заговориться, развезти турусы на колесах на лонгрид, прочесть который никому не хватит терпения, да так ничего толком и не сказать. А во-вторых (и главных) — ну как можно состязаться на этом поле с автором? Лучше читайте. От чистого сердца говорю — это великолепно.

До меня только сейчас дошло, почему у обоих романов (данной книги) такие «знакомые, незнакомые» названия... Так, первый роман «9/1 недель» здесь значился под псевдонимом «66 дней»... Второй (комментируемый) роман вместо «Дикой орхидеи», стал «Орхидея джунглей»))

Сперва я конечно «грешил на трудности перевода» в малознакомой серии (мало ли как перевели все это — в неком издательстве ТКО «АСТ», в книге 1991 «года рождения»)) Но как оказалось по прочтении романа первого («66 дней») выяснилось, что это не просто ошибка «экранизации», хотя в аннотации они идут, как: два романа написанных, цитирую «...по мотивам нашумевших фильмов»))

Самое забавное, что в этой аннотации (к книге) издательство СОВСЕМ НЕ ВРЕТ, т.к только потом начинаешь улавливать нюансы слов «...по мотивам»)) Ведь тут прямым текстом пишется «...авторы попытались глубже вникнуть в прошлое и настоящее героев, и их любовные переживания»)) Т.е то что по факту (изначально) воспринимается именно как «прямая калька с фильма» (как это есть в большинстве БГ-шных изданий), по прочтении (наконец-таки доходит) что это — лишь некий «вольный пересказ» (причем пересказ весьма русифицированный)), где фантазия автора (как оказалось — фантазия не кого, нибудь, а фантазия тов.Быкова) «открывает новые горизонты» (в глубоком взгляде «...на нашумевший фильм»))

В общем, ожидая получить «на выходе» (после покупки и прочтения) некую новую линейку книг в стиле БГ (они же «Бестселлеры Голливуда») — я получил «практически черт знает что» и некий «взрыв мозга»))

И если «с первым фильмом», все было (более-менее) ясно, то сюжет второго просто ... невозможно описать словами (ибо чисто логически, «тут вообще ничего никак не бьется», от слова вообще)). С одной стороны — вначале: «по условиям исходных» показана некая весьма практичная (и весьма «чистая») девочка, оправляющаяся в свою первую служебную командировку в Рио...

Этот сюжет не нов, и обыгрывался кучу раз... Новые яркие впечатления, новая (не совсем понятная, но чем-то притягательно манящаяя) страна, новые обязанности и новые знакомства... В общем — почти ничего нового (лишь очередная «арабская ночь» из мультфильма Алладин) с той лишь разницей — что здесь немного «другой меридиан»...

Дальше начинается «полная дичь» (непостижимая для моего мужского ума)) Это и почти рабское желание подчиняться «некоему идеалу» (конечно в виде «ужжжасно загадочного и упакованного незнакомца»)), и желание сделать что-то (вопреки, наперекор) что-то доказать... и «будь я проклят» — если хоть что понял из того, что произошло дальше))

Какие-то «хотелки» и полное равнодушие «мужскАГА мачо» (прям как в фильме «Romanse» 1999 года)), психологические игры и «спор на слабо»)) В конце концов — дикие метания, таки заканчиваются весьма условным «хепиэндом»... Однако (собственно) для чего было «валять в грязи, вкусняшку, перед тем как ее сьесть», я решительно отказываюсь понимать)) Такое впечатление, что всем героям (этой книги) сперва стоило пройти некий курс психотерапии прежде чем браться за свои воспаленные фантазии, но нет)), видимо этого «в планах» как раз и нет))

Таким образом, наконец дочитав (и местами домучив) данную книгу — наконец-таки «кладу ее на задворки» и временно прекращаю эксперементы с подобного рода литературой)) Да и серия в принципе весьма редкая — и вряд ли когда нибудь еще попадется мне на развале))

P.S и да... я так и не понял были ли М.Булл и Э.Миллер реальными людьми (написавшими реальные романы), либо это лишь очередные псевдонимы тов.Быкова (как и у И.Сербина, перенесшего не один «бестселлер» на бумажный язык)) Впрочем как бы там ни было...))

P.S.S ан нет... посмотрел «на портрет»)) Все таки М.Булл — это псевдоним)) А вот Элия Миллер — пока непонятно))

Коротко о прочитанном, в трёх пунктах.

Пункт 1. ПРО ИНОГЕНТОВ.

Честно говоря, этого пункта не было бы, если бы на днях в гости не зашёл друг и увидев лежавший на тумбочке у телевизора томик, не спросил:

»- Зачем ты читаешь этого ....... (нехорошего человека)?»

На сию претензию был дан ответ:

»- Мне ....... (всё равно) какой он человек. Книжка хорошая».

В самом деле, русская литература никогда не была сплочённым и монолитным коллективом единомышленников. Всегда условным Достоевскому и Карамзину, составляли противовес условные Салтыков-Щедрин и Некрасов. Вот и сейчас, есть Александр Проханов и Захар Прилепин, а есть Дмитрий Быков и Алексей Иванов. И спрашивается, какого чёрта я должен выбирать между ними? Если лично мне более близки условные «Бесы», это не повод не читать условных «Кому на Руси жить хорошо». Любовь к творчеству Захара Прилепина, не повод игнорировать творчество Дмитрия Быкова. Тем более, что это мы все со временем «канем в небытие». А творчество Прилепина и Быкова будет вполне мирно соседствовать в учебнике по русской литературе, первой половины 21 века. Точно также, как соседствуют в учебниках «красный граф» Алексей Толстой и эмигрант Иван Бунин.

Пункт 2. СОБСТВЕННО О КНИГЕ.

В принципе, можно обойтись и одним словом — «Браво!», а далее бурные аплодисменты. Всё что я хотел прочитать — я прочитал. Всё что я ожидал — книга оправдала. Жизнь Маяковского, творчество Маяковского, друзья и окружение Маяковского, революция и Маяковский, наконец женщины Маяковского..... Полное погружение в эпоху, нырок с головой в жизнь одного из любимейших с детства поэтов. Буквально физически тяжёлое прочтение последних страниц. Читатель медленно, вместе с Маяковским идёт к неизбежному выстрелу и каждая страница последней главы даётся с трудом ...... хотя по сути, к этой самой неизбежности Владимир Владимирович вёл читателя за руку буквально с первых страниц книги. По части эмоциональности — безупречно.

Пункт 3. О ЛИЧНОСТИ ГЕРОЯ И АВТОРА.

Читал достаточно много биографических книг, где автор своими рассуждениями о герое, фактически «забивает» собственно героя и сам становится основным действующим лицом чужой биографии. В частности, этим грешит книга В.Новикова о Владимире Высоцком. Так вот, в книге Быкова о Маяковском, целиком и полностью царит Маяковский. Поэзия Маяковского. Дмитрий Львович не выходит за рамки «голоса за кадром», не навязывает читателю своё виденье и своё понимание, а комментирует происходящее тактично и с чувством меры. Вообще, чувство меры и тактичность для биографа важны не меньше, имхо, чем скрупулёзность и понимание предмета исследования. У Быкова с вышеперечисленным полный порядок, поэтому оценка максимальная.

Вообще-то «что бы долго не оправдываться» — сразу скажу следующее)) Во первых — я сперва долго и нудно игнорировал данную книгу (сиротливо лежащую на полке уже видимо энное количество лет) и купил — ее только ввиду отсутствия чего-либо более перспективного (в букинистическом магазине, на тот момент). Плюс — наконец-то разглядев «абревиатурру VHS» на обложке, я (немного полазив на сайте) обнаружил, что данная серия является не только фактически клоном «знаменитой БГ-шки» (им.ввиду «Бестселлеры Голливуда), но даже имеет общие «киноверсии» (например кинороман «Крепкий орешек»). В общем — раз такое дело, книгу надо было брать «по любому». Плюс немного нестандартная и пафосно откровенная «линейка» романов (которые сейчас думаю, можно смело назвать «пробабушками» нынешних «серых и прочих оттенков»))

Так вот, «заценив раритет» и купив его — я ожидал найти там что-то похожее на очередную книгу Доценко «Бешеный»)), где всякие-такие сцены (с переодеваниями, раздеваниями, связываниями и прочим ажиотажным флером) на момент издения (а это «на минутку», время начала 90-х) должно было произвести просто оглушающий эффект «на неокрепшие умы» (вчерашних) строителей коммунизма)) Что-то вроде «очередной вражеской пропаганды», призванной привить восторг перед «раскованностью Запада» и тп.))

Но — как ни странно, ничего подобного здесь нет и в помине... Пару-тройку сцен конечно имеются — но с учетом «современных опусов», они вообще не сойдут «за откровение»)) Так же, это произведение, ну никак не стоит ставить (как я первоначально опасался), в ряд «картинно-томных» изданий типа «Леди-Шарм» (или просто «Шарм», не помню точно)) того времени...

Как ни странно, но несмотря на (мое) полное непонимание характера «основных героев», эта книга произвела (в итоге) гораздо более серьезное впечатление (чем я мог и представить в самом начале)) С одной стороны — нелогичность женских метаний, с другой — некая трагичность всего происходящего (как бы ни смешно, это не выглядит со стороны)).

ГГ «дама» с одной стороны «дико устав» от «нормально-шаблонных» отношений, бросает «своего бывшего» — ради «дико загадочного» незнакомца, который сходу «наплетает тумана и интриги» чем (вполне ожидаемо) «завлекает» уже заскучавшую героиню...

Не буду тут долго «разводить политесы» (и описывать все их «игры и игрушки»), но «походу пьесы» (в том и весь трагизм) героиня внезапно понимает что ни нормальные отношения (с бывшим), ни «яркий взрыв» (с нынешним) не гарантируют внутреннего покоя и счастья... и просто обречены на провал)) В итоге после пары ссор и возвращений (в том числе и из-за того что «новый мачо» себя вел порой уж очень по скотски, и явно «перегибает палку»)) героиня — обреченно уходит «в дождь», напоследок окончательно «обрушив все мосты» и произведя «очередную внутреннюю мучительную переоценку своего идеала»...

Не знаю, правильно ли я все понял (своим сугубо «зашоренным», мужским взглядом)), однако думаю — это лишь очередной пример того, как некоторым парам (несмотря на всю их внешнюю идеальность) просто не суждено быть друг с другом)) Хотя — если бы оба «просто поумерили свой пыл», думаю концовка данного (кино)романа, была бы совсем иной (и более «няшной»))

P.s Совсем забыл сказать, что совсем другим путем, здесь идет «лучшая подруга» героини — которая давно «забила» на все эти «поиски счастья» и просто живет в более «примитивном ключе» (не заморачиваясь и «беря от жизни все» что плохо лежит)) В общем — это как бы, некий антипод всем «этим ненужным страданиям» (мол, живи просто и тупо и не жди «прЫнца»))

В итоге, что лучше — «пепел побед» героини или «тупая и ровная безмятежность» ее подруги, видимо вопрос субьективный)) В конце концов — думаю это совсем неважно. Однако нельзя не отметить, что при всей «нелогичности происходящего» в финале данной книги осталась некая недосказанность)) Словно прочитав ее — ты что-то безусловно понял, только вот никак не можешь сформулировать (что именно))

Самое забавное, что автор показал и «третий путь» (если считать за первые два — выбор героини и ее подруги). Третьим путем «пошел старик с собакой», который (по его собственному уверению: «...всю жизнь прождал, что вот настанет тот момент..» и в итоге так и остался не с чем (доживая последние дни, лелея свое одиночество, и кляня себя за нерешительность).

В общем — как бы там ни было, думаю все равно, этот роман «несколько больше» (чем просто «очередная эротичная» легенда 90-х)) Плюс (как я сообразил лишь в финале) весь этот «пересказ», хоть и формально был написан по фильму — написан не «строго по автору», а в рамках «вольной трактовки» нашими отечественными киноведами)) А уж они то, просто не могли написать «тупо» лишь очередную «инструкцию по Кама-Сутре»)) Даже если бы сильно и захотели))

P.s.s Дмитрий Быков!?!?!)) Тот самый Быков («друг печально известного» Ефремова)) Да ладно, блин!)) Ну кто бы знал))

Далеко не лучший, но достойный роман Дмитрия Быкова. Лучшее здесь — сам текст. Не соглашусь с одним из предыдущих ораторов, что Быков многословен. Наоборот, здесь каждое слово на месте. Ни убавить, ни прибавить. Никакой избыточности, и никакой экономии. Отдельный плюс за умение построить не имеющий сюжетного единства роман так, что он воспринимается, как целое. И за умение мыслить парадоксами. Именно мыслить. Это мало кто умеет, даже среди тех, кто числит себя постмодернистом.

Форма оказалась всё же несколько лучше содержания. «Июнь» — история предвоенной жизни трёх интеллигентов. Околотворческих интеллигентов-гуманитариев. Людей разного возраста, характера и судьбы. Объединяет их чужеродность окружающем миру. Остальные персонажи только видны. Причём видны так, как они видятся тому же интеллигенту-гуманитарию. Симпатий в романе не вызывает никто, кроме Миши, в силу его юношеской бестолковости. И ещё потому, что понимаешь — уж его-то война не пощадит.

В аннотации пишут, что все боятся войны и все её желают. Неправда. В книге её желают единицы, кстати, самые нехорошие единицы. А в реальности, думаю, войны не желал никто, даже профессионалы этого дела. Просто очень многие понимали, что война неизбежна или очень вероятна, и старались по возможности об этом не думать. Жили обычной жизнью. Как и каждый человек понимает, что рано или поздно умрёт, никуда не деться, но избегает этих мыслей. Пока что надо прожить жизнь.

К Дмитрию Быкову у меня двойственное отношение. С одной стороны, когда он начинает говорить о политике, я практически сразу «вырубаю», борясь с подступающим раздражением. Ибо совершенно не близко, чуждо и максимально противоположно моему мировоззрению. С другой, когда Быков начинает рассказывать о литературе, часто могу «залипнуть» до финала и не заметить, как пролетело время. Рассказывает о литературе, разбирается в литературе, Быков как очень и очень немногие, нужно отдать должное. Слава Богу, книжка о Горьком из «второй категории». За менее чем 300 страниц уменьшенного формата, Дмитрий Львович сумел очень увлекательно и рассказать о жизни Алексея Максимовича и раскрыть читателю его непростую личность и показать «творческую кухню» Великого Автора, и наконец очень убедительно доказать значение и место Горького в истории русской и мировой литературы. Быков-политик тоже конечно «заглядывает на огонёк «, но абсолютно ненавязчиво и не раздражающе, словно бы не забывая, что в книжке о Горьком он гость и ведя себя с соответствующим тактом. Прочитав рассказ Быкова о Горьком, захотелось прочитать/перечитать Горького и это лучший признак того, что книга удалась.

Замужняя женщина Катя встречает весьма необычного мужчину Игоря, который представляется ей инопланетным жителем Альфы Козерога. Катя охотно подхватывает эту игру, чтобы восхититься фантазиями своего избранника и применить их к своей жизни. Но чем больше она узнает, тем больше убеждается, что услышанное больше походит на правду, чем на шутку...

Сама идея представить истину в виде своеобразной шутки довольно оригинальна и необычна. Честно говоря, я и сам до половины романа считал, что Игорь таким способом просто «раскручивает» девушек на секс — до того нелепой была сама мысль о его инопланетном происхождении. Особенно нелепым был инопланетный язык, сильно напоминавший блатной жаргон времен СССР (кирдык, тыбыдым и прочие «словизмы»). Да и идея «живых» денег, которые надо в самом прямом смысле кормить и растить, также не выглядела серьезной. Но ближе к финалу выясняется, что Игорь говорил правду и его задачей являлась эвакуация с гибнущей Земли наиболее достойных представителей земной цивилизации. Автор явно иронизирует над проблемой Первого Контакта, представляя ее как некий «взрослый» анекдот. А вот по поводу гибели цивилизации он говорит вполне серьезно. В те годы, когда писалось это произведение, терроризм в России был весьма актуальным явлением, уносившим в могилу по сотне людей зараз. Автор сделал экстраполяцию событий в будущее, и она оказалась весьма негативной: массовые теракты привели страну в состояние анархии и развала, власти капитулировали, и общество фактически скатилось к примитивному уровню Средневековья эпохи эпидемии чумы. Стало невозможно определить, кто именно выполняет эти теракты — злобные чечены или представители власти, мечтающие «половить рыбку в мутной воде». Особенно поразила меня одна фраза, которую можно воспринять как своего рода пророчество: Игорь говорит, что в скором будущем всё станет хуже и «в Киеве будет буча». Если заменить жаргонное словечко на имя собственное, то всё оказывается правдой, как и ранее сама история эвакуатора. Вообще роман пронизан острой ностальгией по советскому прошлому нашей страны, когда ее еще уважали в мире и у населения всё ладилось. Даже образ «танцующего» подростка фактически списан с игравшего в «войну» мальчика из известного каждому гражданину СССР рассказа Леонида Пантелеева «Честное слово». Критика же политической реальности образца «нулевых» годов, напротив, весьма жестка и полна негатива. Автор задается вопросом: а стоит ли спасать ТАКУЮ Россию? Может, куда проще дождаться ее полного краха и начать всё строить «с нуля»? Как символ полного разлада в обществе — мальчик-даун, которого никто не понимает, но все ненавидят, даже воспитатели. А на деле выходит, что он чуть ли не гений у себя на Альфе! Вот и пойми их, этих имбецилов...

Несомненно, читать сие произведение — удел нелегкий и даже неприятный. Как я уже говорил в отзыве на одну из аналитических статей в журнале «Полдень XXI век», фантастика 90-х была фантастикой упадка и пессимизма. Если вам подобное настроение не по душе, браться за роман не стоит. Тем более, что оптимистического финала у него нет.

--------------

РЕЗЮМЕ: роман-предсказание о любви инопланетянина к земной женщине на фоне рукотворного Конца Света в России. Мораль: если дела в стране идут неважно, постарайтесь найти себе «тарелку» и эвакуироваться на другую планету (желательно, обитаемую).

Сделаю пометку: это мой первый роман Быкова.

Идея с раздвоением личности кажется избитой и в романе ничего нового нн встретилось, но написано отлично. Некоторые говорят, что финальный твист становится очевиден только, собственно, в финале. Мне, однако, кажется, что на страницах разбросано достаточно(даже слишком много) намеков, чтобы начать что-то подозревать.

Роман написан интересно, а местами еще и очень смешно. Эпизоды с Шоу зачитывал своим друзьям. Язык очень живой!

Удобно купить бумажную версию, потому что обилие имен, дат.. с телефона будет совершенно неудобно постоянно листать.

Для первого знакомства с Быковым показалось в самый раз, буду продолжать.

Если с Быковым — человеком Культуры — для меня все очевидно ( безусловный авторитет, маяк и мой Вергилий в литературных архипелагах прошлого, настоящего и будущего), то с Быковым-романистом все неоднозначно. Очередная попытка полюбить его художественную прозу привела к тому же итогу: интересные события , яркий историко-культурный фон, захватывающие размышления и — увы, как всегда — рыхлая форма, картонные персонажи, длинноты и повторы на грани графоманских. В чем же дело? Очередной раз попробую для себя сформулировать. Прежде всего, Быков — человек культуры, редкой эрудиции. Плюс к этому, он действительно любит литературу; его искренняя убежденность, что это лучшее, чего достигло человечество, превращает литературоведческие исследования ( часто засушенные под пером иного специалиста) в настоящие детективы и романы- признания в любви к культуре. Действует это на читателя очень заразительно. Именно поэтому больше всего я люблю у него нон-фикшн: «Пастернак», «13-й апостол» и — шире — все его лекции. Парадоксально, но тот же культурный багаж при написании романов выходит ему боком: Быков слишком образован, слишком культурен, слишком обременён своими знаниями и — как следствие — слишком сдержан в творческой фантазии, стеснён в вольном творческом акте грузом авторитетов. В результате его романы- очень умные и насыщенные культурными аллюзиями, цитатами и метафорами — превращаются как-бы в пересказ несуществующего более совершенного мета- романа. Пересказ без цвета, вкуса и запаха, где все герои говорят одним языком- языком автора; где сюжетные ходы искусно цитируют любимые сюжеты других писателей, где описания пейзажей — замечательная стилизация Пастернака, Окуджавы, Белого и многих других- увы!- неразгаданных мной ввиду недостаточной начитанности. Наверно можно сказать, что романы Быкова — это коллажи на тему русской культуры ( назвать его старьевщиком, как персонажа Орфографии, собирающего в своей лавке все без разбору в неодолимой любви к истории и культуре — было бы несправедливо и грубо). Быков сам очень точно определил своё место в русской литературе, назвав себя реинкарнацией Мережковского: такого же как он блестящего эрудита и автора прекрасных эссе о писателях «Вечные спутники», и такого же правильного и скучного ( по отзывам современников) беллетриста. Но! Все сказанное не отменяет удовольствия от чтения романов Быкова, как текстов прежде всего умных и чутких ко времени, всегда актуальных, несмотря на исторический флёр. В 2022 году Орфография читается как пугающее предупреждение интеллигенции и неизбежности все тех же ошибок , которые с безнадежной цикличностью повторяются на каждом витке нашей истории . Прошло 20 лет, а мы так и не можем определиться с своём отношении к этому государству, хотя казалось бы сколько жестких уроков оно нам преподнесло. Так и остаёшься в недоумении — то ли на Руси такие писатели провидцы, то ли история пугающе- повторяемая.

Поэт в России больше, чем поэт. Писатель, соответственно, тоже. Он обязан быть ещё и общественным деятелем, и если он хотя бы дважды в неделю не будет светить лицом в политических шоу – его книги упадут в цене. Замечено: книги писателей, «которые просто писатели», не политики, а мастера слова, стоят 300-400 рублей, а книги того же объёма писателей, «которые больше чем писатели», – в два раза дороже при худшем качестве полиграфии. Оно и понятно: помимо текста в стоимость входят политические взгляды автора. Оговорюсь: моя язвительность в равной степени относится и к тем писателям, чьи взгляды я разделяю, и к тем, кому оппонирую.

Быкову я оппонирую. Поэтому браться за книгу было страшно. Но я рада, что взялась. Во-первых потому, что теперь могу оценивать Быкова не только как общественного деятеля, но и, так сказать, по прямой профессии. И во-вторых, книга подтолкнула кое-что самостоятельно «погуглить» и восполнить некоторые пробелы. Было интересно.

Итак. Роман не совсем художественный, потому что автор лишь перетасовал и переозвучил реальные очень известные истории из жизни реальных очень известных людей (отдельный респект за анаграмму Волчак). Где-то получилось вполне канонично, где-то фантазия разыгралась через край. Штука в том, что при таком прямом отсыле к реальным людям малейшее отклонение уже уводит роман из жанра «история» в жанр «альтернативная история».

Сама атмосфера именно авиации той эпохи передана отлично. Стремление к рекордам, зависимость от славы, высокомерие людей, которым позволено много больше, чем всем остальным. Да, там, где автор просто пересказывает, как было и как могло быть, – там читать интересно, но, к сожалению, автор не отказывает себе в удовольствии язвить, ехидничать и обличать. Эпизодичный персонаж Маргарита Степанян – комичен и колоритен, и я с удовольствием посмеялась бы, если бы не понимала, что это всего лишь аллюзия.

Но нет, дело даже не в политическом подтексте, который продавался вместе с текстом — разочаровал и сам текст. Например, просторечные, едва ли не жаргонные выражения используются не только в прямой речи, что оправдано, но и в речи от автора – что (ИМХО) допустимо для сочинения десятиклассника, но не для «большого романа» «большого писателя». Но что больше всего повергло в уныние, это неопрятность логического построения мысли. Это касается как отдельных предложений, так и целых абзацев. Сама люблю длинные и сложные конструкции, но у Быкова они НЕНУЖНО длинные и сложные, и каждый следующий оборот далеко не обязательно связан с предыдущим. Мысль хаотично мечется, получается каша, за которой очень сложно следить. Да и само построение сюжета, разбивка по главам и их содержание не сложились для меня в единое целое. Центральные линии не связаны друг с другом, временные сдвиги между этими линиями вносят путаницу, множество ненужных линий, упирающихся в тупики, какая-то потусторонщина, а линия с маньяком и его жертвой – вообще полный сюр.

Осталось два вопроса к автору: «почему» и «зачем». Почему выбран именно такой недодокументальный-недохудожественный формат? Почему автор предпочёл играться с реальными историческими характерами, а не придумал своих героев? Не хотелось тратить душу на то, что так презираешь? Так зачем вообще было писать этот роман? Явно не для популяризации истории советской авиации. А для того, чтобы подвести всё под вывод жирными буквами: «Ненавижу всё советское, чего и вам советую». Но автор манипулирует фактами, подгоняя их под нужный себе вывод: если в своей альтернативной истории Быков перебил всех «своих» героев, даже Раскову превратил в Осипенко, лишь бы поскорее стукнуть её о землю, то в реальности на горстку погибших знаковых имён мы имеем армию других, не менее знаковых, прекрасно переживших столь ненавидимые автором тридцатые. Я в принципе не понимаю, зачем писать о времени, которое ненавидишь, о людях, которых не понимаешь и презираешь. Человек должен заниматься тем, от чего получает удовольствие, а писатель – счастливый человек, он сам задаёт себе рамки и может работать с темой, соприкосновение с которой будет доставлять ему удовольствие. А не раздражение. Или автор только от того и получает удовольствие, что имеет неограниченную свободу транслировать свою язвительную ненависть в общество?

Толковый словарь живой великорусской литературы

Делать в России что-нибудь чрезвычайно опасно, обязательно окажешься скомпроментирован... А вот если не делаешь ничего и ругаешь остальных, это практически гарантированная репутация, а иногда и бессмертие.

Прослушивание литературоведческих лекций Дмитрия Быкова недурной способ восстановить душевное равновесие. Когда удельный вес напыщенной глупости в окружающем пространстве стремится к критической отметке, их можно принимать как антидот, не теряющий эффективности при повторном прослушивании. Не в том смысле, что всякий раз, «как мысли черные придут» гоняю по кругу ограниченный набор быковских лекций, а в том, что значительную часть текстов в составе этого сборника уже читала/слушала прежде.

В основе «Страсти и власти» принцип «Поэта и гражданина». Объясню, как я это понимаю: по метаистории Даниила Андреева, русская религиозность сращена с эргрегором российской государственности, и не может осуществлять роль духовного руководства нации, как в абсолютном большинстве западных культур. Эта роль поневоле делегирутся литераторам, названным Вестниками, естественно находящимся в конфронтации с властью.

«Житие протопопа Аввакума» — памятник древнерусской литературы, иллюстрирующий время раскола, удивительно интересен сегодня, я имела случай убедиться в этом. Страшно, невыносимо грустно, местами трогательно и исполнено высокой поэтики.

Ломоносов с «Вечерним размышлением о Божием величестве» рассказ о Михайло Васильевиче, который не только делал физические опыты и изготовлял стекло, не только стоял у истоков Российской Академии наук, но на практике сделал реформу стихосложения Тредьяковского действенным инструментом осмысления реальности, «открылась бездна, звезд полна» оттуда мы и теперь с удовольствием цитируем.

Иван Андреевич Крылов, чья протестная муза наиболее полно выразилась не в известных всем баснях и знакомых куда меньшему числу читателей пьесах, но в журнале «Почта духов», за который ву относительно вегетарианские времена был примерно наказан.

Дивный цикл пушкинских лекций. О «Евгении Онегине», из которой узнаем, что прототипом героя был не автор, но Раевский, а Пушкин там Татьяна — самый цельный, честный, порядочный образ романа. «Медный всадник» как метафора отношений маленького человека и власти. «Пиковая дама» — мистический триллер, сюжетная коллизия которого ляжет в основу самого знаменитого русского детектива — молодой человек убивает старуху.

«Капитанская дочка» и неожиданная для меня мысль о тяготениеи пушкина к комиксовости, к раскрытию содержания посредством картин, о которых рассказывается в зачине: в «Станционном смотрителе» по стенам развешан цикл лубков на сюжет «Блудного сына», здесь не связанная тематически тройка, завершают которую «Похороны кота» — символическая отсылка к казни Пугачова. И ты думаешь, блин, а ведь и в самом деле, Пушкин много рисовал на полях своих= рукописях и не оборвись его жизнь так трагически рано, возможно культура графического романа была бы в нашей литературе столь же естественной, как в американской.

Лермонтов, сыгравший роль Павла при христологическойпушкинской фигуре, внес в ее цельность мучительную раздвоенность и придал дополнительной глубины. Гоголевский «Вий», в котором ДЛ видит черты эротической прозы (по правде, мне кажется изрядно притянутым за уши). Ярчайшая фигура Некрасова, в котором автор видит универсального гения.

Даже несколько слов, сказанные о каждом из героев, рискуют превратить этот отзыв в нечитаемого объема лонгрид, а рассказать хочется обо всех. Не всегда однако наши желания совпадают с нашими возможностями. потому совершенно галопом по европам: «Братья Карамазовы» мистический роман, «Анна Каренина» — политический, апология Обломова, Островский русский Шекспир. Безнадеждный Чехов как лучший антидепрессант, роль Короленко в Деле Бейлиса, о которой большинство, ручаюсь, не знало.

Ходасевич прототип Клима Самгина. Необычайный профессионализм Куприна и бунинская сентиментальность, которая у любого другого воспринималась бы пошлостью — не у него. Прекрасная Тэффи — воплощение английскости в русской прозе и почему «Петербург» Андрея Белого нужно читать, несмотря на отсутствие атлантов в том районе города. куда он их поместил.

Кто в детстве не любил милых славных муми-троллей? Ну я не любила, потому что книги у меня не было, а к мультикам, кроме Миядзаки, равнодушна. Влюбилась, когда купила и начала читать сыну. Вот тогда Туве Янссон с этим ее немыслимым ощущением домашнего тепла посреди вселенской катастрофы, стала моей любимой писательницей. А Дмитрию Львовичу довелось встретиться с ней и поговорить, и она оказалась похожей на вечную девочку-подростка с короткой взъерошенной стрижкой и тихим, немного грустным голосом. А в Финляндии муми-тролли встретят вас в любом магазине. Во всех возможных видах

А вот мысль соотнести Карлсона, который живет на крыше с лермонтовским Демоном. бьюсь об заклад, не пришла бы вам в голову ни под гипнозом, ни под наркозом. Ну потому мы с вами здесь, а ДЛ за лекторской кафедрой и вообще, лучший в мире Кар..., простите — литературовед, критик, прозаик и поэт. Чуддное эссе. А стокгольмские дети все еще лезут на крыши в поисках домика маленького мерзавца с пропеллером.

Подробный и не вполне справедливый (при всей любви к ДЛ), потому что несколько снисходительный, разбор творчества Стивена Кинга и причин, по которым он так любим на просторах бывшего Союза — «кинга знают все вокруг, это наш ужасный друг!» Но я уже проходила период отторжения от Быкова после первой его лекции о Кинге, теперь люблю почти так же сильно и оставлю его с его заблуждениями.

Марк Твен, как он есть, с лучшими из своих романов, из которых вышла вся американская литература, как русская из гоголевской «Шинели». «Приключения...» как самая американская литература из возможных: простор, пафос преодоления, желание выстроить новый, подлинно божий мир. И Твен как изумительно талантливый, невероятно смешной, хотя часто жестокий писатель.

Трогательное, исполненное грустной сочувственной нежности, эссе о Вечном Жиде. Писателе невероятно финансово успешном, женатом на звезде экрана, обладавшим замечательной живописной коллекцией и оставшимся неприкаянным эмигрантом. Хм. и я вот не знала о браке с Марлен Дитрих, которую продолжал любить, даже не умея жить с ней.

Так точно, идиот. Ну что тут добавить? К эпопее Йозефа Швейка у каждого свое отношение. Да, это роман, писавшийся сильно пившим Гашеком на коленке. И да, без черновиков. И да — апофеоз торжествующего убожества, более всего ценящего возможность жрать и испражняться. Но я спасалась им, от первой депрессии взрослой жизни, пришедшей с осознанием, что в стране Советский Союз мне жить и помереть — читая по кругу. Не выход, но болеутоляющее. И славно, что в сегодняшней жизни неактуально.

Мне известно трепетное отношение Быкова к Мопассану, это у него пунктиром по многим лекциям и книгам. Не умея разделить страсти, сама в девичестве только «Жизнь», «Милого друга» да несколько новелл прочла, не полюбив писателя, полагаюсь тут на мнение ДЛ, который считает Мопассана величайшим психологом, а «Орля» лучшей готической новеллой.

Почему нет? Редкая книга и редкий герой становится в наше время узколокальных групповых интересов столь всеобщим, чтобы можно было присвоить ей/ему статус подлинно культового. Эпопея мальчика-волшебника смогла. ГП по Быкову — это проповедь упоительной непростоты, выступающей антитезой повсеместному упрощению и примитивизации, насаждаемым эпохой потребления.

А слабо рассмотреть Королеву детектива с точки зрения богоискательства? Быков может, и получается это у него отменно. Не «кто» и «за что» убил главное в детективе. Но восстановление нарушенного преступлением миропорядка. Не наказание виновного, но оправдание невинного, который может пострадать. А также подробный разбор основных методов леди Агаты иконстатация, что для феминистского лобби она сделала очень много.

Парадоксальное утверждение, что у нас Приключения Шерлока Холмса знают и любят больше. чем даже у него на родине, осавлю на совести ДЛ. Я вот не знала, что повестей о нем у Конан-Дойла 4, рассказов 56, из них наиболее любимых автором 12. При том, что Холмс был моей первой книжной любовью и воображаемым другом, а историю Райхенбахского водопада залила в свои семь лет количеством влаги, которое могло бы соперничать с водами достопримечательности. Ну, мы просто обращаем внимание на разные аспекты. Где тебе видна одна сторона, Быков видит все шесть. Интересный рассказ, в том числе и об увлечении зрелого Конан-Дойла спиритизмом.

Думал ли он. что наибольшую популярность из написанного им обретет безделка, написанная к бенефису подруги-актрисы — «Пигмалион». А «Дома, где разбиваются сердца» и ставить почти не будут — слишком горько, серьезно, мрачно. А его замечательные афоризмы, это ведь банальность, возведенная в абсолют, и услышь мы: «Рождество — это время года, когда мы должны покупать вещи, которые никому не нужны, и дарить их людям, которые нам не нравятся» — от кого другого, поморщились бы, но Шоу можно все.

«Гибель богов» Киплинг и его отчаянные попытки удержать кренящийся мир Империи. Вечная проповедь «Запад есть Запад и Восток есть Восток» и вечное желание совместить то с этим, взяв лучшее от обоих. Полная личных трагедий жизнь и немыслимая прижизненная слава. И нерукопожатность. И Маугли в сопоставлении с Мцыри. Совершенно неожиданное удивительное совмещение, которого вы уже не забудете.

Странно, мне никогда не приходило в голову рассматривать творчество эпатажного, ниспровергающего устои Уайльда, мастера абсурдистских парадоксов, как проповедь христианства. Хотя на поверхности ведь, и его исполненные пафоса самопожертвования сказки «Счастливый Принц», «Мальчик-звезда», и плач о малых мира сего, кто оступившись, наказан прижизненным адом «Баллада Редингской тюрьмы». И даже нарочито циничный «Портрет Дориана Грея».

Чарльз Диккенс, как человек, возвративший миру Рождество. Подробный разбор пяти Рождественских историй, которые писались к этой дате на протяжении пяти лет, и из которых знаем мы в основном историю Скруджа (чуть было не сказала «МакДака»), ну может еще «Песнь Сверчка». Интересно, ярко, захватывающе. В раздел Диккенса включена также лекция о «Тайне Эдвина Друда», страсти к которой я, не будучи друдианкой, не разделяю. Но чертовски интересно.

Шекспир и море конспирологических теорий, окружающих его, со стремлением приписать авторство пьес кому угодно, от королевы Елизаветы и Френсиса Бэкона до коллектива авторов. Почему так? Ну, потому что трудно уместить в сознании, что Такое мог написать сын перчаточника и земельный ростовщик. О трагической недооцененности Шекспира современниками, о секуляции, которой подвергались его пьесы до последнего времени, о том, что ушел из жизни, по большому счету, неудачником.

Блаженный Августин, богослов, философ, отец церкви, святой с его «Исповедью» положившей начало европейской литературы. Три канонических требования: будь честен, помни о смертности, говори о том, что знаешь. Три обоснования Бога: эстетическое: «Господи, хорошо нам в мире Твоем»; потребность в творческом преобразовании действительности, в упорядочивании; потребность в высшем собеседнике. Автор соотносит Августина с Аввакумом, стоявшим у истоков русской литературы, и находит много общего, несмотря на немалые различия.

Российская интеллигенция всегда призывала и будет призывать к спасению России кто бы ей ни правил. Быков призывал к этому делу в 1999 г. хотя у руля тогда были совсем другие люди, призывает к спасению и сейчас, когда к власти пришли люди иного склада. В чем-то даже противоположные правителям 90-х. Запусти его в 1899 г. Быков и там найдет от чего спасать Россию. Впрочем Быков и сам это о себе знает ))

В данном произведении рассматриваются вопросы будущего России как самостоятельного государства. Автор маскирует свои размышления под видом славословия одному из деятелей той эпохи, занятому подниманию России из глубокой ямы экзистенционального беспросвета. Будучи гениальным провидцем, Д.Л. безошибочно адресует вечные вопросы бытия своему герою и его команде, призванных, по мнению автора, удержать от распада великую державу.

Как человек, улавливающий дуновения грядущего, Д.Л. избегает всяких отсылок к тогдашнему положению главного героя произведения, камуфлируя общими фразами вида «спасатель». Действительно, в какое бы время ни жил герой, какое бы место ни занимал он во властной структуре государства, всегда ему и ему подобным предстоит «спасать» России, ибо, по мнению автора, Россия — вечно-спасаема и всегда-не-спасённая.

в данном произведении автор формирует возможный диалог между президентами двух соседних государств: РФ и ЮО. Как и полагается, в диалоге затронуты как экономические, так и политические вопросы, связанные с развитием добрососедских отношений, и кроме того, реакцию на это других независимых государств.

Но автор не был бы Дмитрием Быковым, если бы в его реконструкции не прозвучали провидческие нотки, ибо только такой великий поэт, как Д.Л., мог, пропустив через себя «вселенский сквозняк», уловить в нём отзвуки грядущих событий.

Поразительно чётко и скрупулёзно выверено Быков набатным громом погружает читателя в недалёкое будущее, маскируя свои прогнозы под простонародную речь президентов.

В целом произведение оставляет горькое послевкусие.

В данном произведении рассматривается вопросы о необходимости, сроках и методах проведения юбилейных мероприятий, связанных с чествованием уже умерших деятелей культуры, таких, как приведённый в пример А.С. Пушкин, чей юбилей то ли смерти, то ли рождения отмечался как раз в то время, когда автор решил написать фельетон.

В произведении упомянуты как ныне здравствующие, так и тоже ушедшие вслед за Пушкиным политические и общественные лица допутинской эпохи.

Вывод, который делает автор на основе своих наблюдений, не является парадоксальным, однако, благодаря форме, воспринимается не как закономерный, а как прочувствованно-личный.

Произведение оставляет яркое послевкусие, доступное каждому непредубеждённому ценителю искромётной поэзии Пушкина и Быкова.

В коротком предисловии Дмитрий Быков рассказывает о том, как родилась идея стихотворных фельетонов, где они публиковались, также автор выражает благодарность главным редакторам изданий, где эти фельетоны публиковались.

Главное, что надеется получить Быков от читателя, это импульс веселья, отражённый от его собственного, возникшего при создании стихов. Насколько оправдана эта надежда, предстоит узнать каждому читателю самостоятельно, а не на основе отзывов других читателей, поскольку политическая направленность произведений не оставляет места для однонаправленного консенсуса, а предполагает многообразие оценок, связанных как с личным восприятием читателем тех событий и героев, которых затрагивает в своих стихах автор, так и с общим багажом политических пристрастий отдельного читателя.

Также в предисловии рассматриваются вопросы формы литературных произведений-фельетонов, насколько критична форма для восприятия читателем, насколько она подходит для выражения автором своих глубинных мыслей.

В целом предисловие оставляет хорошее впечатление, несмотря на то, что по объёму оно вполовину меньше, чем данный отзыв.

Сборник эссе об известных советских беллетристах и поэтах.

Читается с интересом. Ярко проявляется стиль Быкова-эссеиста.

Поднимается ряд интересных фактов о писателях.

Насколько спорны они — не могу судить (не специалист в этой области).

Читать интересно. Вспоминал учебники по литературе, улыбался. Вот они были нечитаемы.

В целом, книга о тех, кого скоро и не вспомнят.

Оценка — 8.

Ожидаемо блистательный и информативный роман. Д.Л. перелопатил и осмыслил уйму литературы о сталинских соколах и выдал на гору идейный полупублицистичный роман, разбитый на главки по героям. Псеводонимы легко считываются, читается на ура ( пролог отсылает к «Голубой чашке»). С одной стороны, без знания фактографии тяжело в полной меере восхититься артистизмом интерпретаций, с другой — уверен, что быков все самое вкусное и занимательное так или иначе уже извлек и обработал пряностями. «Июнь» мне понравился большей, он и художественней, но Истребитель — прямо информационная махина сравнительно с камерным Иксом, допустим. Д.Л. столь велик, что его обращения в художественной форме к историческому материалу — это всегда интересно и здорово.

( при всем этом поставить балл выше мешают два обстоятельства:«Истребитель» — это оммаж первому, лучшему роману и всякие авторские осмысления советского проекта как предназначенного для ковки сверхлюдей или «выхода в стратосферу» уже были в более совершенной форме.

Второе: я вот постоянно почитываю расшифровку передачи Один с Д.Л. на «Эхо Москвы». Д.Л. — человек избыточный во многих смыслах и все его рассуждения о советском проекте, афоризмы и тезисы о сталинской эпохе, самоцитирование приводит к тому, что до чтения книги половина ее идейного содержания автором изложена. Сейчас он занимается тем же в отношении грядущей книги «Океан»)

«Обломись!» — экономическая [и политическая] программа Путина.

:))

«Ну-к что ж, ничаво. Не хужей всякой другой. Коротко, ясно, непонятно — что ещё нужно от экономической программы?»

Такая вот притча. Из сборника «Как Путин стал президентом США: новые русские сказки».

Вполне читабельно.

Травка зеленеет, солнышко блестит, летчик над Гудзоном ласточкой летит (с) Манго-Манго

Долгожданное (это Вам не Пелевин) окончание И-трилогии.

У меня был долгий период влюблённости в творчество Дмитрия Львовича. Читал у него всё подряд: и публицистику, и подборки журнальных колонок, и стихотворные сборники, и, конечно же, художественные произведения.

«ЖД» прочитал сразу после выхода, еще до фанатства — крайне необычная притча!

Очень хорош Быков на пародийной ниве — «Правда», написанная в соавторстве, чуть дурновкусна, но очень смешна; «Код Онегина», написанный под псевдонимом Брейн Даун, с лёгкостью обставляет «Код»-оригинал; «Квартал», стилизованный под мотивационную литературу, и смешон, и пронзительно жуток одновременно.

Вершиной творчества считаю О-трилогию. Прочитал все романы почти подряд в 2010-м и только совсем недавно узнал, что «Оправдание» и «Орфография» — дебютные вещи автора. Очень мощно и зрело. Конспирологически-параноидальное «Оправдание» стоит несколько особняком — такой отрог перед двойной вершиной «Орфографии» и «Остромова».

«Эвакуатор» хорош своей обречённостью и лирикой. Где-то рядом по качеству — «Списанные» и «Сигналы».

А потом началась И-трилогия. «Икс» — теория об авторстве любимого Быковым «Тихого Дона» (по мнению ДМБ — величайший русский роман 20-го века, объясняющий Россию) и «Июнь», об ощущении наступающей войны.

То ли у меня быковский период прошёл, то ли первые два И-романа действительно попроще О-трилогии, но читал спокойно, не мотая головой от восторга.

И вот — «Истребитель». Финал И-трилогии, про лётчиков-героев тридцатых годов. Не «Истина» про дело Бейлиса, как мы все ждали. Очень символично, кстати. Истребитель вместо Истины. «Не Истину я принёс вам, но Истребителя».

В тексте есть как тончайшие пасхалки-отсылки к другим романам автора, так и намёки на текущую ситуацию, в том числе эпидемиологическую.

На дворе — Эпоха Героев, тридцатые! У страны, помимо индустриализации, еще один сверхпроект — авиация! Место приложения лучших рук и умов. Авиация, создающая героев мирового уровня, практически полубогов.

Несколько объёмных глав, почти каждая посвящена одному из известнейших лётчиков или лётчиц. И только Чкалову (в романе Волчаку) посвящено две главы. Ну и масштаб Чкалова несоизмерим. Персонажем, нитью связывающий разрозненные события в единое повествования, является журналист Бровман (прототипом является сотрудник «Правды» Бронтман, на чьих дневниках, собственно, и основан роман). Бровман наблюдатель-хроникёр, как и лётчики — тоже ас своего дела.

Есть ещё сюжетный пунктир про загадочную фемину и про то ли гения, то ли маньяка.

Ещё более незаметна линия про подпольную сеть учёных-эзотериков, осваивающих невероятные умения: невидимость, левитация, прочее.

Интонация романа — подробный застольный пересказ событий от грамотного, увлечённого, любящего свои истории рассказчика. Встречая характерные обороты, так и представляешь поздние посиделки взрослых, умудрённых жизнью мужиков. Компания своя и где-то можно обойтись намёками, неважно, говоришь ли ты про постель или про политику — все и так поймут.

Этим романом Быков закрывает для себя художественное осмысление советского проекта.

Так как главные герои люди необычные, то и смотрим мы на жуткие репрессивные года, эпоху чисток и Большого Террора через странную оптику. Да, люди пропадают — но в остальном-то всё прекрасно! Да, за каждым могут прийти, но «как воскликнется каким-то уродом — как цветут таланты на службе народу«!

И Сталин у нас добрый всемогущий дедушка, практически Санта-Клаус. И в «шарагах» не так плохо. Неожиданно, и тем интереснее, читать такое от Быкова.

Держим под рукой википедию, по косвенным признакам пытаемся отгадать, какого же героя автор зашифровал в каждой из глав, читаем реальную биографию человека. Получаем фантастические расхождения и с новым уважением смотрим на сюжет.

Основной вывод — только СССР мог создать условия лётных, полярных и космических рекордов. Жить в СССР было нельзя, но ставить рекорды — можно.

Хороший роман, мастерски погружающий в атмосферу тридцатых. Но слишком рядовой для закрытия темы Советского Союза и долгожданного завершения И-трилогии.

Ждём теперь недостающие романы трилогии «Нулевые».

8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Читаю «Истребителя», как бились и гибли лётчики-испытатели в тридцатых — вижу новость о падении самолёта с парашютистами из-за отказа двигателя. Жуткая синхронистичность.

Капель датского короля не найти полезней

«Когда мужик не Блюхера,

И не милорда глупого —

Белинского и Гоголя

С базара понесет.»

Датский заглавия никак не связан с тенью отца, памятником русалочке и прочими занимательными вещами скандинавской страны. Вовсе даже к ней не имеет отношения (как, впрочем, и у Окуджавы) . А имеет к обычаю отмечать знаменательные даты, вроде юбилеев, статьями о виновниках торжеств. Которых (статей) за годы сотрудничества с «Известиями» у Дмитрия Быкова накопилось изрядно. Сборник составляют «датские» колонки, в разное время опубликованные в этой газете.

Хорошо, что не стала читать вторую часть «Календаря» тотчас после первой, дала время книге отлежаться, а впечатлению отстояться, зато могу с определенностью сказать, что продолжение не уступает началу. Единой концепции нет, как и в случае первого Календаря, знаете такого: здесь только о литературе, а там о политике, о науке или об искусстве. Единственная форма структурирования — течение календарного года, от января к декабрю.

Больше семи десятков статей при достаточно компактном объеме книги — чуть больше трехсот страниц, в среднем текст страницы на четыре. Можно читать подряд, а можно растянуть надолго, пробегая очередной глазами, как в прежние времена реверс сорванного календарного листка. Обидно, что рассказать об отдельных безумно интересных статьях, не получится, только общее впечатление, абрис, контур.

И все же, в отчаянной попытке удержать ускользающее, пройду по содержанию, уделяя несколько слов тому, что показалось наиболее интересным. «Горе ума» о Грибоедове и о том, что ум не живет в вакууме, набрасываясь по-щенячьи даже на самого неподходящего собеседника, за неимением лучшего. «Опыт о сдвиге» Высоцкий в мучительной раздвоенности между тем, чтобы быть плоть от плоти советскиv (совейским — свойским, своим) и невозможностью отменить собственный культурно-ментальный багаж, знание о реальности как она есть.

«Потеря кормильца» на смерть Ильи Кормильцева, пронзительное как плач. И, блин, «Я хочу быть с тобой» написана, оказывается, в те пятнадцать минут, что он ждал свою девушку, которая опаздывала на встречу. «Лесковское одеяло» живи как перекати-поле, стань очарованным странником, делай бесполезное, к чему душа твоя лежит. Такова жизнь в России по Лескову. «Онегин как бренд» очаровательный оммаж роману в стихах и «лишним людям». Считали подражанием Байрону, и кто нынче читает того лорда, а Онегин весь на цитаты разобран, хотя бы только на русскоязычном пространстве.

«Даешь Гомера» о Джамбуле Джабаеве и о великом национальном эпосе, которые нужно было бы создать коллективными усилиями акына и переводчиков, даже если материала не хватало. «Минидернизация» отличный скетч о феминизме и мини-юбках, как в сути антисекс-одежде, замене действия декларацией. «Господи, мы у костра» дивное о Фазиле Искандере, сделавшем период государственной опалы временем свободного творчества. И чудесное «Мравалжамиер, батоно Шалва» о Шалве Амонашвили, одном из моих героев, великом учителе, и о том, почему педагоги-новаторы всегда будут штучным товаром

«Путем улитки» про мою любимую вещь у Стругацких, которую сами АБС, оказывается, тоже ценили больше прочих. «Агент Грин» на смерть Грэма Грина, вот не знала, что он был религиозен, хотя о чем я, этого нельзя не почувствовать, зная его книги. «Декаденты и диссиденты» о Бодлере и «Цветах зла», любопытное со/ противопоставление его Некрасову, и да, я тоже думаю, хорошо, что у русской поэзии такого гения не было.

«Нерусский телеграф» офигительно интересная биографическая статья о Сэмюэле Морзе. «Похождения бравого солдата Гашека во время Третьей Мировой войны» — кто, как я читал в свое время Швейка по кругу, тот оценит. И бесспорную связь с «Уловкой 22», и может еще потому мне так полюбился «Календарь 2», что открывает его «Резиновая пята» о Джеке Лондоне и его «Смирительной рубашке», которая вытянула меня из затяжной депрессии начала взросления, в процессе которой Швейком нон-стоп спасалась.

«Барышни и хулиганы» интересное исследование трансформации образа дворового хулигана в советской литературе. «Свято место» о Пушкине в Михайловском, с его скудным, едва не на грани нищеты, бытом и, ну, в общем, когда б вы знали, из какого сора... White Spirit о нелепом и абсурдном, на поверхностный взгляд, обращении Конан-Дойла в конце жизни к спиритизму.

«Новый Орля» замечательная статья о Мопассане, разбившая вдребезги мое еще юношеское против него предубеждение. «Дело молодых» — культурная революция в Китае. «Эдвард, сын Вильяма» уморительно смешной рассказ об Эдварде Радзинском, которому удалось таки осуществить вековечную польскую мечту — покорить Россию (вот даже сейчас смеюсь, вспоминая). «Потерянные и найденные» , хорошо о Ремарке. «Ода сухарю», ко дню учителя, с любовью и уважением к профессии и сильно против либерализма в ней. Да и будет, наверно, необъятного не обнимешь (во всех смыслах), но если ищете, чего почитать об истории и культуре, это идеальное попадание.

Быков окончательно переквалифицируется из романиста в эссеиста. Рудиментарный сюжет служит для иллюстрации сотни раз (без всякого преувеличения, сотни) проговоренных Дмитрием Львовичем в его радиоэфирах идей. Советская идея такая-то и такая-то. Фаустианский сюжет это то-то и то-то. Персонажи мыслят и разговаривают словами Быкова.

Читать интересно при этом.

Вперед и выше. Все вперед и выше

Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо? Что им там ясно?

Горький «Песнь о Соколе»

Их называли Сталинскими Соколами. Они были цветом нации, ее новой аристократией, которая заслужила, в противоположность прежней, родовой, свой статус трудом и героизмом. Ими восхищались, в них влюблялись, их боготворили. Апостолы нового культа — человек ведь не может жить, вовсе ни во что не веря — стали в массовом сознании символом веры, своего рода святыми предстоятелями верховного божества.

До Бога высоко, но между ним и простыми людьми всегда были святые, чье место теперь заняли они, герои-первопроходцы и буквально покорители неба. Промежуточное звено с более высоким местом в иерархии, чем даже герои труда. Те свои подвиги совершали в привычной обстановке повседневности, в то время, как они вырывались за пределы.

А теперь скажите. кого из них мы нынче знаем и помним? Ну Чкалов. Я еще Коккинаки, потому что подружка жила на улице, имени его (в девичестве хихикали и перевирали всеми возможными способами), и Гастелло, потому что девиз нашего отряда был «Служить народу смело, как капитан Гастелло», хотя он не из числа сталинских соколов. И? И все. Дальше — тишина.

Дмитрий Быков продолжает этим романом возвращение памяти и завершает (по крайней мере, сам он говорит, что окончательно объяснил себе) советский проект, включающий шестикнижие О-трилогии: «Оправдание», «Орфография», «Остромов» , И-трилогии: «Икс», «Июнь» с нынешним заключительным.

Вот с выбором начальных литер мне интересно, это осознанная или бессознательная отсылка к замятинскому «Мы», где речь тоже шла о строительстве дивного нового мира, между делом расчеловечившего человека? Двух женщин героя, помните, звали И-330 и О-90. Однако к «Истребителю» . Это рассказ о летчиках асах, в тридцатые годах прошлого века на далеких от нынешнего технического совершенства машинах, ставивших рекорды скорости, высоты, дальности, грузоподъемности.

Как-то так получилось, что очень немногие из них пережили первый взлет своей немыслимой славы, буквально оказавшись теми, кто живет по законам другим, и кому умирать молодым. Даже до Великой Отечественной мало кто из них дожил. Новому культу без надобности оказались святые предстоятели.

Структурно «Истребитель» представляет собой семь достаточно автономных глав (девять с прологом и эпилогом), объединенных фигурой журналиста Бровмана, реальным прообразом которого стал известный в то время репортер Лазарь Бронтман. Талантливый и фантастически работоспособный, он оказывался на острие самых ярких событий: спускался в шахты, летал с пилотами, освещал папанинскую и челюскинскую экспедиции, зимовал на полюсе в затертом льдами «Седове».

В остальном, отдельные главы посвящены нескольким фигурам с рассказом о наиболее значительных, связанных с ними, событиях. С финальной интермедией каждой из глав, напрямую никак не соотносящейся ни с личностями героев ни содержанием. В большинстве которых появляется загадочная женщина в повторяющемся сюжете взаимодействия с разными (не героями) мужчинами.

На этом имеет смысл остановиться подробнее, хотя, если разного рода метафизику считаете чушью собачьей, пропускайте этот абзац. Образ магнетически притягательной, с легкой (а чаще выраженной), сумасшедшинкой, красавицы — он сквозной в быковском творчестве и искать героине соответствий в реальности скорее всего бесполезно. Она метафорическое выражение России, которая не может существовать без тех, кто ее убивает. Даже не так. Которой для продолжения «не-жизни», в какой она пребывает, необходимы периодические взаимные инвольтации с Истребителем.

Коротко расскажу о главах. В прологе «Красный стакан» тех, кто помнит советское детство, ждет ностальгическая встреча с «Синей чашкой» Гайдара. «Прыжок», первая глава о роковом затяжном парном прыжке Тамары Ивановой и Любови Берлин (Лондон в романе). «Сеть» создание КБ Антонова, шарашки, к работе в которой необходимо привлечь лучшие умы, о том, что некоторые, даже и тогда, выбирали возможность строить другую сеть по иным принципам.

«Двое» параллельный рассказ о герое Испании Анатолии Серове, в романе Петрове (в реальности женатом на актрисе Валентине Серовой, которую любил Константин Симонов, «Жди меня» — это ей, вот так все было туго переплетено: не мир тесен, а прослойка тонка). Вторая линия главы — женский экипаж Гризодубовой, Осипенко, Расковой.

Эта часть книги так трогательна, романтична, до предела насыщена литературными и киноаллюзиями с отсылками к реальным событиям — и одновременно едва ли не ернически сатирична в части дальневосточной тайги, где шагу не ступишь, не наткнувшись на очередного культурного героя и культового персонажа. Кто любит быковское творчество, без труда опознает пародию на «Доктора Живаго», нежность к которому не мешает Дмитрию Львовичу бесконечно повторять, что там все со всеми совершенно ненатуральным образом встречаются.

«Вылет», четвертая глава, исполнена героической романтики и наиболее конспирологична. Ее герой аристократ Гриневицкий (в реальности прототипом послужил Сигизмунд Леваневский). Центральной фигурой пятой и шестой глав соответственно «Вождь» и «Дождь», будет Волчак (достаточно узнаваемый Чкалов, хотя он не тождественен прототипу, являя собой скорее собирательный образ тогдашних героев, как Стаханов, Мамлякат Нахангова).

Седьмая «Сжатие» — единственная не о летчиках, посвящена двухлетнему полярному дрейфу сжатого льдами ледокола «Седов», и будет по достоинству оценена поклонниками симмонсовского «Террора». А еще, в ней невыносимо трогательная и прекрасная история венгерского физика Карла Сцилларда, которая для меня жемчужина книги. Автор говорит, что это было на самом деле, с чего бы мне ему не верить?

Ну вот, пора бы и честь знать, как-то очень много понаписала, но это потому что люблю обе трилогии Дмитрия Быкова и очень ждала этой книги.

Летчики, пилоты, бомбы, самолеты,

Вот и улетели в дальний путь.

Вы когда вернетесь? Я не знаю, скоро ли,

Только возвращайтесь, хоть когда-нибудь

Первое прочитанное произведение Дмитрия Быкова (не считая стихов в журналах).

Затронуло. Некоторые части читаются безотрывно.

Богато и ярко заполнено словами.

Эмоционально окрашено.

Немного напоминает Пелевина.

Несколько интересных рассуждений о природе оправдания.

Напрашиваются параллели : описанные ситуации в двух селах Чистое и реальная бессмысленность традиционной жизни.

Любопытно описание туристического лагеря с элементами садомахохизма.

Яркие наглядные описания.

Решил читать романы автора дальше. На очереди — «Орфография».

Оценка — девять.

Гул затих. Я вышел на подмостки

Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?

Не думаю, чтобы Дмитрий Быков считал себя адептом русского космизма, и уж тем более последователем Николая Федорова с его идеей всеобщего воскрешения. Рамки любого учения бывают тесны для самостоятельно мыслящего и многообразно одаренного человека, а федоровское, на поверхностный взгляд, вовсе представляется родом юродства. Однако Быков воскрешает, и делает это, как никто другой не может.

Не всех подряд (такое одному Сыну Человеческому будет под силу, и хотелось бы, попозже), лишь тех, кого любит. С одной оговоркой: для понимания быковской работы воскрешения, нужно быть хорошо подготовленным читателем. Говорю не для того, чтобы похвалиться: вот, мол, я поняла и оценила, а кому другому где уж. Есть мнение, что если имеет смысл с кем себя сравнивать, то с собою же прежним, я уже пробовала читать быковскую биографию Бориса Пастернака лет восемь назад и отложила, едва не с негодованием.

Тон тогда показался недостаточно уважительным: как можно говорить о Пастернаке без должного пиетета? Бережный и компетентный, но без подобострастных приседаний перед величием героя, разговор представился непозволительным амикошонством. Понадобилось свести знакомство со многими образцами биографической прозы, хорошими и разными и, конечно, куда лучше узнать ДЛ в различных его ипостасях: литературоведа, критика, драматурга, прозаика, поэта — чтобы оценить грандиозность замысла и совершенство исполнения, явленное им с биографией Пастернака.

Колоссальный во всех отношениях труд. Полнота охвата, когда героя ведут от рождения до смерти, без лакун в тех местах биографии, что представляются автору несущественными или противоречащими его концепции. С анализом всего, написанного Борисом Леонидовичем, где биограф выступает больше литературоведом, чем критиком. Удивительный, прежде нигде не виданный прием «зеркал», когда творчество и личность героя отражается в отношениях с другими значимыми фигурами его времени. Да объем текста под тысячу страниц — наконец.

И какого текста! Всякий читатель имеет свои физиологические маркеры встречи с хорошей книгой, предшествующие ее ментальной оценке. Набоков говорит о дрожи вдоль позвоночника, одна писательница в прочитанной недавно книге признавалась, что у нее начинает колоть щиколотку, у меня эйфория начала влюбленности — такое, бабочки в животе. Так вот, в блаженном состоянии допаминовой избыточности пребывала все время, пока читала эту книгу.

Как-то еще так счастливо случилось, что с биографией любимого поэта я не была знакома. Не вовсе табула раса, знала о его переписке с Цветаевой и о травле после Нобеля, но это ведь ничтожно мало, в сравнении с цветаевской, ахматовской, мандельштамовской, о которых имела более-менее целостное впечатление, хотя бы и составляемое в разное время из разных источников. Пастернак в этом смысле оказался белым пятном.

Задумалась теперь, отчего, и поняла — значительная часть прочитанного о Великой шестерке Серебряного века (Блок, Маяковский, Ахматова, Цветаева, Мандельштам) связана с критическими и литературоведческими статьями, написанными в XXI веке, что естественно, о первых двух в советское время лишь государственный официоз, остальные были полузапретными, а в первое постперестроечное, серьезные исследования, если и были, тонули в океане информации. Так вот, биография Пастернака авторства Быкова впервые издана в две тысячи пятом, а сказать после него что бы то ни было, уже никто не решился бы. К чему, когда есть эталон?

Максимально беспристрастно, воздерживаясь от оценок, но пытаясь донести до читателя по возможности больше значимой информации с тем, чтобы дать возможность самостоятельно составить мнение об обстоятельствах, поступках, отношениях со значимыми в жизни героя людьми. И не только людьми. В этой книге спокойно, обыденно, без эзотерических и конспирологических подвывертов рассказывается об отношении творца с даром.

О требовании невероятной самоотверженности служения, какое он налагает на своего носителя, о неустанных трудах по поиску, шлифовке и огранке: о готовности равно принять на этом пути фанфары и голгофу, пойти против общепринятых установлений; сделаться изгоем и объектом травли. Гнуться, ломаться, раз за разом восставать из пепла и однажды не восстать, но остаться в веках. Дмитрий Львович словно бы ничего особенного не делает, чтобы донести это до читателя. Ни пафоса, ни тоги, ни котурнов. Он просто говорит, а ты понимаешь — да, это так.

Моим читательским счастьем стало то, что о самых любимых стихотворениях здесь говорится как о лучших. И отдельно Комаровский, наконец явился человек, который объяснил мне эту болезненно притягательную и отталкивающую фигуру, сведений о которой тщетно искала многие годы (без преувеличений и интересничанья).

Ленинский принцип «если я знаю, что знаю мало, я добьюсь того, чтобы знать больше», работает и здесь. Думаю, что прочту наконец то у Бориса Леонидовича, что не казалось прежде интересным или вполне своим. И кстати уж о Ленине, до сих пор образцом лучшей биографической прозы в моей табели о рангах был «Пантократор» Льва Данилкина. Теперь он не один. Менее любимым не станет, но подвинется. Все-таки сочинения самого человечного человека никогда не заставляли меня задыхаться от восторга.

Превосходно, исчерпывающе полно. Лучший образец биографической литературы, с каким доводилось встречаться.

Как будто бы железом,

Обмокнутым в сурьму,

Тебя вели нарезом

По сердцу моему.

И в нем навек засело

Смиренье этих черт,

И оттого нет дела,

Что свет жестокосерд.

В списках ̶н̶е̶ значился

«Быть живым в некотором роде и значит быть в списках.»

Ну конечно, обнаружить себя однажды внесенным в некий список не так страшно, как проснуться в своей постели и понять, что стал жуком. И совсем не то, что узнать о подтверждении у себя смертельно опасного диагноза. И не то, что быть арестованным по абсурдному обвинению. Список не лишает тебя человеческого облика, здоровья или свободы, но вносит в твою жизнь изрядную путаницу и серьезный дискомфорт.

Что за список? Да в том-то и дело, что непонятно, и никто толком не может тебе этого объяснить, но властные органы и силовые структуры на всякий случай ставят против твоей фамилии галочку, призывающую сотрудников быть в отношении тебя бдительнее. А бюрократы из числа непосредственного начальства предпочтут уволить по сокращению — кто тебя знает, Свиридов, что ты за птица, может шпион и вредитель? ТАМ почем зря в списки не вносят.

И начинается новая жизнь, которую вряд ли назовешь веселой и интересной. Кто-то из прежнего окружения шарахается от тебя, как от зачумленного, кто-то сочувствует, но на всякий случай сторонится, кто-то откровенно злорадствует. Постой, а может этот список не расстрельный, а наградной? Льготная очередь на получение жизненных благ? Ведь есть же лонги и шорты у разного рода премий? Непохоже, да и сам ты предпочел бы никуда не номинироваться: минуй нас, пуще всех печалей, и барский гнев, и барская любовь.

Небесталанного сценариста Сергея Свиридова, внесли, однако, не озаботившись поинтересоваться собственным его по этому поводу мнением и теперь нужно как-то приспосабливаться к новому статусу: пытаться задействовать связи, чтобы покинуть список, одновременно с поиском товарищей по несчастью и налаживанием связей внутри сообщества, членом которого неожиданно и неприятно оказался.

Список в качестве сюжетообразующей детали кажется удобен для показа разных типажей общественного среза конкретного времени. В целом люди не меняются, но всякому времени-месту соответствуют узнаваемые, хотя несколько окарикатуренные типы: гангстер-бутлегер примета Америки времен сухого закона; буржуа-рантье — прустовской Франции, а новый русский в малиновом пиджаке — России девяностых. У «Списанных» не случайно дополнительный подзаголовок «Нулевые», здешние персонажи тесно связаны с тем десятилетием.

Лучше и ярче всего представители творческой интеллигенции: режиссер поденщик валяющий благонамеренную патриотическую муть но убежденный, что его тошнотворная продукция содействует прогрессу человечества; другой, который гонит откровенную штамповку, даже и себя не обманывая относительно ее значимости; третий, по-настоящему талантливый, но старательно прибивающий дар ежедневными строго отмеренными дозами алкоголя — надобно рассчитать так, чтобы не погасить совсем,но и не выделяться — пусть не горит, тлеет.

Представители социально чуждой автору страты бледнее и схематичнее, впрочем, Быков обладает счастливым талантом несколькими штрихами создавать удивительно живой образ (хотя бы только на тот промежуток времени, когда ты на него смотришь, но не так ли и в жизни: вещи и люди существуют лишь оказываясь в фокусе моего внимания — солипзизм в чистом виде).

Я не ждала от «Списанных» откровений, взялась отчасти как за антидот от читаной накануне книги, главным же образом потому, что очень жду третьего после «Икса» и «Июня» романа И-Трилогии — «Истребителя», релиз которого обещают в апреле. Но, таки да, Быков прекрасен. Не полемическим задором и не глобальными выводами, но умением со снайперской четкостью остановить мгновенье, в котором красота мира обрушивается на тебя почти невыносимым водопадом ощущений.

Роскошным языком, который хочется пить чайными стаканами. Замечательно смешными, хотя порой довольно злыми эпизодами взаимодействия с братьями по разуму и, вот кстати — роскошными речевыми характеристиками. С речевой окрашенностью у Быкова всегда превосходно, и в философских беседах не возникает ощущения, что автор говорит с автором же, но короткие реплики представителей класса-гегемона почти всегда именины сердца.

Болезненно точным описанием обсессивно-компульсивного синдрома, которому многие подвержены, но немногие себе в том признаются. Нежным преданным рыцарственным служением даме своего сердца. Дмитрий Львович говорил в одной из лекций, что любимая его женщина Ариадна (Аля) Эфрон. Он создал для нее мир во второй части «Июня» и здешняя Аля — это ведь тоже она. Вы ж понимаете, что герой «Списанных» не эгоистичный нарцисс Свиридов, а она, Аля проходящая по краешку этой истории.

Дмитрий Быков никогда не был мне симпатичен. У каждого свои заморочки, я вот не люблю антисоветски настроенных людей. Причем я даже готова признавать их ум и талант. Но не люблю, я вообще субъективна. Причем отлично осознаю, что такое наивно-эмоциональное восприятие порой заслоняет какие-то действительно интересные точки зрения. Но давно уже перестала с этим бороться. В мире столько всего прекрасного, что не всегда есть смысл в том, чтобы выковыривать жемчуг из раковин, когда можно просто наслаждаться готовыми ожерельями. Это было что-то вроде оправдания.

Потому что мне попалась книга Быкова про советскую литературу, и… я зачиталась. Собственно, книга – это набор эссе, местами коротких, местами длинных, которые интересны в основном углом зрения. Выбор самих писателей и поэтов довольно прихотлив. Например, в раздел «проза» попали Бажов (не знала, что он получил Сталинскую премию), Чуковский (который у Быкова критик, а не поэт), Шварц и Шпаликов (хотя первый скорее драматург, а второй сценарист), и, внезапно, Михаил Успенский. Который для Быкова «чудо», а вот Довлатов у него посредственность.

С поэтами более равномерно (но, в общем-то, наверное, потому что известных поэтов в целом меньше, чем писателей). Сюда попал практически весь наш «серебряный век», то есть Цветаева, Блок, Мандельштам (кстати поняла, что я не отношу их к советским в отличие от их современников Маяковского и Есенина), а также Бродский, Твардовский, Высоцкий, Окуджава. Интересно, что есть Маршак, но при этом нет ни Михалкова, ни Барто. Или есть Евтушенко, но нет Рождественского. Есть Ахматова, но нет Гумилева. Ну и так далее.

В общем, сама выборка уже любопытна. Что еще интересно, это предлагаемый угол зрения. Формат эссе не предполагает детального разбора творчества, скорее это попытка выхватить неожиданное, непривычное, и тем самым зацепить внимание читателя.

Ну вот взять того же Чуковского. Мне он всегда виделся таким милым другом детей, с его этим костром, и чудо-деревом, и классическим набором стихов, и «От двух до пяти». Чуковский – лектор вне моего мира. Для Быкова же Чуковский прежде всего порядочная язва, человек, умеющий сказать комплимент так, что не знаешь, обижаться или радоваться. Вот про Маршака:

«Это такое мастерство, при котором и таланта не надо!»

Бажова, конечно, трудно вытащить из роли сказочника, но опять-таки, Быков проводит любопытную параллель с Булгаковым, в основе которой мастерство. Данила-мастер у Бажова и Мастер у Булгакова, по его мнению – это люди эпохи, потому что это профессионалы, для которых работа – важнее прочего.

«Человек, для которого богатство играет смыслообразующую роль, примитивен, Бажову с ним нечего делать. Его интересует акт познания. Его интересует, как можно распознать узор в камне, как можно достичь абсолютного совершенства».

«И синхронное появление таких текстов, как «Малахитовая шкатулка» и «Мастер и Маргарита», вовсе не случайно. Бажов не знал о разговоре Пастернака со Сталиным о судьбе Мандельштама, в котором сказано было ключевое слово «мастер». Для Сталина полезный человек – это мастер, а если не мастер, он Сталина не интересует. Вот эта установка на мастерство для сталинской империи принципиальна. И Бажов это почувствовал абсолютно.

Мне иногда представляется, что и Советский Союз ушел в гору. Исчезновение Советского Союза – это не распад, это достижение уровня, несовместимого с жизнью. Как сказал Виктор Пелевин: «Советский Союз улучшился настолько, что перестал существовать». … Советский Союз невыносим для обычного человека, но он являет собой оптимальную среду для профессионала, потому что для профессионала тут все».

А вот с мнением Быкова о Довлатове мне трудно согласиться.

«Сергей Довлатов вызывал у меня ровное, довольно нейтральное изумление по поводу того, что это считается литературой».

На мой взгляд, Довлатов не просто отличный рассказчик, что уже, кстати, не мало. Потому что, как ни крути, но, например, я верю, что «Улисс» великий умный роман, но читать его никакого желания нет. Ибо тяжеловесен и скучен. Так вот. Довлатову удалось создать свой узнаваемый стиль, что вообще-говоря, мало кому дано. Более того, когда читаешь много Довлатова, начинаешь изъясняться в его стиле, и получать от этого удовольствие. А Быков считает его чем-то сиюминутным. Ну... Пожалуй, вот единственное, что про него верно:

«Проза Довлатова – это проза советского интеллигента. А тут вдруг оказалось, что Россия, когда вернулась к себе, советскую интеллигенцию съела. Ее больше нет. И то состояние, к которому Россия вернулась (состояние мрачное, во многих отношениях бесперспективное), – это состояние, в котором довлатовскому герою просто нет места».

В общем, замечания Быкова про писателей хоть и интересны, но довольно спорны. А вот про поэтов у него получается замечательно точно. Вот, например, про Марину Цветаеву:

«У Цветаевой «предельная экономия места, невероятная напряженность речи, множественные эллипсисы, то есть опускания слов, замена их тире, – и читатель волен угадывать, что за этим стоит. Но главное, конечно, чем она берет как поэт помимо мысли, потому что одной мыслью поэт не возьмет никогда, – это невероятное ритмическое многообразие. … Просодия Цветаевой – это ослепительное богатство, изобретение новых размеров, абсолютно не бывших, музыкально и ритмически необыкновенно прихотливых. А всякий новый ритм – это и новый семантический ореол, новый тематический ареал, новые области поэтического чувства».

Или про Маршака:

«И мы, порой не сознавая этого, помним страшное количество текстов Маршака, которые мы вдохнули, как воздух, и этот воздух в нас растворился».

И про Блока:

«Один из главных блоковских приемов воздействия на читателя – это гениальное нащупывание тех порталов, тех точек связи, через которые человек соединяется с потусторонним. Лишь в детстве, когда все мы волшебники, когда мы существуем в мире сказок, когда мир постоянно нам подсказывает: вот здесь будет чудо, здесь тайна, туда не ходи, здесь опасное место, здесь не появляйся, – мы ловим вибрации потустороннего, но только Блок остался ребенком, вечно их ловящим. Это сумерки, когда тени начинают плясать и в тенях этих читаются скрытые послания. Это вьюга, метель, когда ничего не видно и ожидаешь в этой метели либо встречу с возлюбленной, либо встречу со смертельным врагом. Детские воспоминания о высокой траве, в которой тонешь, как в море, которая, как лес, обступает тебя со всех сторон, – это же у каждого есть, но один Блок сумел сделать из этого лирику, пробивающую нас до сих пор».

Еще интересен иллюстративный материал. Ну, например, я очень любила Блока в подростковом возрасте. Лет так в 13-14. Голубая книжка с его стихами была зачитана до дыр, и многие я знала наизусть. Он действительно волшебный. И у него дивные рифмы. Я не люблю и не понимаю музыки, но в стихах точный изящный ритм и красота звучания для меня очень важны. И Блок в этом смысле совершенен так же, как совершенен Пушкин. А вот, например, Цветаева, как верно отмечает Быков, гораздо сложнее и полифоничнее. И при всей моей любви к Цветаевой – прозаику, Цветаева-поэт для меня немного сверх понимания.

Так вот что еще интересно, Быков именно для Блока выбрал довольно неожиданные его стихи. Не в смысле неизвестные, а не самые блоковские что ли.

Христос! Родной простор печален!

Изнемогаю на кресте!

И челн твой – будет ли причален

К моей распятой высоте?

Если Ахматова у него – совершенно типична и узнаваема («Я на правую руку надела перчатку с левой руки..»), то Блок внезапно не «Весна без конца и без краю», и не «Да скифы мы, да азиаты мы», а «Двенадцать» с его рваным ритмом. Хотя, без «Улица, фонарь, аптека», конечно, не обошлось.

В общем, тут можно долго цитировать и обсуждать. Что хочу сказать. Книжка оказалась внезапно хороша. Весьма рекомендую.

Холод — это наша есть жизнь

Он пьет свой кофе — лучший, чем тогда,

и ест рогалик, примостившись в кресле,

столь вкусный, что и мертвые «о да!»

воскликнули бы, если бы воскресли.

Бродский «Одному Тирану»

Из всей О-трилогии дольше всего оставалась нечитаной первая часть: «Орфографию» прочла восхитившись изящной литературной игрой, больше двух лет назад, сразу следом «Остромова» в которого влюбилась насмерть, назначила своей Книгой года 2018 после еще раз перечитала. А до первой книги только вот добралась.

Как хорошо, что Редакция Елены Шубиной затеяла цикл «Читаем с редактором», который позволяет в формате zoom-конференции встретиться с человеком, чья работа с текстом важна не менее авторской и благодаря которому мы получаем книгу в ее окончательном варианте ограненного камня, но имени его читатели обычно не знают — с редактором. И как хорошо, что темой очередной встречи станет «Оправдание» (на всякий случай, если интересуетесь, до четвертого марта еще есть возможность попасть).

Отчего не прочла тогда первого романа трилогии — не помню. Верно подумала, что после «Остромова» так хорошо уже все равно не будет, осень две тысячи восемнадцатого была моим временем Дмитрия Быкова, читала и слушала от него все: лекции, выпуски программы «Один», стихи, пьесы, критические статьи, прозу. При таком массированном погружении однажды наступает момент, когда нужно переключиться на другое.

И то сказать, «О-трилогия» не трикнижие в строгом смысле. Романы, составляющие ее, не объединены общим сюжетом или героями. Разве что в «Остромове» скользит по краю упоминание о Грине, одном из центральных персонажей «Орфографии», и время, место, отчасти среда совпадают. Что до «Оправдания» — оно вовсе не вписывается в концепцию трилогии: события начинаются в тридцать восьмом, через двенадцать лет после «остромовских», очень скоро перетекая в перестроечные годы — время внуков.

Вот, собственно, внук репрессированного биолога Скалдина и станет героем книги. Но давайте по порядку. В тридцать восьмом, в разгар волны репрессий, среди прочих учеников биолога Михайлова, был арестован доцент Иван Антонович Скалдин, который проявил на следствии невероятное упорство, так и не подписав показаний. Скорее всего потому что лишился под пытками рассудка. Семье после сообщили, что скончался от сердечной недостаточности.

Время было такое, что добиваться правды не рискнул бы и самый безрассудно смелый человек. Марина, вдова биолога, хотела выжить и вырастить дочку Катюшу. Кто ее осудил бы? И вырастила, перебиваясь скудными секретарскими заработками, только вот к старости стала чудить. Все ей казалось, что ее тело пристанище для других людей, которых любое прикосновение тревожит, причиняя им боль.

С чего бы? Ну, так, всякий по-своему с ума сходит. Хотя, был в их жизни один телефонный звонок, в сорок восьмом, уже после войны, мужчина попросил Катю позвать к телефону маму, назвав девочку Снегуркой, а так ее, беленькую, звал только отец. Сама девочка не могла этого помнить, но мама не раз рассказывала ей. И она поняла, что папа не погиб, что он жив, ну может быть, на секретном задании. Завершая разговор, собеседник просил передать, что будет ждать Марину вечером возле Почтамта.

Встречи не случилось, мать зря прождала два часа на ступенях и после сказала: ошиблись номером или это просто было чьей-то жестокой шуткой. Но обе они, и мама, и дочь, знали — то был отец. А история стала семейной легендой. Обретшей второе дыхание, когда сын Кати вырос, стал историком и начал коллекционировать случаи, подобные этому. Которые, как выяснилось, бывали. Большей частью такие же телефонные звонки от тех, кто числился среди мертвых, и одна очная встреча, когда вид человека из прошлого так напугал свидетеля, что тот сбежал, не сумел заставить себя подойти.

Наш юноша, через поколение ушибленный ужасом внезапного калечащего вторжения в жизнь, ищет объяснения. В виктимной психологии есть понятие поиска смысла. То есть, жертва насилия должна уяснить для себя: это случилось, потому что я пошла в это место, в такое время, в такой одежде, сказала эти слова, когда нужно было промолчать или сказать другие. Абсурдно лишь на первый взгляд. На самом деле, бессмысленность произошедшего с тобой хуже диких обвинений в том, что своим поведением спровоцировал насилие.

А поиск, в свою очередь, приводит его к созданию конспирологической теории, согласно которой смысл у сталинского террора таки был. Больше того, именно его жестокость позволила стране победить во Второй Мировой. Не буду объяснять, какими кривыми путями Рогов пришел к этому выводу. Суть в том, что придя, всюду начал видеть подтверждение правоты.

Одно из главных достоинств Быкова-прозаика в том, что его романы всегда беллетристика. И я не оговорилась, достоинство. Согласно максиме о том, что все жанры хороши, кроме скучного, он умеет завернуть самую горькую пилюлю осознания в нарядную обертку авантюрного, конспирологического, криминального чтива.

И он джокер нашей литературы, хотя иного сорта, чем другой знаменитый трикстер Пелевин. Водить читателя за нос, прежде подбрасывая безупречное объяснение, выстраивая четкую картину мира, а после внезапно, щелчком, руша карточный домик очередной иллюзии — Дмитрий Быков отменный мастер. И все-таки главное в быковской прозе не игровой момент, не развлечение ради развлечения, как все чаще у Пелевина, но четкая и безупречно нравственная авторская позиция. К которой в финале приходим.

Роман – памятник. Памятник то ли эпохе, то ли части отечественной либеральной интеллигенции. (Притом, что в таинственном «списке», на существовании которого зиждется фабула, присутствуют и представители других страт).

Той части интеллигенции, что до диспепсии боится собственного пука, не говоря уже о ночном стуке в дверь. Но при этом мнит себя солью земли и криэйтерами страны/эпохи/формации. Хотя, по большому счету, из них способных на что-то – действие, мысль, рывок – по пальцам одной руки (над чем автор, кстати, горько иронизирует, а то и громко смеется).

Только эта интеллигенция может до одури, хоть и в самых разнообразных формах/форматах/фобиях переживать из-за попадания в некий список. А убедившись, что прямо сейчас не расстреливают, переживать собственною «списочность» даже с какой-то интуитивной гордостью, с затаенной радостью и, разумеется, обязательно занимаясь сексом с товарищами «по несчастью».

Только она может всерьез заявлять, что «когда говорят: «Евреи, выйти из строя», надо выходить, даже если ты не еврей… если все выйдут – всех же не расстреляют».

Только она может создавать и обсуждать перлы, вроде «насколько я знаю, этот список – первый. А при терроре очень важно успеть в первый список».

Автор с большим мастерством все это обыгрывает, переворачивая в разные, самые абсурдные и самые неожиданные позы. Но даже самые-самые из этих ракурсов абсолютно достоверны. Читаешь, и понимаешь – а ведь именно так эти люди себя и будут вести.

Ну, и конечно, бесподобны слог Быкова («…преобладали гопаки с их фирменным сочетанием роскошной лени и необъяснимой агрессии») и его афористичность («если б издавать подробную опись имущества любого покойника – это лучше любой биографии»).

Шедевр на таком материале, на такой идее могли бы написать АБС. Со стороны фантастического триллера и фантастики абсурда. Шедевр могли бы создать Ильф и Петров. Со стороны сатирического реализма и исторического абсурда конца НЭПа.

У Быкова же вышло где-то посередине, а потому – не шедеврально. Иначе, соотношение номинаций и побед у книги было бы другим, да и моя оценка выше, чем твердое «хорошо»))).

Но ни у АБС, ни у Ильфа с Петровым гг ни за что бы не победил. Ни за счет случая, ни за счет черта лысого, ни за счет неизвестно чего. А у Быкова – побеждает.

Так что, несмотря на напрочь заваленную коду, роман вполне себе удался. Более того, не соглашусь с теми, кто говорит о его неактуальности. В нашей стране, как бы она не называлась, «Списанные» будут актуальны до тех пор, пока жива такая интеллигенция, пока жив страх перед властью, пока жива возможность зарабатывать, не работая (во всяком случае, существовать, не шибко утруждаясь).

И, да, жалко, что цикл остался нереализованным…

За право летать

Это почерк дьявола, а не Бога,

Это дьявол под маской Бога

Внушает надежду там, где надежды нет.

В первый раз прочла два года назад. Осень две тысячи восемнадцатого была временем Дмитрия Быкова. И прежде о нем знала, но читать иногда стихотворение или статью — совсем не то же самое, что засыпать под лекции человека в наушниках, включать запись его ночного радиоэфира, едва проснувшись; в машине по дороге на работу слушать аудиокнигой роман, а в промежутках читать стихи, кое-что заучивая (ну, потому что хорошо ложится на память). И так почти всю осень, захватив начало зимы.

Нормально, метод глубокого погружения: влюбляешься в то как человек пишет, читаешь у него все подряд, пока ментальный голод не утоляется, а интерес переключается на другой объект. Или пока всего не перечитаешь. Дмитрий Львович оказался неисчерпаемым, одной осени для него явно мало. Я тогда решила прерваться на «Остромове», по Фаусту: «остановись, мгновенье, ты прекрасно». Потому что лучше этого просто ничего не могло быть.

Услышав, что в Редакции Елены Шубиной переиздается вся «О-трилогия»: «Оправдание», «Орфография», «Остромов или Ученик чародея», не устояла перед соблазном перечитать любимый роман. Книги этого цикла автономны, объединены временем и местом, есть сквозные герои, но на второстепенных или эпизодических ролях. И да, впечатление не только не обмелело, но стало глубже, объемнее, дополнилось невзятыми прежде смыслами.

Итак, в основе книги реальные события «Дело ленинградских масонов» 1926 года. Фамилия главного фигуранта вынесена в заглавие с заменой одной только литеры (Астромов Кириченко-Ватсон действительная историческая фигура). Кружок изучения эзотерики и оккультизма, во главе которого стоял человек невероятного обаяния и такой же беспринципности, существовал в Ленинграде середины двадцатых, и закончилось для его членов все довольно скверно. Хотя, имея в виду суровость времен, можно подивиться мягкости приговоров — ссылка для большей части фигурантов.

Но то будет после, а в начале удивительная феерия, которая приведет на память Остапа, Хулио Хуренито и бытовую часть «Мастера и Маргариты». В неуютную хмурую Колыбель революции образца двадцать пятого года одновременно прибывают юноша крымчанин и чрезвычайно импозантный господин средних лет. Назвать такого товарищем язык не повернется, есть в нем вальяжная уверенность в собственном праве на место в мире никак не хуже партера, которая тотчас передается окружающим.

Чуткий от природы Даниил и вовсе проникается к незнакомцу, которого называет про себя астрономом, благоговейным доверием. Казалось бы, ненадолго, но нет, скоро их дорогам суждено сойтись снова, на сей раз на ролях учителя и ученика.

Роман в пяти частях, первые четыре озаглавлены по названиям времен года, и «Весна» — первая, просто фейерверк. Уморительно смешная сама по себе, пронизана референциями к Серебряному веку, расшифровка которых способна подарить много чистой радости. Читая в первый раз, не знала Вагинова, и историю балерины ни с чем не соотносила, теперь иначе. Таких открытий много, неленивый и любопытный читатель при желании найдет больше.

Деятельность кружка, собранного по типу «Союза меча и орала», посвящена прикладной эзотерике. В числе прочего, Остромов обещает научить адептов телекинезу и телепатии, экстериоризации (опыту выхода из тела),левитации. За тем и ходит сюда Даня. Какая ваша мечта? Ну, кроме мира во всем мире? Моя всегда была летать, как у него. Говорят — невозможно, потому что гравитация же, физические законы и всякое такое а я думаю, что есть способ, Непременно должен быть.

Жить, зная, что возможно. В определенном смысле, этот роман как левитация, несмотря даже на то, что являет собой сеанс магии с подробным разоблачением. В «Остромове» хорошо все. Оригинальный сюжет, одновременно авантюрный, забавный, трагический. Герои, живые, яркие и совершенно не сегодняшние — вообще предельно точное бытописательство, достигаемое не кропотливым восстановлением декора, но полным погружением читателя в атмосферу двадцатых прошлого века.

Стилистически превосходно, язык романа праздник ценителя хорошей прозы. А еще это в равной степени литературоведческая головоломка и путеводитель по истории русского оккультизма начала прошлого века, из которого вышла вся современная эзотерика. Быков говорит, что образ Дани сборный из трех Даниилов: Жуковского, Хармса и Андреева, но я совсем не знаю Даниила Жуковского и не люблю Хармса. Каждый видит, что он хочет видеть, для меня «Остромов» реквием по Даниилу Андрееву, чью «Розу Мира» до сих пор шельмуют невразумительной фэнтезятиной. Дочитала. Плачу. Быков лучший.

Дмитрий Быков — человек яркий, но поверхностный. Литературным же плодам его почему-то достается только одно из этих качеств и совсем не то, которое предпочел бы я. ЖД — чрезвычайно длинное и утомительное произведение. Кто-то в восторге от языка книги? Не знаю, ребят, откройте Чехова или Гоголя, вот там действительно язык. Но даже книги классиков ради одного только стиля я читать бы не стал. Красноречие — вещь вспомогательная. Если меня не заинтригует сюжет или судьба персонажей, мне становится скучно. Но даже если литературный слог Дмитрия Львовича, все-таки, можно ценить, то нагромождение наскоро сляпанных философских конструкций, которыми просто напичкана книга, производит впечатление отвратительной халтуры. Персонажи все время несут какую-то пафосную чушь, в которую не верит ни читатель, ни автор, ни они сами. Но для Быкова тень от башни важнее чертежа, он склонен увлекаться собственными завиральными обобщениями, которые, как правило, начинаются со слов «В России всегда...», но при критическом изучении сжимаются до «полтора раза было». В общем, в очередной раз убеждаюсь, что великий русский читатель Быков может написать большую книгу, но наполнить жизнью придуманный мир ему не под силу. Так себе результат для творца

В ряду вышедших как-то кучно в один период постмодернистских обращений к русской классике от современных «властителей дум» вещь хронологически занимает место между «Ф. М.» Акунина и «t» Пелевина. (Можно заодно до кучи упомянуть ещё «А.С. Секретная миссия» Бушкова, которую, однако, воспринимать всерьёз сложно, хотя это как раз ничуть не ироническая приключенческо-конспирологическая коммерческая поделка). И у Акунина и у Пелевина вышло не то чтобы совсем провально, но к вершинам творчества отнести можно вряд ли. Поэтому брался за Быкова без каких-то особых ожиданий, тем более, что и о книге узнал недавно. Просто любопытно было, что там отмочат «в ответку Дэну Брауну».

Роман, однако, впечатлил и оказался вещью абсолютно самобытной, пусть и пронизанной отсылками. А сюжетный квест с охотой спецслужб напомнил скорее «Высокого блондина в жёлтом ботинке».

Написано живо, местами забавно, и, неожиданно, местами трогательно. Эпизоды с взаимодействием молодого буржуя и учёного-интеллигента хороши. Линия кота по кличке Черномырдин и момент с обыгрыванием названием романа, который в романе же пишут Большой и Мелкий писатели, изрядно повеселили. Как и описанный метод разгадывания по стихам. Хотя размышления о власти, государственной «структуре» и судьбе России предельно серьёзны и мрачноваты.

Жаль, что окончание всё-таки скомкано, и до конца понять авторскую задумку не удалось. Так всё-таки «либералом» или «тираном» окажется пришедший к власти загадочный «он», увиденный Пушкиным в будущем? Всё-таки с социальными конъюктурами тут нужно быть ознакомленным. Кое-что удавалось разгадать, например, «Каисса» – намёк на известную личность, великого шахматиста, но жалкую политическую фигуру. Однако, подозреваю, что очень многое из заложенного многослойного контекста просто не распозналось...

Update. В свете недавних событий с выплывшей историей опозорившейся Федеральной Стирки Белья книга неожиданно обретает новую мрачную актуальность...

Наверное, из-за стебного псевдонима авторов я ожидала от книги чего-то другого, не такого скучного, слегка приблатненного квеста.

Завязка. Издатель поручает двум писателям: Большому и Мелкому написать халтурку «наш ответ Дэну Брауну», взяв за основу великого «Евгения Онегина».

Новый русский по имени Саша Пушкин, не обремененный большим интеллектом и образованием, находит на недавно купленном участке старинную рукопись. Решает показать специалистам – вдруг антиквариат какой, бабла можно срубить. Специалисты узнали почерк Пушкина, но заявили, что скорее всего это фальшивка, ибо кто только не пытался подделывать якобы сожженную десятую главу «Евгения Онегина». Пока Саша размышлял, не поехать ли ему в Петербург к пушкинистам для экспертизы, все люди, которым он показывал рукопись, начали погибать от всяческих несчастных случаев. Сообразив, что за рукописью охотятся спецслужбы, Саша ударился в бега.

С собой он прихватил соседа по даче, которому имел несчастье рассказать о рукописи. Сосед по имени Лева Белкин в отличие от Саши умен и образован, он кандидат наук, но вот незадача – о творчестве великого поэта мало что знает, поскольку он зоолог и интересуется только одним видом хомяков.

Дальше начинается бессмысленный и беспощадный квест «уйди от суперагентов спецслужб». Квест довольно унылый, бестолковый, затянутый и к концу книги изрядно поднадоевший: вокзалы, съемные квартиры, поспешные бегства, рейсовые автобусы и т.д. и далее по кругу.

Что интересно, рукопись они так и не смогли прочитать из-за совершенно неразборчивого почерка, потому и остались в неведении, почему, собственно, идет охота за ними и за рукописью.

Спецагенты знают, в чем смысл рукописи: это пророчество о судьбе России до 2008 года и надобно непременно узнать имя погубителя страны, написанное на самой последней странице.

А еще в книге есть негры, именно негры, а не афрорусские, и никого это слово не смущает.

Конечно, роман густо усеивают имена пушкинских персонажей и топонимы из его произведений. В концовке идет полный слом шаблона и нарушение всех канонов того, как нужно заканчивать книги. Но все это как-то не вызывает особого восторга, ибо бессмысленно, беспощадно и уныло. На этом фоне даже как-то теряются дикие, но очень свежие идеи о том, что

Заинтересовало: вставки «Один день из жизни поэта Александра П.», живущего в наше время. Показалось совершенно неинтересным: флэшбеки из жизни Пушкина.

Роман понравился. Быков оказался весьма хорош. Читал в электронке, но представляю то удовольствие, с каким читатели бумажной версии романа брали в руки книгу в шершавой, стилизованной под деловую сшивку советских времен, обложке.

Роман состоит из 3-х частей и эпилога. Все четыре структурных элемента романа между собой практически не связаны. Точнее – не связаны ни персонажами (за небольшим, едва заметным исключением), ни сюжетно. Но, в тоже время – эти части связаны временем (накануне Великой Отечественной Войны) и местом действия (Москва).

Судьбы все четверых главных героев романа, а также второстепенных персонажей, казалось бы, такие разные, слиты воедино с судьбой великой страны – СССР.

Так получилось, что во время чтения романа я прочитал несколько отзывов на него, избегая, впрочем, спойлеров. Так вот. Практически все рецензенты, как сговорились, хвалят первую часть романа, ругают две последующие и не замечают четвертой (эпилога). Между тем все части романа ценны, каждая по-своему ложась в канву задуманной Быковым схемы.

В первой, самой объемной, части романа рассказывается о Мише Гвирцмане, молодом студенте филфака, отчисленном из института по наговору сокурсницы. Страдания молодого Гвирцмана, его юные похотливые порывы, его взаимоотношения с окружающими, и все это на фоне накаляющейся иглы международной обстановки. Иглы, на острие которой – столица Мишиной Родины – Москва. Не знаю, может мне только показалось, но, похоже, эту часть автор срисовывал с собственной студенческой молодости. Дело в том, что некоторые события этой части романа поразительно, порою – с точностью до запятой, совпадали с событиями моей студенческой жизни. А поскольку мы с уважаемым автором практически ровесники, то, думаю, и в жизни Быкова случалось нечто подобное. Полагаю, что и юные рецензенты хвалят эту часть романа за то, что с ними самими происходило что-то подобное, и они радуются, узнавая и ностальгируя.

Вторая часть, по объему – примерно 2/3 первой, рассказывает о человеке с психологической проблемой, так хорошо известной нам по американскому кинематографу – синдромом множественной личности. Борис Гордон, главный герой второй части, человек уже поживший, примерно вдвое старше студента Гвирцмана, — журналист. На мой вкус в этой части у Быкова получился замах на рубль, да удар на копейку. Видимо в силу сокращения объема этой части (Быкову во чтобы то ни стало надо было сделать вторую часть именно такого, по отношению к части первой, размера; о чем читателю будет сообщено ближе к концу книги), автор не смог по-настоящему раскрыть трагедию множественности личности, и, фактически описал одну единственную, пусть и полигамную, личность. И тут – никаких странностей. Такие личности порой попадались и среди моих знакомых. Обычное дело.

Вторая часть романа мне понравилась больше остальных. Во-первых, в ней Быкову удались два замечательных женских образа. Честное слово, встреть я в своей жизни Муретту ли, Алю ли – непременно бы влюбился.

Но не только характерными женскими персонажами сильна вторая часть романа. Она не менее честна, чем часть первая. В данном случае я говорю о психологической достоверности личности Бориса. В той ее части, когда речь не идет о раздвоении (на самом деле, Быков пытается говорить вообще о 6 (шести, Карл!) личностях. Но получается у него, как я писал выше, хреновато).

Часть третья. Здесь главный герой – Игнатий Крастышевский. Человек, пытающийся с помощью текстов играть с мировой историей. Задумка – очень и очень неплохая. Играть словами, как футуристы, и, при этом, внушать читающим твои тексты все, что угодно – идея, достойная самого крутого демиурга. Но демиург у Быкова вышел каким-то хлипким, мечущимся и бестолковым. Прямо как в том анекдоте: «вы посмотрите на этот мир! И посмотрите на эти бруки!»

И, наконец, эпилог. Часть четвертая романа. Часть, анонсированная в части третьей. Впрочем, как мне кажется, посыл, выданный в части третьей для части четвертой, когда четвертая часть должна явиться апофеозом всего романа, вышел пустым как «пшик» от прокисшего вина. Сквозная для всех четырех частей романа фигура Лени-шофера так и осталась сквозной – проплывшим мимо и растаявшим в вечерних сумерках выхлопом плохо сгоревшего паршивого бензина.

Еще один момент, на который хотел бы обратить внимание. На протяжении всего романа автор пытается выстроить цепочку доказательств той мысли, что времена нынешние очень напоминают времена, предшествовавшие началу Великой Отечественной. Иногда эти доказательства притянуты за уши, но порой – становится страшно от быковских параллелей.

Соглашусь с Быковым относительно пятой и девятой глав, они действительно хороши, а вот упомянутая им восемнадцатая показалась мне лишней.

Прекрасно завершил Быков роман, обозвав творчество соавторов ученическим проектом, не трогающим никого всерьёз. Пыхтели-пыхтели, а получилась солянка сборная № 3. Отдельные главы хороши, другие — так себе; подхватывать кто-то умеет, а кто-то совсем нет. Случайные люди на вокзале травили байки. От артефактов Третьего рейха до китайских баллад.

Остаётся только вслед за Львовичем сказать: спасибо, что без вампиров.

24 очерка с предварением прочитались быстро.

Имена почти все знакомые, открытий и откровений не случилось. Попытки анализа знакомых текстов не вдохновили. Страстность и увлеченность порой звучали натужно. Частое повторение термина «ресентимент» раздражало.

Понятно, что если в книге литературоведа режиссером фильма «На берегу» назван Кубрик — это еще не конец света. Мэтр может перепутать. Для такого и предусмотрены редакторы.

И все же не жаль потраченного времени — три очерка (Галич, Асадов, Евтушенко) очень понравились и тронули.

Цитата Р.У. Эмерсона «Всякая стена — это дверь» попала на глаза, запомнилась и произвела нужный терапевтический эффект.

+ 1 балл за пару теплых слов о Викторе Коркия. Когда-то его поэму «Свободное время» мы, юные студентки-филологини, любили громко скандировать (наизусть) от полноты чувств и радости жизни.

Подозреваю, что не случайно автор отдал этот стих в приложение к одному из опусов Лазарчука. Передаёт ощущения, возникающие от чтения каких-нибудь «Опоздавших к лету» или «Всех, способных держать оружие». Где уж там разобраться… в сплетении…

ПРО МНОГОЛИКОГО БЫКОВА

...Все мы ходим по тонкому льду. И если не внушать себе на каждом шагу что-то другое, а просто видеть вещи как есть — не выдержит никакой мозг, никакой рассудок...

Увидела рассказ в «Короне Декамерона». Вы, наверно, слышали об этом проекте АСТ: известные писатели читают фрагменты своих произведений, ролики есть на ютубе, вдохновляющая идея — сюжет «Декамерона». На всякий случай, у Боккаччо не «про это», хотя многие истории довольно фривольны, на самом деле, назидательных и душеспасительных в том собрании новелл не меньше, хотя помнятся лучше всего про монаха и штаны, мда. А сюжет был основан на карантинном сидении группы синьор и синьоров, ежевечерне развлекавших общество новеллами на заданную тему. По тому же принципу: карантин, вынужденное затворничество, истории (аптека-улица-фонарь) — работает Корона Декамерона.

И, говоря, увидела «Синдром Черныша», имею в виду, что увидела. Знала Быкова поэта, писателя, драматурга, литературоведа, лектора, телеведущего (агитатора, горлана, главаря). Не знала артиста. Оказывается, может. Он читал, а я видела не грузного немолодого дядьку, но хрупкую девочку, лишенную защитного слоя, который всем нам смягчает столкновение с шипами и терниями мира. Поди разбери, как ему это удалось. А как вообще ему удается делать и успевать столько? Рассказ был так хорош, концовка грянула таким немыслимым панч-лайном, что подумала: Блин, а почему так давно не читала Быкова?

И взяла одноименный сборник. Он объемный, больше пяти сотен страниц. Поделен авторской волей на две части: рассказы в первой, пьесы во второй. Не могу сказать, что прямо пропала, ДЛ может быть очень разным, и рассказы все разные. Совсем моих там немного, но есть. «Экзорцист», о молодом поэте, настолько под влиянием Бродского, что своего голоса в его стихах не слышно, которому редактор предлагает провести обряд изгнания. Чудесно и уморительно смешно.

Страшное «Можарово»: неопределенно близкое будущее или параллельная реальность, творческий поезд культработников едет по России, только вот, выходить на перрон и вступать в любые контакты с местным населением строжайше запрещено. Социальная сатира, грянувшись серым волком оземь, перекидывается в запредельную жуть. Грустный «Отпуск»: снова поезд, попутчики в пустом купе, он все о ней знает, совершенно непонятно, откуда. То есть, к финалу понятно. Ёрническая «Ангарская история», как он хорош со стилизацией, как это смешно, грустно, горько и точно в одно время.

Пьес три. «Времяпрепровождение в двух частях», начинается как пародия на «Чайку»: «Да, я Сорока, я Сорока!», переползает в хаос, бурлеск и безобразие со сломом четвертой стены. Местами трогательно, но главным образом воспринимается безнадежно устарелым. «Хьюстон или ни кто никого не любит» в трех вариантах заставил вспомнить, почему во время оно сделала двадцатилетний перерыв в чтении быковской драматургии.

Но написанная в соавторстве с Максимом Чертановым «Ставка» , где героями выступают выжившие после екатеринбургского расстрела царевна Анастасия и цесаревич, очень хороша. Вот такой получился «синдром Черныша»: за всеми рассказчиками видеть одного многоликого Быкова.

...Мы прощаемся с публикой, спасибо большое за внимание, приходите к нам еще, когда эпидемия кончится...

Сам автор иронизирует — многие считают этот роман моим лучшим, потому что он самый короткий.

Доля правды в этой незамысловатой штуке есть.

Потому что читатель найдет тут все, за что Быкова стоит любить и ценить как писателя

Лихо закрученный, хотя обманчиво медленно развивающийся сюжет.

Потрясающе выразительные («как живые») персонажи.

Даже более выразительные, чем персонажи, места действия. Не столько пейзажи, сколько топосы. И тишайшая подмосковная дача времен «расцвета застоя», и ошалевшая от безденежья глубинка 90-х, и совершенно уже одичалые углы, все настолько выразительно, что веришь, будто сам там побывал.

Эмоциональность повествования. По большей части доминирует эмоция светлой тоски (ностальгия по чудесному времени Детства), но есть место и злой насмешке, и неподдельному ужасу.

Рогов, молодой человек, чье детство пришлось на пресловутый «расцвет застоя», а юность на «эпоху крутых перемен», пускается в расследование истории собственной семьи, заодно нащупав, как ему кажется, очень важную для истории всей страны ниточку, уходящую в страшные годы Большого Террора.

Те читатели, кто сетуют на то, что в книге якобы «мало что происходит» просто обмануты плавно текущим, почти лиричным языком повествования. Если я начну перечислять все события, что случились с Роговым, с его предками и их современниками, то пересказ может расползтись до формата А4 мелким шрифтом.

К недостаткам же можно отнести излишнюю публицистичность повествования. Дело совершенно не во взглядах, которые проповедует Быков. Взгляды эти кстати, довольно эклектичны, Быков одинаково часто бывает поперек души что «либералам-западникам», что «советским консерваторам», и только патриотам современного этапа развития он поперек ВСЕГДА. Я с ним иногда согласен, иногда нет, речь совершенно не о том. Просто донеся до читателя свое послание, Быков решает его еще и разъяснить. А потом подумав, что читатель может быть что-то не усвоил, разжевать и положить в рот. А потом, на случай если мало — повторить процедуру. Литература может быть политизированной, но литература и колонка в журнале — разные жанры.

Тем не менее, небольшой объем романа еще не позволил Быкову разгуляться с проповедью своих путано-эклектичных взглядов.

Зато в «Оправдании» есть ставшие со временем фишкой писателя игры со стилями повествования, плавные, не режущие глаз переходы из жанра в жанр, стилизации под литературу какой-либо эпохи. Под одной обложкой и в рамках одного сюжета есть место и сказке, и боевику, и без малого хоррору и другим направлениям современной массовой (и не очень) прозы. Причем вся эта стилевая солянка не носит характера искусственной интеллектуальной игры, постмодернизма в постмодернизме, которые я, кстати, не люблю. Да, перед нами произведение, в котором нет ничего кроме Литературы, даже страстность и эмоциональность его совершенно книжные. Но при этом они неподдельные. Быков фанатик печатного слова, Литература для него все объясняет, все оправдывает и все замещает.

Когда я только приобщился к художественному творчеству Быкова (его magnum opus «ЖД») он мне показался публицистом, почти фельетонистом, который за каким-то решил написать роман, а написал по привычке колонку. К «ЖД» я своего отношения не сменил.

Но к «Оправданию» это не относится. Читавшие книгу, вы помните

Нет, Быков, конечно, Писатель, просто в наши дни чтобы писательство окупалось , надо быть медийной, раскрученной фигурой. Вот он и старается, а на самом деле он человек Слова, а вовсе не «телеведущий который решил тиснуть романчик».

Что до полемики, которую на страницах «Оправдания» ведет автор (правда больше с самим собой, чем со своими действительными оппонентами), то здесь вот какая штука.

Когда молодой еще (ну что такое 33 года!?) Быков выпустил «Оправдание» на рубеже веков, казалось, что он зря копается в прошлом, которое прошло. А у нас сейчас «ларьки, братки, рэйвы, журнал «Птюч», война в Чечне, первые ростки Рунета» (дальше любой, заставший 2000 год в сознательном возрасте может дополнить по вкусу). Нечего трясти прошлое, пилить опилки, травить старые раны. Ну зачем писать и читать что-то про Большой Террор и дачную романтику 70-х?

А сейчас — книга актуальнее, чем в дни написания. Провернулось же, Колесо Истории...

Книга на самом деле, не о Терроре и не о советской эпохе, хотя напитана ее духом и написана ее языком.

Что-то уяснить или понять про СССР из нее невозможно, разве только, что за десятилетие до обнуления великой державы, в дачных поселках детям из благополучных семей жилось неплохо.

«Оправдание» о страшном, разрушительном, мертвящем феномене всеобщей ностальгии, тоски по никогда не бывшей Золотой Эпохе, каковая тянется уже тридцать лет, то есть лишь вдвое меньше, чем сама Великая Эпоха.

И то, что Быков сам этой ностальгии подвержен (никуда он ее «Оправданием» не выписал , не выговорил из себя), делает диагноз еще страшнее.

Очень личная лекция, больше говорящая о самом Быкове, нежели о Толстом или об Анне Карениной ; он пропускает роман, бородатого графа и всю российскую литературу через себя и собственные убеждения как через электрическую мясорубку, и в итоге ты понимаешь, что про Анну Каренину ты может и узнал что-то новое, но гораздо больше узнал про самого лектора. Сказать, что это плохо, я не могу — Дмитрий Быков при своей одиозности в определенных кругах человек крайне занимательный и примечательный.

Дмитрий Львович очень начитанный и остроумный человек, с четкими принципами и идеями, его интересно слушать, но почти никогда не хочется соглашаться — очень уж спорные и уязвимые его построения. Своей точки зрения и своего мировоззрения он не стесняется, и это хорошо — талант он крупный (во всех смыслах), нечего тут стесняться.

Лекция очень интересная, длится почти час, но этот час я явно провел не зря (а это основное мое времяпрепровождение) и так густо напитался русской культурой, что постоянно приходится за собой подтирать — как-то все через край у меня льется. Широк, широк Дмитрий Львович — я бы сузил.

До недавнего времени я знал Дмитрия Львовича как писателя и журналиста и лишь в этом году открыл его как замечательного литературоведа. Его умение читать лекции, юмор и потрясающая эрудированность в сфере литературы сподвигли меня на углублённое знакомство с этим направлением его творчества.

И вот всего за несколько месяцев прослушаны десятки часов лекций и прочитан этот, не побоюсь этого слова, выдающийся сборник тематических эссе. Пожалуй, с равным интересом и огоньком я читал лишь монографии Ю. Слёзкина. Очень и очень актуально, интересно, познавательно.

Очень признателен Дмитрию Львовичу за то, что он осуществил «перезагрузку» моего восприятия российской литературы и позволил на качественно новом уровне познакомиться с российской культурой повседневности XX века. Пожалуй, по степени познавательности и влиянию на мировоззрение я поставил бы этот двухтомник на первое место из сотен книг, прочитанных мной за последние 5 лет.

Однозначно рекомендую всем образованным людям как этот сборник, так и постоянно выходящие его лекции.

P.S. Первыми лекциями Быкова, попавшими в поле моего зрения, были три сюжета о творчестве А.Б. Стругацких. Лучшего литературоведческого разбора произведений любимых авторов я просто не встречал. Дмитрий Львович искренне любит как фантастику, так и фэнтези, поэтому его обзоры могут быть интересны и людям, предпочитающим исключительно эти жанры.

Мрачноватый психодел с изрядной долей черного юмора. Даже затрудняюсь сказать, понравилась мне эта мини-пьеса или нет. Написано хорошим языком.

Только под конец рассказа стал догадываться что происходит. И специально перечитал рассказ повторно чтобы понять все полу-намеки, вскользь разбросанные по тексту, а пазл рассказа сложился в драматическую историю, изначально скрытую от читателя.

Кто не понял, то

Сложный роман. Избыточный. Литература ради литературы.

Знакомая спрашивает: «расскажи о чём книга». А я и не знаю что рассказывать. Сюжета как такового нет: ну Мишу Гвирцмана исключили из института по надуманному обвинению, Миша устроился медбратом, Миша ходит в театральную студию, в ней студенчество и работающая молодежь ставят любительские спектакли. Ну мама и папа есть у Мишы, бывшие сокурсники, Валя и Лия — одну он уже трахает, другую только хочет (придумал себе платонические отношения, да и сама эта Лия интересничает и какая — то вся прям эльф неземной, а Валя вся такая наоборот земляная, мирская, с волосатым лобком, тяжелыми грудями, менструирующая, практикующая оральный секс с мужчинами). Вот в этих декорациях и проходит действие первой (самой большой) части романа. Всё очень стилистически выверено, всё очень «вкусно», написано мастерски, но читать тяжело. Громоздкий текст. В процессе чтения я ловил себя на мысли, что «Июнь» Быкова напоминает прозу Набокова. Но всё же Набоков он органичен, он пишет «как дышит», а у Быкова чувствуется искусственность и текста и самой «конструкции» романа. Быков «интересничает» и вышедший из под его «пера» продукт всё же искусственный (но безусловно высочайшего качества!).

Роман состоит из трёх частей. Все истории автономны. Все судьбы у главнх героев разные. Объеденяет их одно — все они «люди слова». Опять же возраст: Миша Гвирцман из первой повести — самый юный, Гордон (у него шесть имён, но пусть будет Гордон) — среднего возраста, ему 37 лет, рассказчик из третьей части самый старший — ему около пятидесяти. В некоторых отзывах пишут что третья часть самая сильная, мне же она понравилась меньше всего — какая то глупая шуточка, очень похожая фабульно на «Зенитные комплексы Аль — Фсби» Пелевина. Зачем было снижать градус накала, который был в первой и второй части и добавлять в роман непонятную и невнятную третью часть — я не знаю... Быкову, конечно, виднее. Но от первых двух частей я получил удовольстве от чтения, третью же часть я заставлял себя читать.

Роман страшный. О том, как проглаживет чугуным утягом российская действительность. Что в конечном итоге остаётся только разорванный от нескончаемого ужаса и бесконечного крика рот. Что счастье, любовь, жизнь — всё мимолётно. Что рано или поздно за тобой придут.

Быков приподнимает завесу и рассказывает жуткую, страшную правду нам о нас самих. Спасибо ему за это.

Очаровательная (для антикоммунистов начала XXI века) и не без доли изящества скомпонованная (для знатоков истории, литературы и русского рока) фантасмагория.

Главные действующие лица революции получили следующие воплощения. Демонический Дзержинский, напоминающий одновременно Грегорио Чиче из «Месс-Менда» и Джека Потрошителя, страдающий при этом ярко выраженным «синдромом Гумберта». Пройдоха средней руки Ленин. Этакая помесь начинающего Остапа Бендера и добренького Дон-Жуана. Несуществующий Троцкий (может неспроста десятью годами позже к теме поручика Киже обратился Пелевин?))). И Сталин, от которого за версту разит булгаковским Шариковым. И так далее… Разумеется, с развитием интриги характеры (кроме Сталина, но здесь ничего не поделать, Быков – есть Быков))) меняются. Даже Троцкий получает реальное воплощение (целых два – еще и в роли призрака).

Плюс – Кольцо Всевластья (ну, всероссийского всевластья, но реально волшебное))), за которым, собственно, и идет охота. Ради которого все и затевалось.

Вряд ли кто усомнится, что на таком фоне главным в книге является юмор во всех его проявлениях. От сатиры и пародии, до анекдотов и гэгов разной степени затертости, но не опускающихся ниже плинтуса.

Правда, довольно скоро правила игры становятся ясны. Понятно, что если в кадре появился Сомерсет Моэм, жди в ближайшей фразе слова «театр», «луна» и «мелкая монета». Что Антонов-Овсеенко, это разумеется, два человека. Зато спаситель Гумилева один – Успенский-Лазарчук. (Кстати, реверанс культовому роману конца 90-х совершенно не случаен, как минимум бОльшей частью одной ноги «Правда» выросла именно из него). И так далее… Зато сюжетно авторы удивлять не перестают. И фантасмагория переходит от неторопливого шага в аллюр, а затем и в галоп, в труху перемалывая уже разорванные в мелкие клочья шаблоны истории, но оставаясь всегда, когда возможно, в рамках фактов.

Мое отношение к книге менялось от категорического неприятия – поначалу был уверен, что передо мной не более, чем антисоветская мелко-злобная сатира – до вполне даже удовольствия. Во-первых, несмотря на хлещущий через край юмор, все куда глубже. Во-вторых, и литературно роман хорош, и труда вложено немало, и представляю, с каким удовольствием (читай – с любовью) он писался. Книга лишь изначально создает впечатление сляпанной на коленке на потребу дня.

Тем не менее, оценка только 6 (в моем переводе на школьную систему оценок – твердая 4). Все же, пока сложно определить, насколько роман конъюнктурен. А значит, и сложно понять, насколько он будет интересен потенциальному читателю через 15-30-50 лет.

P.S. «Да, думал Луначарский… как всем нам писать его биографию, ежели в ней понадобится совместить несовместимое? Ведь Ленин был добрый, вот что самое главное. Он никогда не работал, не открывал зануду Маркса и считал его шарлатаном, любил деньги – но исключительно потому, что ему нравилось их проедать и пропивать… толстое лысое дитя, всегда готовое на шутку и розыгрыш, в разгар заседания Совнаркома вдруг срывающийся обучать кота прыгать через стул… Дитя, шутник, авантюрист, пожелавший шутки ради взять власть в России и избавить ее наконец от гнетущей скуки и взаимного мучительства…».

P.P.S. «…Где-то сейчас Ленин? Он идет, должно быть, по бескрайнему простору России в своих лапотках… или вечных потрепанных штиблетах… идет под дождем, неся узелок с небогатым обедом, ищет ночлега, а сам себе повторяет для бодрости: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» …».

Пять лет спустя Алексей Кортнев спел: «…когда-нибудь дойдет. И всполошится царь, и поперхнется власть, и людям просто в дар земли и денег даст. Взойдет заря любви и засмеются все…»)))

Ах, как хочется, чтобы всё сразу и ужасти как драматично! Лирический герой, порвавший с прежней жизнью, сидит в поезде у окна и курит. Переживать без сигареты курящий автор не умеет, вот он и живописует эту нелепую сцену. Курить в вагоне запрещено, и попутчики жёстко прекратят подобное нарушение, но автору до того дела нет, мелодраматическая красивость требует сигареты, а загнать лирического героя с сигаретой в сортир — некузяво. В результате некузявым оказывается стишок.

PS. Отзыв этот за один день набрал один плюс и четыре минуса (ох, как много упёртых курильщиков в наших рядах!), но ни единый человек не прочитал стихотворения (а оно выложено в открытый доступ), не выставил оценки и не написал собственный отзыв. А минусомётом махать немного чести.

Никакая это не поэма в прозе, а обычный рассказ в жанре магического реализма, каких немало есть в нашей фантастике и около неё.

Хорошо написано, красиво, но ужасти как несбыточно. Илья Ильич Обломов так мог жить, но ведь у него четыреста душ крестьян было. А нонеча, не то что давеча, таковой жизни не бывать. Только и остаётся написать стишок и покорно ждать, пока мир рухнет

Не скажу, что я в восторге и предыдущий прочитанный мной роман автора «Оправдание» понравился мне гораздо больше. Но книга безусловно достойная. Хоть я не поклонник «литературы размышлений», когда в тексте гораздо больше самого автора, чем его героев. Я не разглядел на страницах Мишу Гвирцмана или Борю Гордона, их заслонил сам Дмитрий Быков со своими мыслями и взглядами на жизнь. По сути три представленные в «Июне» истории отлично смотрелись бы в формате рассказов. Но их растянули формой эссе до каких-то уж совсем нескромных размеров. Ещё есть у меня претензии к эротическим сценам. Нет, я не ханжа и очень люблю этот ваш секс, но такие эпизоды должны быть уместны, что как по мне, что здесь есть не всегда. Да и в их описании Быков далеко не Прилепин и уж тем более не Шолохов. Но всё равно самые нелепые эротические сцены на моей памяти — это к Аксенову.

Но чем Быков хорош — текстом и владением словом. И сцена свидания в лагере очень хороша.

Что понравилось безоговорочно, так это атмосфера надвигающейся войны и того самого июня. Войну ждут, войну обсуждают, войну зовут и боятся. Война всё спишет и всех простит. И ещё десять поколений будут жить её памятью. Это роднит книгу с повестью «Завтра была война» Бориса Васильева. Сороковой год был трудным, значит следующий должен быть очень хорошим.

Сейчас тоже много говорят о войне. Этого я не понимаю и очень боюсь.

Начав читать рассказ, долго не мог понять, что это мистика. Все искал логические объяснения описываемым событиям, тем более, что описывалась серьезная драма, с проработкой характеров и событий.

Очень психологичный рассказ, «трогающий струны», даже у явных циников вроде меня.

До этого читал несколько книг Дмитрия Быкова. Если точнее, то три написанные в разные времена книги. И диапазон оценок раскатился по трём базовым школьно-привычным уровням — три, четыре и пять. Но даже там, где была троечка, всё равно отмечалось искусство владения Дмитрием Быковым русским литературным языком. И потому ожидалось как минимум удовольствие, полученное от чтения этой книги автора. Однако, увы мне и ах, не случилось. То ли сказалось соавторство, то ли сам автор писал с легонцой и вальяжной ленью. В результате получилась этакая своеобразная фантасмогорически-сатирическая ода на тему соцреализма и совдействительности. Но хрен бы с ней, с темой, талантливую книгу примешь с любой темой. А тут вышла унылая невнятная мешанина-смешанина-дребедень. Которую хотелось поскорее дочитать и немедля забыть. Так и поступим.

В таланте Быкова, как писателя не может быть сомнений, но иногда его заносит и остановить, сдержать, по всей видимости, он себя не может. Так и в романе «ЖД. Поэма». Очевидно, что интересная идея, хорошая подача, есть классные шутки и неожиданные повороты, но сколько же тут лишнего текста, как будто специально автор все затягивал для своих каких-то непонятных целей. Может поспорил с кем-то, что способен написать книгу в 700 страниц.

Альтернативный взгляд на события сталинских репрессий. От этого не менее страшные события. Жертвы чекистов возвращаются через много лет к своим родным, а потом снова исчезают. Навсегда. Много писать смысла не вижу. Прекрасный роман.

Д.Л. по счастью после откровенно неудачных книг, из которых ценимый им Квартал является совершенным ужасом, вновь вернулся к свойственной манере идейного романа на историческом материале. Трехчастный Июнь и написан хорошо, и скомпонован по уму, так что три различных истории объединены водителем ну и темой предстоящей катастрофы. Быков в общем показывает скверну накануне войны и тот срам, которого мертвые не имут, так что Война как гекатомба в том числе явлена и грядущим некоторым очищением. Первая часть мне показалась написанной под сильным влиянием Достоевского, бо транслирована процедура падения интеллигентного подростка, его сползание к сладострастию и растлению вкупе с частичным упоением процессом. Д.Л. может сколь угодно признаваться в нелюбви к Ф.М., но карамазовская линия в первой части мне видится очевидной. В отличие от иных вещей, в этом романе Д.Л. много и хорошо расписанных плотских, натуральных постельных сцен, которые, понятно, сложны, но определенно удались. Вообще, первая часть, наиболее весомая, задает больше половины достоинств произведения, лучший сплав эмоционального и рациума. Справедливости скажу, что ангел второго плана — рассудочная девушка -друг сильно «из другой оперы» по манере исполнения сравнительно с иным окружением подростка Миши. Вторая часть — по существу плач об утратах — более рассудочная, но не проникнуться сценами расчеловечивания Али и мытарств Гуревича прямо невозможно. Финальная зарисовка как раз совершенно интеллектуальная полупародия на всякого рода конспирологические теории, милый пустячок, в котором центральный персонаж ну наименее похож на прототипа.

В общем, понравилось почти все. Мне содержательная часть, персонажи, сцены, мини-находки поинтересней авторского «идейного блуда» о судьбах Родины, но, как ни крути, базис под частные истории автор подвел, истории рассказал разные. Слог энергичный и бодрый, изобретательность на персонажей второго плана — какой славный получился начальник Вали — на высоком уровне. Высший балл мешает поставить то соображение, что Быков очень ярко стартовал и многое написал, так что некоторым образом его прекрасные романы будут являться клонами дебютного Оправдания, в котором содержательность еще и удивительным образом сочетается с недостижимым далее лаконизмом. Большой мастер, который когда в форме, понятно, претендент № один на всякие там литературные и национальные премии ( чего уж вспоминать славнейшего милягу Петра там Алешковского). Из того, что попадалось — лучшая русская художественная книга за год, превосходящая все-таки жанровые достойные криминальные романы Яковлевой.

Вообще, для писателя обычное дело, когда книга вырастает из ситуации, из нетривиального характера или некоего допущения, которое, словно песчинка, внедренная в раковину писательского воображения, обрастает сюжетом, деталями и композицией и становится в конечном итоге полновесным произведением. И где-то там, улучив минутку, писатель обязан прикрутить к очередной своей поделке некую идею, чтобы как у людей, чтобы оправдать и нескромное количество страниц, и претенциозную зовущую обложку, и главного героя (будь то супермен или рохля), и фантастическое допущение. В общем, движение от фактического к метафизическому распространено чрезвычайно. И очень редки книги, в которых автор начинает именно с идеи или с набора идей, под которые затем выдумывает и допущение, и персонажей, и сюжет. Роман Д. Быкова «ЖД» как раз и является ярким примером книги, выросшей из клубка идей. И я обязательно сравнил бы его с выросшим на веточке яблоком, прекрасном в своей экологичности и первозданности, но не могу, аналогия срывается, а просится на язык другое, не слишком-то для нас приятное сравнение книги с гомункулусом, выведенным в пробирке искусным и изощренным экспериментатором. Но обо всем по порядку.

Действие романа разворачивается в недалеком будущем в условиях разразившейся на просторах Родины гражданской войны. Война проходит вяло, если не сказать буднично, противоборствующие силы измотаны и обескровлены и занимаются, в основном, тем, что избегают прямых столкновений да шастают по окрестным деревням в поисках пропитания. Внешний мир происходящее на нашей территории не интересует: после открытия чудодейственного газа флогистона и обнаружения по всему миру (кроме, естественно, России) его богатейших залежей, у цивилизованного мира напрочь отпала всякая потребность в газе, нефти и прочих энергоносителях, а следовательно, и в нашей стране. И едва мы оказались предоставлены сами себе, как грянула междоусобная война. В романе Д. Быкова противоборствующими сторонами становятся две могущественные древние силы, уже много столетий безнаказанно угнетающие кроткий и многострадальный русский народ – это военизированные северяне варяги, выше всего ставящие внешнюю экспансию, захват ради захвата, концепцию смерти, и проповедующие стратегию ведения войн с максимальными потерями со своей стороны, и изворотливые иудеи хазары (т.н. ЖД), вечные поборники либеральных свобод, прав человека и личности, диссиденты и разрушители любой государственности, которые, впрочем, выстроить свое государство не могут категорически, как бы не пыжились. Русский народ (вернее – коренное население земель, названных русскими) – это архаическое, дохристианское, доперуново общество, пребывающее в тесной связи с природой, пораженное синдромом бродяжничества и занятое бессмысленным строительством великой кольцевой железной дороги, отделившей бы извечные русские территории от любого влияния извне. Коренное население не приемлет убийств и войн, зато оно достаточно терпеливо, чтобы сносить на своей шкуре гнет сменяющих друг друга захватчиков – варягов и хазар. И хотя в центре повествования формально находится война первых со вторыми, основная концепция книги лежит в области эсхатологии: сюжет иллюстрирует неумолимое сползание позднерусской цивилизации к концу света – к рождению нового мессии, призванного разорвать порочный круг русской истории и положить начало новой.

В романе нет как такового главного героя, читательское внимание распределяется по четырем парам персонажей, скомпилированных по простому принципу «коренной – оккупант». Это человек долга Громов и салага Воронов; губернатор Бороздин и туземка Аша; бывший историк, а ныне командир летучего отряда Волохов и хазарская комиссарша Женька; девочка Аня и бродяга Василий Иванович. Объединяет весь этот плавучий театр двойной или даже тройной агент Петр Гуров – личность настолько же важная, насколько и техническая. Впрочем, герои, хоть и являются носителями отдельных экзистенциальных концепций (священного долга ли, моисейства ли, или исконной хазарской земли) и вербализованных личностных качеств (непримиримости, милосердия), выглядят в своей массе картонно, особенно в сравнении с дико колоритными варяжскими воеводами – Колесовым, Плоскорыловым, Здроком (вообще, варягов Быков расчехляет со вкусом и знанием дела, недаром первая сотня страниц самая удачная и прочитывается на одном дыхании, а вот с ЖДами выходит как-то натужно и кисло). И вот весь этот ансамбль разыгрывает перед нами русскую вариацию локального конца света.

Следует сказать, что книга рассчитана исключительно на закаленного и опытного читателя, готового к разрушительной авторской иронии и прочим постмодернистским штучкам, потому как русский патриотический пафос в исполнении Быкова и сама концепция войны с ЖДами способны поджечь не один десяток неподготовленных стульев. Быков идет на эту провокацию сознательно, и надо отдать должное его смелости, т.к. очень легко представить какая волна обвинений в русофобстве и антисемитизме обрушилась на его несчастную голову после выхода книга.

Повествование в романе развивается в лучших традициях всех гениальных текстов – на четырех уровнях: личном (судьбы героев), общественном (элитизация Москвы и ссылка ненужных в окраины, живые питомцы васьки), историческом (попытка прервать закольцованность русской истории) и метафизическом (образ России как особого места, где действуют собственные, неподвластные логическому объяснению законы). Но как оказывается, гениальность текста определяется не только полифоничностью тем и количеством смысловых слоев, а еще и чем-то иным. Гомункулус, выращенный в пробирке, может быть, и похож на человека, но лишен чего-то основного и главного.

Книга щедро нашпигована любопытными концепциями и точными наблюдениями автора за гранями русской жизни, и многие вещи подмечены с блистательной точностью (как тот город, в котором постоянно перестраивали храм в магазин, а магазин в храм и без конца переименовывали улицы), но вот незадача – книга почти лишена сюжета и фабулы. Нет, сюжет, конечно, присутствует и какие-то телодвижения герои иногда совершают, но почти все, что они делают – рефлексируют и бегают по карте. И соизмеряя столь скудную фабулу с толщиной книги (а это, между прочим, шестьсот с лихом страниц), невольно вспомнишь, из чего обычно рождается много шума. Роман очень объемный, длинный и тягучий, как бубль гум, и ему явно не хватает действия. Он напоминает застоявшийся лесной водоем, который сначала цветет, а теперь и гниет потихонечку, превращаясь в мрачное болото. Кажется, Быков как раз из тех неутомимых авторов, которым С. Кинг советует резать и сокращать рукопись от всего лишнего, потому что лишнего, повторов и перифразов в книге, действительно, непростительно много, и я думаю, книга бы только выиграла, будь она короче хотя бы на треть. Книга читается и воспринимается нелегко, и потому, во многом, что она буквально наполнена безысходностью, закольцованностью, чувством бессмысленности происходящего и множащихся повторений. Безысходность льется с ее страниц, как болотная вода, и сама идея тяжкого поиска выхода из замкнутого круга чувствуется прекрасно, но это совсем не то чувство, которое хочется продлять до бесконечности.

Рассматривая концепцию варягов, коренных и хазар, в основе которой лежит социальное разделение простого народа, власти и интеллигенции, я не могу отделаться от ощущения, что Д. Быков заигрывается во всю ту же давнишнюю интеллигентскую идею о каких-то инфернальных злых силах, узурпировавших власть в стране и нещадно эксплуатирующих кроткий многострадальный русский народ. Как будто во власти действительно сидят иноземцы: кровожадные варяги и коварные хазары, а не обычные русские дураки. Ведь идея о том, что в наших бедах виноват кто угодно, кроме нас самих настолько вросла в наше национальное сознание, что даже в таком остро-сатирическом тексте ее никак не получается развенчать.

Полагаю, роман «ЖД» придется по вкусу далеко не всем, и даже поклонникам Дмитрия Быкова придется запастись терпением. В книге, бесспорно, щедро рассыпан жемчуг, но рассыпан традиционно по самому дну, и вопрос лишь в том, согласится ли читатель нырять в омут в его поисках и с каким выражением лица всплывет.

Похоже, в «Оправдании» каждый видит то, что ему хочется увидеть. Для меня это книга о современном мифотворчестве. Дмитрий Быков сам величайший мастер этого дела. Он и создаёт уникальные мифы, и тут же открыто издевается над ними, и сам немного в это верит. А кто сказал, что хорошо придуманный и многократно пересказанный миф не сможет стать реальностью?

По происхождению современные мифы делятся на две категории — рождённые в СМИ и властных структурах и рождённые в массах. Главным образом, в массах интеллигенции. В этой категории особенно популярны мифы с упоминанием спецслужб. Тут мы готовы поверить в любой бред. Тут оживает весь сложный комплекс чувств — и неприязнь, и страх, и лёгкий мазохизм, и вера в чужое всемогущество, и попытки объяснить свою слабость. Тут можно и жизнь положить, разыскивая подтверждение очередной глупости. Можно и положить, если эта жизнь никому не нужна. Вот не возникает почему-то сочувствие к Рогову, хотя получился образ великолепно, как живой. Чтобы прожить жизнь так нелепо, требуется исключительное старание. Сам Рогов этого не понимает, и теперь уже не поймёт.

Гегель якобы сказал, что история повторяется дважды, первый раз как трагедия, второй раз как фарс. «Оправдание» — это всё-таки трагедия. Через 12 лет вышли «Сигналы». Если «Оправдание» я читал с интересом, то «Сигналы» с восхищением. Идеальное решение. Проблемы современного мифотворчества можно решать только как фарс. Иначе это действительно может обернуться трагедией.

Я люблю книги Быкова. Но главный минус, который я нахожу даже в тех из них, которые мне безусловно понравились, это излишняя многословность. В «Июне» это особенно заметно. Не буду приводить примеры, их можно найти на любой странице. Там, где можно написать три слова, Быков пишет пять, там, где требуется пять-он выдает десять, а там, где достаточно обойтись десятью, он пишет двадцать, при этом еще иногда пытается объяснить, почему именно двадцать, и получается тридцать. Второй большой минус касается первой части. Ну не верю я, что восемнадцатилетние юноши и девушки могут говорить таким языком: сложным, вычурным, заумным. Так могут говорить люди, за плечами которых долгие годы жизни и горы прочитанных книг, например, сам Быков и его друзья-коллеги.

Про третью, финальную часть, даже и говорить не хочется. А вот что действительно понравилось и как-то вытянуло всю книгу, это условная вторая половина второй части. Настолько сильно психологически написано, что огрехи текста, которых не лишена и она, просто не замечаешь. Не знаю, вправе ли я давать такой совет, но я бы рекомендовал для прочтения только эту часть, как не связанную с двумя другими повесть.

Тут Быков вроде все правильно пишет. С этим его выводом трудно не согласиться:

Правда, с момента написания статьи Быков, видимо, пересмотрел свое отношение, и сам начал сотрудничать с «Эхом». Туманно объясняя это тем, что «оно изменилось». Да, действительно изменилось, но вряд ли в лучшую сторону: планка профессионализма ведущих упала еще ниже, ушли многие яркие личности, а руководство откровенно сделало ставку на скандалы.

«Июнь» состоит из трех независимых частей. Романа взросления, пытающегося напугать войной; любовной повести, пугающей эпохой; и постмодерновой магреалистической новеллы, ругающей власть эту, через власть ту.

Ругание выглядит так. «Хоть ты обвоюйся в Крыму, хоть подогни все окраины – это за войну не считается». (О неизбежности большой войны с участием России).

«Понятно, что вопрос о войне будет решать один человек. Понятно, что этому человеку война необходима, потому что в конце концов любой Вавилон упирается в войну. Сплочение нации, и все такое».

«Последняя война в человеческой истории могла быть начата только нынешним хозяином России…».

Впрочем, сколько не говори «халва», во рту слаще не становится. Так и у Быкова: сколько бы ни кликушествовали герои второго плана, сколько раз не повторяет автор слово «война» (зачастую – даже не к месту), никакого предчувствия у читателя не возникает. Не висит ничего грозового в воздухе. Как и в тексте. Да и дыхание эпохи не чувствуется, как бы ни старался Быков даже лексически.

Хотя саму войну он оценивает и характеризует, пожалуй, максимально точно. «Война отмывала, переводила в разряд подвига все, что угодно – и глупость, и подлость, и кровожадность; на войне нужно было то, что в мирной жизни не имеет смысла. И потому все они, ничего не умеющие, страстно мечтали о войне – истинной катастрофе для тех, кто знал и любил свое дело. Но у этих-то, у не умеющих, никакого дела не было, они делали чужое, и потому в них копилась злоба, а единственным выходом для злобы была война. На войне не надо искать виноватых – виноватые были назначены; на войне желание жить было изменой, и те, кому было чем дорожить, объявлялись предателями».

Крепкое, профессионально сбитое чтиво. Не бесспорное, как и положено профессиональной литературе. Лирика здесь пародийна, производственный роман – сатиричен, социалка – с издевкой. И только психологическая составляющая хороша без вопросов.

Книга о страшном и сложном времени. Но вышла ли она сложной, или страшной? Возможно, насколько хотелось Быкову, да. Для меня – нет.

Первая проба пера в жанре прозы у Дмитрия Быкова произошла в 2001 году. Молодой 33-летний журналист и поэт написал жуткий альтернативно-исторический роман про оправдание сталинских репрессий.

Кто бы мог подумать, что спустя 16 лет эта книга будет как-никогда актуальной. Восстановление памятника «вождю» и общественные дискуссии, обеляющие его светлый образ от скверны 90-х, ставят роман на первую полку.

Нынешний молодой человек, историк по фамилии Рогов разыскивает деда, репрессированного в 1938-м и якобы воскресшего ненадолго в 1948-м; случаев таких таинственных было несколько: в том числе при странных обстоятельствах объявляется в Москве и давно расстрелянный писатель Бабель. Сопоставив несколько загадочных деталей, молодой человек выезжает на изыскания в Сибирь, где и начинается настоящая жуть.

Деревня блаженных глухонемых, коммуна садомазохистов — Рогов сначала принимает их за остатки сибирского «Чистого», затерянной базы подготовки идеальных солдат, состоящей из репрессированных, но не сдавших и не оклеветавших себя на допросах. Об этой теории ему поведал старичок-лесовичок — сосед по даче, якобы узнавший про это из геологических экспедиций. И блаженных и садистов он оправдывает, находит для них объяснение и оправдание. В конце концов он понимает что ошибся — это не останки Чистого, но оправдания эти и есть ключ.

По формальным признакам очень западный, на самом деле быковский роман — о ностальгии по советской Империи. О кризисе молодого человека 90-х годов, который рад бы, да не может вычеркнуть из памяти свое детство: 28 панфиловцев, лыжники в вязаных шапочках на обложках «Юности», громадные радиоприемники, у которых должна же была быть цель и предназначение. Бывший советский мальчик, быковский герой переживает, что в три дня сплыла куда-то целая Империя с ее военными тайнами и с ее секретною силою.

Утверждение, что главными советскими и постсоветскими военными писателями были Стругацкие, представляется надуманным и сильно преувеличенным. Да и с фактами у Д.Быкова не все ладно:

«...перевоспитанный тоталитарий Андрей Воронин, которого для неведомого Эксперимента забрали в Град непосредственно из середины тридцатых».

Во-первых, не из середины тридцатых (в самом тексте ГО указана точная дата — 1951 год). Во-вторых, не понятно о каком там еще «перевоспитании» ведет речь Быков... Вроде бы мелочи, но весь пафос статьи как-то сразу снижается.

Первым произведением для знакомства с Быковым я выбрал его второй по счёту роман. До этого я был знаком с Быковым-журналистом, Быковым-публицистом, лектором, радиоведущим. Но как оказалось, Быкова интереснее слушать, а не читать. Я не отчаиваюсь, прочитаю полностью как минимум о-трилогию и биографию Маяковского, недавно вышедшую, но осадочек от знакомства остался неприятный.

Действие происходит в Петрограде, вскоре после Октябрьской революции. Главный герой по кличке Ять озадачен своим будущим и России в целом. Он газетчик интеллигент, в нём угадывается сам автор конечно же. И всё бы шло постепенно по одному месту, пока герой не решил непроизвольно ускорить расправу над всем «думающим классом». Озаботившись судьбами питерской профессуры, творческой интеллигенции и обычными работниками словесности, он идёт к наркому и размышляет с ним о создании некоего пансиона, в котором эти благородные люди смогли бы спокойно жить и трудиться на благо Великой Революции. Разумеется за еду дрова и какую-нибудь плату — ведь университеты и газеты закрыты. Ять не большевик и не коммунист, да и сочувствующим подобным идеям его назвать трудно — он просто обеспокоен здоровьем и благополучием стариков и друзей — интеллигентов. Нарком же понимает это по-своему и создает творческую коммуну​ и переселяет этих несчастных, не спросив согласны они или нет.

События эти происходят на фоне реформы орфографии упраздняющей правила правописания как средство угнетение рабочего класса. Вся книга — это переживание Ятя и его приключения в голодном и безумном Петрограде и сытом, но не предсказуемом Крыму. Книга, в целом, неплохая если смотреть с одной стороны, с другой же видишь высокомерие и пренебрежение автора к победившему классу. Я имею представление о взглядах Быкова, но такой топорныой «правды» и я не ожидал. Бедные интеллигенты, неспособность себя обогреть и прокормить — это, конечно, жалко и смешно. Особенно смешна сцена, когда им в этом помогают Матросики, которых они так неистово ненавидят. Но автор их больше жалеет. А все эти прописные истины о предпосылках революции, намёки на будущий сталинский террор поистине смущают. Все эти промахи я списываю на молодость Быкова — ему тогда было чуть за 30, но популярность этой книги искренне не понимаю

Отзывов было много и больших. Поэтому отмечу лишь один позабавивший меня парадокс этой книги. Наиболее детальному и относительно академическому литературному анализу Быков подвергает только плохих авторов (Панферов, Шпанов, Эренбург). Про хороших же авторов он пишет много буков, но всю эту отсебятину можно свести только к одному лозунгу: берите и читайте! Ну что ж, если воспринимать эту книгу «не как догму, а как руководство к действию» — почему бы ей и не быть?

Это был месяц тщетных попыток выпутать сюжет из красноречия. Я сделала три подхода и всё-таки осилила, хотя мне так не стало интересно. Сочный образный язык, нетривиальный взгляд на вещи, описываемая эпоха, ракурс и, черт возьми, моё представление об авторе сулили мне нечто потрясающее. Я приступила к чтению с каким-то мистическим трепетом. И, надо сказать, я получила всё чего ожидала, поэтому первый раз продержалась почти пол книги. А потом мне надоело. Прекрасно описанные персонажи, ситуации, чувства и впечатления никак не складывались в единое целое. Более того, я поняла, что местами тот самый «сочный образный» отвлекает меня от сюжета, не дает сосредоточится. Знаете как трудно выбрать из нескольких великолепных вариантов? Вот что-то в этом роде. Тогда я решила сделать перерыв. По прошествии времени, вернувшись к чтению я с удивлением поняла, что не могу найти место, на котором остановилась. Нехоженый, на первый взгляд, кусок текста сменялся чем-то смутно знакомым. Я начала с начала, но кроме атмосферы и персонажей почти ничего и не узнала из ранее прочитанного. К концу книги меня стал раздражать так очаровавший в начале язык. Я крайне удивлена тем, что такой ёмкий и точный в поэзии Быков, оказался таким словоблудным прозаиком.

Я не жалею, что прочитала. В глубине души мне понравилось. Сильно расширило эрудицию и дало некоторое эстетическое удовлетворение. Но удовольствия от чтения я не получила совершенно. Вот ни капельки.

Я не знаю, что писать про эту книгу. Она сама про себя всё написала: много и долго, порой метко, а порой расплывчато.

Это хорошая книга со вкусом хорошей литературы. Больше поучающая, нежели развлекающая (хотя и комического там хватает).

Её нельзя читать запоем, потому что вяжет язык и путаются мысли. Её лучше в день по чуть-чуть: не как лекарство, но как некий деликатес, который может вызвать тошноту, если съесть его слишком много.

Эта книга соткана из противоречий, она про сами противоречия и есть.

Мы — это то, как мы говорим, как строим фразы, как выбираем слова, как «проживаем мысли».

Хотя кажется, что абсолютно понятно, что же именно хотел сказать автор, но меня не отпускает мысль, что он намеренно сделал так, чтобы каждый видел в этом что-то своё.

Как и главный герой книги, я не люблю выбирать из чёрного и белого, предпочитая искать третий вариант.

Я не уверен, что мне захочется перечитать «Орфографию», но уверен, что ничуть не пожалею, что я её прочитал.

Это сумбурные мысли, но других у меня нет.

Сильная книга редко бывает позитивной — здесь то самое исключение. Помогает в трудную минуту. Это, конечно, по форме такие детские сказки, но из них льётся тёплый внутренний свет.

Пару раз в патетических местах прослезился, что у мужика 30-ти лет бывает не каждый день.

(Это всё о той части, которая «Зверьки и зверюши». Часть «В мире животиков» — никак сюжетно не привязана и гораздо менее интересна, можно смело пропустить — так, игры ума.)

попробуешь написать обстоятельный отзыв на это произведение, да и обнаружишь себя посреди стостраничного труда, который и не думает оканчиваться.

потому дам своей музе оглоблей по рукам, да и ограничусь кратким резюме.

роман — великий, грандиозный, трагичный, поэтичный, увлекательный, мудрый, словом — шедевр.

но тот же самый роман — рыхлый, расползающийся, графоманский, по-крестьянски постмодернистский, фельетонный, плакатный.

уф!, написал, все что хотел, все что у меня есть сказать про «Орфографию».

хочу только заметить, что эти два измерения, «черное» и «белое», сильные и слабые стороны в книге существуют не вопреки друг другу («талантливо, но рыхло», «фельетонно, но умно»), и не параллельно друг другу, а в неразрывном единстве.

неразделимы гениальный и графоманский пласты текста.

одно порождает другое.

быть может потому, что книга для Быкова очень уж личная.

полезно прочитать всем, кто не оставил еще мечты о собственном писательстве, для размышления над природой творчества.

ps. а историю Революции и Гражданской Войны изучать лучше по учебникам, а не по «Орфографии», которая есть роман-опера (последним определением автор как бы делает бесполезными все обвинения в чрезмерности, патетичности и отсутствии бытового правдоподобия).

к сожалению, в этом произведении публицистичность, фельетонность Быковской музы особенно сильно дала о себе знать.

и дело уже не в том, нравится, или не нравится вам мировоззрение автора, а в том, что перед нами прямолинейная, лобовая сатира, даже не старающаяся прикинуться художественным текстом.

конечно, публицистика имеет право на существование.

к тому же Быков пусть и «столичный» и «либерал» и конечно же «еврей», но самом деле Россию, которая не сидит в фейсбуке и не попадает в репортажи центральных медиа, знает получше многих фейсбучных страдальцев за Отечество.

так что его выкладки на тему параллельных, почти непересекающихся реальностей имеют право на существование.

но это меня неумолимо тянет в «политоту», а политота не имеет отношения к качеству текста.

текст же здесь стандартно-быковский, гладкий, легкий, остроумный.

вроде бы и герои при всей своей карикатурности «как живые», и скитания по «параллельным реальностям» потаенной, скрытой от глаза России увлекательны.

но вспоминается, ей богу, избитая шутка про ненастоящие елочные игрушки.

есть у Быкова вещи намного сильнее.

причем как в художественном, так и публицистическом измерении.

По формату называется стихотворением, а по факту представляет собой рэп-текст, таким образом он и воспроизводится Михаилом Ефремовым в «Гражданине Поэте». К слову, звучит это крайне ужасно, исполнитель паясничает, как это делали те самые рэперы начала 90-тых годов. И такое паясничество покатило бы для «Аншлага» или новогодних передач с пародистами, за которыми наблюдают люди, сами себе создавшие несколько стереотипов и неумело ими жонглирующие. Но вы-то позиционируете себя прогрессивными гражданами.. зачем же уходить в бородатое паясничество?

По смыслу идея ясна, но ее построение (даже изолируясь от исполнения) крайне жвачно и безынтересно.

Немного перенасыщенный частностями, но в остальном неплохой стих о том, какое же счастье (сарказм), когда на Ближнем Востоке идут войны, а наша нефть от этого дорожает. Кульминация с Судным днем — довольно весело. Остальное, конечно, в целом грустно.

На самом деле, не слишком важно, имеет ли эта сатира под собой хоть какую-то основу или не имеет. Важнее то, что власть наша устроена так, что подталкивает к самым разным подозрениям разной степени конспирологичности.

Хороший сатирический стих. Быков держит улыбку на устах читателя на протяжении всего текста, всё идет плавно, с небольшой интригой. В общем, выдержано чрезвычайно ровно.

А мне вот при прочтении вспомнилось, может и несколько не в тему политики, как раньше мои ровесники, оставшиеся жить в маленьком городке, проводили свои вечера, да и продолжают проводить сейчас: они берут папины машины, или уже свои «пятняшки»-«четырки», и паркуются где-нибудь возле парка или торгового центра. Стоят там полчаса-час, болтают возле машин, затем меняют место дислокации и едут в другое похожее, чтоб тоже поболтать, обсосать местные сплетни и так же постоять возле машин. На мой вопрос «А чего вы делаете? Неужели нет ничего поинтересней, чем заняться?» — отвечают: «Ну, а хрена ли еще делать?» Вот так-то. Ни фантазии, ни желания. Порой так горько от этого. Мне бы столько времени, чтоб стоять и тупить таким образом.

Стих Быкова здесь к тому, что он транслирует личную ассоциацию на высшие уровни власти, где всё точно так же, надо полагать.

Путин скушал эту дерзость

И ответил не по лжи:

«А чего ещё тут делать?

Ну не править же, скажи?»

Если пару, в принципе, безобидных анекдотов про Путина облачить в рифму и дать прочитать Михаилу Ефремову, то, конечно, получится забавно. Если убрать рифму, оставить Ефремова, то всё равно улыбнёт, потому как актёр он классный. А если убрать талантливого артиста, то даже рифма не спасёт от шуток уровня КВН начала 90-х. Хотя, что это я? В 90-х КВН ещё был смешной, ну или я смешливей.

Довольно опасное стихотворение, хотя не могу не признать, что написано талантливо. Особенно самая концовка про планы Путина вышла забавной.

Отличная, едкая, сатирическая вещь. Прекрасное отображение положения дел в современной ЭрЭфии с ее несменяемой «суверенной демократией» (хе-хе). Быков как обычно меток в своем сарказме. Он превосходен всегда, как в оторванном от прямой полемики творчестве, так и в прямом обстебывании рвущейся к лаврам Псаки Маши Захаровой, депутатов, чиновников разного пошиба и вплоть до Самого.

Где-то примерно в то же время Шевчук написал свое гениальное: «Путин едет по стране, а мы по прежнему в ....».

И ничего не меняется...

Литературная ценность нулевая. Вирши школьного уровня. Сюжет присутствует с огромной натяжкой.

Дешевка! Как, впрочем, и все творчество Быкова на злобу дня.

Вспоминается его «критика» Шолохова — Шолохов не мог написать «Тихий Дон», уже потому что после этого не создал равнозначного произведения...

«Лев Толстой не мог написать «Войну и мир», так как после не мог создать ни одного равнозначного...

Селенджер не мог..

Булгаков не мог..

Солженицин не мог..

Актуальное стихотворение в иронической форме отражающее действительность современного российского общества.

Видеоролик прочтения данного произведения известным актером М.Ефремовым можно посмотреть в интернете.

Двадцатые годы двадцатого века. Один оборот колеса российской истории тому назад. Тогда колесо было красным, и краска ещё не выцвела и не облупилась.

Независимо от нашей веры в чудеса и чародейства, не трудно поверить в достоверность той романной России. И подтвердить это могут не только дряхлые старцы, но и, увы, наши одногодки. У героев романа были прообразы, и автор их не только не маскирует, но сам про них и рассказывает. Судя по заглавному герою, прообраз Остромову достался интересный. Не простой, видать, человек был, на многое способный.

Читая про Остромова, не мог не вспомнить (и не думаю, что оригинален в этом) другого героя тех же лет. Вымышленного, но одного из самых любимых персонажей советской литературы. Все догадались, что говорю я про великого комбинатора Остапа Бендера. Остромов и Бендер совпали не только во времени. Оба, в общем-то, проходимцы. Оба ловко использовали своё превосходство в интеллекте и активности, чтобы дурить окружающих. Благо времена были подходящие. С умниками тогда было туго. Кого постреляли, кто сам помер. Кого выслали, кто сам сбежал. А оставшиеся сидели по углам тихо-тихо.

Сходство явное, сходство существенное. Но герои, всё же, совсем разные. И никогда не добьётся Остромов от читающей публики «того, чего добился Коля Остен-Бакен от красавицы Инги Зайонц». Не полюбит его читающая публика. Возможно, всё дело в оптимизме. Остап – природный стопроцентный оптимист. Он верит в светлое будущее лично для себя. Он выплывет, чтобы не случилось. Остромов не верит. Он понимает, что потонут все, но собирается тонуть со всеми возможными удобствами. Один весел, другой мрачен. Один победитель, другой лузер.

А что автор? Как у него с оптимизмом? «Странный вопрос,» — скажет любой, кто видел Быкова (а кто не видел?). Такого жизнелюба – поискать. Что другим проблемы и беды, Быкову – лишний повод для веселья, ещё и рифмованного. Не человек, а воплощённое позитивное мышление. А, вот, про автора «Остромова» так не скажешь. Ощущение, что автор мучительно ищет ответ, что делать с умом и талантом в обществе, которому ни ум, ни талант не нужны. Ему очень хочется дать нам (и себе) если не инструкцию по выживанию, то хотя бы ценные советы. Автор умел и опытен. Он старался. Все тупики и ловушки обнаружены и обозначены. Все ложные выходы исследованы, настоящий — не обнаружен. Нет выхода ни для симпатичных Нади и Дани, ни для автора, ни для читателей. Если автора романа можно назвать оптимистом, то это тот самый «хорошо информированный оптимист». Скорее уж, перед нами человек растерянный и близкий к отчаянию.

Таков результат честного анализа. Не обнадёживают нас ни история, ни современность. А теперь ещё раз посмотрите на Дмитрия Быкова. Он бодр, весел, деятелен, полон планов. Вопреки всем анализам и выводам, жизнь продолжается. Как славно, что жизнь не загонишь в рамки формальной логики, психологии и, тем паче, политики. Она больше, она многомернее. Она никогда не оставит нас без надежды.

Написано конечно очень хорошо, но основная идея — беспредельно дурацкая. Мнорго эти инвалиды с отбитыми почками навоюют. Хотя для поостмодерна чем дурнее версия, тем лучше.

Очень милый святочный рассказ. Девочка со спичками стоит на перекрестке центральных улиц и дает прикурить всем, кому это необходимо.

Быков забросил сразу несколько идей в эту коротенькую историю. Во-первых, о том, что любой человек нуждается в сочувствии, желает быть выслушанным. Не зря ведь девочка стоит в центре любого города-миллионника. Во-вторых, вспоминается Михаил Веллер с его мыслью, что нельзя заполнять себя одной проблемой, ее можно решить, да и много других радостей есть в жизни помимо зудящей в голове проблемы. В-третьих, вспоминается рассказ Рэя Брэдбери «Марсианин». Там марсианин становился тем, кем его хотели видеть, и в рассказе Быкова девочка давала то, что человеку было необходимо. Но в обоих случаях находились те, кому от главного персонажа было нужно не то, для чего он создан. Приручить, поймать, захватить — всё это античеловеческое, но не чуждо людям, на то они и люди.

А задумка с разноцветными, и финальной черной, спичками доставляет особое удовольствие некой сказочной рождественской милоты. Забавный момент, когда каждый «прикуривающий» тянулся к черной спичке... Вот как знал он, что за ней скрывается... Ведь действительно, любому проще пропасть и послать всё к чёрту, нежели мучиться и разбираться с трудностями.

Очень страшная книга... По сути — это психологическая эпитафия на наш мир. Начинаешь чтение и получаешь удовольствие от легкого флирта героев, столь непринужденно вошедших в выбранные им роли. Но по мере дальнейшего чтения понимаешь, что все не так и не о том. Горящая Москва — вовсе не случайный образ проблем нашего мира, отрешенность героев от этих проблем — вовсе не их глупость и беспечность. Чудовищная деформация заднего плана романа создает у читателя ощущение ожидания страшного катаклизма, в котором невозможно выжить. Игры, игры разума... Что стоит за ними, когда герои пытаются создать свою, альтернативную вселенную. Стремление убежать от действительности? Нет! Это попытка автора донести до нас, читателей, что игры закончены! Да, игры закончены! И человек оказывается лицом к лицу перед самим собой, каким он есть. Катька, столь увлекшись погружением в иную реальность, вдруг пробуждается от грез в полном отчаянии, просыпаясь, и понимая, что игры закончились и теперь ее ждет настоящая жизнь, и она идет ей навстречу. Это уже совсем другой человек, человек обреченный, как обречен и весь окружающий ее мир, из которого ей так и не удалось выбраться...

Да, все самое страшное открывается только в финале. Толпы бегущих из горящей Москвы людей — такие-же как Катька, но «не проснувшиеся». И гибель идет по их следам, потому что нельзя жить иллюзиями. Одна против всех — что она может? Ничего!

И не было никакого инопланетянина, называющего себя ««эвакуатором». Игорь — так и не повзрослевший 30-летний мальчик, живущий в своем выдуманном мирке и, пригласивший в него свою очередную жертву... Так ему уютнее в этом, чуждом ему большом мире. Он — поджигатель, а не спасатель!

Книга поднимает очень серьезный вопрос об активной жизненной позиции человека. Вывод автора однозначен: мир обречен на гибель, если каждый в нем живет в своей скорлупе и довольствуется лишь иллюзиями, избегая реальности. Страшно то, что наш мир, во многом, именно таков!

Роман, в котором с каждой новой главой открываются следующие плоскости реальности... или безумия.

Попытка найти смысл в репрессиях тридцатых годов, высший смысл, который оправдал бы весь ужас происходящего:

Что характерно, в странную, нелепую казалось бы теорию сразу верит человек, сразу находит ей подтверждения! Ты и сам начинаешь думать, что ведь могло быть! ведь тогда, значит, всё это не зря было!

Но правда в том, что нет никакого оправдания, нет и быть не может. И с этим придётся жить.

Написано гениально; ужасно, больно, страшно — но гениально.

Хороший сборник сатирических «сказок» в духе Салтыкого-Щедрина. Конечно, мало кто поймет или вспомнит те события и личности, которые фигурировали во время создания этого сборника, но в качестве политической сатиры и юмора вполне сгодится.

Не скажу что читал про Горького много, но всегда предо мной представал бронзовый монумент революции. Здесь впервые увидел живого человека со своими тараканами и прочими фигнями, присущими простым людям. За это Быкову спасибо! При чем он не «развенчал миф» и не опустил его, как это часто делается в последнее время. Он просто показал его с другой стороны, причем с более сложной и противоречивой. И самое главное, после прочтения это книги мне очень захотелось прочитать Горького, ну а кое-что перечитать. В общем рекомендую, в то же время понимая, что это все на любителя...

Это произведение я оцениваю неоднозначно. Конечно, я с большим интересом его прочитал, потому что для меня Маяковский — лучший поэт в истории. К достоинствам книги можно отнести неплохой литературный стиль Быкова и огромное количество фактического материала (в том числе взаимоотношения Маяковского с Горьким, с Луначарским, с Брюсовым и т.д.). Также я в целом согласен с объяснением причин самоубийства Маяковского (хотя и «баба», видимо, тоже всё-таки сыграла некоторую роль в его самоубийстве).

В то же время ряд моментов вызвал у меня несогласие. Во-первых: на мой взгляд, лучшее произведение Маяковского — поэма «Летающий пролетарий» (1925 г.). В книге Быкова, если я ничего не упустил, она вообще не упоминается.

Во-вторых, очень удивили высказывания вроде этого: «Будущее у Маяковского всегда было стерильно и абстрактно, и никогда в нем не было места ему самому и людям, похожим на него» (кстати, «Летающий пролетарий» — он как раз про будущее).

«Агитационная функция РОСТА заключалась не в том, что бедняки и середняки заучивали наизусть лозунги новой власти (эти плакаты были так вызывающе грубы и некрасивы, что могли скорее отвратить, нежели привлечь уличного зрителя, да и остроты в них несмешные, плоские)...»

«Но пролетариат хотел иного — он тянулся к «изячному». Окна сатиры РОСТА при внимательном рассмотрении много ниже своей славы.»

» И дальше — попытка показать Блоку, как надо: имитация уличной речи, какой она тогда была. Прямо скажем, попытка с негодными средствами: у Маяковского и в семнадцатом не получилась «Поэтохроника», где есть, как всегда, его собственный голос — и ни одного живого чужого; а уж десять лет спустя… Так ли звучала улица? По этим ли плакатным строчкам будут судить о мистической и страшной поре?»

«Маяковский не мог стать голосом улицы — у него был свой» (на мой взгляд, одно другому не мешает).

«Горнфельд высказался еще ядовитее: «Как бы ни надрывался в своем крике Маяковский, какими площадными грубостями ни щеголял, каким бы уличным озорством ни кокетничал, сам он не площадной, не уличный, а очень комнатный, кабинетный и культурный. Не митинг его публика, а любители, не Иван его ценитель, а интеллигенция». И это совершенно верно — пролетариату такая поэзия была не то чтобы непонятна, — всё он понимал, если хотел, — а как-то наглухо неинтересна.» (Здесь, конечно, у меня уже возникает несогласие не только с самим Быковым, но и с Горнфельдом).

В общем, у меня сложилось впечатление, что часть творчества Маяковского — очень существенная часть — как-то выпала из поля зрения Быкова. Не то чтоб Быков её не читал — читал, но, по всей видимости, не понял. Лично я сделал противоположные выводы: Маяковский после революции стал великим пролетарским поэтом, и определённая часть его творчества как раз была чрезвычайно интересна пролетариату («Летающий пролетарий», «Сказка о дезертире», «Стоящим на посту»... впрочем, тут можно перечислить несколько десятков его произведений, если не больше). Другое дело, что Маяковский бывал достаточно разным: у него есть и заковыристые футуристические вещи, и простые, понятные для всех. При этом в идеологическом плане я с ним не согласен (к коммунистам не имею отношения), но его громадный талант заставляет восхищаться, даже несмотря на это. Например, у Маяковского есть разгромное стихотворение о Шаляпине — «Господин «Народный артист». Чисто по-человечески — на мой взгляд, он неправ, но как талантливо написано!!!

Хотя, конечно, надо учитывать, что Маяковский получил новую порцию славы уже после смерти, и при этом отношение читателей к нему, возможно, очень изменилось. Но всё равно, с оценками его творчества Быковым я во многом не согласен.

Академичный заголовок книги может поначалу ввести в некоторое заблуждение. Однако вскоре становится очевидно, что, несмотря на некоторый преподавательский опыт автора, который тот использовал в работе над книгой, этот сборник предельно далёк от любого сходства с каким-либо учебником или справочником. Несколько лет назад Быков уже выпускал «Краткий курс» из примерно трёх десятков очерков и эссе о писателях и поэтах советской эпохи. Теперь он добавил ещё десяток имён, прежние же статьи, судя по всему, взяты из предыдущего сборника без всяких изменений.

Не все эссе были написаны специально для книги; как минимум часть их писалась раньше по каким-то определённым поводам, и в результате стиль от одной части к другой сильно разнится. Часть статей представляет собой достаточно полный обзор творчества писателя, в других рассмотрены только одно или несколько его произведений, в третьих и вовсе идут достаточно отвлечённые рассуждения, лишь отталкивающиеся от имени или книг какого-то автора. Кроме того, перечень имён тоже вызывает вопросы; с одной стороны, тут представлены малоизвестные теперь писатели, вроде Фёдора Панфёрова или Николая Шпанова, или люди, которых к писателям отнести непросто, как Луначарского. С другой, чем дальше, тем больше можно вспомнить тех, без кого попросту невозможно представить общую картину советской литературы, и кого здесь нет — Маяковского, Шукшина, Фадеева, Симонова, Алексея Толстого и многих других. Да, почти все они так или иначе упоминаются в статьях о других авторах, но всё равно остаются словно бы на задворках. Быть может, спустя несколько лет выйдет очередной, какой-нибудь «Дополненный курс» — совсем полный собрать вряд ли получится, тема по сути неисчерпаемая.

Тем не менее, читать было исключительно интересно. Невзирая на вполне открыто декларируемую политическую позицию убеждённого противника СССР, советскую литературу Быков прекрасно знает и, похоже, искренне любит. А если и не искренне, то притворяется настолько качественно, что разницы нет; впрочем, столько знать о ней и не любить — такое сочетание у меня просто в голове не укладывается. Автор раскрывает положительные стороны в творчестве любого писателя, о котором ведёт речь, даже тех, кто лично ему явно несимпатичен, вроде Сергея Михалкова. Отрицательных тоже касается, но не заостряет на них внимание. Политические воззрения же проявляются время от времени, но к рассказу о литературе как таковой имеют мало отношения, так что их легко можно пропускать мимо глаз. Что касается авторских оценок, то с ними, безусловно, можно соглашаться или спорить, все они совершенно субъективны, но при этом по большей части полны и хорошо обоснованны. Но главное даже не в оценках, а в самом настроении; Быков всё же очень хороший эссеист и умеет передать читателю чувство восторга перед тем, чем восхищается сам, и буквально подтолкнуть его к перечитыванию известных тому авторов или к знакомству с новыми.

Не удивил ни разу. Обстоятельная, очень добросовестная биография вполне в каноническом и доброжелательном духе. Сравнительно с двумя предыдущими — откровенное топтание на месте, выполнение работы А.Варламова, отсутствие концпеции. В блистательном «Пастернаке» имели место содержательные соображения о стратегии выживания и ее соотносимости с поэзией Пастернака, в «Окуджаве» и вовсе была бодрая ( и как по мне, завиральная) идея об аватаре Блока, чему было посвящено немало страниц. В «13 апостоле» все весьма деликатно, особенно в отношении всех дам поэта. Расписано с тщанием и интересом к предмету без погрешностей против такта ( при том, что биография Маяковского уж точно дает простору для нарушений меры и вкуса), компилятивно. Уважаемый Быковым Б.Парамонов так и высказался, что взгляды в этой книге Быкова на природу революции поверхностны и ошибочны, что не страшно, ну а книжка будет интересна не знакомым с фактографией и биографией Маяковского. Ну то есть по большому счету не явление. Главки об отношениях между Маяоковским и другими поэтами и по первичности и по объему и по качеству весьма уступают отражениям в Пастернаке же аналогичного профиля. Планы Д.Л. писать еще и с небезупречным Чертановым биографию Ахматовой и вовсе удивляют — ну зачем. Буду ждать «Июнь» с вроде как завуалированным Кржижановским.

Интересный роман. Спасибо предыдущим рецензентам за отсылку к Некрасову. Как по мне, то многое связывает книгу со Стругацкими — в частности, со школами мира Полдня и «Улиткой на склоне» — тоже мир, когда приходишь не туда, куда шел.

Мир книги необычен и своеобразен. Читается легко. Часто с авторами хочется поспорить, но книга и этим тоже хороша.

Автор (или издатели с его ведома) с неприятным упорством ставят эту рыхлую, эклектичную книгу вровень с «Мёртвыми душами». Что и грустно, и смешно. Господин Быков пишет: «Нормальный человек всё поймёт и так. К нему-то и обращена книга, название которой можно расшифровать как «Железная дорога», «Ждущие дня», «Живой дневник», «Жаркие денёчки», «Жуткая дрянь»... Но я предпочитаю вариант — «Живые души».

Во как! Нормальный читатель сходу поймёт, что перед ним — новый Гоголь. А чтобы исключить сомнения, роману даден и гоголевский подзаголовок — «Поэма». В малых дозах, особенно у детей, нарциссизм забавен, а вот в больших дозах у больших дяденек — противен. Господин Быков знает это: «Истинный воин обязан быть нарциссом, любить себя до дрожи, до сладкого возбуждения. Плоскорылов был истинный нарцисс, не упускающий случая полюбоваться собою в зеркале, он даже вёл тайную тетрадь своих успехов — кто и что ему сказал, как и когда похвалил; плохого Плоскорылов не фиксировал — для чего запоминать ерунду?»

Быков знает, что быть нарциссом — стыдно, но удержаться от сравнения себя с классиком не может.

В рекламных целях на обложке автор соорудил ещё одну нескромную фишку: «Самая неполиткорректная книга нового тысячелетия». Оно только началось — третье тысячелетие, роман закончен в 2006 году, до конца жить и жить — 994 года, но Дмитрий Быков уже объявил на весь свет: он создал эпохальную книгу, самую скандальную на целую тысячу лет вперёд. Может быть, автор хотел сказать : «НАЧАЛА нового тысячелетия»? Нет — он сказал то, что хотел сказать: целого тысячелетия.

Если сравнивать эту вещь с классикой, то на ум приходит не Гоголь, а «Что делать?» Чернышевского. Там с такой же воинственной антихудожественностью скатан липкий ком модных в то время идей, которые впоследствии «перепахали» одного маниакального гимназиста. А он «перепахал» страну. И в книге Быкова достаточно непереваренных, сваленных в кучу модных мыслей. Этот роман напоминает чемодан, куда автор в спешке напихал чистое и грязное бельё, нужные и случайные вещи, придавил коленом крышку, защёлкнул — нате, читатели, ройтесь в этом хламе, если не стошнит. Мат-перемат стоит на страницах, как в дешёвом борделе.

Есть ли удачные места в «ЖД»? Есть, но гораздо больше неряшливости, длиннот, повторов, несуразностей, канцеляризмов. Сюжет ходит по кругу столь же бессмысленно, сколь ходят по кольцу дорог его васьки; у них цель — помереть скорее, а у сюжета «ЖД» — кончиться поскорее, хоть бы где, хоть бы как, однако нагромождение сцен и сценок продолжается до тех пор, пока текст не издыхает, не испускает дух сам собой, без воли автора.

Лекции Быкова интереснее, чем его проза. А Гоголь, кстати, не состоялся как лектор. Каждому своё. Разумеется, это моё личное мнение.

Полностью соглашусь со Странником. Те же самые вопросы задал и я себе по прочтению данного рассказа. И еще парочку.

Людей, нормальных по крайней мере, в Можарово нет. Иначе всех их должны были давно схарчить обитающие там чудовища (не зря же люди на станции появляться могут лишь в специальных защитных скафандрах). Так? Так.

А если так, то кому спрашивается привозят гуманитарную помощь? И что? А может не что, а кого? Сильно сомневаюсь, что монстры и чудовища Можарово будут хлебушек со сгущеночкой кушать и чайком запивать. Может быть в том самом вагоне и ехала гуманитарка обитателям станции?

«Кому на Руси жить хорошо?»

Да кто его знает? Мало ли. Когда наблюдаешь за жизнью, упорно складывается впечатление, что никому. Те, кто едят, страдают, кого едят, тоже страдают, и всё это сливается в единый и полный противоречий клубок россиянской жизни. И тут уже на далёкие-далёкие задние планы уходит вопрос о том, кто будет сидеть в Кремле через 10 лет, какое будет государственное устройство, какая партия будет у власти... Народ останется тем же, ничего не изменится.

Пять человек пошли искать упавший самолёт. Вопреки здравому смыслу, вопреки пользе для себя. И, уйдя от родного города в дремучие таёжные леса, в двух шагах от цивилизации, они мгновенно попадают в дико фантасмагорический мир, где вполне узнаётся причудливые капризы человеческой жизни. Помещик, который не помещик, таёжное племя, которое не таёжное племя, завод, который не завод... Всё вокруг пропитано притворством, игрой в смысл жизни, в светлое будущее, смелыми и абсолютно бесполезными прожектами...

Если не растекаться мыслью, то этот роман — о том, что в России лучше сидеть и ничего не выяснять. Потому что за каждой мелочью скрывается столько противоречий, что о них лучше никому не знать. Люди у нас... Своеобразные. Каждый придумывает себе собственный мир — уютный, приятный, и, самое главное — единственно верный не только для самого себя, но и для всей остальной страны. «Только так, не иначе...» говорят встреченные героями люди, строящие свой Дивный Новый Мир, понимая, что лгут они даже не самим гостям, но и самим себе...

Очень ироничная вещь, и, кстати, не особенно политическая по содержанию. Скорее — философская. И даже не о современной России, а о нашей цивилизации вообще. Сатира есть сатира, её не стоит воспринимать слишком близко к сердцу, но кое-что взять на заметку надо.

Рассказ условно можно подразделить на три части.

В начале мы наблюдаем банальную любовную интрижку, причем оба ее участника довольно неприятные персонажи, им совсем не хочется сочувствовать, также, как и персонажу третьему — остающемуся за кадром обманутому супругу. Но разворачивается картинка мелодрамы живенько, внимание держит.

Затем в историю неожиданно врывается накал страстей почти шекспировского уровня, когда драма человека настолько велика, что он жаждет отнять жизнь у соперника и сам перестать жить. Причем это не выглядит театрально, этому веришь. Кажется, еще несколько минут и страниц и все будет кончено необратимо. Но...

В сюжет снова врывается неожиданный элемент, и трагедия схлопывается, как воздушный шарик. Все-таки фарс, фальшь и театральное действо. Разыграно оно было неплохо, а вот мотивация так себе — за уши притянута. Втащив в сюжет писателя и фантастику, автор загубил рассказ. Первая и вторая части воспринимались с доверием и интересом. Так могло быть, и хотелось узнать, чем же завершится житейская драма. Литературный элемент же выглядит недостоверным. В поступок писателя и предложенное стечение обстоятельств я поверить не смогла. И было жаль разрушенной иллюзии.

Автор меня разочаровал. Пообещал настоящую историю, а свел все к мыльному пузырю.

Да, да. Быков в своём репертуаре, в наплевательском отношении к любым общественным «табу». Как предупреждает автор на обложке, «самая неполиткорректная книга нового тысячелетия».

Автор не щадит никого — патриотов, либералов, милитаристов, сионистов, антисемитов, христиан, антиклирикалов, и вообще, любых «....ов», делающих кумира из своих взглядов.

Всем, попадающим по эту категорию лучше романа «ЖД» не открывать.

Повествование, двигаясь по сюжетной линии, непрерывно переходит между тремя жанрами.

Это, прежде всего, памфлет — политический и социальный. Быков берёт всевозможные общественные фобии, комплексы и легенды упомянутых «....ов» . Доводит их до абсурда, и строит из них реальность мира романа, заставляя своих героев жить этим.

Далее, прозаический сюрреализм в стиле Андрея Столярова, занимающий большую часть повествования, особенно во второй половине романа.

И наконец, обычная драма, романтическая или повседневная, проступающая небольшими сценами или отрезками сюжета, между первым и вторым.

Сюжетная линия ведётся не просто. В связи с упомянутой непрерывной сменой жанров, крайне трудно собрать сюжетные отрезки в основноую интригу, которая собственно отсутствует. Удайётся лишь выделить линии судеб главных героев, идущих между обрывистыми опорными событиями романа.

Сценизм высок и колоритен. Автор, переходя от жанра, к жанру, лекго меняет колорит сцен, ведёт с высоким драйвом, захватывает повествованием. Спокойно конструирует , по мере надобности, новые языки, культуры, легенды, идеологиию

Образы героев крайне богаты и живы. Быкову удаётся сохранить цельность образов, даже при резкой смене жанра.

В качестве ложки дёгтя, хотел бы отметить чрезмерную затянутость романа, утомляющую читателя, особенно в жанре «сюра».

Этических теорем и млрально-нравственных линий здесь масса. Однако в качестве основной морали, я бы выделил насмешку автора над любой «ортодоксальностью», в чём бы то ни было — религии, идеологии и, даже, культуре.

Роман прочёлся не просто, однако произвёл не малое впечатление, и вообще принёс мне определённую пользу на будущее. Рекомендую для сильных, аполитичных читателей.

Фразы:

«Свободная пресса нам не нужна. В раю бесов не бывает.»

«Улица называлась 1-я патриотическая. 2-й патриотической в городе не было, ведь родина у нас только одна.»

Множество интересных биографий и фактов. Чем уважаемый автор грешит — частым подтягиванием фактов под выдуманную концепцию.

Роман написан очень хорошим языком. Тянет перечитывать. Что раздражает — антипатичен главный герой, характеристики персонажей обязательно подчеркивают их неприятность или ничтожность... Картина жизни в России нулевых мне, живущему на Украине, любопытна и интересна, но о достоверности — не мне судить. Главный минус романа, по-моему — описанный еще Дейлом Карнеги — если писатель не любит людей, это будет видно по тексту.

Но плюсов у романа больше, так что прочесть и подумать над изложенным однозначно стоит.

Традиционно — для Быкова — хорошо. Но в сравнении с другими романами автора, пожалуй, несколько тяжелее читается. И есть ощущение какой-то торопливости в тексте. Словно автор спешит скорее ознакомить читателя со своей (очень интересной, прямо говоря!) версией загадки Шолохова, да и бегом к другим замыслам.

Будучи довольно давно и подробно знакомым с текстами г-на Быкова, всегда удивлялся его какой-то нечеловеческой начитанности — и задавался вопросом, а как можно так много читать? Если всё время читать, то жить-то когда? Данный волюм только усилил недоумение: понятно, что г-н Быков всё своё время тратит на чтение, ночью — по его собственному признанию — он пишет статьи (для прокорма) и романы и стихи (для души), плюс у него жена и дети, которые требуют внимания, так что когда он спит — вопрос открытый...

Можно, конечно, объяснять подобные опусы желанием «донести культуру» до массы, «осветить тёмное царство», однако у меня объяснение попроще: г-н Быков – маниак (не в психиатрическом смысле), который вместо того, чтобы спать в положенное время, как обычные люди, читает... А когда человек совсем не спит, ему поневоле в голову приходят всякие странные мысли...

Невозможно столько читать (и в том числе — столько макулатуры) и не быть маниаком. А прочитав столько макулатуры или пусть даже вполне ничего себе книжек, но книжек, давным-давно мёртвых, хочется это попусту потраченное время как-то оправдать, «монетизировать», так сказать. И начинается строительство концепций, «оправданий», высасывание из пальца разных теорий... про «хазар» и «варягов», прости господи, и прочих... которые (теории) никому, кроме автора, не нужны. Ну и кроме тех редакторов, которым нечем заполнить страницы своих периодических изданий...

В данном сборнике статей (а никаком, конечно же, не «курсе») из 30 писателей и поэтов, творчеству коих посвящены отдельные статьи, добрая половина давно и надёжно «всех мёртвых мертвей». По мне, им не то что не нужно посвящать статьи, их можно упомянуть в какой-нибудь энциклопедической обзорной статье, и с них будет довольно. Есть ещё несколько писателей, которые вполне себе могут представлять исторический интерес — но и о них как о литераторах смысла нет писать: ну какой Луначарский литератор? он был министр культуры, при

чём тут литература? ну какой был Твардовский поэт, даже если учесть всенародную славу его «Тёркина»? он был крупный общественно-политический деятель 1960-х, главред «Нового мира», который активно участвовал в написании «повестки дня» того времени... и т.д. и т.п.

Но самое смешное, что вся эта бесплодная и неактуальная «некрофилия» исходит от человека, который позиционирует себя не иначе, как писателя-фантаста )) Человек, который вроде бы по определению должен пытаться заглянуть в будущее, всё время роется в каких-то отбросах прошлого, пытаясь в этих грудах выкопать ту самую жемчужину... Парадокс? Да нет — всё вполне логично: если никогда не спать, мало ли до чего можно дофантазироваться? И известная максима «если хочешь узнать будущее, нужно хорошо знать прошлое» тут ни при чём: как бы ни был хорош тот или иной беллетрист (поэт, драматург), творивший 100 лет назад, да даже и 30 лет назад, — влияние его не то что на будущее, а прежде всего на сегодняшний день, когда, собственно, все эти статьи пишутся, неуклонно стремится к нулю.

Очень сильные работы, реально сильные. И по масштабу, и по глубине, и по стилю. Мощный цикл. Убеждена, что это непременно следует читать.

Прекрасный, по литературным качествам, но спорный, по духу, сборник.

Цикл новелл, перемежаемых полнообъёмными рассказами. Написано, частично на «желенодорожной почве», частично, на городской. Лёгкая и изящная мистика, используемая автором, позволяет отнети сборник к нашему жанру.

Быков, собственно, по всему своему творчеству представляет из себя российского «анти О'Генри». Его произведения наполнены тем же романтизмом, лёгкостью повествования и импатией к героям. Однако, там, где О'Генри воспевает любовь, верность, наивность и человечность, Быков «поёт» ненависть, обман, усталость от окружающих, злобу.

Я не согласен с большинством идей и выводов произведения, однако манера, в котором автор преподносит свои идей, безусловно заставляет читателя думать и сформулировать своё отношения к ним. Я надеюсь, что таковой и была цель Быкова, попросту считающего свою паству куда более сложным и тяжёлым случаем, чем читатели О'Генри.

Безусловно рекомендую к прочтению даже тем, кто не обязан соглашаться с автором.

Ну, знаете! Когда он обозвал женщиной Безрукова, то это всё-таки куда ни шло (хотя я в корне не согласен). Мне не очень нравится Безруков, но вот ТАКОГО недостатка я за ним не заметил. Не согласен с Быковым совершенно.

Но это просто мелочь по сравнению с тем, что он обозвал женщиной ещё и Расторгуева! Единственное, чем тут можно ответить — цитатой из фильма: «Когда вы говорите, у меня такое ощущение, что вы бредите...»

Над свинцовым Ленинградом страшно багровеет знамя,

Где-то рядом реет автор — кучерявый толстый мальчик.

Он поплевывает сверху и, кичась своим умищем,

Наслаждается собою, изливая яд свой желчный.

В этом яде — гениальность! Гениальность слога, стиля,

Глубину познанья жизни чуят люди в этом яде.

Яд читателя отравит, поразит его всецело,

И заставит видеть чудо там, где только гуано.

Хитрый автор уж не прячет тело жирное в утесах,

Гордо реет над Невою и проспектом Красных зорь;

Черный демон он мейстрима, гуру от литературы,

Он безжалостен к героям и безжалостен к стране.

Словно ловкий пуппенмейстер автор дергает за нитки

И разыгрывает смачно гениальный данс макабр —

Полон он аллюзий чудных и цитат из книг забытых:

Показать ведь нужно миру, кто здесь истинный герой.

Ярким росчерком масоны пролетают над Россией,

Время и страна совместно топят их в своем болоте.

Словно молния по книге авторская мысль скачет,

Озаряя на мгновенье отраженья наших лиц.

Быков! Ох уж этот Быков...

А вот это, на мой взгляд, лучшая критическая статья Дмитрия Быкова. Согласен с ней целиком и полностью! Когда я читал «Тихий Дон», мне и самому пришло в голову примерно то же самое, только я сформулировать не мог. Это — в десятку. Не случайно в «Тихом Доне» вообще нет ни одного положительного героя, на чьём примере можно было бы воспитывать подрастающее поколение...

Если честно, вот эта статья Быкова мне, в общем, не понравилась. Много воли взял судить, что полезно в искусстве, а что вредно. И вкус-то у народа плохой, и стихи у Асадова вредные... Ага, один Быков знает, как должно быть правильно, а все остальные — лохи. Если Асадов — всенародный поэт, то, уж наверно, он достоин своей популярности.

Лучший рассказ сборника. Вернее, рассказ как рассказ, а вот вступление и цитата, которую я приведу ниже, являются, с моей точки зрения, маленьким шедевром.

«Каждый из правителей перед упомянутым заступлением отлично знал, чего он хочет и что сделает. Но заступив, совершенно терялся и начинал делать вовсе не то, что собирался, и не то, что ему советовали, и не то, что следовало бы, и уж совсем не то, что можно вообразить в рамках здравого смысла.

Все дело в том, что после коронации, или заседания боярской Думы, или Президиума Верховного Совета, или инаугурации, когда новоиспечённый правитель приходил в себя и взволнованно, как новобрачная, пытался осознать, что же с ним такое случилось, на стене его спальни проступали горящие буквы. Одни правители звали охрану, другие крестились, в ужасе вспоминая «мене, такел, фарес», третьи пытались сбить пламя одеялом. Невзирая на эти мероприятия, пламя не угасало, а только расползалось на всю стену грозным предостережением: «НИЧЕГО СДЕЛАТЬ НЕЛЬЗЯ».

Почти что порно, почти задорно...

Да, такая наша современная публицистика-сатира-пародия!

Ё-моё, мне прямо глаза открылись на ё-мобили и партию б... б...

Альтернативная история в фантастике аморальна и бесплодна, особенно когда становится ведущей темой фантастической литературы. Что-то в этом есть.

«Эвакуатора» я читал после ЖД, что неправильно. После ЖД вообще не стоит что-то читать, особенно сразу. Тем более того же автора...

Пишет Быков, конечно, великолепно. Но я вдруг поймал себя на желании эвакуироваться из его творчества подальше. Почему? Дмитрий Колодан где-то в блогах так охарактеризовал свой первый роман: «Не шедевр, конечно, по получился светлым, а это сейчас редкость». Вот именно! А у Быкова такая беспросветность, что загоняет в депрессию. Да, понимаю, правда жизни и всё такоё, ага. Ну и пошла бы она тогда на хрен, такая «правда»! Ее и вокруг хватает, еще и в книгах… Сказок хочу! Добрых! Мудрых! Обнадеживающих!

Что вы говорите? Да, эскапизм. Да, пошлость… А не пошли бы и вы?

(с) 2007 г.

UPD 2015 С тех пор прочел немало данного автора: от великолепной Орфографии (запоем) до половины Квартала (ниасилил). Про популярные стишки молчу. Эвакуатор, имхо — не самая обязательная строчка в его библиографии.

«Не мычи, пассажир, так ласково. Стоит повесть твоя пятак».

М.Щербаков, «Красные Ворота»

Это-то как раз понятно: всякий, став заметной фигурой, испытает дефицит случайных попутчиков, которым можно поплакаться в жилетку. Или не испытает, поскольку, думается, большинству модных кумиров попутчики на фиг не нужны, а случайные даже опасны. Но для кого-то их отсутствие может стать проблемой, да, наверное. Особенно если речь не об обычном писателе или там поэте каком-нибудь, а о Больше Чем Поэте в России.

Но я-то не виноват! Ни в том, что Больше, ни в том, что в России. У меня даже жилетки нету, ага. И вы таки поймите меня правильно, я ни разу не Станиславский, но когда человек с таким самодовольным видом вещает, как ему тяжко жить... заставить себя дослушать это радостное нытье я вряд ли сумею.

Подброшу продюсерам бесплатную идею: сделать аудиоверсию данного шедевра в исполнении Ренаты Литвиновой. И чтобы тихонько так, рефреном на заднем плане звучало классическое: «Как страшно жить! Ах!» Сокрушительный успех гарантирую. «Так что крепче держись за поручень. А когда побредёшь пешком, лучше там припадай к забору, чем упадай в лопухи мешком».

Хотя, может, это просто не мой роман. Наверное, он написан для тех именно, кому вправду интересен приз, обещанный по итогам. Деньги, свобода, просветление... даже если без пафоса — это всё, знаете ли, такие ценности... как семейные трусы в космосе. Когда их нет — вроде бы нужны, а когда есть — мешают, и непонятно уже кажется, зачем нужны и куда засунуть. Ну и ладно. «Я в торжественном их приветствии не нуждаюсь, но не горжусь: ничего, как-нибудь впоследствии я им тоже не пригожусь».

Очень сильная картинка. Собственно, как всегда у Быкова. Реализм полнейший. Очень люблю такую необъяснимость и открытые финала. Когда они сделаны так мастерски — это производит очень сильное впечатление.

Не надо ни в чём разбираться: кто, как, зачем, почему. Что это за солярис такой, выдающий каждому своё. Ещё раз переживайте то, что пережили, читая этот рассказ. Эмоции запомните. Вот это — и требуется.

Отличный пересказ легенды о Гоморре от Дмитрия Быкова с некоторыми отступлениями от «официальной версии».

Как обычно у автора, рассказ тесно связан с современностью, изобилует сочными фразами и тонким юмором, при этом не лишен философской глубины.

По Быкову, спасти Гоморру от уничтожения могут два человека: последний праведник и дебил, сверхчеловек и недочеловек, муж праведный и вечный ребенок.

Исключительно реалистичный армейский очерк описывающий быт и нравы солдата-срочника Советской Армии конца 80х прошлого века. Рассказ написан искренне, чувствуется, что автор сам ощутил все те душевные переживания, которые его герой доверил своему дневнику. Финал ярко иллюстрирует известную фразу Священного Писания

«Будьте милосердны, как и Отец ваш милосерден» (Лук. 6:36)

То, что Быков не в форме, для меня очевидно с «Икса», однако «Квартал» это такой пшик и шаг в сторону ээволюции, прекрасно пройденную товарищем автора Михаилом Веллером, не предполагал. Помните, Веллеру показалось нужным рассказать всю правду и написать «Моя жизнь» с обилием общих мест и несоразмерностью замаха и авторским градусом суждений выводам. «Квартал» — такая как бы книжка сочетания метафиизики с практическими советами, рекомендации шагнуть от размеренности в сторону большего нонконформизма. Обильно приправлено байками биографического толка, степень правдивости которых по меньшей дискутабельна ( с учетом тяги Д.Л. к красному словцу). Меня не покидало ощущение неловкости от прежде всего вкусового провала, который, наверное, по автору, нужен только снобам, людям ограниченным и «эстетам». Оборотной стороной как бы «возрожденческой традиции» является многословность, чрезмерная к себе любовь — иименно этой книгой Быков дал недоброжелателям такие козыри, что бить их дальнейшим творчеством куда как сложно. Если в двух словах — графомания, лобовые претензии на обучение взрослых людей нехитрым ценностям в практическом преломлении при том, что все более иносказательно, красиво и образно автором изложено в недидактических романах. Вишенкой на торту выступают в концовке авторские выдержки из предполагаемых рецензий со ссылками на Данилкина и Бабицкую. Этим приемом и Виктор Олегович злоупотреблял, а уж применительно к «Кварталу» выглядит и вовсе издевательством — типа автор сразил наповал рецензентов и выбил у них оружие.

Возможно я ошибаюсь, но уши у этого рассказа растут не из строк Гибсона, а из кадров рекламы 90-х, рекламы нелепой, но действенной. А банк принадлежал одному известному и в то время весьма влиятельному персонажу. И не автор — жулик, а те о ком он пишет.

Великолепно написанный рассказ. Прекрасно передана атмосфера.

Однако после возникают множество логичных и логических вопросов к нестыковкам:

Это не совсем отзыв о книге, а, скорее, объяснение моей оценки. Согласен ли я с написанным в книге? С чем-то да, с чем-то нет. Хорошо ли она написана? Не берусь сказать. Так почему же такая плохая оценка? Потому что я не люблю стёб ради стёба.

Скорее даже не так. Что такое стёб? Это шутки, понятные только «знающим тему». Иногда даже не всем присутствующим, а только «посвященным». При этом шутки не должны быть свежими; даже наоборот – свежие шутки «знающие» могут и не понять. Хорошо работает для заполнения пауз в старой дружеской компании. И именно потому, что повышает самооценку, находит внутренний отклик «ну я-то это понимаю».

Но вот стёб по поводу проблем общества, абсолютно всем известных и многократно перемытых... Не могу я внутренне почувствовать себя «избранным-посвященным» в то, что все и так давно знают. И нового из текста ничего почерпнуть не могу.

Думаю, разные люди должны воспринимать эту книгу по-разному. Кому-то должна очень понравится, кто-то плеваться будет. И каждый сможет выставить свои веские аргументы. Я не плевался – мне просто не понравилось.

Ну так, прикольненько. Всё время вспоминается быковское же «Оправдание» — это сейчас удобно, повторять самого себя, многие так делают, и слава богу, что Быков иногда умеет и по-другому. «Сигналы» — это история о том, как пять трагикомических персонажей идут незнамо куда через трагикомическую русскую глушь к трагикомическому русскому городу, которого нет, зато есть мамонты и йети. Всё это очень легко читается — от секты, повторяющей такую же, бывшую в «Оправдании» (но та была сильнее), до нехорошего машиниста с пистолетом. Всё это такая вот русская неизбывная тоска, очень приятная, но ведущая в пустоту. И так после этого хочется в прекрасную Европу, так хочется.

Ну, Быков, конечно, крут. Игрок, нечего сказать, и сыграл он отлично. Давно я не читал у Быкова ничего принципиально нового – последние его вещи отдавали самоповторами, приятными, но не заставляющими запомнить их больше чем на час после прочтения. «Квартал» — это очень круто. Это огромная инструкция, что и как нужно делать. Вот реально. Инструкция. Возьмите то, сделайте это. И самое странное заключается в том, что ты действительно хочешь попробовать это делать. Все эти глупости, странности, «пойди и попроси монетку у прохожего», «выброси в помойку самую нужную тебе вещь», «езжай на окраину и там заблудись» — целая книга бессмысленных действий, которые столь же осмысленны, сколь ежедневная наша жизнь. Если задуматься, конечно.

Дмитрий Быков — без сомнения, выдающийся культуртрегер нашего времени. Если его проза местами тяжеловата и однообразна, то эссеистика почти всегда точна, ярка и умна. Бездонная эрудиция, безупречное знание предмета, парадоксальные и глубокие мысли делают чтение его публицистики путешествием в неизвестное — открытие новых граней гарантировано даже в хорошо знакомых темах. Вот что, казалось бы, может заинтересовать современного читателя в советской литературе, причём не в диссидентском её изводе — с этим как раз всё понятно, — а в самом что ни на есть кондовом, «совковом»? Кто сегодня в здравом уме будет читать «Бруски» Панферова, «Поджигатели» Шпанова, «Города и годы» Федина? Быков прямо отвечает: никто. Да и незачем, если ты не филолог, специализирующийся на означенном периоде. А поди ж ты, и тут есть о чём поговорить. Да так, что рука вдруг сама тянется к полке, точнее в интернет-библиотеку…

Задача у Быкова проста и духоподъёмна: увидеть в «советской литературе» литературу прежде всего, а если это почти немыслимо — то хотя бы незаурядную личность советского писателя, который мог бы сочинить что-то стоящее, да время не позволило. Так, с позиции личности, оценивается проза Макаренко, Луначарского, Ю. Семёнова. Другой мотив: очистить классика от шелухи стереотипов и канонических толкований, распознав, к примеру, в Горьком не «великого пролетарского писателя», а ницшеанца, который яростно воюет с мещанством за сверхчеловека. Или выписать неутешительный диагноз самим читателям, превозносящим алкогольную деградацию позднего Есенина в ущерб пронзительной лирике раннего. И тут же воспеть советскому массовому читателю настоящую оду: ведь кого зачитывали до дыр тогда? Талантливого популяризатора истории Пикуля, доброго, нравственного поэта-гуманиста Асадова, фантастов-философов Стругацких — а кто сейчас в топах? Пустопорожние Маринина, Корецкий, Макс Фрай. Впору сочувствовать не советским читателям, «задавленным» цензурой и пропагандой, а нынешним, как будто свободным, но так бездарно ограниченным в своей свободе.

Впрочем, кажется, напиши Быков книгу о современной российской литературе, он и там говорил бы почти исключительно хорошее; ну, любит наш автор всех писателей и поэтов, уже за то любит, что «гармонизируют они мир». Поэтому критик из Быкова неважный, словно бы по необходимости появляющийся — оттого и неубедительный. Ему, например, есенинская фраза «мял цветы» кажется почему-то кокетливой, он пеняет Булгакову за пошлость в «Мастере и Маргарите», но тут же оговаривается — велик, всё равно велик. Особенно любима Быковым эпоха двадцатых, когда революционные мощь и новизна слились с «ещё неизжитым» наследием Серебряного века, — о писателях этого периода Быков говорит особенно страстно и восторженно. Главы о Бабеле, Катаеве, Грине, Олеше легко переигрывают суховатые очерки о «шестидесятниках»: Аксёнове, Домбровском, Слуцком. Тем не менее для любого писателя автор находит доброе и точное слово. В журналистском формате «шесть-десять страниц» Быков не растекается мыслию по древу, а успевает сказать главное: что у этого писателя ценно, чем ценно и почему. И уже ловишь себя на мысли, что обязательно, непременно нужно прочесть «Конармию», «Зависть», «Алмазный мой венец» — стыд, что до сих пор не читал! И с некоторой опаской думаешь: ну как Быков напишет «Полный курс» — с Чуковским, Платоновым, Нагибиным, Пильняком, Фадеевым, Тихоновым, Серафимовичем и многими-многими другими, — какие ещё залежи там откроются и насколько вырастет список must-read?

Помните у Некрасова?

«В каком году — рассчитывай,

В какой земле — угадывай,

На столбовой дороженьке

Сошлись семь мужиков»

У Быкова в новой книге «Сигналы» тоже сошлись пять мужиков. Пять оттенков современной русской интеллигенции. И пошли они родимые искать

Кому живется весело,

Вольготно на Руси?

Читая Сигналы, я все время вспоминал поэму Некрасова.

Знаток русской классики, и отчаянный журналюга Дмитрий Быков под видом «…триллера с элементами пародии» издал очередную попытку разобраться в том, что же происходит с человеком в современной России. Чем он живет, что ему хорошо, а что смерть, что он все время ищет в окружающих и в самом себе? Какие сигналы получает каждый из нас? На какой частоте?

У каждого свой ответ на все эти и другие вопросы.

Забавный микс жанров, весьма прозрачные аллюзии на Стругацких, ироническое подтрунивание над Сергеем Алексеевым и его «Валькириями» и конечно же отсылки к собственным «Оправданию» и «ЖД».

Небольшая, юркая такая, книжка. Мне понравилась.

Где-то Дмитрий Львович сказал, что по его мнению, реализм в наше время себя изжил.

Ну вот автор и воспользовался реальным историческим скандалом, как вешалкой для своего вполне фантастического романа. Пусть читателей не смущают реалии недавнего прошлого, — «Икс» настоящая психологическая фантастика с примесью психологического же детектива.

Да еще и написано так густо и достаточно туманно. И вдобавок к реальным историческим персонажам скрытым под псевдонимами и выведенным под собственными именами добавляются даже литературные герои.

Короче — фантасмагория чистой воды, но не весело-маскарадная, а серьезно-задумчивая.

О чем роман? Ответ прост, — о творчестве. О творении. О том, что помогает писать и что мешает. О том без чего невозможно оботись настоящему писателю, настощему творцу.

Но роман построен так, что на протяжении первых трех четвертей (а может и четырех пятых) текста совершенно не поймешь, что же ты в конце концов читаешь. И только на последних страницах (как в классическом детективе) проявляется вся суть произведения. Становится ясно, для чего наворочено столько лишних, на первый взгляд, слов.

И когда роман прочитан, оказывается, что лишнего-то и нету ничего. Все на своем месте.

Ну и повторюсь : это не очередная версия известного скандала. Это размышление.

И это действительно хорошая фантастическая литература.

Почему-то рафинированно грамотные тексты, с длинными предложениями, обилием эпитетов у меня идут гораздо легче, чем тексты с «легким слогом», над которыми не задумываешься, потому что не над чем. Вот и этот новый роман имеющий в соавторах Дмитрия Быкова прочитался легко, быстро и с удовольствием за всего два с половиной дня. Захватило. Наверное потому что про нашу страну, наше государство, нашу жизнь.

Нового-то конечно немного. Даже сюжет, имея в основе квест, традиционен. Но, как известно, — повторенье, мать ученья... ,«значит стоит повторить»(с).

Вот Быков с Жаровой и повторяют и напоминают нам о бескрайних просторах нашей необъятной Родины, на которых возможно все, даже невозможное.

Авторы снова тычут нас в абсурдизм творящегося в стране. И глядя на него становится не только смешно, но горько и тошно. Политизация всей жизни, за которую проклинали большевиков, продолжается и в наши демократические дни. Но к ней добавляется еще и самодурство и глупость и жадность и жажда власти и.... Много чего еще добавляется.

Но все же не все так беспросветно. Остается еще и вера в человека. В его природную доброту, в его способность любить. Да в конце концов в желание простого человека помочь попавшим в беду.

Но, к сожалению, это все на личностном уровне. На уровне властном простого понятного человечного уже не остается.

Приятная книжка. Неглупая.

Если бы не некоторые самоповторы, — поставил бы десятку.

Полностью согласен с kerigma в одном – Быков, пожалуй, не поэт. Уж, не Поэт с большой буквы, однозначно. Так же, как по большому счету, и не драматург, и не новеллист и даже не романист. Он – литератор. Не более. Хотя, и не менее. (Профессия, замечу, по нашим временам архиредкая).

Но! Стихотворный слог чеканен, сюжеты – оригинальны, ритм никогда не сбоит, рифмы ни разу не хромают, хотя временами и стандартны до банальности. Плюс, дополнительные козыри в виде знания истории и теории литературы вообще, и истории и теории стихосложения в частности. В общем, все признаки матерого профессионала налицо.

При этом стихи Быкова, суть абсолютное отражение его натуры: язвительные, переворачивающие обыденность одним, на первый взгляд, нелепым словом, издевающиеся над читателем, нередко – откровенно шулерские.

Мораль? Искусством это назвать сложно. Но читать, безусловно, интересно, а зачастую – и приятно.

Нормальный такой дмибыковский роман.

Ещё одна история про Параллельную(-ые) Россию(-и) и про то, что «очевидности лгут, и только несбыточности абсолютно надёжны». Продолжает, дополняет и уточняет более ранние книги Быкова (прежде всего «Оправдание» и «ЖД»).

Тем, кто срезонировал с предыдущими романами Быкова, «Сигналы» наверняка понравятся.

«Иной человек шел в комнату, попал в другую, за триста километров, а почему туда попал сказать не может, пришла внезапная блажь; двадцать лет спустя вернулся на родное пепелище – семья давно уехала, соседи позабыли, – и с ужасом узнал, что никто его не искал: дело возбуждается по факту трупа, а факта трупа нет, ещё не умер или не нашли;пропавшего без вести взрослого мужика не станут искать никакие добровольцы, это девочку малолетнюю ищут с собаками по всему району, подвергают самосуду отчима, который нехорошо на неё поглядывал и наверняка растлил где-то в лесополосе, и находят несчастную через двадцать лет почтенной матерью семейства, почему-то в удивительном посёлке с названием Примыкание, Саратовской области; что заставило её туда примкнуть, или туда все примыкают, кого вдруг закружило по России? Из Карабулака в Октябрьск выехал на поезде некто повидаться с тёткой, которая его растила, но по дороге встретил женщину своей мечты, та его опоила, раздела, разула, пихнула в полусознательном состоянии в автобус Равенство – Чёрные Камни, он по дороге встретил женщину своей мечты, та его накормила, одела, обула, он через год поехал с ней в город покупать новые штаны и другую одежду, в магазине встретил женщину своей мечты, та была пропойца и шлюха, пила с грузчиками, грузчики его избили, раздели, разули, он очнулся в доме у тётки, подобравшей его на улице, но не узнал старуху и только всё повторял «Не буду, не буду». Какой роман можно было бы об этом написать, какой скучный, бесконечный, никому не нужный роман…»

Это не есть краткое содержание нового романа Дмитрия Быкова «Сигналы», написанного в соавторстве с Валерией Жаровой, это – цитата из него. О чём роман? Если коротко: отправиться на поиски, следуя зову загадочных «Сигналов», конечно, можно, но нужно быть готовым к тому, что вы найдёте совсем не то, что искали. Особенно у нас в стране...

«Орфография» — оригинальный роман, что называется, из ряда вон. Выдающийся. Первое, самое недалёкое, впечатление примерно такое: это что ж? Их душили-душили, а они — вот они где, русская интеллигенция образца начала двадцать первого века от Р.Х. Во глубине столичных руд добывают изумрудные зёрна и прочий радий, как ни в чём ни бывало. Постепенно, по мере чтения, приходит понимание — автор не один, пишет не для себя, есть в России некая ненулевая прослойка эстетов с врождённой грамотностью и витиеватостью слога. Судя по тиражу книги, их несколько меньше, чем россиян в целом, но то, что они есть — вне всякого сомнения. Условием создания «Орфографии» могло быть только полное погружение в мир российской словесности, не с аквалангом личного образования, но с потомственными жабрами от пращуров-литераторов. Мне и даже ближайшим родственникам в книге мало что понятно, половина контекста прошла мимо, поэтому говорить придётся о внешних достоинствах. Книга гипнотизирует. Плавностью языка, плетением смыслов, сложносочинённостью предложений, многословностью, наконец, просто эрудицией, умом и осведомлённостью автора. Впадаешь в сладкий транс не без примеси интеллектуального мазохизма. Таков Быков: пишет, как говорит. Легко, непринуждённо льётся стилистически безупречная речь, при этом сам он, казалось бы, нимало не затрудняется словотворчеством, наоборот, выглядит хорошо и думает одновременно о чём-то другом. Было бы ошибкой считать, будто бы у нас нет писателей класса Л.Толстого. Они есть и пишут не хуже, да и всегда были; художественная орфография бысть пошла от Рюриковичей ещё, и не исключено совсем, что и на завтра останется. К сожалению или нет, но подобный уровень изящной словесности предполагает некоторую пресыщенность смысловым наполнением, человек, достигший определённого совершенства в построении фраз, перестаёт интересоваться их содержанием. Герои «Орфографии» как раз такие. Звучание — наше всё, либретто пусть остаётся на втором плане; вероятно, поэтому Быков назвал роман «оперой», а может, не поэтому. Монологи многочисленных действующих лиц и самого автора произносятся по любому поводу, а зачастую просто так. На прямой вопрос, подразумевающий в ответ либо «да», либо «нет», русский словесник предпочитает говорить куда более пространно; характерный пример из текста — допрос Ятя в плену у Свиницкого, он очень длинный и цитату приводить не хочу. Музыка слова доминирует по всему пространству романа, так ли уж важно, о чём идёт речь? Русский итальянец Маринелли очаровывает татар пением сур Корана по фонетической шпаргалке, нимало не вникая в понимание содержания. Луначарский делает то же самое на пролетарском митинге, не делая скидок на уровень подготовленности слушателей. Музыка слова! И что плохого в том, что автор кажется нам Луначарским, а мы себе — пролетариатом? От сумы да от тюрьмы отказываться не следует, тем более — от «Орфографии». То, чем мы так восхищены сегодня, а именно уровнем западной литературы, у нас уже было, было давно. Русский интеллигент начала века (двадцатого) писал, читал и говорил задолго до Уоттса и Роулинг так же, нисколько не хуже. Он и сейчас умеет, о чём Быков свидетельствует. Конечно, не один Быков. Мы судим об упадке по одному жанру фиф, ругая больше отечественных фантастов, кои, будем справедливы, погоду в российской словесности не делают. Главный герой, Ять, писатель-фантаст в первоисточнике, уехал, эмигрировал. Не любят у нас фантастов.

Не могу молчать! Я только на середине книги, еще не дочитал, когда открыл первую страницу, был уверен, что не осилю и 10ю часть (отпугивало отвратительное, схоластическое название, один из примеров, как НЕ НУЖНО называть книгу!), удивительно, я прочел первую часть романа, как говорится на одном дыхании. Книга ни о чем, и в то же время ОБО ВСЕМ!!!

Я искушен в чтении прозы Быкова, мне понравились и «Оправдание» и (еще больше) «ЖД», но ЭТО ПРОИЗВЕДЕНИЕ, (если кто помнит, из советского фильма «Приключения Буратино»; Карабас Барабас (в исполнении В. Этуша) говорит вдохновенно): «Это просто праздник какой то!»

Чтение «Орфографии» — это праздник, для читателя, во всех отношениях! Торжество читателя! Книга, ее текст, ее мысль, ее стиль и темпоритм (не знаю откуда последнее слово, но мне оно вспомнилось), все создано автором для читателя. Читать легко, интересно и притягательно. Оторваться от сюжетных коллизий «Орфографии» просто невозможно.

Книга написана с Душой и от Души. Отличное чтение, для любого возраста, для любого социального статуса.

Спасибо тебе, Дмитрий Львович!

P.S. у меня еще впереди пол книги НЕ ПРОЧИТАНО!!!

«Остромов» — роман-цемент. Он связывает собою два более ранних произведения, не имеющих никакого отношения друг к другу, в идейно и сюжетно единую трилогию. Стиль – та же «Орфография». Идея – возогнанное куда-то в четвертое измерение «Оправдание». Произведения более мрачного я за последние годы не читала, поскольку быковская безысходность очень убедительна и подкрепляется тем, что можно назвать «высокая литература».

Все те жалкие сорняки надежды, которые автор не выполол в «Орфографии», поскольку должен был оставаться верен эпохе и среде, здесь удалось вытравить практически полностью. Жизнь в «Остромове» – бессмысленная металлическая конструкция из шестеренок, а весь гуманизм, сострадание, эмоции, поиски смысла, то есть то, что принято называть человеческим, – это просто плесень, случайно выросшая на стройном механизме бытия (практически цитата). Я бы сказала, что антитеза вселенной романа — Гипертекст из «Вита ностра», в котором есть и некий, хотя и не совсем ясный, смысл, и, всё-таки, свобода творчества.

Конечно, существует в «Остромове» и альтернатива — Надя с ее настоящестью и с ее Христом. Но мы полромана видим, как Надю эта машина пережевывает, а затем, выпитую досуха и полупереваренную, выплевывает в Пензу, где её «Слава Богу за всё» выглядит рефлекторной, лишенной смысла повторялочкой. То есть и тут у Быкова тупик.

Есть, конечно, путешествия героя в тонкие миры. Но кто же знает, что такое эти миры? Может, просто химические реакции в правой височной доле. А настоящий горний мир нам показали на Защемиловской. Зачем корове седло? Зачем Дане Галицкому такой рай? Конечно незачем, вот он и делает очень логичный и, в общем, несложный выбор. В отличии от Ятъ-я из «Орфографии» он возвращается к мальчику, доживать. Что было потом – кто знает. Известно только, что мальчик размышлял о сверхчеловеке, прожил жизнь, довольно долгую, тяжело умер в одиночестве и из тюрьмы не улетал. И многие так живут.

Хорошее:

Это, без сомнения, серьезная литература по всем формальным признакам и по личному восприятию. Прекрасный стиль, полный нюансов, многоплановость, многослойность, сложность замечательно прописанных характеров и событийных связей, эпичность. Поскольку сюжет в такого рода литературе – не цель сама по себе, то претензий к нему никаких, тем более, что он, хотя и по пунктирной линии, но развивается.

Что не понравилось.

Первое – упоминание главного героя «Орфографии» и очерченность его судьбы, которая в предыдущем романе была по-хорошему размытой. Второе – немного назойливое, хотя и элегантное, педалирование темы «Нет правды на земле. Но правды нет и выше». В деревне староверов в «Оправдании» любой выбор из двух взаимоисключающих возможностей мог иметь совершенно одинаковые последствия. Так и во всей трилогии. Мечтать об идеале – умереть в болоте, отказаться от идеала – уйти в небытие. Остаться в России – погибнуть. Уехать – погибнуть... В общем, жизнь — это недоразумение, которому бы лучше не случаться, но раз уж она случилась, приходится ее влачить.

Читать книги об этом можно, жить с таким мироощущением нельзя. Во всяком случае, долго.

Вопреки названию эта книга скорее сборник эссе, объединенных общей темой и задачей. Примерно три десятка статей о писателях и поэтах с творчеством которых читатели впервые могли ознакомиться во время существования СССР. И хотя ограничение в достаточной мере условно — литературная карьера многих упомянутых в книге людей выходит за временные рамки 1917-1991гг., но именно на этот период приходятся, наверное, их самые важные по влиянию и существенные для рассмотрения вещи.

Эссе различаются по объему и стилистике: где-то рассматривается практически весь творческий путь, где-то одна единственная книга, в некоторых явственно звучит живой язык публичных выступлений, другие же первоначально появились в виде журнальных статей. Но всех их объединяет одно — во главу угла поставлена личность каждого автора, его судьба и влияние окружающих обстоятельств на творчество.

Конечно, данная книга вряд ли сможет послужить заменой официальному курсу литературы. И не только по указанной выше причине. Несмотря на широту и многогранность выборки некоторые важные знаковые для российской словесности фигуры в данной работе отдельного эссе не получили. Но, пожалуй, почти все более-менее титулованные отечественные литераторы в качестве фона для других или для иллюстрации какого-либо факта мелькают. Здесь нет и монументальной последовательной систематики, свойственной любому учебному курсу, и той довлеющий над всем идеологии, под которую в конечном итоге подстраивают все неудобные, случайно выползающие факты. Да и Быков явно таких задач перед собой не ставил.

Это настоящая публицистика, в самом хорошем смысле. Яркая, живая, актуальная. «Краткий курс» выступает своеобразным контрапунктом курсу официальному, предполагая если уж не доскональное знание рассматриваемого предмета, то хотя бы беглое знакомство в рамках школьной программы. Тебя как будто бы приводят обратно в полузабытый детский двор, где пропадал целыми днями, где ты, казалось, должен помнить каждую былинку, и вдруг буквально открывают глаза на массу всегда окружавших тебя диковин и чудес.

Автор книги очень бережно относится к чужому тексту, слову, идее, даже в том случае, когда не принимает по каким-либо причинам стоящую за творчеством личность (что самое настоящее исключение на фоне буквально пронизывающего все статьи уважения, совершенно не зависящего ни от масштаба таланта рассматриваемого автора, ни от вкусовых пристрастий наблюдателя). В этом плане Быкова можно, наверное, сравнить с археологом для которого не так уж велика разница между золотой монетой и глиняным черепком — оба предмета он бережно извлечет, очистит от лишнего и сохранит для потомков.

Безусловно взгляды Быкова в сочетании с активной гражданской позицией накладывают свой отпечаток, но ничего похожего на демонизацию СССР или хотя бы упрощенного мифологизированного взгляда не наблюдается. Наоборот, автор книги систематически подчеркивает лучшие по его мнению стороны ушедшей в прошлое эпохи, благотворно влиявшие на культурное развитие не только самих литераторов, но и самого широкого круга читателей. Темные стороны тогдашней действительности также не обойдены вниманием.

По мере приближения к настоящему времени описание фактов неизбежно окрашивается личным жизненным опытом писателя, и, как мне кажется, это еще большее смещение литературоведческой составляющей на задний план ухудшает информативную функцию некоторых более поздних эссе как источника знаний о творчестве, хотя и больше косвенно рассказывает о самом Быкове как писателе.

Особый личностный взгляд в сочетании с глубочайшей эрудицией как бы расставляет по тексту множество виртуальных перекрестных гиперссылок, намечая многочисленные связи между творчеством литераторов той эпохи, парадоксальные пересечения судеб, связывая наше литературное наследие прошлого века в запутанный клубок взаимного друг на друга влияния — в виде ли ученичества, или, наоборот, заочного спора, но ни в коем случае этим не ограничиваясь, в конечном счете встраивая в контекст мировой культуры.

И хотя не со всеми трактовками я безоговорочно согласен, слишком многие отсылки требует банального знакомство с первоосновой, чтобы сформировать свое собственное мнение, и в некоторых моментах возникает ощущение типичной вкусовщины (яркий пример — практически алогичное, в моем понимании, по изложенным доводам преклонения перед творчеством Варлама Шаламова, точно так же ставящая меня в тупик как и преклонение части определенного поколения советской интеллигенции перед тогдашними блатными песнями), но буквально пронизывающая всю книгу любовь к художественному слову и отчаянный энтузиазм пытливого читателя невольно заражают с первых же страниц. Иной взгляд на привычные, часто бездумно вбитые в детскую голову вещи дает дополнительную систему координат, а ведь только благодаря смещению относительно первоначальной точки зрения можно получить объемное изображение окружающей действительности, без этой дополнительной опоры неизбежно будет выходить одна и та же плоская картинка.

Наверное, именно из этого гармоничного сочетания побудительного и просветительского моментов в целом и складывается основное достоинство данной книги — заинтриговав читателя, она намечает маршруты для удовлетворения этого любопытства.

ps. Из более-менее подпадающих под основную тематику сайта можно выделить эссе о Грине, Олеше, Эренбурге, Булгакове, Аксенове и Борисе Стругацком, а также подводящее своеобразный итог «МАССОЛИТ». Но количество упоминаемых хотя бы раз писателей нереалистической прозы (от Лавкрафта, Кафки, Ефремова до Пелвина, Успенского, Фрая) приятно удивляет.

А меня роман разочаровал. Бесконечная игра в сюжетные кошки-мышки к концу романа начинают раздражать. Вроде бы читатель уже и в лейки поверил, а оказывается все приземленно, и фантастики не будет. Но пусть так. Но в такой земной сюжет очень трудно поверить. Герои романа совершают странные действия, внутренние мотивы их неясны. Например, как-то резко и непонятно изменилась Катя в конце романа. Вот у Игоря «выключилась лампочка», а он все равно тащится за Катей по дороге и на что-то надеется. «Кое-что еще можно было спасти» — да что тут спасешь-то?

Роман яркий, но какой-то бессмысленный.

Прочитал «на разу». Благо язык автора ясен и прозрачен, — не надо вчитываться в текст.

Поэтому достаточно серьезные вещи воспринимаются очень легко и буквально с первого прочтения. Некоторые особо въедливые снобы упрекают Быкова в поверхностности. Ну а что же — монографии про каждого прописывать? Кто заинтересуется, тот покопается и в сети и в библиотеках. Ну и расширит знания о заинтересовавшем авторе.

А уж заинтересовать Дмитрий Львович может. Закинет крючок с умелой наживкой в виде намека-упоминания про тот или иной факт биографии своих героев — и пожалуйста — заинтересовавшийся читатель теряет покой и лопатит тонны «словесной руды» в поисках дополнительной информации.

Подкупает так же благожелательность автора. Про всех своих героев он не говорит практически ни одного худого слова. Признает, что не нравится творчество, по доброму усмехнётся над явными творческими неудачами. Но не ругает, не издевается.

Он любит всех про кого пишет. И любит наше недавнее прошлое, находя его не сплошным черным пятном в истории России.

Не могу пояснить, отчего не прочитал книгу своевременно — книги Быкова( с рядом оговорок, что его сверхплодовитость порождает и мутантов) люблю. Написанная во многом не без ближнего прицела и с обилием сносок на события конца нулевых, книга не устарела ни в малой степени и сейчас, да, впрочем, чего уж там у нас изменилось в общественной жизни с того периода? Неимоверно щедрый умный избыточный идейный роман социологического характера. Собственно, оставляя в стороне Кафку, великие романы которого суть притчи, с максимальным редуцированием примет времени и культурного стиля Австро-Венгрии, «Списанные» близки к работам Сарамаго и отчасти к лучшим социологическим мрачным зарисовкам Александра Громова. Для меня вершиной больших социальных романов о реакциях представителей группы на аномалию будет являться, видимо» Слепота», но «Списанные» очень любопытны. Еще они мне напомнили несколько интонацией и общим блеском написанную позже «Легкую голову» Славниковой. Помимо как всегда обильных и умных социальных, поведенческих рассуждений Быкова, в романе описаны, наверное, всевозможные разновидности реакции интеллигента на социальный страх, а уж обилие психологических и социальных типажей, ярких и запоминающихся, слух на диалоги выше всякой похвалы. Понятно, что ряд сатир на нравы в области телевидения и шаржи конкретных персон при всей узнаваемости мелковаты, местами общая идейность во вред художественности ( у Быкова всегда так), стремление автора все проговорить и безапелляционно развесить все ярлыки на бабочек ведет к схематизму типажей, но для меня особенности «идейной» прозы Быкова еще не означали ее заведомой публицистичности или ущербности. Достоевский, в принципе, тоже идейный автор, диалоги персонажей которого публицистичны, однако к особенностям его поэтики как-то попривыкли. Не сравнивая, особенности стиля Быкова уж таковы, что его проза заведомо предполагает вовлеченность более ума, чем сердца. Последняя глава диалога с Богом не понравилась совершенно — ну и оставил бы открытый финал, идти или нет на митинг. Про Сарамаго уже выше писал — за исключением «Слепоты» книгу Быкова поставлю выше всего остального у нобелиата -португальца с его перебоями в смерти или там каменным плотом.

Это мое знакомство с Быковым и скажу прямо, вполне удачное знакомство. Вполне читабельные и интересные рассказы, короткие, захватывающие и с неожиданным финалом. Сборник делится на две части. Первая часть состоит из 12 рассказов, которые так или иначе связаны с железной дорогой и поездом в частности, а вторая часть это просто рассказы.

Обе части понравились. Радует, что Быков не просто пишет в разных жанрах, будь то реализм, мистика, фантастика, постапокалипсис, триллер, юмор или ирония, так он еще умудряется все это писать и в разных стилях и тонах. Одни рассказы протекают тихо, спокойно, благонравно, другие искрятся сарказмом, иронией и язвительностью, третьи окунают в мир грез и романтики, откуда возвращаться не хочется. А есть совершенно неописуемо прелестные рассказы, такие как Экзорцист-2006, Другая опера, Убийство в восточном экспрессе, на которые нужно обязательно обратить свое внимание.

P.s Немного моих попыток по расшифровке аббревиатуры ЖД

Железная Дорога

Жаркий День

Жуткое Действие

Жеманная Девушка

Желчный Дурак

Жизнь Других

Жалкий Дегенерат

Ах, какой слог у автора статьи, как все великолепно начиналось... и как все потом смешалось и перепуталось, а какие тараканы полезли... Так и хочется ответить автору: я когда читал про Украину Гоголя — чувствовал с какой любовью он ее выписывал! Гоголь писал Диканьку и Миргород с любовью и пиететом, а не утопию выводил, как считает автор статьи. От того-то и так тиха получилась украинская ночь, украинские красавицы вздорные и румяные, а казаки грозные и скорые до защиты родины. И про казаков. Быков считает, что образ казака придуман Гоголем, но почему тогда, когда я читал Бульбу, его образ мне перекликался с образом, например, Богдана Хмельницкого? Автор всерьез думает, что нету больше других образов казаков и что их не было до Гоголя? Просто автор статьи, в отличии от великого Гоголя симпатии к Украине не ощущает, скорее всего на ней и не был, а просто вскользь ознакомившись, должным образом не прочувствовав, подрабатывает написанием аннотаций и предисловий. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление.

Но ведь автор не испытывает симпатии и к России. Россия у него выходит вся такая безысходная и несчастная, что даже утопию по ней никто не сподвигся написать. Россияне все пьют, воруют и друг другу враги... Правда эти свои мысли Быков силится почему-то вложить от имени Гоголя. К концу его статьи складывается впечатление, что и Гоголя он понимает лучше самого Гоголя и писать смог бы даже лучше, раз уж все так хорошо разумеет, что кем и зачем двигало и как это нужно было выражать. Так и хочется посоветовать автору написать таки эту утопию, без которой по мнению автора России не прожить, и которую не смог осилить Гоголь, а Быков рассмотрел таки, что, по чем и почему. (правда начитавшись про Украину вторую часть «эссе» я уже читал вскользь, поэтому комментировать прекращаю)

Да, более тенденциозного и тараканистого предисловия мне давно читать не приходилось, даже советские предисловия мне нравились больше — из них больше почерпнуть можно было, привычно отсеивая коммунистическую пропаганду. Подытожу, автор писать безусловно умеет, но вот с тем что он понаписал, я не согласен.)

Я бы охарактеризовал поэму, как блестящее произведение русского литературного Олимпа, начала XXI века. Можно и как масштабный апофеоз романтизма уходящего века XX!

Шедевр! Стилистически, сюжетно, лексически, все грани современной России в одной книге.

Прекрасный юмор, жгучая сатира, сарказм и стеб. Все на что способен Дмитрий Львович. Полная обойма.

При этом: искренняя любовь к Родине. Боль и страдание сына о больной Матери России. Безмерная русская тоска по Правде, справедливости и «лучшей доли».

Прекрасная книга. Поставил 10. Мог бы, поставил и больше.

Зауважал автора сразу прочитав его цитату на первой странице, о том как трудно описывать нынешние события. Сам же я познакомился с данным произведением прочитав хвалебный отзыв в журнале посвящённом фэнтези и прочему. Однако тут нет никаких драконов а сплошные размышления на политические и философские темы, что ставит его в категорию на любителя, к коим я как и большинство не отношусь. Но Быков смог сделать произведение увлекательным. Так что даже я смог переживать за главного героя Свиридова и ставить себя на его место. Упомянул даже скандальную песню про план Путина из Чуйской долины. Произведение написано на злобу дня и сейчас уже мало актуально (хотя Путин по прежнему у власти).

Любопытно как списанные объединяются и выдвигая свои предположения просто продолжают жить, хотя и считают себя товарищами по несчастью.

Огорчило только незаконченность цикла и много воды в конце.

Ожидать продолжение на мой взгляд не стоит, на дворе уже давно не нулевые. А жаль первый том получился довольно-таки любопытным.

Поставила 6, но больше за идею. Язык романа ну очень тяжёл, персонажи размыты, мелькают, но исключительно именами, периодически проявляется сюжет посреди нудных размышлений. В итоге книга не оставляет за собой никаких мыслей. Хочется просто поскорей прервать этот поток сознания.

Страниц сто автор честно играет с читателем перенося «Ка-Пекс» на бумагу. Хорошо играет, с демаскирующими провалами в лексике героя, но в общем — хорошо. Затем страниц сто идет откровенное графоманство, которое хоть и оправдано сюжетом, но во-первых это должно выясниться только в конце (по задумке автора), а во-вторых оно очень затянуто. И в конце пяток страниц нормальной действительности. Нет, ну если взять завязку романа, адюльтерные метания героини в середине и вот эту вот концовку — возможно будет неплохой рассказ. Да только девочка в начале и девочка в конце, это две разные девочки. И по характеру, и по поведению, и по мотивации.

Первый роман Быкова являет собой образец лаконизма и идейной концентрации, являясь в этом смысле как бы антиподом последующим творениям Д.Л. Быков определенно человек фонтанирующий, «человек Возрождения» , если угодно и идейная перенасыщенность, стремление максимально ярко высказаться на разные темы влечет порой перегрузку его идейных романов. «Оправдание» именно что идейный роман, авторское суждение на тему завороженности большим стилем, величием канувшей Империи. «Проверкой на вшивость» назвал статью о романе Немзер, имея в виду двусмысленность авторской позиции, но по мне авторская позиция именно и является однозначной, достаточно сопоставить участь Рогова с разгадкой мнимой интриги появления в тридцатые исчезнувших. Последний из персонажей, которого «взяли», совершил внятый этически жест, без всяких двусмсыленностей. Другое дело, что роман очень хитро скроен и главы-ретроспективы с участием как бы «перековавшихся» хороши сами по себе, вкусно написаны вполне в духе альтернативной истрии.

Достаточно странно, что четко и рационально высказавшись по существу о гнилостном характере опьяненности имперскими традициями, Быков в последнее время именно что и занимается высказыванием на все лады о эстических и эстетических преимуществах советского проекта. «Оправдание» представляет собой художественное высказывание скорее именно о человеческой ущербности проекта в сталинский период, совершенное в нестандартной форме, ярко и вкусно изложенное.

Недавно перечитал последний роман Дмитрия Быкова, благо он небольшой. По второму разу книга воспринимается чуть лучше, чем в первый, но оценка моя не изменилась.

По — прежнему считаю роман несколько сыроватым, рыхлым, недоделанным, с нестройной композицией. Такое впечатление, что у писателя было два сюжета, и он смешал их в этой книге в причудливый коктейль.

Но зато кое-что прояснилось касательно языка. Неудобочитаемый, сложный язык романа можно посчитать своеобразной стилизацией под книги 20-30-х годов, написанных выходцами из крестьянского, казачьего, рабочего сословий, с обилием неуклюжих эпитетов, метафор, устаревших слов, «хмыканий» и «гмыханей» и пр.

Недаром те главы, где писатель Шелестов( на частичной амнезии которого строится сюжет) «возвращается к самому себе» и вновь осознает себя Трубиным, бывшим белым офицером, написавшим начало романа «Пороги», написаны более простым, современным языком.

Общеизвестно, что в образе Шелестова показан реальный М.Шолохов.

Следовательно, ассоциации следующие: «Пороги» — «Тихий Дон», «Письмо красноармейцу» — «Наука ненависти», «Путь человека» — «Судьба человека».

Но что это за цикл коротких зарисовок о природе «Охотничья сумка»?!!!

Если честно, когда я читал первую половину романа, я хотел поставить двойку. Потому что даже фирменный быковский язык не мог прикрыть множественных самоповторов, точно Быков уже всё это писал в «Орфографии» и «Остромове», а теперь зачем-то решил повторить путём копипасты. Но поворот в конце мне понравился — именно сюжетный, если забыть и о языке, и о стиле, и даже о времени. Просто мне понравилось. Может, так всё и было. Может, Шолохов был именно таким (я не могу называть героя Шелестовым — это просто смешно). И я увеличил двойку втрое.

Шедевральная фантидея рассказа-антиутопии, увы, тонет в бессмысленной судьбе одного из героев. Хотя... возможно, в этом и кроется один из социальных смыслов. В любом случае, аналогия о «спящей отдельно оппозиции» продолжает оставаться до ныне непревзойденной.

Дмитрий Быков определяет «Орфографию» как вариации на темы «Потерянного дома» Александра Житинского. При всей моей любви к прозе Житинского должен признать, что «Орфография» даже сильнее «Потерянного дома». Великолепный точный ясный язык без искусственных конструкций. Книга поразительно изящная, умная, добрая и жуткая, спокойно-ироничная и пронзительная. Если «Потерянный дом» — театр абсурда первых лет перестройки, то «Орфография» — театр абсурда (по Быкову опера) времен Великой российской революции. Время страшнее, и книга страшнее, хотя крови на ее страницах льется не так уж много. Хотя, опять же, истолковать можно по-разному.

Псевдонимы действующих лиц легко расшифровываются. С ходу можно назвать десятка два, а при достаточном знании литературы и истории можно, вероятно, опознать почти всех. Биографии, конечно, подкорректированы, и представляешь реальных лиц иначе, но тем интереснее посмотреть на них другим взглядом. Быков не хочет судить своих героев. Законченных негодяев, по сути, среди них нет. Разве что Зиновьев, в книге Апфельбаум, но для него не могли найти добрых слов даже сподвижники.

Расплывчатее всех главный герой. С одной стороны, он отчасти выражает позицию автора, как Демилле в «Потерянном доме» то сливается со своим автором, то отделяется от него. С другой стороны, Ять — как бы усредненный тип интеллигента. Ни в чем не участвует, ни к кому не примыкает, почти ни во что не вмешивается, только фиксирует события. Кажется, никто, даже любимая женщина, ни разу не называет его по имени. Просто Ять. Не столько человек, сколько символ.

«Орфография» может нравиться или не очень, можно с ней соглашаться или нет. Сразу после прочтения «Остромова» я настроился более скептически по отношению к творчеству Быкова и решил ещё раз перечитать «Орфографию». И снова был покорён этой книгой. Безусловно, это редкий теперь пример настоящей качественной русской прозы.

По-моему, худшая пьеса Дмитрия Быкова. Здесь есть любопытные идеи и остроумные реплики, но временами кажется, что автор не очень понимает разницу между театром и кино. Так по ходу действия актерам предлагается изобразить стриптиз, а затем и половой акт. При этом гасить свет лишенный комплексов драматург считает «непозволительной пошлостью». Но проблема не только в этом. Скандал с президентом США Клинтоном и Моникой Левински, вокруг которого активно строится сюжет, был горячей темой в конце 90-х. Без Билла и Моники выросло уже целое поколение. При прочтении «Хьюстона...» они, боюсь, недоуменно пожмут плечами: «О чем говорят эти люди?» Во втором действии сюжет поворачивается под другим углом, но чтобы его дождаться, придется запастись терпением.

Станция Можарово из рассказа Дмитрия Быкова — вполне себе русский Сайлент Хилл. Отправить в страшную российскую глубинку поезд с «хозяевами жизни» — идея замечательная, отработанная автором на сто десять процентов.

В жанре хоррор недосказанность всегда на пользу, и Быков это прекрасно понимает. В случае с «Можаровом» любые объяснения происходящего (научные или мистические — не важно), только все испортили бы. Финал рассказа по-настоящему жуткий, но страх этот — из нашей с вами реальности. Огромная пропасть между властью и народом. Между богатыми и бедными. Между столицей и провинцией. Между средствами массовой информации и реальной жизнью. Видимо, эти вопросы и волновали автора рассказа.

P.S Только что отложил книгу с рассказами Дмитрия Быкова — а на радио в своем роде продолжение «Можарова». Удивительную фразу я услышал: «По нынешним временам 100 000 рублей — не такая уж большая зарплата». Сказано не олигархом вроде Прохорова, а ведущим выпуска новостей. Да, господа, похоже для вас действительно загадка, есть ли жизнь за МКАДом...

О пристрастии Дмитрия Быкова к поездам можно написать специальное исследование. Его железнодорожные рассказы — настоящий кладезь интересных сюжетов и энциклопедия жанров. «Убийство в восточном экспрессе» из числа моих любимых рассказов.

Уже из названия видно, что перед нами иронический привет Агате Кристи. Но в то же время Быков сочинил настоящий детектив, где имя подлинного убийцы скрывается до последнего. И как водится, Дмитрию Львовичу тесно в рамках одного жанра. Детектив получился сатирический, автор «прошелся» по поводу современной массовой культуры (в заезжей знаменитости Коктельо-Перверте нетрудно узнать сразу нескольких модных беллетристов).

Дополнительный балл рассказ заслуживает за прекрасный юмор («Ему убить человека — как два факса отослать» — хорошо сказано!) и острые вопросы, не пугающие автора. Русский бунт — конечно, бессмысленный и беспощадный, но много ли смысла в русском долготерпении? Наверное, прежде всего об этом и написан рассказ.

Великий роман Ф.М.Достоевского «Идиот» начинается сценой в поезде «Москва — Санкт-Петербург». Персонажи Дмитрия Быкова едут в обратном направлении. Ну а главная героиня рассказа, я так понимаю, по мысли автора — современная вариация Настасьи Филипповны. Как говорят французы, «фам фаталь» (роковая женщина). Вот только жизнь вокруг здорово измельчала. Красота не спасает мир, а успешно продается. Девушек не увозят из-под венца, и с ума от любви не сходят. Так во всяком случае в обществе потребления, к которому относятся Таня Милетинская и ее мужчины. Не тянут они на героев Достоевского. И на мушкетеров с Миледи тоже. Масштаб не тот!

«Миледи» — рассказ хорошо написанный, но все-таки одноразовый. Слишком предсказуем сюжет и неприятны герои. Их жизнь — как бракованная елочная игрушка из старого анекдота. Блестит, но не радует.

«Остромов», ты меня очаровал и разочаровал одновременно. Странно — вроде два таких однокоренных слова, но я совершенно не могу назвать антонимами. Очаровал — такое высокое аристократичное словцо, а разочаровал вкупе с ним навевает мысль и сцене с пиршеством интеллигентов, где нежный юноша спросил «а сморкаться в скатерть можно?». Если бы это был бы не Быков, а кто-то другой, то юноша бы спросил это «деловито», но нет.

После книги, перемежаемой восторгом от слов и зевотой от монотонности, полезла серфить интернет, читать про масонов и собственно о прототипе главного героя — Астромове.

Мне вот любопытно — у настоящего этого товарища тоже было постоянное сценическое любование? Оттопыривал ли он мизинчик при виде бывших аристократов? Умел ли менять тембр голоса при помощи подручных материалов?

Книга окунает в эти мои любимые двадцатые в Петербурге. Все эти меблированные комнатушки, фифки, дефицитные конфеты «Пьяная вишня» и стремительность в переменах человеческого значения.

Я не знаю, чего мне тут не хватило, но знаю, чего было чересчур — объем, вяло размазанный по странице. Слишком много лиц, которые появлялись в книгах на полминуты, сверкали, говорили какие-то хорошие образные слова, а потом исчезали, словно их зажевал черновик.

Спасибо за прогулки с закрытыми глазами по Петербургу и сонм слов, но слишком все это жидко.

Ленина можно ненавидеть или боготворить, но, по-моему, никак не скажешь, что это фигура мелкая и ничтожная. А вот главный герой «Кукушки» получился именно таким. Обиженная на весь мир посредственность с кучей комплексов. Поначалу Быков пытается быть беспристрастным, показывая не политика, а прежде всего человека. Что характерно, собственных имен автор старательно избегает (Крупская у него весь рассказ фигурирует только как Жена). Но, увы, классовая ненависть все равно оказывается сильнее. И последний гвоздь в крышку ленинского гроба писатель забивает фразой: «Он начал строить новый мир, пригодный для чего угодно, но не для жизни»...

Такой взгляд на Ленина, безусловно, найдет немало сторонников, но разок прочитать «Кукушку» стоит уже ради атмосферы. Она проработана великолепно. Такое ощущение, что сам Дмитрий Львович Быков поправлял здоровье в горах Швейцарии, собирал там грибы и мерз на перроне маленькой станции.

Ну а про Ленина, я уверен, можно написать и трагедию шекспировского размаха. Вот только где нам взять писателя такого дарования?

Дмитрий Быков производит впечатление весьма успешного и уверенного в себе человека. Казалось бы, что ему до проблем юной девушки, которую соблазнил и бросил ловелас по прозвищу Черныш? Но автор не собирался создавать очередную мелодраму о тяжелой женской доле. «Синдром Черныша» скорее — психологический триллер с неожиданным поворотом в финале. Такой жанр не исключает сложных вопросов. Куда уходит любовь? Где проходит тонкая грань, за которой любимый человек начинает надоедать, а потом и раздражать? И если кому-то не удалось встретить Большую Любовь Всей Жизни, не лучше ли это чувство себе нафантазировать? Вопросы без однозначных ответов, но рассказу это только в плюс.

Плохой роман, возможно, худший у Быкова. Мне невесело констатировать этот факт, потому что в моем пантеоне Дмитрий Быков — при всех его публицистических издержках, неряшливости, идеологических натяжках — совершенно точно в десятку лучших русских писателей входит .

«Икс» — книга в отличие от трилогии однолинейная. В ней есть переиначенная внешняя фабула жизни Шолохова и авторская идея о воздействии Гражданской войны и смены эпох на раздвоение психики. Версию об авторстве Крюкова по отношению к Тихому Дону Быков разрешил оригинально. Это, собственно, все. Книжка компактна и невелика по объему, при этом процент публицистики в ней очень велик. Все авторские размышления о «Тихом Доне» и Шолохове, ранее собранные в известном очерке Быкова, вошли в роман практически в неизменном виде. Вкрапления анекдотов с участием Бернарда Шоу и визитом к старому Шолохову молодого репортера за интервью является неорганичным по отношению к общему тону романа. Аналогичным образом без глав с Логиновым, кажется, можно и обойтись.

Мне по душе пришлись разве что сцены с участием членов комиссии проверки авторства — собственно заседания и на поминках по Маяковскому, однако сцены эти почти из трилогии. Доводилось встречать мнения, что роман конспективен, его нужно было развить, но у автора и без того много полифоничных романов с самоповторами, так что не убежден, что «Икс» давал огромный потенциал для разбухания.

Я читал Быкова после Рубиной и, конечно, мускулистый слог, насыщенность текста определенно позволяет развести этих авторов по разным планетам: хоть роман и неудачный, писать Быков умеет. Но он достиг уже того уровня, когда за навыки и умения самих по себе хвалить неловко.

На фоне террористических атак на Москву, следующих одна за другой, во всех смыслах рвущих столицу на части, погружающих страну в пучину беспросветного кошмара, когда уже настолько страшно, что почти все равно, разворачивается роман двух молодых интеллигентных людей, программиста-фантазера с ролевым прошлым и замужней дизайнерши с ребенком.

Вокруг происходит ад, люди пытаются от него убежать, эвакуироваться, эмигрировать — в мир фантазий и сказок.

Играют в такую локальную ролевую игру-импровизацию, в которой только двое участников, он и она.

Он выдает себя за инопланетянина, которого прислали, чтобы забрать отсюда ее и дорогих ей людей, она ему вроде как подыгрывает. Потом выясняется, что он вроде как не шутит, да и какие уж шутки, когда на улицах такое творится?

За звездными туманностями, на далекой Альфе Козерога или в траченном временем, хлипком дачном домике где-то за Столбовой, они сидят и разговаривают, ткут паутину сказочного узора, творят свой мир. А в этом время по окрестным огородам бродят пасмурные чужаки, в воздухе витают какие-то немыслимые слухи, покидающие столицу машины идут по трассе сплошным потоком, грядет конец света…

Очень большое впечатление производят такие вещи — многослойные, неоднозначные, с расходящимися тропками и змеящимися смыслами. Вот то, что называется «метатекст» (а какое там поэтическое послесловие!), ризоматика, ирония, отсылки...

И как умело Быков играет на контрастах между воздушной фантазией, эдаким вдохновенным потоком цветистых завирух и колосящихся выдумок… И сдержанной, емкой, реалистической манерой изложения, которая местами достигает накала поистине психологического хоррора.

Потрясающее у него передано вот это ощущение вывихнувшего сустав времени, разрывающего устоявшийся, такой уютный, казавшийся такими прочным миропорядок.

Ощущение какого-то страшного бессилия, когда вот действительно не бороться (потому что у Врага нет ни лица, ни имени, ни какой бы то ни было физической формы вообще…), а именно что «эвакуироваться», бежать без оглядки — куда-нибудь в другую галактику на космолете-лейке, на тракторе поросенка петра через буераки, подальше отсюда, туда где море и солнце, а не стылая осень и взрывают в метро и на улицах, и мягкая конструкция-страна с ее вареными бобами-человечками уже не просто мягка, а тает на глазах, оплывает, теряя очертания, заставляя жителей своих терять рассудок. Ощущение надвигающегося конца — не просто физического, но и какого-то совершенно вселенского, гибели души и чувств. И никуда эвакуироваться отсюда невозможно, потому что все это всегда было и будет с нами, оно внутри нас, оно часть нас. Океан пламени под тонкой яблочной кожицей, единственная мало-мальски удачная попытка спастись от которого — сосредоточиться на реальном, на осязаемом, разрушить все эти цветные витражи и линии грез, разбив их о быт. Не играть, не убегать, не прятаться. Просто жить. Живут же как-то люди. В сорок первом тоже, небось, несладко было — и ничего, пережили как-то. Перетерпели.

Книга — хорошая, хотя и многословная. Для ЖЗЛ язык временами переусложнён. Наличие ляп литературных нестрашно. Хуже, когда появляются оценки вроде такой «судьба Пастернака по-своему не менее трагична, чем судьба Мандельштама, Цветаевой или Ахматовой». Надо либо не знать реалий то эпохи, либо не знать, что претерпели эти три поэта. Да, для нормального общества судьба Пастернака трагична, но по меркам жизни интеллигенции в советском обществе боле или менее, в том числе и материально, благополучна, за исключением последних трёх лет.

Новый роман Дмитрия Быкова посвящен самой загадочной и скандальной тайне ХХ века: тайне авторства знаменитого «Тихого Дона». В книге рассказано не напрямую о Михаиле Шолохове, а о некоем придуманном романисте Шелестове.

Несмотря на выдуманные коллизии и имена, отдельные главы романа действительно совпадают с реальной биографией Шолохова, а в написанных с сарказмом сценах обсуждения романа Шелестова «Пороги» можно распознать тех или иных действительно существовавших литературных личностей. Например, писатель Воронов, со спадающей на лоб густой прядью волос — безусловно уже мастистый, несмотря на молодость, Леонид Леонов, прославившийся ранними фантастическими рассказами и романом «Барсуки», а в старом лысом Пырялове можно увидеть предшественника Шолохова А.Серафимовича, тоже родом с Дона, автора «Железного потока».

Дмитрию Быкову удается создать интересную завязку сюжета. К молодому писателю Шелестову приходит посылка с рукописью и запиской «мне кажется, что вы сможете лучше других закончить эту повесть». Повесть о Доне, о казаках, о революции и гражданской войне. Шелестов честно поступил — обратился к главному редактору ЗиФа Славскому за советом. Тот ему рекомендует попросту переработать чужую повесть, а затем выпустить под своим именем. В романе есть намек на то, что Шелестов- бывший белый офицер сам ранее писал этот роман, о котором, из-за ранения, забыл и ему просто вернули его рукопись. Ну что же, еще одна версия.

Новый роман прославил Шелестова, о нем стали говорить, как о надежде советской литературы. Но завистники не дремлют... Начинаются обвинения в плагиате.

Нужно сказать, что писатель Шелестов показался мне по роману достаточно неуверенным в себе и несколько грубоватым. Реальный Михаил Шолохов был куда посмелее: писал письма Сталину с обвинениями в перегибах коллективизации, защищал родных вешенцев во время голодомора 30-х годов, напрямую вмешиваясь в работу партийных органов... За что и получал, соответственно — Сталин замалчивал роман «Кровь и пот», который насильственно перекрестили в «Поднятую целину», Шолохова обвиняли в уклоне и т.п. Шолохов не лишен был галантности, что можно увидеть по переписке с актрисой Эммой Цесарской, исполнительницей роли Аксиньи.

Впрочем, вернемся к роману Д.Быкова. Роман интересный, но, на мой взгляд, написан несколько небрежно, как бы на скорую руку. Нет, в нем есть, конечно, блистательные сцены, как, например, поездка пролетарского писателя Бутыкина в Париж, для «разборок» с белоэмигрантом, казаком Манахиным, или визит Б.Шоу в СССР. Но таковых немного.

В романе мне не хватает чисто литературного наполнения, воздуха произведения, его «мяса». У Быкова люди живут, сидят в комнатах, о чем-то скучно говорят и такое впечатление, что больше ничего и никого вокруг нет: ни природы, ни страны, ни родных. Ну, достанем мы с полки, например, 3 том Алексея Толстого, перелестнем его «Аэлиту», и с первых страниц нас захлестнет жизнь во всех ее «вкусных» подробностях: Скайльс, читающий объявление Лося, женщина в ситцевом платье и с корзинкой, солдат в рубахе без пояса и в обмотках, и дует ветер по пустынной улице Красных Зорь, и шумят старые липы в сквере...

У Д.Быкова в этом отношении как-то все сухо, скупо, бедно, язык какой-то суконный, тяжелый.

Хотя тема затронута интересная!

Вышел в свет очередной опус Дмитрия Быкова – нечто с таинственным названием «ИКС». Сразу скажу, что книжечка довольно тощая, но вот что поражает – в книге 51 (пятьдесят одна!!!) фамилия. Пятьдесят одна фамилия выдуманных автором персонажей¸ не считая полутора десятков достаточно известных личностей! Пятьдесят одна фамилия – от Бутыкина с Муразовой до Трубина и Турина, и даже Голубков впридачу! Пятьдесят одна фамилия… и ни одного лица!!!!!

Есть, впрочем, лицо Кирилла Шелестова. Но было бы уж и вовсе неприлично, если бы и главного героя до полного обезличивания обкорнали. Есть «пожилые груди». Вот поболтаются чуток, да и засохнут очень скоро – долго ли им суждено жить в отрыве от родного туловища? Есть ещё посошок, втыкаемый в «черносливную мякоть» неизвестной женщины. Кстати, тут-то непременно следовало упомянуть и фамилию, и даже адресок… на всякий случай. Но самое главное – есть магическое слово «код» (припомним «Код да Винчи»). Магическое слово, внушающее надежды на тиражи и премии.

Чуть не забыл – зачем «залупа» (см. с.277)? Видимо, это и есть тот самый «икс»…

От романа остались странные впечатления. С одной стороны он «цепляет», чувствуешь себя вовлеченным в происходящие события, причастным к ним. С другой ни один из персонажей, включая главного героя не вызывает особой симпатии или сочувствия.

Книга о потерянном человеке. Главный герой, Кир, чувствовал себя нужным будучи на войне. А когда в результате ранения лишился ноги — стал чувствовать себя ненужным решительно никому. И чужим даже самому себе. И вот он просто плывет по течению жизни не понимая, и не желая понимать куда и зачем он движется. Он как бы за гранью добра и зла, цели нет, все совершаемые им поступки демотивированы, он не хочет их совершать, но совершает, не хочет произносить какие-то слова, но произносит их. Абсолютно дезинтегрированная личность, психика которой рассыпается по ходу повествования на «куски». То ли живой среди мертвых, то ли мертвый среди живых.

Интересная задумка с двумя боевыми сослуживцами-призраками сопровождающими везде и повсюду Кира. Именно на них, их словах и поступках, их отношении к происходящему держится весь сюжет произведения. Запомнились также разговоры героя с батюшкой о жизни и смерти, вере и неверии. И финал, ожидаемый, но справедливый.

В целом произведение по атмосфере довольно мрачное и депрессивное. И хотя, наверное, описанное в романе во многом правдиво, и отражает соответствующее настроение в обществе в период чеченской войны, мне хотелось бы читать более жизнеутверждающую литературу.

Первый роман, прочитанный мною у Быкова. Очень важная вещь для меня.

Понятно, что любой приличный роман — что-то вроде слоеного пирога... И кто-то пытается съесть все вместе, а кто-то слижет сверху сахарную пудру или там выковыряет изюм из начинки. А кому-то понравится нижняя корка, горелая... Для кого-то это роман о любви, для кого-то — о гибели, для кого-то — про инопланетянина Игорька и его летающую лейку...

Для меня это роман о своих и чужих. Или даже так: о своем и чужом. «Нам так редко и неохотно подбрасывают своих, чтобы мы не понимали, какой ужас — чужие. После одного дня со своим невозможно сидеть с чужими в классе или на работе, входить в метро, полное чужих тел, ложиться в одну постель с непонятным полузнакомым человеком. В своем все устроено, как надо. Нет ничего, что резало бы глаз или заставляло в смущении отворачиваться. Нет ничего, что надо преодолевать.» Я читал и думал — да, действительно, почему мы, выйдя из детского зависимого возраста, продолжаем растрачивать свое единственное и бесценное существование на чужих? Вспомните, что после встречи с Игорем вспоминает Катька о своем браке. Было понятно, что все не так и придется притираться, сживаться — ну так что же, так у всех!

Ну и зачем? Почему мы такие трусы, что боимся оказаться одни и предпочитаем жаться к кому попало? Да, своих найти трудно и искать иногда бесполезно...

И хочешь-не-хочешь — а тащишь с собою каких-то чужих даже на другую планету! Спасаешь, ага. А они будто спасибо скажут? Даже если и скажут — не порадует, потому что ты не знаешь, о чем с ними еще можно говорить, они же чужие... У Быкова блестяще разрешен этот вопрос со спасением — Катька прихватывает с собой, кроме мужа и дочери, фактически первых встречных — мальчика-дауна, чеченку, водилу... А какая разница-то, в конце концов. И потом, они же здесь пропадут — и дауненок, и чеченка... Ну, понятно, любой бы спас, потому что если не спасешь человека в такой беде — сам себя загрызешь потом...

Почему мы боимся сказать себе раз и навсегда, что чужие нам не нужны? Почему мы от них зависим?!

Есть в «Эвакуаторе» образ — апофеоз чуждости не только Катьке, но и вообще природе человеческой, на что-то претендующей. Это Таня Колпашева, этакий сгусток энтропии, с которым даже этот мир может не выдержать столкновенья. Со своим кредо: «Будете, бляди, говно жрать.»

Так вот заметьте, что Катька, для которой эта Колпашева — что-то действительно НЕчеловеческое, отвратительное до судорог — все равно зависима от нее! От бывшей одноклассницы, застрявшей в Брянске и в аду! Ведь Катька не в состоянии никак, ну никак противостоять ей, дать достойный ответ — она просто убегает, пусть не от страха, а от отвращения — но это все равно бегство... А кошмарнее всего то, что у такой, как Колпашева, тоже есть свои — это не единичное уродство, а целая толпа отморозков, ведь что она говорит? «Всех наших соберу, все тебе вспомним.» И еще — «Я за своих кому хошь глотку перерву, а на тебя, Денисова, и не плюну, как тебе глотку перервать...»

Вот так оно. У Колпашевой есть «свои», потому что тварь последняя, а трудно ли быть тварью, а не человеком? Легко и даже приятно, судя по тому, как Колпашева балдеет от собственной истерики.

А вот человеку своих найти — трудно.

А самое-то страшное, что свой, совсем свой, вообще твой человек может взять и оказаться не твоим, едва лишь ты посмеешь проявить свободную волю. Что и произошло у Игоря и Катьки. И «вечный юноша» Игорь с обидой думает: «Рано или поздно должна была найтись та, которая сгодится для долгой и счастливой жизни на Альфе Козерога. Пока даже лучшая из земных женщин сгодилась только для того, чтобы все там испортить.»

Игорь похож на ребенка, который обижен на взрослого, испортившего игру. А это была игра. В своих.

В своих играть нельзя, потому что это бесполезно, и остаются от этого лишь «выжженные планеты»...

Сначала этот рассказ показался мне одним из лучших в сборнике «Прощай, кукушка!» — действительно страшный, а главное: необычный. Без всякой нечисти, без живых мертвецов и прочего фольклора. «Анонимные ролики — вот это находка!» — думала я. А теперь я прочитала «Распознавание образов» Уильяма Гибсона, и мне стало понятно, откуда у сюжета растут «уши». Не могу не заметить, что первоэлемент — странные кинофрагменты — у англосакса развивается в детектив, в захватывающую игру, пусть даже опасную. А русский, начиная от того же компонента, пишет жутик, наводящий глухую, слепую и немую — невнятную — тоску. До чего русские ни дотронутся — все у них недотыкомка какая-то выходит, и ничего больше.

В отличие от «Орфографии» хороший энергичный слог. Читается с интересом, но нет никакой фантастики. Метафизика с душком. Новые люди — диверсанты, убийцы, шпионы.

Что может получится из избитых, искалеченных людей? Такие вот спасители Отечества!

Отличная, чистая художественная проза с минимальным элементом фантастики, и в то же время — «ужастик», нагоняющий сюрреальный ужас не хуже Кинга. И главное — такая незатейливая, простая и так трудно прививающаяся у нас мысль: «Искать оправдание злу — безумие и гибель».

Только сейчас заметил, как роман Д.Быкова «Орфография» в чем-то схож со знаменитой эпопеей Максима Горького «Жизнь Клима Самгина».

То же густое переплетение действующих лиц, неожиданно возникающих, говорящих фразы и пропадающих куда-то надолго; те же неожиданные встречи знакомых в густой жизненной круговерти, те же внезапные, мелькающие пейзажные зарисовки для обозначения места действия и характеристики морального состояния героя.

И главный герой — мятущийся, чувствующий гниение и упадок старой эпохи и подход эпохи новой, еще невиданной, нераспознанной... Герой — пытающийся найти свое место в жизни, свою идею, свой моральный жизненный стержень.

Только у Максима Горького все значительно глубже. Больше философских изысканий, отсылок к Библии, к мировой философской и художественной литературе, к теоретикам народничества, социал-демократии, марксизма. Клим Самгин видит вокруг себя чаще всего людей мелких, себялюбивых, ничтожных, малодушных и редко когда достойных. Как и Н.Гоголь, М.Горький рисует Россию тех лет, исполненную «рож и харь»(выражение Н.Бердяева).

Дмитрий Быков рисует и тех и других. Он идеализирует представителей старой, уходящей в небытие, обреченной интеллигенции. Именно их и защищал Горький от расстрела в своем письме к В.Ленину. С другой стороны Быков не жалеет сатирических красок для тех, кто принял новую власть — советскую.

Горький блестяще в своей эпопее о Самгине обрисовал эпоху рубежа веков.

Быков попытался это сделать с эпохой 1917-1919 годов. Что-то у него получилось, что-то нет.

Исследование людей советской эпохи будет продолжено в «Остромове» и «Оправдании».

Эта статья — предисловие к современному изданию «Больших пожаров». Написанная остроумно и местами даже едко, она дает читателю все необходимое, чтобы воспринимать роман не просто как текст, а как удивительный документ литературной эпохи. Статья интересна и отдельно от романа, хотя, прочитав ее, хочется прочесть и «Большие пожары», сравнить свои впечатления с наблюдениями Быкова, оценить самому. В целом это не просто анализ «Больших пожаров», а шире — анализ жанра «коллективного романа» в советской/русской литературе, так что филологам и культурологам будет особенно полезно ознакомиться.

«Единственное прибежище для всех, кому жизни нет» (с).

Так определяет писательское творчество Дмитрий Быков в своей книге «Последнее время». книжка получилась у Быкова насыщенная, в ней собраны стихи, написанные за несколько десятилетий. Стихи разные, но все их объединяет тема нашей общей неприкаянности, попытка найти своё счастье и понимание того, что «счастья не будет»:

Век наш вошел в колею, равнодушный к расчетам.

Мы-то не станем просить послаблений,— а что там

Бьется, трепещет, не зная, не видя предела,—

Страх ли, надежда ли,— наше интимное дело.

Щебень щебечет, и чавкает грязь под стопою.

Чет или нечет — не нам обижаться с тобою.

Желтый трамвай дребезжанием улицу будит.

Пахнет весной, мое солнышко. Счастья не будет.

Вот так нежно и просто: не будет счастья, будет многое: радость, весна, любовь, но не счастье. Это спокойное осознание даже пугает немножко, потому что слишком похоже на правду. Может быть, приходит такое последнее для тебя время и ты осознаёшь это. Только бы подольше не приходило!

В художественном пространстве Быкова эпохи «последних времён» нет счастья, но есть любовь. Настоящая, огромная, простая и связующая все ниточки в мире. она тот волосок, на котором держится для поэта мир:

Любовь не девается никуда, а только меняет знак,

Делаясь суммой гнева, стыда и мысли, что ты слизняк.

Любовь, которой не повезло, ставит мир на попа,

Развоплощаясь в слепое зло (так как любовь слепа).

Я полагаю, что, нас любя, как пасечник любит пчел,

Бог недостаточной для себя нашу взаимность счел,—

Отсюда войны, битье под дых, склока, резня и дым:

Беда лишь в том, что любит одних, а палит по другим.

В этих стихах и Бог, и Гумилёв, и поэт, и возлюбленная — всё подчиняется любви, всё страдает и мечется. И вновь нет выхода, вновь проблема счастья (любящий жаждет разделить это чувство со своей единственной, но этого не дано, поэтому любовь превращается в мУку).

Эта книга — раздумье поэта о своём месте в жизни, это горькое понимание несовершенства не только мира, но и своего творчества:

У меня насчет моего таланта иллюзий нет.

В нашем деле и так избыток зазнаек.

Я поэт, но на фоне Блока я не поэт.

Я прозаик, но кто сейчас не прозаик?

А вообще, неблагодарное это дело поэтические сборники пересказывать: их надо читать!

Очередная книга стихов Быкова. Я, если вижу поэтический сборник этого автора, рука сама тянется взять и обязательно унести с собой, хотя стихотворения, конечно, во многом повторяются, но... И обложка мне нравится, эта железная дорога, уходящая вдаль — символ вечного пути-блуждания российского. Очередное хождение за правдой, попытка понять, в чем оно, счастье народа, поэта, человека... Да и будет ли оно?

Музыка, складывай ноты, захлопывай папку,

Прячь свою скрипку, в прихожей разыскивай шляпку.

Ветер по лужам бежит и апрельскую крутит

Пыль по асфальту подсохшему. Счастья не будет.

Счастья не будет. Винить никого не пристало:

Влажная глина застыла и формою стала,

Стебель твердеет, стволом становясь лучевидным —

Нам ли с тобой ужасаться вещам очевидным?

И стихи, которые открывают сборник люблю особенно, потому что они о жизни и литературе. Они противоречат друг другу, с одной стороны, но лирический герой-то один, и позиция его неизменна, поэтому «жизнь выше литературы», но именно литература «единственное прибежище для тех, кому жизни нет», а это даёт уверенность, что надо делать что-нибудь ещё, «кроме жизни», а не удовольствоваться «роеньем бактерий». Да, такой вот «недовольный» жизнью превращается в мост между двумя берегами:

На одном берегу сочиняют стихи,

По заоблачным высям витают,

На другом берегу совершают грехи

И почти ничего не читают.

На другом берегу зашибают деньгу

И бахвалятся друг перед другом,

И поют, и кричат… а на том берегу

Наблюдают с брезгливым испугом.

Я стою, упираясь руками в бока,

В берега упираясь ногами,

Я стою. Берега разделяет река,

Я как мост меж ее берегами.

Я как мост меж двумя берегами врагов

И не знаю труда окаянней.

Я считаю, что нет никаких берегов,

А один островок в океане.

В книге много всего: прощание с молодостью, стихи о любви, баллады, стихи о литературе и жизни, стихи о себе, непоэте, непрозаике, несчастном, нелюбимом, не знающем жизни, требующим мщения за обиду... Он разный: тонкий и грубый, смеющийся и страдающий. И всего через край! Такого и люблю!

С какой-то виноватостью усталой

Я все свои грехи переберу.

Я не умру от скромности, пожалуй.

От сдержанности — тоже не умру.

Я также не замалчиваю факта,

Что трезвым не останусь на пиру.

Еще я не умру от чувства такта.

От вежливости — тоже не умру.

От этой горькой истины не прячась,

Я изучаю сам себя на свет.

Я не умру от стольких дивных качеств,

Что, видимо, мне оправданья нет.

Да оправдаться я и не стараюсь:

Я умирать пока не собираюсь.

Наконец-то мы имеем возможность почитать подлинный роман, во всем его блеске и широте, в толстовском понимании этого слова (ведь великий философ Н.Бердяев считал именно романы Льва Толстого лучшими в европейской литературе).

Роман Дмитрия Быкова широк по численности действующих лиц, он многогранно и своеобразно преподносит раннесоветскую эпоху, он эпичен, сатиричен, он авантюрен, он стилистически безупречен и на фоне блеклой современной литературы. Это удивляет и поражает. Как живые перед нами предстают прозаики, художники, поэты той эпохи. В собравшейся Коммуне представлены носители разных политических взглядов и мнений. Д.Быков много и красочно описывает их споры, переживания, надежды и сомнения. Параллельным сюжетом является история писателя и журналиста Ятя(Ирецкого), приехавшего в Гурзуф. Очень интересны те главы, в которых показан калейдоскоп меняющихся в Крыму властей. Конечно, с точки зрения исторической науки роман не выдерживает никакой критики. Неверно показаны действия советской власти, неточно даны образы Корабельникова(Маяковского) и Хламиды(Горького), опереточными выглядят правители Крыма. Но все огрехи искупает выбранный автором жанр оперы, допускающий условности и фантастические моменты в сюжете, упрощения и обобщения.

Но все же хотелось бы иметь в романе более четкий, выстроенный сюжет и более творческого героя. Ведь в тот период творчество писателей вспыхнуло с новой силой. Достаточно почитать мемуары К.Паустовского и И.Эренбурга. А главный герой писатель и журналист Ять только и занимается тем, что участвует в вечеринках, разглагольствует с окружающими, торчит в кофейнях, уходит из Гурзуфа в Ялту, бросая Таню и т.п. Он не написал ни строчки и неизвестно, на что он живет. Впрочем, его одиссея возвращения в Петроград описана отлично, заставляя вспомнить лучшие страницы произведений А.Толстого, К.Паустовского, Л.Леонова, Б.Лавренева.

Несмотря на некоторые недочеты, я ставлю все же высшую оценку произведению. Это лучший роман последних лет.

Несмотря на то, что роман необычен, интересен и очарователен в своей идее, не могу назвать его безупречным и разделить всеобщих восторгов. На протяжении трех четвертей текста у меня было стойкое впечатление, что мы с автором ходим кругами по одним и тем же забавным, но уже изрядно опостылевшим лабиринтам истории, мистики и словесности. Бывают такие тексты (очень редко), в которых вроде бы ничего судьбоносного не происходит, но от них не оторваться и в плавном потоке интересного повествования хочется плыть бесконечно, пусть не будет у них никакого логического финала, никакого сведения в одно сюжетных нитей. Пример из классики — скажем, «Трое в лодке», где конец как таковой не имеет особого значения, и текст доставил бы всем еще больше удовольствия, если бы продлился еще немного. Пример из современной русскоязычной литературы — «Дом, в котором».

Увы, «Орфография» в данном случае ни рыба, ни мясо. Ей слегка не хватает не то чтобы действия, но логичности и неотвратимости этого действия для того, чтобы стать романом, построенным на сюжете. Герои не сидят на месте, да, с ними все время что-то происходит, они куда-то бегут и едут, но это такое броуновское движение, которое ни в коей мере не предопределяет финальной точки, в которую они попадут. С другой же стороны, для чисто «настроенческого» текста, в котором сюжет не главное, не хватает как раз *правильного* настроения. Текст оставляет ощущение слегка болезненной тревоги и предвкушения, какое бывает ранней весной, когда еще снег, грязь и вообще мерзко, но что-то такое уже в воздухе чувствуется... Именно на таких эмоциях он написан, во всяком случае, мне так читается — и нет в нем ни Питера, ни Крыма (основные места действия), а есть некое подвешенное состояние, неопределенное место и время.

Вероятно, в том числе потому, что в романе нет одной темы или проблемы. Действие происходит в 18-19 годах в Петербурге, главный герой работает журналистом в одном из местных изданий. Разумеется, Внимание-Орфография — точнее, произведенная большевиками реформа русской орфографии — не тема романа, а только повод. Тем по большому счету две: любовь и революция. Но ни одну из них нельзя назвать главной, напротив, они обе происходят как-то на фоне всей остальной окружающей белиберды — писательской коммуны и ее склок, жизни петербургской интеллигенции в то время, мистических событий в жизни героев, шатаний, размышлений, откровенно странных вещей. Именно все эти «внетемные», не главные вещи и занимают основное пространство романа. В этом мне видится даже какой-то специальный шаг автора, сближение своего текста по архитектонике с личностью своего персонажа. Главный герой подписывается псевдонимом «Ять» и утверждает, что больше всего любит ненужные, необязательные вещи, без которых можно обойтись — как без буквы «ъ» в алфавите, к примеру. С точки зрения любовной истории героя и революции — основных тем — большая часть текста романа (описание дурацкой первомайской демонстрации, случайно встреченного героем ребенка, трагической любви пожилого писателя и юной роковой красавицы) — являются совершенно ненужными и необязательными. Мне искренне интересно, специально Быков так сделал или у него это вышло по наитию.

Другое дело, что все эти милые, ненужные и необязательные вещи, эпизоды, люди в целом создают настроение, атмосферу, но совершенно не создают сюжета. А любовь и революция прописаны не как основные темы, но даже слабее ненужных и необязательных, и сами по себе они на сюжет никак не потянут. Вот и получается, что оболочка прекрасна, но что-то неладно во внутренней конструкции, и неизбежное «что нам хотел сказать автор этим произведением» (давайте не будем вспоминать про «когда автор был жив...» и прочие неприличные подробности) не находит никакого ответа. Ощущение напряжения, ожидания, предвкушения, создаваемое текстом, так ни во что внятное и не вылилось, и революция таки состоялась без помех, и он уехал, а она осталась (а перед этим она уехала, а он остался), и вообще все пошло своим чередом. Невольно наводит на мысли: и раньше, и раньше шло своим чередом, а дело просто в своеобразном взгляде автора, через очки с цветными стеклами и искажающими линзами, и не было ничего, а даже если бы было, все было проще и страшнее, чем вам показалось.

Для Дмитрия Быкова проходящий год бедноват в литературном аспекте — не вышло ни романа ни новой биографии. Жульническая «Кукушка»( в которую на три четверти вошли издававшиеся ранее рассказы) да сборник статеек во втором календаре — очень скромно для сверхплодовитого литератора, избыточность которого раздражает очень многих. Второй сборник и потоньше и попроще первого, многовато проходных крохотных статеек с инвективами в адрес Ксении Собчак или там Билана. Не в восторге я от тех статеей, что написаны в виде воображаемых диалогов. Культуртрегерство Быкова очень привлекательно, яркость изложения и полемичность тоже в плюс — в этом смысле «Календарь-2» и вряд ли очарует и не ужаснет никого. Ожидаемо, занятно, на полку.

Вероятно, 2012 г. опять одарит прорывом — здесь и биография Маяковского и «небольшой нетрадиционный» роман, о котором в интервью автор упоминал. В конце года неминуемый третий календарь

Только что дочитала книгу. Да, многословно, но попытки пробежать глазами некоторые куски, не удались — глаз цепляется и приходится читать внимательно. Поверхностность? Не уверена, возможно, это иллюзия поверхностности. Чувство юмора прекрасное. Книга удивила и обрадовала. Теперь нужно взяться за «Остромова», т.к. «Оправдание», тоже удивившее, уже прочитано. Главное, что поражает и радует одновременно, — это факт существования настоящей литературы. Неужели «...эту песню не задушишь, не убьешь»? Язык, действительно, чудесный. Хочется пожелать автору писать еще и еще и чтобы хватило на это здоровья. Оценка:10

Писал я вот это четыре года назад, но актуально по-прежнему. Всего лишь нужно изменить «осенние выборы 2007-го» на «зимние выборы 2011-го».

ИММАТРИКУЛЯЦИЯ

Роман Быкова надо было бы прочесть до выборов осени 2007, но ведь книга тогда ещё не вышла (подписана к печати 5 мая 2008). Наше сегодняшнее будущее, которого можно было тогда опасаться, казалось не совсем понятным лесом Стругацких. К тому же осенью прошлого года было намного заметнее неодолимое желание самых вёртких вовремя попасть в нужный, правильный списке. «...некоторым казалось, что если не будет никакой идеи, то не будет списков ради идеи. А теперь оказалось, что идеи нет, а список есть». В настоящий момент всё это выражено не так ярко, неловкости не вызывает, многие уже стратифицировались соответствующим образом.

Я, конечно, снизу мало что вижу, но списки, конечно, и сейчас составляются. Разные.

И будущее по-прежнему, как у АБС — тёмный лес.

Очень интересное произведение. И не только фигура Горького, но отлично отрисована сама эпоха, которая формировала таких людей, и, в свою очередь формировалась под влиянием таких гигантов. К писателю можно относится по разному, но величина его вклада в литературу и формирование мировоззрения( а через это и на всю эпоху) неоспоримо.... Отлично. рекомендую!

Замечательный роман Дмитрия Быкова. При первом прочтении он мне даже как-то не показался, но оставил приятные воспоминания; вот недавно я вернулся к нему вновь. Сейчас осознаю его глубину, многоплановость, значительность, как весомого среза жизни 20-х годов прошлого века, о которых пишут не так уж много. Изобилие героев немного напрягает, но со временем к этому привыкаешь, в эту многолюдность ныряешь, как в море, выискивая жемчужины, ради которых и существует великая литература. Радуешься, что традиции Алексей Толстого, Леонида Леонова, Ильфа и Петрова не исчезли. Хороший язык, замечательно воссоздан фон действия. Затронута очень редкая и интересная тема — общество мартинистов... А главное- узнаешь людей, обстановку, надежды, чаяния, заблуждения тех лет. Известно, что реальный Астромов(Остромов) получил 3 года лишения свободы. А как сложилась его судьба после заключения?... Что касается книжного Остромова, то лично он для самого себя казался обманщиком и авантюристом, для окружающих его учеников он был и Учителем(как для Дани) и Парапсихологом, и Лекарем — смотря кто и что брал от него и затем развивал в себе. Остромов действительно был Катализатором. Благодаря ему Даня Галицкий развил свои способности, стал летать(левитировать- как в книге), сумел бежать после ареста из тюрьмы. Но на новый этап перейти не смог. Станет ли он Учителем для мальчика Кретова? Или же будет арестован и уже не спасется, т.к. утратил способности? Ответ остается открытым.

Попробую и я поделиться впечатлениями об этом романе.

За его чтение взялся спонтанно — никогда не обращал внимание на творчество Быкова и считал его в основном, как сейчас принято говорить, «медийным персонажем» и в лучшем случае фельетонистом. Приступить к такому большому для меня произведению побудили, конечно же, фантлабовские отзывы.

Начало двадцатого века и период русских революций всегда меня интересовали, так что с ходу могу выделить первый плюс — реалистичность всех описаний. Дело даже не в том, что фантастическое допущение такого, что его и «фантастическим»-то сложно назвать. Скорее, подкупает «атмосферность» романа — масса точных и правдоподобных описаний, переданных соответствующим той эпохе языком. О, язык — это ещё более явное достоинство романа! Читая это произведение, буквально наслаждаешься каждым абзацем. Даже не верится, что это написано в двадцать первом веке, больше похоже на неторопливый и вдумчивый язык наших великих романистов девятнадцатого столетия. Выскажу крамольную мысль — наверное, на протяжении половины романа я не обращал особого внимания на основную сюжетную линию, с удовольствием погружаясь в калейдоскоп «маленьких», но таких показательных эпизодов и интересных размышлений о жизни и родине.

К сожалению, не считаю себя большим знатоком русской литературы начала двадцатого века и наверняка большая часть аллюзий, которыми пронизан роман, прошла мимо моего понимания, но и распознавание замеченной части увлекло.

В романе нашлось место и комичным и трагическим эпизодам, очень живо переданы характеры персонажей.

Несмотря на занимательность повествования, это точно не развлекательный (в плане приключений) роман, приступая к его чтению, лучше настроиться на серьёзные мысли.

Сначала хотел снизить свою оценку за многословность (томик получился увесистым, около семисот страниц), но потом передумал и поставил максимальную оценку за возможность прикоснуться к действительно «большой» литературе.

Есть такие рассказы, которые сразу обо всём, настолько они многосмысленны. «Прощай, кукушка!» вроде бы обо всём, но по сути ни о чём. По крайней мере так казалось на протяжении всего рассказа до пятой части. А там... Неожиданный и эффектный финал поставил всё на свои места: рассказ-то оказывается об альтернативной истории, а в таких делах каждая мелочь важна. Так что характер моего отзыва может быть оправдан тем, что я впервые прочитал Быкова только сейчас и абсолютно не знал, чего от него ждать.

Как-то поленился ознакомиться с содержанием а зря: в книжке пять новых рассказов, а 11 из ранее изданного сборника «ЖД». Знал бы- ни в жисть не купил. Собственно из пяти рассказов «Христос» и «Черныш» построены на одном приеме с введением ложного следа, рассказ про обитель скучен и, хочется думать, все же не набросок романа. Рассказ про Ленина забавен и неплох, «Лето в городе» лично мне созвучен, но воображения не потрясает. Хотя, возможно, чувство досады от покупки осетрины второй свежести сказаллось и на восприятии пяти новых.

А был ли мальчик?

Этой незамысловатой цитатой из Горького Дмитрий Быков вывел простую логику всего романа.

Воистину, что может быть легче для понимания, нежели ровная, как линейка, аллегория: мальчик Петечека, прошедший путь от начала и до конца романа — как шарж стремительного падения русского общества. От милого, нежного, но голодного мальчугана, хранящего в себе тепло прошлой жизни, до истощенного желтолицего нищего, на детском лице которого навеки теперь уже сохранилось выражение злости и озверение на весь белый свет.

Разве можно было точнее показать Россию? Быковские игры с постмодернизмом, аллюзии, подставные фамилии и характеры, винегрет из истории и выдумки — все это лишь вуаль, накинутая на историю с мальчиком, которого все видели, но никто так и не смог спасти.

А что до отмены орфографии... наверное, так и должно быть. Когда уничтожают язык, умирает и носитель.

Практически с первых страниц, по духу, личным ощущениям, роман напомнил мне такие вещи Стругацких как «Дьявол среди людей», «Поиск предназначения». Напомнил естественно не сюжетом, а характерной атмосферой изображаемой реальности.

Наличествует сильный посыл к тому, чтобы еще раз пройти по путям собственного осмысления затронутой эпохи, хотя несостоятельность допущения послужившего, как я понимаю, толчком к написанию романа очевидна сразу.

Наличествует сюжет, который держит читательский интерес вплоть до последних страниц.

К сожалению окончание книги, как художественного произведения, слабо. Мне кажется стоило завершить роман сценой гибели ГГ в болоте. Все — это апофеоз. Далее продолжается работа мысли читателя, если он вообще о чем либо думал до этого самого момента, читая книгу. Т.е. все остальное, после сцены гибели — этакий сеанс магии с разоблачением — лишнее. Видимо, тут сказался, журналистский, но не Писательский, профессионализм — обязательно изложить собственную т.з. подведя итог всему описанному, не допускающий никаких иных трактовок.

А после столь жестко определенной позиции автора, собственно говоря, и размышлять над книгой далее не возникает желания — можно лишь согласится и принять позицию, или не согласится и забыть — точка поставлена.

Читано вслед за «Орфографией».

А собстенно, — почему бы не использовать эту книгу соответственно подзаголовку, почему бы и не попробовать взлететь. Взлететь над суетой? Даниилу Галицкому это удалось.

Вопрос в том — достанет ли у вас веры, что левитация в принципе возможна, что вы сами способны оторваться от мирского, насущного, простого житейского. Ну, это, конечно, как кому повезёт с учителем. Дане повезло. Сумел убедить его Борис Николаевич в собственных силах, сумел подвигнуть на перемену внутренней сущности. И прозрел наш герой, сумел увидеть сложность нашего простого мира и смог перестроить себя соответственно с новой концепцией.

И уж неважно, что по сути своей Остромов обыкновенный аферист-проходимец-авантюрист, знакомый даже с самим Остапом Ибрагимовичем (Бендер и бендеровщина бессмертны). Важно, что он стал для Галицкого катализатором, триггером возвышения над буднями, проникновения в тайны бытия, нахождением истины.

По наблюдениям Остромова мальчик был туповат. Но как раз это-то ему и помогло открыть новые слои существования. Он просто поверил, и не знал, что такого не может быть. С бытовой точки зрения Даню обманули. Цинично надули. Выманивали у него деньги, забивали мозги всякой ерундой... Но взамен он получил всё-таки нечто великое. Неоценимое никакими деньгами. Он получил — ИСТИНУ!!!

По прочтени романа из глубин памяти всплыло — «Тьмы низких истин нам дороже, нас возвышающий обман» и ещё «Человек сам кузнец своего счастья». Про то и книга.

И ещё про то же, что и «Орфография» — про нужность ненужного, про неоценимую пользу бесполезных занятий, про незаменимость «лишних людей».

А теперь смело забудте всё, что я тут понаписал и прочтите «Остромова» сами.

Был много наслышан. Решил убедиться. Убедился — не померла русская литература купно с русской орфографией (именно так — с маленькой буквы).

А «Орфография» с прописной помнИлась мне великой аллегорией, переосмысливанием через года и поколения драматических, а вместе с тем, местами и комических событий первых послереволюционных лет. Но переосмысливание это представлено не с точки зрения класса-гегемона, а с точки зрения упразднённых людей. Ну, это, конечно всё на поверхности, явнее явного. А копнуть поглубже это осмысление и нашего, по сути своей тоже послереволюционного времени. Находишь множество параллелей в началах нынешнего и прошлого веков. Остались те же устремления думающих людей и те же инстинкты толпы. Остался тот же идиотизм властей, питающийся энтузиазмом масс, ожидающих коренных перемен к лучшему, но дождавшихся сами знаете чего — реформ ради реформ.

Отменялось тогда, и отменяется теперь всё якобы ненужное. Отменяется всё, что нельзя съесть или надеть. А так ли уж и ненужно это ненужное?

По-моему роман как раз о необходимости необязательного. Не для всех, конечно, а для гуманитариев создающих духовные сокровища наций. Но орфография-то отменена для всех. Вот герои и борются — кто за старую орфографию, кто пытается создать новую. А главное-то в том, что в конце-концов все приходят к пониманию, что нельзя без правописания, без общего языка, иначе как поймут соотечественники друг-друга?

И ещё — где-то у АБС было «Думать — это не развлечение, а обязанность!». Так роман Быкова и об этом тоже.

В художественных работах такого уровня оцениваются не сюжет или правдоподобность персонажей (не МТА, чай, писал), а изменения, приносимые в контекст самим фактом существования текста.

И в таком ракурсе видно, что «Оправдание» — текст не революционный, но корреляционный. В нем нет ни единого нового персонажа, ни свежего сюжетного хода, ни новой идеи, ни новой морали. Это плохо? Вовсе нет. Задачи не было такой.

А вот что есть — перекрестки, созданные «Оправданием» между дотоле как бы самостоятельными текстами, согласование и сопряжение. Даже, возможно, уяснение и четкость парадигмы, в которой сыгран текст. И значит, странные «похожести», гулкое эхо в, казалось бы, только еще становящуюся литературную традицию — не случайны.

Строго говоря, роман не фантастический. В «Казусе Кукоцкого» и то фантастики больше — как минимум на целого ясновидящего врача. Похоже? Похоже; вот спокойные в чистой совести советские люди, доверяющие своей правоте не меньше, чем христианин на римской арене — Благой Вести. Вот хрупкие прекрасные женщины, с которых буран событий безжалостно обдирает душу, оставляя их в нашем времени — заживо разлагающихся дементивных старух. Вот ограбленные чуть ли не «в час зачатья» дети, так и не уясняющие, по чему(кому?) же они всю жизнь тоскуют. Глухое недоумение репрессий, изматывающая работа войны, опустошенность вернувшихся. Эпоха, чоуш.

Однако, эпоха — не главный герой текста. И вот тут начинается самое интересное. Главный нерв — парадокс постсоветского умника, в чем-то рифмованный с парадоксом блатняка. Остановлюсь на последнем поподробнее. Парадокс блатняка — это постоянное противоречие между глухой, какой-то пренатальной тоской по чистой самоотверженной любви и циничным отвержением самого ее существования. Отсюда и вечный образ матери (как разрешенной аберрации); и многочисленные истории о женской подлости; и жуткое стремление всякого носителя этой культуры, столкнувшись со случаем реально-самоотверженной любви, пытаться ее уничтожить хоть и убившись об нее самому — либо докажу себе, что это опять обман, либо умру счастливым, всё в выигрыше…

Постсоветский умник со своими эмоциями справляется. Но в абсолютно аналогичный капкан попадает на телеологическом уровне. Вся, начиная с Венички и не кончая Тимом Скоренко, наша умная литература — это коллизия отчаянного поиска смысла одновременно с холодным анализом и развенчанием любых уже существующих осмысленных моделей мира. Интеллигентское «он врёт, он не знает, как надо!» звучит с той же интонацией, что и профанное «все бабы бляди!».

Текст Быкова шляется по смыслам, как шансонет — по лебедям; безнадежно, но не умея остановиться. Великий вопрос телеологии — «ЗАЧЕМ?» задан целой эпохе, и автор отбрасывает вероятные ответы один за другим. А потом так же отбрасывает и невероятные. Не встанет в дверях Гумилев с пробитым лбом, не выйдут из темноты чекисты Дзержинского, замученные принявшими их облик марсианами — но не выдавшие тайны Мавзолея. Ни Фоменко, ни Радзинский; ни бог, ни царь и ни герой — любой версии «Оправдание» равнодушно кидает в лицо «шлюха»… И попытка понять — остается немолчной, гормональной, нутряной жаждой. Неинтересно как, за что и почему, утомило кто виноват и что делать — но зачем, зачем?...

И вот эта борьба потребности и убеждения в ее неисполнимости — структурирует императивы текста; постсоветика принципиально не может иметь хэппи-энда (как фэнтези не может его НЕ иметь) — Из Малой Глуши, на самом-то деле, никто не выходит, какие бы слухи не ходили, и что бы вы не видели собственными глазами. Лично мне было интересно, как обыграет автор третье Чистое (кстати, решение показалось несколько натужным), но версии о том, что Рогов найдет какой-то вменяемый ответ — не было. Сам жанр утверждает, что вменяемых ответов — не бывает.

Что никак не мешает ему их мучительно искать.

Ну, какая эпоха, такой и Грааль.

Езжай же, Дмитрий Львович, и да хранит тебя Пречистая Дева

Приступая к прочтению данной книги у меня было определённое опасение — Быкова писателя я знал, а вот о Быкове драматурге не знал ничего. В целом положительных моментов от прочтения книги оказалось гораздо больше, чем отрицательных. Быков ещё раз показал, что ему любые жанру по плечу, будь это роман, биография, стихи или пьеса. Современная драматургия вещь особенная и на большого любителя. В этом сборнике Дмитрию удалось пройти по тонкой грани и не свалиться в отчаянный постмодернизм, хотя без этого не обошлось, не впасть в эпигонство (возможно, что ценители современной драматургии со мной не согласятся и скажут «это было у того-то или того-то»), и создать нечто своё, чего на современном театральном пространстве мне встречалось редко и немного в другой плоскости интерпретации. На лицо все признаки современного театра — задействование зрительного зала как участника спектакля, шокирование публики тем, что происходит на сцене (но нынче этим уже и не удивишь), отсутствием героев как таковых. На лицо фантастические сюжеты, если не сказать фантасмагорические, которые позволяют немного по другому взглянуть на окружающий нас мир, через призму другого восприятия.

Если говорить о пьесах, то, на мой вгляд, они не все одинакового уровня. Первые две — вещи очень сильные, хотя и по написанию их разделяет десятилетие. Здесь и театр абсурда, и интерактивность, и юмор, и многое другое. Всё это узнаваемо, а потому актуально, вопреки прошедшему времени. Абсурдистская идея самозарождения символа России и история отношения с властями начинают первый слой, в котором Быков сталкивает имеющуюся реальность в восприятии человека с объективной реальностью, которая и приводит к описанно в пьесе ситауции. В пьесе «Сцены конца века» перед нами разыгрывают пьесу с героями, которые «уходят» в народ. И это тоже вариант взаимодействия «театральной», постановочной реальности, с реальностью актеров, которые играют эту пьесу и зрителей, которые вовлечены в это действо.

Пьеса «Ставка» очень психологичная вещь, но в значительной степени перегржунная дополнительными смыслами, намёками и так до конца и остаётся непонятным вымысел или бред воспалённого сознания героев пьесы (пойди определи это выжившие наследники царского престола или больные люди, с поределённой идеификс). кому-то подобные психологические игры могут понравиться, но я себя к любителям подобного направления не отношу. Здесь конфликт с реальностью доведен автором до максимума — столкновени реальностей происходит в пределах одного человека (во многом именно это мы и склонны расценивать как проявление шизофрении).

Наконец последняя пьеса с самыми угадываемыми пресонажами, хоть и не озвученными. Несмотря на всем известную завязку, история совсем не о том. Это крах современного человека, отсутствие чувств, трудности в понимании истинных внутренних интенций, проблемы безответной любви. Заглавие пьесы «Никто никого не любит» напрямую связано с разрушением тех реалий, которые присутствуют у каждого героя пьесы. И на самом дела одна «идеальная» реальность, сталкивается с другой реальностью, которую рисует другая участвующая сторона. Это есть определенная деструкция создаваемой разумом реальности, при столкновении с действительностью. В итоге мы живем совсем не в том мире, который нам представляется и это своеобразная утопия или антиутопия, в зависимости от того, с чем привык сталкиваться тот или иной человек.

В итоге сборник из разных по времени созданию пьес можно воспринимать, как связанный единной целью — борьба субъективной и объективной реальностей, в различных аспектах жизни человека. Быкову удалось написать интересные пьесы, а потому читателям, следящим за данным специфическим жанром, а может и будущим зрителям, этот сборник будет весьма и весьма интересен. Также будут порадованы поклонники творчества автора, которые могут открыть новую грань таланта писателя. Всем остальным книга может показаться специфичной (такой жанр драматургия sic!), а потому кому-то понравиться, а кто-то просто не поймет зачем нужна эта книга.

Пожалуй, главное произведение автора — м.б., не по замыслу «написать главное», а по результату. В отличие от попыток современной прозы, прибавляет Быкову очень заметно. Даже лучше его стихов. Даже лучших из них.

Пронимает: вечером на улице задумываешься — ты сейчас или в 20-м? Последействие.

Ильф и Петров, Булгаков, Шагинян, Достоевский, Гоголь — оммажи?

Волошин, Грин, Гумилев, Рерих, Хлебников, Тренев (пьеса)... — созвездие прототипов.

Объем: глобальность «на балансе тютюнниковой жадности»(Д.Быков).

Стиль — пэчворк, фенечка.

Да, самородок, но с примесью свинца.

Очень странный роман...

Если бы его было правильно оценивать только как литературу, я бы дал... допустим, 7 из 10. Проблема, однако, в том, что после «Остромова» у читателя остается не послевкусие, как после обычной (пусть даже и гениальной) литературы, а ощущение того, что автор нашел то измерение, в котором читатель пребывает, сам не зная этого, и до, и во время, и после чтения романа — говоря иначе, «Остромов» интересен не как роман, а как откровение, совпадающее не с мыслями читателя, а с его чувственным, внелогическим опытом. В этом плане роман сравним с «Учебником рисования» М.Кантора, но Быков гораздо искуснее, и там, где у Кантора ругань и философия (как все мизантропы, он любит смешивать эти две вещи), Быков создает мощную волну — у него уже не только мысль, а сверх-мыслие, потому что не доказывается логически (логика в романе вообще сводится к полифонии зачастую ошибочных или неполных мнений разных персонажей), а овладевает психологически — от романа так просто не отвяжешься. Быков, как известно, хвалил Кантора — теперь он его еще и превзошел. Отличный религиозный роман. На тему? Есть такой опыт из школьной физики — потереть стеклянную палочку о шелк. Здесь: потереться сложному о простое, как в последней сцене, и разойтись, ибо мир этот так устроен, что не разойтись нельзя. Наблюдаемый при трении эффект называется христианством. Толку от него (в масштабе того школьного опыта, который можно назвать жизнью) — ноль. Что и доказывается, если после «Остромова» обратиться к «Оправданию». Все остальное — ад и пожирание. После быковского романа занавес мира делается прозрачнее, а cкрежет, хруст и чавканье — громче. Но это не страшилка. 10 из 10.

Прочитав почти 600 страниц стихов Быкова, я пришла к неожиданному выводу. Быков нифига не поэт. Нет у него такого специального поэтического органа. Объяснюсь: его стихи выглядят как рифмованная проза, причем зачастую формата не рассказа, а эссе. Я не вижу в них какого-то важного тонкого качества, которое делает, собственно, поэзию поэзией.

У Быкова есть: интересные темы и умный взгляд на них. Некоторая толика житейской мудрости. Изрядная толика самоуничижения вкупе с самолюбованием. Но при всем при том его темы и выводы из них — они слишком прозаические в прямом смысле этого слова. Слишком детальные и серьезные для стихов, что ли.

У Быкова нету: красивого слога. От слова вообще. Ведь как мы обычно читаем и запоминаем поэзию — по звучанию нескольких слов, и то, что именно эти слова оказались в одном предложении вот в таком порядке, делает сами стихи хорошими или плохими, запоминающимися или скучными. Какой смысл в словах «ниоткуда с любовью, надцатого мартобря»? — в отрыве от контекста никакого, есть общее *ощущение*, которое они производят на читателя, внутренняя музыка. А у Быкова если какие-то фразы и запоминаются, то не потому, что это красивые или точные поэтические фразы, а потому, что в них облечены умные мысли. Ту же самую мысль можно было бы выразить иначе, и ничего бы не было потеряно. В его стихах нет, мне кажется, важного качества стихов в принципе: невозможности что-то изменить без утраты прелести текста. Когда каждое слово здесь именно потому, что здесь нужно именно оно, и стоит именно в том месте, в каком должно стоять. По стихам Быкова складывается впечатление, пожалуй, неряшливости. Такое чувство, что он подбирает слова под рифму, не заботясь особо о том, подходят они сюда или нет, не заботясь особо о звучании целого. Выходит более ли менее рифмованная проза, которая на самом деле ничего не потеряла бы, если бы она стала нерифмованной.

Я не говорю при этом, что Быков плохой поэт — скорее, он слишком хороший прозаик, который может писать и так, и сяк. Непохоже, чтобы он хоть где-то готов был пожертвовать общим смыслом или общим посылом ради красоты строфы — скорее наоборот. Просто он невнимательно относится к форме как таковой. Еще довод за это — постоянные цитаты «из классиков» внутри текста, сходу не приведу примеров, но это несколько выбивает — когда в тягостном грязноватом описании какого-нибудь неказистого любовного приключения встречает три слова из Пушкина, которые выглядят там, мягко скажем, не к месту (как издевка одновременно и над Пушкиным, и над собой).

В целом — Быкова интересно читать, и много раз за сборник я думала нечто вроде: как точно подмечено, как он прав и тд. Но при этом в голове на уровне «хожу и напеваю» ничего не отложилось, вообще ничего. Все-таки я запоминаю сначала на слух, а потом по смыслу, поэтому Быков для меня как был прозаиком, так и останется. Ей-богу, в Тургеневских зануднейших пяти несчастных стихотворениях в прозе поэзии куда больше, чем здесь.

По-настоящему понравилось и зацепило именно «на слух» (по смыслу тоже, конечно): «Новая графология-2».

Очерк как очерк, но эскиз усредненного сценария 70-х про город и деревню конгениален

Не лучший по составу сборник статей Быкова. Первую часть – «Портреты» — составляют очерки о Гоголе и Набокове, Шаламове и Бабеле и проч., часть из которых и раньше была издана. Все и впрямь познается в сравнении, но тяга к сравнительным жизнеописаниям, выстраиванием пар типа Ленин-Блок, Тухачевский-Ходорковский, Гумилев-Черный обретает несколько навязчивый характер( я все не могу избавиться от навязчивого послевкусия биографии Окуджавы именно из-за маниакального навязывания понравившейся Д.Л. мысли о том, что Булат Шалвович – аватара Блока). Вторая часть сборника – «Персоналии» — больше на злобу дня и чувство досады, что автор тратит время на вдумчивое препарирование хамства сотрудников «Эхо Москвы» или Константина Эрнста, не перевешивает удовольствие от точности большей части наблюдений Быкова на сей счет. Все равно, что из пушки стрелять по воробьям. Понятно, что компетентность, эрудированность, полемический задор и умение придать актуальность смыслам от Д.Л. никуда не делись, но сборники получше( да хоть и «Календарь») с его статьями издавались.

Очень впечатлило место, где Ленин накануне августа четырнадцатого направился к толкователю снов. Долго хохотал. Более, что в моём представлении все эти психологи точно так себя и ведут :smile: Странно, что на ОЗОНе книжку за 49 руб. отхватил всего. Так как совершенно прекрасное произведение! Твердая «десятка» :smile:

М.М. Бахтин высказывался в том смысле, что романист (в отличие от автора рассказов) тяготеет к незамкнутым, незавершенным структурам. Прочитав этот роман, добавим: и к непостигнутым. Если «Оправдание» — не вполне роман, хотя бы пот.что его сюжет может быть адекватно пересказан вкратце, то второй роман Быкова хорош уже тем, что ставит большую проблему, причем такую, что вкратце даже пересказать ее невозможно: ибо вкратце будет «как прожить жизнь?», а наиболее честным ответом будет проживание ее. Или, как выражается Грэм, есть истории, которые без пули в конце не закончишь. Написать такой кирпич, это, конечно, не то, но это менее не то, чем свести проблему жизни к некоей теореме, воплотимой в нескольких словах. Быковский Ять, понимая, что жизнь нестатична, бессмысленна, тупо циклична — выбирает отказ, но те, кто остался внутри отвергнутой им жизни, по сути, и выполнили задачу проживания жизни, как бы ничтожны ни были их результаты. У Ятя же единственный результат — это давшееся ему наконец прочтение книги Клингенмайера, из которой он узнает, что все это бессмысленно. А то он этого не знал?

При всём моём уважении к поэзии и поэтам, я не думал, что найдётся кто-то из этой братии, кто сможет в стихотворной форме так точно и подробно передать ощущение ночного вокзала и поезда, тихо, словно наощуп, проходящего полутёмную станцию по дальним путям.

Даже не так. Я не думал, что подобные стихи смогут так хорошо передать мои впечатления.

Понравилось с первого раза. С удовольствием слушаю эту вещь в песенном варианте. Не надоедает.

Энергетическое видение таково, что роман написан другим человеком.

А вот концовку написал Д.Быков. Поэтому такое несоответствие.

Кто бы он ни был — ему спасибо!

Если сравнивать с другими двумя романами «О»-трилогии, то это худший из романов. «Оправдание» было прекрасно неимоверно, гениально, страшно, сильно, врезалось в память, точно нож. «Орфография» была затянута, но, в целом, интересна, нейтральна, точно взгляд со стороны на 1918 год. «Остромов» скучен. Он неимоверно затянут при том, что событий в нём практически нет. Длиннейшие диалоги, маловажные сцены перемежаются искромётной быковщиной (ах, какая сцена съёмок пира аристократов!), но этого не хватает. Потому что главные герои вдруг оказываются неважными, и особенно жалко прекрасную Надю, потому что Быков просто слил её в отстой, не зная, что делать, лишил её мира просто так; и Остромов, такой величественный, вдруг стал жалким мошенником, и даже Даня ни на что не решился и остался никем. Аллегория примерно ясна: в холодном 26-м ничего другого быть и не могло. Но очень хотелось хотя бы надежды. А её нет.

Достойное издание статей Быкова, преимущественно биографических очерков. В этом году вообще с изданием публицистики получше чем с художественными новинками: Лурселль, Басинский , Юзефович – лучшие книги года. Быковский сборник год завершает и его же «Остромова» дополняет. Быков собрал висевшие ранее в интернете очерки про Домбровского, Леонова, Олешу, Панферова и проч., добавив для этого издания ряд новых. Многое я читал и ранее, но идея собрать очерки в отдельный том определенно здравая.

Получил примерно, что и ожидал. Роман Быкова о ленинградских масонах 20-х годов примерно в манере «Орфографии» вряд ли мог получиться плохим – так и оказалось. Хороший роман. Описание «бывших», ряд сцен с сеансами Остромова и в тюрьме – просто прекрасны. На мой вкус, в романе уж очень много авторских отступлений, суждений, что делает его отчасти авторитарным и душным. Понятно, что Быков считает период нэпа окончательным угаром и падением хуже революции, периодом отказа от «сверхчеловечества» — но абсолютность этой спорной оценки излишне педалируется. В «Оправдании» оценка всех опытов по созданию «сверхчеловеков» куда как более нелинейная и «Остромов» на фоне первого романа выглядит тяжеловесным. Очень много в описаниях персонажей от коллекционерства, несколько гадливого описательства – а положительных героев всего два. Сцена встречи между ними мне напомнила «Дерни за веревочку» Рыбакова. Последнюю часть можно было бы и не писать – экзотика восхождения к эонам не так уж и интересна. «Остромов» менее богат на ярких персонажей и удачные сцены чем «Орфография», но высокий уровень романа не вызывает сомнений.

Инопланетяне — не инопланетяне, апокалипсис — не апокалипсис. Всего понемножку, да и куда-же без размышлений о чувствах, о жизни, о том куда катится мир и куда скатились другие обитаемые миры. Дейстивие разворачивается ровно, нет шараханий бешеной лошади из стороны в сторону. Сюжет не нов, всё зависит от мастерства писателя, что-бы читатель не заснул уже на первой главе. У Быкова вполне получилось справится с задачей. Было интересно наблюдать как персонажи реагируют на те или иные ситуации, как пытаются осмыслить и сделать выбор, когда появляется шанс на спасение. А нужен ли такой шанс и такое спасение?

Концовка, нда, концовка, но в принципе не всё так уж и печально, как некоторым представляется.

Не знаю, если честно, чего я ждала от этого романа вообще (истории про обстановку на дорогах?) и от Быкова в частности (чего-то очень злободневного, остроумного и с большой долей политики). Все не то. «Эвакуатор» — история о том, в какие игры играют взрослые люди. И какие сказки они друг другу рассказывают.

Сказка, кстати, стандартная — вариация на тему бесконечных Золушек, внезапно встретивших прекрасного принца, который придет и спасет. Ну и что с того, что принц на самом деле представляется инопланетянином, который увезет героиню от всех наших российских бед и катаклизмов в прекрасное далеко. Тожет ничего себе вариант, тем более, что про «принцев не бывает» мама говорила, а про инопланетян предупредить явно забыла — отчего бы не поверить. И вот инопланетянин рассказывает свои байки про прекрасную родину, а девочка слушает, слушает..

Кажется, Быков задался целью доказать, что женщина любит на самом деле вовсе не ушами. Точнее, ушами — ровно до определенного момента. А потом уже надо переключаться на другие способы, иначе уйдет, уйдет, и никакие красивые слова и богатое воображение не сравнятся с грубой реальностью. Мужчинам, навреное, обидно)) Как же так, а ведь всегда говорили!..

С другой стороны, красивые слова и богатое воображение героя оказались настолько хороши, что их хватило на целый роман. В обоих смыслах слова «роман», да. И это было действительно интересно читать — при всем безумии выдумки. Прежде всего интересно потому, что хоть это и сказка, но безнадежно взрослая, то есть, несмотря на действительно фантастические допущения, она все равно развивается по взослым законам реального мира — что делает ее очень похожей на правду. Настолько, что страновится даже страшновато местами, хотя и прекрасно осознаешь, что тебе просто рассказывают историю. А еще одна особенность этой «взрослой» сказки о принце — отсутствие традиционного морально-нравственного урока. Наверное, потому, что если рассказчику быть честным с собой, то урок выходит в том, что инопланетян не бывает, как, впрочем, и принцев.

Не могу сказать, чтобы у Быкова был какой-то выдающийся собственный стиль. Скорее суть его стиля заключается в удачной компиляции чужих цитат. Честное слово, я мало где видела, чтобы при таком объеме цитирования все было исключительно к месту и в тему. И вполне логично, книжные взрослые говорят цитатами, как книжные дети, да. Слог с одной стороны очень простой, но именно такие «внешние» украшения и делают его весьма интересным.

Несмотря на то, что я слегка разочарована концовкой («принцев не бывает, ыыы! :weep: ), мне все равно, пожалуй, понравилось.

К сожалению, а может и не к сожалению, не смог осилить этого текста, хотя с огромным удовольствием прочитал «Эвакуатор» и «Оправдание».

У меня лет двадцать назад был такой оселок, на котором я проверял и правил интеллигентность, пусть дадже и кажущуюся. Я просил почитать горьковского «Клима Самгина», а потом интересовался мнением. И как-то так было, что большинство из моего окружения понимало и принимало этот многотомник примерно близко (не одинаково, нет, но — близко).

Теперь, пожалуй, я буду всем совать «ЖД». Чтобы понять, у кого юмор и стеб, а у кого ксенофобия и расизм, у кого внимание к языку и стилю, а у кого трудные слова и выводы пролетают мимо мозга со скоростью пули, для кого — фантастика и альтернативная история, а для кого — пародия на существующий строй и политическая агитка.

Хороша агитка, в два тома...

«Автор не хотел возбуждать национальную рознь, а также оскорблять кого-либо в грубой или извращенной форме, как, впрочем, и в любой другой форме. Но это, конечно, никого не колышет.»

Это он написал в предисловии, но никого, действительно, это не колышет.

Итак, попробуем решить, что это просто очередная «альтернативка». Если так, то вот такой расклад. Есть страна, в которой коренное население не умеет ничего, кроме как жить на своей земле. Но земли своей у него нет, потому что последнюю тысячу или более лет население это завоёвывают по очереди южные «хазары» или северные «варяги», которые смертнымбоем бьются друг с другом на просторах этой страны, потому что своей страны у них просто нет. Варяги строют империю, цель которой всегда — уничтожение собственного коренного населения. Хазары занимаются разрушением этой империи и созданием корпорации и корпоративных отношений. А кто в корпорацию не включен или не нужен — вымирай себе дальше. Одни — вояки, растреливающие своих больше, чем врагов, другие — торгаши, ссылающиеся на историческое свое право руководить всеми и везде. А народ? А что народ. Народ — безмолвствует... И ходит история по кругу, сменяется власть в России и в Москве. Идут революции, все более и более уменьшающие население страны, все менее и менее дающие в итоге... И по кругу ходит народ, чтобы не пришел конец, вернее, чтобы не началось начало. Нет истории. И не надо ее.

«То, что могло неармейскому человеку показаться бессмыслицей, на самом деле бессмыслицей и было, но это великая тайна не для всех. Могучую системообразующую силу бессмыслицы — ибо все смыслы могут когда-нибудь оказаться неверны, бессмыслица же никогда, — понимали по-настоящему только военные люди...»

Посмеяться над узнаваемой армией и поплакать от смеха и не только от него не желается? Кто любит Платонова — найдет в этой книжке язык. Кто любит Войновича — найдет едчайшую и злющую сатиру. Но это не Платонов и не Войнович — это Дмитрий Быков. И он сегодня — лучше.

«Пауков был блестящ... Пауков говорил резко, отрывисто, команды подавал с такой яростью, словно от рождения ненавидел всех своих офицеров и солдат, — в этом смысле он был истинный варяг, природный северянин, чья генеральная цель не столько захват земель или обращение в бегство противника, сколько максимально эффективное истребление собственных войск.»

И пошло-поехало об армии. О СМЕРШе. О политработниках и о командирах. Да каким сочным языком, да с какими поговорками, приметами времени, с какими рожами этих офицеров и генералов... Но если подумал читатель, что вот так и пойдет дальше, успокоился, стал зачитывать отдельные хохмы вслух, чтобы получить одобрительный хохот со стороны отслуживших свое коллег, то он глубоко ошибался. Вдруг меняется стиль, меняется язык. И уже интеллигенция обсуждает устройство России.

«Все говорили, будто постоянно перемигиваясь: строчки, фамилии и филологические термины служили для этой же цели. Для непосвященного разговор был темен: непосвященному деликатно указывали на место.» Ох, как знакомо, не правда ли? Попадешь этак вот в группу единомышленников и единочитателей, да вдруг и не читал, не смотрел, не слышал что-то. И оказываешься в стороне, а там и вообще — не с ними, снисходительно поглядывающими на неразумного с высоты своего тайного знания. Как? Вы не читали этого-то? Не смотрели такой фильм? Нет мнения о таком режиссере? А вот такая фамилия и новое направление в философии вам тоже неизвестна? Вы — не наш!

«Возможно, дело было в том, что с ним не спорили; он произносил реплику, возникало ироническое, перемигивающееся молчание, кто-то весело говорил: «Да ладно», и разговор менял русло. ... Никто не говорил ему грубого слова. Его просто не принимали всерьез...»

Поубивал бы, ей-богу!

А потом опять поворот сюжета, и уже Москва глазами девочки-школьницы.

А потом еще поворот — и губернская жизнь, прямо по Салтыкову-Щедрину... Но не буду, не буду цитировать. Это надо читать подряд, а не выхватывать по кусочку, тем более, что «вкусностей» много, а вырывая по клочку, в крошках теряется весь смак...

Да, кстати, о вере там тоже есть. И монастыри описываются, и служение монастырское — без всякой пародии, без оскорбления чувств верующих. Поэтому верующим книжка тоже рекомендуется мной для прочтения и раздумий.

...И про любовь. А как же жизнь — без любви? А книжка — о жизни все-таки.

»...Мы будем с тобой тосковать друг по другу долго и счастливо. Ты всегда будешь обо мне мечтать и никогда не будешь со мной жить. А я всегда буду тебя любить, петь и плакать, шить и распускать. Ты всегда будешь уезжать за день до того, как тебе станет скучно со мной.»

Да, а кончится все хорошо. Любовь — она же сильнее всего, в том числе и войны и хождения по кругу и вообще...

Полнейшая чушь и вымысел г-на Быкова, наверное он плоховато знал историю, так как в книге полная путаница с датам (что смешно даже читать, и он не удосужился даже заглянуть в энциклопедии и справочники? :lol:), но здесь можно ответить самому себе на этот вопрос словами г-на Быкова, которые я от него очень часто слышу с экрана телевизора , где его часто приглашают в качестве псевдоэксперта в разные второсортные программы — «В этой стране пипл всё хавает, вот и пусть хавает!» Такая книга была бы актуальна на волне полнейшего «дурильника» в начале-середине 90-х годов , но не сейчас! Полнейший лит. полит. заказ (наверняка не совсем дешёвый), коньюктурщина и пасквиль! Хотя от этого автора этого и ждут его «спонсоры» из-за кардона! А не писать ему нельзя — отлучат от «грандовой кормушки» :lol:

К сожалению не смог осилить всего огромного текста в своём сознании. Где-то смог понять о чём говорит автор, где-то нить его повествования ускользала от меня. Самое главное жутко запутался со всеми этими фамилиями второстепенных героев. И кроме того, опера иногда переходила в оперетку и не всегда было понятно зачем это автору. Наверное, в моём случае, можно было последовать совету автора и попробовать прочитать только основной текст, уж больно застревал я в описаниях и терял смысл написанного. Только под конец начал разбираться кто и что из литературы здесь представлены и поверьте мне это требует не школьного уровня знания литературы (его я знал неплохо), а необходимости пойти и поискать первоисточник.

Тяжелый текст требующий работы и многое зависит от настроения в момент прочтения. Возможно, что перечитав леть через десять, как всегда выявятся другие моменты и будет другая оценка написанного.

Дмитрий Быков он и есть Дмитрий Быков. Довольно смешно, довольно остроумно, читать интересно. По стилю – то же самое, что его «Правда», то есть тем, кому авантюрный роман о Ленине не понравился, конспиративный роман о Пушкине тоже читать не следует. Сам себя Быков прописал в романе аж трижды – в образе Большого Писателя и ещё в паре мест в других ролях. Откровенно прикалывался. Вообще, весь роман – это псевдоисторический прикол, завязанный на том, что Пушкин – потомок негров, владеющий их тайными знаниями и способный предсказывать будущее. Честно говоря, на один зуб роман, не смотря на большой объём. Мастер захотел прикольнуться, мастер прикольнулся.

Дмитрий Быков войдет в историю как самый плодовитый публицист страны, работающий в темпе счетверенного пулемета. При этом хорошо пристрелянного пулемета. И даже не пулемета, а многоствольного гибрида, в который семья и школа связали пулемет, огнемет, гранатомет и специальную штуку, выкидывающую фарфоровые банки с ипритом. Быков еженедельно пишет десяток колонок в разных журналах, ведет передачу на ТВ, выступает на радио, пишет стихи и издает две-три прозаических книги в год – причем во всех ипостасях он прославлен и повсесердно утвержден. Правда, лично мне преставляется, что заточен многопрофильный автор, прославившийся в свое время как главный обозреватель первого в СССР цветного еженедельника, именно под газетную публицистику. Во всяком случае, ее я всегда читал легко и с удовольствием. В то время как иные грани автора предпочитал не воспринимать – возможно, потому, что не люблю ТВ и поэзию. Стыдно, но я так и не сумел дочитать исполненное Быковым стихотворное приложение к горячо любимому мною роману Лазачука и Успенского.

Да и вообще с книгами вышел почему-то похожий раскардаш – я активно пролистывал каждую новый новый роман Быкова и через пару минут понуро ставил его на полку. Какими-то мимоходящими представлялись мне эти книги. Это относится не только к романам (каковых в творчестве Быкова меньшинство), но и к гибридным формам вроде опер, биографий, киноновеллизаций или политсказок.

«ЖД», официально именуемая поэмой, оказалась первой книгой, которую я смело купил и первую сотню страниц которой (из семи) промахнул с удовольствием, близким к наслаждению. Потому что писал их вырвавшийся на волю газетчик, которому уже не запрещалось отрывать нос от фактов, но при этом газетчика еще не уносила в горние выси мелодия фразы и высшая, поэтическая правда.

Сюжет «ЖД» всем известен: в России идет очередная бессмысленная и беспощадная гражданская война между либералами и консерваторами. На самом деле война не гражданская, потому что сошлось в ней не коренное население, а оккупанты, правда, давно окопавшиеся и уверовавшие, что эта земля была нашей. Официальная власть принадлежит варягам (военным и чиновникам), которых можно узнать по иезуитской беспощадности и стремлению истребить подчиненных. Против них выступают хазары, они же ЖД, они же евреи, убедившие себя, что именно они, а никакие не русские исторически населяли Русь. Отягощает ситуацию необъясненный распад Каганата (Израиля), а главное – смерть нефтяных рынков в связи с открытием универсального топлива, находимого везде, кроме России. Коренное население представлено васьками – безобидными спившимися бомжами, которые бормочут на своем языке «Некось на голубу дорого возбить оболок», ходят по кругу и легко отдаются под самую жестокую руку, — хотя могут одним словом из трех букв поднимать ураганы.

Лихо стартовав, сюжет быстро выдыхается и начинает, подобно васькам, ходить по кругу: Быков добросовестно, а местами и искрометно излагает паралельные истории аж четырех разноплеменных пар, само существование которых представляет угрозу мирозданию – и потому должно быть пресечено случайными асассинами. Беда в том, что Быков перебирает с дискретностью повествования, которое пытается компенсировать фабульными рифмами. Получается натуральная поэма, в которой звонкая фраза совершенно гасит действие и героев, вышедших, увы, довольно плоскими носителями генеральной функции (военный – жесткий, слетевший губернатор – потерянный, девочка – честная, туземка – решительная).

Воздух литературной свободы сыграл с колумнистом, привыкшим втискиваться в 60 строк, дурную шутку. Быкова подвело трудолюбие: он слишком долго и много работал над «ЖД» и ему, видимо, слишком жалко было резать по наболевшему – и даже исправлять явные блохи, выскочившие из-за того, что книга писалась приступами (например, один из героев вскакивает в случайный поезд под понукание автора «выйдешь из повествованья – и вернешься в эпилоге» — однако ж возвращается задолго до эпилога).

Мог выйти жесткий, многоуровневый и прозрачный роман страниц так на 450 – а вышел рыхлый сноп, который скучновато доковыривать и благожелательному читателю, который таки устает восторгаться ясностью слога и твердостью мысли. Рекламные обещания «книги века, которая делит читателей на яростных поклонников и оголтелых противников», некорректны. Хорошая книга – но недотянутая. А ведь могла бы. Что и обидно.

Это, так сказать, на общечеловеческом уровне. Теперь о том, что показалось забавным лично мне.

Во-первых, Быков не смог выстроить полноценную систему полюсов зла. Варягов он описал с праведной ненавистью, честно и узнаваемо. А хазары получились лукавыми зайчиками, все претензии к коим легко объясняются латентным антисемитизмом героев, сквозь которых сочится повествование. В результате смысл борьбы с хазарами остается непонятным – веселые же, кормят же и не убивают же, а высокомерность уж как-нибудь пережуем. Хотя достаточно было бы любой фразы о богоизбранности и примате хазарской крови над прочими, вложенной в уста хазара, а не его оппонента. Быков, регулярно клянущий свою полукровь, не мог этого не понимать.

Во-вторых, неправильным вышло коренное население. Русская литературная традиция кормить с ладошки несчастных мужичков столь же стара, сколь и оторвана от жизни. Но системообразующая ошибка в другом: в системе Быкова язык коренного населения не может быть славянским. Коренное население России говорило на финно-угорских и тюркских языках, которые, по уму, и должны были впитываться васьками с молоком матери и противостоять славянским, греческим, семитским и прочим пришлым.

В-третьих, я читал «ЖД» с растущим возмущением. То есть сперва, конечно, порадовался за Быкова, который, оказывается, не только для Лазарчука стихи пишет, но и книги самого Лазарчука старательно читает и заимствует из них сюжетные ходы – вот вам «Мост Ватерлоо», а вот и «Колдун». Потом выяснилось, что Быков вообще знает и любит отечественную фантастику – и тут число реминисценций перевалило порог приличия: навскидку отмечу только людей в роли домашних питомцев из «Чуши собачьей» Лукина, заменитель нефти из «Моста Верразано» Мирера (а что, где Ватерлоо, там и Верразано) и закольцованные рельсы из «Голубятни на желтой поляне» Крапивина. И тут возмущение мое лопнуло с хихиканьем. Потому что возник в тексте эпизодический персонаж по фамилии Бахарь – а именно так Быков назвал в свое время статью о Михаиле Успенском. И тут же другой герой не к месту, но с толстым намеком, сказал, что были такие всадники со станции Роса. А это, если кто не помнит, название первой части крапивинского «Мальчика со шпагой». А «ЖД», стало быть, не только поэма и лучшая книга столетия по версии бахаря Успенского, но и тайное импринтинг-пособие, с помощью которого мейнстримовский автор внедряет в подкорку читателей базовые элементы неБолЛитры.

Что является еще одним микроповодом для включения Дмитрия Быкова в учебники литературной истории.

Написано прекрасно. Живой быковский язык, с кучей отсылок на известные всем афоризмы, народные выражения, цитаты из книг. Хорошее, точное описание действительности, современности.

Читается легко и с интересом — с самого начала романа, где герой узнаёт про то, что он находится в неком таинственном списке, и до самого конца. И в конце пропадает всё: и фамилия Свиридова из списка, и интрига романа, которая удерживала эту заинтересованность. Чувствуешь себя обманутым — тебе на протяжении трёхсот страниц обещали что-то невероятное, раскрытие какой-то тайны, а в конце обманули, не дав ничего, даже конфетки в утешение.

Может, конечно, следующие части трилогии расставят всё по местам, но от этого романа испытала некое разочарование.

Книга превосходнейшая. Читалась с неослабевающим интересом. Автор не только любит и ценит Окуджаву, но также сумел проявить максимум объективности в анализе его личности. Оценки произведений — обоснованные, несмотря на спорность некоторых интерпретаций. Хотелось бы немного больше о композиторском, а не только литературном даровании Окуджавы. Историко-культурный фон показан просто здорово. Маловато про сыновей и вторую жену. Маловато про отношения с Натальей Горленко и ее месте в его жизни. Убедительно показано главное — цельность личности Окуджавы и ее сохранность до самого конца. Спасибо автору. Теперь обязательно прочту его книгу о Пастернаке.

Как всегда (позволю себе это безапелляционное «как всегда«!) — огромное удовольствие от прочтения. Книгу смаковала долго, читая ее — в бумажном виде, конечно, ибо Быкова покупаю однозначно, «чтоб было», — параллельно с разнообразной фантастикой с экрана. Контраст разительный в подавляющем большинстве случаев: на экране было — «написанное», в руках — «литература».

Замечательный стиль. Очень живое, реальное, атмосферное и эмоциональное действие с абсолютно живыми же героями. Интересное, сложное, увлекательное. Ирония и слезы, смех горечь, — все сплетено, как в жизни. Абсолютно узнаваемые — при том неожиданные — исторические персонажи. Опять же узнаваемые — и парадоксальные — ситуации.

И ранжированный текст. Главное/второстепенное. Попробуйте прочитать только главное... хотела бы я посмотреть на такого читателя!

Перечитывать буду всенепременно. Слегка завидуя читающим в первый раз...

Огорчительно бессюжетная вещь, на мой взгляд. В тексте есть фабула, в тексте есть персонажи, множество метких умных наблюдений, ситуаций, но нет движения-сюжета: следом за завязкой не обнаруживаются ни развитие, ни финал. Монолитно-неизменный герой проходит сквозь гротескную кафкианскую ситуацию... как нож сквозь масло. В результате «Списанные» воспринимаются как череда интересных репортажей о современной России, энергетически не связанных между собой. Возможно, трилогия целиком даст другое ощущение, но тогда уж не стоило акцентировать внимание на том, что тексты могут читаться по отдельности.

Автор берет едва ли не самую болезненную для современной российской истории тему — историю сталинского периода, — и с присущим ему изяществом заворачивает вокруг поговорки «кто все поймет, тот все простит», в общем-то, выворачивая формулу наизнанку. Оправдания ведь не ищут там, где нет вины — но упрямая, фанатичная потребность вроде бы довольно вялого и невыразительного героя найти рациональные обоснования, необходимость, высокий смысл репрессий заставляет подозревать, что он не только пытается утвердить и оправдать, но и сакрализовать саму идею. Цепочка подмен понятий, психологических игр с самим собой — и вот из нескольких фактов создается реконструкция Оправдания. Логическая и эмоциональная последовательность так хорошо построена, что до самого конца — довольно неожиданного, — подозреваешь в авторе единомыслие с героем. Концовка все расставляет по местам.

Крайне рекомендуется читать начинающим оправдателям всего и вся. Матерым, боюсь, не поможет...

«И вот он едет...»

Говорить, о чем именно этот роман — как и со всякой хорошей книгой, — довольно бессмысленно; он о многом, и многие найдут здесь что-то свое, личное. Может быть, это роман о любви — а, может быть, и об ответственности? А, может быть, о невозможности любви и счастья в безответственности, в попытке сбежать, «эвакуироваться» от всего того и всех тех, за кого ты в ответе. Недаром ведь распадается, расползается, как ни сшивай, полусказка-полуигра героев. Тщательно простроенная попытка к бегству внутрь сказки самой своей логикой показывает всю бессмысленность такой затеи — но в самой игре, которая за единственную ночь заставляет героиню сделать шаг от незрелой взрослости к зрелости, есть высший смысл. Так от чего эвакуирует эвакуатор? От нестерпимой реальности — или от вечного ожидания, что кто-то другой спасет, починит, расставит по местам?..

Книга удивительная. В ней так хитро сплетены самые важные и интересные вопросы, что читать её можно в любое время и каждый раз находить среди героев — себя и близких, а при чтении описаний событий и настроений людей испытываешь дежа вю, потому что видишь что-то подобное в современности. Реформа орфографии — лишь ось, вокруг которой вращаются события. В какой-то момент о реформе вообще забывают все, потому что орфография — это такая условность, когда решаются вопросы жизни и смерти, любви и ненависти, правды, предательства, совести.

Роман можно читать и перечитывать, потому что ни с одного, ни с двух прочтений невозможно найти всё то огромное количество параллелей с реальными событиями, какие имеют место быть; невозможно распознать все ходы автора, который соединяет быль и небыль, вымысел и реальность.

Авторский искромётный юмор заставляет смеяться над невероятно комическими ситуациями, в которые попадают его герои, и этот смех перемежается горечью событий 1918 года. И это и есть жизнь: горькая и смешная, смешанная, противоречивая.

Странный получился роман. Как это сделано, вроде, совершенно понятно: берется скелетик кафкианского «Процесса» – в качестве затравки – и погружается в насыщенный раствор быковской публицистики. Постепенно скелетик обрастает интеллектуальными кристалликами, которые, если не приглядываться, могут сойти за сочное мясо реальности. Но реальность в романе отсутствует – есть только механически опредмеченные в ситуациях и персонажах мысли автора (порой очень любопытные) по поводу этой реальности.

Автор, как та лисица, знает много вещей и щедро делится своими познаниями с персонажами-марионетками. Получается этакая пластмассовая полифония, начисто лишенная диалогичности. Одновременно те же марионетки кто бочком, кто ползком пробираются на закрепленные за ними места в галерее типов современной России. А куда им болезным деваться? 186 персонажей в поисках автора… Хорош главный герой (Быкову вообще удаются параноики), но – здесь это уже отмечали – зачем было делать его двадцативосьмилетним? Сергей Свиридов представляет поколение, к которому принадлежит сам Дмитрий Львович (р. 1967); у людей 1980 года выпуска уже совершенно другое отношение к спискам, кровавой гэбне, поискам смысла… да и к тому, кто список санкционировал, наверное, тоже.

Однако прочитать роман, несомненно, стоит: не ради монотонно горестных замет сердца, но ради холодных наблюдений ума. В романе читатель найдет и хорошо сделанные эпизоды, и точные формулировки, и неглупый пафос. Авторов, способных к интересному анализу социальной действительности, в нынешней русской литературе слишком мало, чтобы пройти мимо нового цикла Дмитрия Быкова.

Тревожная книга с достаточно неожиданным финалом, увы, не оставляющим надежд. Смесь «Процесса» Кафки и публицистики самого Быкова, с перевесом в пользу (в пользу ли?) публицистики. Хотя сам автор еще в эпиграфе, похожем на таковой только по оформлению, расставил все точки над «i» по поводу упреков в журнализме. Возможно, он прав: не стоит усугублять и без того кафкианскую атмосферу периода «кризиса смыслов» излишней абстрагированностью. Есть риск задохнуться сразу.

Читать было сложно, но бросить, не дочитав? Не тот случай.

Для меня это самый лучший роман Д. Быкова. Прозрачная идея, красивая реализация (хотя, парадоксальным образом, оправдание террора, действительно, получилось убедительнее, чем развенчание попыток понять/простить).

В последовавших вещах Быков («Эвакуатор», наверное, исключение), к сожалению, стремительно впадает в чудовищное многословие, забалтывая хорошие идеи.

«Избыточность – мой самый тяжкий грех», – рисуясь, признается автор в своем стихотворении. А гордиться тут особо нечем... В общем, первый блин оказался вполне ничего — тонкий, с дырочками; потом автор решил печь суперблины, наливая в сковородку того же теста, но едва ли не доверху. Жертвами мегаломании, как водится, становятся преданные читатели.

Не устаю восторгаться Быковым — публицистом. Но Быков — писатель для меня пока не однозначен.

Этот роман, по-моему, слишком идеологизирован и политичен, слишком плотно заполнен мыслями и рассуждениями, логическими построениями и теориями автора, которые они щедро раздал многочисленным героям повествования. Здесь нет места для художественных описаний, лирики и прочих красивостей. Только события, факты и теории. Хороши описания/характеристики многих действующих лиц, спору нет, сделаны они мастерски, но сухости изложения это не меняет.

Ассоциативно: вспоминались «Жиды города Питера» АБС...

К концу романа плотность теоретических умозаключений возросла, и читать стало утомительнее. Ну, вот как-то не настраивается восприятие на такой стиль, требует большей описательности, индивидуальной психологичности, и все тут.

А может, просто читать надо медленно, раздумчиво... но вот не получается, автор сам задает высокий «темпоритм» своего произведения. А в итоге — в памяти остаются разрозненные моменты: яркие элементы сюжета, выразительные образы. Но — и только.

Ильич — жертва обстоятельств, милейший жулик, случайно ввязавшийся в революцию — это, как минимум, неожиданно. Очаровательная книга. Порекомендовала друзьям. Но раздражает небрежная редактура. Ощущение, что все делалось в спешке и не перечитывалось. Например, с. 646 — «- Товарищ Ульянов, вы арестованы...» Хотя персонажа у них зовут Ленин (Спб, «Амфора», 2005).

Если составлять всероссийский рейтинг самых нелюбимых авторов из школьной программы, думается, Горький если и не займет первое место, в тройку лидеров войдет точно. Тем приятнее, что Дмитрий Быков (тоже ведь в советской школе учился и «Песню о Буревестнике» с признаками соцреализма заучивал) сознательно идет против течения. Книга эта совсем не похожа на занудное литературоведение, написана живым и доступным языком. Учитывая объем «исходного материала»(сколько всего написано Горьким и о Горьком!), очерк получился не слишком большой, но охватывающий всю жизнь писателя, без длиннот и общих фраз. Быков касается не только важнейших произведений Горького, но и весьма деликатных вопросов (что важно — с тактом и уважением): «Почему великий писатель-гуманист восхищался сталинскими лагерями?» или «Женщины в жизни Горького»... Как написал когда-то Евгений Евтушенко, «поэт в России больше чем поэт». Вот и Горький определенно больше чем просто писатель. Поэтому, создавая биографический очерк о нем, Дмитрий Быков пытается ответить и на глобально исторические вопросы. Например, об Октябрьской революции — что это было, большое недоразумение, погубившее великую и процветающую страну, или все-таки закономерность? А дикий российский капитализм, который в современной России активно строится без малого 20 лет — благо для страны или, может быть, шаг назад?.. Сломать массовые стереотипы посредством одной книги, конечно, не получится, но уже то, что Дмитрий Быков задает такие наболевшие вопросы (и о Горьком, и о российской истории в целом) это хорошо.

Впевые взялся за прозу Быкова. В ней угадываются черты его великолепных стихов – и в самом деле. Вещь очень странная, своеобразная. Она пахнет страхом, в первую очередь, каким-то страхом и безысходностью. Создаётся ощущение, что в России всегда жили и живут одни юродивые. В 90-е годы молодой человек отправлятся в сибирскую глубинку искать своего деда, вроде как не расстрелянного в 1938. Весь роман пронизан красивыми витиеватыми описаниями и мельчайшими деталями. Сюжет нелинейный, всплывают отрезки разных эпох и времён. Странные, печальные разговоры, странные люди. Это сложно описать. Это просто Быков, в данном случае – альтернативный историк. Его стиль прекрасен. Страх в этом романе – чудовищен. Это красота ужаса, та самая. Это стоит того.

«Списанные» послабее прежде прочтённых мной романов, не скрою. Но в целом написано приятно и красиво, по-быковски, да. Молодой человек попадает в некий список (из 180 человек), из-за которого у него появляется туча неприятностей. Просто туча. И приятностей – тоже. Что за список – так до конца и не понятно, его в итоге вычёркивают, но ничего, ничего не изменяется. Вообще ничего. У меня создалось ощущение, что это искромётный и остроумный роман о пустоте и бессмысленности. Или, наоборот, о наполненности и смысле. Сложно сказать. В целом, приятно, но следа не оставляет.

Об этом романе можно писать отдельный пост. Отдельный обзор. Отдельную аналитическую книгу. Потому что это размах, эпика на уровне «Тихого Дона», безумно спорная и мистическая, но невероятно интересная. Быков – гений, и ничего другого тут не скажешь. Какой мастерский, блесящий у него язык! Тысячу местных говорков, тысячу стилей и жанров, жаргоны и высокие академические стили, стихи и прозу, энциклопедическую сухость и паустовскую развёрстость, он смешивает в «ЖД» всё, и каждое слов звучит как отдельная песня, безграничной мудростью и остроумием. Это даже не спорно – это, скорее, фарс, эти хазары, которые на самом деле евреи, и эти варяги, которые на самом деле русские, это диковинное местное население, взрывающаяся Москва, сотня героев, и каждый прописан так, что представляешь его, как живого, и 700 страниц на одном дыхании, и жаль, что закончилось, потому что хочется ещё. Это безумный, безумный, безумный, безумный мир.

Если роман «Оправдание» был о страхе, то роман «Эвакуатор» — о любви. Это сплошные диалоги, фарс и феерия, сказка странствий и непонятно что в одном флаконе, написанное прекрасным быковским языком и напоминающее чудный фильм «Счастливые случаи» с Винсентом д'Онофрио. Просто игорь любит Катю, и поэтому он – инопланетянин, он – эвакуатор, что-то странное и волшебное, и он летает на садовой лейке, приколоченной гвоздём к полу сарая, а вокруг взрывается Москва, и скучает муж, и спит дочка, и вопит свекровь, а вокруг целый мир, но они – двое – строят совершенно другой мирок, свой собственный, маленький, настолько волшебный, что дальше уже и некуда. Ай, Быков прекрасен.

Не знаю, кто такой Чертанов (говорят, что это женщина), но в романе – фирменный прекрасный быковский стиль, как всегда разный и удивительный. Это не роман, а чёртов стёб, остроумный и добрый, про милого и обаятельного бабника Ленина, придурочного Кобу, злобного потомка Рюриковичей Дзержинского, несуществующего на самом деле Троцком и прочих персонажей. Всё так переврано и перекручено, что даже и не думаешь воспринимать это как правду, но зато весело, приятно, не отрываясь, и главное – беззлобно, радостно. Пересказывать это нельзя. Книга полна не только иронии, но наделена огромным количеством аллюзий, я, верно, и десятой части не поймал, она населена цитатами, она дышит и живёт. Это великолепный фарс, стёб, я даже не знаю, как это назвать, это что-то ильфопетровское.

Нечитанный прежде сборник рассказов Быкова во-первых не имеет никакого отношения к роману «ЖД», а во-вторых мне очень понравился. Действие цикла из 12 рассказов и в самом деле происходит на железной дороге – это диалоги в купе или на путях, или в плацкарте, или просто странные вещи в поездах. В сборнике несколько и внецикловых рассказов. Рассказы – страшные и смешные, остроумные и не очень, но все – интересные, красивые, с великолепным быковским языком и жонглированием смыслами и словами. Особо понравились «Можарово» (это вообще отпад), «Миледи», «Работа над ошибками», «Киллер». Есть и слабые довольно рассказы («Предмет», например), но это мелочи. Быков – да-а, Быков, как всегда – ого-го!..

Странный роман. Как все у Быкова — другой. Не такой, как остальные. Он и в самом деле похож на русскую орфографию. Тут есть сильные и чёткие моменты, как согласные «б», «р», «к» — когда Ять успокаивает мальчика Петечку, когда старик Борисоглебский разговаривает с матроснёй в кинотеатре, когда арестант избивает зарвавшегося доносчика и говорит: это я сделал, берите меня. И против этих страшных моментов выступают безумно красивые, но потерявшие смысл буквы ер, ять, фита – сложные и многословные, отвлечённые разговоры и размышления ни о чём, пустота нового искусства и поэзии конструктивизма. Самое интересное Быков выделяет полужирным шрифтом, то, что можно пропускать, и то, что слишком скучно, — курсивом, и самое смешное, что он совершенно прав в блестящей, сознательной оценке своего текста. Это страшный роман. Ни один другой роман Быкова так не скорбит о судьбах русской интеллигенции времён революции (в этом он несколько перекликается с «Чапаевым и Пустотой» Пелевина), ни один – не страшен и безнадёжен настолько. Потому что с русской орфографией умерло всё. Всё, чем жила русская интеллигенция, нищая, жалкая, но бессмертная.

Прекрасное эссе Дмитрия Быкова! Несмотря на то, что текст написан в 2006 году, все вполне актуально. Очень меткие характеристики йеху-персонажей, точное описание их замашек, нравов и пристрастий. Большое спасибо Д.Быкову за его талант, гражданскую позицию и ...мужественность.

Варяги северны корнями,

Хазары же — южны кровями.

Они воюют: лёд жжёт пламя.

Или совсем наоборот.

Давно дерутся две оравы,

Их манит власть не ради славы.

И ждёт, открывши рот, расправы

Покорный коренной народ.

Вот что я написал 22 апреля 2005 г. сразу по прочтении журнального варианта романа:

Дочитал роман Дмитрия Быкова «Эвакуатор» (тот вариант, что вышел «Полдне»). Чтение начал по дороге в Киев на «Портал», потом пришлось прерваться, поскольку текст этот лучше читать на трезвую голову. Спасибо Нику Романецкому, передавшему мне 2-ой номер «Полдня«!

Вещь из ряда вон выходящая, что называется «удар под дых». Роман наивный и глубокий, трагический и смешной, непредсказуемый и угадываемый в своих наворотах. Социологам и политологам, анализирующим российскую действительность далеко до Быкова, который легко, мимоходом, одним точным предложением, умным абзацем, хулиганским приколом расставляет нужные приоритеты и акценты: «...левые и правые в российской политике всегда умудрялись промахиваться мимо огромного главного, с издевательской точностью попадая в десятистепенное...», «...каждый живёт, будто делает нелюбимую работу — и главное, стопроцентно бессмысленную...», «Почему это мы не какаем?!» Тем самым Катька, тогда четырёхлетняя, сразу становилась ответственной за то, что воспитательница тоже не какает»...

Тарабарский язык эвакуатора Игоря с Альфы Козерога, его межзвёздный корабль, похожий на садовую лейку, печальная атмосфера романа, посткатастрофические пейзажи заставили меня вспомнить фильм «Кин-дза-дза» Георгия Данелии. Но если уж и проводить подобные аналогии, то «Кин-дза-дза» у Быкова — намного болеее страшная, безысходная, крепко привязанная к нашим сегодняшним событиям, аппроксимированным в ближайшее возможное (ох, не надо нам такого) будущее. А ещё — это роман о большой любви: высокой и одновременно приземленной, о любви настоящей. Кто хоть раз любил по-настоящему и, что очень важно, любил взаимно, тот не найдёт в описании любви Катьки и Игоря фальши, безоговорочно поверит в их чувства, провалится в роман и будет мучиться и биться о холодные стены мира вместе с ними. Влюблённым нужен высокий покровитель: Царь, Бог, Люцифер, Воланд...

«Потому что любовь — это выход из всех договоров, из всех раскладов,

Выпаденье из всяких рамок, отказ от любых конвенций,

Это взрывы, воронки, шлагбаумы, холодные ночи,

Танцы на битом стекле, пиры нищеты и роскошь ночлежек,

Нескончаемая тоска полустанков и перегонов,

Неописуемый ужас мира, понимаемый по контрасту...»

Быков в тексте довольно часто апеллирует, обращается к фильмам, стихам, прозе других авторов. Иногда кого-то обличает. В частности, досталось Веллеру. А вот смешная фраза про братьев Стругацких, которая вызовет особенно довольную улыбку у поклонников АБС, поскольку роман впервые вышел именно в журнале Бориса Стругацкого: «...по сравнению с личной жизнью подруги Лиды, чей муж вообще таскал её в байдарочные походы и постоянно цитировал бр. Стругацких, наш был ещё приличный, даже с проблесками понимания».

Я пишу всё это сумбурно, только что закончив чтение романа. К тому же, я здорово получил по мозгам, наткнувшись на фразу, напечатанную мелким шрифтом в конце десятой главы: «О том, что случилось дальше, читатель сможет узнать из последней главы романа. Полный текст выходит в издательстве «Вагриус» в марте 2005 года».

Книги у меня пока нет, возможно, последняя глава «Эвакуатора» перевернёт-изменит мои впечатления от романа. Но ведь ЖЖ тем и хорош, что в него записываешь мысли, которые волнуют тебя сегодня, сию минуту. И я хочу написать здесь и сейчас: ПРОЧИТАЙТЕ РОМАН!

«Дядя Коль явно хотел сказать ещё что-то, но не знал, как; когда такие люди хотят привести последний и безоговорочный аргумент в свою пользу, они приписывают к заявлению «Прошу в моей просьбе не отказать».

22.04.2005

Настоящий роман. Сейчас они измельчали, на прежние мерки теперешний роман — не больше, чем повесть. А вот Дима Быков (пусть он меня простит, но иначе его назвать язык не поворачивается) написал настоящий роман. С множеством действующих лиц и мест. Начинается действо в Петрограде перед Октябрьской революцией, но основная часть событий происходит в 1918 году. Как и теперь, тогда было время великих перемен, поэтому не удивительно, что в романе много параллелей с современностью. Свобода слова, судьба новых поколений, СМИ и власть...

У большинства лиц, фигурирующих в «Орфографии» есть прототипы. Я это знал, когда начинал читать и всё стремился их идентифицировать. Чуковского и Луначарского определить несложно по фамилии, Хлебникова тоже можно, Маяковский узнается на раз. Горжусь тем, что по каким-то мелким чертам угадал Блока. А вот Горького в Хламиде не узнал.

Но главное в романе — не знакомые лица в придуманных обстоятельствах, а мысли. Сколько читал, столько удивлялся, как и почему роман не разобрали на цитаты. Меткое афористичное высказывание можно найти на каждой странице. А язык! Я люблю хороший русский язык, поэтому, читая «Орфографию» просто пищал от восторга. Атмосферно. Девятнадцативеково. Революционно. Орфографично. Жалею, что не выписывал цитаты пока читал, но это хороший повод перечитать еще раз (а я очень редко перечитываю книги — за всю жизнь по пальцам можно пересчитать).

Что еще? Ах, да — главного героя зовут Ять, а, как известно, большевики ять отменили. Такая беда. А моя оценка, известное дело, 10 баллов. К прочтению настоятельно рекомендую.

Грубое и сумбурное изложение. Сравнения — претендуют на ироничные, а в действительности позорно убогие и ущербные (а-ля лес очищался от ночной тьмы, как ноздря очищается от насморка при повороте на другой бок). Сюжет — неинтересный, до конца не дочитала. Очень впечатлили «хазарские» мантры: обнаружился-де новый вид топлива, весь мир его использует, а в России и на Ближнем Востоке его нет вообще. Видно, автора сильно беспокоит, что Израиль — единственное государство на Ближнем Востоке, в котором нет нефти. Оценка — 0 из 10.

Книжка эта, прихваченная мной на парусную регату, безусловно, производила впечатление на окружающих.

И объемом (при том, что при редактировании была сокращена на треть), и названием, и даже портретом автора на реверсе обложки (“Лицо, обезображенное интеллектом”, — подытожила коллега из Ижевска, глянув задумчивому Быкову в глаза). Ну да, ну да, я была не права: в “пляжные” книжки “Орфография” решительно не годится, — как ни хороша.

Чтобы получить удовольствие, требуется не слишком расслаблять мозговые извилины и помнить школьную программу по лит-ре хотя бы на уровне “кто написал поэму “Двенадцать”. Иначе половина забавностей и занятностей — долой. А их в романе — целые россыпи.

Жанр — “полуфантастический гротеск о русской революции”. 1918 год, отмена орфографии. Чтобы филологи не пропали с голоду, гуманные большевики собирают их в коммуну на Елагином острове и пытаются пристроить к делу. То список чтива для рабочего класса закажут составить, то историю окрестных фабрик описать (“Получившийся продукт с самого начала выходил за рамки добра и зла. Это была причудливая смесь всех стилей площадной литературы, от милорда глупого до житий. Начиналось эпически — с описания дальней деревни Лыткарино, затерявшейся середь лесов темных да лугов тучных...”). Как сами понимаете, ничего хорошего из этого не выйдет... В качестве героев выведены реальные знаковые фигуры вроде Маяковского (Корабельников) или Луначарского (Чарнолуский). Так что можно поиграть в “угадайку”. Кстати, одним из прототипов ключевого персонажа Ятя (лишней буквы и лишнего человека) выведен Виктор Шендерович. Так что книга не только о литературе и революции, но и немного об НТВ.

Очень слабо, начало неплохое, сюжет начинает развиваться, а дальше все хуже и хуже.Задав неплохой почин (Главный герой, в меру успешный телевизионный журналист, узнает на границе, что он попал в какой-то список, потом он выясняет, что таких как он уже две сотни, они организовывают встречи, где рассуждают и выдвигают теории, что это за список).Быков начинает описывать одно и тоже, шедро добавляя филосовские размышления о Путинской России, очень подробно описывает взаимоотношения «списочников», подает идею, что в России времена и нравы Союза никуда не ушли, а только была еще одна оттепель, а сейчас , как сказал один из героев. У нас все есть, за президента не стыдно, поэтому и тебя могут вызвать к доске и спросить соответствуешь ли ты? Производственный роман, изложенный сухим и неинтересным языком. Да, люди по своей сути не меняются, им бы скучковаться, сходить в поход, нажраться, потрахаться и порассуждать за тяжелую жизнь.Люди из списка незаметно подчинили себя ему, он стал их смыслом, да ведь это и было главным событием в их жизни, серых, ни чем ни примечательных людей.

И каково же было удивление главного героя, когда он решил внутренне отказаться от этого списка и на утро его действительно там не было. Еще один недостаток- смазанная концовка.

Итог- первое мое знакомство с писателем Быковым , и наверное последнее.

Моя оценка:5.

Книга зацепила очень сильно. Много впечатлений. Я понял главное. Их эвакуировали, но не понадобится ли эвакуированным через некоторое время новая эвакуация?

Смех смехом, а ведь серезные проблемы затронуты. И что особенно приятно: сделано это легким касанием пера. :wink:

Слышала, слышала я цитируемое здесь первым стихотворение — его перекачивали мои знакомые с телефона на телефона, чем вызвали мое неприятие вплоть до полного отвращения. Хотя некоторую литературную ловкость недослушанного мною «произведения» я, каюсь, отметить успела.

Не думаю, что теперь, когда известен мне автор бессмертных виршей и даже сайт его обитания, я кинусь читать эту «зае....стую» поэзию, но статью я читала с удовольствием. Особенно — хронику лет младых...

«Я не люблю Сергея Безрукова потому, что он женщина.» Хорошенькое начало! И ведь доказывает Быков, что это так... :glasses:

Очень со многим я абсолютно согласна. То есть, где-то подсознательно это осознаешь, а вот тут-то вдруг всё тебе и высказано четко и аргументированно. Да вдруг еще и Расторгуев оказывается «страшной дворовой женщиной»... Мама дорогая, как же они оба должны относиться к Дмитрию нашему Быкову?!

Замечательно написано. При этом интересно, что когда начинаешь считать, что Быков «раскатывает» Соловьева в хвост и в гриву, выясняется, что он-таки относится к анализируемому субъекту с искренней симпатией... :wink:

Это, пожалуй, единственная работа в этом сборнике, которая меня огорчила. Во первых, потому, что к «Эху Москвы» я испытываю самые теплые чувства, и это единственная радиостанция, которую слушают у меня дома. И во-вторых — потому что сочетание «Йеху Москвы» я придумала сама (и была весьма довольна такой находкой!), и собиралась его использовать в своем писательстве... а тут — здрасьте! и Быков уловил то же созвучие. :weep:

Все же с оценкой «Эха» как хамской компании я не согласна. Пожалуй, Евг.Альбац мне тоже не очень симпатична... но и только.

Очень интересная параллель, интересные факты, вряд ли известные рядовому читателю. Это не «закрытая информация», но и широко распространенной ее не назовешь. Я имею в виду ряд подробностей из жизни и деятельности Тухачевского и Ходорковского.

Я подумала было сначала, что это о Сталине, ибо такая характеристика нашего диктатора была чрезвычайно широко распиарена, но дата написания работы — 2007 г, когда это еще не случилось. Так что Быков определенным образом предопределил ситуацию.

Замечательно подмечено, что эффективный менеджер должен определить, что народ наестся досыта, если избавится от дармоедов; но при этом в первую очередь надо бы избавиться именно от него, менеджера, а он ни в жизнь на это не согласится. Вот такой замкнутый круг получается...:smile:

Размышления автора гораздо шире заявленной темы, то есть одного литературного течения. Политика, идеология, литература... тут все варится в одном котле. Варево далеких 70-тых уже давно протухло, но анализировать причины его и возникновения, и разрушения — интересно и полезно.

С большим удовольствием перечитала эту статью, дабы посмаковать, в частности, немыслимые по своей труднопроизносимости и трудновоспринимаемости цитаты из анализируемой работы.

«Демонстративный и явный суррогат идеологии, призванный оправдать собой бездействие», — убийственная характеристика... впрочем, вряд ли г-н Сурков всерьез примет ее на свой счет.

Итак, нашей «элите» нужно теперь — в плюс к имеющемуся уже комплекту (власть, деньги) приобрести самоощущение интеллектуальности, отношения к творческому клану...

Очень сильной показалась мне эта связка между названием неснятого фильма и той социальной ролью, которую определил для себя С.Бодров.

Действительно, влияние его на умы (и даже более того — на сердца!) зрителей, которыми были, наверное, едва ли не бОльшая часть населения страны, оказалось чрезвычайно велико. Трудно даже представить себе, какая ответственность, по сути, свалилась на плечи такого молодого человека! И выбранный им путь был логичен, но, как доказывает нам Быков, в достаточной мере бесполезен то добро, к которому он «склонял» людей, по результату своему паллиативно и реально проблем не решает...

Совершенно блестящая, на мой взгляд, работа.

Играя на созвучии никак исходно не связанных понятий, Быков выстраивает абсолютно убедительную картину современного мира, важной частью которого является, собственно, литература. Для того, чтобы написать такое, нужно иметь и чувство слова, и блестящую эрудицию, и литературное мастерство!

Эту работу, конечно, надо читать вкупе с «Вот, новый оборот», — собственно, они и стоят в сборнике по соседству.

По критикам Дмитрий Быков едет буквально на катке: раскатаны не только их конкретные рецензии, но и они сами заодно! Причем это делается в блестящем стиле. Читается замечательно, не говоря уж о том, что — просто интересно!

Если вы прочитали «Священную книгу» — вам будет интересно читать этй работу. Если нет — интересно будет тоже, и вы непременно отправитесь искать обсуждаемый роман. :glasses:

В моем же случае — возникло досадное чувство, что я много в «Священной книге оборотня» не увидела. Мне он показался занятным, но не слишком удачным. В принципе, таково же мнение Д.Быкова, но в связи с совсем другими моментами!..

Эта работа, конечно, относится к разряду шутливых, однако в каждой шутке, как говорится, есть доля шутки...

У меня, честно говоря, возникла мгновенная ассоциация с рассказом М.Веллера, в котором перечислялись, помнится, писательские фамилии: список, вызывающий просто гомерический смех, переходящий в стон... Думаю, и здесь названия поэтических сборников подобраны тенденциозно, «под картинку». Но читать весьма занимательно!

Нравятся вам «Унесенные» или не нравятся, — эта статья, уверена, прочитана будет с большим интересом. Мало того, что анализируется и само возникновение и содержание этого произведения, так еще и проводится неожиданная на первый взгляд параллель с «Тихим Дном». (Недаром в сборнике статьм о этих двух эпохальных литературных трудах стоят рядом!)

Автор считает «Дон» — антирусской, а «Унесенных» — антиамериканской книгой. Неизвестно, как отреагировал бы на это Шолохов (чье авторство, впрочем, упорно подвергается сомнению), а Митчелл, оказывается, пугало массовое увлечение читателей образом Скарлетт и возведение ее в ранг национальной героини!...

В давно уже тянущуюся дискуссию об авторстве «Тихого Дона» Дм.Быков вносит свою лепту.

Как всегда, это интересно и очень «качественно» написано. Итог же, по моему восприятию, оказывается следующим: да неважно, в конце концов, Шолохов написал или нет. Анализируется роман, — очень убедительно анализируется! — так, что хочется срочно снять с полки и перечитать далеко задвинутую подзапылившуюся и подзабывшуюся «советскую» книгу. Фильмы плотно заняли нишу нашего восприятия, их мы еще пересматриваем, а исходные страницы — нет.

Книгой без надежды называет Быков «Тихий Дон». И итог ее — возвращение человека, обманутого, растерянного, преданного — к родовым корням. Буквально-таки — к первобытности.

Да, совсем не о том говорили нам на уроках литературы... :frown:

Особенно понравились статья о Стругацких и о литературном интернете. Про интернет я даже согласна во всем! :smile:

Чрезвычайно сильно и жестко написанная работа. И честно. Пожалуй, это единственно верная оценка творчества Шаламова... хотя, конечно же, претензия на истину в последней инстанции — это отнюдь не авторская позиция, но лишь мое восприятие.

Прочитайте обязательно, как бы ни относились вы к Шаламову. Это не только о нем. Это не только и не столько о литературе, сколько о человеческой сущности.

Мне пришлось прочитать эту статью дважды, чтобы вчитаться. Входишь в ее настроение, как на берег того моря, о котором пишет Бунин (и Быков) в том самом «Ночью», — там нужно не просто увидеть и услышать, нужно — прочувствовать.

Для того, чтобы началась нравственная история, человек должен перестать быть собой. Вот так. Потому что человек балансирует между нравственностью и животностью; и именно этот баланс и есть предмет всей мировой литературы...

С огромным удовольствием читала эту статью! Очень умные, точные, яркие мысли и такие же умны, точные и яркие их обоснования. Для поклонников Набокова — безусловно, подарок. Для любого ценителя хорошего литературного стиля — тоже.

Мне очень созвучно признание автора о нелюбви к «типичным представительницам», выбирающих то, что модно (отнюдь не только в области одежды) и — таким образом — неизбежно теряющих индивидуальность.

Описания же этих «типажей» очень выразительны. Можно соглашаться или нет, особенно, если сам (вернее, сама!) принадлежишь к какому-то из указанных периодов... Впрочем, достаточно просто признать себя, любимую, не типичной представительницей и снисходительно читать о типичных... :glasses:

Действительно, налицо полная корреляция между сутью/настроением/особенностями политики отдельных периодов существования Страны Советов и стиистикой жизни: в моде, искусстве, архитектуре и т.п.

Интересно, что, по Быкову, «побеждают почти всегда худшие». Страшновато жить, граждане! Ведь с начала 90-тых «Родина существует отдельно, а ее граждане — отдельно». Вы согласны? Или не задумывались о таком?

Для меня оказалась неожиданной эта пара, выбранная автором для размышлений о Первой мировой войне. Впрочем, Быков, как всегда, чрезвычайно убедителен, так что уже со второй страницы вы начинаете понимать, что именно так и следует оценивать ситуацию, и именно эти поэты наиболее подходят для этой цели...

Для меня такая пара оказалась весьма неожиданной, честно говоря. Должно быть, оттого, что я не слишком знакома с творчеством Блока. Паралель получилась интересной и вполне убедительной. Говорят, что аналогию можно найти (или сфабриковать) для любых объектов, но здесь фактология говорит сама за себя.

Впервые узнала о практике подобного писательства из этой работы.

Написано отлично: ярко, сочно, увлекательно... Не знаю, как читается тот самый роман, но статья читается с огромным удовольствием! Поражает и эрудиция автора, — многих писателей, участвовавших в проекте, наверное, многие читатели знать не знают, а он со знанием дела анализирует не только конкретные отрывки, но и их творчество!

Главу Бабеля очень захотелось прочитать. Впрочем, и Толстого. И Зощенко...

Еще одна замечательная статья Д.Быкова. В сборнике помещена она по соседству с «Третьим томом» (о Гоголе). Можно, конечно, по-разному оценивать вклад в литературу этих, бесспорно, великих писателей; на мой взгляд, масштаба они одного, хотя люблю я гораздо более Гоголя. В этой работе показалось мне, что и автор, признавая величие гения Толстого, не чувствует к нему особой теплоты... впрочем, ИМХО — и мои извинения, если я ошибаюсь.

Совершенно чудесно это: «есть ведь, наверно, такие, что не умирают, только мы про них не знаем ничего»...

Тема ухода, бегства, бесконечного движения с места на место выписана, если так можно высказаться о публицистике, очень атмосферно. «Только безостановочным пожиранием пространства можно было заполнить страшную внутреннюю пустоту», — это уже о нашей с нами недавней советской жизни. Вглядеться в себя — страшно; проще — сорваться с места.

И — не зря это соседство со статьей о Гоголе. Уход Толстого, по Быкову, радикальный художественный жест сродни сожжению того самого второго тома...

Совершенно замечательно написанная работа! Я прочитала ее уже дважды и поймала себя на том, что удовольствия получаю едва ли не меньше, чем от чтения самого Николая Васильевича (можно трактовать это так, что Быков — «Гоголь от публицистики» :glasses: ).

Умная, тонкая и точная статья, написанная отличным языком.

Тут же хочется снять с полки зачитанный томик «Мертвых душ»... А это, наверное, очень неплохой показатель мастерства автора (в данном случае, Быкова). Ведь нередко аналитические работы отвращают от творчества первоисточника, — неловким препарированием, бестактным оцениванием, вырванными из контекста цитатами; а здесь все безкоризненно.

Рекомендую всем — читать всенепременнейше!

Книга спорная. Но явно не ординарная. И уже поэтому стоит ее прочитать.

Ну очень длинно. Сократить бы раза в два — наверное, было бы неплохо. А так при чтении ощущения тянучки, липнущей к зубам.

Превосходный рассказ основанный на знании истории совесткого кинематографа. Интересно насколько сильна взаимосвязь и взаимоопределение реальной жизни и той, которую создаёт кинематограф. Так, в конце 60-х отношения мужчины и женщины выглядели совсем не так, как выглядели уже в 80-х, и это не могло не найти отображения в кинематографе, который в свою очередь задавал планку для жизней многих других людей. Но новое время всё поставило с ног на голову и потому получается ироническая картина, описанная автором в конце рассказа.