Яцек Дукай «Ксаврас Выжрын»

Книга весьма тяжёлая, альтернативная история о 1997-м, в котором Польша борется за независимость от не развалившегося СССР.

Есть много моментов, рассуждать о которых в нынешнее время весьма опасно. Книга читается так, словно описывает другую реальность и другое противостояние.

Но всё-таки, пусть этот ранний Дукай мне нравится меньше более позднего — но какие фразы он выдаёт: «И знаешь, чем является эта твоя будущая Польша? Это Россия под бело-красным флагом! И знаешь, кем являешься ты? Сталиным, за год до захвата Зимнего Дворца!» 

Я не знаю, досталось ли ему от правых за такие слова в повести — но это не просто смело, а капец как смело! И это говорит поляк, патриот своей страны. Который совмещает патриотизм с гуманизмом. 

А что финал? Финалы не всем удаются, и Дукаю не всегда, но в этом случае он пожалуй преуспел! Это было действительно хорошо.

Великолепнейший образец рафинированной русофобии от лучшего писателя-фантаста Польши! Проклятый Сталин, выковыривание глаз русскому генералу, ядерный терракт в Москве... это надо читать полностью!

К теме терракта в Москве и последующего за ним уничтожения России Дукай вернётся ещё не раз, очевидно, это его idée fixe.

Какого-то осуждения терроризма я, к сожалению, не заметил. Нет, терроризм у Дукая действенен, именно он ведет к главного героя к победе. Законы войны, Женевское право, Гаагское право также никак не упоминаются в контексте.

Данная, с позволения сказать, повесть состоит из двух вещей — польского чувства собственной важности и русофобии. Хотя обе они столь тесно переплелись во всем, к чему можно применить прилагательное «польский», что разделять их даже как-то сложно. Оруэлловские мотивы вечной войны автор наложил на незатейливый тезис о том, что Россия — нечто иное как воплощение все той же оруэлловской воли к власти, только вот русских еще водкой не пои («Дать русским водку и они успокоятся» — цитата ребенка со страниц) дай только эту самую волю к власти увлажнить кровью поляков, евреев и вообще всех угнетенных и страждущих. И пусть написано неплохо, мрачные картины разрухи и прочая чернуха довольно атмосферны, но воспринимать этот опус как что-то адекватное получится только если вы поляк или же русофоб.

Повесть — номинант премии им. Януша А. Зайделя 1997 года.

Что-то я не помню, чтобы за альтернативную реальность давали премии. Значит, не за это оценили повесть. Читал и спрашивал сам себя, а какой смысл повести? 1997 год написания, Польша давно порвала с коммунизмом и освободилась от внешнего влияния. Альтернативный путь обретения независимости? — если бы не развалился СССР? Но автор не из тех писак, которые пишут ради тиражей и денег всякую белиберду.Повесть написана в том же стиле, что и «Лёд».

«Стиль недосказанных мыслей и недописанных абзацев».

Основа повести и сюжета -это философский спор о терроризме , спор между американским корреспондентом, десантированным в партизанский отряд, и лидером партизанского движения за освобождение Польши Ксаврасом Выжрыном.

Спор — что такое названо терроризмом и пределы террора для достижения каких-то целей, в данном случае достижения независимости Польши от России. А по ходу действия результаты террора — это 2 атомных взрыва в Москве и Кракове, миллионы погибших.

Очень ёмкий философский диалог о проблемах возникновения терроризма — это всё-таки отсутствие настоящего управления на планете -хваленая демократия- это просто умение организовать выборную кампанию. В любом итоге к власти приходят беспринципные и неумеющие работать люди.

Автор не выступает ни на одной стороне- он с третьей позиции стороннего наблюдателя формирует свой взгляд на события Истории. Кругом бессмысленно гибнут люди, сотни тысяч по причине амбиций нескольких десятков управленцев и ничего нельзя сделать, не могут договориться об уступках, в ответ нагнетается пружина ответного террора и прочее. И кого считать террористами? Партизан СССР, воюющих против фашистов, угнетенные народы, воюющих за независимость? Очень тонкая грань разделяет эти понятия.

Фактологически сюжет не подтверждает альтернативную реальность по прошествии 22 лет с 1997 по 2019 годы. Но тенденции, описанные автором, подтверждаются и развиваются в том же направлении, что очень страшно. Новый оракул пан Дукай? Не дай бог!

Почему: после шедевра «Иные песни» у меня для Дукая безграничный лимит доверия. Хотя «Лед» его вряд ли соберусь читать

В итоге: альтернативный двадцатый век. СССР захватил почти всю Европу, в том числе и Польшу, второй мировой войны не было, Сталин дожил до восьмидесятых. После смерти Сталина Европа заполыхала и превратилась в ЕВЗ — европейскую военную зону. Парад суверенитетов, банды полевых командиров.

Главный герой — американский тележурналист, прикомандированный к удачливому варлорду Ксаврасу Выжрыну, который мечтает о свободной Польше.

Основные темы — о власти телевидения, о допустимости терроризма, о том, оправдывает ли цель средства.

Для понимания контекста:

* Роман написан в девяносто седьмом, когда СССР уже кончился, но нелюбовь к нему у стран соцлагеря ещё осталась;

* Роман написан до событий 9/11, которые в западной цивилизации вроде бы поставили точку в споре о допустимости терроризма.

По нынешним временам, роман вполне можно счесть экстремистским.

Автор устами американца приводит вполне здравые, сильные аргументы о недопустимости террора; полковник Ксаврас же, в свою очередь показан совсем несимпатичным и вроде бы его страсть к свободной Польше и кровожадность на протяжении романа осуждаются... Но осуждается это всё американцем, а Выжрын, как и автор, поляк... И пафосная финальная сцена развеивает все сомнения, на чьей стороне симпатии автора.

Прежде, чем осуждать Дукая за русофобию, надо попробовать поставить себя на его место.

Объективно — полякам не за что любить большого восточного соседа. Столько раз более сильные соседи разрывали страну на части. Как русским не за что любить фашистов или афганцам/иракцам не за что любить американцев.

Короче, это извечный вопрос « разведчиков и шпионов», «борцов за свободу и террористов».

Написано сильно и ярко, хоть и местами излишне натуралистично. Объём небольшой. Очень хорошая качественная альтернативка.

И АЗ ВОЗДАМ?

В ряду интересных фантастов новой польской волны: Гжендович, Збешховский, Комуда, Майка — Яцек Дукай занимает место некоронованного короля. О нем говорят, как о преемнике традиций Станислава Лема, его чрезвычайно сложная, богатая на референции интеллектуальная проза, будучи твердой фантастикой, одновременно несет на себе черты изысканно декадентского постмодерна. Иными словами — сильно не для всех, но очень круто.

Апокалипсис в рассрочку. Аpokalipsa na raty.

Война это зверь. Живой организм, паразит на человечестве. Растет из политики, экономики, религии, страха — и все пожирает. Wojna to zwierzę. To jest żywy organizm, pasożyt na ciele narodów; on rośnie z polityki, ekonomii, religii, strachu, z wszystkiego; wszystko Pożera

В книге, которую читала я, две повести. Титульная «Кшаврас Выжрын» — военная проза, альтернативная история, экономная в части действия и диалогов, но философская составляющая не стеснена в изобразительных средствах, являет собой развернутые и сложные пассажи. «Кшаврас...» написан в конце девяностых и с точки зрения политкорректности в отношении России довольно нелицеприятен. Кто-то может даже назвать его русофобским. Не я, авторская позиция четко прописана и от симпатии к терроризму предельно далека.

Выжрын полевой командир, партизанящий на российской территории, хотя в хаосе альтернативной реальности этой книги черт ногу сломит, какая местность кому принадлежит. Это мир, в котором Первая Мировая плавно перетекла в мировую Революцию (помните: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»?), и перманентно очагово длится следующие шестьдесят лет, вспыхивая с новой силой после смерти Сталина, прожившего в мире повести гораздо дольше.

Персонаж, чьими глазами мы видим происходящее, американский журналист Смит прикомандирован к легендарному краснорукому: в прямом — он мутант (в войне было однажды применено ядерное оружие), и переносном (руки по локоть в крови) смыслах для ведения летописи его подвигов, которые становятся основой для комиксов, мультиков, голливудских блокбастеров. Из Кшавраса лепят супермена, а его зверства представляют не иначе, как героизм.

Интересная и очень непростая книга о манипуляциях массовым сознанием, о соотношении цели и средств, об искажении истины, осуществляемом посредством тебя, без твоего согласия, которому не можешь противостоять. Очевидна параллель с «Мостом Ватерлоо» Лазарчука, где хаос и бессмысленная беспощадность бойни под маской Священной войны тоже показаны глазами кинохроникера. И тот же безнадежный финальный вывод: война пожирает все, а результаты усилий, направленных на сохранение истины будут уничтожены, снивелированы или искажены до полной неузнаваемости, Жесткая брутальная и очень крутая проза.

Пока ночь. Zanim Noc

Потому что только одна мысль, одно впечатление, одна деталь до сих пор оставались все же ясными и отчетливыми: немного испуганное, детское восхищение-сколько тут жизни...! Говорил: Жиды, думал — жизнь.Bo tylko jedna myśl, jedno wrażenie, jeden detal ostał się do dziś jednako jasny i wyraźny: dziecięcy podziw – ile tu życia…!Mówił: Żydzi – myślał: życie.

Во фразе, вынесенной в эпиграф, я намеренно не заменила национальность на политкорректное «евреи», не только потому что удвоенное «жи» не звучит с ним должным образом, но, главным образом за тем, что Польша была и остается страной, в которой антисемитские настроения традиционно сильны. Здесь ключ к пониманию этой небольшой, но очень сильной повести. В двойственности социально одобренного отношения к людям определенной нации, как к принадлежащим ко второму сорту. Детское восхищение яркостью, витальностью, полнокровием жизни, поразившим героя, когда отец взял его с собой, отправляясь по делам в гетто, не порождает когнитивного диссонанса, желания понять, почему эти красивые люди заперты в пределах района. Просто так положено. После, во время войны, депортация и убийство евреев, будет восприниматься с тем же равнодушием.

Герой, Ян Генрих Трудный, такой беспринципный комбинатор коллаборационист, сколотивший капитал в годы Второй Мировой. Помните это: кому война, кому мать родна? Поляк с немалой долей германской крови, он ловко ведет дела с немцами, неустанно приумножая своей фирмой импорт-экспорт благосостояние — будет, что оставить наследникам. Трое их у него. Старший сын уже не особо нуждается в родителях, разве что помочь в карьере или посодействовать в решении какого деликатного затруднения. Но есть еще малыши близнецы, сын и дочь, отрада грядущей старости. Хотя о старости им с женой думать еще рано. Он мужчина хоть куда, она цветущая красавица. Отцветающая, когда в постели, прижимаясь к мужу, спрашивает: Любишь ли меня по-прежнему — искренне отвечает: Люблю. Но ответил бы с той же истовостью, вздумай она спросить днем, неизвестно. Впрочем, днем не спрашивает, дел по хозяйству хватает. А родители Трудного любят невестку так, что иногда ему начинает казаться, что это она их дочь. Идиллия.

Состоятельному человеку надлежит жить в достойных его условиях, Трудный покупает (совсем по дешевке, он гешефтман хоть куда) трехэтажный дом. Совершенно «убитый», но деньги, нужные связи и организаторские способности творят чудеса. Вскоре трудно представить более уютное семейное гнездо. Так продолжается пока Конрад, старший, не предпринимает исследовательскую экспедицию на чердак, где в заваленном хламом сундуке обнаруживаются два мумифицированных трупа — девушки и ребенка. Запах вот только, будто их неделю назад убили. Никто, кроме хозяина, не ощущает, но он явственно. А когда патруль увозит останки, начинается для героя новая жизнь, интересная, но невеселая.

Он видит, как бьется, зависнув в пространстве, громадное сердце (килогерцы сердце разрывают). И каждая пульсация вселяет ужас. Комнаты дома то ощутимо сжимаются, грозя раздавить, то разрастаются до пределов неимоверных. Откуда-то прознавший о странностях дома офицер Анненербе фон Фаульниц в сопровождении еврейского профессора, знатока каббалистики, приезжает туда. Садится в кресло в кабинете, да тут же и делается неживым. Вскрытие после покажет, неудивительно, что он был мертвым, удивительно, что прежде жил — львиная доля внутренних органов отсутствует.

Задействовав связи, Трудный выходит на полицейского, в начале войны осуществлявшего депортацию еврейских детей в лагерь, и узнает, что именно в этот дом их поместили на ночную передержку, когда транспорт из-за сбоя графика должен был задержаться до утра. Завести детей завели в сопровождении двух конвойных, а вывести утром не смогли. И попытки штурмовать дом привели лишь к смерти полицаев. В конце концов, в здание пустили Циклон В, после чего двадцать восемь детей вынесли оттуда. Вечером входил сорок один человек. Дело замяли от греха

А потом к герою подходит дочурка и говорит, что теперь им с братом нельзя выходить из дома, не то будет как с фафальницем — «Он» так сказал во сне, который приснился им обоим. Трудный узнает в словах девочки искаженное «фон Фаульниц» и бросается на поиски того, кто поможет снять с дома заклятье. Будет страшно, интересно, горько. Кто читал «Лед», «Иные песни» и «Неидеальное совершенство» поймет, из чего выросла фирменная психоделика Дукая.