Фэн Мэнлун, Ло Гуаньчжун «Развеянные чары»

Эта книга прекрасна и удивительна!

В туманной юности я учил китайский язык и вот, созрев, я решился приобщиться к литературной классике Поднебесной. На «Развеянные чары» меня подбили отзывы на Фантлабе и по счастливой случайности, в которой, может быть, проглянет рука судьбы, мне почти тут же подарили именно это произведение, привезли аж из далёкой Беларуси. Судьба не прогадала. Почтённый читатель, если ты хочешь узнать, почему именно тебе следует тут же взяться за прекрасный томик с красоткой-лисой на обложке, читай дальше.

Аннотация называет произведение «романом», однако мне больше всего подходит слово, которое в послесловии приводят переводчики и комментаторы — «многоглавие», бусинки отдельных историй, связанные общими персонажами и нанизанные на историю об одном значительном событии в летописях Поднебесной. Повествование ведёт всезнающий рассказчик, который время от времени вставляет моральные поучения, стихи и довольно едкие комментарии.

Всё начинается с истории Белой обезьяны, которая получила высокую должность в небесных ведомствах, она хранит святую даосскую книгу превращений, которую не должны узреть смертные, ибо магия — опасное дело для порядка в Империи. Но всё идёт не по плану и святые тайны оказываются на грешной Земле — на стенах горной пещеры, где их может прочитать любой знающий даос или буддист. Ими заинтересуется лиса-оборотень Святая тётушка и её двое беспутных деток, которые жаждут человеческих радостей: секса, жрачки, и бухла.

Правда, сначала Святая тётушка всего лишь хочет помочь своим детям. Её сына подстрелил в лисьем обличье разгневанный охотник, потому что понтоватый лисёнок уж очень охоч до его жены и постоянно ошивается вокруг честной женщины в обличье мажорного красавца. Кокетливая и любвеобильная дочь Святой тётушки же портит себе карму: она френдзонит неудачливого, закомплексованного и очень похотливого даосского монаха так долго, что тот сходит с ума и чахнет от горечи до смерти. Перед заботливой мамулей встаёт задача номер два: обеспечить доце более-менее спокойную жизнь в следующих воплощениях, потому что наказание будет ох как несладким. Например, в небесных узорах Святая тетушка видит, что суженый её дочери в будущей жизни есть придурковатый муж-импотент, от которого без магии не уйти, ибо его семья — не последние люди на районе.

Так начинаются поиски Небесной книги.

Но тут повествование раздваивается и в него вступает буддистский монах Яйцо, которому удаётся добраться до Небесной книги первым. Оно раздвоится ещё много раз и появятся новые герои, некоторые — симпатичные, некоторые — не очень. Из сказки оно перерастает в очень едкую сатиру, в которой влетает всем, и на фоне продажных чинушей, самоуверенных шарлатанов, трусливых солдат, жадных торговцев оборотни, духи и монахи выглядят самыми симпатичными. Они вполне успешно овладевают искусством магии, причём её система описана на удивление строго и, по моему мнению, куда лучше, чем у многих маститых фэнтези-авторов.

Шаг за шагом история набирает более серьёзные обороты и темы: грех и наказание, ответственность за свои поступки, добро и зло. Сатира становится притчей, а притча к финалу перерастает в нечто вроде фантастической летописи со всеми атрибутами исторического произведения: привязки ко времени, хронология событий, награждения и наказания. И дальше я уже не буду спойлерить. Если ты, уважаемый читатель, хочешь узнать, как всё было на самом деле, открывай книгу и читай. И не верь тем, кто говорит, что у романа бестолковая или рыхлая композиция! Она идёт по элегантной дуге от Небесной книги — к ней же.

Слог книги очень лёгкий, он словно скользит от одного удивительного события к другому. Рассказчик приводит массу деталей из жизни старого Китая, однако они служат лишь красивым фоном и, как вы могли заметить по предыдущим абзацам, проблемы персонажей вполне себе современны. Кстати, юмор у рассказчика — великолепный, а некоторые сцены вообще ржачные, особенно с учётом нравоучительно-серьёзной манеры повествования.

Что удивило лично меня? Я не случайно упомянул, что учил китайский — в какой-то мере я соприкоснулся с этой богатой культурой. Так вот, во-первых, это уже упомянутая «прозрачность» — я опасался миллионов метафор и непонятных отсылок, однако в тексте лишь изредка встречаются упоминания исторических личностей, обычаев и понятий, которые разъяснены в комментариях.

Тут, думаю, стоит рассказать о тонкостях перевода. Русскому уху, возможно, непривычны некоторые обращения: например, «наставник» и «старший брат». Первое в контексте романа означает «уважаемый господин, который много знает», второе — что-то вроде «крутой молодец, мой господин» (так, например, кокетливая лиса-дочь вскружает головы своим поклонникам). Потом, неплохо знать, что по-китайски лиса — «хули», причём первый иероглиф «ху» лисье семейство использует в качестве фамилии, на игре слов с этим знаком основан один из эпизодов в начале. К сожалению, моё издание эти «трудности перевода» не приводит. Я не скажу, что переводчик был неправ, используя кальки с китайского — например, обращение «добрый молодец» никак не подходит к толстому даосскому монаху, однако некоторые диалоги, именно из-за непривычных оборотов, производят на неискушенного читателя странное впечатление.

Во-вторых, и это тоже нам непривычно — персонажи всё время врут. Всё время. Например, Вы знаете, что лис идёт в уезд А — но по пути он встречает путника, они завязывают разговор, и лис зачем-то говорит ему, что он идёт в уезд Б. Почему? Зачем? Нафига? Восточное коварство? Элементарная осторожность? Какие-то личные, скрытые мотивы? Мы всегда — всегда! — в итоге получаем ответ на этот вопрос, однако уважаемые коллеги-критики правы в том, что для того, чтобы хорошо ориентироваться в истории, надо держать в памяти довольно много деталей и истинную мотивацию персонажей. Я вот каждый вечер проговаривал её про себя, чтобы не забыть.

В-третьих, в романе начисто отсутствует товарищество и воинская доблесть, знакомая нам из русскоязычного культурного округа. Я не берусь судить, что это — знак китайской культуры, однако разница в том, как ведут себя «наши» и «их» персонажи в аналогичных ситуациях, да и как они принимают решения, очень бросается в глаза. Простой пример без спойлеров — в заключительной части романа много битв. Все они, все без исключения, заканчиваются так, что одна сторона пугает другую настолько, что та сдаётся! Если бы наши так воевали во Второй мировой, вермахт за месяц дошёл бы до Владика!

Герои руководствуются исключительно личной выгодой, лишь в самом конце некоторые задумываются о решениях, правильных с точки зрения государственной морали. Тем не менее, я никак не хочу обвинять их, и, Боже упаси, великий китайский народ в безнравственности — наоборот, в «Развеянных чарах» практически всё неприятности, которые сваливаются на «отрицательных» персонажей — прямое следствие их поступков. Просто мораль какая-то непривычная для нас: я поставил «отрицательных» в кавычки неспроста. Разграничение на «гуд» и «бэд» чётко проявляется в финале произведения, однако оно идёт не по линии личного героизма, великих свершений, общечеловеческой морали, а по линии того, кто за порядок в Поднебесной и императора, а кто — против. Большинство человеческих персонажей, кроме самых-самых гуд, ведут себя ничуть не лучше оборотней-лисиц и их прихвостней. Даже хуже — оборотни время от времени делают добро, да и зла они никому не желают, просто они очень эгоистичны.

Говоря об эгоизме, я отмечу, что в книге очень сильна нравоучительная линия — конфуцианский и даосский догматизм пронизывает здесь буквально всё, причём он куда более жёсткий, чем христианская мораль в европейских произведениях, или советский агитпроп у наших авторов. Жёсткий, но менее агрессивный. Банальный пример — в наших книгах о Второй мировой войне немцы иногда ведут себя гуманно. Почему? Потому что они — тоже люди. Все мы братья, в общем. Здесь же «злые духи» творят множество добрых дел, однако по чистой случайности, их мотивация всегда эгоистична и низка. В то же время, как я уже отметил, рассказчик преподносит свои нравственные поучения куда более элегантно, красиво и «вкусно», менее агрессивно, чем мы. В основном, это красивые стихотворные вставки в начале и конце каждой главы, а также наглядные примеры по результатам деятельности. В общем, в плане показухи и пропаганды нам у китайцев ещё учиться и учиться.

Вообще, роман он очень легко читается. Кроме самого волшебного слога, который я уже упомянул выше, я приведу ещё несколько особенностей. Комментаторы пишут, что первоначально этот жанр предназначался для чтения вслух на площадях, его читали профессиональные рассказчики. То бишь, они хотели удивить, увлечь слушателя, возможно, устроить политинформацию, и не хотели его грузить. В книге нет лишних деталей. Персонажи часто несколькими фразами пересказывают, что случилось раньше, что разгружает мозги. Язык повествования естественен, он действительно напоминает рассказ на площади или за чашкой крепкого китайского чая. Я бы даже сказал так — этот роман удобный для чтения, он комфортный, он «умеренный» в эмоциях, он в лучшем смысле этого слова «популярный», «попсовый».

Единственное, что мне не понравилось — после того, как персонажи, особенно Яйцо, вложили столько сил в обучение магии, я ожидал немного другого финала. Нет, не подумайте, он не скомканный, он логичный, он прекрасно написан, но всё же завязан на вышеупомянутую китайскую идеологию. Дабы не спойлерить, скажу, что у нас туточа китайский хэппи-энд. Кто смотрел, например, фильмы Чжан Имоу, поймут, что я имею ввиду. Поэтому — 9.

Почтённый читатель, возможно, ты прочитал все (все 5) отзывы на этот чудесный роман, и сейчас думаешь себе — вот, уважаемые фантлабовцы в звании аж гранд-мастера пишут: он рыхлый, бестолковый. А тут приходит крошка Povlastnich, который даже до философа не дотягивает, и, весь из себя такой горластый, кричит: «Фи! Не верьте этим людям! Они ничего не понимают! Ничегошеньки!». Если так, мы с тобой не совсем поняли друг друга, и я снова объяснюсь.

Во-первых, крошка Povlastnich знает азы китайского. И я уверенно говорю: значительный пласт «странного» впечатления, которое производит роман на русского читателя, связан с тонкостями перевода. Например, когда лисичка называет потенциального любовника «старший брат», это для русского уха звучит дико, однако здесь, как я уже писал, лишь выражает некоторую степень послушания, более низкий статус девушки в отношениях.

Во-вторых, композиция романа, что бы ты ни подумал, линейна аки полёт стрелы. Непривычный для нас ход, который коллеги назвали «рыхлостью, бестолковостью», выглядит так. Идёт себе, скажем, глава о Святой тётушке. Она заканчивается так: «Дети мои, сейчас нам нужно на 15 лет затаиться. Небо сказало мне, что потом начнутся Большие События, и там уж мы развернёмся как следует. Будут нам бабки, ворожба и куча вкусной жрачки. Я иду учиться магии, ты, доця, возвращайся к мужу-дураку — поделом тебе, не надо было френдзонить того даоса, как будто тебе всей императорской гвардии в постели мало. Ну, а ты, сынок, можешь со мной, а можешь — по бабам, я знаю, ты у меня такой, и не строй из себя святого, мама всё знает. Только под стрелу не попадись, болван, а то я сейчас студентка магии и снова за лекарством к даосам через пол-Поднебесной не побегу. И бухай поменьше, не забудь, ты сейчас волшебник».

На эти условные 15 лет фокус повествования переключается на другого героя — хэшана Яйцо, например, или одного из лисьих детей. Через несколько глав они встречаются со Святой тётушкой, а чем занималась в то время она, или ясно из контекста, или это говорит рассказчик, или сами персонажи в разговорах друг с другом. Я отмечу, что этот приём не совсем чужд нашей литературе. Например, я недавно дочитал первый том военной трилогии «Живые и Мёртвые» К. Симонова. Её автор тоже строит не как «классический» наш роман 19. века, а как серию глав-очерков с несколькими персонажами (правда, главный тут всё же один) и между ними могут пролегать значительные временные промежутки. Так что всё тут гут.

В-третьих, китайские имена. Да, тут иногда приходится туго — как запомнить героя, если он не Ярослав Александрович Воздвиженский-Баранович, а, например, У Ван? А его злейший враг — У Вэнь? А если — упаси, Господь! — в тексте окажется опечатка и У Ван станет У Вэном? Это хуже, чем замена «т» на «п» в слове «Политиздат»! Там хоть сразу понятно, что что-то не так! Совет тут один — прочитайте про китайское имя статью на Википедии или на аналогичных сайтах, если её блокируют. Кстати, в издании «Большие книги. Иностранка» такие опечатки есть (точнее, одна или две). Но я верю в тебя, русский читатель, верю в твой пытливый ум, закалённую память и богатое воображение! Дерзай!

В-четвёртых, повествование достаточно быстро меняет жанр. Последовательность примерно такая: сказка, сатира, бытовой роман, притча, фант-история. Каждый следующий «поджанр» сохраняет элементы предыдущих. Дабы не вступать в спор с коллегами, хорошо это или нет, я лишь скажу, что мне такой подход кажется куда ближе разговорной речи и естественной устной форме рассказа, чем интеллектуальные самокопания многих наших (и европейских) классиков. И читается легко и интересно. Китайцы, как я уже говорил выше, не заморачиваются моралью, романтикой и искренностью, их герои чаще всего обыкновенные люди и духи, не слишком порядочные и симпатичные, однако из-под их пера выходит живой, интересный и тщательно отделанный рассказ, товар, который так и хочется купить, пересказать другу, почитать ребёнку — ну, подростку. В то же время мы заставляем своих подростков читать исповедь лоха-убийцы Раскольникова. И кто тут высокоморален? Я не хочу никого обидеть, а лишь иллюстрирую мысль, что нам есть чему поучиться у них — той же экономии и умеренности в художественных средствах, например.

В добрый путь, почтённый читатель! Я обязательно вернусь к «Развеянным чарам» и в письме к Деду Морозу я упомянул «Троецарствие» и «Сон в красном тереме», настолько мне понравилась китайская классика.

Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок

Русская народная, блатная, хороводная… Впрочем, нет, это про песенки

Ох, уж мне эти сказки! Ох, уж мне эти сказочники… — а вот эта мультяшная сентенция здесь будет кстати.

Сказка как вид устного и письменного народного и авторского творчества начинает сопровождать человека начиная с самых первых месяцев его жизни. И конечно, концентрация сказки в его жизни более всего выражена в детстве. А по мере взросления мы (так нам кажется) от сказки отдаляемся и всё больше приближаемся к реалу. Однако, по большому счёту, такие жанры, как фантастика и фэнтези, по сути, просто продолжают сказку и удовлетворяют тягу, потребность человека в ней. Да и многие другие литературные жанры допускают, а порой просто приветствуют и поощряют авторские фантазии. Иначе вся литература просто превратилась бы в скучное изложение только проверенных фактов да сухих гипотез.

Самый простой вид сказки — сказка бытовая. Когда ничего сверхъестественного в ней не происходит: «посадил дед репку, выросла репка большая-пребольшая…»

А вот дальше мы переходим в громадный пласт сказок волшебных. В которых помимо обыкновенных действующих лиц (типа Ивана Царевича, Василисы Премудрой) действуют уже и другие персонажи — правильно, говорящий Серый волк, Конёк-горбунок.

Но есть ещё и такой вид волшебной сказки, в которой мы встречаемся уже с совсем необычными героями: Баба-Яга, Кощей бессмертный (Чахлик невмирущий), волшебник Черномор, Змей Горыныч, ведьмы, русалки, оборотни, песиголовцы, Вий и прочая сказочная живность и нежить. Ну и, наконец, всякие боги и приравненные к ним сущности.

Наша книга как раз и относится к такого рода/вида сказкам. Точнее, к сборнику сказок. Со сквозными героями, со сквозным развивающимся сюжетом, но всё-таки сборнику. Просто потому, что сюжет состоит из нескольких отдельных сказочно-приключенческих волшебно-занимательных доведённых до своего финала историй.

В предыдущем абзаце я не случайно вспомнил разные виды сказок. Потому что наша большая составная сказка, по сути, сочетает в себе как сказку бытовую, так и сказку волшебную. На бытовом уровне персонажи книги решают разные простые задачи — как разбогатеть, как кого-то обмануть и втереться в доверие, как заполучить к себе в постель понравившуюся девушку, ну и т.д. Но поскольку главные персонажи/герои книги существа вполне волшебные и главные их желания всё-таки уже другого уровня, то конечно без уровня богов и их приближённых здесь тоже не обойтись.

Лиса как персонаж из восточной мифологии в литературе известна давно и прочно. Образ лисы кицунэ встречается преимущественно в японской мифологии. Однако и Китай не оставил её без внимания. И в нашей книге как раз хитрюга лиса стала одним из главных волшебных персонажей. Поскольку это не просто лисица, а дух Белой лисы, сущности уже высшего порядка. Впрочем, и другие герои книги не намного от неё отстали — бесы и чародеи, даосы и прочие просветлённые в романе занимают главенствующие места. И именно с их похождениями и кознями мы здесь и сталкиваемся. Вот только китайских драконов тут нет :-(

Чтобы определиться с читательской аудиторией — книга явно ориентирована на взрослых. Просто детям там не всё будет интересно и понятно. Но вот этак лет с 16 — милости просим. Тем более, что читается роман легко, всё в нём понятно, к современному читателю адаптирован. Единственная трудность — китайские имена. Всё-таки для европейца трудно запомнить и держать в памяти У Ваня и Вань Юня, Ли Выся и Ван Линя и прочих героев (в примере имена вымышленные), и порой уже только из контекста понимаешь о ком именно сейчас идёт речь.

Чего мне в книге не хватило? Наверное, картинок, иллюстраций. Но это уже особенности электронного формата, ничего не попишешь. Зато комментарий Д. Воскресенского оказался здесь весьма кстати и дополнил впечатление о книге и о жанре.

Странное «послевкусие», если честно.

Начиналось все как скопище старомодных сказок и прибауток в национальном антураже. Затем незаметно как будто бы переросло в довольно едкую сатиру. Как будто — потому что до конца не уверен, что так было задумано, все-таки вещь очень старая. Завершил же все какой-то кавардак.

Соответственно поначалу ты ждешь незнамо чего, и это самое незнамо что получаешь. Как к нему относиться тебе еще не понятно, и ты просто надеешься на дальнейшее. Да, много странного в «Чарах» присутствует, однако если покопаться в оригиналах привычных нам средневековых сказок — то бишь европейских — так и там будем хватать странного и даже чуждого нам, обитателям века двадцать первого.

Середина — чуть более серьезная, в чем-то гротескная и местами откровенно едкая — даже поражает «бессмертной злободневностью» — тут тебе и продажные чиновники, и лицемерные монахи, и злодеи разных мастей. Тут прям здорово все.

А вот финал... Как я понял из послесловия, все предыдущие четыре пятых текста были — поправьте меня — либо написаны ради заключительной части, либо «подогнаны» под нее же. В любом случае получается, что к имевшему некогда место восстанию «пришили» всю эту историю с лисьим семейством и вытекающими в разные стороны «хвостами» их похождений. И мне кажется, что получилось немногим лучше, чем у профессора Франкенштейна. Тот же «Чиполлино» гораздо более органично сочетает сказочность и сатиру.

В итоге — вроде бы и есть в этом полотне ряд действительно хороших, а иногда даже блестящих сцен, но само по себе произведение — мягко говоря бестолково.

Такие дела.

Китайский классический роман «Развеянные чары» — это самый «достоверный» источник информации о жизни, повадках и взаимоотношениях с людьми лис-оборотней. («Рассказы Ляо Чжая о необычайном» Пу Сунлина, иногда претендующие на это место, по сравнению с «Чарами…» более похожи на сборник простеньких детских сказочек, но почему-то именно их считают первоисточником, например «Волшебной книги оборотня» В.Пелевина).

Роман был написан в XIV веке Ло Гуаньчжуном и существенно переработан в XVII веке Фэн Мэнлуном, поэтому публикация обычно идет под этими двумя именами.

***

Как скучно в раю! Особенно обезьянам. Их буйную натуру не может усмирить даже многовековое следование по Пути и попадание в Небесные чертоги.

Великое Путешествие на Запад вряд ли закончилось благополучно, если бы Царь обезьян Сунь Укун не учинил дебош, обидевшись, что его не пригласили на пир. Победив небесное воинство, он был усмирен только самим Яшмовым владыкой и заточен под огромную скалу. Так он и пребывал бы в своем уединении до скончания веков, если бы Танский монах не отправился на Запад за книгами Будды. Ему срочно потребовалась охрана, а Великий Мудрец (небесное имя Сунь Укуна) был наилучшим кандидатом. В отличие от главного героя, главный функционал которого состоял в регулярном падении с лошади при виде очередного оборотня, Великому Мудрецу пришлось выполнять всю черновую работу. Может быть, поэтому сокращенный вариант «Путешествия на Запад» называется «Сунь Укун – Царь обезьян».

Завязка сюжета «Развеянных чар» также начинается с белой обезьяны Юань-гун, ставшей учеником Небесной девы. Попав на небо и став Хранителем тайных книг Девяти небес, он, естественно, не удержался от исследования подопечной библиотеки. Но мало того, что Юань-гун сломал печать и прочел «Книгу исполнения желаний», в которой описываются 108 способов даосских превращений (36 – великих и 72 – малых), он еще выбил ее иероглифы на стенах своей земной пещеры.

Далее последовало неизбежное наказание за содеянное. К счастью, Яшмовый владыка заменил полное превращение в ничто на охрану выбитой на стенах книги, выдав в качестве защитного средства – туманный занавес. Только раз в году – в пятый день пятого месяца Юань-гун сворачивал занавес и поднимался на небеса с докладом о сохранности реликвии.

Правда, сразу же возникает вопрос, почему небесный двор не распорядился об уничтожении надписей в пещере? Видимо, там заранее знали, что проникновение его тайн в мир людей неизбежно.

Но небесные книги не могут достаться обычному смертному, пусть и долго шедшему по Пути. С третьей попытки их смог скопировать со стен пещеры хэшан (монах) Яйцо, появившийся на свет из яйца, выловленного в реке около даосского храма. Наученный духом Белой обезьяны, явившейся к нему в виде старца, он с чистыми намерениями приложил принесенные с собой листы к стенам пещеры и при свете полной луны увидел на них знаки, которые по научению старца обвел тушью.

Но скопировать «Книгу желаний», а проявились на листах только малые превращения, да и то не все – это только полдела. Надо было ее прочитать и овладеть полученными знаниями. В этом монаху помогла Святая тетушка – человеческое воплощение старой лисы, у которой были сын и дочь, ставшие также главными героями романа. Эта старая, но еще не небесная лиса жила со своими детьми в горах вдали от человеческого жилья. Однажды сына серьезно ранил стрелой охотник и, поняв, что он может умереть, мать, превратившись с нищую старуху, пустилась на поиски врача. Янь Боэньжэн, по прозвищу Полусвятой, проживал в округе Ичжоу и мог по пульсу в трех известных только ему точках сказать не только о всех болезнях обратившегося, но и о недугах его родственников. За это он получил второе прозвище – Янь Три Точки. Сразу по звериному пульсу поняв кто перед ним, Полусвятой подробно рассказал, как вылечить сына и указал путь, следуя которому лиса и ее дети могли навсегда освободиться от звериной шкуры.

Далее сюжет разветвляется на повествование о старой лисе получившей в человеческом обличье имя Святой тетушки, ее детях и хэшане Яйцо. Но главным событием, определившим дальнейшее развитие событий, стала встреча Тетушки, которая могла читать небесные книги, и монаха.

Знания, полученные из «Книги исполнения желаний» каждый герой романа применил по своему. В конечном итоге Тетушка вместе с детьми и Яйцо оказались по разные стороны баррикад. Старая лиса поддержала своим волшебством мятежников, а монах остался на стороне императорской власти.

***

Основная «идеологическая» линия романа опирается на учения Лао Цзы, Чжуан Цзы (даосизм) и китайский буддизм (Махаяна, или учение о Большой колеснице). Главные постулаты китайского буддизма – неумолимое влияние прошлого на настоящее и теория перерождения. Почти все главные герои романа являются воплощением других людей и существ и расплачиваются за грехи прошлых жизней.

Например, Ху Мэйэр – дочь старой лисы, за доведение до смерти влюбившегося в нее даоса Цэя, в следующем воплощении в наказание получает трехлетний брак с Глупеньким братцем.

***

«Развеянные чары» по праву можно считать энциклопедией древнего волшебства. Но помимо этого книга постоянно проводит важную мысль – нет чистого добра и зла. В каждой из этих половинок присутствует частичка другого. Кровопролитнейшая война с мятежниками, которым своей магией помогали Тетушка и ее семейство, была затеяна императором – земным воплощением Босоногого Святого. А самые злые духи иногда творят добрые дела.

Заканчивается роман китайским хэппи эндом — Юань-гун возвращается на небеса на старую должность, а Тетушка отправляется сторожить пещеру Белых облаков. Но как только она входит в нее, радуясь мысли, что теперь-то постигнет оставшиеся 36 великих превращения, вход обрушается, навсегда скрывая от смертных небесную книгу.

Все началось с любопытной обезьяны, которой страсть хотелось прочитать Небесную книгу. Или нет — с охотника, который ранил стрелой молодого лиса. Или нет — с волшебного яйца, из которого вылупился младенец. Вот так — от маленьких чудес до мятежа, сотрясающего Поднебесную. Читается легко. Язык перевода (и оригинала, наверное) легок и гладок, ты словно скользишь по строкам от одного невероятного события к другому, еще менее правдоподобному. («Верно говорили древние: «Если верить всему написанному — то лучше уж книг не читать», — как мудро замечает один из персонажей.)

Поначалу событийный ряд выглядит чуть ли не легкомысленным. Мы знакомимся со старой лисой (у нее потрясающее для оборотня имя Святая тетушка), ее шалопаем сыном и кокеткой дочерью — все они плутоваты, забавны и склонны к авантюрам. Их плутни, в сущности, безобидны, а при случае оборачиваются и добрыми делами. Таков же и волшебник Чжан Луань. Его хлебом не корми, только дай учинить веселую чертовщину в мефистофелевском духе. Вокруг них постепенно собирается целая толпа колдунов. И читателю обеспечен ряд смешных эпизодов. В дураках остаются похотливые монахи и жадные вельможи, шарлатан фокусник и даже сам знаменитый Бао Чжэн, идеальный судья. На этом этапе затеянная властями «охота на ведьм» кажется скорее увлекательной игрой, чем серьезной борьбой с бесовщиной.

Следить за персонажами не всегда просто: их здесь немало, и фокус повествования постоянно смещается от одного к другому. Да к тому же они меняют имена, обличья, а то даже инкарнацию. К делу подключается неизменный принцип воздаяния. Мятежник Ван Цзэ должен отрабатывать карму прошлой жизни, когда он был императрицей У Цзэтянь. Красавица-лиса Мэйэр перерождается прямо по ходу повествования, но грехи прошлых жизней не деваются никуда, и воздаяние в виде слабоумного мужа уже наготове. У романа рыхлая композиция — можно и вовсе потерять нить. Лишь под конец становится очевидно, что сквозной сюжет построен в виде изящной параболы: начавшись с Небесной книги, события возвращаются к ней же. На возможные вопросы аккуратно дан ответ, концы подобраны. Пророчества исполняются самым неожиданным образом. Напряжение умело нагнетается. Власть колдовства нарастает постепенно, безобидные проделки перерастают в настоящую гражданскую войну. Обаятельные хитрованы оборачиваются чем-то зловещим. За ними — хаос, бесовские силы, даже сам демон Мара.

В книге очень много колорита старого Китая. Поднебесная предстает перед нами вся как на ладони, он хижины отшельника до императорского дворца. Бытовые подробности непринужденно сочетаются с фантастическим миром волшебства, где скамейка легко превращается в тигра, а подброшенный бумажный кружок — в луну. Если повезет, появится благовещее пятицветное облако, и на белом слоне выедет бодхисатва Самантабхадра. Словом, это великолепный образец фэнтези-до-фэнтези.

Так что: «Если хотите знать, что произошло дальше, прочтите следующую главу».

И я с удовольствием следовала доброму совету.