Константин Кинчев ««Иди ко мне...»»

Кинчев в своём творчестве, хотел он этого или нет, периодически занимается инверсией определённых образов и метафор. То есть можно сказать и уже в определённой мере подытожить: вся его языческая символика из раннего творчества весьма виртуозно «подровняла» себя и в тех альбомах, где он якобы стал православным. Слово «якобы» ставлю здесь не в качестве иронии... Просто для таких, как Кинчев вера и религия — это совсем не одно и то же. Все слоганы на этих дисках оправданы именно его душой. И православие в его случае — это не дань моде и не новая фишка мышления. Это та особая ниточка Неба, за которую он однажды ухватился и вынырнул из той мутной трясины, в которой многие захлебнулись. И его «дорога Домой» не могла быть короче...

После отвязного концертника «Шабаш» у «Алисы», на моё личное восприятие, не будет больше Цельных альбомов. Но зато именно атмосферность синглов станет другой.

Алисовская поздняя «Душа» цепляет самые чуткие струны искушённого слушателя. «Крещение» по энергетике пульсирует болью и исцелением. «Половодье» так виртуозно закручено на вечные истины экзистенции, — ведь так писать мало кто умеет. Но это всё будет позже. Много позже...

Что касается его великолепной и культовой «Ко мне!»

Здесь у меня просто посыпались все знакомые буквы с клавиатуры... И я не знаю, что сказать, честное слово... Кроме того, что я влюбилась в «Алису» когда-то давным-давно именно после этого сингла. До сих пор, как не странно, помню эти первые впечатления: как оборвалась что-то внутри и как что-то гулкое и больное ударило под самые рёбра на тех словах где он на плотной модуляции своей луженой глотки закричал: «Ко мне!» Это какой-то запредел именно неповторимой Кинчевской бешеной энергетики и оригинальной подачи, — нервной, брутальной, психоделичной и одновременно очень мягкой и артистичной. Я узнаЮ его голос из тысячи, даже когда в сети просто треками навскидку ловлю новинки. И хотя много лет прошло со времён «оригинального и старенького» Кинчева, всё равно по-прежнему с приятной болью врезается его гранжевое:

Иди ко мне, если случится ночь, мы не станем пить чай.

Иди ко мне, я объясню тебе смысл слова «прощай».

Иди ко мне, если выпадет снег, ты ляжешь чуть раньше меня.

Иди ко мне, слышишь? Это говорю тебе я.

Ко мне!

Иди ко мне, когда бессмысленно петь и тревожно ждать.

Иди ко мне, я подниму тебя вверх, я умею летать.

Иди ко мне, если механика лет распалась на бесцветные дни.

Иди ко мне, я открываю счёт: раз, два, три.

Ко мне!

Иди ко мне, это новолуние мстит тем, кто успел.

Иди ко мне, я до сих пор удивляюсь себе, как я посмел.

Иди ко мне, лес продолжает жить, лес чувствует движение весны.

Иди ко мне, я слышу голос, я знаю, это зовёшь меня ты.

Как это красиво, хлёстко, просто и гениально именно в своей простоте. И как это честно! Да именно честно, — сколько бы матерного лексикона и брутальных повадок не давал от себя этот рокер, истово «разукрашенный» под Игги Поп*а... Он ведь всегда был именно самим собой. А значит некуда возвращаться и не от чего уходить. И история «Алисы», вне всяких канонов летописи лет, развивается по какому-то непривычно гибкому серпантину. Это история из новых текстов и из всё тех же привычных смыслов, образов и метафор.

Когда-то известный журналист Нина Барановская писала в своём интервью (воспоминаниях):

Однажды на маленьком квартирнике Кинчев сильно психанул, хлопнул дверью и ушёл сидеть на ступеньки лестничной клетки. Я подошла к нему и вкрадчиво сказала: Костя, вставай. Ты простудишь лёгкие на этих холодных ступенях. На что он очень устало и печально ответил: У меня нет лёгких. Зато одно большое сердце...

PS Я его обожаю! За это одно большое сердце! За весь его такой сложный и витиеватый жизненный путь. И за то что «Алиса» — это по-прежнему такая тусовка, за которую не стыдно. Спасибо! Значит всё было не зря!