Бьёрнстьерне Бьёрнсон «Свыше наших сил. Часть первая»

Пьеса Бьёрнсона «Свыше наших сил» имеет две части, которые, так поняла, ставились отдельно. Первая часть с успехом шла, вторая часть ещё была в уме у Бьернсона.

Критики очень старались узнать, какую цель преследовал Бьернсон в первой части: верил ли он сам в то, что может быть религиозное чудо, или считал, что это экзальтация, граничащая с психическим расстройством. Нашли какие-то слова драматурга в подтверждение второй трактовки. Считаю, что, в данном случае, пьеса, как результат творчества, живет сама по себе. И для меня свидетельствует о религиозном чуде в первой части и о протесте против революции, но за поступательную эволюцию духа человека во второй части.

Из второй части «Свыше наших сил»:

Некоторые действующие лица

Анкер – фабрикант, пытающийся разъяснить другим фабрикантам, что в случае их недальновидности и закручивании до предела гаек возможна революция, которая не сопоставима с текущей забастовкой рабочих.

Халден – архитектор

Ракел – дочь пастора

Анкер:

<…> с нами, видно, не все обстоит благополучно, раз мы так редко умеем избрать правильный путь<…>многое, таящееся в нас, свыше наших сил<…> дикие военные налоги, ужасающие государственные бюджеты, расточительность в частной жизни – это веские свидетельства: все мы ведем жизнь, которая свыше наших сил. Не будь этого обстоятельства, анархизм был бы совершенно невозможен. Безответственность, беспечность, с которой богатые люди расшвыривают миллионы, словно во всей стране нет никого, кроме них и тех, кто помогает им развлекаться, — это ведь тоже грубый анархизм, попрание законов божеских и человеческих. Этим они как бы призывают всех: «Делайте все, что желаете, — вы тоже!»

<Далее по пьесе случилась трагедия: было взорвано здание (при участии Санга – сына пастора), где проводилось собрание фабрикантов. Все погибли, кроме самого агрессивно настроенного, который стал инвалидом>.

Халден:

Да, ничто не приносит помощи. Эта мысль особенно мучила его ( Санга).

Ракел:

И потому-то он решил возложить бремя своего мученичества на всех нас? Всех нас лишить мужества?

Можно ли было нанести более глубокую рану людям? Что значит смерть по сравнению с жизнью, когда нет мужества жить?

Когда я смотрю на единственного человека, который спасся, когда я вижу его – парализованного, молчаливого, в колясочке, — человека, когда-то обладавшего необычайным мужеством, когда я вижу рабочих, выпрашивающих у него милости, — тех самых рабочих, которые ещё недавно были уверены, что победят его…

А вокруг столько солнца. Весна. С того самого ужасного вечера стоит чудесная погода – и днем, и ночью…

Как будто природа хочет сказать нам: ПОЗОР! ПОЗОР! Вы пачкаете кровью листву моих деревьев, вы нарушаете мои песни предсмертными криками и хрипеньем. Вы оглашаете воздух воплями и стонами. Вот что говорит нам природа. Вы оскверняете даже весну! Ваши болезни и ваши злые мысли пробираются всюду – леса и поля наполнены ими. Нищета и убожество ваши повсюду заражают зловонием воздух, как стоячая вода. Вот что говорит нам природа.

Ваша жадность и ваша завистливость – это две неразлучные сестры, враждующие с самого рождения, — вот что говорит нам природа. Только мои самые высокие горы, только мои песчаные пустыни, только мои ледяные поля не знают о них. Только они. А на любом другом клочке земли виднеются следы крови и слышатся дикие крики. Посередине вечного сиянья человечество создало ад, и этот ад всегда полон обитателями. То, что должно было быть совершенством, превратилось в отбросы и стало проклятием<…>

Если добро прибегает к динамиту, где же добро и где зло? ВЕЛИЧИЕ ДОБРА В ТОМ, ЧТО ОНО ТВОРИТ, а НЕ РАЗРУШАЕТ. Добро отдает себя на радость другим, одаряет людей, порождая радость, создавая, быть может, избыток воли».

Норвежцы в 19 веке говорили: «Назвать имя Бьёрнсона – всё равно, что поднять норвежский национальный флаг».