Николай Гоголь «Портрет»

Все величие своего дарования писатель выражает совершенно простым способом-берет бумагу, перо и пишет (или печатает) совсем обычные слова, те которые знают все люди. Но сообразно таланту эти слова слагаются особым образом, заставляющим читателей размышлять, плакать и смеяться, сопереживать героям. Ведь в слове заключена сила идущая от души писателя как источника и попадающая в душу читателя как в приемник этой энергии. Таков Гоголь, такова природа его гения, такова вневременная связь писателя с читателем. Эту же силу Николай Васильевич вложил в данной повести в искусство живописи, взяв в первой части пример судьбы Чарткова. Но согласно законам философского дуализма, все в мире имеет свою противоположность, есть энергия положительная, есть отрицательная и полем их битвы является человеческая душа.

Гоголь мастер обнажать людские души. Чартков предстал перед нами как на ладони, со всеми метаморфозами наличествующего и погибшего таланта. Человек слаб и поэтому я все же склонен утверждать, что дарованию обязательно должна придаваться нормальная материальная база, рая не существует ни в шалаше, ни в убогой студии художника. Унизительная бедность, неустроенный быт все равно убьют талант, заставив следовать хорошо оплачиваемой пошлости. «Терпи, но ведь и терпенью наступает конец, а на какие деньги я завтра буду обедать?»-восклицает Чартков от безысходности и тут в игру вступает извечный враг рода человеческого. Как он хитер и коварен, какие только формы и обличья он способен принимать! В повести дьявол воплотился в обычном портрете и полотно стало источником черной силы, губящей все светлое в человеке.

Гоголь гениально показал деградацию художника, живо описал говорящие изнутри голоса говорящие и о сладкой прелести и о страхе расплаты. Чартков сделал всего лишь один неверный шаг и все рухнуло, все мечты и порывы сжались в комок, претерпели дьявольскую алхимическую трансмутацию и выплеснулись вовне в виде черной злобы и зависти , перешедших в безумие. Впрочем был у бедняги один шанс спастись-в тот момент, когда он увидел истинный шедевр живописи, вышедший из под кисти бывшего товарища. Прав Гоголь, бушующий океан внешнего мира необходимо уметь размещать в капле своего сознания, чтобы затем выразить в грандиозном произведении искусства. Это закон уже божественной трансмутации и тогда в воспринимающем подобный шедевр человеке вспыхнет искра, которая может перетрясти всю сложившуюся натуру. Подобное качество дано только немногим предметам объективного искусства, то есть такого искусства, которое оказывает одинаковое влияние на всех воспринимающих. Гоголь знал это, о подобном он и говорит в повести языком художественной формы.

А Чартков оказался слишком закостенелым, партия с дьяволом была уже проиграна и все вылилось в жутчайшее безумие уничтожения всего прекрасного и в конечном счете самого себя. Таков печальный конец обращенного в пепел таланта, несостоявшегося гения превратившегося по меткому выражению Гоголя в пепельного человека. И совершенно справедливы слова отца уже другого художника из второй части повести: «Талант есть драгоценный дар бога... умей находить внутреннюю мысль и пуще всего старайся постигнуть высокую тайну создания». Но как ни печально, это факт: человеческая натура восприимчива к легкой и быстрой лепке бесовского, а ангельское получается только через тернии, в результате огромных личных усилий. В этой печальной истине наверное и состоит основной смысл сюжета повести.

Не задумываясь ни на минуту, причислил бы эту повесть к списку любимых произведений русской классики. С потрясающе непохожих сторон раскрывает в ней Николай Васильевич собственный божественный литературный талант. Он целиком захватывает внимание как рассказчик, увлекает красотой слога как педантичный стилист, пугает эффектнее, чем любой западноевропейский классик готического романа и оставляет за читателем право на собственное мнение…

Вернее, оставлял — таковое качество повести имело место в первоначальной версии «Портрета». Затем, однако же, Николай Васильевич обратился к смелому, но неосторожному выбору превратиться в автора поучающего. Вторая, менее удачная половина гоголевской истории оставляет после прочтения томительное послевкусие. Этакую морализаторскую «горчинку», в которой с усердием и нарочитой простотой уездного священника предлагает читающему единственно возможное, на его взгляд, спасение от мещанского разложения души.

Черт гуляет среди людей, и тем сильнее его тлетворное влияние, чем талантливее художник, чем сильнее в нем жажда завоевать мирское признание. Нечистому червонному золоту в обмен он полагает несоразмерную плату: вместе с даром божьим художник должен расстаться с осмысленностью творчества. Чартков поддался разрушительному влиянию этой злой силы, за что и поплатился увяданием таланта, и не осталось ему ничего более, кроме как до слез восхищаться чужим, очищенным от стяжательского порока творчеством. Не оцененным в золоте, но оставшимся в веках частью живой и подлинной культуры. Чарткову можно только искренне посочувствовать: не его вина, что воспитательный пафос Гоголя обязан был принести его талант к рисованию в жертву дьявольской силе. Ведь даже говорящую фамилию героя — следуя непреложной традиции классицизма — Гоголь сложил из слова «черт» и апеллесова афоризма «ни дня без черточки».

«Страшная» проза двадцатого века вышла не из-под необъятной шинели призрака Акакия Башмачкина, а явилась через портрет жуткого старика. Причем я говорю не только о неповторимой атмосфере, сопровождающей серьезные произведения мистического жанра, но о стилистических приемах прозы. Логика сна, когда мир выворачивается наизнанку, а одной грезе соседствует не пробуждение, но вторая и даже третья греза, по которым, как по анфиладе мрачного дворца, следует Чартков. Образы проступающей наяву страшной тени, а также глаза потустороннего существа, со злобой рассматривающие невинное творение бога.

Николай Васильевич без остатка, повинуясь порыву христианской добродетели, роздал свое литературное наследие читателю, а свои «инструменты» — ищущим авторам будущего. «Портрет» написан более полутораста лет назад, но таким живым, таким образным едва ли можно назвать многие современные тексты.

Бальзакиана.

Всё-таки велеречивая манера классической романтики не слишком подходит Гоголю, у него выходит всё же слишком затянуто. Так вышло и с «Портретом», вещью, в которой меньше всего чувствуется авторская индивидуальность, слишком много оммажей литературе того времени.

Тем не менее, хочется сделать пару замечаний...

Любовь Гоголя к живописи проявилась ещё в то время, когда он пытался заниматься публицистикой — в частности, он написал страстное, хотя и не очень умелое эссе о «Последнем дне Помпеи» Брюллова. Однако именно на языке художественного слова он смог открыть нам тот божественный огонь таланта, который горит в душе художника, заставляет руку танцевать на холсте, нанося на него изящные мазки кисти, стараясь выразить невыразимое. Однако талант требует испытания, напряжения, постоянной учёбы, наконец — терпения лишений, ведь далеко не каждый способен сразу вознестись к эмпиреям, расписывая Сикстин.

И как велик соблазн просто придти — и взять то, что хочется, сразу перешагнуть все медные трубы, ведь кто, если не ты, этого заслуживаешь? Маленькая сделка, небольшая поддержка, толчок... Но какой ценой?

Демонический портрет с дьявольскими глазами пришёл прямиком из романтизма, так же, как и ростовщическая сделка, которая дарит тебе вполне материальное богатство, но отнимает впоследствии талант, а вслед за ним — и душу. Казалось бы, всё по классике, всё как по нотам, выверено и рассчитано.

Но есть одно «но», такая мысль вскользь. Вы помните, как был сотворён портрет? Он был сотворён тем, кто позже стал божьим человеком, даже в этом жутком вместилище чёртовой силы есть искра божественного творения, без неё он не смог бы появится.

Любопытно?

Текст плотный и яркий, как нейтронная звезда. Квинтессенция и гимн творчества, одно из самых сильных произведений мировой литературы. Гениальное творение, которое вмещает в себя все — реализм, фантастику, ужасное, прекрасное, философию и религию. Чтобы не быть голословным — взять хоть описание картины великого художника, привезенное из Италии. Гоголь описывает не саму картину, а ее душу, внутреннее содержание. Это, насколько я понимаю, «Явлении Мессии» Александра Иванова. Я недавно был в Третьяковке и минут сорок просидел на скамеечке перед этим эпическим полотном. Ноги дальше не несли. Была Страстная пятница, но я про это совсем забыл. Картина оглушает самим своим величием, без всяких контекстов. Гоголь с потрясающей точностью описал впечатления, которые она вызывает. Я все то же чувствовал, но так описать бы не смог, не хватило бы гения))

И в повести миллион таких блистательных черт, которые превращают ее в бриллиант в короне искусства.

П.С. Сцена тройного пробуждения Чарткова от кошмара действительно жутчайшая. Стивен Кинг меня так никогда не вставлял.

Не могу поставить высший бал из-за очень уж резкого перехода от одной части к другой. Сложно, конечно, читать одни сплошные абзацы, но образы и обороты представленные в них дают возможность не обращать внимания на непривычные объемы.

Первая половина начальной части показалась мне одним из лучших примеров мистического произведения. Атмосфера, погружение и интрига происходящего не давали оторваться от поглощения.

Сам текст, живость персонажей, несмотря на практически отсутствующие диалоги, и окружение, да тот же быт местами стоят уже того, чтобы ознакомиться с данной повестью, но скомканость структуры подачи материала немного ломает восприятие.

Очень интересный пример мистической повести своего времени

Очень большая разница в настроении, в цвете — между первой и второй частями. Первая – пронзительная, очень человеческая, а вторая – притча. В первой части волшебный страшный старик с портрета – просто сон, видение, его влияние, кажется совсем крошечным. И когда читаешь начало, где у героя только появились деньги, и он поддался искушению юности, поехал в ресторан и любуется тем, какой он красивый, какие у него чистые завитые локоны – это самая страшная часть повести, до слез, потому что все еще хорошо, все еще очень трогательно и человечно, но уже понятно, что дальше судьба его будет сломана, и что эта последняя минута, в которую он счастлив. Очень милый, нежный, болезненный эпизод.

В первой части, волшебное зло почти не существует, его так просто обойти, но герой этого не сможет, это сразу видно. А вот во второй оно серьезно, оно становится не просто настоящим, но настоящим сверх меры, непобедимым на первый взгляд, но именно здесь оно, пусть отчасти, но побеждено. Портрет и зло вместе с ним когда-нибудь уничтожат, но и это не главное, главное, что молодого художника, героя второй части оно само уже не посмело коснуться, и отец его, также победил в себе это зло. То есть выходит наоборот, в хрупкой человеческой части зло обходимо, но не обойдено, а во второй, более поучительной, более строгой, оно неизбежно и все таки избегнуто.

До глубины души задела история самой картины. Там, где-то в самом конце, герой произносит, что дьявола не существует. Я не очень разбираюсь в теологии, но по сказкам, по мифам, так и есть. Все, что создано – есть любовь, потому что сам процесс создания ничто иное, как воплощение любви чем либо – мысль, будь она трагическая, страшная, какая угодно, воплощается только потому, что создатель, художник – любит ее. Поэтому дьявол, как идея противоположная любви не может существовать. Кем бы он ни был воплощен или нарисован, в основе картины будет вдохновение, нежность, жалость – то есть все равно любовь создателя, следовательно, воплощения не получится, получится иной персонаж. И тут появляется художник, зачарованный игрой света, взглядом, он привык во всем видеть суть, душу, Бога – и именно это рисовать. А тут он пытается увидеть и не видит, впервые в жизни не видит, потому что того, кого он рисует – нет. И вот тогда он рисует оболочку, внешность, рисует пустую природу, без любви. И в итоге создает дьявола своими руками.

Я всё время относился к произведениям, включённым в школьную программу как-то пренебрежительно. Но относился я так к ним лишь до момента открытия мною Петербуржских рассказов Гоголя. Гоголь-мистик: таким я вновь открыл для себя замечательного классика русской литературы. Мистика, порой даже пугающая переплетается с тонкой философией. Даже самого талантливого человека деньги могут совершенно «испортить». Это мы видим на примере Чарткова. Казалось бы! Он получил деньги, признание и вообще всё, что он хотел. Но как оказалось благосостаяние не дало художнику стимула для дальнейшего развития. Оно наоборот уподобило его всем прочим петербуржским раскрученным «творцам». Как не прискорбно, такое наблюдается и в реальной жизни. Посмотрите, из начала далёкого 19 века беспрепятственно проводятся анологиии в наше третье тысячелетия! На мой взгляд в этом состоит огромная ценность произведений автора. Темы, поднимаемые Гоголем актуальны во все времена. Ведь даже когда пройдёт ещё пара веков, Земля ещё более урбанизируется и люди освоят самые дальние закоулки галактики, сущность человека, нравы людей, останутся теми же. А Гоголь пишет именно о них!

Первая мысль после прочтения — это действительно страшно. У Гоголя вообще много ужастиков (вспомнить «Вия» или «Страшную месть»), но этот для меня стоит особняком. Начиная с эпизода сна в душу проникает эта давящая, пугающая атмосфера и потом еще долго не отпускает. Окончишь рассказ, отложишь книгу и задумаешься: а о чем же она? Если отбросить громкие слова , что, мол, Чартков продал свой талант и , что лучше быть бедным, но гениальным, чем посредственным, но богатым и знаменитым. Это все верно, конечно. Но, мне кажется, тут есть еще что-то. Что-то глубокое, философское. Гоголь был мистик, у него было множество страхов, суеверий. Гений и сумасшествие — вещи часто неразделимые. В «Портрете» это видно. Для меня это — одна из его самых сильных вещей. Правда, на ночь ее лучше не читать.:wink2:А то еще явится.:spy:

Ну наконец-то, узнаю прежнего Гоголя, а то читая сначала Мертвые души, а теперь Петербургские повести, потихоньку уже отвык от образов навеваемых Вечерами близ Диканьки, и как-то уж и не хватало прежнего гоголевского мистического антуража. Но Портрет дает насладиться этим в полной мере, будучи кроме того еще и глубоко психологическим и философским произведением. А из одного из отзывов я даже узнал — вот оно какое оказывается городское фэнтези да еще и с элементами готики; что-то все таки есть в подобном определении.

Что же касается судьбы самого художника, то удивительно в какой все таки мере деньги могут портить человека. Другое, что удивляет, это как Чертков упорно берег себя от популярного искусства, способного приносить достаточный для молодого человека доход, надеялся взрастить свой талант не разменивая его на популярные бульварные мотивы, и едва только на него упали шальные деньги, как он сразу же бросается в роскошь и кутеж. Не понимаю, если он мог так стойко воздерживаться от халтуры (читай легких денег, тем более, когда за квартиру платить нечем и есть нечего — я бы его не осуждал), так почему его так на найденных деньгах занесло?

Кстати, первоначальный вариант повести был сильно изменен Гоголем под влиянием многих критических отзывов, в частности Белинского, и в результате акцент был перенесен с фантастического элемента на психологизм, так что от прежнего портрета осталась лишь канва да мистический оттенок.

К Гоголю, как я заметил, есть некоторое предубеждение – что Гоголь это смех, это сатира, юмор, что если он и напугает, то потом обязательно заставит посмеяться. Да, сатира Гоголя сильна – она искромётна, точна как выстрел белки в глаз, она оригинальна и её нельзя не любить, и многое он нет-нет да раскрасит ею, прибавит такого вот привкуса. Однако этот рассказ – что-то совсем другое. Да, он тут как всегда подметчив, он оживляет острым взглядом всё… Но тут же, с самого начала, он вдруг берётся нагнетать какую-то мрачно-тяжёлую атмосферу, едва ли не удушая приступами тревоги. Он передаёт особую тяжесть бедного, но талантливого художника – и в этом подъезде со «следами кошек и собак» и в комнатке с низким потолком, заваленной его «опытми»… И как же жутко он передаёт купленный по роковому наитию портрет… Да, принято у нас глядеть на запад, на их По, Рэдклифф, Стокера и сонм других. Вот у них, дескать… а тут – на тебе… Да, может быть, портрет, из которого выходит призрак, и не новая вещь, да может быть золото (и ведь сразу чувствуется золото – недоброе) которое меняет жизнь – не новая вещь. Но здесь есть то, что в своё время поразило меня в другом «портрете» – «Портрете Дориана Грея» (они, кстати, были мне чем-то созвучны – в том числе и своей силой). Мистика, рок тут вещь подталкивающая, все эти деньги – они не были злом, они же давали и шанс на лучшее, но затронули то чёрное, что было внутри человека, дали возможность пуститься ему (имею в виду Чартков) по тёмному пути. Это фантастическое – лишь толчок, а дальше он сам себя толкал в пропасть. И как же всё выписано здорово, психологично – захватывает (и в этом падении тоже есть что-то созвучное с «Портретом Дориана Грея»). Читая Гоголя – буквально летишь по нему, читаешь взахлёб. А страх… страх ведь приходит к Черткову не столько из-за призрака. Страх приходит позже вместе с осознанием, что жизнь прошла в наслаждении, но зря, что талант загублен, уже не вернёшь ничего – вот, что дали эти проклятые деньги, вот, что выбрал он сам, имея возможность с этими же деньгами пойти по другой дорожке. И страх приходит к нему вместе с безумием. Очень удачно Гоголь расположил всю историю – сначала история Черткова, а потом уже собственно портрета. Так создаётся какой-то дополнительный объём. И история портрета – тоже заставляет поёжиться. Этот ростовщик, чьё золото творит беды… и портрет, в котором дьявол-ростовщик задумал сохранить свою жизнь вечно. И тут же всё это превращается в нечто иное, приобретает второе дно – ведь это всё – об искусстве. О том, что такое искусство и какие жертвы оно требует (Чертков, позарившийся на «легкую жизнь» и навсегда погубивший в себе художника; ведь лучше б было как тот неназванный автор картины (в конце)– призреть всё мирское, терпеть голод, но оттачивать, оттачивать своё мастерство – и вышел бы из него такой же величайший Мастер). И о том, какую ответственность несёт творец за свои творения, о том как должно подходить к работе (вот отец рассказчика из второй части создал картину «с отвращением… не чувствуя любви к своей работе», и сила тьмы, сила этого ростовщика прижилась в ней неся и неся обладателям своим зло). И концовка, дающая понять, что неискоренимо это зло. И был до этого не один такой Чартков. И будет ещё не один… Очень сильное произведение, очень слаженное, очень насыщенное – и чем-то таинственным и мрачным, и своим духом, и смыслом – в чём-то остерегающим, поучающим; слова отца рассказчика из второй части – это буквально выписать и повесить на стенку: «Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится». Отличнейшая вещь. Наполненная смыслом и эмоциями – многогранная.

Буду очень краток. Это лучшее из всего что я когда либо читал. Гоголь — гений, мастер слова и мысли... даже нет, не мастер, — ВИРТУОЗ. Очень сильное и атмосферное произведение. Обязательно к прочтению.

«Портрет» я первый раз прочитал в детстве, незадолго до того, как изучают ее в школе – то есть где-то в 7-8 классе. Перечитываю довольно часто.

Первое впечатление было – повесть действительно страшная. Хотя не настолько, как «Вий» и «Страшная месть». Однако в «Портрете» пугает именно то, что чертовщина смешивается с обыденностью, проникает в повседневную, земную жизнь. Собственно, все происходящее можно списать на галлюцинации и совпадения, но от этого только больше начинаешь верить в потустороннюю природу портрета. Цепочка кошмаров – это вообще очень сильное и знакомое ощущение, когда страшный сон еще длится, хотя уже начинаешь понимать и пытаться проснуться. Этот бесконечный, затягивающий как болото сон – очень характерный кошмар для Гоголя, который боялся, что его похоронят заживо в бессознательном состоянии и поэтому, видимо, опасался таких состояний.

Уже потом, со временем, впечатление произвела идея повести – хоть она и достаточно проста. Автору удалось исчерпывающе раскрыть вопрос предназначения творчества. Дьявольский подарок судьбы толкает Чарткова на путь художника, как бы сейчас сказали – попсового; что ведет к вырождению его таланта.

Человеку свойственно творчество. Это одна из самых естественных черт разума – стремление упорядочить и украсить мир вокруг себя. И это как раз то, в чем человек подобен Богу – он тоже может быть Творцом, тоже может сотворить свой мир. Возможно, именно творчество – это и есть предназначение существования разума, и нет ничего более священного, чем способность создавать вещи, делающие мир сложнее и прекраснее. И нет большего греха, чем извращать эту данную Богом способность, используя ее во зло окружающим или исключительно для извлечения материальной выгоды для себя. Именно такое использование своего таланта привело героев повести на путь саморазрушения. И вполне ясна метафорическая концовка «Портрета»

Достоинства произведения:

глубокая, проработанная авторская философия творчества;

реально страшная, депрессивно-мистическая атмосфера;

оригинальная композиция повести (объединение двух новелл в одно произведение).

Недостатки: не выявлено.

Итог: наряду с «Вием» — последняя мистическая вещь Гоголя. После в творчестве писателя начал преобладать сатирический реализм с элементами абсурда. А жаль – на мой взгляд, фантастика у Гоголя была гораздо убедительнее.

В школе я этот рассказ читала несколько раз, каждый раз получая удовольствие. Меня он не пугал (разве что чуть-чуть:wink:). Очень добротное мистическое произведение, по тем временам, наверно, было очень страшно.

Но здесь мы видим не только мистику, но и философский подтекст: что предпочесть- славу и много денег при написании бездушных картин, или же нестабильную жизнь, но зато интересную, которая позволяет таланту раскрыться? Чартков выббрал первое- и здесь встаёт вопрос- можно ли его осуждать? Он вышел из нищеты, стал жить хорошо. Разве это зазорно? Фортуна ему улыбнулась, он стал «раскрученным» художником. Требования клиентов, большие гонорары, такой резкий поворот судьбы вскружил ему голову. И он стал потакать клиентам, не понимая того, что зарывает талант. Когда он был бедным, он писал портреты так, как считал нужным- и они получались правдоподобными, а стал богатым- резко изменил тактику. Попав в хорошие условия из плохих, он не хотел возвращаться к своей прежней жизни. Новая «счастливая» жизнь свела его с ума в буквальном смысле слова.

Итог: очень запоминающееся произведение, атмосферное, с явным философским подтекстом. Написано тяжеловатым стилем, но при этом читается на одном дыхании.

Две части повести, по правде говоря, плохо сочетаются друг с другом. По сути, это два совершенно отдельных произведения, лишь слегка соприкасающихся. Первая половина, история художника Чарткова, случайно купившего старинный портрет, который принес ему богатство и славу, но убил тем самым его талант, написана действительно просто блестяще; Гоголь очень точно и достоверно описал одну из сторон жизни петербургского общества — чувствуется, что он немало времени провел, общаясь с художниками, наблюдая за ними. Вторая же часть, рассказ о самом этом портрете, по-моему, выглядит гораздо слабее и натужнее, что ли. Известно, что автор несколько раз ее переписывал, однако это не слишком помогло. Знаю, что по сути повторяю в этом мнение Белинского, ну и что с того?

Потрясающий рассказ, невозможно оторваться! Гоголь поражает своей нестандартностью.

Это один из моих любимых авторов. Он был фантастом, когда не было еще фантастики.