Сергей Игнатьев «Алюминиевые херувимы»

Рассказ цепляет за самую суть уже тем, что идет повествование как бы от твоего лица. Как бы сразу же и тут, и далеко там в прошлом – так проще, чтобы не сильно бояться. Так проще, чтобы не громко молиться, поддаваясь россказням суеверной бабки и механика. Хотя, оно часто так и выходит: чем ближе прикасаешься к смерти, тем труднее согласиться на ее взаимность…Нужно, чтобы болело — это как запрограммированный природою признак в тебе Жизни и несущихся ею изменений. К лучшему будущему, чем у тебя было до Войны? Возможно…хотя, лучше бы Этого и не было вместе с ее алюминиевыми херувимами. Тогда не было бы нужды в молитвах, чтобы стало проще идти по морозу с двумя ранеными на плечах.

Имхо, главный плюс этого рассказа — как раз та самая размытая грань между фантастикой и не-фантастикой, которая вводит в заблуждение критиков, самонадеянно заявляющих о непринадлежности текста к жанру.

По ходу повествования точка зрения сдвигается: от предельно детализированной, образной реалистичности (в которой персонаж, крестящий самолет перед вылетом, воспринимается как дань традиции/суеверию, не больше) к магическому сознанию, турбореализму (когда алюминиевые херувимы уже переросли из поэтического образа в действительность, не просто данную в ощущениях, но являющуюся поводом и мотивом для поступков ГГ). Герой меняется — как раз поняв и приняв существование иррационального/потустороннего. И почему этого не хочет понимать иной читатель — для меня загадка. Пожалуй, для тех, кто не видит здесь фантэлемента, «Сто лет одиночества» или рассказы Келли Линк тоже покажутся не-фантастикой.

Если писать о форме, то лучше всего здесь ритм — мне давно не попадалось рассказа, настолько тщательно ритмически организованного. Рубленые, четкие фразы — именно ими правильно говорить о войне. И уж тем более, о летчиках — воздушный бой «живет» очень быстро. Здесь ткань повествования гораздо лучше характеризует описываемую тематику, чем какие-то фактические детали.

Раскрытие темы идет несколько в лоб («слабость» христианских мотивов в сравнении с военной мощью), но вай нот. Главное, что именно в рамках темы идет изменение мировоззрения ГГ, то есть здесь тема — не сбоку припеку, а стержень рассказа.

Понравилось, что все «побочные» ветви сюжета (в частности, воспоминания героя) работают на основную идею, нет случайных деталей (пример: сцена с бритьем, когда стальному лезвию/исконно мужскому занятию противостоит ласка/женская рука; та самая сила слабых как она есть).

Единственное «но» (ответ на вопрос, почему от меня не 10) — текст временами балансирует на опасной грани между прозой и поэмой в прозе, поэтому форма иногда тянет на себя одеяло с содержания. С другой стороны, если бы было по-другому, рассказ потерял бы львиную долю своей магии.

Название у рассказа нетривиальное, интригующее.

Приступая к чтению, я уже знал, что «Херувимы» — один из фаворитов группы, поэтому предвкушал какое-никакое удовольствие. Поначалу отмечал только небольшие огрехи, вроде:

Карта СССР похожа на схему разделки коровьей туши... как та, что висит над витриной гастронома на углу. --- Даже в удивительные советские времена с трудом могу себе представить столь экстравагантное украшение на фасаде дома.

или

Облака похожи на святого Георгия, воюющего со змеем. --- Тоже сомнительный образ для советских времен. Святые у тогдашних детей были не в чести. Хотя и уровень образования повыше. Но я бы в сходной ситуации скорее представил русского богатыря, сражающегося со Змеем Горынычем.

А вот дальше, когда стало ясно, что речь пойдёт об авиации, валом пошли уже такие узкоспециальные ошибки, что никакой стиль или композиция не могли отвлечь меня от них:

Ты даже можешь сломать ногу при попытке запуска самодельного параплана… --- Не было тогда никаких парапланов. Планер, сразу за ним самолёт. Ещё автожиры, дирижабли, аэростаты, воздушные шары — вот и всё, что могло летать в то время.

– Полоз, я Десна, пять минут до цели.

– Понял вас, Десна. --- Радио на истребителях И-16 в Испании? Это смело. Даже в начале ВОВ на многих машинах не было радиооборудования.

Только некоторые И-16 тип 5 были модифицированы путем установки на них коротковолновой радиостанции РСИ-3 (РСИ — радиостанция для истребителей), их можно было отличить по маленькой мачте для антенны, смонтированной на верхней части вертикального оперения. РСИ-3 состояла из приемника и передатчика. Обычно, только командирский самолет в подразделении был оборудован и передатчиком, и приемником, тогда как остальные самолеты имели или только приемник или не имели радио вообще. То есть ответить «Понял вас, Десна» можно было жестами пилота из кабины или покачиванием крыльев.

Не могу со стопроцентной точностью утверждать, что модернизированных самолетов не было в Испании, но... Я читал немало мемуаров летчиков, в том числе, «испанцев», и должен был бы запомнить такую деталь, потому что постоянные жалобы на отсутствие связи запомнились отлично.

Да и переговоры на русском языке, с использованием русских позывных. Вроде бы у всех советских специалистов были иностранные псевдонимы, от них требовали учить испанский.

В общем, много сомнений, надо разбираться.

– Полоз, я Верста, мессеры на пять минут. --- НИ РАЗУ, НИ В ОДНОМ ИЗ МЕМУАРОВ, я не встречал такого обозначения направлений до наступления эпохи видеосалонов и знакомства с американскими фильмами. Да и там они используют не минуты, а часы — так короче.

– Полоз, я Верста, выходим на цель!

– Бомбы пошли! --- Всё чудесатее и чудесатее. Так у нас тут, стало быть, «ишаки» бомберами подрабатывают?

– Ведущий, ведущий! Мессеры прямо по курсу!

- Огневой контакт! Огневой контакт! --- ОМГ, где тут у нас смайлик «фэйспалм»?

Ну, и весь остальной бой примерно в таком же аспекте.

…школьная медсестра берет у тебя анализ, протыкая кожу обломком бритвенного лезвия. Почему они никогда не колют в большой? Почему именно в средний? --- Вообще-то, всегда в безымянный. А откуда эта жуткая подробность про обломок лезвия? Реально где-то кто-то такое упоминал?

Твой первый механик... крестит хвост твоей машины перед вылетом. --- Ага, значит «В бой идут одни старики» всё-таки есть в активе.

Ваши машины остаются на полосе, в клубах дыма, грудами горелого железа. --- Если «он» всё-таки истребитель, то не было там почти никакого железа. Даже алюминия и почти до самого конца войны. Даже у «летающего танка» Ил-2 весь планер был деревянным, только мотор и кабина из брони. В этой связи всё больше вызывает сомнение название рассказа, замысел которого уже ясен. Лучше «Фанерные херувимы», а с учетом Испании, так вообще, наполовину перкалевые.

И горелого на аэродромах почти не было — кроме дежурных звеньев техника просто не была заправлена. Просто — разбитые самолеты.

…у них теперь «фоккеры», а у вас по-прежнему «ишаки». --- М-да. Первые Fw 190 появились на восточном фронте 6 сентября 1942 г. под Ленинградом. А за весь год «ишаков» произвели всего 160 штук. Нет, теоретически возможно, И-16 «долетывали» аж до 43-го. То есть, теоретически возможно, но вот так огульно... Ведь уже в начале 1942 года И-16 составляли не более трети парка истребительной авиации в составе ВВС РККА: И-16 (28% от общего количества), ещё один «старичок» И-153 (18%). А почти половину составляли самолёты новых типов — МиГ-3 (23,9%), ЛаГГ-3 (11,5%), Як-1 (9,2%).

Сосновый силовой каркас, усиленный стальными уголками, одиннадцать шпангоутов, четыре лонжерона и одиннадцать стрингеров...

Алюминиевые херувимы. -- Ну, Автор, все верно. Осталось всего несколько слов произнести: ...обшитые фанерой и обтянутые перкалью. Википедию явно читали. Так отчего «алюминиевые»?

Испанцы назвали их «крысами». --- Это немцы называли их «крысами» (рата). А испанцы — «мошками» (москас).

Ты положил всех четверых, очередью от пуза, в одиночку. Четвертого ты догнал за оврагом и прикончил зазубренным ножом. --- Убил. А потом догнал, и ещё раз убил.

Раз в месяц вам сбрасывали патроны и продовольствие. До линии фронта было как до неба. --- А почему только патроны и продовольствие? А до линии фронта как до неба — неудачное сравнение. Летчику небо кажется особенно близким.

В общем, лично мне всё это показалось ужасным. Помните? «Писать нужно либо о том...» (с) Чтобы писать о войне и лётчиках мало одной Википедии и пары фильмов.

Вообще-то, я всегда стараюсь писать отзывы аккуратно — и нашим, и вашим (плохой полицейский-хороший полицейский). Но тут на первой же странице в клинч сцепился не с текстом, а с тонкостями и нюансами.

Я виноват, что почти до 14 лет я хотел быть космонавтом? Нет, кроме шуток. А самый короткий путь туда — через истребительную авиацию. Я прочитал всё, до чего смог дотянуться по теме. Я до сих пор могу более-менее прилично сообщить ТТХ основных видов ЛА ВМВ, их достоинства и недостатки, особенности тактики их применения. После всего этого читать «Херувимов» было просто издевательством над собой.

И где-то далеко на заднем плане остались авторский стиль, короткие рубленые предложения, удачные эпитеты и т.д. и т.п. Всё заслоняло главное: Автор ничего не знает о моём любимом «ишаЧКе». Обратите внимание на использованный суффикс.

И вы хотите, чтобы я прошёл мимо всего того, что перечислил? Извините, не могу.

Писать нужно либо о том, что хорошо знаешь, либо о том, что никто не знает (цэ)

Автору не повезло. Мы с Бексултаном слишком много знали, его замечания больше чем на половину перекликаются с моими. Так что я даже не слишком оригинален.

О фантастике в рассказе я вообще молчу — это просто досадная мелочь.

Тема: сила слабых в мужестве и воле.

По делу:

С первых строк про национальный характер – огромный минус.

Да ещё про войну.

-- Мы, как та коровья туша, Красные. Это наш цвет. Цвет нашей страны. Цвет нашего знамени. --

- ужасно. А остальным странам как быть?

Ощущение, что автор/герой обобщает. А такие штуки лучше говорить только за себя.

-- Почему они никогда не колют в большой? Почему именно в средний? Чтобы было больнее? Чтобы ты не расслаблялся? --

— поясняю герою: чтобы зараза, в случае чего, не пошла на всю кисть. Средний палец имеет отдельную синовиальную сумку, большой – нет. Причём не исключу, что автор об этом знает либо мог узнать совершенно запросто, но ведь тогда бы пропал ещё один пафосный штришок.

Про геройство – несомненно. Но поток сознания и общая мрачность не дают полюбить таких героев.

Вкусовщина:

Обращение во втором лице терпеть не могу. Так и представляю, как мне наговаривают: чтоб тебе шлёпнуться, чтоб тебя ранили, чтоб тебя подстрелили... Короче – антитоп.

Не люблю рассказы на военную тематику. Они все похожи друг на друга. Начало было неплохое, все эти описания неба и тяги к нему. Правдиво. Чувства героя знаю по себе)

Дальше идет типичный фильм про войну.

Рассказ крепкий, без особых ляпов, но уцепить меня не смог. Тема тут кроется в ангелах, у которых нет задницы, но которые воодушевляют, да? Фантдопущения я в рассказе не увидела.

Раздолбали технари поэта-лирика, патриота, в пух и прах. В васильках потоптали, потом в лопухах побуцкали, под конец — неалюминиевым чем-то — в лицо.

Что делать, знал, куда бритую свою личность совал. У меня, брат, дела еще хуже...

Кажется, Беляев говорил: полуфантастики не бывает, так что все у вас хорошо.

Тема: Только из сугубой доброжелательности: сила маленького человека перед большой войной. Более ничего не могу придумать. 1/2

Идея: Путевые заметки, мысли по поводу. О войне и о себе. Не против.

Язык:

« Стремительной блистающей стрелой сорвется случайная сосулька»

Стремительной стрелой. Стрелой сорвётся случайная сосулька. Много «С» — это красиво, наверное.

« для доводки кожаный ремень абразивной пастой»

Здесь чего-то не хватает.

Но хороший язык, ничего особенно взгляд не царапало.

Увлекательность:

Этот текст сделан хорошо. И читать его, не будучи специалистом в самолётостроении, было интересно.

Личные впечатления:

«Ты даже можешь сломать ногу при попытке запуска самодельного параплана из простынь и фанерных реек,»

Согласно источникам параплан изобретён в 1964 году.

«Нервно теребила красные языки свои галстука.»

Это её помады вкус он запомнил? Пионерка тридцатых с помадой на губах, да? И духи... Или это было позже? Кажется, автор слегка меня запутал. То есть понятно, что речь идёт совсем о другой женщине, но голова проще всего соотносит с этой девчонкой в галстуке.

«И ты понимаешь, что все вы, и ты, и он, и она, все вы – часть чего-то целого»

Чтобы боевой лётчик почувствовал себя единым с особистом. Верю. Боевые лётчики — они такие все. Да?

Мне понравилось. Даже кое-где пробрало. Как ни странно для этого конкурса, где тексты в основном тоскливо-холодные. И несоответствия мне не помешали. Так как я не в курсе этих несоответствий даже после нескольких прочитанных разгромных отзывов. Ну извините. 1/2

Итого:8/10

Весь рассказ ожидается интересная концовка, автор заманивает ей, кажется, все «красивости» придуманы именно ради нее.

После прочтения остается чувство недоумения: зачем все это?

Рассказ, обучающий мужчин бриться?

Карта СССР похожа на спящего дракона, которому нельзя просыпаться — так как он способен уничтожить весь мир и создать множество других миров. Теперь политическая карта мира похожа на кладбище... Но это так эмоции.

А по делу, рассказ абсолютно никакой. Я не знаю какого Набокова или ХамЭнГуэйЯ курил автор прежде чем сляпать символически-сентиментальную пародию по идеям «Омон Ра» Пелевина. Попытка провалилась, но почему тогда мы наблюдаем её во втором туре конкурса? Наверное, чтобы поставить оценку, а потом пойти в кинотеатр на премьеру «Темного рыцаря» и лишь уже подходя к билетным кассам вспомнить, что кинотеатр снесли и сейчас на его месте огромный огражденный серой стеной котлован — здесь будет город-сад! А напротив православный храм, засаженный алюминиевыми кружками нищих и бомжей, храм удивленно звенит колоколами так как никаких херувимов не наблюдается в густом тумане ладана, а только кресты, кресты, кресты...

Начитавшись хвалебных отзывов о стилистических достоинствах рассказа, первые пару страниц был в легком недоумении. Глаз постоянно спотыкался о стилистические шероховатости. (По стилистической выдержанности рассказу, конечно, далеко до «Света исходящего», он гораздо ближе к не до конца выдержанным «Запискам О великих и малых»). Но на третьей странице все шероховатости отошли на второй план. История настолько меня захватила, что чтение превратилось в одно сплошное удовольствие. Шероховатости стиля, неоправданные повторы, пафосные лозунги, чрезвычайно неорганично выпирающие из художественной ткани рассказа – я просто перестал обращать на всё это внимание. Композиционное совершенство рассказа меня просто заворожило…

Трактовка темы – одна из самых оригинальных на всем конкурсе. (По сравнению с трактовкой темы в «Алюминиевых херувимах», трактовка темы в том же «Свете исходящем» превращается просто в очередную пошлую притчу об Избранном). Тем не менее, трактовка очень и очень спорная…

Я – человек либеральных взглядов. Меня тошнит от имперской идеологии. Когда я слышу словосочетание «великая страна», моя рука тянется к пистолету. Я готов плюнуть на могилу Столыпина, когда слышу знаменитое: «Им нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Мне хочется ему ответить: свою великую Россию можешь засунуть себе в одно место, мне хочется всего лишь по-человечески пожить в той стране, в которой я родился – и всё. Да, я – эгоистичная тварь, мне плевать на величие страны, если оно покупается ценою человеческих страданий, мне плевать и на саму страну, которой плевать на меня… Но автор силой своего таланта, на время чтения рассказа, заставил меня поверить в то, что тоталитарное государство способно не только перемалывать человеческие судьбы, но и давать людям силы. Причем, речь идет именно о СССР, а не об абстрактной Родине. Дело вовсе не в девушке с холодными глазами и не в цветочках-лютиках...

«Потому что кроме медалей, орденов, звездочек, васильков, одуванчиков и льда Ее глаз, есть что-то еще...»

Речь идет именно о той самой стране, в которой человек был всего лишь винтиком. Но это не очень удачное сравнение. Автор предлагает нам другое. Государство – не механизм, не машина, оно – организм, огромная туша, в которой каждый человек – всего лишь одно из мясных волокон в ней. Это страшнее, чем быть винтиком, винтик – это абстрактное понятие, а мясо – что такое быть мясом понимают все…

Это – не просто рассказ. Это реквием по той стране, в которой я родился – по все-таки разделанной в начале 90-х туше на карте мира. По той стране, для которой люди были отнюдь не пешечным, а самым настоящим живым пушечным мясом. По той стране, которая давала людям смысл существования. Делала их сильнее и, как это не парадоксально звучит, счастливее…

Спасибо автор, реквием удался на славу.

Пока читал, вспоминал «В бой идут одни старики», Moon far Away и «Варшавскую мелодию» — всё-таки, Она чем-то неуловимо похожа на Гелену, только у Гелены руки теплые. Это из того, что чётко и уверенно. На самом краю брезжило ещё два образа — какой-то фильм, советский, про войну, где герой тоже постоянно брился (или я так запомнил) и... армянская, кажется, сказочка про — ну да — херувимов, чья суть «головка да крылышки», а задницы нет. А зачем им задница?

Точно так же — зачем этому рассказу фантастика? Как по мне, четкий, внятный и поддающийся классификации (о, какими чужими кажутся такие слова сейчас!) фантастический элемент только испортил бы всё. Нет уж, пускай читатель сам домысливает, были ли херувимы, были ли бог за облаками — или не было ничего, только ледяная вода и бритва? Для меня... нет, не скажу.

Да и так ли это важно? Важнее, что автор прошагал весь свой путь по тонкому канату — когда каждая фраза, каждое слово на максимуме напряжения, на максимуме эмоций. Для кого-то — упал и не единожды. Для меня — нет.

Херувимы за правым плечом?

Длинный отзыв писать не буду. Это хороший рассказ. Очень хороший. Только нужна незначительная и осторожная правка.

Но — это не фантастика. Можно, конечно, притянуть символизм и обозвать фантдопущением, например, ту же тушу над гастрономом или херувимов в конце. Это два лейтмотива через весь рассказ, это настроение — но это не фантастика. А жаль. Потому что хорошо написано.

Поэтому моя личная оценка рассказу на десять тянет. Но в этом конкурсе — нет.

Великолепно. Божественно. Божественный язык. Даже жалко, что такая мощная, богатая, раскованная речь тратится на унылейший сюжет про пилотов и фашистов. Чудо нельзя разбазаривать. Впрочем, уверен, у автора есть вещи и поинтереснее, и побольше. А пока даже остальные рассказы оцениваться не хочется, боюсь, буду пристрастен. Пойду-ка посплю.

Да, карта СССР и впрямь похожа на коровью тушу. Всегда это знал.

Я думал, что не фантастические рассказы как-то отсеиваются. Этот прошел в следующий этап. Считать, что упоминание херувимов автоматом делает рассказ фантастическим — это... Обыгрывание связки: алюминиевые херувимы (наши самолеты или наши летчики) с просто херувимами (ангелами) могло бы сработать, если бы ангелы-херувимы хоть как-то проявились, кроме того, что они являлись герою в трудные моменты, крепили его веру. Но это абсолютно обыденная вещь для того времени. И не только того. В крайнем случае можно отнести к религиозной тематике. И то не тянет.

Если оттолкнуться от жанра и посмотреть на раскрытие темы (сила слабых), то я увидел простой вывод: сила слабых — в том, что за тобой стоит Родина (цветочки, девчонка-санитарка, и девочка, что тебя ждет, ну еще и страна — ассоциируемая с картой-тушей), а еще — в вере. Можно было бы придраться и к Родине. Все-таки о чем-то говорит карта-туша?! Да ладно.

Вере во что? Герой, пробираясь к своим, костерит всех, кого, я перечислил в понятии Родина (понятии героя). Только от ангелов-херувимов ему легче. Хотя помогают ему чьи-то руки, которые подносят кружку, промокают лоб, меняют повязки. Но в конце герой улыбнулся только своим херувимам за плечом, потому что так легче идти.

Хочется вторить герою — потому не в жанре, потому так примитивно раскрыта тема, — что так легче.

Ну и последнее: герой совершает какие-то стереотипные действия, характеризующие ту войну. Почти все, что было темой передовиц. Получилась не индивидуальность, а боец с плаката. Хотя и часто брился. Наверное, только это хоть как-то его выделяло.

Моя оценка — 2.

Претензии за фантастику удивительны как таракан в сливочнике. И настолько же уместны, на мой взгляд.

Какая разница — что именно в тексте есть фантастического и сколько его?

Взамен формальной фантастическости есть гармоничное сочетание языка, идеи, эмоциональной достоверности.