Дэймон Гэлгут «В незнакомой комнате»

Не знаю как другим (не читаю чужие рецензии до написания своей), но мне прежде всего бросилось в глаза то, что в романе не просто три части, а три равные части. Это интересный ход, но несколько настораживающий. Если во главу угла ставят такой параметр как количество авторских листов, то какая-то история окажется недосказанной, а какая-то наоборот, затянутой. По факту же затянутость начинается в каждой части почти сразу, так что на практике проверить данное предположение не удалось.

А начал я читать книгу из-за её первых строк: «Однажды в полдень он идет по маршруту, который ему указали ранее, и вскоре оставляет крохотную деревню Микены позади. Спустя час или около того он уже в невысоких горах, поросших оливами и заваленных серыми камнями, откуда открывается вид на долину, плавно спускающуюся к морю. Он испытывает невыразимое счастье, которое способно охватывать его только в пути и одиночестве.» Сразу же всплыли воспоминания, сразу же захотелось вновь пройтись по эллинским тропинкам в эти ещё холодные апрельские дни России. Но увы, не смотря на то, что дальше будет ещё более жаркое место — Африка — холод книгой скорее усиливался. Холод одиночества.

Дело в том, что одиноки люди именно потому, что не могут найти с кем поделиться своими эмоциями, особенно отрицательными. Не просто высказать их, а быть понятыми. Именно потому, что шансов на это мало, рассказать особо и не кому. Можно, как автор этого произведения, выплеснуть своё одиночество на бумагу. И в этом случае количество тех, кто его поймёт, будет больше. Но хватит ли их, чтобы выкупить весь тираж книги?

Кроме того, одиночество острее всего чувствуется в молодости и в старости. Не потому что среднему возрасту оно не присуще, просто в этом возрасте так много мелких дел, что ими можно заменить даже саму жизнь. В молодости же одиночество стоит крайне остро, поэтому вроде как эту книгу поймут молодые. Вот только в юности хочется не других понимать, а быть понятым. Одиночество старости же совсем иное. Это одиночество общения. Автор же произведения не ведёт диалог с читателем. Он даже не рассказывает о себе как таковом. Он предлагает просто рассматривать себя в прошлом отстранённо, через «он» вместо «я». То есть даже сам писатель не хочет иметь с героем ничего общего. Причём временами этот «он» становится «я», словно предлагает сравнить восприятие текста и героя. Трудно читать такое с сопереживанием.

Сам же сюжет каждой части будто написан по какой-то (любой) настольной игре в стиле ходилки по клеточкам. Бросил автор кубик, прошёл герой столько-то клеточек, попал туда-то и там выпало то-то. Как и положено в такой игре, там есть бонусы, есть пропуски хода, есть возможность перепрыгнуть вперёд на несколько клеток или же вернуться чуть ли не к началу поля. Азарт в такой игре известен, но насколько это интересно самой фигурке. Вряд ли кто-то об этом задумывается. Ведь она лишь объект, а не субъект. И читатель тоже в данном случае объект. Его задача пройти словно фишка по всем полям игры, в которые забросит его автор. Вот прошёл одну игру, называется «Ведомый», хотя вполне подойдёт и «Лесото». Вот и прошёл вторую: «Любовник», или же «Африка». Она более масштабная по задумке, но количество клеточек там такое же.

А вот третья игра более сложная. «Страж», она же «Индия суицида». Тут к кубику добавляются ещё карточки настроения, а количество игроков возрастает. В компании всегда играть интереснее. И даже читать о таком как-то менее скучно. Но сколько бы автор не ныл, сколько бы не нагнетал, последняя страница пройдена. Игра завершена. Стулья игроков опустели. Все разошлись по своим делам. И никто не предложил в следующий раз снова в неё сыграть. То есть её прочитать.