Пожалуй, самый неудачный из всех романов Нила нашего Стивенсона: при всём том, что мастерство никуда не делось, экшна, как всегда, море, читается почти всегда с неизменным интересом — много чего описано экзотического, о чём никогда не слышал, и т.д. и т.п., но самый большой косяк этого текста — неприкрытая пропаганда. Да, и в своих прочих опусах Стивенсон не брезговал пропагандой чего-то своего любимого (англосфера, технари и техносфера вообще, умники-мошенники, ценности Западного мира превыше всего и т.д. и т.п.), но, как мне кажется, до такой лобовой пропаганды не скатывался никогда, всегда оставлял зазор для неоднозначных трактовок. А тут — вперёд и с песней: хватит слушать тех, у кого нет денег, давайте делать с этим миром всё, что мы захотим! При том, что на самом-то деле никто, по большому счёту, не смог доказать, что нынешнее «потепление» является делом рук человеческих, а не, например, является просто долгосрочным трендом изменения глобальной температуры, от человека никак не зависящим. В итоге получился не роман, а агитка. А жаль. Мало чьи новые опусы ожидаются лично мной с таким нетерпением. И вот такой облом...

Уэльбек в свои 64 года уже решил, видимо, высказаться окончательно: все там будем, и какая разница — раньше или позже? Социология более не интересна, что там ждёт впереди общество, страну, государство, континент или планету — кому какое дело, если сегодня ты жив, а завтра вполне можешь живым не быть? Оттуда не увидишь. Поэтому на посошок семейную сагу — или почти семейную сагу — о смерти и умирании. Печальную, занудную, как и большинство семейных саг, бессмысленную, как и большинство «просто жизней». Жаль, все сюжетные линии оборваны на полуслове и до многих не дойдёт — скажут «скучно». Ну да ладно. Не для них написано, а в первую очередь — для себя.

Прочитал когда-то школьником, не понял почти ничего, и книга так и осталась одной из самых нелюбимых лемовских (которые — из переведённых — прочитал практически все). Перечитав сейчас, понял, что по грандиозности замысла книга стоит вполне себе наравне с прочими шедеврами Лема, однако исполнение, увы, явно подкачало. Конечно, книга принадлежит своему времени, и сейчас всерьёз воспринимать романтику освоения дальнего космоса, наверное, даже как-то смешно. Однако в «социально-философском» смысле Лем по-прежнему из своего 1960 года походя делает одной левой все те толпы «фантастов», творениями которых забиты книжные магазины (пока ещё, недолго им осталось), ридеры (воображенные Лемом в виде «оптонов») и онлайн-читалки. Как, собственно, его ГГ одной левой уделал бы любого жителя того обезьяньего рая, который описан в книге под видом «бетризованного» общества. Точнее, мог бы, но не стал. Пожалел своих несчастных потомков, которые решили перестать быть людьми. Хотя на самом деле, конечно же, ничего они не решили — просто вечные наши кукловоды долго промывали населению мозги для того, чтобы оно поверило в своё «бетризованное» счастье. Лем об этом не пишет, он много о чём в этой книге не написал, о чём надо бы было, ну так он об этом писал потом в других книгах — иногда очень подробно. Отдельно нельзя не отметить один момент: ГГ здесь, пожалуй, один из самых «автопортретных» героев Лема (примерная цитата из романа:«недаром тебя все называли философом») и именно поэтому он так мало похож на крутого космолетчика. Именно поэтому он больше похож на мятущегося интеллигента. К сожалению, миром управляют вовсе не мятущиеся интеллигенты, поэтому он и таков, каков есть — с тотальной ежедневной агрессией всех против всех, слегка завуалированной с помощью разных социальных институтов, — то есть «институциализированной». Но если вспомнить книгу другого классика «Агрессия, или так называемое зло», то нужно к лемовским построениям добавить, что пока люди остаются людьми, агрессия никуда не денется. А если агрессию убрать, это уже будут не люди. Посему я бы так сказал: создавая свой невозможный мир, Лем, скорее всего, прекрасно понимал его невозможность (он и сам признавал потом неудачность этого опуса), но ведь мятущегося интеллигента хлебом не корми, а дай поставить мысленный эксперимент. Тем более что этот мысленный эксперимент в конечном итоге удался: книга регулярно переиздается и продолжает кормить потомков того, кто этот эксперимент поставил.

После «Маленькой жизни» ожидал от авторши большего. Судя по всему, посидев чутка на самоизоляции, она сильно впечатлилась и подумала, что из всего этого что-то будет. Не будет ничего, особенно того «ужаса» в виде «медицинской диктатуры», который она с таким пафосом описала в этом своём объёмном волюме. В общем-то, больше сказать об этой книге и нечего. Ну разве что один момент: будучи женщиной, авторша вообще не понимает мужскую природу. Она описывает отношения в мужских гомосексуальных семьях так, как будто речь идёт об обычной патриархальной семье с женщиной-«домохранительницей» во главе: мужчина ходит за мамонтом, приносит его и дальше не отсвечивает, женщина режет мамонта на куски и распределяет между членами семьи, растит детей, «хранит» дом и так далее... У нормальных людей это благолепие ничего, кроме гомерического хохота, конечно же, вызвать не может. Не говоря уже о трогательной заботе «дедушки» о его «внучке» (биологически к нему не имеющей никакого отношения), на которой построена вся последняя часть книги.

Очень хорошо написанный роман, про который никак не скажешь, что это «женская проза» — автор ухитрилась, описывая прежде всего женские судьбы, уйти от типичных для «женской прозы» слащавости и сентиментальности и написать настоящий роман-симфонию, роман-воспоминание. Однако, несмотря на всю свою мастеровитость, как на раз не неженском она и споткнулась. Самая нелепая фигура во всём романе — мужчина ГГ... Ну, или герой-мужчина второго плана, почти полностью заслонённый двумя главными героинями. Доминантный самец, который в своей советской жизни мог почти всё, а уж в новом амплуа удачника-миллионера за океаном просто всё, всю жизнь при этом бегает собачонкой за какой-то непонятной «художницей», которых мог в своей жизни встретить десятки, если не сотни, и получить их всех... Навсегда или на время... Живо вспоминается такой же абсурдный «Великий Гэтсби». Если романная конструкция держится на таком нелепом ГГ, то в историю не верится вообще... Ну а все эти бесконечные «мелочи жизни», в описании которых Рубина безусловно мастер, так и остаются мелочами... Тому, кто жил тогда в Ташкенте, это может быть интересно, остальным — практически нет, ибо у каждого свои мелочи жизни, которые он потом будет вспоминать с такой же ностальгией... Если будет. Я вот, например, без малейшей ностальгии вспоминаю газировку за 3 копейки в автоматах. Ну, было и было... А ещё небо было голубее и впереди была вечная жизнь с миром во всём мире.

Такое ощущение, что автор с каждым следующим текстом становится всё злее и жёстче: с одной стороны, это притча о тех, кто уехал и о тех, кто остался, и вроде бы автор ни на чьей стороне — каждый делает свой выбор. Однако описание того, как живут оставшиеся, настолько ниже всяких плинтусов, особенно главной героини, которая типа сделала ОСОЗНАННЫЙ выбор, что хочется волком выть. Проблема одна: большинство населения нашей несчастной планеты в принципе не способны к осознанному выбору. Как те, кто остался, так, увы, и те, кто уехал. Потому что живут не по велению того, что, как у главной героини, под беретом, а по велению сердца. Так сказать.

Иногда Уэлшу таки отказывает чувство меры и вкуса, и он несёт полную околесицу. Увы, это как раз тот самый случай... Искупление за «грехи» оказывается не искуплением, а издевательством — причём и по сути, и по форме.

Удивительно, конечно, что за этот «женский» романчик, — точнее, за подростково-девчоночий романчик про взросление девочки-подростка, вписанный в фэнтезийные декорации, дают такие высокие оценки. Подозреваю, что это всё под влиянием если не гениальной, то очень качественной экранизации великого Миядзаки. В отличие от него писательница Джонс великой не была. Она настолько увлеклась в своём опусе декорациями, что смысл затемнила почти полностью: а как там всё-таки происходит взросление/становление девочек-подростков? Где там намёки, добрым девицам уроки? Что-то ничего не просматривается, кроме пустого словоблудия о прекрасных принцах, скрывающихся под личиной не очень добрых волшебников... Да, Оксфорд даёт о себе знать: написано бойко, местами даже афористично, но нагромождение абсолютно бессмысленных «волшебностей» в какой-то момент становится просто скуловоротным — поскорее бы дочитать...

Чем старше становится «наше всё», «чужак в чужой стране»(всегда думал, что американский до мозга костей писатель Кинг очень не похож на всех остальных американских писателей — не качеством письма и прочих литературных штучек, а, так сказать, «подходом»), тем всё меньше ему интересны всякие бредни про оборотней, вампиров и прочую нечисть, и всё больше интересно — про людей. И тем больше ему хочется задавать «последние» вопросы. Зачем мы здесь? Что мы тут делаем? И к чему это всё? И что дальше?

Впрочем, из колеи выбраться сложно, язык нарратива устоялся за много десятков лет, и трудно сказать что-то кардинально иначе. Да и зачем? Всё равно не поймут. И книжку не купят. Так что будем талдычить по-прежнему про призраков и прочую чушь — авось хоть кто-то догадается, что на старости лет мы допёрли до того, что такое метафора. Настоящая, а не высосанная из пальца.

Все мы умрём. «Видели» мы что-то там, «предчувствовали» или нет. Квасили двадцать последних лет, не просыхая, или пахали в полной трезвости на семью ради непонятных бонусов «потом». Банальный месседж, банальная метафора, но свои — глубоко прочувствованные. Таки допёрло. Или припёрло. Не писать не могу (тяжёлый случай графомании, ничего не поделаешь), но и лизать читателю все его любимые места надоело. Так что кушайте, ребятки! Авось не подавитесь...

Совершенно, кажется, банальный сюжет о том, что «за всё надо платить», Великий Писатель Земли Американской (в каком-то смысле) Стивен Кинг на старости лет переосмыслил — по сравнению с тем же своим «Кладбищем»: за всё надо платить, но иногда платить приходится не тебе, а кому-то другому. И это утешает. Все платят, но кто-то всегда больше, чем ты. В том числе за твои грехи. Так что расслабься и получай удовольствие!

Если бы я не знал, что Кинг — ярый демократ, который в молодости был обеими руками против войны во Вьетнаме, я бы подумал, что он прикалывается. Но нет — он на самом деле так думает: если платить не тебе, то расслабься и получай удовольствие от жизни. Пока ты жив, а другие — уже нет. Всем нам немного осталось, но если тебе — чуть больше, чем остальным, — то тебе крупно повезло!

С возрастом люди меняются, что бы там кто ни говорил. Физиология, и ничего с этим не поделаешь. Умри ты сегодня, а я — завтра. И чем старше я становлюсь, тем больше я этого хочу.

Первый трезвый — пусть и «иронический» — голос во всех этих бесконечных и бессмысленных спорах-трёпах о «переносе сознания»... Которого быть не может в силу банальных физиологических причин. Мне плевать (подозреваю, как и 99,9% населения нашей планеты), куда там «перенесут» моё сознание, если я после этого помру и не «перенесусь«! И пускай — говоря простым русским языком — «сегодня помрёт носитель, на который перенесут моё сознание, а завтра — ТОЛЬКО ЗАВТРА — я!»... Мне не интересно, что будет после меня. ВООБЩЕ. Хотя я всю жизнь читаю фантастику. Мне она интересна именно рассказами о том, что будет ПРИ МНЕ. А не через тысячу лет.

Забавный детективчик про убийство в иерусалимском институте психоанализа: жуткие дела творятся иногда в психоаналитических сообществах! Впрочем, самое интересное, конечно же, в этом детективе — не детективная интрига и не некая попытка сатирического описания профессионального сообщества психоаналитиков, а простая израильская жизнь, которая происходит на обочине сюжета. Хотя, конечно же, интересно это может быть только тем, кому интересен Израиль и жизнь в нём.

Америка, конечно, великая страна — в ней даже бомж может стать известным писателем... В отличие от России, где даже известный писатель может стать бомжом и кончить жизнь на помойке (ну или у расстрельной стенки вместе с ворьём и бомжами). Впрочем, всем НЕамериканцам от этого не легче: всякое величие в этом мире оплачивается обычно тем, что прочих — невеликих — «вбамбливают в каменный век». Курт Воннегут был хороший писатель, но на старости лет занимался бог знает чем. Например, пытался с бомжами разговаривать о литературе. Получалось не очень.

Старческое брюзжание — ну что тут ещё скажешь? Гегемон всегда всех мочит... как бы ни страдали по этому поводу разные интеллигенты. Кстати, мочит гегемон всех подряд в том числе и для того, чтобы его интеллигентам было что покушать. Почитайте на эту тему Нила Стивенсона — у него-то как у интеллектуала (а не интеллигента) в этом смысле никаких иллюзий никогда не было: мочили, мочим и будем мочить. Что бы та ни трындели разные «борцы за мир»...

Вообще не понял, зачем г-н Иванов стал писать эту историю — по мне, она не стоит выеденного яйца... Мало того, складывается по ходу чтения такое ощущение, что г-ну Иванову самому совершенно не интересна история — но кушать, однако, хочется, как и всем нам, простым читателям... Результат — написано крайне плохо (что для г-на Иванова — странно, он, в общем-то, вполне крепкий ремесленник), скучные, малоинтересные герои, пустые «приключения» ни о чём, к чему это всё — тоже не понятно. Осилил около трети и плюнул. Пусть читают те, кто готов читать каждый чих, вышедший из-под пера пермского самородка.

Однако вынужден к этому кое-что добавить. Цитата: «Судя по лицу, русский солдат — славный парень. Но немецкие солдаты, что стояли здесь насмерть, тоже были славными парнями. Это неважно. Все они — и русские, и немцы — только орудия в руках Бафомета. Ничего не подозревающие орудия». Цитата, настоятельно требующая прямого применения нового закона о запрете отождествления роли Германии и Советского Союза во Второй Мировой войне. Прежде чем такое писать, товарищу автору надо бы было чуть лучше изучить историю Второй Мировой и её части, Великой Отечественной. Немцы как раз и были орудием Бафомета. А русские — нет. Они просто защищали свою Родину. И вынуждены были убивать врага там, где была родина этого врага. Не ... было к нам приходить. Сидели бы в своих кёнигсбергах, берлинах и мюнхенах и делали бы свои суперагрегаты — и, глядишь, без миллионов трупов были бы там же, где и сейчас — по сути, во главе всей континентальной Европы.

Типа фантастический рассказ, в котором нет ничего общего с фантастикой, кроме декораций. По сути, просто очередной образчик женской прозы о сложных отношениях главной героини с её мужчиной, не более того.

Пожалуй, самый скучный из больших текстов Великого и Ужасного Писателя Земли Постсоветской, — и чуть ли не самый длинный, что только усугубляет скуку при прочтении. Всерьёз обсуждать все те эзотерические, мифологические и прочие штучки, коими автор набил опус под завязку, не приходится. Иногда это смешно, но чаще таки скучно для тех, кто не тратил свою жизнь на чтение пустых и бессмысленных трактатов и поэтому совершенно не в теме. И то, что в основу всей история положена глобальная и весьма актуальная хохма (прочитаете, поймёте, о чём я), не делает роман ни более интересным, ни более смешным. Как началась история ничем, так ничем и кончилась — а художественная литература именно тем и отличается от жизни, что в ней есть сюжет... Наконец-то и у г-на Пелевина начинают проявляться возрастные изменения (что, собственно, происходит со всеми писателями и читателями в этом подлунном мире) — да, он по-прежнему иногда удачно острит и порой довольно забавно метафорирует, — но ему, в общем-то, уже давно скучно всем этим заниматься, а тут ещё и пенсия на пороге, так что... Поклонники, наверное, опять воспоют осанну и даже раскупят тираж, — ну так на то они и поклонники, без них писателю не выжить... Что до остальных — а какая разница, понравилось им или нет, — нецелевая аудитория профессионального маркетолога не интересует от слова «совсем».

Каганов стал уже притчами писать — вроде бы про какую-то далёкую планету и экспедицию к звёздам, а на самом деле про нас, про человека и человечество и наши текущие, совершенно конкретные проблемы.

С одной стороны, как всегда в последнее время у Каганова, зло... и даже местами обидно... но как же местами метко, однако...

Бредовенькая псевдофантастика — автор начитался всяких летописей и пытается их типа «ревизовать»... Если учесть, что все эти летописи — на 90%, если не на 100%, просто сказки, — любые попытки их ревизовать, ничего, кроме смеха, вызвать не могут. Впрочем, автор, подвизавшийся поначалу на фельетонах в журнале «Крокодил», только и может, что позубоскалить (какая фантастика, о чём вы?) — прежде всего по поводу советских научных сотрудников. Ну да, такие они и были, жучок на жучке и бюрократ на бюрократе — и все только тем и занимались, что ИБД. Ну да, а каких вы результатов хотели от таких научных сотрудников, особенно по части т.н.«гуманитарных наук»? Вот примерно таких, какие нам представил автор в данном опусе. То есть никаких. Одна имитация, и не более того.

Перечитав спустя много лет после первого прочтения в нежном возрасте эту книгу, у которой всегда была репутация если не антисоветского романа, то точно романа с антисоветским душком, вынужден признать, что на самом деле роман абсолютно просоветский. Совершенно банальная метафора: «бывшие люди» начинают бодаться с советской властью за своё имущество, но закономерно проигрывают, потому что теперь их имущество пошло на пользу «всему народу» — разворачивается, так сказать, «на большом социальном фоне» и не без чувства юмора, которое у авторов, безусловно, было, — и работает. Советская власть победила, потерпевшие могут идти на все четыре стороны! — кто в могилу, а кто по миру... Что ж, авторы, обласканные Советской властью, имели полное право её славить — даже несмотря на «отдельные недостатки», примерами которых эта книга набита под завязку. Кто девушку кормит, тот её и танцует. Другое дело — мне не очень понятно, зачем всё это продолжают бесконечно переиздавать — даже мне, человеку довольно подкованному в советской истории, многие вещи в книге были непонятны совсем. Ознакомившись с известными комментариями М.Одесского и Д.Фельдмана, узнал много такого, чего просто не мог знать (ну, самый яркий пример — это почему Бендер пришёл в Старгород пешком и без носков: вот уж никогда бы не догадался) о реалиях 1920-х годов. То есть сей опус давным-давно имеет только исторический интерес (ну разве что за исключением нескольких бессмертных шуток) и его давно пора издавать в серии «Литературные памятники» для маньяков-книголюбов тиражом 200 экземпляров. Так, собственно, и бывает с 99% любой литературы, которая пишется всегда «здесь и сейчас» и для современников, а вовсе не для «далёких потомков».

Очень странный текст — по сути своей, почти чисто реалистический и зубодробительно психологический этюд о борьбе двух мужчин за женщину. Видимо, автору было интересно всё это вписать в фэнтезийные декорации, но, по мне, они ничего к этой истории не добавили: одна дамочка вертела двумя мужичками-дуралеями как хотела, — да так, что дело дошло до дуэли между ними, однако в какой-то момент ей надоела эта игра, и она просто сбежала. Представляется, что это самый «выбивающийся из ряда» текст во всём первом двухкнижии, — зачем его вставил в него автор, бог весть.

Совершенно типичный для Стивенсона фантастический технотриллер, во второй части сваливающийся в очень смутную притчу о бессмертии, к которому придёт человечество очень скоро, — причём притчу, вписанную в совершенно фэнтезийные декорации (соглашусь с прозвучавшими оценками: технарь Стивенсон в этих сказочных декорациях просто потерялся — 2-я часть откровенно скучна). Бессмертие, безусловно, фиктивное, ибо перенос в виртуальный мир под названием Битмир электронных копий сознания умерших людей (допустим, что такое возможно, хотя есть мнение специалистов, что в принципе нет — на это не хватит никаких вычислительных мощностей, причём не «сейчас» и не «в обозримом будущем», а никогда) вовсе не приводит их к бессмертию, так как никакого «переноса сознания» не происходит: таки копия всех нейронов мозга и всех связей этих нейронов (делавшаяся поначалу; потом стали делать «полную» копию — т.е.копию всех нейронов тела и всех их связей вплоть до пальцев рук и ног) — это вовсе не тот же самый человек, — по сути, это всего лишь электронная фотография. На неё можно смотреть до бесконечности, слаще от этого во рту не станет... В итоге человечество (ну, или тот самый «золотой миллиард») создало себе крайне дорогостоящую игрушку в виде пожирающего немеряные ресурсы виртуального загробного мира, масса людей стала с удовольствием наблюдать за «жизнью» своих умерших родных и близких с помощью голографической эмуляции Битмира, все прониклись иллюзией, что бессмертны, и практически перестали размножаться. Чем не решение проблемы перенаселения Земли? Расскажи людям сказку про бессмертие, только не старую-старую про доброго дедушку на небесах и хорошее поведение на Земле, а новую, свежую, «технологичную» и очень убедительную — и всё, можно расслабиться... люди тоже расслабятся, никто не будет воевать и тем более драться в барах, потому что до всех донесено: копировать лучше здоровый неповреждённый мозг, — какие уж тут войны и потасовки? Мы хотим мирно дожить до 100 лет в своих мирных квартирках и шагнуть в вечную жизнь в загробном виртуальном мире! И чем не альтернатива слишком уж сложно организованной Матрице? Тоже своего рода Матрица — только где-то там, уже после полноценно прожитой жизни... По мне, если и есть в этой притче какой-то месседж, то он заключён уже в названии. Додж, главный герой, вовсе не бессмертие обрёл, — несмотря на все свои миллиарды... Он попал в Ад — в самый настоящий Ад, в котором будет пребывать вечно. Точнее, конечно же, не он, а его копия, на которую все будут так же вечно пялиться. И тогда Падение, первая часть заглавия, — это вовсе не Падение богов (один из моментов «многовековой» истории Битмира), а Падение человека: слишком уж много он о себе возомнил и просто не мог не пасть!

Ознакомившись с данным опусом по оригинальному изданию 1962 года, случайно попавшему в руки, вынужден в очередной раз констатировать общеизвестный факт: многие «шедевры» советской фантастики могли быть зачисленными в разряд таковых только по банальной причине — на безрыбье и рак рыба. Про «фантастическое допущение» говорить здесь бессмысленно, потому что все «идеи» авторов просто мимо, ничего даже и через 60 лет после написания романа не воплощено в жизнь. Но если посмотреть на реалистическую составляющую, то сказать можно одно: написано просто откровенно слабо, — несмотря на то, что родился я много лет спустя после года издания книги, но некоторое представление о советской жизни 1950-1960-х имею, поэтому, читая книгу, чуть ли не через страницу говорил «не верю!», — настолько это всё неправдоподобно... Вспомнилась другая известная книга того времени — «Открытие себя» Савченко. Вот там «учёный мир» описан очень близко к реальности, а тут не учёные, а просто сплошные романтики-бессеребренники... Да и злодеи какие-то смешные... что называется, «успешно перевоспитывающиеся под благотворным влиянием коллектива»... Короче, почти типичный советский «производственный» роман с некоторыми элементами «приключенческого» — скучный и полностью оставшийся в своём времени.

Довольно бодренький и местами даже с некоторым, невиданным для женской прозы юморком написанный роман в жанре альтернативной истории. Про СССР, загнанный по итогам Великой Отечественной войны за Урал, где и продолжает прозябать в своём «советском» утлом состоянии во время действия романа — в 1983 году, а на европейской части бывшей РСФСР вполне себе процветает капиталистическая Россия, наследник фашистской Германии, где памятники Гитлеру и его портреты — чуть ли не каждом шагу. По мне, автор, хоть и использует жанр альтернативной истории, но ей глубоко на самом деле всё равно на то, что в реальности МОГЛО БЫ БЫТЬ. На самом деле это такой памфлет, обращённый в прошлое и продолжающий глубоко русскую традицию «расчётов с прошлым» — т.е.махания кулаками после драки. Местами, впрочем, автор залезает и в настоящее («космоснаш», ха-ха), но самое главное — это вчерашний день. Автор не любит страну, в которой живёт, и народ, с которым живёт. И во всём, во всех бедах России винит, русский народ, местами откровенно издеваясь над этим самым народом, показывая его в самых, если можно так выразиться, сатирических красках. Забывая, как это часто делают наши либералы, совершенно про то, что все беды, случившиеся с русским народом в 20-м веке, случились, во-первых, потому, что большевистская диктатура была, без преувеличения, самой жестокой диктатурой за всю новейшую историю человечества (по абсолютным цифрам жертв, возможно, Китай, нас и перегнал, но по относительным — точно нет), а во-вторых, русский народ был безоружен и не мог ответить всякой нечисти на самые её жестокие и незаконные действия. Не говоря уже о том, что в наше время промыть мозги можно любому народу — как промыли за каких-то 30 лет в романе мозги «россиянам» из Евро-России, — и теперь, в романе, они почти все поголовно уверены в том, что Гитлер их «освободил». И свято уверены в том, что свобода только там, «за бугром». P.S. Это второй отзыв, написанный после удаления первого, в котором я описал те «неконтролируемые ассоциации», которые вызывает роман и о которых уважаемая автор не подумала совсем, но ассоциации таки включаются. Отзыв был удалён не за мат и не за оскорбления, которых в отзыве не было, а за упоминание темы, которая, оказывается, на Фантлабе запрещена, о чём я просто не знал, так как сам участвовал здесь в обсуждении этой темы неоднократно за прошедшие годы.

Совершенно случайно роман, давным-давно отложенный для прочтения, оказался суперактуальным: читаешь и почти каждую страницу сопоставляешь с происходящим за окном и в мире, и находишь много общего. Не может не производить впечатления то мастерство, с каким автор погружает читателя в эпоху Чёрной Смерти середины 14 века, однако не может не удивлять (причём неприятно удивлять) слишком уж подробное погружение в эту эпоху со всеми её ужасами — я бы даже сказал, что местами автор не погружается в ужасы, а их смакует. По-хорошему, автор, используя форму хронооперы, применяет фантастическое допущение о возможность путешествий во времени только для одного — чтобы надавить на нервы. Местами читать очень тяжело — когда, например, описывается, как медленно, но верно умирает маленькая девочка. С одной стороны, роман вроде бы кончается хорошо — главную героиню спасают, но какой ценой даётся ей это спасение? Короче, мне совершенно не понятно, за что книге дали «святую троицу» Хьюго-Небьюла-Локус, потому что, по большому счёту, книга не имеет отношения к фантастике. Если бы автор с таким же тщанием и постоянным нагнетанием мелодраматических эффектов написала исторический роман про то время, я бы понял — ориентация на женскую аудиторию и выжимание из неё слёз даёт до сих пор верные продажи (как у всех этих бесчисленных колин маккалоу, которые вроде бы пишут исторические романы, а на самом деле просто очередную мелодраму в исторических декорациях), но зачем это всё оборачивать в обёртку хронооперы, — просто не понимаю. Ну да, хорошо написано, читается почти на одном дыхании, но при чём тут фантастика?..

Чуть ли не первый текст «классика» (а из прочитанного у Кларка — это 7-й роман), от которого я — местами — получил удовольствие (то ли действительно местами неплохо написано, то ли переводчик Кубичев сильно улучшил первоисточник). С одной стороны, Кларк явно начитался другого классика — Стэплдона, и замах у него получился нехилый — на миллиарды лет. Только я бы сказал, что в силу слабого знакомства с матчастью все выводы автора и все его спекуляции по поводу далёкого будущего человека и человечества, мягко говоря, не стоят выеденного яйца. Один элементарный просчёт: жители Диаспара обрели бессмертие и при этом больше не размножаются... Ладно, пусть такого быть не может, потому что смертность и способность к размножению — определяющие признаки хомо сапиенса, — но автору взбрело в голову «наградить» будущего человека этими качествами. Вообще-то следующий ход мысли должен был подвести его к тому, что такой человек перестал быть человеком. Следовательно, он должен был поменяться так, что ничего общего с нами у него не осталось, — ни целей, ни желаний, ни даже просто мыслей. Автору недосуг думать над такими сложными вещами — он продолжает спекулировать, рассказывает про какую-то мифическую дружбу этого «нового» хомо с обыкновенным человеком (это похоже на «дружбу» некоторых нынешних людей с животными — им примерно столько же можно друг другу сказать, как героям книги Кларка), про какие-то «глобальные» идеи, которые обуревают бесполое, по сути, существо — главного героя. И так — если разбирать — можно описывать авторские проколы пачками. Только зачем? «Классик» Кларк ныне находится в статусе уже довольно хорошо подзабытого классика. Пройдёт ещё пара десятков лет, и он перейдёт в разряд классиков типа Жюля Верна — можно будет давать почитать подросткам, чтобы подготовить к более серьёзным книгам, — не более того. Только и этого не будет. Большой художественный текст как формат по большому счёту уже давно умер. И продолжать «воскрешать мертвецов», чем у нас постоянно занимаются некоторые издатели и некоторые читатели, — в общем-то, совершенно пустая трата времени. P.S. Я данный опус прочитал по одной простой причине — он давно стоял у меня в очереди на прочтение, а тут образовалось в связи с режимом самоизоляции некоторое свободное время. Если бы не это, он бы ждал, видимо, ещё много лет.

Молодый и бодрый Стивенсон в соавторстве с никому не известным товарищем клепает бодрый и ОЧЕНЬ злободневный роман про текущую американскую политику. Про ЧУДОВИЩНЫЙ американский госдолг (на год написания — 1994-й — бывший в разы меньше нынешнего), про насквозь прогнивший мир американской политики. В который стоит только попасть честному человеку, как ВСЯ КОНСТРУКЦИЯ рушится. С одной стороны, это был тот путь, который молодой Стивенсон мог избрать и стать злободневным политическим романистом, пишущим только о современности-злободневности, — с другой, слава богу, что он его не избрал и стал писать романы о будущем и прошлом, в которых сказал те вещи, которые в злободневные романы не засунешь... Но даже и в 35 лет Стивенсон мог выдавать то фирменное «стивенсоновское», от чего получаешь неизъяснимое удовольствие. Если бы у нас так умели писать хотя бы некоторые (когда невозможно оторваться от текста при том, что ни малейшего сочувствия ни к героям, ни к автору ты не испытываешь), текущая русская литература могла бы претендовать на величие. Американской — мусорной на 95% — наличие одного Стивенсона (а также Симмонса и ещё пары-тройки великих «реалистов» типа Остера) обеспечивает величие без всяких скидок. Что не удивительно — литература, что бы кто ни говорил, есть всё-таки отражение жизни, а не наоборот.

Чем старше становится Уэлш, тем жёстче и злее, и хотя кажется, что всех своих — даже самых убогих и уродливых — героев он любит, в конце концов он не может не высказаться — и высказывается, наплевав на всякую политкорректность. По мне, пафос романа прост и прозрачен: вера либеральной публики в то, что все люди хороши, и только разные «вопросы»(как москвичей — квартирный) их портят — не имеет под собой никакой реальной основы. Как бы человека ни заставила измениться — внешне — жизнь, внутри он останется тем, кем был. И стоит только жизни намекнуть на то, что можно «вспомнить былое» — он вспомнит, и мало никому не покажется. Я не большой любитель трэша и гиньоля и думаю, что пытаясь откровенно высказаться, Уэлш немного перегнул палку — хоть все эти «откровенные» сцены в конечном итоге и играют на «сверхидею» книги, — можно, как мне кажется, было бы этого всего и поменьше.

Для начала цитата из романа: «-...Ничего такого, что стоило бы защищать, в мире нет. Ни у них нет, ни у нас… Потому что…

Юра опять замолчал, как бы вглядываясь в суть вещей.

- Почему?

- Потому что ничего нет. Ничего вообще. Нигде. Никогда не было. И никогда не будет.

И Юра показал кому-то в пространстве короткий и напряжённо выгнутый волосатый фингер.

Разговор, придавленный последней фразой, стих.»

В качестве отзыва могу только добавить, что этой фразой (или сутью фразы), можно сказать, «придавлено» всё творчество г-на Пелевина. Да, у него неплохое чувство юмора, он иногда очень неплохо «концептуализирует» окружающую реальность, одновременно прикалываясь над нею, но практически после каждого его текста всплывает именно этот вопрос: если ничего нет, то ради чего все эти 300-400-500 страниц стёба и издевательства над всем и вся? Понятное дело, даже человеку, который свято верит в то, что ничего нет (или впаривает постоянно свою веру другим людям за небольшую денежку, на самом деле не веря ни во что), надо что-то кушать и во что-то одеваться... Но, ей-богу, я уже много лет не могу понять, как г-н Пелевин, который, судя по всему, не получает никакого особого удовольствия от написания своих книг (он совершенно явно не графоман в хорошем смысле этого слова — по всему видно, что писание даётся ему если не с трудом, то уж точно без удовольствия), продолжает выдавать на гора по книге в год... То ли это такая мазохистическая епитимья (ничего нет, но «мы это дело поломаем» и назло самому себе наступим на горло собственной песне), то ли просто нужда заела... в последнее верится с трудом — думаю, из современных русских писателей г-н Пелевин один из самых небедных.

P.S. Простой вопрос самому себе — а если ты много лет не понимаешь, зачем автор пишет то-то и то-то, — то зачем ты продолжаешь читать его книги? Ответ тоже очень простой: данную книгу увидел на полке в библиотеке, и рука сама собой потянулась и хапнула... У автора инстинкт писательский, а у читателя — читательский.

Так получилось, что у Олдей я прочёл первый роман — до этого читал либо короткие повести-рассказы, либо статьи на злобу дня... когда-то давно пытался прочесть «Кукольник» и залип на первой трети. Что ж, стилистика примерно та же — авторы никуда не спешат, — но почему-то этот текст я осилить смог. Подозреваю, по одной-единственной причине, — мне интересно всё, что хоть как-то связано с Японией. Свобода, с которой авторы описывают столь далёкую и чуждую страну, не может не впечатлять, и я впечатлён — таки местами кажется, что читаешь про средневековую Японию, — ну прямо Ихара Сайкаку и Басё в одном флаконе — с некоторыми отклонениями от оригинала. И всё же, и всё же. Проблема в том самом «фантастическом допущении» — том самом «фуккацу». По мне, допущение не очень продуктивно. Слишком оторвано от жизни и слишком притянуто за уши. А так — вообще-то вполне себе ничего «роман воспитания» про становление молодого человека (наверняка во второй части «становление» будет доведено до логического конца). Правда, ГГ — молодой человек — совсем не похож на современных молодых людей, ну так именно для этого он и помещён в средневековую фэнтезийную Японию — авторы никого ничему не хотят учить (не то нынче время, чтобы писатели занимались «инженерией человеческих душ»), они просто забавляются и пытаются позабавить достопочтенную публику, не более того.

С одной стороны, если учесть тот факт, что слухи об успешном клонировании кого бы то ни было (в т.ч.несчастной овечки Долли) сильно преувеличены, на самом деле никого клонировать нельзя, и весь этот пиар вокруг этой темы — не более чем «имитация бурной деятельности», то можно сказать, что и страхи автора сильно преувеличены. Вспоминается известная песня (1967 примерно года!!!) Высоцкого — «что если и там — почкованье?!», которая за 50 лет так и не стала реальностью — и слава богу. С другой стороны, нельзя не согласиться с другим авторским посылом — в этом мире на самом деле никто никому не нужен, все ищут только удовольствия и комфорта и даже инстинкты уже не могут нас заставить сделать хоть что-то «альтруистическое». Обидно мне, досадно мне, — ну ладно.

Можно только пожалеть о том, что наши чиновники, не отягощённые излишней тягой к изящной словесности, не ознакомились с трудами великого французского писателя и социолога (по мне, больше социолога, чем писателя). Ознакомились бы — не наделали бы глупостей, которые чреваты для нашей многострадальной родины немалыми неприятностями.

Да, безусловно, некую работу автор проделал, особенно много прочитал писем и другой побочной литературы, относящейся к герою своей книги, переговорил с кучей людей, знавших Лема, да и сам успел взять у него интервью. Да, автор любит лемовское творчество настолько, насколько вообще можно любить чужие книги. Да, в силу своей профессии автор пером (точнее, текстовым редактором) владеет неплохо. Но чего я никак не могу сказать — так это что его книга талантливая; максимум — добротно сработанная. По большому счёту, автор сделал в этой книге всего 2 важные вещи: 1) он довольно подробно описал детство и юность героя, деконструировав (насколько «талант» позволил) попутно те мифы, которые Лем сам о себе нагородил за свою жизнь (правда, даже в этом важном разделе он очень сильно опирался на книгу другой польки, которая раскопала львовскую родословную Лема); 2) попытался через банальные фрейдистские построения объяснить некоторые тексты Лема (с человеком произошло в детстве-юности то-то и то-то; в такой-то книге он написал то-то; всё это он написал только потому, что с ним в детстве-юности произошло то-то и то-то; мягко говоря, подход, может быть, и эффективный в смысле яркости и неожиданности «гипотез», но, по большому счёту, ничего не объясняющий в творчестве конкретного писателя). При этом автор, мягко говоря, даже не попытался раскрыть самую главную загадку Лема, — ту, которая меня лично интересовала с того момента, как я узнал, что: а) Лем имел еврейское происхождение, б) он очень любил польскую поэзию и литературу. Загадку не только Лема, но и всей польской литературы 20 века: почему, собственно, лучшим писателем 20 века в Польше оказался еврей? В стране, которая по своему неприкрытому государственному и «народному» антисемитизму была второй на континенте после Германии в первой половине 20 века, а после падения Третьего Рейха стала просто первой? (Сейчас в политкорректной Европе на это никто не обращает внимания, но, например, Спилберг в финальных титрах «Списка Шиндлера» очень чётко указал на степень «благожелательности» польского государства к своим евреям — и это было совсем недавно, в 1993 году.) В этой книге было 2 ударных момента, которые поставили для меня этот вопрос ребром: а) оказывается, практически все родственники Лема (кроме родителей) погибли в фашистских концлагерях; б) одна из родственниц Лема погибла в известном келецком погроме 1946 года — т.е.уже конкретно польском погроме, а не немецком. Автор немного как бы говорит что-то вокруг этой темы, но даже не пытается объяснить, почему Лем тогда не уехал, а точнее, не сбежал из такой «горячо любящей всех своих граждан» страны (а именно после келецкого погрома выехало энное количество евреев, которые поняли, что ничего особенно хорошего их в Польше не ждёт). Если попытаться объяснить «за автора» — т.е.сделать ту работу, которую он почему-то не стал делать, — то первым приходит простое соображение, что у Лема были довольно старые родители, которых он не мог бросить и взять с собой тоже не мог, поэтому, собственно, и остался. Однако это «бытовое» объяснение всё-таки не объясняет того, почему еврей стал самым великим писателем Польши 20 века (а по мне, так и самый великим польским писателем всех времён). И мне приходит в голову только одно объяснение — на самом деле Лем не был польским писателем. Сколько читал разных польских современников Лема, я всех их сравнивал с ним и всё время у меня возникало очень странное ощущение: Лем — писатель мировой величины, а все остальные поляки — типа местечковых репортёров, пишущих о всякой ерунде с ужасно напыщенным видом. Лем был мировым писателем (и не важно, что бОльшая часть мира — особенно англосаксонская — о нём даже не слышала), потому что его волновали судьбы мира и человечества (как жаловался его сын: «я хотел с папой поговорить о своих делах, а он всё о туманностях и чёрных дырах!»), а не судьбы страны, в которой ему «повезло» родиться и состояться. И единственная причина, по которой Лем оказался-таки польским писателем — очень банальна, — несмотря на его еврейство родным языком для него был польский, на нём он прочитал в детстве — до того, как овладел другими языками, — все свои самые любимые книги, — и поэтому просто не мог писать на другом языке (как сказал другой писатель: «моя родина — мой язык»). Что ни говори про данный опус, но биограф писателя, который даже не пытается проанализировать взаимоотношения писателя со своим самым главным рабочим инструментом (типа чего обсуждать технические детали?), зато посвящает кучу страниц бессмысленным описаниям автомобилей, автомобильных гонок и методов «доставания» дефицитных запчастей, делает свою работу как-то не совсем правильно. Или просто не до конца.

Согласен — с одной стороны, конечно, почти Кафка, только Кафка по-русски, с милыми русскому сердцу подробностями (пластиковой бутылкой по голове — очень эффективно и даже синяков не остаётся). С другой — кажется, Прилепин просто постебался над известным либеральным мифом о том, что любая жертва наших доблестных правоохранительных органов достойна любви, уважения и сочувствия. Не достойна — ни любви, ни уважения, ни сочувствия. Ибо даются они за нечто другое — не за страдания от несправедливых действий пластиковой бутылки следователя, а за более серьёзные поступки.

Один из самых показательных рассказов Прилепина — как только он начинает рассказывать чужую историю, ему тут же становится не интересно и работает он спустя рукава, хотя вроде бы и честно отрабатывает свою «смену в 8 часов». Почти сразу после начала чтения понимаешь, что история не о себе любимом, поэтому ничего ценного в этой истории не найдёшь. При всей безусловной одарённости и приобретённой долгими годами упражнений мастеровитости Прилепин так и не смог стать беллетристом — хорошо он может писать только о себе и о том, что касается его непосредственно. Впрочем, это как раз тот самый случай, когда писатель, повествуя только о себе любимом, походя затыкает за пояс тысячи «литераторов», которые вроде бы вполне себе профессионально и с огоньком «веселят публику». Прилепин публику почти никогда не веселит — несмотря на все его почти бесконечные прогоны о том, как ему нравится жизнь, истории его по большей части довольно депрессивные и никакого рая не обещают. Но, по мне, так честнее и правильнее. Рая нет и не будет — но некоторые всё-таки не попадут в ад.

По мне, лучшая книга Прилепина на данный момент (из прочитанного; не читал «Обитель» и «Черную обезьяну» — и не очень хочется, ибо Прилепин силён именно в художественном осмыслении того, что видел и слышал, а беллетрист из него так себе). И никакой это, конечно, не роман, — это третья часть публицистическо-мемуарно-философической «Донбасской трилогии»(условной), очередного «опыта художественного исследования» — после «Чужой смуты» и «Всё должно разрешиться». Просто написано это на порядок лучше всего сделанного Прилепиным раньше — местами нельзя не удивляться, как писатель Прилепин вырос за те 3 военных года, за которые не прочёл ни одной книжки — и стилистически, и, так сказать, кинематографически, ибо смонтирована книжка просто блестяще (я проглотил за вечер и пару предутренних часов). С одной стороны, текст, конечно, в каком-то смысле агитационно-пропагандистский. А как же без этого, ведь надо оправдать свой, судя по всему, бессмысленный (как для самого автора, так и для «большой северной страны») вояж в ад на Земле, откуда вернулся почти что исчерпавшим себя и потерявшим почти всех боевых товарищей (о чём говорил открыто в интервью). Но одновременно, я бы сказал, текст не только о войне, но и о жизни вообще — точнее, конечно же о жизни мужчины средних лет, точнее, о том, как она начинает медленно, но верно клониться к закату и ничего с этим не поделаешь. В этом смысле поразителен эпизод о том, как Прилепину пачками писали мужики со всей России с просьбой взять в батальон, «потому что жена совсем достала». Прилепин всем им отказывал — типа нечего на войну ехать от безысходности, типа нам идейные нужны. А сам-то? На три года сбежал в ад — от любимой жены и четырёх обожаемых детишек (пусть и привозил их потом к себе на какое-то время). Не всякий решился бы.

Очередной безжалостный и очень точный диагноз не то что загнивающему, а просто-таки помирающему и начинающему разлагаться прямо на глазах европейскому (прежде всего французскому, но в целом — европейскому) миру руки великого, пожалуй, писателя, который раньше нередко мелкотемничал — всё о сексе, да о жратве, не более того, — но на склоне лет таки решил уже резать правду-матку, не считаясь ни с какими табу и авторитетами. Роман можно читать как историю неудачной жизни типичного представителя среднего класса, окончательно обессмыслившейся к его почти полтиннику, но лучше его читать как развёрнутое социологическое исследование европейского общества с тем самым неутешительным диагнозом-прогнозом в конце — и с очень яркими, смешными, а порой откровенно пугающими иллюстрациями к данному исследованию. Мы не просто все умрём — мы все умрём в тоске и печали. Мало того — многие уже умерли, и по улицам вылизанных европейских городов и курортов продолжают передвигаться этакие живые мертвецы. Вот уж зомби-хоррор так зомби-хоррор! Любому нормальному человеку хочется смотреть в будущее с оптимизмом — но по прочтении такого злого и умного романа в очередной раз «со стеклянной ясностью» понимаешь, что особых поводов для оптимизма, в общем-то, нет.

Прочлось на одном дыхании, хотя местами от омерзения чуть не тошнило. Наш Великий и Ужасный даже не шотландец, а эдинбуржец вернулся в родные пенаты и к родным до боли героям после небольшого — относительно удачного — «путешествия в Америку»(«Сиамские близнецы») — и правильно сделал. Таки да, с возрастом Уэлш стал совсем откровенным и совсем отвязным — такое ощущение, что для него уже не осталось никаких табу — впрочем, чего уж тут, все мы взрослые люди и всем всё ясно. Странно, но этот роман напоминает сюжетом — пусть и на несколько «сниженном», а точнее — «низовом» уровне — известные при царе Горохе повесть и фильм Ставиньского «Час пик». Только в отличие от главного героя поляка-католика, который, оказавшись перед лицом смерти, решил всё раздать, ничего не прося взамен, герой Уэлша, то ли протестант, то ли абсолютный атеист (подозреваю, две эти категории людей довольно близки друг к другу по духу), оказавшись в ситуации, когда его жизнь, по сути, полностью утратила смысл, если чего и раздал, так совсем немножко, по мелочи (приятелю подсобил занять своё место в порноиндустрии, например; и, наоборот, отговорил дочку от порнокарьеры), зато напоследок ещё и нехило кинул своего «друга» и нанимателя. А потом — когда смысл неожиданно вернулся — так же спокойно и с большой радостью вернулся к своей обычной жизни с её постоянным мелким мошенничеством — а точнее, к бессмысленному прожиганию оной путём горячо любимых случайных и бессмысленных связей. С одной стороны, именно на таких героях — абсолютных маргиналах и отморозках — Уэлш и сделал свою карьеру и, само собой, не может их в глубине души не любить и не может им не сочувствовать. С другой — бессмысленность их существования только ярче выпирает в его сочувственных описаниях их жизни. В каком-то смысле он своим отношением к «простым» людям близок к Мураками — только тот даже самого замшелого и ничем не выдающегося неудачника воспевает как «соль земли», а Уэлш сперва долго и упоённо описывает всю мерзость этих «титанов», на которых держится земля шотландская, долго и со смаком их высмеивает, но в конечном итоге говорит почти то же самое: они не виноваты, виновата система, что они такие подонки, но таки они люди, мелкие, подлые, мерзкие, но люди, и я их люблю. Тем более что мои книжки про них покупает совсем другая публика и позволяет мне не ходить на работу, за что ей — этой публике — большое отдельное спасибо (как он прямым текстом написал в послесловии к «Сиамским близнецам»). В очередной раз могу только пожалеть, что в русской литературе нет ни своего Мураками, ни своего Уэлша, — наши современные писатели в подавляющем своём большинстве ничего не хотят знать про свой народ — как будто его нет вообще. Впрочем, литература — всего лишь отражение того безумия, которое царит в обществе, — то самое печальное зеркало, на которое неча пенять.

Прочитав вышедший после большого перерыва очередной опус любимого писателя, вдруг понял, за что я так люблю его сочинения. Дело не в забавных сюжетах (Мураками далеко не мастак выстраивать хитроумные сюжеты), не в постоянных «тайнах» и «фантастических существах», которыми кишат его произведения (я не поклонник фэнтези и всегда воспринимал любое фантастическое существо прежде всего как метафору, пусть даже и «ускользающую»), не в сплошных скрытых и открытых аллюзиях на западную культуру (которую автор знает намного лучше меня — про 90% упоминаемых песен и групп я даже не слышал; мало того, у меня даже не возникает желания найти их и послушать — у каждого своя культурная память), — и не в постоянном авторском гимне «маленькому человеку», каковым сам являюсь и, казалось бы, именно данное обстоятельство должно быть для меня самым лестным в текстах Мураками. И, как ни странно, не в той самой фирменной интонации, хотя от неё местами я лично получаю неизъяснимое удовольствие. Дело в том, что стоит за интонацией. Если попробовать кратко сформулировать: все герои Мураками живут в полном ладу с самими собой. Или точнее — в полном «социальном» ладу с самими собой и с обществом. Потому что они знают: что бы ни случилось лично с ними (жена ушла, депрессия накрыла с головой, тачка сломалась, работу потерял), — вокруг них, т.е.в их родной стране, ничего не изменится, всё будет так же тихо, спокойно и размеренно, как было до этого. И этому знанию или ощущению обычный русский человек, живущий всю свою жизнь как на вулкане (в любой момент не только с тобой, но и со страной может случиться всё что угодно вплоть до поной аннигиляции), не может не позавидовать. Да, в какой-то момент после долгого знакомства с текстами как Мураками, так и других японских писателей, я стал думать, что японцы — этакие зомби с абсолютно промытыми японской системой образования и социального управления мозгами... Безусловно, это, мягко говоря, было заблуждение. Японцы такие же люди, как и все остальные, просто более организованные и более «построенные» — таки японская система социального управления почти идеальна, ибо при ней страна развивается, пусть и не так быстро, как некоторые «лидеры», зато и не стагнирует, как некоторые другие, не будем показывать пальцем, кто. И в этом смысле не удивляет практически полная бессюжетность многих японских книг, в т.ч. и книг Мураками, — в стране, которая так устроена и так живёт, не может происходить ничего «сверхъестественного» — ну разве что во сне или в видениях наяву (что регулярно нам Мураками демонстрирует). Люди живут, ходят на работу, женятся, воспитывают детей и — не мучаются по поводу того, что изменить не в силах, по мере собственных сил делая мир — пусть не лучше, а всего лишь чуть комфортнее, но — последовательно, методично, изо дня в день. Данный роман в полной мере показывает именно эти «замысел» и «метафору»: на протяжении двух томов с героем что-то происходит, причём вроде бы странное и непонятное, но в конечном итоге это странное и непонятное приводит его к единственному правильному решению — вернуться к своей обычной и понятной жизни и прожить её день за днём всю, не отвлекаясь на разную ерунду. Жизнь, даже если в ней нет замысла и метафоры, нужно прожить — и точка. Какое утверждение может быть более «жизнеутверждающим», чем это?

По прочтении возникает устойчивое ощущение, что роман написан после постоянных и настойчивых просьб редакторов «быть проще, и люди к вам потянутся» (что «Анафем», что «Семиевие» откровенно сложны для восприятия массового читателя и, подозреваю, совсем не так хорошо продавались, как «Ртуть»). С одной стороны, вполне себе узнаваемый Стивенсон, с другой стороны, изрядно «облегчённый» и «феминизированный». Никогда не любил всю эту «темпоральщину», потому что никогда не верил (по крайней мере, в осмысленном возрасте) в сказки про машину времени, и поэтому всегда пытался выловить во всех этих скачках через эпохи и «нити» хоть какую-то метафору, хоть какой-нибудь месседж. Если у родоначальника Герберта нашего Уэллса всё это было затеяно ради довольно серьёзных «общечеловеческих» обобщений, то эпигоны попёрли кто в лес, кто по дрова. Увы, даже в каком-то смысле великого Стивенсона не минула чаша сия: неужели всё это было затеяно ради того, «чтобы вернуть Крым Украине»(т.е.ради вопроса, в геополитических раскладах 21 века не стоящего даже выеденного яйца; тут Homo Sapiensa через колено ломать собираются — то ли в полуробота превращать, то ли в раба-донора для 1% «владык мира», а мы всё о каких-то жалких «вмещающих ландшафтах», «национальной безопасности» и военных базах на путях движения «товаропотоков») или, даже пусть — берём цель «повыше» — «уменьшить влияние России на Балканах»? (Каковое «влияние» в настоящее время равняется ровно нулю, если не ушло в область отрицательных величин.) Почему-то не хочется так плохо думать о Стивенсоне. Поэтому гипотеза одна и она совершенно «человеческая»: Стивенсон решил дать «путёвку в жизнь» своей соавторше — уж кто она ему, я не знаю, но после романа, написанного в соавторстве с «самим» Стивенсоном, у неё будет шанс сделать карьеру в литературе (может, критики про неё и слышали, но читатели, видимо, нет). Поэтому роман местами написан откровенно спустя рукава — причём именно в тех местах, где его писал Стивенсон (есть куски, которые написаны явно без участия соавторши); как пелось в известной песенке, «кто людям помогает — тот тратит время зря; хорошими делами прославиться нельзя». Славы Стивенсону этот опус не принесёт — впрочем, куда уж ему больше!? Но галочка в разделе «добрые дела» поставлена, и это хорошо: хорошим писателям тоже иногда полезно отдохнуть и ощутить «моральное удовлетворение» от собственной «щедрости». Отдельно нельзя не упомянуть одну ассоциацию, которая, казалось бы, совершенно нелепа, но тем не менее: читая все эти бесконечные рапорты, переписки и расшифровки деловых совещаний, не мог не вспомнить «Капитана Панталеона и Роту Добрых Услуг» Варгаса Льосы. Да, навряд ли Стивенсон читал Варгаса Льосу, но некий «постмодернистский» намёк на издевательство над всем описанным в «ДОДО» здесь просматривается. Если учесть, что ни в одном романе Стивенсона я ничего подобного не читал, напрашивается ещё одно «объяснение» данного опуса: Стивенсон подустал, ему надоело быть слишком серьёзным, решил немного развеяться, поиздеваться над самих жанром «хронооперы» — ну и заодно «своему человечку» помочь.

Увидел какое-то время назад автора в передаче Познера, и он произвёл не очень приятное впечатление своим откровенным словоблудием. Решил почитать книжечку. Ну да, автор для того, чтобы написать 500 страничек своей публицистики, много чего навысасывал из пальца, — конечно же, публицистики, её родной, никакой «историей» здесь и не пахнет, ибо для той «истории», которую описывает автор, почти нет источников, — не все, но многие построения (не только автора, но и «классиков», на которых он опирается) являются откровенной спекуляцией. Типа «я так думаю», потому что для этого есть пара-тройка «доказательств». Однако во многих моментах автор, безусловно, прав. Сапиенсы необычайно эгоистичны и эгоцентричны и всю планету перелопатили под себя — это не «история», это реальность, в которой мы живём. Такой вид — кто там, уж не знаю, господь бог, суперРазум из другой галактики или Её Величество Слепая Эволюция, — снабдили его суперпризнаком для выживания — большим мозгом. Никто, кстати, не просил. Использовали, как могли. Результаты налицо. Точнее, на лице планеты. Что будет дальше — никто толком не знает. Сожрём остатки экосистемы и сдохнем от недоедания? Или вылетим в открытый космос и начнём пожирать уже не собственную планету, а сперва Солнечную систему, а затем придёт черёд и Вселенной? Я не знаю. Да мне лично и не очень интересно. У меня нет 10 лимонов баксов для апгрейда и вечной жизни (про 10 лимонов сказал другой гость Познера, фамилию не помню, специалист по «вечной жизни» — когда его спросили про эту саму вечную жизнь) — и никогда не будет. У меня есть несколько сотен рублей, чтобы купить книжечку, подобную этой, прочитать её за несколько свободных вечеров. И забыть на следующий день. Я сапиенс, и книжечкой меня не переделаешь — как совершенно справедливо замечает автор. Переделать можно только человечество в целом путём неимоверных информационных (а я бы сказал — «мозгопромывательных») усилий. Да, кто-то скажет, что книжечка Харари — это что-то из этого ряда. Нас хотят переделать. В сверхчеловеков или недочеловеков — кто знает — но хотят. Может, и хотят, но думаю, что книжечка Харари — не самый мощный аргумент в руках у тех ребят, которые хотят. А вообще-то я склонен думать, что данная книжечка — не более чем личное мнение автора, который поизучал, поизучал историю и понял, что много бабла на ней не поднять. И решил заняться «ревизионистской» публицистикой. Которая — в отличие от исторических штудий — среди некоторой части публики всегда имеет большой спрос. И попал в яблочко. С одной стороны, спасибо автору — он перелопатил гору материала и сделал довольно добротную выжимку по некоторым интересным вопросам. С другой — ну и что дальше? Homo Deus? (как называется следующая книжка автора). Не смешите меня.

Давным-давно, купив «для общего развития» книжку Муркока из суперпопулярной тогда серии «Fantasy», не смог её осилить (причём, хоть убей, не помню названия книги и про что в ней было написано), после чего зарёкся читать «классика фэнтези». Нынче — после настоятельных рекомендаций — взялся за Муркока не без некоторого предубеждения, однако книга и в самом деле мощная. Автор владеет словом, автор владеет композицией, автор владеет большим регистром литературных средств и приёмов. Единственное, чего по прочтении романа я так и не понял, — а зачем британец Муркок, большой специалист в фантастике и фэнтези, взялся вдруг за столь странную, не свойственную для себя тему, за столь нетипичный для себя жанр и за столь странного героя? Так как «Византия сражается» — никакой не отдельный роман, а просто первая часть большого романа, то и обрывается сей опус на полуслове и понять авторский месседж решительно невозможно. Одно могу сказать — несмотря не совершенно чуждый материал и, скорее всего, совсем не интересовавшие его страны и народы, автор ухитрился каким-то непонятным для меня образом кое-что понять в русских и украинцах, а также в российских евреях, да и вообще в Российской империи на излёте её существования. Одна фраза просто сразила наповал (цитирую по памяти, неточно, но по сути верно): «Кучка петербургских дегенератов предвоенной поры задала тон всему двадцатому веку». Хоть слова эти и вложены в уста ГГ, совершенно ненормального человека, но, по мне, сказано очень точно, и, видимо, мысль это совершенно авторская. Только на место нерусского слова «дегенераты» лучше бы подошло русское «выродки». Ведь таки да — историю 20 века творили почти одни выродки — в прямом смысле слова — т.е.люди, которые «выродились» из своих народов, стран, сословий. Сумасшедшие монархи, свихнувшиеся генералы, ополоумевшие ефрейторы, юристы-недоучки и сбрендившие семинаристы. Кого ни возьми из «вершителей судеб стран и народов», всякий чем-то ненормален. И в этом смысле фигура ГГ весьма символична — он что-то типа неудавшегося вершителя судеб — очень хотевшего таковым стать, но — как говорит старая русская пословица — суетлив воробей, а пива не сварит.

В каком-то смысле великий роман, хоть местами и откровенно скучный, хоть и перенасыщенный, как кажется, излишней информацией (от одних бесконечных индейских имён и названий периодически засыпаешь прямо над страницей), хоть, как может показаться, и вполне себе тенденциозный, что для великого романа вроде бы не приемлемо (великий роман — это симфония, а не агитка «за белых» или «за красных»), однако, однако... По мне, Симмонс, написав этот роман, как бы попытался закрыть тему американской гражданской войны — не той, «главной», 1861-1865, а другой, «тихой», «незнаменитой», которую сами американцы называют Индейскими войнами. В которой они воевали на самом деле с негражданами (индейцы, как я понимаю, на тот момент не имели статуса граждан США), но которая, по сути, конечно же была гражданской. Закрытие темы, по Симмонсу, выражается в следующей простой мысли: таки да, вы жили на этой земле, эта земля была вашей, но вы эту землю использовали, мягко говоря, не оптимальным образом, в результате чего следующий шаг «глобализации» привёл сюда нас. Мы смотрим, а тут на континенте больше размером, чем Европа, живёт на порядок меньше людей. НЕПОРЯДОК! Ну и уже не говоря о том, что вы тут со скуки воевали друг с другом вместо того, чтобы делом заниматься, а мы таки делом занимались: строили мосты и железные дороги, скот разводили, да и много чего ещё полезного делали. И таки мы правы. И не при чём тут «бремя белого человека» (это чисто британская мулька) — только бизнес, ничего личного и уж тем более ничего «расистского». Ресурсы должны использоваться, а если владельцы их не используют или используют неэффективно, то они должны быть лишены этих ресурсов, и ресурсы должны быть переданы тем, кто сможет ими распорядиться. Так сказать, из рук неэффективных собственников в руки эффективных. И даже если это произойдёт с применением насилия, это всё равно правильно. В конечном итоге правильно. Потому что новые эффективные собственники сделают так, что даже те, кто потерял свои ресурсы, будут жить лучше, чем раньше, когда у них эти ресурсы были.

И самое простое и правильное, что может сделать тот самый несчастный «неэффективный собственник» — это признать банальную истину: прав не тот, кто сильнее (хотя и это отчасти правда), прав тот, кто эффективнее. И ГГ в романе в конечном счёте это признаёт, после чего из его головы испаряется беспокойный дух полковника Кастера (а может, это просто была его неспокойная совесть), мучивший его больше полувека, и остаток жизни наш герой проводит в милых сердцу воспоминаниях и беседах с наследниками, каковые на 7/8, если не на 15/16 сами являются наследниками и «эффективных собственников» тоже. Таки пропорция именно та, которая заставит любого самого отчаянного воина признать своё поражение. Другое дело, что ГГ — «не воин»(это автор пишет открытым текстом), а мудрец, мудрый индейский вождь. Вялый Конь, а не Бешеный. Который понял то самое главное, ради чего книга и написана: что воевать с более эффективными бесполезно — нужно признать их правоту и вместе с ними идти и строить «нашу общую страну».

Да, как мне кажется, замах у Симмонса вышел на рубль, а результат если не на копейку, то дай бог на полтинник (книга, как я понимаю, прошла почти незамеченной, никаких особых лавров не снискав). Ну так это издержки писательской профессии: не всегда тебя понимают (не говоря уже о том, что принимают) твои даже самые преданные читатели.

Другое дело, что мне-то кажется, что американцы — из прочитавших роман — всё это вполне себе поняли. И приняли. И американский общественный консенсус по этому поводу вполне себе согласуется с главным пафосом книги Симмонса. Если после многолетней последовательной демонизации индейцев во всех видах искусств (прежде всего, конечно же, в самом массовом) произошёл некий небольшой откат («ревизионистсткие» вестерны, пара «критическо-реалистических» фильмов типа «Танцев с волками», символическая фигура «свободного индейского вождя» в «Полёте над гнездом кукушки»), то в последнее время всё устаканилось: следствие окончено, — забудьте! Индейцы получили все возможные компенсации и хватит бередить старые раны! Тем более, что в конце-то концов «все всё прекрасно понимают» — в конце концов индейский холокост оказался благом не только для континента Северная Америка, но и для самих индейцев!!! В этом самом смысле — в идеологическом — данный роман Симмонса на самом деле великий. Он примиряет выигравших и проигравших так, что проигравшим не обидно. По мне, в этом прямой идеологический урок для нашей многострадальной родины: если бы наши «идеологи» умели не расцарапывать старые раны, а объяснять и примирять, у нас была бы совсем другая страна. Лучше, чище, сильнее. Но увы, своих симмонсов у нас нет — у нас только быковы, акунины и улицкие.

Зубодробительная и, по мне, очень смешная сатира на феминизм и феминисток. Такое ощущение, что Каганов, прекратив тщетные попытки «стать писателем» — т.е.в погоне за коммерческим успехом пытаться «тискать романы», — и вернувшись к своему излюбленному формату — короткому, но ёмкому рассказу, — стал писать намного лучше, увереннее, мастеровитее. Злее и точнее. Некоторые шутки — не в бровь, а в глаз. Как мне кажется, если вычесть «Нежильца» — данный рассказ — просто лучшее его произведение.

К сожалению, один из самых слабых текстов хорошего писателя Лукина. По мне, это вообще никакая не фантастика, потому что, кроме высосанных из пальца «кораблей пустыни» в виде почтовых, военных и грузовых «каторг», в романе нет вообще ничего фантастического. Если бы убрать всю эту псевдофантастику, то получился бы крепкий «антикапиталистический» романчик про то, как наши бледнолицые братья приходят туда, где есть какие-нибудь ценные ресурсы (в данном случае — в какие-нибудь условные пески Аравийского полуострова), и «разделяя и властвуя», а точнее, разводя и властвуя, высасывают эти ресурсы за бесценок из «недоразвитых» территорий. Увы, история, повторяющаяся на протяжении многих сотен лет на нашей многострадальной планете, но ничему — увы, совсем ничему не научающая «элиты» этих самых недоразвитых территорий и стран. Бледнолицые братья приходят, забирают ресурсы, взамен оставляя стеклянные бусы и зеркальца, а также... пустыню. Во всех смыслах этого слова — но прежде всего в человеческом. Потому что ни на что им не сдался человеческий капитал «осваиваемых» территорий — коли жили там дикари дикарями, то пусть и дальше так живут. Если бы автор вместо совершенно не интересных русскому читателю песков и самумов разместил данный сюжет и данного героя (ну просто типичного русского интеллигента — всё время сомневающегося и в связи с этим всё время пьющего; подозреваю, что среди жителей песков таких не водится) среди родных берёзок и осин, это ещё можно было бы как-то понять. Но барханы, самумы и прочие оазисы — ну неинтересно, ей-богу, совсем. Если первая часть условной трилогии «Миссионеры» ещё имела какое-то отношение к нашим делам и баранам, то данный текст — просто мимо.

По мне, если и есть в рассказе какая-никакая метафора (типа: ученики в школе — те же зомби и их надо долго превращать в людей), то и она толком не «дотянута», а в итоге получается небольшой, скромный такой гимн учительской профессии и учителям. Для человека, который существенную часть своей жизнь провёл в школьных классах, гимн вполне ожидаемый — коли бы не верил в то, что занимался полжизни важным делом, наверное, не стал бы такого писать. Увы, подозреваю, что подавляющее большинство людей, стоявших (а точнее, сидевших) в классе «с другой стороны баррикад», никаких гимнов учителям петь не готово, ибо, увы, но подавляющее большинство учителей не заслуживает даже элементарного «спасибо». И такие супергерои, как г-н Симмонс, начинавшие в школе, в конце концов, покинули её стены, так как творить по-настоящему большие дела в школьных стенах просто невозможно. Причём не важно где — хоть на просторах нищего Третьего мира, хоть в богатых школах на Среднем Западе. И в этом смысле гимн Симмонса бьёт мимо цели: что бы ни происходило в школе, какие бы важные, базовые вещи ни закладывались там в головы подрастающего поколения, — главное в жизни всё равно происходит не там, главное в жизни — это пресловутая «школа жизни». Которая, собственно, и делает из основной массы населения пресловутых «зомби», с утра до ночи бьющихся над вопросом, где бы добыть очередной кусок, и, соответственно, совершенно не имеющих времени для того, чтобы задумываться о бессмысленных для них «высших» материях.

Хорошо написанный (местами получаешь истинное удовольствие от авторского владения словом) и совершенно бессмысленный рассказ, потому как не имеет конца. По-хорошему, начатую историю надо было дописывать либо до повести, либо и вовсе до романа, тогда, может быть, у автора и была бы возможность донести до читателя то, что он хотел сказать... Однако, однако... Автор, безусловно, «очарован» Российской империей времён упадка, автор, безусловно, хорошо вжился во вселенную «Дозоров», у автора, безусловно, неплохо заточено перо (я бы сказал — как стилист он будет покруче Лукьяненко), у него даже некоторые герои вызывают симпатию (чего не могу сказать ни про одного из героев изначального цикла). Но для чего все эти страницы написаны — убей бог, не пойму. Ну да и бог с ним. По мне, формат рассказа настолько уже изжил себя, что всё наблюдаемое нами в настоящее время (в том числе и на примере данного рассказа) есть не более чем жизнь после смерти. Если не агония после смерти. Некоторые (например, Евгений Лукин) до сих пор ухитряются сочинять по-настоящему смешные анекдоты под видом рассказов. Другие — и их, увы, большинство, — даже не понимают, для чего и зачем нужен данный формат. И в итоге получается невесть что — недописанное, недоваренное... недоношенное.

Очередной образчик настоящей псевдофантастики, в которой всё — сюжетные ходы, социальные декорации, мотивация героев, — ну, буквально всё перетащено из нашего настоящего, причём практически без малейших изменений. Понятно, что автору не хочется ничего выдумывать про будущее, до которого он не доживёт, и поэтому ему проще сделать кальку с того, что он хорошо знает... Короче, никакая это не фантастика, по большому счёту. Но самый смешной ход — это про то, как в далёком будущем — настоящем далёком будущем, когда человечество уже фактически полностью освоит Солнечную систему и будет чувствовать там себя как дома, — некая героиня почему-то сидит себе и напевает под нос советскую песенку (цитата из которой вынесена в заголовок рассказа) из 1970-х годов, которую уже сейчас никто не помнит, хотя и прошло всего-то 40 с небольшим лет. В настоящем далёком будущем будут наглухо забыты такие «великие классики», как битлы и роллинги (может, Баха с Моцартом ещё как-нибудь будут помнить — коли сохранится каста исполнителей классической музыки для «чистой» публики), чего уж там говорить про Валентину Толкунову! Именно этот ход в рассказе лично у меня вызывает одновременно смех и полное неприятие. Ну зачем так врать-то бессмысленно?

Вполне обычный, я бы даже сказал проходной для Ле Гуин рассказ, в котором она в очередной раз поёт песню любви людям, «взыскующим истины», — тем, кто глядит в небо, а не только себе под ноги. Однако в этом проходном рассказе у неё проскальзывает просто гениальная фраза — не в бровь, а в глаз, — про чудовищное одиночество «взыскующих» в этом мире: «Мне так нравилось вас слушать. Мне нравились ваши рассказы о звездах, о путях планет и концах времен. А ведь другие говорили со мной только о семенном зерне или приплоде скота и ни о чём другом, понимаете?»