Два осведомителя и один учёный-книжник, Или читаем книгу Клерже, Г.И. Революция и Гражданская война: личные воспоминания / Гос. публич. науч.-техн. б-ка сиб. отд-ния Рос. Акад. Наук.; отв. ред., авт. вступ ст. и коммент. А.Л. Посадсков. Новосибирск : ГПИТБ СО РАН, 2012, – 544 с. – (Серия «История Сибири в воспоминаниях и дневниках»). ISBN 978-5-94560-110-9
Примечание visto: Планировал показать вам эту страницу 27 мая 2018 года в день 140-летия А.М. Оссендовского (1878–1945), но отвлекли другие дела. Сегодня перелистаем личные воспоминания Г.И. Клерже, увидевшие свет в Мукдене в 1932 году. Автор был уже в звании генерал-лейтенанта Генерального штаба, но почему-то работал редактором ежедневной вечерней газеты «Мукден». Надеюсь, посетителям сайта «Лаборатория фантастики» будет интересен не сам Клерже, а один из героев его воспоминаний – Антон Мартынович Оссендовский.
Омск, июль 1919 года. Полковник русского Генерального штаба Георгий Иосифович Клерже организует при штабе Верховного главнокомандующего А.В. Колчака Осведомительное управление (Осведверх) и приказом по управлению от 9 июля 1919 года назначается его начальником. Осведверх разместился в самом центре Омска в здании магазина и мастерской потомственной почётной гражданки М.А. Шаниной. О штате сотрудников Осведверха Александр Леонидович Посадсков рассказывает во вступительной статье к публикации книги личных воспоминаний Г.И. Клерже об одном из его подчинённых:
«…Но наиболее ценным приобретением для Осведверха был, конечно, учёный, журналист и писатель А.М. Оссендовский, совмещавший в то время профессорскую должность в двух омских вузах с государственной службой в Министерстве финансов. А.М. Оссендовский, заведовавший в Осведверхе подотделом печати, был главным помощником Клерже во всех творческих, организационных, но главное – финансовых делах. Чрезвычайно плодовитый автор, он сам писал десятки очерков, статей, рассказов («Сожгли нас» и др.), которые направлялись затем Осведверхом в редакции фронтовых газет, бедных литературными силами, для опубликования. Клерже восхищался Оссендовским и как талантливым литературным рассказчиком, и как опытным министерским «аппаратчиком», хорошо знавшим коридоры власти. Он не скрывает этого в своих воспоминаниях». [30]*
[30]* В квадратных скобках – номера страниц цитируемого издания.
Примечание visto: Здание бывшего магазина Шаниной украшает ныне самую красивую улицу Омска, носящее имя Ленина. Адрес магазина привожу для возможного в будущем (чем чёрт не шутит…) размещения на его стене мемориальной доски «русскому и польскому путешественнику, журналисту, литератору и общественному деятелю А.М. Оссендовскому» (по Википедии), одновременно и автору книги «Ленин – бог безбожных». Но вот незадача, книга эта названа «пасквилем на революцию»; выходит, сверлить дыры для памятной доски ему на стене здания, стоящего на улице имени Ленина, всё же пока рановато.
Омск, 14 ноября 1919 года. День занятия города Красной армией. Эвакуация эшелона Осведверха. Временное расставание Г.И. Клерже с Оссендовским. Гибель Осведверха под Новониколаевском, путь на восток к атаману Семёнову вдоль полотна железной дороги… Книга воспоминаний Г.И. Клерже завершается на том месте, когда поезд с чехословацкими легионерами увозит автора из Иркутска в «Семёновское Забайкалье». Но публикатор воспоминаний Александр Леонидович Пасадсков с присущей ему скрупулёзностью продолжил хронику жизни Клерже до момента его ареста в Шанхае японскими властями 22 января 1938 года. Мы приводим здесь отрывки из воспоминаний Клерже, имеющих непосредственное отношение к А.М. Оссендовскому, а также дополнительных текстов и комментариев доктора наук Посадскова.
Клерже об Оссендовском. «Ближайшим сотрудником автора настоящих воспоминаний по осведомительно-пропагандистской деятельности состоял Антон Мартынович Оссендовский, известный крупный публицист и писатель. Он проявлял колоссальную энергию и создавал с большим успехом ячейки пропагандистов всех категорий и видов. При его содействии были привлечены видные работники в области печатной, плакатной и устной агитации. Сам он составлял наиболее важный и направляющий пропагандистский материал, который потом, после санкционирования его начальником Осведверха, то есть автором настоящих воспоминаний, а то и после утверждения Верховного правителя [Колчака], когда дело этого требовало, размножался в десятках, а то и в сотнях тысяч экземпляров и рассылался во все стороны». [253].
Клерже об Оссендовском. «Поддерживалась Осведверхом тесная связь также и с Министерством финансов Омского правительства, во главе которого стоял И.А. Михайлов. Между профессором А.М. Оссендовским и И.А. Михайловым были самые дружеские личные отношения, в следствии чего все проекты расширения и ассигнований по части пропаганды проходили с особой быстротой и лёгкостью. Были между этими учреждениями и общие вопросы. Так, например, когда по представлению Министерства финансов были аннулированы «керенки», то для большего эффекта и демонстрации этого смелого решения правительства, было признано необходимым переклеймить все запасы указанных денег особыми агитационными лозунгами и пачками разбрасывать их с аэропланов над линией фронта большевиков и своих войск». [256].
Примечание visto: Следуя поговорке «Лучше один раз увидеть…», покажу вам парочку «прилетевших с неба» бумажек, которые Временное Всероссийское правительство Керенского именовало деньгами. Вместе прочитаем на них «особые агитационные лозунги», рождённые «талантливыми сотрудниками» Осведверха.
Агитационные лозунги с «керенок», которые я сумел прочесть:
«Третьего дня в Самаре один красноармеец из керенок штаны сшил». «Красноармейцы, не продавайте свою жизнь за эту бумажку у комиссаров в банках». «Накопи этих бумажек пуд». «Керенками советскими вы можете комнаты оклеивать, материал самый дешевый – за пуд трёшками настоящими». «На всем свете керенки на растопку идут, а за них комиссары жизнь берут». «Даром дадим». «Не принимайте советских денег!».
«Обманули наш народ
Коммунисты-Комиссары!
Денег этих не берут,
Не дают товары.
Наш народ им долго верил
И за это потерпел –
Пятаковскими* деньгами
Комиссар его нагрел».
*Пятаков Георгий Леонидович, партийный и государственный деятель, в 1917 году в Петрограде участвовал в захвате Госбанка в качестве комиссара Госбанка.
"ЖИВАЯ КАРТИНКА О РАБОТЕ ОСВЕДВЕРХА" НЕ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КЛЕРЖЕ!
Отрывки из дневника полковника Иосифа Ильина, посвященные Омску 1918-1919 гг.
<...> Сейчас появилось новое течение, за которое схватились, – пропаганда. Большевики побеждают главным образом пропагандой, они сначала разваливают тыл, они не жалеют денег на агитацию, листовки, литературу, плакаты. Они пропагандой наводняют все и вся – значит для того, чтобы с ними бороться, надо и нам вести пропаганду, надо и нам применять то же оружие. Так стали говорить и писать Устрялов, Коробов, все бюро печати и телеграфное агентство и, наконец, неизвестно откуда взявшийся профессор Оссендовский и Генерального штаба полковник Клерже.
После обеда пошел на собрание, которое было устроено под председательством Клерже и Оссендовского по поводу пропаганды. Клерже назначен ведать этим отделом. Длинный стол, белые листы бумаги, карандаши. Перед листами сидят офицеры разных чинов и частей войск, оказывается, вызваны с фронта или вообще из частей для того, чтобы повезти отсюда пропагандные воззвания, брошюры и пр.
Я сел на одно из свободных мест. Через несколько минут вошел плотный красивый блондин с сытым, наглым лицом и серыми холодными глазами. Он слегка то поправлял пушистый ус, то зубочисткой ковырял в зубе, время от времени издавая «цц-цц».
Это был Клерже. Необыкновенно гладко, красиво и рисуясь, он начал излагать картину пропаганды у большевиков и каким образом такая же пропаганда должна быть организована у нас. Он наметил пункты, развернув большую карту, отмечал кружки, где должны быть сосредоточены склады литературы, он разбил всю Россию на квадраты и, лихо водя карандашом, завоевывал пропагандой все губернии, города, села и веси России. Все было у Клерже предусмотрено, все очень тонко задумано, оставалось... только провести в жизнь. «И это, господа офицеры, должны сделать вы, вы должны организовать эту пропаганду, для чего я вас сюда и собрал», – закончил господин Клерже свою речь. В таком же духе прочел лекции и господин профессор Оссендовский, положительно уверяя, что при помощи пропаганды большевизм будет в два счета кончен.
Не знаю, что думали другие, но для меня ясно было, что Клерже просто Хлестаков и не меньший Хлестаков и Оссендовский.
Клерже недавно, оказывается, очутился по эту сторону – он был у большевиков. Очень удачно подвизался у них где-то в Туркестане и умел им очень угодить. А Оссендовский – тот самый Оссендовский, которого суворинское «Вечернее время» обвинило в шпионаже в пользу немцев в начале войны, и он был куда-то выслан, в Сибирь или Нарым. Вот такая компания теперь организует «борьбу» с большевиками путем «пропаганды».
Вернёмся к воспоминаниям Клерже.
Январь 1920 года. В Иркутске происходит «передача» адмирала Колчака в руки Политического центра. «…Покинув затёртый в общем заторе поездов эшелон Осведверха, автору настоящих воспоминаний пришлось пересесть на сани и в них продолжать свой дальнейший путь на восток. <…> Двигались группой и уже заметно поредевшие в своём составе сотрудники Осведверха. <…> Компанию в этом походе на санях с автором настоящих воспоминаний разделял ближайший его помощник по Осведверху профессор А.М. Оссендовский. <…> Полулежа, закутанные в тёплые шубы и «дохи», они путешествовали в течение нескольких в одних санях от Ново-Николаевска до станции Тайга. В длинных и нескончаемых беседах проходило это удивительное и памятное на всю жизнь «путешествие»… Проведённое вместе время в Кокчетавских степях, где случалось не один раз побывать на охоте «по зверю и птице» и куда с «сосланным» начальником Осведверха добровольно согласился отправиться и профессор А.М. Оссендовский, а также впечатления от омской катастрофы служили предметом самых оживлённых между ними разговоров и воспоминаний. Профессор Оссендовский был изумительный и интересный рассказчик, с которым можно было проводить целые дни, причём никогда не иссякала у него тема для самых занимательных и душу захватывающих повествований. В жизни своей, полной всяких охотничьих, а также политических приключений и злоключений, было немало глубоких переживаний, тем не менее они нисколько не отразилось на живом и весьма общительном его характере. Близко подружившись с ним, автор настоящих воспоминаний видел в нём не только весьма ценного помощника и сотрудника, но и дорожил им как личным проникновенным советником и доброжелательным другом. К сожалению, не доезжая станции Тайга, совместное путешествие должно было прерваться, так как профессору А.М. Оссендовскому пришлось повернуть на север и отправиться в город Томск, где находилась его жена. Надо было взять её с собою, и потом снова догнать в пути колонну Осведверха. Тепло простившись с профессором, автор настоящих воспоминаний и не подозревал того, что следующая встреча у него с ним произойдет только через… полтора года.
В то время, как санная колонна Осведверха добралась до станции Тайга, были получены сведения, что в городе Томске произошло восстание гарнизона и таким образом профессор А.М. Оссендовский с семьёй попал в очень тяжёлое положение. Было сразу очевидно, что скоро ему оттуда не выбраться и что в его личной жизни, как видного участника антибольшевистской пропаганды, грозит большая опасность. Только во Владивостоке летом 1921 года, когда там образовалось одно из последних антибольшевистских правительств, привелось при совершенно случайных обстоятельствах снова увидеться с профессором А.М. Оссендовским. Много, много пришлось ему пережить после того, как он покинул сибирские походные сани-розвальни начальника омского Освердверха. Вырываясь из большевистского плена, в котором он пробыл около года, он проник в Монголию и окружным путём добрался до Владивостока как раз в то время, когда там снова появилось белое правительство, и автор настоящих воспоминаний прибыл в этот город в роли начальника штаба атамана Г.М. Семёнова. Вскоре после этого А.М. Оссендовский покинул Владивосток, отправляясь через Америку в Европу в Польшу. Через два года потом появилась в печати книга, написанная профессором, под названием «Боги, люди и звери», в которой он, в самых захватывающих и натуральных красках рисует все свои переживания и бедствия, перенесённые во время плена и бегства из последнего. Находясь в Америке и в Европе, А.М. Оссендовский продолжал свою пропагандистскую работу антибольшевистского характера, иногда поддерживая связь письмами с пишущим эти строки. Интересовался он вопросами непосредственного участия и руководства в русской революции, особенно в большевистский её период, со стороны Германского Генерального штаба. В связи с этим он запрашивал, не сохранилось ли в распоряжении автора настоящих воспоминаний материалов по этому поводу, из числа тех, которые имелись в своё время в омском Осведверхе. Материалы, подтверждающие этот вопрос, конечно, были, но они или погибли в общем пламени, когда под Ново-Николаевском был подожжён эшелон Осведверха, или, если вообще уцелели, попали в руки большевиков. [268–271]
Владивосток, лето 1921 года. (Из текста комментария А.Л. Посадскова). Выполняя поручения Г.М. Семёнова, Клерже осуществляет поездки из Китая в Россию. Во Владивостоке встречает своего друга и сотрудника по Осведверху А.М. Оссендовского, оказавшегося там после бегства от большевиков через Уренхайский край и Монголию. Клерже убеждает Оссендовского встать на политическую защиту Семёнова перед русской эмиграцией и международной общественностью. 27 октября 1927 года на борту судна «Empress of Russia» по пути из Владивостока в Шанхай А.М. Оссендовский набросал краткие тезисы для предполагавшегося выступления в Русском национальном комитете Шанхая. В них он обосновал заслуги Семёнова, как верховного руководителя борьбы с большевизмом. По словам Оссендовского Семёнов может выставить против большевиков 150 тысяч пехоты и 40 тысяч «несравненной кавалерии». Кроме того, Семёнов имеет прочные связи с Монголией, Тибетом, Урянхаем и китайскими монархистами. Ко всему, Семёнов влиятельная фигура в казачестве. [55].
В завершении предлагаю ознакомиться с наиболее полной (особенно в сибирской и дальневосточной её части) биографией А.М. Оссендовского, составленной и опубликованной А.Л. Посадским в книге воспоминаний Г.И. Клерже. [354, 355]
Оссендовский Антоний Фердинанд Мартин, в России Оссендовский Антон Мартынович, за границей использовал имя Оссендовский Фердинанд (1878–1945) – учёный, экономист, писатель, журналист, общественный деятель. Поляк, кроме родного, прекрасно владел русским литературным языком. Автор нескольких научных и беллетристических книг, изданных в России, а также 77 книг, выпущенных в Польше в 1923–1939 гг. Химик по специальности, учился химии и физике в парижском университете Сорбонны, в 1902 г. закончил Петербургский университет.
Приехал в Томск в только что созданный Томский технологический институт, где в 1902–1903 гг. работал на кафедре как ассистент профессора В.А. Обручева. В 1903 г. по направлению В.А. Обручева уехал во Владивосток, работал специалистом в химической лаборатории Управления Уссурийской железной дороги и являлся правителем дел Общества изучения Амурского края. Затем перевёлся в Харбин, где работал в 1904–1906 гг. заведующим Испытательной химико-механической лабораторией Управления КВЖД. Здесь участвовал в 1905–1906 гг. в революционном движении, редактировал нелегальные листовки, возглавлял стачечный комитет КВЖД.
В 1906 г. осужден военным судом в Харбине на полтора года заключения. Выйдя в 1906 г. из тюрьмы, уехал сначала в Томск, затем в Киев и в 1909 г. в Петербург. Впечатления от пребывания в тюрьме описал в книге «В людской пыли», которая вышла в 1909 г., но была запрещена петербургской цензурой (в 1911 г. выпущена в переработанном виде под названием «Людская пыль»).
В 1909–1917 гг. Оссендовский много работал как журналист и писатель, был секретарём редакции газеты «Dzennik Peterburgski» («Петербургский дневник», 1910–1911). Не прекращая научных занятий, был в 1911–1917 гг. секретарём Постоянной совещательной конторы золото- и платинопромышленников, редактором журнала «Золото и платина», а также директором-распорядителем Русского товарищества тигельных заводов (1913–1914).
Являлся одним из основоположников жанра фантастики в России (повести «Грядущая борьба», 1914; «Женщины восставшие и побеждённые», 1915 и др.). Неоднократно приезжал в Западную Сибирь как путешественник и охотник.
В 1915 г. прибыл в Томск вместе с бывшим ссыльным народовольцем, писателем Н.А. Морозовым, которого сопровождал в поездке, знакомил в Томске с Г.Н. Потаниным и другими учёными университетского центра. После Февральской революции вместе с журналистом Е.П. Семёновым явился фабрикатором так называемых «бумаг Сиссона» – документов, свидетельствующих о связях В.И. Ленина и большевиков с германским Генеральным штабом и финансировании Германией антигосударственной деятельности большевистской партии. Эти документы, признанные спустя несколько десятилетий подделками, широко публиковались тогда в русской и мировой печати.
В начале 1918 г., скрываясь от преследования большевиков, Оссендовский вернулся в Томск, где вошёл в ближайшее окружение Г.Н. Потанина («Потанинский кружок»). На первом томском митинге после свержения большевистской власти в мае 1918 г. он выступал вторым после Потанина. Уехав в Омск, где формировалось Временное Сибирское правительство, Оссендовский стал чиновником Министерства финансов, промышленности и торговли, членом совета министерства и вице-директором кредитной канцелярии, в 1919 г. – главным редактором журнала «Вестник финансов, промышленности и торговли», членом учёного совета Министерства сельского хозяйства. Был избран профессором и преподавал химию одновременно в Омском политехническом и Омском сельскохозяйственном институтах. Постоянно выступал с публичными лекциями антибольшевистского содержания.
С мая 1919 г. – сотрудник Осведверха, заведующий подотделом печати, писал и рассылал по редакциям газет статьи, очерки, рассказы как материал Осведверха для газетных публикаций. В ноябре 1919 г. вместе с эшелоном Осведверха эвакуировался на восток, в начале января 1920 г. под угрозой ареста большевиками скрылся из Красноярска и вместе с группой польских офицеров совершил побег через юг Сибири, пройдя сквозь Хакасию и Урянхайский край (нынешняя Тува) в Монголию. В столице Монголии Урге познакомился с бароном Р.Ф. Унгерном фон Штернбергом, командиром Азиатской дивизии, захватившим Монголию и объявившим себя главой буддийского государства и воплощением Будды. Из Урги Оссендовский приехал в Харбин, а после меркуловского восстания в мае 1921 г. – во Владивосток, откуда морем уехал в Японию, а затем в США.
С помощью американского писателя и переводчика Л.С. Палена выпустил в 1922 г. на английском языке свою самую знаменитую книгу «Звери, люди и боги», в которой описал своё бегство из Сибири в Монголию и Китай, уделив особое внимание Унгерну, которого считал безумцем. В 1923 г. после возвращения Оссендовского в Польшу книга вышла на польском языке, а в последующие годы была переведена на 19 языков и издана 142 раза (русское авторизованное издание вышло в 1925 г. в Риге).
В дальнейшем Оссендовский стал одним из наиболее популярных польских писателей, выпуская в год примерно по шесть беллетристических книг, часто на исторические темы или с описанием своих путешествий по Африке, Индии, Китаю и т.п. Кроме литературной деятельности, преподавал с 1922 г. в Польше в Высшем военном и Высшем коммерческих училищах, в Училище политических наук в Варшаве.
В 1929–1930 гг. во время работы над книгой «Ленин», разоблачавшей большевизм, Оссендовский стал объектом новой разработки со стороны ОГПУ, рассылавшего запросы о его прежней деятельности в Сибири.
После немецкой оккупации Польши, Оссендовский проявил себя как противник нацизма, работал в национальном подполье, с 1943 г. являлся членом конспиративной организации «Стронництво народове». Умер 03.01.1945 г. в пригороде Варшавы.
После прихода советских войск его могила была вскрыта сотрудниками НКВД, которые с помощью дантиста, лечившего Оссендовского, удостоверились в том, что «враг Ленина и Сталина» мёртв.
Другие статьи visto на сайте "Лаборатория фантастики" об А.М. Оссендовском:
Ночью с 6-го на 7-е января прошла суровая гроза с полусотней молний и завершилась утром градобитием намокшей земли, крыш и дорог древнего города Жирона. Часам к одиннадцати и мелкий дождик затих. Решили с внуком: отменять намеченное не будем. Взяли зонтик, на всякий случай (к часу дня, когда мы покидали музей, он и наступил...), бутылочку воды на дорогу и отправились в Музей кино (кат. Museu del Cinema). Кстати, в апреле 2018 ему "стукнет" 20 лет. Это не первое наше посещение этого молодого, но очень интересного хранилища предметов и документов о предистории индустрии кино. Да и почему отказываться от приглашения в "открытые двери" — день бесплатного посещения. Хорошая, между прочим ежемесячная традиция. Внука, правда, и в другой день без евро пустят, а вот с дедули (так он меня зовёт) 5 евро точно попросят, и это ещё со скидкой на возраст...
Осмотр начинается с третьего этажа, куда добираемся на лифте. Останавливаемся у одного трёхместного кинозала (подобных мини-залов внутри музея несколько). Стенд у прохода к трём стульям привлёк меня...
Глядя на эти увеличенные гравюры, вспомнил, как мальчик Саша — будущий Александр Романович Беляев, превратил в осколки несколько суповых тарелок, пытаясь из их половинок сотворить для своей шеи безопасное отверстие. Это была подготовка к магическому представлению с "говорящей головой" на обеденном столе... Это похоже был первый шаг к "Голове профессора Доуэля" и, возможно, подтолкнул к нему киносюжет Мельеса...
Мы расположились на стульях, наполнив кинозал зрителями на две трети. На экране мелькали закольцованные кадры короткометражек Жоржа Мельеса (1861—1938) — изобретателя первых спецэффектов в кино и пионера кинофантастики — фильм по мотивам произведений Жюля Верна и Герберта Уэллса «Путешествие на Луну» (1902). Мы дождались "Голову..."
Почти два часа в затемнённом пространстве прошли для нас незаметно. Пора возвращаться домой, там нас ждёт накрытый праздничный стол (Рождество, однако!). Мы успешно выполнили свою миссию — то есть, не крутились под ногами, мешая хозяйкам суетиться на кухне возле плиты. В качестве доказательства, что мы не впустую провели время, сделал снимок себя в бесконечном окружении зеркальных дублей внука и... дедуль. Оптическое волшебство... на Рождество!
80 лет назад (21 января 1938) хранитель времени Жорж Мельес отправился в заоблачные миры, оставив нам солидное целлулоидное богатство. Грех не вспомнить. Особенно любителям кинофантастики.
P.S. Всех моих читателей поздравляю с Рождеством!!!
Фрагменты "электрических разговоров" Виктора Петровича Бури с Виктором Ивановичем Ремизовским, и тексты из скрепок электронных писем: статья С.М. Нарыжной, первая публикация письма Г.Г. Пермякова редактору журнала "Дальний Восток", фантастический рассказ В.И. Ремизовского и его последняя книга (в рукописи).
Август 2012
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! Посылаю статью С.М. Нарыжной.
ГЕОЛОГУ, УЧЕНОМУ, РЕДАКТОРУ, КРАЕВЕДУ ПОСВЯЩАЕТСЯ
(к 80-летию Виктора Ивановича Ремизовского)
С Виктором Ивановичем я познакомилась случайно, еще не подозревая, какая это многогранная личность.
Работая над проблемой «Дальневосточная книга в начале века (1901–1923 гг.)» я обратила внимание на скромные издания «Отчеты», которые издавались в начале века, включая период установления советской власти и Гражданской войны. Все отчеты имели конкретных авторов, но попытка что-либо найти об этих геологах-авторах оказалась безнадежной. Меня удивило, что в годы революции эти геологи по-прежнему ездили в экспедиции, открывали полезные ископаемые на Сахалине, в Приморье, Амурской области и Хабаровском крае, как будто за окном не бушевали политические страсти. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь из студентов углубился в эту тему. И на мое счастье появилась студентка-заочница, имеющая за плечами геологический техникум, беженка из Средней Азии. На защиту ее диплома мы и пригласили Виктора Ивановича Ремизовского. Мне подсказали, что это именно тот человек, который все знает о Дальневосточном комитете геологии.
Следует заметить, что диплом защищался в институте культуры, и значит следовало доказать, что геологи Дальгеолкома внесли заметный вклад в развитие культуры г. Владивостока. А они это делали! Это были первые интеллигенты Приморья. Так состоялось наше знакомство.
Как я догадываюсь сегодня, это было не лучшее время в его жизни. В начале 90-х годов он переехал в Хабаровск, вынужден был работать вахтером, сторожем, хотя уже 10 лет как защитил кандидатскую диссертацию. Это было не лучшее время и для практической геологии: многие геологи оказались без работы. Затем более близко мы познакомились в период подготовки и проведения знаменитой международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию со дня начала строительства Китайско-Восточной железной дороги и города Харбина. Конференция стала событием международного характера.
В России тогда прошли две конференции: в Москве и в Хабаровске. Китайцы, которые давно эксплуатируют эту дорогу, промолчали и обе конференции проигнорировали. Что такое Китайско-Восточная железная дорога дальневосточникам объяснять не надо, но на российском западе это необходимо, чем я сегодня активно занимаюсь.
На конференцию приехали американцы, французы, швейцарцы, корейцы. Это было красивое время. Конференция прошла в бурных спорах, разговорах. Участников возили по Амуру. К конференции был выпущен альбом фотографий КВЖД и г. Харбина (1898–1945 гг.) под названием «Планета Харбинъ». Авторы составители – тогдашний директор Дальневосточной государственной научной библиотеки А.И. Букреев, его заместитель Т.В. Кузнецова, В.И. Ремизовский и профессор Хабаровского педагогического университета М.И. Светачев.
Основным организатором конференции была Дальневосточная государственная научная библиотека в лице ее директора А.И. Букреева, заместителя директора Т.В. Кузнецовой и В.И. Ремизовского. После этой конференции вахтера Ремизовского назначили заведующим редакционно-издательским отделом библиотеки. Это было звездное время в его жизни. Прекрасный отдельный кабинет, где собирались члены Дальневосточной народной академии наук, друзья-краеведы. Здесь он писал свои статьи, книги, спорил, шумел, шутил. Но дружба с администрацией закончилась и он ушел работать в журнал «Дальний Восток», где трудится по сегодняшний день заведующим отделом Очерка и публицистики. На вопрос «Где сложнее работать?» ответил: «В журнале труднее, но интереснее».
Биография у Виктора Ивановича очень пестрая, впрочем, как и его творчество. Родился на Украине в г. Днепропетровске в 1932 г. – 27 декабря. В 1956 г. закончил сельскохозяйственный институт на Украине по специальности «Ученый зоотехник». В этом же году приехал на Дальний Восток и стал работать зоотехником Гадлинского зооветпункта Ольского района Магаданской области. И больше с Дальним Востоком не расставался. Стал отважным дальневосточником. Места его обитания – Магаданская область, Сахалин и Хабаровский край. Он патриот Дальнего Востока. И очень важно, что предан теме «История Дальнего Востока в биографиях людей». Вот за это я и отношусь к Виктору Ивановичу с уважением.
Им опубликовано более 500 статей в том числе более 20 книг, не считая отчетов и редакционных работ. И это за 35 лет, так как первая публикация появилась у него в 1976 году. Самые насыщенные годы начались с 1987 года. До этого года были преимущественно научные работы, посвященные физическим свойствам горных пород, палеомагнетизму и стратиграфии неогеновых отложений Сахалина. Примерно так называлась и его диссертация, которую он защитил во Владивостоке в Дальневосточном научном центре АН СССР в 1982 году.
В 1987 г. появляются первые статьи о геологах Дальнего Востока. Я думаю это главное увлечение ученого и человека Ремизовского. Собрать материалы о геологах, репрессированных и покинувших Россию весьма непросто. Именно за эти статьи я преклоняюсь перед ним. Более 100 статей, посвященных геологам. К сожалению, сегодня у В.И. Ремизовского другие увлечения. А жаль! Кто как не он? Если в 70-х – 80-х годах трудно было найти информацию о дальневосточных геологах, то благодаря деятельности Ремизовского информации стало достаточно. Сегодня мы уже знаем имена геологов, работавших в Дальгеолкоме. Причем следует отметить настойчивость Виктора Ивановича в том, чтобы о геологах Приамурского края узнали в центре и материал о них занимал достойное место.
В 1995 г. в Петербурге вышло второе исправленное и дополненное издание «Репрессированные геологи». В это издание Ремизовский представил семь именных статей. Кроме того, раскрыты имена авторов отчетов опубликованных во Владивостоке. Это геологи М.А. Павлов, Э.Э. Анерт (кстати о Э.Э. Анерте у Ремизовского большая библиография), П.И. Полевой, А.И. Козлов, Я.А. Макеров, А.Н. Криштофович, Г.И. Стальнов и И.А. Преображенский. В 1999 г. во Владивостоке вышла книга В.И. Ремизовского «Первый состав Дальгеолкома и становление геологического образования на Дальнем Востоке».
В 1999 г. в Москве и С.-Петербурге вышло уже третье исправленное и дополненное издание «Репрессированные геологи» и здесь у Ремизовского было 26 именных статей (три из них в соавторстве).
Еще один момент, на который следует обратить внимание. Он пишет о итальянце-топографе А.Е. Баниолесси и несколько статей посвятил японским геологам, а в 2000 г. в Хабаровске вышла его книга «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша» – это страницы истории японской нефтяной концессии на Северном Сахалине (1925–1944 гг.). На обороте титульного листа Ремизовский, нарушая стандарт издания, пишет о том, как трудно книга создавалась без информационной поддержки японских коллег. Книга издана на средства сына. Кстати, у него трое сыновей и одна дочь.
В 2004 г. Ремизовский издал книгу «Моя последняя сахалинская экспедиция (краеведческий дневник экспедиции «Сахалин – 2002» с воспоминаниями, справками и примечаниями автора)». Он был участником широко разрекламированной международной культурологической экспедиции по острову Сахалину в сентябре 2002 года. В книге рассказано об организации экспедиции, ее участниках, о предполагаемом и фактическом маршруте, о том, что удалось увидеть, о встречах и разговорах. В группе было девять человек, возглавлял экспедицию А.В. Колесов, знаменитый издатель альманаха «Рубеж». А ведь остров Сахалин тоже рубеж России.
Вообще-то В.И. Ремизовский, как геолог, провел на Сахалине 12 полевых сезонов. Поэтому в книге много отступлений, личных воспоминаний. Причем, книга издана на средства пенсионеров от геологии и геофизики, которые организовали «шапку» по кругу. Уникальный случай!
Книга действительно интересная. Автор в комментариях зачастую язвителен. Он хорошо знает Сахалин, дает массу исторических справок, портреты людей, которых они встречали. А в финале на пишет:
«Прощай, любимый остров! Больше мне никогда не пройти в резиновых сапогах по руслу реки Бачинской, не увидеть в ее воде срез красавиц Fortipecten takahashii, не сварить уху из твоей чудесной форели. Больше я никогда не выскочу из вагона на станции Восточной, чтобы купить у тоскующей на перроне бабки ведро клоповки. Не бросить мне камень в пролив Лаперуза, не сплавиться по реке Даги, не наловить рыбы в озере Мончигар, не позагорать на Таранайском пляже. Все в прошлом, в прекрасном сиреневом прошлом.
Прощай, Южно-Сахалинск, дорогой мне город! Никаких докладов в твоих геологических органзациях я больше никогда делать не буду. И никогда больше не пойду с другом в Центральный ресторан, где мы, поглядывая со второго этажа на танцующих, закусывали гребешками под горчичным соусом. Никогда мне больше не остограммиться (он еще новые термины придумывает – С.Н.) чудесной анисовой водкой, которую на Дальнем Востоке делали только на Анивском пищекомбинате. Все в прошлом! В прекрасном голубом прошлом»
Не могу не присоединиться к этим словам, хотя анисовую водку и не пила. Но Южно-Сахалинск удивительный город и как жаль, что его мало знают. Между прочим имя В.И. Ремизовского вошло в словник энциклопедии Сахалинской области.
Следует сказать несколько слов о его библиографической работе. Он достойный библиограф, у него в картотеке публикации деятелей, которые ему интересны. А к 75-летию издана его биобиблиография (вернее хроника его жизни) и библиография его трудов. Он получил фактически три высших образования: ученый зоотехник, математик и кандидат геолого-минералогических наук. Но, я считаю, что экстерном он получил и библиотечно-библиографическое образование, так как прекрасно владеет библиографическим описанием. Говорят у него дома в однокомнатной квартире огромная картотека (бедная жена!).
Начав работать в Дальневосточной государственной научной библиотеке редактором, он публикует свои материалы в «Вестнике ДВГНБ». У него были публикации в каждом номере. Если это были литературные заметки, он их издавал под псевдонимом «РЕМ». А к литературным писаниям его душа тянулась давно. В «Вестнике ДВГНБ» опубликовано более 35 его статей. Мне особенно запомнилась статья о жизни библиотекаря ДВГНБ М. А. Кукель-Краевской («Вестник ДВГНБ» за 1999 г., № 4/5), жене знаменитого революционера, который по приказу В.И. Ленина утопил черноморский флот в 1918 году. Очень интересный поиск он осуществил!
Более 50 лет ДВГНБ издает «Календарь знаменательных и памятных дат». С легкой руки Ремизовского этот календарь стал «Календарем-справочником по Дальневосточному федеральному округу», значительно увеличено количество справок, статьи стали именными, введена рубрика «Наши авторы». Он внес знаменательные даты о геологической службе Дальнего Востока, о геологах, о легендарном писателе и педагоге Г.Г. Пермякове, об авторе картины «Айгунский договор» художнике В.В. Романове и многие другие.
Изучая библиографию Ремизовского, поражаюсь, количеству написанных им статей. Он участник почти всех конференций, проходивших на Дальнем Востоке – архивных, музейных, библиотечных, исторических. И всегда говорил о геологах, о том, что они сделали на Дальнем Востоке.
Его статьи печатались и печатаются в газетах «Приамурские ведомости», «Тихоокеанская звезда», «Сахалинский нефтяник», «Дальневосточный ученый», «Хабаровские известия», «Советский Сахалин» и др., в журналах «Печатный двор» (Владивосток), «Дальний Восток», «Вестник ДВО РАН» и «Вестник ДВГНБ».
Во время Великой Отечественной войны Виктор Иванович жил на оккупированной территории на Украине. Об этом он рассказал в статье «На оккупированной территории» в пятом выпуске «Вестника Приамурского историко-родоведческого общества». Приведу только одну цитату: «Воспоминание о войне – это всегда голод и постоянно мерзнущие ноги. И вот в самом конце войны уже в Днепропетровске баба Феня пошила мне толстые стеганые на вате носки до колен – чудо вещь! А на барахолке купили мне американские ботинки огромного размера. И вот только когда я надевал эти ботинки на стеганые бабушкины носки, ноги не мерзли».
Его деду за жизнь и работу в оккупацию дали 25 лет лагерей, а маме – десять. «В дальнейшем, – пишет Ремизовский, – я всегда должен был во всех документах указывать факт моего пребывания на оккупированной немцами территории. А вдруг меня девяти-десятилетнего завербовали и я «крот» только и жду случая, чтобы начать активную антисоветскую деятельность».
Хочется порекомендовать читателю прочитать эту статью полностью. И удивительно, как Виктор Иванович помнит все подробности передвижений его семьи во время войны.
Именно тогда, вероятно, он прочитал книгу А.Н. Куна о древних мифах и решил на старости лет переосмыслить древнегреческую мифологию. Он издал трилогию в Хабаровске*. Первая книга называлась «Геракл, Деянира и Ахелой» (2006), вторая – «Гермес и Аполлон, судьба древнегреческих Фив и Антилосев» (2007), третья – «Зевс-Громовержец, несчастная Гера, Прометей и другие» (2009). На Хабаровском телевидении показали фильм «Странные люди». И действительно: живет в Хабаровске и пишет о очерки по древнегреческой мифологии. Кстати, эти книги теперь обретаются в библиотеках Кембриджа, Сорбонны, Карлова университета в Праге и библиотеке Конгресса США, в том числе и четвертый выпуск (декабрь 2011) очерков под названием «Три богини, две Елены и Троянский конь». Это по сути дела попытка реконструкции мифологических событий.
В рецензии на четвертый выпуск, опубликованной в «Литературной России» за 30 марта 2012 г. автор пишет: «Вскоре у него выйдет еще один большой труд «Русская Илиада. Справочник по Илиаде Гомера в переводе Н.И. Гнедича».** Это – пособие для студентов гуманитарных вузов. В нем впервые будет опубликован именной указатель всех персон и персонажей поэмы. Мне нравится в этом названии фамилия Н.И. Гнедича. Его имя сегодня редко произносят, а когда-то оно гремело в Петербурге, ведь это знаменитый оратор, переводчик, друг А.Н. Оленина, многолетний сотрудник императорской публичной библиотеки.
Возвращаясь к работам Ремизовского данного направления мне хочется закончить фразой из названной статьи и немного переделать ее. Эти книги вполне серьезные (хотя в них много юмора), веселые и полезные поскольку являются доступными гомеопатическим снадобьем и лечат от невыразимой тоски, мрака и пошлости современного окружающего бытия. Приятного Вам чтения!
К литературным писаниям у Ремизовского всегда тянулась душа и в результате появились «Мои колымские были», напечатанные в № 1 журнала «Дальний Восток» за 2007 г. Они были высоко оценены и оказались победителями творческого конкурса в номинации «Очерк и публицистика». В 2011 г. он вторично становится победителем творческого конкурса за очерк «Сахалинский гамбит». Ему также принадлежит книга «Северный стаж».В результате В.И. Ремизовский принят в Союз писателей России.
Как редактор отдела Очерка и публицистики он внимательно следит за всеми изданиями краеведческого характера и мгновенно отзывается рецензия. Перечислю только несколько авторов, о книгах которых он написал рецензиями на страницах газет и журнала «Дальний Восток». Вот лишь некоторые имена – «Нестор Нижнего Амура» о В.И. Юзефов, о ректоре Хабаровского педуниверситета В.В. Романове и его книге, о легендарном Г.Г. Лёвкине и его книгах о Гражданской войне, о книгах С.И. Вишняковой «Писатели города Комсомольска-на-Амуре», о книге «В. Янковский: биобиблиографический сборник», о книгах Д. Райзмана «Портрет на рубеже веков» и «Иностранцы – невольники Дальстроя», о четырех субъектных энциклопедиях Дальнего Востока, о Э. Кузьминой и ее книге «Полвека на службе книги» и др. и др.
И, конечно, следует отметить еще одну сторону его деятельности – педагогическую. Мы вместе 10 лет проработали на кафедре издательского дела и журналистики в Дальневосточном государственном гуманитарном университете: я как книговед, а он – как редактор. Он читал курс «Общее редактирование», а затем «Историю печати и книжного дела на Дальнем Востоке». Это было замечательное время, когда мы, совместители, собирались по субботам. Нам были интересны студенты, желающие много знать, их экзамены, дипломы, защиты. Мы молодели рядом со студентами. Затем вуз отказался от совместителей, а напрасно. Студентов должны учить профессионалы. Понятно, что финансы закрывают много инициатив.
Как результат педагогической деятельности В.И. Ремизовского вышло учебное пособие «Редакторы газет Дальнего Востока». Эта работа выиграла грант Правительства Хабаровского края и ожидается в 2012 г. выход второго издания, значительно расширенного под названием «История печати на Дальнем Востоке. Материалы для справочника «Редакторы газет Дальнего Востока».
Следует заметить, что работа над этим учебным пособием носит исследовательский характер, и это первое такое учебное пособие для студентов. С другой стороны это справочник редакторов, работавших в больших и маленьких газетах Дальнего Востока. Он начинает с первой газеты Приамурского края «Восточное Поморье» и ее редакторе и до газет сегодняшних. Начинается пособие с рассуждения Ремизовского о редакторах и их роли. Ведь редактор создает лицо газеты и журнала. Следует заметить, что мы мало знаем о дальневосточных редакторах, хотя библиографические списки библиографами и исследователями создавались. А издатели и редакторы – это мало открытая страница и Ремизовский один из ее открывателей. Я его поздравляю.
Вглядываться в человека – это одна из важнейших задач научного творчества доцента Ремизовского. Он не расстается с написанием статей о геологах. Это его профессиональное заболевание. Пусть оно продолжается!
Ведь геологи редко пишут друг о друге. Вот смотрю библиографию последних лет Ремизовского и вижу «Японские геологи на Сахалине» («Дальний Восток», 2009, № 6), «Геолог» (К 100-летию В.З. Скорохода («Дальневосточный ученый»). И таких статей можно называть и называть.
Ремизовский человек пишущий и я думаю, вряд ли он мог бы так много писать, если бы не был организован его быт и рядом с ним не проживала Нина Михайловна Ермишкина, инженер высшей категории, а главное – жена. Я не знаю, сколько лет они в браке состоят. Вероятно, именно с этим событием связан его переезд в Хабаровск. Но она не только жена, но и друг, и помощник, и даже его биограф.
Виктор Иванович Ремизовский, кандидат геолого-минералогических наук, доцент, заведующий отделом Очерка и публицистики журнала «Дальний Восток», писатель – человек не простой и относятся к нему неравнозначно и неодинаково. Да иначе и быть не может. Но он человек творческий, ученый, публицист, популяризатор, исследователь, краевед. Пожелаем ему творчества и в дальнейшем.
Попробую перечислить членство В.И. Ремизовского в различных обществах: член редакции журнала «Печатный двор», Почетный донор СССР, действительный член Профессорского клуба ЮНЕСКО, Почетный член Приамурского географического общества, член клуба «Краевед» при ДВГНБ, Почетный член Приамурского историко-родоведческого общества, многие годы член ученого совета Управления архивов правительства Хабаровского края, академик Дальневосточной народной академии наук.
Нам не хватает патриотов земли русской, да еще и ее восточной части. Перед нами страстный пропагандист любви к отечеству. Побольше бы таких! Здоровья Вам, творческих деяний. А мы будем радоваться Вашим успехам.
ПрофессорС.М. Нарыжная
Август 2012
Буря – Ремизовскому
Молодец Светлана Михайловна! Ну и герой ее очерка тоже вроде ничего :)))
Это наша с тобой публикация к 70-летию Юрия Дмитриевича. Если можешь, перешли ее дочери, если нет, то вернусь и сам позвоню ей. Очень долго на сайте Лаборатория устанавливают материал, зато — проверяют все!
Я скоро буду, не скучай!
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! Посмотрел. Спасибо, конечно! Но моё участие в этой публикации я оцениваю не более чем в 5-10 процентов в зависимости от уровня поляризации с инфляцией наперевес и астрономической светимости объекта.
P.S. Жду с нетерпением — есть идеи на фоне бьющей ключом жизни.
Февраль 2013
Буря – Ремизовскому
Привет! Ты же мне уже приносил о Пермякове, я уже и Алле [дочери Г.Г. Пермякова] отослал! Ты почту проверяешь?
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! Проверяю, когда бываю. Три дня участвовал в православно-духовной конференции. А Интернет у нас барахлит.
Ноябрь 2013
Буря – Ремизовскому
Свежее о потомках Невельского. Ноябрьский 2013 года (!) номер журнала о 300-летии Невельского. См. 14 и 15 страницы воспоминания Кукеля... По прочтению, доложить...
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! 1. О каком журнале идёт речь? 2. В статье о поездке владивостокцев в Омск есть ошибки, в частности В.А. Кукель-Краевский расстрелян не в 1938-м, а 18 сентября 1939 года в Хабаровске.
Буря – Ремизовскому
Привет! В скрепке (в формате PDF есть сам журнал университета имени Невельского, который я тебе и присылал). Он свеженький. Про ошибки в статье расскажешь в своем докладе :))) А вот про то, что я текст статьи и журнал добавил к твоим изысканиям, вот за это ты меня поблагодаришь, но полную — не наливай :)))
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! Прошлую субботу у меня были лекции в ТОГУ. Там я раздобыл для тебя книгу Якимовой "Всеволод Никанорович Иванов: писатель, мыслитель, журналист". Принёс её на работу. Звоню тебе, чтобы пришел и забрал — а тебя и нету! Долежит ли? Все-таки три месяца. А в четверг в Краевой библиотеке семинар по поводу 200-летия со дня рождения Невельского. Будешь? Все мои мысли в 6-м выпуске. Читаю Павсания, Эразма Роттердамского и Мештехази. Да! Вчера в пургу купил в букинистике Аристофана. Теперь у меня нет только Эсхила.
Всё. Всем привет. И тебе тоже.
Буря – Ремизовскому
Привет! Иванова, если не библиотечная, придержи. На Невельского не смогу прийти, дорого лететь на пару часиков :((( Об чём будя, бьющая тебя ключом, книга? (это я насчет иллюстраций), тут вокруг древности (скульптуры и пр.) Может что и увижу в мраморе. Больше работай со словом. Чтоб как песня была!!! Читаешь фразу — слюни бегут, хочется каждую буковку покатать на языке, а затем проглотить прямо в мозг. Чтоб словам отточенным тесно было, а мыслям разным простор-простанство неуёмное!
Пиши, не теряйся.
Январь 2014
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! В канун дня Рождения Христова хочу напомнить о себе, заброшенном на Дальний Восток. Я всё ещё живой, дежурю по редакции и пытаюсь философствовать на общемировые проблемы. Получается слабо, вернее, плохо получается. Но я упорный.
Как там у вас бури? Или то, что творится в Англии вас не касается?
Всем большой привет и доброго здоровья. Когда вас ждать в Хабаровске? Соскучился — не с кем выпить.
Буря – Ремизовскому
По-порядку: английские штормы нас не касаются. Набери в Интернете Жирона и увидишь собственными глазами про погоду: ночью 5-8, днём до 15-20 — это плюс! Розочки начинают цвести, лимоны опадают... В конце февраля (24-го) прилетаем, день-два акклиматизация и... наливай :)))
Всем знакомым привет!
Май 2014
Буря – Ремизовскому
Приветствую! Твоя любимая Троя (Предупреждаю! Это тебе не та др. Греция).
Июль 2014
Буря – Ремизовскому
Приветище огромное! Сразу к делу: что у тебя есть про такого человека — МАШКАРА-РОМЕНСКИЙ Александр. Поэт и предприниматель Александр Вениаминович МАШКАРА (2.03.1947, Плауэн, Германия – 2004?) родился в семье военнослужащего. С 1949 года жил в Новом Осколе (Белгородской области). С конца 60-х (с женой) – в Амурске (Хабаровского края). Там случилась «история» и М-Р был осуждён (?). После возвращения в родные края работал на стройке, в ДК, в газете. В 90-е годы стал ЧП-издателем. Черкани мне пару строк — мол нету у меня ничего, а живу я хорошо... Жду весточку.
Ремизовский – Буре
Привет из солнечного Хабаровска! К сожалению, ничего про него нет, даже такой фамилии не слышал. В 10-томной "Комсомольской литературной энциклопедии" Светланы Вишняковой такая фамилия не упоминается. А живу я действительно хорошо. Чем это закончится — известно...
Сентябрь 2014
Буря – Ремизовскому
Мой грациозный мачо! (Ничего, что я по-испански с тобой?) Льёшадь с крылами мужицкого пола Хулио доставит меня в ХБР 3 октября. Просплюсь, звонью тьебе телефон, берьёшь кислый и мятый с солью огурец и ко мне... Мьнёго будьем фодку пить и говорить-говорить, а потом я снова буду отсыпаться, но уже не тверёзый. Спрашивать, что будет с Хулио? Хулио отпущу тайга... [конец 1-го письма].
Привет! Письмо второе (серьёзное). Ты едешь во Владик на ярмарку, если да — купи мне книжку — Владимир Илюшин. Глиняный человек. Повести и рассказы. Если не едешь, то не покупай мне во Владике книжку про глиняного человека. Приеду, сам куплю её в Хабаровске (одной бутылки из-за разницы цен считай лишились :(((
Всем привет! А тебе — фиг, т.к. уже передавал!
Ремизовский – Буре
Здравствуй, далекий испано-каталонский друг! Пишет тебе твой русский фрэнд. Я приглашаю тебя, друг, в гости. Буду угощать тебя salty огурцом энд рашэн водка. Ничего, что я по-английски? Рашэн водка есть ошень хороший водка. Дай знать, when приедешь, I promise встречить you.
Best regards, Ремизовский
Буря – Ремизовскому
Осталась неделя и мы с тобой... Читай предыдущие письма. А пока последуй примеру этой женщины, мечтавшей в детстве стать Яном Гусом. Читай прикреплённый файл. Приеду, проверю!
(Фрагмент из посланной В.И. Ремизовскому публикации "5 июля 1857 года появилась знаменитость, о которой мы ничего не знаем": ...Клара Цеткин – немецкая коммунистка, талантливая писательница и феминистка, никакого, впрочем, отношения к празднику 8 марта не имеющая. Клара была прекрасно образована, в совершенстве владела французским, итальянским, английским, русским... Дочь продвинутых родителей, Клара Цеткин уже в 5 лет мечтала стать Яном Гусом – героем чешской реформации, погибшим на костре инквизиции в 1415 году. Ее мать – Жозефина Эйснер учила своих детей "Марсельезе" и посещала собрания Союза немецких женщин.... Клара была пятым ребенком в семье. В 9 лет прочла всего Гете и Шиллера, через год по памяти рассказывала Шекспира, в 11 учила "Илиаду" Гомера на языке оригинала..."
(Посетителям сайта "Фантастическая лаборатория": Захотите полностью читать текст о К. Цеткин — прошу сюда):
Сегодня беспокоил твой телефон... Но его хозяин куда-то сгреб. Наслушался матерных гудков и собрался звонить завтра, а ты вдруг сам объявился... Завтра точно буду. Жди...
Посмотри по ссылке, это попало под мой вездесущий оч (примечание: оч — это один глаз; очи — мн. ч., т.е. более одного. Можно говорить и ок, око, но тогда надо лопатить всю поэзию: ...твоих окей окерованье и т.д. Ценники менять в Оптике: оки в перламутровой оправе и т.д.); фингал под ок; оки бы мои не видали; что делать со словом глазунья (про яйца речь) — ума не приложу... Короче: оку не за что зацепиться — да и работы будет за оки...)
Костров, по прозвищу Хмельнин, мне дорог тем, что зело любил поддавать. Но Гомера он переводил шестистопным ямбом и это не есть хорошо. Спасибо за заботу! Завтра, в среду, я после обеду буду на месте — звони, приходи.
Спасибо за заботу! Best regards, Ремизовский
Декабрь 2014
Ремизовский – Буре
Hello Виктор, Посылаю текстик для четвертой страницы обложки "ГЕРАКЛА": Ошибочно считается, что Геракл совершил всего двенадцать подвигов. Это неверно! Он совершал подвиги и до службы у царя Микен Эврисфея, и после нее. Всего он совершил сорок два подвига – такова статистика. А его «личное» кладбище насчитывает не одну сотню могил. Он мог запросто убить человека, если тот плохо подал ему воду для мытья рук.
Буря – Ремизовскому
Приветствую! На заднюю часть получил тчк Как самочувствие впз
Буря – Ремизовскому
Привет! Обрати внимание: Пелевин, Виктор. Повесть «Шлем ужаса» стала результатом реализации международного проекта издательства Canongate, которое обратилось к самым ярким и популярным писателям современности с предложением переписать на новый лад ряд мифов. Наряду с Виктором Пелевиным в этом проекте принимали участие такие известные зарубежные писатели как Дженет Уинтерсон, Умберто Эко, Карен Армстронг и ряд других признанных мастеров своего жанра.
Виктор Пелевин так рассказывает о своей работе над новой книгой: «Это очень интересный проект издательства: всем участникам было дано задание написать версию какого-нибудь мифа по своему выбору, в любой форме. Я попросил дочку своих знакомых итальянцев выбрать для меня миф, она долго думала, а потом прислала мне мэйл с одним единственным словом Minotaurus…» В результате на свет появилось изложение мифа о Минотавре, написанное в форме интернет-чата.
Январь 2015
Ремизовский – Буре
Hello Виктор! Сегодня буду на месте! Сначала позвоню — чтобы договориться о точном времени.
Посылаю письмо Пермякова Рогалю. (Письмо Г.Г. Пермякова Н.М. Рогалю. Отпечатано на машинке через полтора интервала).
Глубокоуважаемый Николай Митрофанович!
Ездил в Вяземский (Олег Вяземский, инженер ж.д., первостроитель Уссур. ж.д.). Был отдых в 20 минут на поселке Переяславка. Пошел к киоску, чтобы узнать о ходе журнала «Дальний Восток», но попал на перерыв. Н.В. Усенко благодарен ж. «Д.В.» за теплую рецензию В. Клипеля о нем, № 2. Н.В. Усенко (пенсия 97) хочет переехать в Хабаровск, чтобы всецело отдаться литературной работе: нет сил возить на себе воду. Он почетный гражданин Вяземского, но мэр Вяземского, глядя на его старческие мучения во время носки воды, восхищенно говорит: «Хорошо вы приспособились возить воду на себе! Хорошо!», а не понимает, что человек выматывается. Директор книжн. Магазина «Хабаровск» сказала мне, что «Тропинка» Н. Усенко расходится лучше, чем «Тайна Красн[ого] озера» и «Черные люди».
Я потерял великое множество рабоч. времени из-за нападения хулигана-старика на моего тестя, 66 лет. Он искалечил моего дедушку, и все тяготы на меня. С великим наслаждением прочел «Шатуна» Г. Голышева, хочется читать еще. Давно в Хабаровске не писали так сочно и интересно. Буде «Дальний Восток» поместил бы такую повесть, не возвращали бы киоски почти весь месячный состав «Д.В.» обратно. Два наших киоска жалуются, что журнал в розницу пошёл много тише. Но это всего несколько месяцев. "Ленфильм" прислал два письма Г. Голышеву: напиши сценарий по «Шатуну», П.П. Кадочников хочет играть в нем; в одном письме фамилия еврейская – главн. режиссер, в другом – прибалтийская. Газета «Сельская жизнь», печатавшая «Шатуна», прислала подборку писем читателей со всей Руси. Суть их – очень интересно, давайте еще такие вещи; рады почтальоны – читатели бежали к ним уже у Почтамта и расхватывали «С.Ж.», чтобы узнать продолжение. Сумки их становились легче, работать было легче. Писем пришло несколько тысяч. На английском языке «Шатуна» печатал и Гонконг. Я нашел изрядно клюквы в «Шатуне», но молчу. «Шатун» у нас в киоске расходится пачками за считанные часы. Уже нет его.
Приезжал представитель музея из г. Арсеньева. Работал с ним 2 дня. Дал ему перефотать более ста документов, фотографий и записей из «Воспоминаний» Арсеньевых о Влад. Клавдиевиче. По ним они могут улучшить экспозицию. Старого директора, женщину, сняли за бездеятельность. Закончил сбор материалов для подвала в «Правде» «Ученики Арсеньева»: проф. Куренцов, проф. Нечаев, проф. Соловьев, доктор наук Бромлей, доктор наук Л.В. Любарский и заслуженный лесовод Усенко. Л.В. Любарский умер в 1968. Очень интересны труды, жизнь и путешествия этих больших дальневосточников. Все они ученики Арсеньева. С Нечаевым и Любарским мы путешествовали вместе: знают каждую былинку, каждую плесень, каждый грибочек в лесу, в лужах и на болоте.
А. Ревоненко дал мне адрес Валерия Перелешина, лучшего поэта из русских в Маньчжурии, где было 72.000 русских. Мы с ним дружили в 30-х годах, он на 7 лет старше меня, был моим учителем по латыни и греческому, стал монахом с новым именем о. Герман, у него три вуза – последний духовный, он читает 15–18 языках, точно забыл. Как я его ни уговаривал в 1940 приехать в Россию, он не захотел: «Не могу свободно творить». Он издал много книг; Ст. Смоляков очень хвалил его стихи. Теперь В. Перелешин расстригся, стал опять штатским, живет в Рио-де-Жанейро, напишу ему, но попросит мои книги, а высылать от нас нельзя; он же нашлет мне кучу своих, будет некрасиво. У Перелешина был друг, имя забыл, который хранил в памяти все до единого стихи его и в любую минуту читал их наизусть. Проф. Беликова жалеет, что бросила Хабаровск, она после Ростова переехала в Калинин, там же и Рустам [Агишев]. Н.И. Максимов пишет в Гаграх. Джек Лондон (правильнее «Ландн») просто писал, ему не надо было смены жилья для обретенья трудолюбия и вдохновения. То же и Уэльс, Дойль, Диккенс, Тургенев и друг. Я не верю, что смена места помогает творчеству. Надо писать каждый день, как ходить на службу.
На днях начну преподавать латынь, японский и китайский студентам старших курсов ДВГУ. Латынь – моя идея. Я сделал подсчеты: знание 15 слов латыни дает 96 английских слов и около этой цифры испанских, итальянских, португальских и друг. из романских языков. Получил письмо хабаровского писателя, член СП. Узнал из него новую орфографию русских слов: «абелиск», «аннотация», «понтион»», «факсимилия». Вспоминаю великое постановление М-ва просвещения от марта с. г. о строгом экзамене по всем предметам при поступлении в ВУЗ. Вспоминаю слова кандидата историч. наук: «Они хочут меня скушать». Таких грамотеев надо за версту не подпускать к званиям членов СП и кандидатов наук. Вспоминаю «Литературную газету», которая в переводе дала такую фразу англичан: «Русская интеллигенция плохо образована».
Позачера 30.V. днем в яркий майский свет наш с Вами коллега сидел сугубо пьян на скамье по Амурск[ому] бульвару между Волочаевской и Дзержинской; точнее он полулежал на скамье, а рабочее время шло, сознание его было выключено. Вот почему я чрезвычайно рад письму ЦК КПСС о борьбе с пьянством. Пьянство раковая опухоль нашей страны; только в моем подъезде тяжелых алкашей есть и было – 14 человек, а всего 20 семей.
У меня почти готова небольшая книга об Арсеньеве на 6 листов, но мешают посетители, из-за них я сбежал с ул. Карла Макса, где имел хорошую квартиру.
Хочу сказать о «Воспоминаниях» об Арсеньеве. Когда я их писал, Вы обещали поддержку и дали совет «предварить книгу предисловием большого человека – Окладникова или Куренцова». Я получил его от А.И. Куренцова. Когда я сделал ее и принес к Вам в кабинет, положив на приставной столик, Вы дали мне совет написать совершенно другую вещь – именно книгу о нем, а не «Воспоминания»; свой совет Вы подробно затем развили. Я не мог согласиться, что «Воспоминания» об Арсеньеве 102 человек, которые я считаю весьма ценными, не нужны. И тогда я написал письмо в Крайисполком об этом. Позднее, 28 декабря 1971, Вы изменили свою точку зрения и заказали 7 воспоминаний на 1972–73 годы. У меня есть дневник литературн[ых] встреч с более интересными писателями. Все наши беседы за многие годы там подробно записаны. Вывод: до 1971 года, декабря Н.М. Рогаль пунктуально отвергал всё пермяковское об Арсеньеве. Я предлагал десятки вещей, и всегда был вежливый отказ, как был и есть вежливый отказ, а затем оттянутый отказ с командировками.
Еще хочу сказать насчет «японского шпиона». Крайисполком Хабаровска в 60-х годах был согласен построить дом для Арсеньевых на станции Корфовская, где долго жил В.К. Арсеньев. Затем наблудила, нахулиганила и нанаркоманила Наташа Арсеньева. Соседи подали на нее жалобу, писать ее должен был Н.Г. Грицаенко, что он и сделал, а перепечатать попросил меня (у него нет обеих рук). Был разбор в Крайкоме, Наташу одернули, и кто-то уговорил власти не строить дом Арсеньевым. Все они, а это более десяти человек, приняли этот отказ как незаслуженную пощечину: при чем они тут, хулиганит ведь Наташа! И решили они ехать в Москву в Правительство и в ЦК КПСС, звали меня. Об этом я Вам и сказал тогда. Вы страшно вспылили, что я согласен ехать с ними; и обозвали меня японским шпионом. Никаких выпадов в Ваш адрес я не делал. Таким образом к шпионоругам помимо Шестаковой, Смолякова, Занина, Степанова и др. присоединились и Вы.
Позднее Вам стало неловко, и Вы сказали, что приедете ко мне, и я покажу Вам свои 250 японских научных и 450 китайских научных работ. Это то, чем я занимался в Китае и в Японии, а отнюдь не шпионажем, работая в посольствах, в МВД, КГБ и системе МИДа. Но хотя от Вас до меня 15 минут на такси, за эти шесть лет у Вас не нашлось времени исполнить свое дважды данное обещание; как не нашлось времени ответить на одно из шести писем, направленных Вам по поводу грубой и ошибочной статьи А. Васиной, мной профессором Л.И. Беляковой. Об этом я пишу, вернее писал, в письме на имя Министра Иностранных дел СССР.
Я все еще надеюсь, что Вы лично убедитесь, как велико число моих научных работ по Китаю и Японии, забиравших там все мое свободное время. Ведь я с августа 1937 не отдыхаю ни единого дня.
На этом кончаю. Желаю Вам здоровья.
С уважением (факсимиле – Г. Пермяков)
1.6.72. Хабаровск
КОММЕНТИРУЮ. В письме Г. Г. Пермякова к Н. М. Рогалю упомянуто 35 лиц:
Арсеньев, В.К. – Владимир Клавдиевич Арсеньев (1872–1930).
Арсеньева, Наташа – дочь В.К. Арсеньева (1920–1970).
Белякова, Л.И. – профессор
Бромлей, – ?
Васина, А. – ?
Вяземский, Олег – Орест Полиенович Вяземский (1839–1910) – строитель железной дороги Хабаровск–Владивосток, его имя увековечено в названии города (с 1951 г.) Вяземский
Голышев, Г. – ?
Грицаенко, Н.Г. – ?
Диккенс, Чарльз – Чарльз Диккенс (1812–1870) – великий английский писатель – «Посмертные записки Пиквикского клуба», «Домби и сын», «Приключения Оливера Твиста» и др.
Дойль, – Артур Конан Дойл (1859–1930) – английский писатель, придумавший сыщика-любителя Шерлока Холмса.
Занин, – ?
Кадочников, П.П. – Павел Петрович Кадочников (1915– ) – известный советский киноактер, народный артист СССР, кинофильмы «Укротительница тигров», «Подвиг разведчика», «Повесть о настоящем человеке» и др.
Куренцов, А.И. – Александр Иванович Куренцов (1896–1975), выдающийся биолог, энтомолог и биогеограф, незаурядный исследователь природы Дальнего Востока, популяризатор науки.
Лондон, Джек – Джэк Лондон (1876–1916) – американский писатель, певец Севера – «Зов предков», «Белый клык», «Мартин Иден» и др.
Максимов, Н.И. – Николай Иванович Максимов (1911– ), писатель, автор романа «Шуми, Амур»
Нечаев, –
Окладников, – Алексей Павлович Окладников (1908–1981), археолог, академик АН СССР.
Перелешин, Валерий – (настоящие имя и фамилия Валерий Францевич Салатко-Петрище, в монашестве Герман; 1913—1992) — русский поэт, переводчик, журналист, мемуарист «первой волны» эмиграции. Происходил из старинного польско-белорусского рода.
Ревоненко, А. – Анатолий Васильевич Ревоненко (1934–1995), поэт, литературный критик, коллекционер книг редких изданий.
Рогаль, Н.М. – Николай Митрофанович Рогаль (1909–1977) – дальневосточный писатель, в 1955–1977 главный редактор журнала «Дальний Восток».
Рустам – Рустам Константинович Агишев (1913–1976), писатель, член редколлегии журнала «Дальний Восток» в 50-е годы, автор ряда крупных произведений, в том числе романа «Зелёная книга».
Смоляков, Ст. – Степан Авксентьевич Смоляков (1916–1968), дальневосточный поэт, участник ВОВ.
Соловьев, – Иван Александрович Соловьев (1907–
Степанов, – Андрей Александрович Степанов (1906–1983), географ, историк, краевед, с 1955 г. бессменный ученый секретарь Приамурского филиала ГО СССР.
Тургенев, И.С. – Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) – великий русский писатель – «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Ася» и др.
Усенко, Н.В. – Николай Васильевич Усенко (1905–1990), лесовод, автор книг о зеленом мире Дальнего Востока.
Уэльс, – Герберт Джордж Уэллс (1866–1946), английский писатель-фантаст – «Война миров», «Машина времени», «Человек невидимка» и др.
Шестакова, Ю.А. – Юлия Алексеевна Шестакова (1914–2004), известная дальневосточная писательница.
И ещё упомянуты, но не названы по имени: мэр Вяземского, тесть, старик-хулиган, неграмотный член СП, пьяный член СП, кандидат исторических наук.
** Под катом — рукопись В.И. Ремизовского «РУССКАЯ ИЛИАДА ПЕРЕД НАМИ». Справочник по «Илиаде» Гомера
в переводе Н.И. Гнедича.
_______
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ. На этом наши "электрические разговоры" (термин введён В.Ф. Одоевским (1804–1869). См. его "4338-й год. Петербургские письма") обрываются... Ещё несколько встреч "глаза в глаза", последняя в мае. Виктор Иванович попросил передать рукопись "Русской Илиады..." Светлане Ивановне Якимовой... Отпечатанную в университетском издательском отделе он уже не успел увидеть... "Мрачный и грязный Харон... Гонит ... лодку шестом..." (Вергилий)
Ты, Виктор Иванович, там за Стиксом вроде как среди своих. А с тем, что оставил нам, будем разбираться...
Любителям фантастики предлагаю 2-ю редакцию рассказа Виктора Ремизовского "Мой брат Долик и я", который впервые был опубликован: Рем, Е. Климатический оптимум : (биографо-научно-фантастический рассказ) / Евгений Рем // Вестник Дальневосточной государственной научной библиотеки. — 2000. — № 2 (7). — С. 106-111.
МОЙ БРАТ ДОЛИК И Я
(Фантастический рассказ)
Мы с братом совсем разные. Ну, просто во всем, особенно внешне. Конечно, любой даже начинающий генетик легко докажет, что наши родители чисты друг перед другом. Но когда мы с братом сидим за одним столом, а тем более, если стоим рядом, – это надо видеть. Я, что называется, поперек себя шире, а брат у меня долговяз и сутул. От рюкзака, наверное. Он ведь у нас геолог – как лет в восемнадцать нацепил рюкзак с камнями, так и не снимает который год. Кандидат наук! Как-то показывал письмо из Льежского университета: «Уважаемый мсье профессор!».
В общем, мне до него по всем интеллектуальным параметрам далеко. Я что? Одно слово – циркач. Сначала, когда с отцом работал, само собой, по верхам порхал. А как окреп да потяжелел, отец велел перш брать. С тех пор я и рос только в ширину. Теперь меня на манеже иначе как «шкафчиком» и не называют. Из-за этого «шкафчика» я уже третий год не кручу сальто-мортале. Отработаем номер, выбегаем на вызов, и ребятки мои кто во что горазд – фляки, сальто, араба. А я «чудю» – то запнусь и упаду, то еще что-нибудь выкину. Зрителям нравится – и ладушки.
В прошлом году приезжал к нам Долик погостить. Его имя – это наша семейная история, мама ее любит рассказывать. Но не все враз. Приехал Долик к нам из Болгарии – он там на «Златых плясцах» отдыхал. Вообще у геологов такие отпуска, что аж завидки берут. Полазит он, значит, года два с рюкзаком по своим сопкам, а потом почти год отдыхает. Не хило? Долик вот так в отпуске и диссер свой сделал.
У нас в цирке совсем не так – в отпуск только зимой, да и то могут запросто прервать, чтобы развлечь очередных высоких гостей или снять стресс у детей, попавших в зону очередного природного или социального катаклизма. О творческом и не мечтай, если наверху нет «лохматой». И то – не более трех-четырех недель под новый номер и с обязательной проверкой, будто экзамен на аттестат зрелости сдаешь. Из нашего выпуска одна лишь Ленка по кличке «Эй кви на канате» исхитрилась выбить себе целых три месяца и укатить в Италию на фестиваль. Так то ж Ленка!
Но это все не главное. Главное, что Долик приехал какой-то весь задумчивый. Мама это сразу заметила. Долик и раньше не отличался разговорчивостью, ну а тут уж слишком. Сидит за столом и все думает, думает. Я стал спрашивать его про Болгарию, про болгарочек да про «бяло сухо вино», а он и не слышит или мычит что-то совсем непонятное, видимо геологическое.
Но дня через три он все же чего-то надумал и вызвал меня во двор для разговора. Когда мы вышли на крыльцо, он так задумчиво спрашивает меня:
– Витек,– говорит,– а где дедова Машина?
– А тебе-то на что?
– Да есть, – говорит, – мыслишка.
– Ну, где? В сарае, конечно. Как батя поставил после свадьбы, так и стоит, мне же она не нужна. Да она, поди, уже и проржавела вся. А тебе зачем? Хоть бы на першах, то есть на пальцах, объяснил.
– Понимаешь, – говорит, – надо проверить одну гипотезу. Ученые говорят, что в неогене был климатический оптимум, резкое потепление значит. Всему живому стало вдруг хорошо и приятно, всюду всё расцвело, а у нас, на Севере, повсеместно буковые леса выросли. В общем, у меня есть сомнение, чтобы одна и та же причина на всех подействовала одинаково. Понимаешь?
– Про причину понимаю, про буки не очень. А далеко это?
– Миллионов четырнадцать, пятнадцать от силы.
– Значит, динозавров мы не увидим, жаль. Пойдем, посмотрим.
Открыли мы сарай, а там все в пыли, в паутине и в звездах. Ну, пыль и паутина, ясное дело, от времени. Да и звезды тоже от времени – крыша-то как дуршлаг. Стали мы отодвигать какие-то ящики, приборы и прочий хлам. И, наконец, откопали Машину. Стоит, как новенькая. Ну, дед! Он, оказывается, всю ее из керамики сделал – ни одной железки.
Долик тут же залез в кабину, перещелкал там всеми тумблерами, дернул две-три рукоятки и сказал:
– Порядок! Горючее есть в доме?
Я понял, что он к этой затее готовился загодя, иначе откуда бы он так хорошо помнил устройство Машины. Лично я давно все позабыл напрочь. Да и мозги у меня, наверное, не те. В школе, конечно, изучали и даже в экскурсии на уроках биологии ездили. Помню, Иван Сергеевич, учитель биологии, любил показывать нам динозавров, особенно почему-то нравились ему здоровенные такие и с длинными шеями, диплодоки кажется.
– Сейчас посмотрю, – сказал я и пошел в дом.
На кухне я взял пару брикетов плазмоида и тюбик антигравитационного масла. Но, подумав, прихватил еще брикет плазмоида – мало ли что надумает мой братец.
Долик тут же начал заправлять Машину.
– К обеду не успеем, – заметил я. – Мать будет недовольна.
– К обеду точно не поспеем, а к ужину – в самый раз. Маму я предупредил. Ты со мной?
– С тобой, – ответил я обреченно, так как у меня на сегодня были совсем иные планы – Ленка «Эй кви на канате» прилетела с очередного фестиваля.
Мы вытащили Машину из сарая, обтерли её ветошью и забрались в кабину. Долик заправил сразу два брикета плазмоида, включил компьютер и проиграл на клавиатуре несложную программу. Через минуту на экране загорелась надпись: «Наберите цифрами число миллионов лет». Долик набрал число «15» и нажал кнопку «Пуск». Компьютер помигал зелеными глазками, и на экране зажглись слова: «Приготовиться! Старт через 30 секунд. Начинаем обратный отсчет – 30, 29, 28, 27…»
Мы вытянули ноги, утопили затылки в подголовниках, руки – в подлокотниках, и на счете «7» я закрыл глаза. Три, два, один – старт! За кабиной резко нарастал шум движения, но мы его практически не ощущали. Помню, Иван Сергеевич, учитель биологии, любил повторять, что хотя пространство и время неразделимы, в мире существует немало таких процессов, в которых, так сказать, главенствует что-то одно – либо пространство, либо время. Поэтому, двигаясь во времени, мы не ощущаем передвижения в пространстве, и наоборот. Может быть, он и прав – я в этом не силен.
Минут через двадцать шум начал стихать. Однако полная тишина, как это обычно бывает, не наступила, – Машину бомбардировали тысячи крупных капель. Шёл теплый неогеновый дождь. На наших глазах оживали картинки из старинного рисованного фильма про оленёнка Бэмби – огромные прозрачные капли стекали с широких листьев и, ударившись о Машину, разлетались на мелкие жемчужинки.
А Долик между тем усиленно вертел головой, все более и более недоумевая и расстраиваясь.
– Черт подери! – наконец выразил он своё недоумение словами. – Где же буки?
Буки, насколько я разбираюсь в ботанике, действительно отсутствовали. Да, честно говоря, я их и не помню толком. Иван Сергеевич во время экскурсий, конечно, называл нам какие-то растения, папоротники там, тсуги, что ли. Но для нас разве это было главным! Мы жадно выискивали тираннозавров, шкуры которых отливали танковой бронёй. Наблюдать, как они шагали мимо нас, подрагивая маленькими передними лапками и вертя во все стороны огромной зубастой головищей, было до жути тревожно.
– Черт подери! – пошел Долик на второй круг. – Где же буки?
Буки по-прежнему отсутствовали. Тогда я решил оказать науке посильную помощь:
– Буки, – начал я глубокомысленно, – это тебе не любители эквилибра на канате. Может быть, они водились не повсеместно.
– Что! – взвился Долик от моей неученой наглости, но осёкся и сел. – Мда! – сказал он еще более глубокомысленно, чем я. – Верно ведь. На Сахалине, на Камчатке и даже на Колыме буки росли почти повсеместно, ибо это был их пояс жизни. А здесь же намного южнее. Они сюда, по-видимому, и в олигоцене не опускались… М-да! Перемещаться же по местности Машина не может. Стало быть, надо возвращаться – еще и на обед успеем.
На обед мы поспели минута в минуту, и мама была очень довольна: когда за столом собиралась вся семья, что случалось теперь крайне редко, мама была просто счастлива.
После обеда мы вышли во двор, и я попросил Долика человеческими словами объяснить, в чём тут дело. Задумчиво разминая витаминную сигаретку для северян с игривой надписью «Курить – а, бэ, цэ, дэ любить», он изрек:
– Вопрос, как всегда, упирается в энергию. Чтобы побывать в среднем неогене и вернуться к обеду домой, нам хватило одного брикета плазмоида. Но при этом Машина перемещалась только по временной координате, оставаясь в одной и той же точке пространства. Чтобы после изменения временной координаты затем передвигаться в пространстве, надо тащить с собой вездеход, вертолет или еще что-нибудь в этом роде. А это уже потребует в сотни раз больше энергии, причем с увеличением разности временных координат, расход энергии будет расти по экспоненте. Поэтому гораздо проще передвигать Машину в пространстве в нашем времени, используя обычные транспортные средства. А затем в каждой выбранной точке включать Машину. Это только у древних фантастов Машина перемещалась и во времени и в пространстве одновременно. Помнишь, еще мультик такой был, кажется, так и назывался «Машина времени»? Как его?
– Уэллс, что ли?
– Да, Герберт Уэллс.
– Значит, прав, оказывается, наш Иван Сергеевич.
– Кто это?
– Да учитель биологии в нашей школе. Ты его не застал, вернее он тебя не застал, – ты как раз в спецшколу перевелся. А как ты будешь находить точки, где надо включать Машину?
– Методом научного тыка.
– Шутишь, да?
– Шучу, но на полном серьезе. Придется мне дедову Машину с собой на Север тащить.
– А разве вам в Академии не дают такие Машины?
– Дают, наверное. Мы их заказали еще два года назад, но Академснаб работает, как и тысячу лет назад – не торопясь и без энтузиазма. Пока дождешься, весь ресурс выйдет, и отправят на пенсию. А мне моя гипотеза, как больной зуб. Разве можно жить с больным зубом? Надо срочно лечить. Понял?
Вот и всё. Дедову Машину брат увёз. До чего он там «дотыкался», узнаем через два года, когда опять в отпуск приедет. Правда, Долик писал, что была о нем заметка в каком-то журнале, но мы ведь научных журналов не читаем. Свои бы успеть просматривать. Вон Ленка «Эй кви на канате» с последнего фестиваля в Париже столько понавезла журналов, что и за неделю не перелистать.
Да, а на днях прибегала внучка Ивана Сергеевича, учителя биологии, радостная, веселая. Говорит, что ее дедушке, то есть Ивану Сергеевичу, какую-то международную премию дали за то, что он сумел проследить жизнь одной особи от рождения до смерти, вернее, наоборот – от смерти до рождения. Весь секрет, оказывается, был в программе. До него никому не удавалось заставить Машину двигаться навстречу потоку времени медленно и плавно. А он смог! И диплодока своего он выбрал потому, что тот малоподвижен – с таким весом не побегаешь.
И опять, как тогда во время последнего приезда Долика, мне сделалось ужасно грустно и жаль самого себя. Ну почему у меня такие прямые извилины!? Все батя виноват: мне и пятнадцати не было, когда он меня нижним поставил. Так и стою, делаясь все шире и глупее. Даже Ленка смеётся. Я как-то хотел придумать что-нибудь эдакое – да где там с моими извилинами. Ирина вон уже какая – под сорок килограмм будет. Пока Петька, топчась по моей лысине, ее на двойном перше под куполом держит, все мои извилины в одну прямую линию выстраиваются. Одна мысль – держать!
Роман Николаевич Ким скончался 14 мая 1967 года. Прошло ровно 50 лет как он покоится на Ваганьковском кладбище... Его книги до сих вызывают интерес у читателей. А в последнее время поклонники его творчества получили возможность ознакомиться с его удивительной, полной захватывающих тайн биографией. В середине 2016 года издательство "Молодая гвардия" в серии "Жизнь замечательных людей" выпустило в свет книгу Александра Куланова "Роман Ким", а годом раньше издательство "Вече" в серии "Гриф секретности снят" подарила читателям книгу Ивана Просветова "Крёстный отец" Штирлица". С этого издания и начнём...
С первых строк повествования Просветова... Нет, не так... В самом первом предложении аннотационной карточки издания "Вече" цитируется письмо Аркадия Стругацкого брату Борису, отправленное с Камчатки в 1952 году: "Непременно прочитай "Тетрадь, найденную в Сунчоне" Романа Кима..."
В тексте книги Просветова несколько раз, по разным поводам, упоминается фамилия Стругацкий, автор сообщает читателям и год, когда познакомились Роман Ким и Аркадий Стругацкий: "Со старшим, Аркадием, Ким познакомился в начале 1958 года, когда договаривался с издательством "Советская Россия" о выпуске альманаха "Приключения и фантастика"..." (С. 211).
Первое знакомство наших героев описано и в жэзээловской биографии Романа Кима: "...К братьям Стругацким, только ещё мечтавшим войти в литературу, Ким отнёсся дружески-покровительственно. Знакомство началось с Аркадия, служившего военным переводчиком японского языка в системе КГБ на Дальнем Востоке. Они впервые встретились в 1958 году, когда Ким взялся "пробивать" в издательстве "Советский писатель" альманах "Приключения и фантастика". Приключенческий раздел, естественно, Роман Николаевич брал на себя, а о любви к фантастике заявил тогда никому не известный бывший офицер". (С. 331)
Итак, разными авторами дважды назван год — 1958-й. И всё же осмелюсь не поверить. Мне кажется, знакомство этих людей состоялось раньше. Попробую это своё сомнение подтвердить... документами.
Давайте проведём с вами собственное "расследование". Для этого нам придётся отправиться в ноябрь 1954 года, когда Аркадий Натанович прибыл с Камчатки в Хабаровск, где до мая 1955 года — месяца, когда вышел приказ об увольнении его из армии — служил переводчиком в в/ч 52890 Дальневосточного военного округа.
"Перенесёт" нас в 1954-й Ант Скаландис, точнее фрагментик первой подробной биографической книги "Братья Стругацкие", которую он написал.
ИЗ ГЛАВЫ ПЯТОЙ "ДОРОГА НА ОКЕАН"
<...> И было в Хабаровске ещё одно важное событие. Нежданно-негаданно объявился в тех краях давний знакомый Аркадия и Лены по ВИИЯ – Лёва Петров. Уже тогда он был человек непростой (простые люди на внучках генсеков не женятся) – состоял, очевидно, и в органах, а работал тогда в Совинформбюро, превратившемся в 1961-м в Агентство печати «Новости» (АПН). Военная служба была для Лёвы делом условным. Звание он имел не то лейтенант, не то майор – не важно, зять Хрущёва – это по-любому должность генеральская, хотя зятем он стал несколько позже, А женился именно на той внучке, которая была фактически дочкой Никиты Сергеевича – на Юлии Леонидовне, то есть зять вполне настоящий. Склонность к литературе Петров имел давнюю и постоянную – переводил рассказы ещё малоизвестного тогда Хемингуэя и носился с идеей написать свою книгу. Однако стиль жизни его был таков, что корпеть несколько месяцев над листом бумаги он бы сам не смог. Это уже много позже он стал (по слухам) автором знаменитых мемуаров своего тестя. Ну а тогда, в 1954-м, были у Лёвы кругом одни мечты.
И вот, слово за слово, стакан за стаканом, придумали они с Аркашей, о чём надо писать книгу. Ведь совсем недавно шумная история произошла, которая на Дальнем Востоке из-за близости Японии воспринималась особенно актуально. Аркадий следил за событиями, в том числе и по зарубежной прессе, имея к ней официальный служебный доступ. А случилась вот что: просыпался на головы несчастных японских рыбаков радиоактивный пепел после американских ядерных испытаний на атолле Бикини. И ведь умер там один японец! А какое название у шхуны потрясающее – «Счастливый дракон № 5».
«Ведь это же сюжет, Аркаша! Это же остросюжетная повесть эпохального политического значения! Ты главное пиши, а я тебе гарантирую, что напечатают. Для начала где-нибудь тут, в местном издательстве – это будет методологически верно, а потом в Москве, гадом буду, в центральном журнале каком-нибудь, и еще – книжкой, массовым тиражом. Денег огребём, и слава придёт настоящая! Потом вторую, третью напишем, станем крупнейшими в стране авторами политического детектива...»
В общем, дальше пошли уже явные Нью-Васюки – прямо пропорционально количеству выпитого, – но в главном Лёва не обманул.
Уехал он быстро и дальнейшим процессом рулил из Москвы. Но всё вышло, как и было обещано с этой первой повестью АНа. Славы большой она ему не принесла, да и Петрову тоже, но школой была отличной, а главное, пробила Стругацким дорогу к издателю. И спасибо за это, самое искреннее – Лёве Петрову. АН никогда, никому и нигде не рассказывал, что Лёва ни единой странички в той книге не написал, ни единого словечка. К чему раскрывать коммерческую тайну? Только родственники, да самые близкие друзья и знали это...
Хороший был человек Лев Сергеевич Петров. Жаль, умер рано – в 1970 году, через шесть лет после отставки тестя и за год до его смерти. От чего – история тёмная, да и не про него наша книга.
В общем, когда АНа в ноябре 1954-го из радиопеленгаторного центра «ОСНАЗ» перевели в обычную часть, это было очень кстати. Времени для литературной работы стало больше, а теперь уже хотелось многое успевать. Литература становилась работой во всех смыслах.
И время благодаря этому летело быстрее и быстрее. Вперёд, к заветному дембелю!
Но чем ближе увольнение в запас, тем мучительнее ожидание – это известно каждому, кто испытывал нечто подобное.
Вот одно из последних писем оттуда:
«Здравствуйте, родные мои!
Жду – не дождусь, когда придёт, наконец, приказ об увольнении. Увы, это от меня не зависит, и я теперь могу только желать и надеяться, чтобы он пришёл скорее. Но ещё месяца полтора, вероятно, придётся подождать. Впрочем, помимо того, что я тоскую и томлюсь в ожидании, я ещё и занимаюсь полезным делом, которое помогает мне не замечать времени. Я пишу. Моя новая повестишка – «Четвёртое Царство» – она же «Фиолетовый газ» (он же лиловый) будет в полностью готовом виде числу к 22-му. Вещица небольшая, страниц на 30–40 книги небольшого формата, состоять будет из 5-ти глав, полторы из которых сделаны. В понедельник заканчиваю писать, два дня на печатание и – о, миг тревожный и блаженный! – в редакцию. Конечно, могут и не напечатать, тогда я пошлю её тебе, Борис, ты исправишь и попробуешь толкнуть где-нибудь в Ленинграде. Затем я без передышки сажусь за следующую повесть, и так без конца, пока не вернусь. Не важно, что их не будут печатать злобные и тупые редакторы, главное – я вырабатываю свой стиль, привожу в порядок свои способности выражать мысли на бумаге. А вдруг из меня что-нибудь получится?
Кстати (к слову пришлось), что бы вы мне посоветовали делать дома? Чем заняться? Конечно, в военкомате мне предложат что-нибудь, но как вообще с перспективами работы? Мне почему-то кажется, что я не пропаду. А?
Ленуська мне пишет, и я ей, довольно часто. Мамочка, ты уж напиши ей пару слов, она в таком сейчас положении, а кроме того – очень тебя любит и уважает.
Я здоров и весел, только зудит всё, хочется, чтобы скорее, скорее... а оно очень медленно. Питаюсь хорошо. Мама, следи за здоровьем. Пока всё.
Обнимаю и целую вас, ваш Арк. Khabarovsk 14.04.55»
Лев Петров женился на Хрущёвой Юлии Леонидовне (21.01.1940—8.06.2017) — дочери Леонида Никитича Хрущёва, сына Никиты Сергеевича Хрущёва от первого брака. Её отец — Л.Н. Хрущёв погиб в воздушном бою в 1943 году в Калужской области. Мама Юлии Леонидовны была репрессирована (освобождена из лагеря в 1954 году). Юлия Леонидовна с младенчества жила в семье у Никиты Сергеевича Хрущёва, поэтому настолько сроднилась с дедом, с его супругой Ниной Петровной, что называла их папой и мамой. Юлия Леонидовна окончила МГУ? долгое время работала в АПН — агентстве печати «Новости», несколько лет заведовала литературной частью театра имени Ермоловой (по другой версии — в театре Вахтангова). Юлия Леонидовна трагически погибла 8 июня 2017 года, попав под электропоезд на станции Солнечная Московской железной дороги.
" ...Он [Лев Сергеевич Петров (1924–1970)] стал (по слухам) автором знаменитых мемуаров своего тестя".
Из книги Уильяма Таубмана "Хрущёв": "...С 1966-го, когда он [Хрущёв] оправился от болезни поджелудочной железы, близкие начали уговаривать его взяться за перо <...> Поначалу Хрущёв сопротивлялся: он помнил, как КГБ предлагал запретить работу над мемуарами маршалу Жукову <...> В конце концов гордость и желание оправдать себя взяли верх, и он решился рассказать о том, как видится ему прошедшая жизнь. В августе 1966 года Хрущёв был готов начать работу. Он и до этого часто рассказывал домашним и друзьям о прошлом, особенно о войне и о последних годах жизни Сталина <...> Однажды тёплым утром, в августе 1966 года, Хрущёв вместе с мужем внучки Юлии журналистом Львом Петровым сел в саду перед магнитофоном и начал диктовать свои воспоминания. Поначалу он просто пересказывал истории, которыми развлекал гостей. В первый день, по рассказу Петрова, он говорил о Карибском кризисе. Скоро Хрущёв установил себе расписание: он надиктовывал свои рассказы на пленку в течение нескольких часов утром и нескольких часов после обеда, как в присутствии слушателей, так и без них. Поначалу мысль его беспорядочно «скакала» от темы к теме. Позже с помощью сына он составил план и перед диктовкой тщательно продумывал, о чём будет говорить. <...> Доступа к архивным материалам у него, разумеется, не было — все архивы находились под контролем КГБ. Сначала пленки расшифровывал Лев Петров, но Хрущёв остался недоволен результатом: в отредактированном тексте было слишком много Петрова и слишком мало Хрущёва. Потом за распечатку и редактуру взялась Нина Петровна [супруга Хрущёва]: но она работала медленно и непрофессионально, печатала одной рукой. Сергей предлагал отцу обратиться в ЦК, чтобы ему выделили секретаря-машинистку, но Хрущёв отказался: «Не хочу их ни о чем просить. Если сами предложат — не откажусь. Но они не предложат — мои воспоминания им не нужны. Только помешать могут».
РОМАН РЕДАКТИРУЕТ ПОВЕСТЬ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ВТОРОГО ПЛАНА
Рогаль Николай Митрофанович (1909-1977) — главный редактор журнала «Дальний Восток». Литературную деятельность начал в 1926 году. С 1929 по 1937 год Н.М. Рогаль находился на комсомольской и партийной работе в Хабаровском крае. Несколько лет был ответственным секретарем Дальневосточного, позднее — Хабаровского отделения Союза писателей. С 1955 по 1977 год работал главным редактором журнала «Дальний Восток». Автор романа «На восходе солнца», повести «У границы», книг о В.К. Арсеньеве, о поездке А.П. Чехова на Сахалин, главный редактор серии «Библиотека дальневосточного романа» Хабаровского книжного издательства. Член Союза писателей СССР и РСФСР. Награждён орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета» и пятью медалями, Заслуженный работник культуры РСФСР.
Рослый Сергей Леонтьевич (1911–1984), дальневосточный журналист, писатель, литературный сотрудник газеты «Тихоокеанская звезда», автор книг: «Люди первой тропы», «Остров морских львов», «Огонь на себя». После окончания в Хабаровске педагогического техникума пять лет работал в газете «Восточно-Сибирский комсомолец» (Иркутск). В 1935 году возвращается в Хабаровск, принят на работу в «Тихоокеанскую звезду» литературным сотрудником промышленно-транспортного отдела. Осенью 1945 года прикомандирован ко 2-му Дальневосточному фронту. В качестве военного журналиста участвует в походе советских войск в Маньчжурию. После окончания центральных газетных курсов в Москве, Сергей Леонтьевич становится собственным корреспондентом по Хабаровскому краю газет «Известия», «Гудок» и журнала «Огонёк». Вскоре С.Л. Рослый был приглашён на должность заведующего отделом прозы журнала «Дальний Восток». В 1959 году уехал в Украину в г. Сумы. Работал собственным корреспондентом газеты «Правда Украины» по Сумской области (1959–1968), затем – корреспондентом газеты «Ленинская правда». Умер в г. Сумы 24 октября 1984 году.
ПИСЬМА ПРО "ПЕПЕЛ БИКИНИ" ИЗ ХАБАРОВСКОГО КРАЕВОГО АРХИВА
[Рогаль Н.М. – Киму Р.Н.]
22 февраля 1956
Москва, 2-я Филевская, [не публикуется — visto] Р.Н. Ким
Уважаемый Роман Николаевич!
Пользуясь Вашим согласием, данным на семинаре молодых писателей, прошу Вас от имени редакции журнала «Дальний Восток» помочь авторам повести «Пепел Бикини», о которой я с Вами говорил. Один из авторов – тов. Петров Лев Сергеевич – демобилизовался и будет жить в Москве.
Своё мнение о повести мы авторам высказали, договорились о необходимой доработке произведения. Хотелось бы добавить к этому и Ваши советы и замечания.
После доработки повести авторами, редакция журнала хотела бы передать повесть Вам для редактирования. Разумеется, работу эту мы оплатим.
О Вашем согласии быть редактором повести Вы нам сообщите.
С уважением к Вам
Главный редактор журнала «Дальний Восток»
[подпись] (Н. Рогаль)
ГАХК. Ф. 1738. Оп. 2. Д. 278. Л. 86
Примечание: Второй экземпляр машинописи. Первый экземпляр, скорее всего, был написан на бланке редакции журнала «Дальний Восток». В левом верхнем углу письма написано от руки фиолетовыми чернилами: «г. Москва, Г-69, Мерзляковский переулок [далее не публикуется — visto]».
Вчера, 13 марта, был у Романа Николаевича Кима и передал ему Ваше письмо. О разговоре с Вами Роман Николаевич помнит и согласился прочитать рукопись, а после доработать и редактировать её. Кроме того, он берётся по окончанию работы показать её в отделе печати МИДа.
В связи с большой загруженностью, Роман Николаевич попросил меня сообщить Вам о его согласии редактировать повесть. Как только работа будет закончена, я сразу вышлю Вам рукопись.
Москва Г-69, Мерзляковский пер.[не публикуется — visto]. Петрову Л.С.
Уважаемый тов. Петров!
Письмо Ваше получили. Н.М. сейчас болен. Редакция с удовлетворением принимает к сведению, что повесть Вашу будет редактировать т. Ким. Ждём рукопись подготовленной.
С уважением [подпись] С. Рослый
ГАХК. Ф. 1738. Оп. 2. Д. 285. Л. 157
Примечание: Второй экз. Первый экз., скорее всего, был отпечатан на бланке редакции журнала «Дальний Восток».
13 июня Роман Николаевич Ким сказал мне, что рукопись можно перепечатывать и отсылать Вам, что я и сделал. Все замечания, высказанные Кимом, учтены и «теперь», – как он сказал, – «повесть готова к печати». Я попросил Роман Николаевича показать рукопись в отделе печати МИДа. Он сказал, что этого делать не нужно, так как сейчас отдел печати такие вещи не визирует. Но я думаю, что Роман Николаевич Вам сам напишет об этом.
Николай Митрофанович! Я Вас очень прошу дать мне телеграмму, как только будет принято положительное или отрицательное решение. Повестью заинтересовалось «Знамя», в частности В. Кожевников, которому рассказал о ней Резник. Так, что если в Вашем журнале она не пойдёт, очень прошу сразу же сообщить об этом.
Большое спасибо Вам за помощь и письмо Киму.
П.С. Я работаю в журнале «СССР», который с 1 июля будет выходить в Америке на английском языке.
Уважающий Вас [подпись] Л. Петров
Мой адрес: Москва, ул. Чехова, 18-а, журнал «СССР». Петрову Л.С.
ГАХК. Ф. 1738. Оп. 2. Д. 282. Л. 19.
Примечание: От руки, фиолетовыми чернилами, в левом верхнем углу письма: «Ответ послан 30.VI.56 г. Повесть намечена к публикации в 5 номере 1956 г. Подпись Н.М. Рогаля».
Москва, ул. Чехова, 18-а, журнал «СССР». Л. Петрову
Уважаемый тов. Петров!
Только что получил Вашу рукопись. Сразу направляем её на читку членам редколлегии. По планам редакции – её намечено опубликовать в 5-м номере, т.е. первом очередном номере, 4-й номер уже сдан в производство.
Через две недели окончательно решим судьбу рукописи. И сразу известим Вас телеграммой. Думаю, что решение будет положительное.
Авторы дважды переделывали некоторые главы, в частности конец. Наряду с этим было внесено много мелких поправок – устранили все неточности в части бикинийской истории, японского быта и т.д. Во всяком случае я придирался основательно.
В общем, работу здесь мы закончили. Мне кажется, что в таком виде повесть можно дать Вам для окончательного просмотра. Разумеется, ещё [зачёркнуто] кое-что ещё можно подправить, отшлифовать, пригладить, но композицию, по-моему, можно не менять. Я долго думал над концовкой – первый вариант меня совсем не удовлетворял, теперь мне кажется концовка вполне логична.
Я спрашивал товарищей из дальневосточного отдела МИД насчёт «цензуры». Мне ответили, что теперь этого мидовцы не делают. Всё предоставлено Главлиту. С политической стороны эта повесть не вызовет никаких нареканий. Факты все выверены, официальных лиц (американских и японских) мы не затрагиваем, фамилии существующих в действительности людей (например, Мортона или Микамо) мы изменили, так что и с этой стороны к нам не придерутся.
Уважающий Вас Р. Ким [подпись]
Москва, Г-96, Вторая Филевская, [не публикуется — visto].
Тел.: [не публикуется — visto]
ГАХК. Ф. 1738. Оп. 2. Д. 282. Л. 36.
Примечание: От руки, фиолетовыми чернилами, в левом верхнем углу письма:
Москва, Г-96, Вторая Филевская [не публикуется — visto] – Р. КИМ
Уважаемый Роман Николаевич!
Спасибо за письмо и проделанную Вами работу над рукописью «Пепел Бикини». Рукопись мы получили. Она, действительно, стала лучше, приемлемее и ее концовка. Вы в этом правы. Кое-что еще придется подправить или опустить. Но основная работа, на мой взгляд, сделана.
Сейчас рукопись читают члены редколлегии. Предполагаем дать ее в 5-м номере (т.е. в первом очередном номере журнала).
С Вами мы рассчитаемся сразу же, как только рукопись будет рассмотрена редколлегией (во второй половине июля с.г.).
Прошу для бухгалтерии прислать справку о составе семьи (это для вычета налогов).
Очень рад, что Вы заметили прогресс в работе над повестью «Пепел Бикини». Интересно, что скажут члены редколлегии. Конечно, надо будет ещё немножко подчистить вещь. Я думаю, что всё же надо оставить антиамериканскую направленность. Нельзя слишком смягчать. Американцы не стесняются в отношении нас – сейчас в Амер. Прессе началась, в связи с познанскими событиями, дикая кампания – с призывами вовсю развернуть тайную войну. Мы не должны изображать из себя христосика – нас бьют по щеке, а мы будем церемониться.
Крепко жму руку [Написано от руки чернилами]
Для бухгалтерии сообщаю:
Паспорт [данные не публикуются — visto] .
Год рождения – 1899 г. (следовательно – освобождён от налога за бездетность).
г. Москва, ул. Чехова, 18-а, журнал «СССР». Л. Петрову
Уважаемый тов. Петров!
Как я Вам уже писал «Пепел Бикини» будет напечатан в 5-м номере «Дальнего Востока» за этот год. Теперь это окончательно решено. Дней через 10 номер сдаётся в набор, а в конце октября выйдет в свет. Нам пришлось серьёзно потеснить Н. Задорнова, роман которого печатается с 3-го номера. Вашу повесть сократили на 0,5 листа, иначе не стала бы. Да [и] небольшие сокращения нужны были.
Общее мнение о повести – доброе.
К Вам просьба: сообщите для бухгалтерии точный адрес, имена и отчество обоих авторов. Кроме того, нужны справки о детях, для вычисления суммы налога. Иначе положено удерживать все 6%. Адреса А. Стругацкого мы вовсе не знаем.
Авторский гонорар между авторами в таких случаях мы делим пополам. Может, у вас, авторов, есть иные соображения на этот счет – тогда напишите нам об этом.
После публикации в журнале, я хотел бы предложить Вашу повесть Хабаровскому книжному издательству для издания отдельной книгой. Каково Ваше мнение на этот счёт? Тоже напишите.
Роману Киму за редактуру журнал оплатил и с этой стороны у вас, авторов, никаких материальных обязательств перед ним не должно быть. Это для Вашего сведения.
Как живется, как работается? Выходит ли уже Ваш журнал?
С большой радостью получили мы Ваше письмо и ещё с большей прочитали его. Наконец-то лёд тронулся! Огромное Вам спасибо за помощь и тёплое отношение к «молодым» авторам (обоим нам уже 70 годков).
Сообщаем все необходимые данные:
1. Стругацкий Аркадий Натанович.
Москва, Бережковская [не публикуется — visto] .
Петров Лев Сергеевич.
Москва Г-69, Мерзляковский переулок[не публикуется — visto].
Причитаемую [Так в тексте] мне сумму гонорара прошу выслать в сберкассу №[данные не публикуются — visto].
2. Авторский гонорар просим разделить пополам.
Николай Митрофанович! Ещё раз благодарим Вас за работу. Конечно, мы нисколько не возражаем против издания нашей повести отдельной книгой в Хабаровском книжном издательстве, особенно если Издательство сможет выпустить книжку в конце 1956 или в начале 1957 года, поскольку рукопись прошла журнальное редактирование и правку. Было бы очень хорошо, если бы Вы взялись редактировать книгу. В общем, всецело полагаемся на Вас.
Журналы, как наш, так и «Америка» напечатаны и находятся в Москве в ЦК и мы терпеливо ждём сообщения правительства или ТАСС о выходе их в свет. Правда, мы уже успели сделать пять номеров. Как только получим из США сигнальные экземпляры, обязательно пришлю Вам один.
Ещё раз большое спасибо.
Уважающие Вас [Автограф Петрова Л.С. и Стругацкого А.Н.]
1 сентября 1956 г.
Москва
Москва, ул. Чехова, 18а, редакция журнала «СССР». Петрову Л.
[Адрес дописан от руки]
ГАХК. Ф. 1738. Оп. 2. Д. 282. Л. 41.
Примечание: В верхнем левом углу написано от руки: «Исполн. Н. Рогаль»
г. Москва, Г-69, Мерзляковский пер.[не публикуется — visto]. Л. Петрову
Дорогой Лев Сергеевич!
Получили ли авторский номер журнала и гонорар?
В Хабаровске был первый отклик по радио – благоприятный.
Издательство пока выжидает первых рецензий в газетах. Кажется, склоняются к тому, чтобы книжку издать. Впрочем, они Вам должны сами написать. Для них некоторая сложность в том, что книга не значится в плане.
Читал 1-й номер «Америка» и очень хотелось бы взглянуть на «СССР». Если будет возможность, пошлите мне один номер по домашнему адресу: г. Хабаровск, К. Маркса [не публикуется — visto] Рогаль Н.М.
В 1994 году, учитывая приближающуюся дату — 40 летие со дня событий 1 марта 1954 года, я предложил редакции газеты "Суворовский натиск" опубликовать повесть "Пепел Бикини". Вариант "Дальнего Востока" в редакции отвергли — "Зачем "Суворику" делать перепечатку из "Дальнего Востока", пусть они сами этим занимаются..." Для газетной публикации был взят вариант повести из "Юности", а меня "суворовцы" попросили написать что-то вроде предисловия и сделать для публикации клишированный заголовок (так это тогда называлось). Выкладываю всё это на своей странице.
В. Беседин
ДЕНЬ, КОГДА ПАДАЛИ ХЛОПЬЯ СМЕРТИ
Минуло сорок лет со дня трагических событий 1 марта 1954 года, когда на тихоокеанском атолле Бикини вооруженные силы США провели испытание водородной бомбы. В район атолла были стянуты десятки военных кораблей, на остров завезены подопытные животные. Для засвидетельствования мощи американского оружия приглашены специалисты военного дела разных стран. Но были ещё и невольные свидетели. Ничего не подозревающие японские рыбаки со шхуны "Фукурю-мару-5".
Весть о взрыве моментально заполнила первые полосы мировой прессы. Но сенсации живут недолго. А трагедия японских рыбаков, получивших тяжёлые ожоги и смертельную дозу радиации, достигает кульминации. Молчание прессы имело и веские причины. Согласно международной договорённости между Японией и США, пострадавшие рыбаки с января 1955 года получают денежную компенсацию в обмен на молчание. Пострадавшим запрещается отныне публично выступать и давать свидетельские показания о случившемся.
Сама шхуна, безмолвный свидетель, была спрятана с глаз. Сначала её приобрело правительство Японии, якобы для исследования, но через три месяца она была перепродана и тайно переправлена в другой порт.
Случившееся в марте 1954 года нашло своё отражение в литературе нашего региона. В 1956 году журнал "Дальний Восток" публикует повесть Л. Петрова и А. Стругацкого "Пепел Бикини".
"Перед авторами стояла нелёгкая задача, — напишет критик о трудностях работы над повестью по следам недавних событий, — показать деяние заокеанских торговцев смертью, а также современную Японию, борьбу её народа за независимость, его стремление к миру".
Отсюда и неиспользованные авторами возможности сделать повесть интереснее. Да, это во многих отношениях ученическая повесть. Но сегодня, столько лет спустя, одного из авторов представлять читателю не надо. Аркадий Натанович Стругацкий в тандеме с братом известен во многих странах мира. Их книги не один раз удостаивались престижных премий, по ним снимаются кинофильмы, ставятся спектакли. Тогда же, в 50-х, в писательском багаже были лишь публикации в "Суворовском натиске" и в многотиражке гарнизона Камчатки.
Окончив в 1949 году Московский военный институт иностранных языков по специальности переводчик-референт с японского и английского языков лейтенант Стругацкий едет на Дальний Восток служить дивизионным переводчиком. Хабаровск, Петропавловск-Камчатский... по роду службы ему приходилось иметь дело с иностранной прессой.
А.Н. Стругацкий вспоминал: "...Могу лишь сказать с определенностью: когда вышел "Пепел Бикини", политический роман, когда его издали, нам стало ясно: не боги горшки обжигают, можно продолжать и дальше. Лёва Петров! Мы с ним служили вместе в армии на Дальнем Востоке. А потом, когда уволились, он стал работать в АПН, женился на внучке Хрущева. И безвременно умер".
Событие на атолле Бикини имело и ещё одно отражение в творчестве братьев Стругацких. Повесть "Волны гасят ветер", в центре которой появление новой расы людей, получивших способность вертикального развития человечества. Говоря о концепции повести, А.Н. Стругацкий отмечал: "Технологический процесс, развитие науки подводят к такому моменту человечество, когда может произойти скачок в развитии... Научно-техническая революция может привести "к биологической эволюции человека. Вот как, например, в радиоактивном пепле острова Бикини появляются разновидности растений и животных...».
Несомненно, Стругацкие видели страшные документальные кадры хроники, снятой на атолле Бикини много лет спустя после взрыва. Они ужасают. На экране — птицы, разучившиеся летать, рыбы ищущие спасения на суше, черепахи, не сумевшие найти влагу среди камней, все они изуродованы радиацией.
На юге от Токио, на острове Грез в большом цветущем парке есть музей с единственным экспонатом. Спасённый от забвения остов шхуны "Фукурю-мару-5". Рядом на могильной плите надпись: "Хочу, чтобы я стал последней жертвой ядерной бомбы. Аикити Кубояма". Он был радистом на "Счастливом драконе" до 1 марта 1954 года.
Опубликовано в газете "Суворовский натиск" (Хабаровск), 6 марта 1994 года. (В. Беседин — псевдоним Виктора Бури)
БОНУС ДОЧИТАВШИХ МАТЕРИАЛ ДО ЭТОГО МЕСТА
Первая рецензия на повесть «Пепел Бикини». Газета «Молодой дальневосточник» (Хабаровск), 21.11.56, № 231 (4853), с. 2.
ПЕПЕЛ БИКИНИ
Атом служит человеку. На его энергии работает первая в мире электростанция, построенная руками советских людей... Но не об э этом рассказывает повесть Л. Петрова и А. Стругацкого «Пепел Бикини».
...Океанский пароход фирмы «Холмс и Харвер» идёт из Соединенных Штатов к Маршальским островам. На его борту пятьсот пятьдесят рабочих, нанятых для строительства стальной башни на острове Бикини. Она предназначена для испытания нового вида термоядерного оружия. Но приезжающие на остров не знают, что они строят, А тех, кто догадывается, или пытается узнать это, постигает судьба негра Майка, зверски убитого рукой предателя. И вот за американские доллары негры, мексиканцы, американцы строят эту современную Башню Смерти.
Наконец, наступил день испытания бомбы, 28 февраля 1954 года. В докладе полковника Смайерса адмиралу Брейву говорилось: «Донесений о наличии в опасной зоне посторонних не поступало». Но в то время, когда американские «ученые крысы» спокойно созерцали бомбу в действии с самолета, японские рыбаки на шхуне «Счастливый дракон», гонимые нуждой и страхом потерять работу, подошли слишком близко к запретной зоне и оказались не только первыми свидетелями, но и первыми жертвами этого страшного оружия. Пепел Бикини убил радиста Кубояму, изуродовал и обрек на мучения его товарищей.
Перед авторами стояла нелегкая задача — показать деяния заокеанских торговцев смертью, а также современную Японию, борьбу её народа за независимость, его стремление к миру. Эта задача трудна не только потому, что она ответственна, в смысле важности событий, но ещё и потому, что эти события раскрываются не в газетной или публицистической статье, а в повести, через человеческие характеры.
Многое удалось авторам: показать всю бесчеловечность людей типа доктора Нортона, которые экспериментируют на живых людях, как на морских свинках, показать пробуждение самосознания у простых людей и Америки, и Японии в образах Дика и Ямамото. Авторы не идеализируют народ. Они честно говорят, что есть и в Америке, и в Японии люди вроде Чарли и Сэндо, которых пока интересуют только доллары и йены, которые не помышляют даже о борьбе. И таких еще немало.
Однако сам сюжет повести, события положенные в её основу, давали авторам возможность сделать её значительно интересней, глубже в идейно-художественном отношении. К сожалению, многие возможности остались неиспользованными. Во-первых, повесть проигрывает оттого, что действительные виновники смерти Кубоямы, трагедии его товарищей остались где-то за пределами произведения. Они не действуют, не живут в повести, а действуют лишь исполнители их воли — адмирал Брейв, полковник Смайерс, доктор Нортон и другие.
Если в характере доктора Нортона есть свои индивидуальные черты, свой язык, свои манеры, то этого никак нельзя сказать об образе адмирала Брейва и тем более полковника Смайерса. В повести есть глава «Адмирал Брейв», но обилие слов не делает образ индивидуализированным. Он нарисован по заранее заданной схеме. Брейв груб, нервозен, боится потерять свое место. Вот, пожалуй, и всё, что мы о нём узнаем из повести. Не слишком ли ходульны и давно знакомы по другим повестям, фильмам, пьесам подобные характеристики? И вот, в сущности, все образы, олицетворяющие лагерь поджигателей. Конечно, взрыв достаточно красноречиво раскрывает их сущность, их морали. Но поскольку «Пепел Бикини» повесть, а не статья, поскольку событие это было подготовлено людьми, то и следовало писать прежде всего характеры.
Вторым серьёзным недостатком повести является отсутствие драматической напряженности, хотя сами события в ней не только драматичны, но и трагичны. Это, пожалуй, оттого, что повесть написана вяло, слишком повествовательно, бесстрастно... Нельзя сказать, что в повести нет прямых (лоб в лоб) столкновений, людей враждебных сторон, людей различных убеждений. Но нет здесь нарастания событий. Даже в описании похорон Кубоямы, которые вылились в демонстрацию, нет действия, нет острых ситуаций, столкновений. Эта сцена не стала в повести кульминационной, хотя этого ждёшь, чувствуешь, что это должно быть так. Ведь именно здесь должен во всю силу и мощь прозвучать голос народа, голос разума, голос протеста. Неубедительна, рационалистична речь Судзу. Это, очевидно, оттого, что ее язык, как и язык многих других героев, не индивидуализирован.
«Повесть Бикини» — произведение документальное. Оно интересно как хроника, рассказывающая о важных событиях современности. С точки же зрения художественной, о повести Л. Петрова и А. Стругацкого можно говорить лишь как о начале труда.
Н. Солтан
ДЕЛО ОТПРАВЛЕНО НА ДОСЛЕДОВАНИЕ
(Как бы послесловие)
Попробуем по письмам восстановить "цепочку встреч" авторов с редактором (в скобках — даты написания писем):
Рогаль — Стругацкий (возможно, встречались): "...о, миг тревожный и блаженный! – в редакцию" [из письма Аркадия от 14 апреля 1955]; Рогаль — Ким (встречались): "...согласием, данным на семинаре молодых писателей" [22 февраля 1956]; Рогаль — Петров — Стругацкий (возможно, встречались): "...мнение о повести мы авторам высказали, договорились о необходимой доработке" [22 февраля 1956]; Петров — Ким (встречались): "...13 марта, был у Романа Николаевича Кима" [14 марта 1956]; Ким — Петров — Стругацкий (трудно поверить, что АНС не присутствовал при таком отношении к работе Кима): "...Во всяком случае я придирался основательно. В общем, работу здесь мы закончили" [не позднее июня 1956].
И так: Если Аркадий Стругацкий не принимал участие во встречах Петрова и Кима при редактировании (в чём я очень и очень сомневаюсь), то роль Петрова в написании повести "вырастает". А это входит в противоречие в оценке участия Петрова самим Стругацким. А если участвовал, то знакомство Аркадия Стругацкого и Романа Кима состоялось в начале 1956-го, а не 1958 года. Разве я не прав?
Хочу обратить ваше внимание на стиль написания "последнего" письма [1 сентября 1956]. Мне показалось, что его написал Аркадий Натанович. А вам не показалось?
Учитывая всё выше сказанное, считаю: расследование деталей "бикинийской истории" следует продолжить. Особое внимание обратить на поиск всех рукописных вариантов повести "Пепел Бикини". Ведь окончание повести "Пепел Бикини" первоначально было иным!
Из очерка А. Борисяка "Русские охотники за ископаемыми", опубликованный в книге Чарльза Г. Штернберга "Жизнь охотника за ископаемыми". М.-Л. Гл. редакция научно-популярной и юношеской литературы. 1936. С. 294, 296-303.
...Опишем работу одного из самых молодых наших охотников И.Е. Ефремова. Он поставил себе задачей изучение наших пермских и триасовых фаун и в этом отношении является как бы наследником проф. Амалицкого... Вот как он описывает свою поездку в Астраханские степи, на гору Большое Богдо, откуда много лет назад в Геологический музей Академии наук было доставлено два прекрасных черепа стегоцефалов.
«Ещё не доезжая станции Шунгай, гора Богдо, несмотря на её небольшую высоту (145 метров), резко выступает на фоне ровной степи. Протягиваясь в форме подковы на 1,5 километра, вблизи она производит впечатление монументальности, в особенности её центральная часть с чрезвычайно крутыми склонами. Конечно, в цепи, например, Кавказских гор гора Богдо затерялась бы незаметным холмиком, но здесь она стоит одиноко, окружённая, насколько хватает глаз, плоской тарелкой степи.
Резко обрываясь к озеру Баскунчак, блестящему на солнце, как бескрайнее снежное поле, выступает 40-метровая стена пермских песчаников. Здесь очень удобно наблюдать разные фигуры выветривания, всевозможные столбы, соты, уступы и т. п.
Немного отступя к горе от песчанникового предгорья, начинаются причудливые бугры, гребни и совершенно правильные конуса, тёмнокрасных с серыми прослойками мергелей. И прямо от них круто поднимается 80-100-метровая стена пёстрых мергелей с выступающими сверху слоями триасового известняка. Эта стена изборождена водными промоинами и протоками, засыпанными обломками известняковых плит. Обломки в бесчисленном количестве покрывают всю гору и насыпаны у подножья красных бугров.
Первое впечатление, создающееся у охотника за ископаемыми, впервые прибывшего на Богдо, это то, что в подобном хаосе совершенно невозможно что-либо найти.
Однако выдержка и терпение приходят здесь на помощь исследователю. Разбив всю гору на участки, я начал медленно продвигаться вдоль горы, исследуя каждый подозрительный обломок камня. Перебив и пересмотрев несметное количество известковых плит у подножья горы, я собрал несколько костей лабиринтодонтов и довольно большое число беспозвоночных и стал исследовать обломки известняков по склонам зигзагообразным путем, беспрерывно поднимаясь и опускаясь.
Обнажения пластов на склонах горы замыты натечной сверху шиной, усыпанной обломками известняка. Глина засохла плотной коркой, и, цепляясь за обломки известковых плит, можно подниматься по довольно крутым склонам почти до 60°. Держа в одной руке молоток, без которого охотник за ископаемым не может ступить ни шагу, другой забиваешь кирку в склон горы и осторожно подтягиваешься выше. Конечно, иногда бывают неприятные минуты, когда ноги соскальзывают, кирка вырывается из рыхлого размытого склона, и начинаешь сползать вниз сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Но, мгновенно снова забив кирку поглубже, останавливаешься и продолжаешь таким же способом прерванное продвижение наверх. Спускаться можно, вырубая ступеньки, или, в прочном костюме, можно медленно сползать, просто сидя и упираясь на пятки, подтормаживая киркой или молотком. Обычно в процессе работы очень быстро привыкаешь проделывать всё это автоматически, не отрывая взгляда от кусков известняка и беспрерывно расколачивая плиты.
Лишь по самым крутым склонам мне приходилось взбираться с канатом. Канат я закреплял за железный рельс, поставленный в качестве репера на самой вершине горы. Отклоняясь куда-нибудь в сторону, я забивал железный лом в склон горы и закидывал на него канат. Таким способом я мог делать значительные отклонения в ту или другую сторону, оставляя канат надежно привязанным за железный репер на вершине. Однажды я плохо забил лом; закинув за него канат, я начал спускатъся. Вдруг лом вырвался из рыхлой натечной глины, и я моментально полетел вниз. Падая, я крепко вцепился в канат, который, как только размотался до репера, резким толчком натянулся, ободрав мне кожу на руках, и я, качнувшись, как маятник, перелетел на другой склон, приняв отвесное положение относительно репера. Пожалуй, эта секунда была одной из самых неприятных в моей жизни. По счастью, я не выпустил каната и потом легко взобрался на вершину, проклиная изобретенный мною способ.
Обследовав все осыпи по склонам, я заложил раскопки на одном из самых крутых выступов Богдо — юго-юго-восточном. Копаться посредине крутого склона горы было очень трудно. Тут нам большую помощь оказали сильные ветры, обдувавшие склон горы и обеспечивавшие большую устойчивость при балансировании на маленькой ступеньке с помощью кирки. Впоследствии, когда на отвесном склоне горы образовалась большая площадка, работать стало гораздо легче. Пласт за пластом расчищали и выбирали мы из горы, то испытывал сильное разочарование, когда пласт оказывался пустым, то с полным удовлетворением достигнутой цели выбивали из него красивые завитки аммонитов и темные или светло-желтые кости лабиринтодонтов. Для определения нижних горизонтов горы приходилось спускаться в пещеры под красными буграми и ползать под землей по воронкам и пещерам гипсового поля на юг от Богдо.
В одной из пещер, шедшей наклонно в землю под углом в 35-40°, я поскользнулся и, скатившись вниз, провалился в отвесный колодец, глубоко уходивший в бездонную черную темноту. По счастью, колодец был довольно узок, и я заклинился в нём до самых плеч, которые уже не могли пролезть и колодец. Я очутился в положении пробки в горлышке бутылки, и потребовалось немало труда, чтобы высвободиться и, главное, снова влезть по наклонной гипсовой стенке, покрытой песком, принесённым водой.
Ремесло охотника за ископаемыми богато всевозможными впечатлениями; работать приходится в самых разнообразных условиях и местностях. Это значительно развивает наблюдательность и сообразительность и, главное, доставляет ту чистую радость, радость добычи и достигнутой цели, так хорошо знакомую охотнику, коллекционеру и спортсмену».
В следующем году И. А. Ефремов поехал на Волгу и в северные губернии.
«Я был командирован для обследования и сбора ориентировочных данных о местонахождениях стегоцефалов в пестроцветной толще Нижегородской и Северо-Двинской губерний, на рр. Ветлуге и Шарженге. Проехав 30 км от ст. Шарья, Сев. ж. д., я добрался до излучины р. Ветлуги, где она, идя с севера на юг, круто заворачивает на восток. Далеко был виден противоположный правый берег, постепенно повышавшийся вдали. На самом высоком пункте мрачно чернел еловый лес, и смутно виднелись очертания деревни. Это и была цель моего путешествия, первое и самое южное из трёх местонахождений, которые мне предстояло обследовать. От этой деревни берег снова понижался, сливаясь с горизонтом вдали. Для охотника за ископаемыми высокий берег — хороший признак: здесь всегда можно натолкнуться на выходы пластов, заключающих в себе фауну древнего мира. Прибыв к искомой деревне, я отправился на поиски выходов костеносного пласта, продвигаясь по болотистой террасе Ветлуги вдоль обрывистых обнажений. Пристально всматриваешься в обрывы, не мелькнет ли где-либо желанная красная полоса выхода мергелей пёстроцветной толщи. Нет пока ничего, только рыхлый безнадежный речной песок. Но вот у подножья обрыва кучка обломков песчаника, скрытая кустами. Ускоряешь шаги, и, шлёпая по болоту, весь облепленный бесчисленной мошкарой, подходишь к цели. Неразлучный товарищ — молоток — застучал по кускам песчаника. Каждый кусочек тщательно осматривается, обдувается от пыли и песка. Кости стегоцефалов небольшой величины и требуют внимательного осматривания заключающей их породы. Уже порядочная кучка свеженабитого щебня высится передо мной, уже пересмотрены все куски песчаника, но не встречено ничего, хотя бы только указывавшего на содержание костей в этой породе. Сомнение закрадывается в душу. Но вот ещё куски песчаника. Эге! Даже не нужно разбивать: вот она лежит сверху камня, жёлтенькая, покрытая причудливо-узорчатой скульптурой, кость стегоцефала. Удар по другой плите песчаника — и тут есть кость... И ещё... Костеносная порода найдена. Надо найти самый костеносный пласт, лежащий где-то вверху, откуда скатились эти куски. О чувством победителя начал я трудный подъём по крутому и сыпучему обрыву, сплошь покрытому сползшим сверху песком. Заработали другие неизменные спутники охотника за черепами — кирка и лопата. Среди ровной массы серого песка мелькнули красные куски мергелистой глины. Вот она, пёстроцветная толща. Дальше и дальше углубляется кирка. Но слишком велик оползень, слишком толст слой песка, защищающий выход драгоценного костеносного пласта от пытливого ума человека. Со скромными средствами рекогносцировочной поездки многого откопать нельзя. Надо экономить, впереди ещё местонахождения, еще большие маршруты. Ну, хорошо, на следующий раз! Я ещё расквитаюсь с этим обрывом на будущий год.
С досадой слез я с обрыва и направился дальше, вдоль обнажения. Немного выше вдоль по реке мне удалось найти незасыпанные выходы пластов. Заложив здесь небольшую раскопку, я собрал значительное, сравнительно с площадью раскопки, количество костей стегоцефалов. Обследовав обнажения на несколько километров вниз и вверх но реке, я установил границы выходов костеносного пласта. Таким образом миссия моя здесь была закончена. Тщательно запаковав добытое и отправив ящики, я направился в шестидесятикилометровый переезд до другого местонахождения, севернее описанного, также на берегу р. Ветлуги. Здесь опять знакомая масса серого песка, знакомые обрывы. Осыпь здесь была более богата, и уже в ней удалось собрать много костей.
На крутом обрыве под церковью была заложена раскопка, Несмотря на тщательную разборку костеносного пласта, были найдены только две небольших кости стегоцефала. Жаль потраченного времени и усилий. Ну, что же, надо закончить. «Кончай, ребята!» — обратился я к рабочим и в последний раз ударил киркой по краю нашей выемки. Отвалился кусок плиты, и на нем — череп стегоцефала. Вот вам счастье охотника за ископаемыми! Выше по реке, на самой северной границе костеносного пласта, была заложена вторая раскопка, где также удалось найти несколько крупных костей.
Отсюда мне предстоял 230-километровый переезд по лесам и болотам, и мои бока подвергались сильному испытанию, пока я, наконец, прибыл в доисторическом экипаже на берег р. Шарженга, притока р. Юга. Наметив раскопки в трех пунктах, я сразу напал на богатое местонахождение костей, и первой костью в первой раскопке был великолепной сохранности череп стегоцефала. Кости здесь попадались часто, пласт был огромной толщины, и приходилось соблюдать большую осторожность при разборке его. Мой рабочий был удивительно способный молодой крестьянин, и его природный ум быстро схватывал основные правила добывания костей. Под конец нашей работы я мог совершенно спокойно поручать ему разборку пласта, и работа наша двигалась быстро. Много мы полазали с этим рабочим по обрывам рек бассейна Шарженга и лесным трущобам, отыскивая новые выходы пластов и определяя границы. Однако средства приходили к концу, истекал и срок командировки. Надо возвращаться. Надежда с большими средствами вернуться сюда на следующий год помогла мне преодолеть азарт коллекционирования, который всецело овладел много. Не нужно быть коллекционером, чтобы понять упорство охотника за ископаемыми, когда осталось еще многое, что он мог бы забрать с собой. Приходится силой вводить себя в рамки, будничные и разумные рамки средств и времени».
С тех пор, как были написаны эти строчки (9 лет назад [1926]), много воды утекло. И.А. Ефремовым проделана большая работа: систематически, из года в год, он разъезжает, исследует, копает — так им постепенно создается картина жизни — на земле в пермский период. Он ищет новые местонахождения, или идёт по следам прежних исследований. Идя по чужим следам, он изучает в музеях собранные коллекции, и иногда здесь делает не менее важные открытия, чем в поле, так как прежде недостаточно хорошо препарировались ископаемые остатки, и многое ускользало от изучения. Изучая чужие коллекции, он заинтересовался теми, которые были когда-то доставлены из медных рудников на Урале, и поехал расследовать эти местонахождения на месте.
Вдоль западного склона Урала вытянута полоса пермских отложений, заключающих осадочные медные руды так называемых медистых песчаников. Эта полоса покрыта целой сетью старинных медных рудников. Некоторые из этих рудников относятся еще к доисторическому времени, но есть и более новые глубокие рудники конца XIX и начала XX столетий. Вместе с медными рудами на поверхность извлекались остатки пермских пресмыкающихся и амфибий, получивших вскоре мировую известность. Эти остатки принадлежат наиболее древним представителям ископаемой фауны Союза, очень редки и представляют чрезвычайный научный интерес. С прекращением работ в медных рудниках прекратилось и поступление в музеи костей пермских позвоночных.
И.А. Ефремов задался целью выяснить, возможно ли в настоящее время организовать раскопки позвоночных под землею в старых выработках рудников. Работа была чрезвычайно сложной, так как большинство шахт, согласно горным законам, было закалено и проникать в подземные работы можно было лишь через открытые шахты, штольни или наклонные выработки.
«В шахты я обычно спускался прямо на канате закреплённом за лом, вбитый в край воронки, образовавшейся вследствие осыпания земли вокруг устья шахты. Спуск производили коллектор и рабочий. На конце каната привязывалась палка, обычно ручка от кирки, закрепленная в большой петле. Я пролезал в петлю, усаживался на палку и, держась руками за канат, пятился назад в воронку шахты. В самой шахте нужно было всё время отталкиваться ногами от стенки шахты, так как канат полз по одной иэ стенок, а не был закреплен в центре над шахтой. Подъём производился в обратном порядке. В этом случае приходилось как бы идти по стенке шахты лицом вперёд, что менее неприятно. Были случаи, когда из особенно глубоких шахт мои помощники были не в силах вытащить меня обратно и извлекали при помощи лошадей. Огромная сеть выработок под землей нередко не могла быть обследована за один раз, и я проводил в подземных работах дни и ночи, по 3-е суток не выходя на поверхность. Помощники мои обычно отказывались спускаться вместе со мной из страха перед обвалом, и в большинстве случаев я работал один.
Глубочайшая тишина и темнота старых заброшенных выработок имеет какое-то своеобразное очарование. Работа настолько затягивает, что не замечаешь, как бегут часы. День или ночь там высоко на поверхности, — совершенно всё равно: здесь переходишь на другой счёт времени.
То проходишь но высоким очистным работам, где гулко отдаются шаги и теряется слабый свет свечн, то ползёшь, еле протискиваясь, в узких сбойках, то карабкаешься по колодцам, восстающим на другой горизонт. Иной раз проходишь по широкому штреку и вдруг тебя подталкивает каким-то инстинктом; резко остановишься — и во-время: в двух трех шагах впереди чернеет огромная круглая дыра большой шахты, уходящей на более глубокий горизонт. Вверх в бесконечную тьму также уходит тот неё колодец, и свет свечи слабо освещает отвесные стены без малейших следов давно сгнившей или вынутой крепи.
В древних очистных выработках иногда натолкнешься на высокие чёрные столбы старых крепей, уходящие вверх в темноту. Если ткнуть пальцем, палец влезает совершенно свободно, как в масло, в берёзовую или кленовую крепь. Иногда журчат ручейки по дну водоотливных выработок, громко звенят водопады, сбегающие вниз на затопленное горизонты. Часто в потолке на стенках выработок обнажены гигантские (до 2-х метров в поперечнике) стволы хвойных деревьев пермского времени, окремнённых и ожелезненных. Встречаются иногда пни с корнями и сучья. Большая радость встретить непосредственно в стенке выработки торчащую кость и, работая киркой в этом месте, обнаружить целое скопление крупных гладких зеленовато-синих от медных солей костей пермских пресмыкающихся. Или разбивать хорошо раскалывающуюся на плитки мергельную руду, отыскивая на зеленой поозерхности её черные кости амфибий, скелеты рыб, отпечатки крыльей насекомых и остатки растений — все эти следы прошлого животного и растительного мира на глубине 60-80 и более метров, под землей, в глубочайшей тишине и мраке».
Публикуемый ниже материал из далёкого 1989 года. Тогда увидел свет первый номер фэн-газеты Севы (Всеволода) Мартыненко "Андромеда". Прочитав интересные материалы "Андромеды", я рискнул послать Мартыненко своё предложение о создании на её страницах рубрики "ВВ". Подготовил и первый материал для неё. Вскоре получаю от Севы ответ: "...Присланное "ВВ" для опубликования? Если так, то изо всех сил постараюсь вбить в третий номер, и большое спасибо за работу".
Вы не поверите, но я до сих пор не знаю: "вбил" Мартыненко или не "вбил" в третью "Андромеду" мой материал? Если кто-нибудь знает, поделитесь информацией. Кстати, я бы с удовольствием поменялся бы сканами № 1 "Андромеды" на сканы №№ 2 и 3.
НОВАЯ РУБРИКА
"ВВ" (Высочайшее Внимание) — Новая рубрика фэн газеты "Андромеда". В ней мы будем по капле собирать информацию, наполняющую чашу фэновского терпения.
КАПЛИ ПЕРВЫЕ:
Вместо эпиграфа:
"...Читатель. Дабы избежать возможных обвинений по поводу кажущегося неправдоподобия последующей ситуации, автор, человек в высшей степени добросовестный и правдивый, приводит скупую выдержку из соответствующего места".
Ю. Медведев. Непокорная планетка.
1988 год, 12 февраля. "Литературная Россия":
"...В прошлом году координационный совет творческого объединения писателей-фантастов, известного в нашей стране под названием "Школа Ефремова", учредил приз "Кубок Андромеды" за публицистический, литературно-художественный и организационный вклад в советскую фантастику".
1989 год, 2 февраля (дата подписи в печать). Сборник "Румбы фантастики":
"...Лауреат премии "Андромеда" за 1987 год".
1989 год, 17 апреля (дата подписи в печать). Современная фантастика. "Роман газета", № 12:
"...Лауреат премии "Кубок Андромеды", ежегодно присуждаемой издательством ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия".
Вы что-нибудь понимаете? Приз или кубок? Кто присуждает или вручает? Забыл сказать — речь в первых трёх "каплях" идёт о первом лауреате этого (этой) приза (премии) Юрии Медведеве, получившем его (её) — кубок (премию) в день своего 50-летия.
Вместо эпилога:
"...При виде подобного самоуправства редактор и бровью не пошевелил: он и не такое видывал на долгом своём веку".
Ю. Медведев. Любовь к Паганини
"Капли" собрал Виктор Буря КЛФ "Апекс", г. Комсомольск-на-Амуре, 1989.
Примечание: В оформлении эмблемы рубрики "ВВ" я использовал иллюстрацию Ю. Макарова к повести Ю. Медведева "Чаша терпения". "Искатель", № 1. С. 84. В повести есть такая фраза: "...Учитель вроде бы нечаянно притронулся указательным пальцем к мочке уха — призыв к высочайшему вниманию у тибетских отшельников". Ю. Медведев. Чаша терпения. Искатель, 1983, № 1. С. 86-87.
Примечание: Насколько мне известно, Ю. Медведев и не тибетский отшельник, и не португалец... Поэтому затрудняюсь даже предположить, какую информацию передал ему Учитель потиранием мочки уха указательным пальцем ...
ДРУЖЕСКАЯ МЕЛОЧЬ
Эпиграмма — дружеский шарж Александра Рейжевского на И.А. Ефремова:
Писатель к тайнам мирозданий
Летит на звёздном корабле
И только для переизданий
Порой бывает на земле.
См.: А. Рейжевский. "Из записных книжек. Эпиграммы и миниатюры разных лет" : "Советский писатель", 1986 г.
облако тэгов
