Двадцать лет назад, в январе 1995 года, ушёл из жизни Абрам Рувимович Палей... Двадцать лет! Одно поколение уже выросло... Перечитал нашу с ним переписку. Она не большая – около двадцати писем, открыток, рукописей стихов, газетных и журнальных вырезок. С большей частью нашей переписки хочу Вас и познакомить. Буду очень признателен тем, кто пришлёт свои комментарии или уточнения по публикуемым текстам. Заодно и вспомним одного из зачинателей советской фантастики и советской критики той же самой, нами любимой, фантастики.
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
20 декабря 1990 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович, Ваше письмо дошло до меня только теперь. Мне переслали его с прежней квартиры, откуда я уехал год назад. Постараюсь ответить поподробнее на Ваши вопросы, но, прежде всего, сердечно благодарю Вас за приветствие по поводу моей книги*. Она действительно, многолетне выдиралась [Возможно: «много лет выбиралась» – В.Б.] на свет. И теперь в ней многое устарело, кое-что требует уточнений. Пытаюсь всё это выправить на своём рабочем экземпляре, хотя и не надеюсь на повторное издание при жизни.
Фантасты ли Дейч, Шагинян? Можно ли объединять в один жанр, скажем Гуревича, Стругацких с ними? То есть, напр[имер], с приключенческими вещами Шагинян?
Для моей библиографии могу Вам сообщить следующее, кроме того, что Вы мне написали. Сборник стихов «Бубен дня» (Екатеринослав, 1922). О нём писал Ф. Медведев в "Книжн[ом] обозрении" 10 марта 1989. Цикл стихов в редчайшем альманахе «Перепутье» (там же, 1922)**. Фант[астический] роман «В простор планетный» («Мысль», 1968). Переиздан «Детск[ой] литературой» в 1980, переведён на эстонский (Таллин, 1971). Документальная (не фантастическая) повесть «Огненный шар» в «Мире приключений» («Детск[ая] лит[ература]», 1984). Собираются печатать такую же повесть там же в 1992, но быть уверенным сейчас трудно. Это всё более крупное, мелочей в прошлом году было немало, а теперь сама идея что-либо напечатать – фантастична. Заодно: «Война золотом» – просто маленький рассказ, весь сборный альманах разных авторов назван этим именем, как у них было принято.
К сожалению, с ленинградскими фантастами я встречался мало, с Успенским познакомился только по переписке, и то на другие темы, с Беляевым бегло виделся лишь несколько раз. Можно ли Перельмана назвать фантастом? С Ефремовым я встречался, он содействовал публикации «Простора», написал предисловие. Что я могу написать о нём? Есть у меня итоговая статья о его творчестве, но она не мемуарного, а критико-литературоведческого характера. Она в рукописи. У меня есть также несколько писем Ивана Антоновича. Публиковать их текстуально я не имею права без согласования с его наследницей, а обращаться к ней мне не хочется по некоторым причинам личного характера. Могу дать разве при воспоминаниях их краткое изложение.
Не нахожу ничего «глупого» в Вашем вопросе относительно переизданий. Но считаю его чисто фантастическим. Вы, наверное, лучше меня знаете какое положение с бумагой. Я, например, подготовил вторую книгу воспоминаний. Но девать её некуда. Да и бумаги для машинистки и то нет. Трудно даже найти бумагу для своих черновиков. Однако и на этот вопрос отвечу по мере возможности.
Откуда Вы узнали о предложенном мною некогда плане переизданий (который, кстати, так и не был выполнен)? Я об этом почти вовсе запамятовал. Восстановить, конечно, не могу, но вот что вспоминаю. В первую очередь – это роман Вл. Орловского «Бунт атомов» и «Машина ужаса». Особенно первый. Конечно, в отношении научном он устарел, но по художественности, я бы сказал, стоит в первых рядах этого жанра. Интересен также роман Валюсинского «Пять бессмертных». Орловский, смутно вспоминается, погиб при сталинщине***. «Судьба открытия» Лукина и книги Платова Вам, несомненно, известны, и более ничего не вспоминаю, кроме и других, более поздних и, конечно, Вам известных книг.
Не найдётся ли у Вас лишнего экземпляра какого-нибудь из вышедших Ваших альманахов?****
Спасибо за добрые пожелания, Искренне адресую и Вам такие же, но прибавляю ещё пожелание справиться со взятой на себя задачей, которая, при нынешних возможностях, превосходит трудности преодолённые Гераклом.
[Подпись А.Р. Палея. Домашний адрес. Номер домашнего телефона]
[P.S.] Иллюстрация к вопросу об издательских возможностях: у меня лежат мёртвым грузом два фант[астических] романа, две повести, два-три рассказа, статьи. Сик транзит глория мунди (за неимением латинского шрифта) [Так проходит мирская слава]. Один из романов – продолжение «Простора».
__________
* Речь идёт о книге: А.Р. Палей «Встречи на длинном пути».
** Точнее 1920 год: "Перепутье". Екатеринослав. Наука. 1920. (Опубликованы стихи А.Р. Палея: "Чудесен мир, творимый Богом...", "Но отчего, по-прежнему робея...", "В минуты царственных и гордых завершений...", "Твой рот раскрыт от жадности лобзаний...", "Приди ко мне, побудь со мною...", "Мне всё земное только снится...", "Только взгляд! Но сплелись в нём, пьяны и вольны...", "Я вспоминаю Данте и Петрарку...", "Сегодня с горячим закатом я выплыл в открытое море...", "Я хочу одиночества, милая...", "Приду к Венере в храм – и ношу...").
*** Владимир Орловский умер в январе 1942 года в блокадном Ленинграде.
**** Имелись ввиду альманахи фантастики «Мир чудес».
_________ * * * ___________
С каждым мигом всё гуще потёмки. Я напрасно сижу на руле: Лишь случайные песен обломки Доплывут к незнакомой земле, И волна их забросит на берег. Безучастно глаза дикарей В них прочтут о тяжёлых потерях И о радости лёгкой моей. И никто не поймёт, как вначале, При мерцании первой звезды, Эти стройные песни звучали Над огромным пространством воды.
1921
А. Палей. Бубен дня. Стихи. Екатеринослав. 1-я типография ГСНХ. 1922 г. С. 16.
<…> Вначале было слово – страничка для любителей фантастики в «Молодом дальневосточнике» под названием «Фант». Мы печатали там собственные рассказы и переводы, статьи о писателях-фантастах, комиксы. Компания уже была, но ещё не осознавала себя «каррасом» – пока не случилась встреча с Писателем.
...В 1974 [1975 — visto] году в Хабаровск на какую-то там декаду советской литературы приехала очередная окололитературная бригада, а в её составе – Аркадий Стругацкий! Мы в редакции зачитывались книгами АБС и упустить свой шанс просто не могли! И вот меня и моего товарища уполномочили пригласить Стругацкого в «МД» [«Молодой дальневосточник»] на чашечку чая. Но сначала мы сложили имевшиеся в наличии рублишки, вручили их двум легконогим репортёрам, усадили их у телефона – ждать звонка. А я, значит, если А.С. согласится к нам прийти, должен выведать у него, какие напитки он предпочитает, и сказать по телефону кодовое слово: чай или кофе. Ну, а дальше уже дело гонцов.
И вот мы в гостинице «Дальний Восток». А.С. и его друг Марат [правильно — Мариан] сидят у себя в номере и беседуют – наверное, о судьбах советской фантастики или о проблеме контактов с внеземными цивилизациями. На приглашение наше А.С. охотно отозвался, и пока он надевал свитер, я тихо спросил у Марата: «А что предпочитает Аркадий Натанович – водку или коньяк?». «Всё», – ответил Марат. Надо ли говорить, что к нашему приходу сдвинутые столы были аккуратно застелены свежими «эмдэшками», и всё, что полагалось, на них стояло.
Мы просидели в прокуренном кабинете часов шесть и говорили обо всём, что нас по-настоящему волновало, и тогда я услышал от него слова, запомнившиеся навсегда: «Думайте, ребятки, сами, я не отвечу на ваши вопросы». Тогда, после разговора с А.С., «ответы» как-то и не нужны стали. Подобное чувство через несколько лет испытал и наш «фантовец» Владимир Рябунский, которого московские фэны сводили на посиделки с А.С. в «писательский» ресторан...
Ну, а потом было дело. Мы дали в молодёжке объявление об открытии клуба... не ведая, что творим. И сотворили каррас.
Юрий Шмаков. ВАМПИТЕР НАШЕГО КАРРАСА. (Хабаровскому клубу любителей фантастики «Фант» – 20 лет) // «Молодой дальневосточник», – 1996. –16–23 марта (№ 11). – С. 6.
Аркадий Натанович в редакции газеты «Молодой дальневосточник». Хабаровск, 1975 год.
На левом снимке: Александр Урванцев, Мариан Николаевич Ткачёв друг Стругацкого, вьетнамист из МГУ, Аркадий Натанович Стругацкий, Сергей Корниенко, Юрий Лепский, Владимир Ковтун; сидят: Владимир Дубков, Игорь Литвиненко. Поездка А.Н. Стругацкого с М.Н. Ткачёвым по Дальнему Востоку (Хабаровск-Владивосток-Петропавловск-Камчатский) состоялась с 16 ноября по 9 декабря 1975 года. (Фото Ю. Шмакова из архива А. Урванцева).
На правом снимке: те же персонажи за исключением крайнего слева: это Юрий Шмаков. Соответственно авторство фотографии переходит к Александру Урванцеву.
ТЕСТ НА ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ
Заметки о спектакле Хабаровского ТЮЗа «Малыш»
В одной из ранних повестей («Далёкая Радуга», 1963 г.) писатели-фантасты А. и Б. Стругацкие поставили «эксперимент». На маленькой планете, где живут и работают физики Земли, возникает некая Волна, уничтожающая всё на своём пути. Звездолёт для эвакуации только один, герои повести должны решить, кого же спасать – ученых или детей? Позицию «физиков» выражает учёный Ламондуа: «Слишком часто разуму и логике мешает наше чисто эмоциональное «хочу» и «не хочу», «нравится» и «не нравится». Но существует объективный закон, движущий человеческое общество. Он не зависит от наших эмоций. И он гласит: человечество должно познавать...». «Лирик» Горбовский отвечает так: «Товарищ Ламондуа предлагает вам решать. Но, понимаете ли, решать, собственно, нечего. Все уже решено. Ясли и матери с новорождёнными уже на звездолёте. Остальные ребятишки грузятся сейчас».
В споре между Разумом и Чувством победило Чувство, да иначе и быть не могло. Коммунары XXII века, о которых пишут Стругацкие, живут по высоким нравственным принципам, и проблема выбора «ученые или дети» может обсуждаться теоретически, практически же решение всегда будет однозначным – «дети». Разумное должно быть человечным, человечное – разумным, утверждают писатели.
Через восемь лет, на новом витке своего творчества, Стругацкие вернулись к этой проблеме – в «Малыше», сузив круг персонажей до пяти, усложнив задачу выбора.
Четверо землян прилетают на необитаемую (как они полагают) планету и встречаются там с Малышом – сыном погибших звездолётчиков. Выясняется, что спасла и вырастила Малыша фантастическая «свернувшаяся цивилизация», замкнутая на самой себе. Контакт с землянами грозит для этой цивилизации серьёзными потрясениями. Как же быть: искать контакт или немедленно улетать с планеты? И что делать с Малышом?
Таков исходный материал повести «Малыш», послуживший основой для «поэтической драмы» Л. Даниловой, поставленной на сцене Хабаровского ТЮЗа.
Возможны три варианта прочтения театром «Малыша».
История «космического Маугли» – впечатляющая, фантастическая, где опорные точки – загадки: кто такой Малыш, почему он уцелел, кто его спасители? Образы землян в этом варианте будут нести чисто вспомогательные функции: постановка вопросов и поиск ответов на них.
Рассказ о жестко поставленной проблеме выбора – здесь нервом спектакля будет конфликт между Разумом и Чувством, а образ Малыша лишь объект, дающий повод для конфликта, и, наконец, совмещение, сплав обоих вариантов – что, собственно, сделано в повести Стругацких.
Какой бы путь ни избрал режиссёр А. Павленко, центральной фигурой спектакля, безусловно, стал Малыш в исполнении А. Зориной. Вот его первое явление землянам – на фоне безжизненного, «инопланетного» пейзажа (отмечу, кстати, точное и необычное, «фантастическое» оформление художника С. Досекина) двигается маленькая, изломанная фигурка – словно часть этого пейзажа, вдруг ожившая. Зритель ещё не знает, кто это, что будет дальше (если, конечно, он не читал повести Стругацких), но ощущение какого-то трагизма уже входит в него, чтобы не оставлять до конца спектакля.
Альбина Зорина играет Малыша потрясающе достоверно (если можно говорить о достоверности фантастического образа). Рисунок роли настолько сложный, настолько насыщен мгновенными изменениями, что описать все нюансы просто невозможно – это надо видеть. Пластика А. Зориной меняется в зависимости от обстоятельств: вот Малыш вне корабля, и его «нечеловеческие» жесты кажутся естественными, он «дома». В рубке звездолёта Малыш иной, настороженный, готовый к мгновенному бегству. Знакомство с землянами продолжается, Малыш проникается доверием к ним, и движения его становятся более плавными, дающими ощущение, что и здесь – часть его «дома», но миг – и снова Малыш – «чужак»... Даже по отношению к каждому из четырёх землян у Малыша разная форма пластического «общения» – в зависимости от его сиюминутного ощущения «партнёра по контакту».
Но, кроме выразительного и гибкого поведения Малыша в различных внешних ситуациях, А. Зорина решает и более сложную задачу – языком пластики показывает внутреннюю трагедию Малыша, раздирающую его душу двойственность: он полюбил землян, он хочет быть с ними, выйти из круга одиночества, в котором он жил на планете, и он знает, что это невозможно, что, уйдя к землянам, он причинит непоправимый вред спасшей его цивилизации. «Мне плохо, а сейчас ещё хуже. Скажи ему, чтоб он думал скорее. Я разорвусь пополам, если он быстро не придумает. У меня внутри все болит», – заклинает Малыш. Актриса сумела показать и это, почти невозможное – внутреннюю боль Малыша, разрывающую его.
Роль Малыша в исполнении Альбины Зориной – на мой взгляд, одна из интереснейших и впечатляющих актёрских работ нынешнего театрального сезона.
Да, а что же наши земляне? В сравнении с Малышом они, безусловно, проигрывают. Конечно, можно предложить такое объяснение: Малыш – образ фантастический, привлекающий внимание зрителей заложенной в него необычностью. У актёров, играющих космонавтов, просто меньше фактуры для создания ярких сценических образов, это обычные люди в одинаковых форменных, костюмах...
Но, думается, в образах землян для актеров заложена возможность встать «вровень» с Малышом Л. Зориной – если идти в работе над этими образами от характеров, попытаться представить себе (и сыграть!) наших гипотетических потомков из XXII века с их сложной душевной структурой, высокими нравственными качествами, гуманистическими идеалами.
Что же получилось в спектакле? По сути дела, показан конфликт между Геннадием Комовым (я видел его в исполнении Г. Григорьева) а Майей Глумовой (Е. Лыткина). Комов – персонифицированный Разум, он предлагает использовать Малыша в качестве посредника между землянами и аборигенами, не беря в расчёт самого Малыша, его судьбу. То самое: «человечество должно познавать...» Глумова жалеет Малыша и срывает «эксперимент» Комова. Как и в «Далёкой Радуге», побеждает Чувство. Два остальных землянина – командир корабля Вандерхузе (В. Громовиков) и радист Попов (Р. Исьянов), если так можно выразиться, нейтральны: им и Малыша жалко, и доводы Комова об исключительной возможности контакта понятны.
Земляне очень схематичны, для каждого достаточно одного эпитета: юношески непосредственный Попов, добродушный Вандерхузе, эксцентричная Глумова, прямолинейный Комов. Внешние характеристики – но не характеры. Герои отчаянно жестикулируют, мечутся по сцене, решают эту пресловутую проблему выбора, а мы, зрители, ждём очередного появления Малыша...
Я прочёл пьесу Л. Даниловой и увидел, что всё это есть в ней – схемы вместо характеров, отсутствие исторического и социального воображения (право же, трудно согласиться с Л. Даниловой, что наши потомки – коммунары XXII века будут такими примитивными неврастениками). Но ведь, кроме пьесы Л. Даниловой, есть ещё собственно творчество братьев Стругацких, на протяжении тридцати лет последовательно создающих картину будущего. И Комов для писателей – не эпизодическая фигура, как Ламондуа в «Далёкой Радуге», а один из любимых героев, сложный, противоречивый, в чем-то порой опережающий своих коллег, лидер подростков в «Полдне, XXII век», выросший до одного из руководителей объединенного мирового сообщества («Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер»). Какой уж там «фанатик абстрактных идей»! И чувство высокого гуманизма присуще Комову в не меньшей степени, чем остальным землянам, – ведь и на планету Таумата (так она названа в пьесе) Комов и его товарищи прибыли с гуманной целью: подготовить данные о возможности переселения сюда жителей планеты Панты, которым угрожает гибель. Спасение целой расы – и игнорирование судьбы Малыша, который является своеобразной, цивилизацией в единственном числе. Как-то это не совмещается. Малыш оказался между молотом и наковальней? Но человечество – не молот. Оно сделает всё возможное для спасения даже одного ребёнка, использует для этого все фантастические возможности XXII века...
Признаюсь, очень удивил меня финал спектакля (и пьесы). Чувство в лице Майи победило, земляне улетают, оставляя Малыша и аборигенов в покое. Но выход ли это для Малыша? Не будет ли он по-прежнему «разрываться» надвое от мучительной боли и тоски по своим земным собратьям? Не жестоко ли это – бросить его? И как дальше жить землянам – с памятью об оставленном Малыше? И если цель гуманного поступка Майи именно такова, то так ли уж он гуманен?
В повести Стругацких финал иной. Земляне улетают с планеты и остаются на орбите, и каждый день ведёт Стас Попов разговоры по видеосвязи, и даже деда Малыша нашли, и он тоже разговаривает с внуком, а лучшие умы человечества в это время бьются над решением проблемы: как сделать Малыша счастливым?
Но главное – Малыш не одинок. Люди не бросили его. И в этом высокий пафос, сильный нравственный заряд повести Стругацких.
Опустив такой финал, автор пьесы Л. Данилова вольно или невольно сместила критерии, и люди будущего оказались не соответствующими нашим сегодняшним (что уж говорить о XXII веке!) нравственным нормам. Так чему же научат они юных зрителей, к каким вершинам разума и духа позовут?
Однако я не могу назвать спектакль «Малыш» явной неудачей театра юного зрителя, потому что есть Малыш – сыгранный Альбиной Зориной на равном с творчеством Стругацких художественном уровне, говорящий со зрителем о высших человеческих ценностях, без которых нельзя жить человеку ни сегодня, ни в будущем, – о добре, сострадании, любви.
Юрий Шмаков. «Тихоокеанская звезда» (г. Хабаровск), 21 февраля 1986 г. (№ 43).
ИНТЕРВЬЮ С СЕВЕРОМ Когда мы, двое членов КЛФ "Апекс" из Комсомольска-на-Амуре, приехали поездом в Хабаровск, чтобы оттуда вместе с Юрием Шмаковым из КЛФ "Фант" лететь в Свердловск на "Аэлиту-87", узнали — лауреатом приза журнала "Уральский следопыт" станет Ольга Ларионова. Посетовали на то, что не набрали её книг у членов клуба для автографов... И вот мы на "Аэлите". Имея диктофон в кармане и фотоаппарат, стараемся уловить момент для общения с кем-нибудь из классиков советской фантастики, прибывших на "Аэлиту" — Ольгой Ларионовой, Владиславом Крапивиным и Севером Гансовским. Или, хотя бы, с кем-нибудь из известных любителям фантастики писателей-фантастов и критиков жанра — Сергеем Другалём, Виталием Бабенко, Владимиром Гопманом. И вот счастливый момент подвернулся. В перерыве заседания Север Феликсович Гансовский вышел в холл. Он проходил мимо и я решился... — Север Феликсович, мы прилетели из Комсомольска-на-Амуре... — выпалил я, делая упор на название города. Дело в том, что на афишах Комсомолького-на-Амуре городского театра драмы в то время значилась фамилия художника-постановщика — И.С. Гансовская. Мы не были уверены, что это дочь писателя-фантаста Гансовского, мало ли бывает совпадений, но в тот момент решил: чем чёрт не шутит... — Правда! — заинтересовался Север Феликсович. — Расскажите о своём городе, как там живётся людям? — И Гансовский, увлёкая нас за собой из центра холла, направился к стене, где стояли стулья. Несколько минут мы с Анатолием Тачковым давали "интервью" писателю-фантасту. Он спрашивал о погоде: "Сильные ли бывают морозы?", интересовался как с продуктами в магазинах, о том как вообще живут комсомольчане... Время перерыва стремительно таяло и я вынужден был перебить его. Извиняясь, я попросил писателя-фантаста сказать несколько слов на диктофон: "Вопросы, Север Феликсович, — предупредил я, — будут не о Ваших книгах". — Вот как? Если не о книгах, задавайте, — заинтересованно согласился на интервью Север Феликсович. Перерыв закончился, всех стали приглашать в зал, я, окончательно осмелев, протянул Северу Феликсовичу свой блокнотик, раскрытый на страничке, где шариковой ручкой мною был сделаны пара набросков портрета С.Ф. Гансовского. — Вот набросал, пока Вы выступали с трибуны "Аэлиты"... Север Феликсович улыбнулся, взял протянутую мною шариковую ручку написал под рисунком: "Утверждаю" и, поставив дату, расписался.
А из нашего разговора вот что получилось.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ИЛЛЮСТРИРОВАЛ «УЛИТКУ НА СКЛОНЕ» Это интервью писатель-фантаст Север Гансовский дал членам КЛФ «Апекс» на празднике «Аэлита-87», проходившем в Свердловске.
— Север Феликсович, не совсем обычный вопрос писателю-фантасту: когда и почему вы стали иллюстрировать фантастику?
— Знаете, я как-то совершенно случайно через Аркадия Натановича Стругацкого узнал, что умею рисовать. Мы сидели с ним тогда в Центральном Доме литераторов, к нам подошёл человек и отрекомендовался: заведующий литературным отделом журнала «Байкал». Сказал, что журнал готовит повесть братьев Стругацких «Улитка на склоне» к печати. Повесть редакции очень понравилась, и они хотели бы видеть соответствующие иллюстрации. Кого Аркадий Натанович порекомендует в художники? Аркадий указал на меня. Вот мол, Север Гансовский — он рисует. «Аркадий, ты что! — возмутился я. — Я никогда не рисовал!» На что Аркадий возразил: «У меня есть твои рисунки, которые ты рисуешь, когда слушаешь». «Ладно, — сказал я, — попробую». Засел и сделал восемь рисунков к повести для журнала. После того, как повесть была опубликована — частью в журнале «Байкал», частью в книге «Эллинский секрет», тот же человек — зав. литотделом «Байкала», привёз в Москву экземпляры журналов с повестью. Встреча состоялась опять же в ЦДЛ. Он подарил нам тогда большое количество журналов, и мы, уверенные, что получим ещё, раздали их. Теперь же ни у меня, ни у Стругацких нет этих журналов. После этого мне стало интересно и я начал рисовать. Проиллюстрировал свой сборник и даже разогнался иллюстрировать чужие произведения.
— Север Феликсович, расскажите о своей работе в кино.
— Мне пока не везет в кино. Если честно, то фильм «День гнева», снятый по одноименному моему рассказу, мне не нравится. Сейчас у меня написал сценарий для игрового кино по рассказу "Полигон". Написал и пока отложил его, чтобы немного отвлечься. Полежит, а потом, может, и пойдёт. «Союзмультфильм» сделал десятиминутный фильм по этому рассказу. А мне бы хотелось, чтобы был снят полнометражный фильм. Скоро выйдет на советский экран фильм производства киностудии «ДЭФА» (ГДР) «Визит к Ван Гогу», поставленный по мотивам моей повести.
— Каким, по-вашему, должен быть клуб любителей фантастики? В чём вы видите его задачи?
— Я думаю, что идеальная ситуация такая: собираясь в подобные клубы, любители фантастики должны что-то делать. Кроме обсуждения литературных произведений, встреч с писателями и тому подобного — делать реальное дело. Я был в Петрозаводске у любителей фантастики, ребята рассказали мне о том, что они построили мост через речку, и теперь по нему ходят люди. Вы молодые, у вас много сил, и поэтому хотелось бы, чтобы КЛФ были клубами общественной деятельности.
Записал В. Буря (Опубликовано в газете Комсомольского-на-Амуре политехнического института "За знания" 24 декабря 1987 года).
История про иллюстрирование повести Стругацких "Улитка на склоне", рассказанная С.Ф. Гансовским на страницах газеты "За знания", перекочевала в журнал "Измерение-Ф" (№3, 1990) без указания на источник, затем, уже в качестве сноски, на страницы первого академического издания повести (А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Улитка на склоне. М., Новое литературное обозрение. 2006 г.) Некоторые подробности на историю иллюстраций к "Улитке на склоне" приоткрыл их непосредственный участник — Владимир Бараев.
ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ "БАЙКАЛА" В газете "Литературная Россия" (Владимир Бараев. Последние залпы по шестидесятникам, № 13, от 30 марта 2012 года) вспоминал: "В 1966 году, став заместителем главного редактора журнала «Байкал», я решил поднять интерес к нему произведениями не только сибиряков, но и видных писателей страны. Осенью 1967 года я приехал в Москву <...> А. Стругацкий вручил мне «Улитку на склоне». <...> И вот вышел первый номер «Байкала» 1968 года. Успех феерический. Письма из Москвы, Владивостока, Риги, Киева, Польши, Чехословакии. Тогда «Байкал» расходился в 135 странах. Люди восторгались не только «Улиткой на склоне», но и иллюстрациями к ней С. Гансовского, сделавшего рисунки в стиле пуантилизма. <...> 13 марта 1968 г. я привёз в Москву сто экземпляров «Байкала» № 1. Отнёс их А.Стругацкому, С. Гансовскому <...> другим авторам. <...> Шум начался с «Улитки на склоне». В середине 60-х книги Стругацких с трудом проходили цензуру, в 1967-м на них наложили вето. Я хорошо знал, на что шёл. Первая часть «Улитки» – «Лес», вышла ранее в Ленинграде, а «Байкал» издал вторую часть – «Управление». Когда цепь замкнулась, соединение частей превысило критическую массу, и произошёл взрыв небывалого интереса читателей. Стоимость первого номера «Байкала» на чёрном рынке выросла с 60 копеек до 100 рублей. Чувствуя, что это добром не кончится, я поместил на обложке № 2 гравюру «Байкал перед штормом». И гром грянул. Из Москвы чуть ли не залпом вылетели критические стрелы: «Советская Россия» – по Стругацким <...> Полностью эту интересную статью вы можете прочесть здесь: http://www.proza.ru/2013/11/15/1272 А мы пока вернёмся к семье Гансовских — к Северу Феликсовичу и его дочери Илоне Северовне.
ИЛОНА ВИДЕЛА ГЛАЗАМИ СЕВЕРА ГАНСОВСКОГО (По материалам: Интернет сети, газетам "Владивосток", "Ежедневные новости", "Новости Москвы" и др.) Ефим Звеняцкий вспоминал, как будучи ещё молодым режиссером, приехал в Москву подыскать художника и познакомился с Илоной. На его удивление она согласилась приехать в богом забытый город Комсомольск-на-Амуре, где он тогда работал в местном театре. Столичная жизнь трансформировалась в полную нищету: столичной девушке выдали валенки и солдатский тулуп. Их совместная работа продолжалась два года, после чего Илона сказала, что не может больше выдержать этого ада, и уехала... Оформленные Илоной спектакли шли в Москве, Чехословакии, Вильнюсе. Раньше её работа не имела последовательной системы. Потому что Гансовская всегда мыслила себя самостоятельной личностью, а театральный художник – все же некий вспомогательный элемент воплощения замысла режиссера. В столице имена театральных художников остаются, если можно так выразиться, за кулисами. Мало кто обратит внимание на строчку, набранную мелким шрифтом в самом хвосте афиши. В городах не столичных: Комсомольске, Владивостоке иначе. Имена художников зритель знает и помнит ничуть не меньше, чем актёров. Владивосток стал отдельной темой. Звеняцкий всегда доверял ей. Их первый совместный проект родился ещё в Комсомольске-на-Амуре. Потом они встретились вновь. По слован Илоны: "Существует судьба. После того как я уехала из Комсомольска-на-Амуре, мы не виделись со Звеняцким много лет. Потом, совершенно случайно встретилась с Ефимом Семеновичем в Москве. Я остановилась в машине на улице Горького: мне нужно было перевести свои картины на выставку. Шёл дождь, я сидела в тоске и думала, как же мне их перетащить, и вдруг смотрю: по улице идет Звеняцкий. Это было через 20 лет после нашей последней встречи! Он мне помог и после выставки пригласил сделать спектакль "Забыть Герострата". ...Я работала в нескольких театрах Москвы и поняла, что это не для меня. Там совершенно несерьезное отношение к приглашенному художнику, а если работать главным, то ты должен отдать театру всего себя, жизнь положить. Я к этому совершенно не готова. Не мыслю себя как вспомогательный персонаж, люблю быть свободной. ...Я совершенно не могу жить без Балтийского моря и раз в год обязательно езжу на мою вторую родину — в Ригу, где у меня много родственников. В Москве, без моря мне невыносимо, я просто задыхаюсь. Во Владивосток приятно приезжать, потому что там такое огромное пространство, столько неба, и океан. Я вообще много путешествую. Мой отец поляк, и сейчас я возобновила поездки в Польшу. Не так давно совершила на машине путешествие из Москвы в Польшу. Переезжала из города в город, по пути общалась с художниками, посещала выставки. ...В произведениях отца, часто возникали персонажи – НЕ ЛЮДИ… Змея, рыбы, птицы, доисторические существа. Ко всему живому, он относился в равной степени с уважением, внимательно и осторожно, чтобы не навредить. В деревенских записях-планах отца я как-то встретила фразу: «…понедельник: спасти калину на болоте». Во время войны, на фронте под Ленинградом отец был серьёзно ранен и, молодым человеком, как инвалид войны, попал в Казахстан, работал на конном заводе. У него была там нежная дружба с конём... Позже появился рассказ «Двое» и киносценарий, где, кроме хроники того времени, описаны очень близкие, дружеские, партнерские отношения человека с лошадью. Конечно же, отец открыл для меня взгляд на мир – как на прекрасный общий дом – дом для всего живого, а не только для человека. ...В семье все-таки была некоторая конфронтация. Отец любил животных, мама не так. Ну, например, бабушка: «ай-ай-ай — ребёнку надо — мясо, творожок!», и в таком духе. А отец был против. А я в этом вопросе – между двух огней. И как только у меня забрезжило собственное сознание, я приняла сторону отца... Жила в доме собака, огромный беспородный пёс, отец забрал его из пункта бездомных животных. Их отлавливали и свозили на улицу Юннатов (!) Пса отец взял из клетки, предназначенной для животных, определённых на уничтожение. А поехал туда с котом к ветеринару. Увидел пса и не выдержал. Мама вскипела против того, чтобы этого грязного и больного зверя вымыть в ванне. Отец разозлился и поздно вечером уехал его мыть к Симоне Бурлюк (племянница Давида Бурлюка). Надо сказать, что Симона Марковна, жившая на Щербаковской, как могла, всегда помогала животным. Кроме своего поэтического творчества была известна тем, что держала спасенных животных у себя дома, а так же кормила бездомных во дворах своего района". В семье Гансовских отношение к котам было особое. <...> Дома хранилась коллекция кошачьих усов… Илона потом перевезла коллекцию Ригу. Это семейная реликвия с 1970 годов. Илона рассказывала: "...Усы начал собирать отец. У него был чёрный письменный стол, на чёрном — хорошо видно. А было так. Наши коты и кошки всегда одобряли, когда отец работал: сидели на столе, следили за буквами, выскакивающими из пишущей машинки, поправляли лапой. Чистились тут же, мылись. А усы ведь – линяют, как шерсть. И время от времени – везло: выпадал прекрасный ус, и коллекция пополнялась. В девяностых годах я ее представила, как объект концептуального искусства – с псевдо-научным забавным сопроводительным текстом. Серьезные немцы хотели её довольно дорого, по тем временам, купить, но я прославилась на тот момент своим отказом ее продать. Все годы продолжаем собирать. Если ты настроен на усы – ты обязательно находишь и получаешь приз. Теперь усов уже много – даже наши друзья из Польши присылают польские усы!" Илона признавалась, что видит мир глазами отца — писателя-фантаста, и все свои картины посвящает ему. Причудливые пейзажи, лики невиданных птиц над морскими просторами — словно декорации к сюрреалистическим спектаклям, навеянным грезами о параллельных мирах, столь похожих и одновременно не похожих на реальность. "...А насчёт «известности, говорила Илона, — во-первых, для меня не безразлично – чем ты известен. Во-вторых, я росла в среде, где работали — скажу не просто «известные», а «знаменитые» люди. Например, мой дядя – писатель Валентин Саввич Пикуль, к которому можно по-разному относиться, он в историческом жанре фигура неоднозначная, но он – Фигура с большой буквы. Отец мой — Север Феликсович Гансовский — классик в жанре фантастической повести. Я видела и знаю, как ведут себя и как работают по-настоящему стоящие люди. Сколько в них было культуры, такта, как они были милосердны, как светлы были идеалы – не сиюминутные, ни в коем случае не социалистические, а идеалы высшего порядка".
УХОД В ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР Ночью 23 декабря 2008 года на трассе Рига-Москва художница Илона Гансовская погибла в автокатастрофе. Илона родилась в Москве в 1955 году, окончила Московский государственный художественный институт имени В.И. Сурикова, член Российского Союза художников. Занималась живописью, графикой, инсталляцией, книжными иллюстрациями, дизайном интерьера. Выставлялась в галереях Польши, Германии, Японии, Лондоне. Работала приглашенным художником в театрах. Многие знакомы с её творчеством по мультфильмам, по иллюстрациям к книгам, по работам в качестве графика и художника-сценографа. Илона сделала ряд оригинальных проектов в концептуальном искусстве, связанных с защитой животных ("Звериный проект"). Илона писала эссе в защиту животных и была активным сторонником вегетарианского образа жизни. Её работы не раз участвовали в выставках, проводимых в Третьяковской галерее. Десятки персональных выставок Илоны Гансовской прошли по всему миру. Первыми новость о трагической гибели художницы сообщили информационные агентства Дальнего Востока — здесь Илону знали и любили не меньше, чем в Риге и Москве, она была главным художником кинофестиваля во Владивостоке "Меридианы Тихого". Такие вот дела...
облако тэгов
