Все, сказанное дальше, сказано, ибо мне захотелось сказать. Все несказанное не сказано, ибо мне не захотелось говорить или я забыла сказать (память девичья, простительно).
Вообще-то довольно сложно говорить о книге, которая нравится. Когда наоборот, то просто начинаешь вскрытие, с интересом любуясь натюрмортом из литературной требухи, в которой при доле везения можно выловить интересную патологию. Здесь же пациент здоров. Вскрывает его не тянет, а с цельными хирург-самоучка работать не привыкла.
Ну да попробуем-с.
Пациенту, а также наблюдающим за операцией, просьба помнить: хирург режет, как умеет.
Собственно "Девятый замок" разбит автором на 3 части: "Край моих предков", который разбирался на Партенитовском семинаре, "Дорога заката" и "Ветер Девятого замка". И если с первой частью вопросов нет — это вполне самостоятельное произведение, которое имеет четкую завязку, красивое развитие действия, сильную кульминацию и вполне ожидаемую, героическую развязку, то вторую и третью часть хочется сшить воедино. По сути они об одном: в "Дороге" герои шли, в "Ветре" пришли (на свою голову, прим.хирурга). Более того, по отношению к ч.2 и 3, ч.1 смотрится приквелом, причем весьма специфического характера, напомнившем хирургу о законе Геккеля, том самом, где онтогенез является кратким и быстрым повторением филогенеза. История Снорри с его безумным, алогичным с точки зрения современного человека, желанием сохранить прежний мир в угоду абстракции, — прототип боя всей веселой компании в Девятом замке, где каждый за себя, но вместе — за мир.
Однако возвращаясь к структуре: фактически по мнению хирурга, ч.1 можно было бы урезать до размера главы и встроить в ч.2. Извращение? Несомненно. Но технически реализуемое. И подобная реализация доразделила бы повести, дав "Краю" самостоятельность, а "Дороге" и "Ветру" — единство. С другой стороны, возможно дело в том, что хирургам в принципе нравится резать и шить...
Что еще сказать? Пожалуй, ч.1 — это история одного человека и одного места. Две другие — переплетение нитей судеб, которые вместе дают картину одного мира с его гибелью (больше похоже на глубокую кому) и перерождением (выходом из комы?). В структурном плане "Дорога" и "Ветер" тяжелы именно количеством героев, каждый из которых важен и нужен, однако в сумме получается сюрреалистический хаос калейдоскопа, когда поворот трубы меняет картинку.
Правда, в калейдоскопе (хирург был с детства любопытен, и вскрыл чудесную трубу), всего-навсего камушки, а в книге — герои. Они интересней, а потому к ним и перейдем.
2. Герои. Их много, порой начинает казаться, что слишком уж много (кто все эти люди и что они делают-то?), но с другой стороны лишних там нет. Предполагаю, что по каждому из героем автор при желании сумел бы написать повесть, наподобие "Края" и не знаю, радоваться ли тому, что желания подобного не возникло, или же печалиться.
Снорри — герой-пивовар, точнее пивовар по признанию, а герой, потому что так вышло. Он умер и был возвращен — тело и разум, а такая мелочь, как душа, потерялась по дороге. И вроде бы без нее прожить можно, но вот разваливается жизнь, фальшивая она, как елочные игрушки, радости не приносящие.
Дорога Снорри начинается после смерти (что еще раз подтверждает приквельный характер "Края"). И это путь существа, которому в общем-то все равно, куда идти. Но главное, что он доходит и находит в себе силы вернуться.
Эльри Убийца Щенков. Бродяга, который пришел и был, пытался строить свою жизнь, как умел, возводя новый дом на фундаменте воспоминаний. Но цемент оказался некачественным, ключи подавленных желаний и совести его размыли, и дом рухнул. Только Эльри не из тех, кто будет горевать о несбывшимся. Он — человек дела и, увидев цель, шагает к ней по хрустящим трупам собственных тараканов. Не важно, куда ведет дорога. Есть долг. Есть клятва. Есть шанс, исполнив клятву, начать все сначала в буквальном смысле.
Тидрек, раненый мастер. Он изувечен собственным несовершенством. Каменный цветок не дается в руки Данилке-Недокормышу. А Хозяйка Медной горы не спешит на помощь. И желание, неисполнимое априори, толкает на обман. Сменить облик? Пусть будет чудо, если оно приблизит к мечте. А если сделан первый шаг, то и второй не вызовет сомнений. Дорога сама ложится под ноги, успевай переставлять. И пусть приводит к убийству, но ведь, совершенное во имя любви, оно прекрасно.
В теории. На практике кровь отрезвляет. Сводит с ума. И убитый — пусть не физически — мстит убийце. Потеряв все, Тидрек решается на дорогу к Девятому замку. И отказавшись от себя — своего рода, родителей, друзей, мастерства, чести, — он получает шанс. Это и вправду великая любовь, и песня о ней хороша.
Асклинг, пивная бочка, ставшая идолом, и идол, обретший плоть. Весьма любопытная фигура. Символ почтения ученика к учителю. Объект сейда, черного колдовства. Мститель, которому не удалась месть — он не убил Тидрека. И беглец.
Сам Асклинг не сделал ничего плохого, но при том он проклят. Заочно. Весьма напоминает мне христианский постулат о первородном грехе, когда новорожденный платит за чужие ошибки. Вот только Асклинг, в отличие от новорожденного, которому глубоко плевать на высокие материи, способен соображать, а его проклятие, незаслуженное, но действующее, губит других. Асклинг желает стать человеком, однако вне этого желания он уже человек.
Дэор. Еще один бродяга, неосторожно забредший на запретные территории. Еще один безумец от любви, решившийся на сделку, поставивший на кон не собственную душу, но возлюбленную. Что это? Азарт? Желание доказать высокомерному королю сидов, что человек способен сотворить чудо? Отчаяние? Или жадность? У него остался бы выход — в этом мире полно возможностей для красивой смерти. А что бы стало с ней?
Пожалуй, именно этот момент сделки с карликом, показателен для понимания характера Дэора, тех черт, которые проявятся позже. О да, он дойдет и вернется, он принесет имя карлика с того края мира, получит замок и Фионнэ, признание короля сидов и его сомнительную благодарность. А с нею нарядный ошейник и крепкую хозяйскую руку.
Интересно сравнить эти две любовные линии: Тидрек-Ласточка, Дэор-Фионнэ. Любопытно то, что в обоих случаях мы имеем сугубо мужской взгляд на проблему, женщины остаются в пассиве. Но если Ласточка каменно-равнодушна, она не пытается повлиять на Тидрека, остановить его или оттолкнуть, я бы сказала, что Ласточка слишком совершенна, чтобы самой предпринимать какие-то действия, то Фионнэ из другой породы. Пожалуй, что она — женщина-плющ. Ей требуется опора, и в то же время эта опора определяет вектор движения. Единственная ее попытка изменить что-либо — это попытка убежать, от которой Дэор отказывается. Он ведь победитель. Он вернулся за обещанной наградой, которую получил сполна. И Фионнэ для него — приз. Она же соглашается быть призом. Почему? Ради любви? Ее больше нет, и Фионнэ поймет это раньше многих. Исполняя волю отца, а потом и волю мужа? Возможно. Ей привычно подчиняться. А там, глядишь, случится еще какая-нибудь безнадежная любовь, которая заставит и страдать, и надеяться. С другой стороны Дэор — какой-никакой, но щит против ненавистного отца. А там и сын подрастет, воспитанный матерью, слушавший ее версии, ее истории, и кем он станет — большой вопрос. Но опорой для плюща несомненно послужит.
Возвращаемся к иным героям.
Борин, сын Тора, и Дарин, сын Фундина. Эти двое, на мой взгляд, весьма похожи. Оба идут за местью. Оба приходят. И получают шанс. Вот только один перешагнет тело врага и направится к чертогам предков, а другой предпочтет бегство, уверяя себя, будто бы оно — синоним прощению.
Рольф Ингварсон, мальчишка, которому было скучно пасти овец и приумножать отцовское богатство честным трудом. Он однажды ушел из дому, чтобы прийти в Орден Серебряного Креста, служить во имя короля и церкви, приближая конец мира. И возвращение домой, чтобы окончательно понять — дома больше нет, того места, куда можно вернуться (хирург уточняет — не в буквальном смысле, поскольку земля, овцы и строение остались, а вот дом, который сердце, исчез). А значит, и выбора особого: коль есть дорога, то иди до героического финала.
Корд'аэн, Лис, побежавший против огня, пытающийся поймать за хвост цаплю, на крыльях которой держится мир. Он служит идее, он верит, потому что лишь вера помогает удержать разум, когда этот самый мир разваливается на куски. Медный судья и вправду имеет в крови изрядно металла, чтобы любить и воевать с любовью, чтобы помнить и о ней, и о собственном долге. И пожалуй, единственный из всех, он понимает, куда и зачем идет. Он использует остальных, движет фигурки спутников по доске божественной игры. Другое дело, что понимание не спасает Лиса. Но лисица — зверь хитрый, живучий. Вывернется. Пусть в рыжей шерсти ее теперь прибавится седины, а на сердце — шрамов.
Что же сказать о других героях, которые собираются вокруг каждого из центров силы? Они есть и, несмотря на дальние планы, прописаны четко. Видны не тени-функции, но характеры, люди (и не совсем, чтобы люди).
Еще одним немаловажным достоинством "Девятого замка" является факт свободы воли персонажей. Не чувствуется над ними авторской довлеющей руки, не видны те нити, за которые творец дергает свои создания. Здесь работает механика собственных их мотивов — доводов разума, сердца и души. А посему, есть место выбору. И есть сила или слабость перед принятием этого выбора, равно как и цена, не навязанная, но взятая по собственной воле.
3. Сюжет.
Здесь, пожалуй, стоит говорить "сюжеты". Каждая линия имеет собственную завязку, развитие, кульминацию и развязку. Ну и события, в которые сии архитектурные компоненты был помещены автором. Вместе с тем глобальный сюжет завязан на гибели мира. Интересная тема. Она звучала, звучит и будет звучать, причем не только и не столько как конечная станция для всего и вся, сколько как точка глобальных изменений.
Здесь хотелось бы провести аналогию с ацтеками, которые кормили солнце кровью и сердцами, дабы у него, бедного, хватило сил двигаться по небосводу. Но солнце все же упало в море в тот день, когда причалили к берегам великой империи мешиков испанские корабли. Физически остались на месте континент, леса, долины, реки. Города вот частично уцелели. Но мир Тескатлипоки умер. Исполнилось пророчество? Пожалуй.
И Эдда поет нам о гибели мира. О сожранном солнце и мертвых богах. И вот золотая омела — опасное растение, которого и в нашем родном мире год от года больше — повисла на ветвях древнего ясеня. Корни омелы — чем не копья? И хватит у нее прозрачных ягод, чтобы заполонить весь мир.
Омела не убивает сразу. Она просто использует живое, чтобы жить самой. И вместе с ясенем дряхлеет сам мир. Меняется. И вот уже золото дает власть, а страх и рациональность — право отступить перед врагом. Рушатся родственные узы. И клятвы превращаются в пустой звук. Этот мир одряхлел, но еще способен на последнее чудо. Черный замок ждет достойных.
И достойные идут.
(гм, сложно писать о героике без пафоса)
Вот как раз их путь, не идейный, с которым как раз все нормально — каждый держит свой курс и получает свой риф — но сюжетный и подставляет автору подножку.
Снова выпадает "Край предков", поскольку замкнут сам на себе, но две другие части препарируем.
Итак: начало "Дороги" — оно начало дороги и есть. Каждому герою своя отправная точка и миниистория надлома. Автор выбрал более сложный вариант — он не сообщает о конфликте конкретного персонажа из разряда "в 12 лет был оцарапан кошкой, поэтому кошек не выносит надух", но показывает, как оно было. Тем самым с одной стороны текст усложняется за счет фона, вовлечения многих посторонних лиц, с другой, читатель становится свидетелем и как полноправный свидетель может судить о герое и ситуации. Сразу оговорюсь, быть свидетелем интересней, чем читать "протокол по делу". Но перечень дел иссякает, когда все герои собираются под крышей Снорри и решают гуртом (оно и понятно, так веселее) отправится к Девятому замку. Мотив у каждого веский, судьба ли постаралась подыграть Лису, или напротив, поставила подножку, но факт, что завязка истории закопана под домом пивовара.
И от этой завязки пляшет развитие... только сначала как-то оно слабо пляшет. Вьется сюжет, переходит от приключения к приключению, но вот остается такое ощущение, что часть этих препятствий — для того, чтобы были. При том, что до и после текст насыщен, там каждое предложение пашет на идею, а здесь — идут себе и идут. Болото? Ну болото. Шаман? И пусть его. Хотя хирург рассеяна по природе своей и могла чего-то недоглядеть.
Впрочем, исправляется сие легкой шлифовкой. Главное, не отрезать лишнего.
Что еще напеть по сюжету? Читатель нужен крепкий и с хорошей памятью, такой, который не испугается переплетения нитей, где каждая отдельно — не так и сложна, но в общей массе есть опасность забуксовать, разбираясь, кто есть кто. Хотя не так оно и сложно на самом-то деле.
4. Мир.
Мой любимый пункт. Мир здесь нарисован отдельными мазками. Не герои живут в мире, но мир держится на плечах героев. Он существует как деревня Снорри, где сходятся под тенью дуба консерваторы и реформаторы, не замечая, что сам дуб превращается в тень памяти, а обычаи теряют суть, сохраняя лишь внешнее. Это же просто — выполняешь некие действия и предки довольны, и боги... а над смыслом пусть мудрецы думают.
Умер ли здесь старый мир? Пожалуй, выжил, адаптируясь к изменениям. Ну а те, кто не в состоянии оказался адаптироваться, пусть претензии Дарвину предъявляют.
Мир есть и в подземельях Тидрека, где мастерство, талант — вот единственный достойный путь. А если талантом обделили? Или даже не так, если кому-то в роду, тому, кому повезло родиться раньше, таланта дадено больше?
Всю жизнь тебе жилы рвать и доказывать, что ты не хуже. И не здесь ли, в подземельях, истинная причина побега? Родившийся наново не имеет знаменитых предков, зато имеет шанс начать новый род. Выход? Вполне.
Но в подземельях обитают не только мастера с подмастерьями, сыновья конунгов и хранители сокровищ. Кому-то приходится сокровища добывать, грызть горы, ломать камни и собственное тело, живя в нищете. Не бывает, чтобы справедливо и для всех. А как хочется доведенным до края постучать в золоченую дверь. И лучше всего — кулаком аль тараном. Глядишь, не выдержит дверь и наступит блаженный час, когда воцарятся свобода, равенство и братство. И это тоже изменение мира, отнюдь не флуктуационное.
Дэор, Рольф и люди, которых не обошла чаша изменений. И одни вырезают селения за неправильную веру, а другие служат песней. Вот только поют как-то не так, не добивая до души. И вроде песня хороша, и слова те, и музыка. А слушатели хотят чего попроще, попонятней.
Знакомо весьма сие.
Люди меняются. Нет больше среди них места безумным походам и славе, но время покоя, время стабильности. Время власти искать себе хозяев, и потом уже эти хозяева решат, сколько и чего позволено стоящим ниже.
Сидов с заповедными их лесами не обходит стороной недобрый ветер перемен. Лишь альвы держатся с каменной отрешенностью, но камень тоже не бывает вечен.
Мир многообразен. Он разный, но он — один, живой организм, и как живой организм эмергентен. Тем самым каждое отдельно взятое место важно и само по себе, и в общем контексте повествования. С учетом того, что мест этих было превеликое множество, радует, что у автора получилось создать внутренне непротиворечивую модель.
Теперь слово о фантастичности. Я бы скорее использовала термин мифологичность, поскольку нет здесь фантастики, вымысел идет на грани. Сиды? Альвы? Дверги? Цверги? Драконы? С одной стороны явная сказка, с другой... а наше прошлое — разве не столь же сказочно? И почему я верю в существование тиранозавров или волшебное самозарождение жизни на Земле, но не в иные расы? Доказательств нет? Мое воображение — лучшее для меня доказательство, ибо мир реален ровно настолько, насколько мы сами этой реальности ему даем. И как знать, не стер ли перелом одну историю, подменив ее иной? Корни нашей памяти не столь и глубоки, их выкорчевывали, травили и подкармливали, убеждая нас то в одном, то в другом. История, оставаясь неизменной в свершившихся фактах, меняется в их толковании. И данный вариант ничем не хуже прочих.
В нем нет известных имен, красных стрелочек на контурных картах, прямоугольников, обозначающих расстановку сил. Сказка и миф куда менее конкретны, но куда более живучи. Так что фантастичность книги весьма условна. Скажем, реальность могла быть такой, как описал автор. А могла и не быть.
С ней, с реальностью, вечно что-то не так.
Язык, тот самый, который инструмент. Показательно то, что мне не хотелось править текст по мере прочтения, привычка давняя, весьма часто мешает оценить глубины авторской идеи и прочее, и прочее. К счастью, не сейчас.
Автор писать умеет. И не так, чтобы красиво — красивость зачастую излишня, пафосна — здесь же каждое слово на своем месте. Есть где жить образам, тем нюансам речи, которые создают многомерность произведения, оставляют свободу и воображению, и разуму, но все же держат мир в колее.
Книга — не кино. Здесь не использовать замедленной съемки или же рисованных спецэффектов, здесь нет музыки или игры актеров, которая порой важнее всех спецэффектов, здесь читатель строит свою киностудию. И от того, насколько автор сумеет достучаться до читателя, разбудить его воображение и нажать на нужные рычаги, будет зависеть то, насколько книга пробивает. Для меня эстетическая компонента важна. Если автор не управляется со словами, то как справится он со всем прочим? В большинстве случаев — никак.
Так что, за язык, которым написана книга, отдельное мое автору спасибо.
А чтоб автор совсем не разомлел, бахнем ему дегтя: мелочи я ловила по ходу чтения. Из крупного все же стоит подумать над структурой. Скорее на будущее (в данном варианте сложно что-то исправить, не задев жизненно важных органов пациента). Обилие независимых линий с флэшбеками в самых неожиданных местах порой стопорит движение. С другой стороны — память тренировать полезно, да...