Известный поэт, переводчик классической поэзии, Владимир Микушевич пришел в фантастическую прозу десять лет назад. «Роман-мозаика» под названием «Будущий год» впервые представил читателю фигуру бывшего следователя Игнатия Бирюкова, ныне иеромонаха Аверьяна, который принимает участие в расследовании загадочных историй. С этим же героем читатель встретится в новом сборнике новелл.
Мистика дачного Подмосковья окутывает любого, кто сходит в сторону от протоптанной тропинки – там другая ветвь судьбы, там леший и русалка на ветвях – существа без души, но тоже божьи твари. На неведомых дорожках нетрудно заплутать и сгинуть, но Аверьян приходит на помощь тем, кого можно спасти, и раскрывает правду о тех, кто остался без спасения. Он чем-то похож на инспектора Крафта из рассказов Мариэтты Чудаковой – результатом его работы часто становится не раскрытие преступления, а открытие «тонких связей» между людьми и миром. Между людьми и другими живыми существами. Вот мужчина влюбился в голубую сойку, вот женщина превратилась в беспородную собаку и следует повсюду за отцом своего ребенка. За шлагбаум не заходите – там живет саламандра, получившая бессмертную душу через любовь человека... Старец Аверьян смотрит на мир религиозным взглядом и оттого видит вещи, другим недоступные.
Религиозная философия автора выражена здесь не впрямую, как это было в романе «Воскресение в Третьем Риме». Она проходит глубинным фоном коротких историй, которые затрагивают актуальные темы. Война на Кавказе, залоговые аукционы, бедность, предательство, внезапное обогащение и его последствия для души человека – во всем этом Аверьян пытается разыскать подлинные смыслы, отличить происки Злогоса от искупительной жертвы. И обязательно — подвести моральный итог. В поучительном рассказе содержится не только констатация факта, но и заговор-заговаривание, наделение произошедшего новым искупительным смыслом. «Монастырь наш Россия», отступать некуда.
По поводу перевода "Полдня" в статус альманаха я еще тогда говорил, как все будет. Так и произошло.
Все шапкозакидательские "колонки" про высокие тиражи, про то что мы круче мейнстрима и круче "Если", и заведомо круче "Роскона", про невиданный расцвет отечественной фантастической прозы канули в забвенье. Там им и место.
Для определенности нужно сказать, что если бы десять лет назад руководство "Полдня" не приняло решение пойти по пути "Если" и не продалось бы крупному издательскому дому, проект вряд ли просуществовал бы более года. Мы видали тогда подобные проекты еще и понаряднее.
Всем понятно, что "Вокруг света" взял "Полдень" ради бренда — персонального бренда Бориса Стругацкого. Остальное было неважно и не нужно. Это было всегда всем понятно. Плохо, что никто не приложил ни малейших усилий для создания какой-то дополнительной ценности проекта.
История "Полдня" — это история со многими НЕ.
"Полдень" НЕ стал "стартовой площадкой": публикации лучших авторов оказались замеченными не в журнале, а уже в книжных изданиях; в номинационных процедурах мейнстримовских литературных премий журнал никак не участвовал; публикации авторов уровнем пониже не стали "звездным билетом" для продолжения карьеры; единичные великолепные рассказы начинающих авторов вообще никем не были замечены — ни премиальными списками, ни критиками, ни издателями; отсутствие журнала в "журнальном зале" привело к почти полному выпадению опубликованных текстов из литературного процесса.
"Полдень" НЕ стал рупором "четвертой волны", как некоторые (и ваш покорный слуга) ожидали от него поначалу: "Параграф 78" и несколько рассказов С.Соловьева, Е.Лукина, С.Логинова плюс пара рассказов В.Покровского за десять лет — маловато будет; гонорарная политика, про которую никто не сказал доброго слова, вряд ли способствовала привлечению столпов жанра; редакционная модель была сформирована на основе работы с самотеком, что вообще не предполагает концентрации на одном из творческих направлений; полная непрозрачность редакционной политики не способствовала привлечению представителей "четвертой волны", работающих за пределами окрестностей Санкт-Петербурга; отсутствие раздела литературной критики привело к тому, что платформа "четвертой волны" так и осталась не оформленной в явном виде.
"Полдень" НЕ стал идеологической площадкой: отсутствие раздела литературной критики привело к тому, что журнал не участвовал в оценке ключевых художественных произведений, как относящихся к жанру, так и расположенных за пределами жанра, и не давал содержательных оценок произведениям, опубликованным на его страницах; опора на самотек в публицистике стала причиной того, что актуальные события общественной жизни освещались фрагментарно и непоследовательно, зато дилетантским взглядам давался полный ход; публицистика А.Мелихова и К.Фрумкина, жанроведческие заметки П.Амнуэля и В.Окулова отложились в памяти, но в целом "вторая тетрадь" все эти годы была для журнала пустой обузой; ни разу ни в одном номере не было попытки сформулировать идеологическую платформу журнала — в результате на вопрос, а что именно вы хотели бы продолжать издавать, сегодня никто не дает простого и ясного ответа.
"Полдень" НЕ стал "колыбелью" для качественной фантастики — слишком много слабых, откровенно никудышных произведений, лишь слегка укладывающихся в общую формулу "типичный человек в нетипичных обстоятельствах", увидели свет на его страницах за прошедшее десятилетие.
"Полдень" НЕ стал инструментом для капитализации бренда "Вокруг света" — как в силу невнятной редакционной политики, так и из-за принципиального отказа подчиняться внутрикорпоративным процедурам; неудивительно, что при первой возможности руководство издательского дома предпочло избавиться от "чемодана без ручки".
Теперь немного о том, чем "Полдень" все-таки стал, несмотря на всю непоследовательность редакционной политики (и благодаря ей в том числе).
Во-первых, "Полдень" стал небезынтересной площадкой для серьезных авторов. "Эвакуатор" Быкова и "Столовая гора" Хуснутдинова впервые появились все-таки на его страницах.
Во-вторых, "Полдень" стал в последние пару лет настоящим питомником, издательской лабораторией для начинающих авторов, имеющих серьезные амбиции. Если пять лет назад в годовой подшивке с трудом можно было найти три-четыре заслуживающих внимания рассказа, и из них половина принадлежала авторам "четвертой волны" то в последние два-три года опора на самотек начала давать наконец результаты. В 2011 году, например, я отметил для себя более тридцати рассказов, заслуживающих внимания и высокой оценки, — 2-3 рассказа в каждом номере, почти половина всех текстов.
В-третьих, "Полдень" стал последним литературным журналом, распространявшимся в сети киосков. Такого больше не будет. Всем, кто захочет последовать по намеченному им пути, нужно будет серьезно проработать независимую от существующих сетей систему распространения.
Книга под названием «Набла квадрат», с символом оператора Лапласа на обложке и авторскими рисунками в стиле хэви метал, могла бы появиться на полках любителей фантастики двадцать лет назад. Но ее издательская судьба в России не сложилась – а сам автор отправился двигать науку за западное море, где стал известен как специалист по газодинамике, байкер и хард-гитарист. Коллекционное американское издание разошлось малым тиражом среди друзей. Российские читатели могли познакомиться с романом в ксерокопиях, а потом и в Интернете – и в узких кругах он с самого начала имел репутацию культового.
Воробьёв придумал постмодернистский текст – веселый, интеллектуальный, в котором разборки с тоталитарным режимом на планете Хейм составляют лишь часть истории. Другая часть, не менее важная, состоит в сшибке «больших стилей»: проход танковой колонны через зону ядерного взрыва, из операционной системы механического компьютера капает смазка, толпы смердящих подонков расползаются по городу, уворачиваясь от листовок отдела пропаганды насилия... Языки и народы бьются меж собой, а над полем битвы летает викингоподобный пришелец Горм с верным Фенриром, разит зло из лучеметов и ругается цитатами из классиков. Веселый дух, щедрый размах, вера в справедливость – из многочисленных жанровых клише выросло интересное дерево, которое нынче дало новый побег.
С новым романом герои предыдущего успели познакомиться в формате видеопостановки. Его действие в прошлом планеты, в начале эпохи НТР и мировых войн. Тут тоже Горм, да не тот – сын ярла Хёрдакнута, он ввязался в международный конфликт и совершил подвиги, которые будут воспеты в веках. Тут переплетены скандинавские саги, русские летописи и былины, дневники полярных экспедиций и многочисленные северные легенды о мире духов. Идеология, технология и молодецкая удаль соединяются в плавнотекущие строки летописи, перемежаемые жизнерадостным сарказмом и откомментированные чеканным слогом университетской монографии.
http://fantlab.ru/edition90845">Пётр Ворьбьёв. Горм сын Хёрдакнута. Набла2: Романы. – Луганск: «Шико», 2012. – 685 с. (Серия «Большая фантастика»)
Поднять научную фантастику на уровень Шекспира – такую задачу мог себе поставить только британский сочинитель. Цикл романов о сверхцивилизации Культура рассказывает о далеком будущем, в котором союз людей и мыслящих машин создал зону процветания в нашей части галактики. В книгах Бэнкса глубина идей и глубина повествовательной структуры дополняют захватывающий сюжет. Калейдоскоп фантастических сцен раскрывает целостный взгляд на современного человека с его добродетелями, подлостью, глупостью и интеллектуальными амбициями.
статья из "Если", №6, 2012
Писатель Иэн Бэнкс по всем рейтингам входит в число ведущих британских прозаиков. Писатель Иэн М. Бэнкс в их число не входит, хотя это тот же самый человек. Под этим именем автор публикует научную фантастику, инвестируя в эту сферу мейнстримовский успех. Его сложную в литературном отношении фантастику трудно назвать массовой, но на родине автора она пользуется популярностью, задавая максимально высокую планку для жанра. Поклонники М.Бэнкса имеются и среди российских читателей.
Публикация цикла романов о Культуре началась четверть века назад. Чтобы выпустить его на русском языке, российским издателям потребовалось десять лет. Начавшее почин издательство АСТ, к сожалению, не обеспечило уровень перевода и даже редактуры (в результате перевод терминологии в разных книгах несопоставим). Подхватившее эстафету ЭКСМО сделало ставку на качество, и даже выпустило собственную версию первого романа в цикле «Вспомни о Флебе». Его постоянным переводчиком стал Георгий Крылов, чья работа заслуживает высочайшей оценки.
В 2011 году были отправлены в печать два романа – «Игрок» и «Материя» — которые должны были завершить российскую публикацию цикла. Но автор не намерен останавливаться: одновременно с этим он выпустил новый роман о Культуре «Поверхность в деталях», и не против сочинить что-нибудь еще.
Взнесшиеся мощно
Латинское слово «культура» первоначально относилось к культивированию, взращиванию растений. Культура Бэнкса – это искусственная среда взращивания и поддержки человека, пронизывающая все доступное ему мироздание. В интервью писатель признается, что у его образов есть левые социалистические корни, и это связано с принципиально новой средой обитания: «Ты живешь в такой среде, которую необходимо постоянно поддерживать, если какая-нибудь мелочь пойдет не так — все погибнут. Необходимо сплотиться всем вместе, эгоистом быть невозможно. Идея заключается в том, что в космосе социализм необходим, по крайней мере в искусственной среде».
Впрочем, название сверхцивилизации больше связано с давней фразой то ли Геринга, то ли забытого немецкого драматурга про пистолет и культуру. Особенность в том, что когда на горизонте появляются гигантские корабли Культуры, местным фашикам уже поздно хвататься за пистолет.
Утопический цикл Бэнкса напрашивается на сравнение с циклом Стругацких про мир Полдня. Безграничные ресурсы здесь служат защите и развитию личности, хорошие парни объединяются против плохих, и никто не платит по счетам. Имеются также юноши в свободном поиске на старых кораблях, и служба Контакта, набирающая лучших сотрудников, и внутри нее тайный отдел Особых Обстоятельств, действующий без оглядки на моральные ограничения. Но не следует преувеличивать известность российских фантастов за рубежом: речь может идти лишь об общих красках жанровой палитры. У Бэнкса нет гуманистического пафоса, он скорее стремится выявить ограниченность человеческих притязаний. А из российских авторов, оказавших влияние, называет в первую очередь Толстого, Горького, Чехова.
Культура живет в мире ограничений – с разных сторон ее поджимают отколовшиеся фракции человечества и другие сверхцивилизации с оригинальной биологией и моралью. У многих из них есть «ведомые», развитием которых они управляют. Политические трения и правила субординации в этом мире мало отличаются от тех, что присутствуют среди людей. Особенно ярко проявляются качества Культуры на границе с малоразвитыми обществами – она не стремится насильственно впихнуть их на кривую прогресса, но пытается через своих агентов не допустить возвышения злодейства, чтобы защитить собственное будущее.
Правдивей, чем игра
«Игрок» — один из ранних романов в цикле. Удивительно, что нет никаких примет застарелости, вроде киберпанковской любви к гигантским компьютерам. Для Бэнкса-фантаста интересны люди, а не технологии – и все, что связано с развитием науки и техники, выводится на предел воображения. Бесконечно большая мощь в бесконечно малом объеме, таков искусственный интеллект в Культуре. К этому может прилагаться вредный характер или коварство, и обязательно – верность долгу.
Автор постепенно вводит читателя в мир Культуры, прежде чем отправить сюжет в межгалактический полет. Мы узнаем, что у человека будущего усовершенствованная биохимия, генетические болезни преодолены, и армия искусственных существ защищает его от всех мыслимых бед. Не всегда удачно, — но из репликатора можно восстановить копию личности на момент записи. Изменение пола, развитие новых способностей, галактические путешествия так же обыденны, как утренняя пробежка.
В этом мире всеобщего благоденствия наиболее ценятся личные достижения – и герой романа, Жерно Гурдже, заслужил звание одного из лучших игроков. В любой логической игре он быстро становится чемпионом. С помощью шантажа его заманили на оперативную работу в столице недоразвитой звездной империи, потенциального врага Культуры. Проблема в том, что политическая структура империи выстроена вокруг сложной стратегической игры, квинтэссенции военного и политического опыта, и лишь такой гениальный игрок, как Гурдже, может освоить ее правила. Поначалу он вовсе не горит желанием ревностно служить Культуре, но втягивается в игру, и пробуждаются личные амбиции, которые превращают его в угрозу местной власти. Вызов, возможность участвовать в большой игре и добиваться результата – вот что привлекательно для человека (и для сопровождающего робота-автономника).
Образ игровой политической структуры Азада больше всего походит на сложную систему американских праймериз, — полтора года вычурных публичных единоборств, в которых решается, кто возглавит державу на следующий срок. Но есть параллели и с советской системой управления, в которой для успешной карьеры необходимо было освоить жонглирование цитатами классиков марксизма-ленинизма. Игра выражает сущность всей культуры, и столкновение Культуры с Азадом стало моментом испытания для обеих.
Вооружиться против моря бед
Роман «Материя» написан недавно и выглядит более жестким. Автор сходу вываливает на читателя гору странных образов (бог в центре мира, следы светил на небосклоне и т.п.), которые напоминают бред юного сочинителя и рациональное объяснение которых появится в тексте много позднее. Главные действия происходят на нижних слоях пустотела Сурсамен, где гуманоидные цивилизации осваивают ружья, паровой двигатель и технологии тотальной войны. Но коварство, предательство и по-настоящему шекспировская жестокость встречаются как внизу, так и наверху, среди рас, находящихся на более высоких ступенях эволюции. Сюжет разворачивается параллельно на нескольких уровнях, и лишь к финалу все линии сводятся воедино.
Король сарлов, объединивший нижние уровни огнем и мечом, злодейски убит соратником. Принц Фербин в бегах, надеется найти помощь в других мирах. Принц Орамен с тревогой наблюдает за действиями регента и сталкивается с предательством старых друзей, подставляющих его под нож. Принцесса Джан Серий… давно уже стала в Культуре оперативником Особых Обстоятельств, но долг призывает ее на родину. Каждый из них сталкивается с вопросом, плыть ли дальше по течению или бросить вызов напастям родовой судьбы. Каждый сыграет важную роль в захватывающей и кровавой кульминации.
Декорации королевского дома позволяют Бэнксу насытить текст театральными метафорами. Например, актерское мастерство и знание литературных источников оказываются совершенно необходимы для выступлений на публике. Сцены с участием разных героев выстраиваются в тематические параллели, чтоб усилить художественный эффект. А местами встречается прямая стилизация под елизаветинскую драматургию: «Удачу в эти дни мне выдают мелкими монетами, мадам. И все же я надеюсь, что благодарность буду отсчитывать крупными купюрами».
Горизонт повествования постоянно смещается: только что герои чувствовали себя уверенно, и вдруг оказались персонажами чужого наблюдения и чужой истории. Одна из центральных сцен романа – проходная, на первый взгляд, встреча принца Фербина с бывшим оперативником Культуры, когда-то завербовавшим его сестру. Проблемы развития личности и цивилизации здесь сведены в один узел.
В мире сверхцивилизаций преодолены материальные ограничения, искушение «замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства» встречается на каждом шагу. Но герои преодолевают это искушение и в нужный момент делают нравственный выбор. Потому что материя имеет значение (название романа в оригинале многозначно), потому что человек имеет значение. Потому что страдания живых существ можно уменьшить, когда для этого есть условия и возможности. Нельзя быть просто зрителем, надо постараться стать хорошим актером на этой сцене.
облако тэгов
