Чувствуется, что автор любит Армению, где его отлично принимали, показывали исторические места и кормили вкусной армянской едой. А ещё, видимо, он прочитал хорошую научно-популярную книгу Еремея Парнова «На перекрёстке бесконечностей». В результате алхимического брака впечатлений появился на свет этот рассказ.

Но о чём он – остаётся загадкой. Виртуально воссозданный гений рассказывает про судьбу армянского народа и страстно излагает избранные места из научпопа Парнова. Посмотрели фрески монастыря – поговорили про пятимерный континуум. Виртуально выпили, закусили – лекция про гравитационную массу света, про высшую энергетическую целесообразность Вселенной. Протагонист потрясён гениальностью гения, правда, немного отвлекают достопримечательности, застолья и скромная девушка со старинным армянским именем Тамара. Потом садятся батарейки, и надо снимать психошлем. Снимает. Всё.

Ни черта не понял.

По-детски беззастенчивое подражание «Йону Тихому». То есть, полностью спёрта манера изложения, вот только в остальном – дым едва попукивает, а трубы нет и вовсе. Последовательно изобличены и подвергнуты бичеванию следующие пороки: недостойная пионера легкомысленность; тунеядство; абстракционизм (важнейшая тема 1963 года); бюрократизм; волокитство. Да, а ещё в Америке на всех углах грабят и охотятся на коммунистов, полуголые танцуют богомерзкий твист, «доставая макушкой до поясницы» (тут, правда, сложно – может, и не твист; я не понял, что это за адский танец такой), и, разумеется, в свободное время линчуют негров.

В общем, советская крокодильская сатира образца 60-х годов. Примитивная, дежурная, по типовым утверждённым лекалам. При этом ужасное подозрение, что автор не просто отрабатывает тему, а на самом деле наслаждается собственным остроумием. Это и вовсе пугает.

Что можно сказать по поводу лубка? Все, наверное, видели эти гравюры: бородатое угробище охаживает дубьём кого-то ещё более страхолюдного, рядом сидит и пялится жутковатый кот с хвостом-спиралью, а чтобы не было разночтений, кривыми буквами внизу прописана мораль. Адресовались лубки малограмотным и, в силу этого, свято верящим в печатное слово людям.

Вот этот рассказ и есть – лубок. То есть, простите, он о романтике труда в отдалённых лесистых местностях. Романтика описана автором, не то чтобы самолично забивавшем сваи в дно реки, но вряд ли вообще когда-либо покидавшем окрестности крупного города. Черпать красивости приходилось в классической литературе и из «Комсомольской правды». «И застучали на берегу топоры — вразнобой, вперестук, наперегонки. А им подпевали, захлебываясь, пилы, поддакивали скороговоркой бульдозеры, подвизгивала лебедка». И разговаривают герои-комсомольцы напевным, очень народным языком: «Вы ещё не наелись, родименькие?», «Топором тесать – это вам не язык чесать», «Я твоя навсегда, на веки вечные, бессрочно, пожизненно, до той самой доски».

Соцзаказ, да. Нужно было увлечь молодёжь на БАМ. Сам я мелкий был в семидесятые, для призыва негоден, но по природе, видимо, циник, потому что тогда уже подташнивало: что ни открой, что ни включи – БАМ, БАМ, БАМ. Повседневно лупило в мозг, как колокол. Спасения не было, в печёнках уже сидело. А от таких примитивных поделок – особенно.

Далее «топоры звучат ещё заполошнее, а пилы визжат ещё истеричнее». И потрясённые трудовым подвигом всемогущие потомки даруют комсомольцам лишние сутки, чтобы они могли перевыполнить социалистические обязательства.

Даже не смешно. Просто лубок.

Сложно комментировать сюрреализм/психоделику, поскольку непонятно, что в них, собственно, можно комментировать. Здесь в рассказе присутствуют солидные научные слова «скафандр», «вулкан», «цивилизация осьминогов», что формально причисляет его к разряду НФ. Но затем протагонист честно признаётся: «Я /стал/ маленьким и круглым, будто голова красного голландского сыра. Став голландским сыром, я покатился куда-то вниз и катился долго и приятно». Чуть дальше: «Вот летит птица, плывет крокодил, кошка. Прошел согнутый годами старик. Но основная их форма шарообразна». А в финале герой превращается в чёрный дым и высасывается в форточку, потрясенный откровением: «Интереснейшая цифра – двадцать три!». А так фантастика, да. Скафандры же в наличии.

В сборнике есть горячечные видения и позаковыристее («В складке времени», «Счастье Рыжего Эрика»). Понять в них что-либо невозможно, но желающим, может быть, откроется откроется смысл существования Вселенной. Тут исключительно дело вкуса.

Вообще, сильнейшее ощущение, что автору страстно хотелось поделиться с читателем неким личным опытом, однако в силу косности советского книгоиздания он вынужден был маскировать волшебные путешествия под банальную НФ. Этакая «Люси в небесах с алмазами» на наш лад.

Весь сюжет, весь конфликт между первооткрывательским героизмом и скучной, терпеливой работой профессионалов – всё тщательно скопировано из АБС. Но не из «Страны багровых туч» (пусть Венера не вводит в заблуждение), а из рассказа «Десантники». Практически один в один. Вот только выводы про «штурм унд дранг» немножечко другие. «Это паршивое качество, – говорит Горбовский Атосу. – Это кровь и кости. И вы даже не понимаете этого». А у Шалимова героя ласково журят, на пять лет отстраняют от полётов, но присваивают звание академика сразу в десятке академий. А местному эквиваленту Горбовского ставят на вид за «чрезмерное проявление осторожности». Почувствуйте разницу.

Уровень фанфика, хотя в то время такого слова и не слыхивали. Похоже, что Шалимову захотелось «срезать» Стругацких, как сделал это Ефремов «Сердцем Змеи» с бедным Мюрреем Лейнстером (слава богу, Лейнстер так и остался в счастливом неведении). Если честно, то результат так себе в обоих случаях.

При этом написано хорошо. Если бы не назойливо торчащие уши первоисточника, то сказал бы, что очень хорошо. Убрать бы только к чёртовой матери кумачово-фанфарный финал с отечески-добродушно-строгим Генералом, с сентенциями про противопоставлению себя коллективу и фразами типа: «На моем месте так поступил бы каждый». Впрочем, есть сильное ощущение, что концовку прилепили на кое-как, лишь бы главлит проглотил вкусное и сыто прижмурил глаза.

P.S. И не седеют люди в одночасье – ни от ужаса, ни от прочих стрессов. Потом, задним числом – да, подросшие волосы могут быть обесцвеченными. Но не так, чтобы вылетел на задание, а вернулся седым как лунь. Расхожий драматический штамп, издревле кочующий по литературе.

Небольшой флешбэк про диктатора, который по злобе своей хотел взорвать Землю. Затем долгое описание прекрасного будущего с термоядерными поездами и очень развитыми культурой и спортом. Но главное – Кнопка, оставшаяся после диктатора. Тяжкое наследие прошлого. Если её нажать, то Земля разлетится к чёртовой матери. Простой, как мы с вами, безымянный герой долго борется с искушением, с внутренними бесами и в конце концов решает: нет, не буду нажимать. А ведь так хотелось... Но нравственная победа одержана, наставник высказывается в смысле: вот ты и выдержал главный экзамен, теперь ты достойный член нашего счастливого гуманного общества.

Странные, очень странные у них там испытания на зрелость. Невольно закрадываются подозрения, что в описанном прекрасном будущем хватает людей, способных из спортивного интереса и себя угробить, и всё человечество за компанию. Требуется психологический отсев. Или в чём мысль-то?

Я вот не буду пинать мину или авиационную бомбу, случайно вывороченную из земли. Соблазн, безусловно, велик, но всё равно тихо-тихо обойду по предельно широкому радиусу. Наверное, я – гармоничный человек будущего, просто раньше не догадывался.

Буду ругаться по поводу правдоподобия. И речь даже не о животворной силе радиации и не о растительности/каналах как способа связи с другими мирами. Я про нелепости, которые являются сюжетообразующими.

Нелепая сама по себе идея Жертвы. Не силён в движениях небесных светил, но какой процент разрушенной планеты не отправится свободно бороздить Солнечную систему, а благодатно вспашет поверхность Марса? Одна стотриллионная доля? И конечно, эта доля малая вся будет состоять из столь желанных радиоактивных материалов? Это даже не из пушки по воробьям, это – ядерной ракетой по бактерии. А не проще ли капнуть «аннигилином» на какую-нибудь скалу у себя в пустыне и получить относительно скромный бабах, зато со стопроцентным КПД? Мысль вроде бы очевидная. Но тогда не будет, собственно, сюжета.

Цивилизация древняя, и уже две тысячи лет назад её энерговооружённости хватало, чтобы в клочья разнести соседнюю планету (Фаэтон, надо полагать). Тем не менее Мауну/Землю они до сих пор изучают чуть ли ни в единственный телескоп, гадая, есть на ней жизнь или нет. Космические корабли имеются, взорвать планету могут, но слетать к ней и посмотреть глазами – за тысячи лет так и не собрались. Но так надо, чтобы герои имели возможность терзаться неопределённостью и испытывать нравственные муки.

Последняя рождённая молодая женщина должна цениться на вес... я даже не знаю чего. Да её хранить должны в алмазном саркофаге в десяти километрах под поверхностью. Не то что лезть под дюзы корабля – ей в туалет не дали бы сходить без тройного перекрёстного контроля. Однако настоящая драма требует жертвенной смерти, а какая жертва может быть вкуснее, нежели юная влюблённая красавица?

И про театральность. Достоинства Шалимова – простой ясный язык, бодрое действие, живые герои. Но не здесь. Здесь персонажи то и дело как бы заворачиваются в тогу, выходят на край сцены и начинают громогласно вещать, изрекать, сообщать поверх голов зрителей важные подробности, на инсценировку которых не хватило бюджета. Производит тягостное впечатление.

А идея про бессмертие, которое обессмысливает жизнь, хороша. Увы, но реализация идеи сильно обесценивает её саму.

Давайте по порядку. Транспортными потоками мегаполиса управляет некий Мозг. Но он уже старенький, у него наросли «остаточные потенциалы на латеральных бетаклеммах», поэтому он слишком пуглив и перестраховывается. Матёрый опытный диспетчер учит стажёра, что аварийные сигналы следует игнорировать, а полагаться нужно на внутренний голос — в этом заключается профессионализм. Тут же в наличии имеется современный Мозг, исправный и продвинутый. Но он выключен. Стоит на запасном, так сказать, пути — глядишь, пригодится. Так что грузопотоки и жизни горожан зависят исключительно от чуйки диспетчеров, от их способности угадать, обоснованно паникует устаревший Мозг или это у него так, старческая блажь.

В очередной раз автор поставил меня в тупик. Я не понял ничего. Одно могу сказать: не завидую мегаполису, где трафиком рулят эксцентричные сумасшедшие. Трудовые будни которых в рассказе, собственно, и описаны.

В этой повести прекрасно всё, начиная с удивительных имён персонажей, похожих на неприличные прозвища: Перстач, Клитоцибер, Драголюб.

Экспедиция: корабль приземляется на планету. «Что-то засиделся я, – говорит стажёр. – Схожу-ка гляну, что там за бортом, у меня такие принципы». Уходит, смеётся по радио дурным смехом, после чего исчезает бесследно. По его следам отправляется биоробот. Сообщив важную информацию: «Наш корабль издали похож на серебристый бублик», тоже смеётся и тоже пропадает. Наступает очередь пилота на чём-то летучем, но с гусеницами, – результат такой же. Капитан медленно начинает подозревать неладное.

Но! Тут мимоходом вспоминается, что планета вообще-то населена, экспедиция третья по счёту, и в наличии есть отчёты двух предыдущих. Появляются головастые кожистые аборигены с немецким акцентом, древняя книга с секретными знаниями, звездоплаватели восклицают: «Нужно знать многие тайны земли и неба, чтобы не потерять рассудок!», а ещё один биоробот в безграничной мудрости изрекает: «Путь познания никогда не бывает прямым». Тайна и впрямь труднопостижима:

Теперь тайна раскрыта, а маловерам и затаившимся оппортунистам даётся решительный отпор: «Давно прошли времена, когда считали, что воздействие гравитационного поля просто раздавит, изувечит живые организмы». Теперь всё будет по-другому, с этого дня устаревшие законы природы раз и навсегда решительно отменяются.

Ну и прелестная сцена, когда капитан объясняет экипажу космолёта, что такое «чёрные дыры». Космолётчики слушают раскрыв рот – они впервые в жизни услыхали об этаком чуде-юде. Приходится растолковывать на пальцах в духе: «скрипочка – это такой ящичек, на нём натянуты кишочки, по ним водят волосиком, и они пищат» ©. Смышленые космолётчики кивают, усваивая.

Даже не могу сказать – это сознательное глумление над жанром или, наоборот, плод неизгладимого впечатления, которое произвёл на автора случайно прочитанный палп-рассказ из 30-х годов. В сознании остался легкий, но сильный (или наоборот) привкус безумия. Теперь мне хочется, как главному герою, «время от времени оборачиваться и громко выкрикивать: «Ли-Би-Па! Ли-Би-Па!»*.

* Само по себе восклицание это лишено какого-либо смысла, но на планете В-10 оно может спасти от нападения чнеров**. (авт.).

** Крупные хищные грибы на планете В-10 (авт.).

Рассказ вроде бы заявлен как НФ, но его содержание быстро и уверенно съезжает в какую-то психоделику. Вот герой наугад сходит на первой попавшейся темпоральной станции и совершенно, абсолютно случайно натыкается на родного брата, живущего в другом времени. Брат обитает в коттедже, похожем на «приземистый гриб на толстой ножке. Оранжевая шляпка крыши раскрашена серебристыми звездами». Такой же простенький коттедж был у их отца. Улыбки, слёзы, воспоминания, как кто-то из братьев лежал в снегу под Тулой, вокруг стреляли, а другой брат то ли пробегал мимо, то ли не пробегал.

Хлоп, смена кадра: 1920-е годы. Непонятные люди энергично отстреливаются из поезда от преследующей конницы, видимо, от банды Бурнаша. Тут же рядом какие-то парубки с револьвером ловят «контру». Старик-мельник пару страниц плачет по своей мельнице, затем дарит её колхозу и становится счастлив.

Хлоп, смена кадра. Герой героически погружается в некий «Хьюстон-2020». Стенограммы длинных разговоров местных жителей: все как один они мучаются от преследований ФБР, клянут судьбу и планируют самоубийство. Имеет место подвиг разведчика, но в чём он состоит, понять не представляется возможным.

Хлоп. Герой и его племянник свободно парят над буйными травами. В погребах поют подснежники: «Дзинь-дзинь! Дзинь-дон!». Герой открывает племяннику тайны мироздания:

– Бесконечность в большом и малом. Бесконечность структур атома вселенной. Мы заняты поисками живых сушеств на других планетах нашей Галактики, однако сами вместе с нашей Галактикой являемся частью кого-то ВЕЛИКОГО, который живет и мыслит...

Ну и так далее. Лоскутный набор бессвязных видений, льющихся свободно и широко, как река Волга. Возможно, смысл во всём этом имеется, но чтобы его постичь, нужно расширять сознание. А я уже слишком стар для этого... гм... расширения. «Так что не истощай напрасно мои АТФ-генераторы», как сказал один персонаж в другом произведении Тесленко.

Дело вкуса, безусловно, но для меня нож острый такие вот «психологические очерки». Как бы по умолчанию они освобождают автора от необходимости выстраивать сюжет, следить за логикой, развешивать ружья и вовремя из них стрелять. Зачем? Ведь главное – внутренний мир героев, правда? Я не против внутреннего мира, отнюдь, но против его подмены бесконечными монотонными любовными терзаниями героев (четыре пятых текста), да ещё и изложенными выспренным слогом мадам Жорж Санд: «Может, ей хочется, чтобы я говорил о своей большой любви? Почему она так? Это жестоко! Ей хочется, чтобы я унижался?» «И волны вспыхнувшей вновь любви и мучительной ревности, вдруг столкнувшись, рассыпались мертвой зыбью безразличия и отвращения ко всему на свете». Кому-то такие словесные кудри, может быть, бальзам на душу, но я, простите, пас.

А НФ-составляющая – здесь так, мимикрия. Убери бессмысленно шляющихся биокиберов, замени «гелиобульерную установку» на химкомбинат, а грозное «К-лептическое излучение» на неочищенные стоки – не изменится ничего. Что-то автор хотел поведать о противоречивых муках любви (молодой человек одновременно влюблён в девушку и в её мать), а для маскировки припудрил актуальной в то время экологической темой.

Повесть написана в странной манере – нарочито упрощённой, словно для маленьких детей. Мне, рассказывает протагонист-биоробот, велели полететь на планету Ир. Я полетел на планету Ир. На планете Ир я допустил ужасную ошибку и провалился в болото. Без болота было хорошо, а в болоте плохо. Я долго выбирался из болота и наконец выбрался. Очень хотелось есть. Вот такое у меня было приключение на планете Ир. Конец первой части.

Дальше – больше. Прямо возле театра на Земле можно поймать межпланетное такси, которое отвезёт тебя на таинственный астероид. Атмосферы на астероиде нет, но там можно жечь костры, под ногами валяются старые противогазы, а минералы мягкие и имеют шоколадный вкус, и там в норке живёт отставной космолётчик Астрагал. Научно-просветительские беседы: «Мне вживили новый кишечник, который переваривает даже камни». – «О! Как далеко шагнула наука Земли! В моё время, семь лет назад, об этом только поговаривали». Какая-то мутная вставная история про редкий инопланетный перец, который жена умоляла Астрагала достать и который в результате сгнил. Безусловной находкой автора можно считать «пирамидальные шлемы» скафандров. Пытался себе представить – не вышло. Что-то такое громоздкое, древнеегипетское, для крошечных голов.

Но это не детская литература, нет. Периодически автор спохватывается и вставляет умные фразы «мультиаксонное строение политразонной квазиархитектоники» и «излишек ацетил-коензима-А не поступает в цикл Кребса, а демонстративно превращается в ацето-уксусную кислоту». Так что всё по-взрослому, без дураков.

Это всё про форму подачи, а по существу — очень отвлечённо (ну очень сильно «очень») обыгрывается вечный вопрос Азимова: что есть робот и что человек, и где пролегает тонкая грань между ними. Беда в том, что автор сам не определился с тем, что он хочет сказать. Похоже, понадеялся, что идея организуется как-нибудь сама в процессе написания. Не организовалась. А серия финальных «супертвистов» окончательно добила сюжет, превратив даже проблески смысла в неудобоваримую эмоциональную кашу.

Первое и главное – про логику. Ваша любимая погибает в результате несчастного случая, но в вашей власти изменить первый месяц знакомства, чтобы этого не произошло. Может быть, перевезти её в другое место, приставить няньку/телохранителя, в конце концов просто заасфальтировать обрывчик, с которого она может навернуться? Нет, это слишком приземлённо. Нужно ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЛЮБВИ и УБИТЬ ЛЮБОВЬ, только так. Иначе драмы не будет, зачем огород городить?

Второе, необязательное: а зачем Ларионова всё время избирает протагонистом мужчину? Уж больно лихорадочные выходят у неё герои, все такие внезапные, неожиданные. Вот и здесь взволнованный сумбур с исступленными вскриками и заламыванием рук, с метаниями, с выкрученным на максимум вселенским надрывом... Какой-то Юный Вертер, а не галактический космолётчик. Если бы поменять местами гендерные роли и, наоборот, девушка спасала бы любимого... не то чтобы это умнее выглядело, но хотя бы экзальтация была оправданнее.

Третье и тоже главное: финальный твист. Получается, всё произошедшее до этого – плод воспалённого воображения протагониста? А если нет, то куда девать цепочку временных парадоксов, которые что по отдельности, что вместе взятые этого самого твиста никак не допускают?

А впрочем, какая разница? Пусть герой портит воздух семью зелёными молниями, а звездолёты разбиваются о кометный хвост за световой год от ближайшей звезды. Мелочи, просто антураж такой. Главное, что повесть – про ВЕЛИКУЮ ЛЮБОВЬ.

Очень типично для Ларионовой: интригующая, тщательно прописанная завязка – и неизбежное скатывание в мелодраму ради мелодрамы, с какой-то искусственной, выдутой, как пузырь, проблемой.

Крайне странная концепция Настоящих Писателей, пробиться в касту которых – мечта: для начала нужно прославиться писанием «на бумаге». Вершина литературной карьеры – стать сценаристом бесконечных сериалов?

Биороботы, они же актёры, которые не знают, что они актёры. На роли берём не людей, но создаём андроидов, которые осознают себя личностью, – зачем? Не слишком ли вычурно? Какой-то велосипед с ядерным двигателем и квадратными колёсами. Но уж если биороботы – это старая и почтенная практика, как можно понять из возраста Кастора, то тем нелепее картинное раскаяние последнего. Это как если бы престарелый Перикл сказал любимому рабу: «Ладно, сынок, ступай рулить Афинами», а сам, кряхтя, поплёлся бы цеплять на шею рабский ошейник.

И само решение этической проблемы (пусть даже высосанной из пальца). Два персонажа становятся друг напротив друга и продолжительное время обмениваются контраргументами «за» и «против». Блистательно побеждает точка зрения автора. Безусловно, во времена Перикла такое решение являлось смелым драматургическим прорывом, однако сейчас смотрится несколько старомодным. Да и в 1967 году, пожалуй, тоже.

Полностью присоединяюсь к отзыву Sawwin, просто ещё пара моментов, оставивших меня в недоумении.

А каким образом Сарри добыла в своё распоряжение клона Арсиньегаса для подмены? Эти клоны в суперцентре вроде дров лежат – любая медсестра подходи и пользуйся?

Ладно, подменила-перепрограммировала. Но почему перепрограммировала клона, а не оригинал? В чём смысл? И что значит фраза «Сначала у нее вырвался крик по любимому, и только потом – по мужу»? Испустила с паузой два отдельных крика в разной тональности? Так кого любила-то на самом деле – изначального или переделанного?

И почему двойники шесть лет на равных скачут по Земле, пока не оказываются вместе в разбившемся «гидробомиле»? Разве не должен источник органов (после подмены – оригинальный Арсиньегас) тихо-мирно покоиться в суперцентре, дожидаясь, пока не потребуется для пересадки печень или кишечник? Куда это безмозглого донора понесло, а главное, каким образом? И никого это не удивляет, что интересно. Вопрос о свободно бродящем организме вообще не поднимается – его отсутствия в суперцентре за шесть лет даже не заметили, видимо, всё в порядке вещей.

Читаю Ларионову подряд, и имеет место неприятная тенденция. Всегда хорошее начало, сдержанно-иронический тон, но затем начинают вылезать страдание и надрывность, действие подменяется многословным внутренним миром/монологом, и в конце концов эмоции съезжают уже в некую экзальтацию. В жертву финальному катарсису легко приносятся логика, связность повествования, зачастую здравый смысл. Говорите, нет такого понятия «женская литература»? Так вот она во всей красе. А ведь Ларионова – из лучших. (Наверное, я «шовинист» или как это называется).

Любовь. Любовь превыше звёзд. Глупые пришельцы алчут материальных благ, а искать нужно любовь, и не в христианском смысле, а в самом натуральном. Так что планетка наша не бесполезна вовсе, а может дать ого-го, да только им, бездуховным, не понять – ну, разве что одной-единственной задумчивой инопланетянке.

Тьфу ты. Ещё ладно, были бы инопланетяне гуманоидами, а на Гее/Земле нравственно перековались бы (тривиально, но пусть). Но они – метаморфы, способные преобразоваться в любое существо на любой планете. И вот такое инопланетное нечто, приняв образ совершенной женщины, тут же начинает что? Правильно, испытывать неодолимую тягу к человеческому мужчине. С чего вдруг? Просто такова всепобеждающая сила любви. И, судя по финалу, метаморф-альдебаранец (или откуда они там?) теперь составит счастие дальнейшей жизни молодого скульптора. Бр-р, упаси господи...

Про какую-то там чуждую психологию речи не идёт. Кроме мятущейся и жертвенной героини (интересно, метаморфы имеют пол до перевоплощения, а если да, то какой?), инопланетяне представлены тремя архетипами отечественной классики: а) туповатый капитан-служака, боготворящий устав; б) рыкающий мизантроп-солдафон; в) благостный сластолюбивый старец, любящий вкусно поесть и совокупиться при оказии. У Шекли такое лобовое очеловечивание служит, собственно, источником юмора, но здесь-то у нас вроде всё по-серьёзному? А больше в рассказе ничего и нет, не считая интриги со статуей/нестатуей и суетливой толкотни с подменой одной на другую.

Бедный Пигмалион. Знай он, что у него там на самом деле ожило на постаменте – зайцем бежал бы до древнекитайской границы, а то и через Берингов пролив.

Но – всё очень красиво и возвышенно. Поэтически.

М-да. Попытка упихать в объём рассказа всё, что на ум пришло: апокалипсис, Лемурию, бронтозавров и индейцев, пищевые фабрики двадцать седьмого века, чёрные обтекаемые японские истребители будущего и самих японцев в шёлковых шортах, до кучи ещё и Мухаммеда с Иисусом Навиным.

В основе всего – под прикрытием авторитета Эйнштейна – какая-то дикая космогония (или космология?), в которой некая звезда (в четвёртом измерении) стукается о наше Солнце, и последнее летит, летит куда-то, как шар в бильярде, и всё бы ничего, но от этого все времена на Земле перемешиваются. Бедный Эйнштейн, право слово. Нет, я понимаю, что 1934 год, но всё равно смущают фразы: «Если смотреть на Вегу, которая является примерно центром нашей Вселенной...»

Компот из селёдки и огурцов, в общем. А научным сахаром служат конструкции вроде «время развернулось поперек трех других измерений», «свет от звезд на западе прибывает со скоростью семнадцать тысяч миль в секунду», а также загадочная арифметика: «когда я говорю триллион с половиной, я не имею в виду эквивалент одного миллиона пятисот тысяч миллионов».

Нет, ну правда, безобразие. Искривление.

Эпиграф, позаимствованный из текста: «Каждому придётся рассчитывать только на себя и на свой вибратор».

Капитан: В межгалактическом пространстве мы нашли красное бочкообразное разумное существо, которое неизмеримо превосходит человека психически и физически. Есть предложение взять его на борт и подвергнуть вивисекции.

Команда: Да, вау! Конечно!

Капитан: Проклятье, существо вырвалось. Оно просачивается сквозь переборки и всех убивает.

Команда: Вот сволочь!

Физик-учёный: Я нарисую ему на листочке диаграмму того, как мы с ним расправимся, оно посмотрит и сразу сдастся. Чёрт, не вышло, прощайте!

Капитан: Что же теперь делать? Один из наших специалистов нашёл ключ к победе, но его доклад, к сожалению, во во второй пачке рекомендаций, поэтому мы вынуждены рассмотреть его позднее. А пока спросим у археолога.

Археолог: Главное – выяснить, принадлежит ли существо к культуре мегаполиса или к крестьянской культуре феллахов. Да, это главное.

Паникёр: Из тысячи человек экипажа оно прикончило уже половину. Мне кажется, оно хочет перебить нас всех до единого. А остальных поработить.

Герой: А я предлагаю расстрелять гада из атомомётов.

Существо: Я наследник великой древней суперзвёздной цивилизации, я отложу яйца в людей, я отложу много яйцев во много людей. Твою мать, как же они со своими атомомётами мешают откладывать яйца.

Радиорубка: Развеем скуку, друзья! Сейчас мы ознакомим вас с наиболее распространённой теорией возникновения Вселенной.

Герой: Моя наука – это все науки и отсутствие наук. Чтобы победить это существо, нам следует выброситься в межгалактическое пространство.

Существо: Вы куда? Эй! А ну стоять, в кого я буду откладывать яйца? Назад, я сказало!..

Герой: Ты за нами выскочило, а мы вернулись – ха-ха! Вот и болтайся там дальше в вакууме. Обманули дурака на четыре кулака. Сейчас все твои отложенные яйца вырежем и зажарим. Гы-гы-гы!

Команда: Вау!

Существо: Козлы! Шовинистические свиньи!

/Конец/

Мучительно продирался сквозь первую половину романа (про симуклякров-андроидов), шипя, как от боли, от череды несуразиц. По статьям в энциклопедии (?) воссоздаются исторические личности – не клоны, нет, а из металла и пластмассы. У них память, знания и чувства, как у прототипов (откуда?). Свежесобранный из радиодеталей Авраам Линкольн болбочет ерунду, потому что звуковую дорожку перекосило, но через пару страниц уже произносит речи, пьёт кофе и виски (куда?) и даёт дельные советы своим творцам (а ещё и кушает еду потом). Бизнес-план создателей: наделаем таких андроидов много-много и устроим реконструкцию гражданской войны в реальном масштабе – профит! У жадного олигарха план другой: населим симулякрами Луну, и тогда настоящие, живые колонисты захотят туда переселиться, потому что уже наличествуют добрые соседи. Что один план гениален, что другой. Ну да ладно. Правдоподобность деталей Дика всегда мало волновала, главное – мысль.

Во второй части собственно мысль – то есть Дик чистейший, дистилированный: вроде бы интересно, но понять ничего невозможно, путаная реальность-нереальность, шизофрения как в самом тексте (центральная тема), так и за его пределами. Бесследно исчезают из повествования Авраам Линкольн и прочие симулякры, бизнес, плохой олигарх с клевретами. Фокус сосредоточен на маниакальной и родившийся ниоткуда страсти героя к холодной рациональной стерве, то манящей его пальчиком (иногда), то вытирающей об него ноги (всё остальное время). Герой жестоко страдает. Это уже на сугубого любителя, но, опять же, бог с ним.

Вопрос в другом: каким образом обе части связаны? Понятно, что писалось-то ради второй, а первая для чего? Где андроиды и где Венера в мехах, на кой чёрт это слеплено вместе? И в чём смысл введения в текст шестнадцатого президента США (а смысл обязан быть, поскольку рассказ в оригинале называется «A. Lincoln, Simulacrum»). У американцев в святцах он покровитель коммерции и мазохизма?

Нет, не моё это – психоделика.

Полярная ночь, мороз, лютая пурга. Но пожилой охотник упрямо идёт за сто десять километров через тундру, чтобы исполнить священный долг – выбрать депутата в Верховный Совет Советского Союза. Не проголосуешь – позор, как потом оленеводам в глаза смотреть? И драматически опаздывает на несколько минут. Вот урна, вот бюллетень, однако время истекло и голосовать нельзя, потому что всё очень-очень строго. Но мир не без добрых людей. Шатающегося от горя охотника сажают в самолёт и вместе с бюллетенем перевозят в Архангельск, в другой часовой пояс, где партиец с дореволюционным стажем сможет всё-таки удовлетворить свой основной инстинкт. Время побеждено, спасённый Верховный Совет облегчённо вздыхает и расслабляется.

Мне интересно: верил ли сам автор хоть в слово из этой идеологически выверенной белиберды, которую произвёл на свет?

P.S. И шиш бы в 1951 году человек вот так запросто взял и проголосовал бы на другом избирательном участке, за полторы тыщи км от места регистрации. Ага. Так что тянет, считай, даже на альтернативную реальность.

Простая советская женщина голыми руками вытягивает тюленя из проруби и приканчивает ножом. И не потому что она враждебна к тюленям – наоборот, любит, – но очень нужно накормить собак. А собаки голодные, потому что метеорологи не настреляли по осени достаточно белых медведей для прокорма (обычно собак кормят белыми медведями, чтоб вы знали). Никто понятия не имел, как охотиться – вот и не настреляли. Да и много других важных общественных дел хватало у четырёх зимовщиков – создавали кружки английского языка, музыкальный, физкультурный, шахматный. А ещё факультативно занимались ударничеством. Вы сначала по личной инициативе пробейте полынью в арктических льдах в пятнадцати километрах от берега и ходите туда-сюда каждый день, чтобы «брать регулярно пробы морской воды с разных глубин и определять ее соленость, температуру»? Слабо? И не надо дурацких вопросов «кому это надо?» и «не лучше ли заняться непосредственными обязанностями?». Оно, может быть, и лучше, но для Казанцева слишком банально – идеологически вернее вставить придуманным героям соломинку и надуть казённым героизмом и всепобеждающим энтузиазмом.

Агитплакат, в общем. Как и все все предыдущие рассказы в цикле. Ну, здесь хотя бы не ездят по тундре на вездеходе два месяца без заправки, как в «Помощи»... В качестве плаката – норм, искать какие-либо другие достоинства – бессмысленно.

Подробно описано: какие-то пасторальные овцы в степи. Возлюбленная главного героя с ухватками взвинченной кокаинистки-эмансипе. Испорченный плохим воспитанием мальчик-купальщик и его родители-мещане. Совсем уж сумасшедший человек Веспасиан, изрыгающий маловразумительные словеса. Такое вот сомнительное светлое будущее, ну да ладно, автору виднее.

Вопрос в другом: какое отношение все эти тщательно прописанные (две трети текста, если с овцами) персонажи имеют отношение к сюжету и таинственному артефакту? Что это был за Шар, для чего он подманивал людей, что стряслось с Солнцем и куда мы теперь скакнём на пятьдесят лет? О чём, собственно, речь?

А ни о чём. Вся суета вокруг Шара – просто повод для главного героя всласть рефлексировать и горько усмехаться от несовершенства окружающего мира. Да и как по-другому, ведь будущее густо населено (овцы не в счёт) хамоватыми истериками, как коммунальная квартира в рассказах Зощенко. А Шар... что Шар? Нигде не указано, что если автор загадал загадку, то он должен ещё и отгадку придумывать. Открытый финал, понятно? Просто очень сильно открытый, нараспашку. Сами что-нибудь домыслите, если приспичило.

А ведь когда-то я это читал (в «Знании-сила» 83 года почти наверняка), и в память впечаталось название и ощущение чего-то оригинального и необычного. И сейчас, перечитывая, предвкушал удовольствие. Ага, получил. Правда, написано, что в журнальном варианте рассказ был сильно сокращён. Вырезали, стало быть, Веспасиана. Что ж, и от проклятой советской цензуры, значит, был толк.

Бокс на самом деле – штука простая. Нужно просто собраться и вытерпеть первые десять-пятнадцать нокаутов, а потом противник неизбежно выдохнется от собственного чрезмерного усердия. И всё – он твой. Грозно встаёшь на ноги и наносишь страшный роковой удар. Даже странно, что такая простая и надёжная тактика не нашла себе применения с начала тридцатых годов, когда Говард её изобрёл.

Ну и для кучи тигр-людоед в передвижном цирке (почему людоед-то? так кормят? не объясняется), и верный бульдог, который «одним ударом железных челюстей» ломает шею леопарду. То ли бульдог крупный, то ли леопард мелкий – неясно. И бывший капитан, который с Тихого океана аж до Невады добрался, умоляя героя вернуться в команду, – да, за хорошими матросами капитаны по всему континенту гоняются, не знали?

В общем, грёзы юноши из серии «ух, как бы я смог» и «вы ещё пожалеете». Но перо у Говарда было бойкое, а из подростковых комплексов, похоже, и родилась на свет вся боксёрская сага про Стивена Косигана.

Чтобы залатать изрешеченный корабль (метеориты, разумеется, куда ж без них) инопланетянам нужно добыть руду и выплавить из неё металл. Но руда залегает в море на многокилометровой глубине. Один из инопланетян погружается на дно, ищет-ищет, а когда через пару суток иссякает энергия и он начинает задыхаться, ловит подвернувшуюся девятитонную рыбу и быстренько делает ей операцию таким образом, чтобы она вырабатывала электричество. Подзаряжается от неё, набирает в щупальца полные охапки руды и всплывает выплавлять металл. Спасённый звездолёт стартует, а охреневшей рыбе ничего не остаётся, как продолжать вырабатывать дальше. Вот так и возникли на Земле электрические скаты, которыми будут восхищаться древние египтяне и этруски.

Ни тени юмора. Всё на полном серьёзе.

А есть ещё и параллельная линия современности, где многокилометровую глубину окружают «окрестные рыбацкие посёлки», профессор в ластах расхаживает по палубе, «оставляя мокрые лужицы», а его ассистент легко ныряет до дна в эту самую глубину. Он вообще способный юноша: «Меня ударило напряжение больше чем в двести вольт!» – «Молодец, ты хорошо определяешь силу разряда без помощи приборов». Ругается, правда, по-пиратски: «Я увидел ската невиданных размеров, разрази меня гром!». Но ничего, придётся повзрослеть, когда узнает великую тайну про живые клетки, не дающую профессору покоя. «Садись-ка поближе и слушай...»

Вот так и вижу, как усталый равнодушный дядька царапает пером, потом перечитывает написанное и сам морщится. Вышло не очень, конечно, но издательство уже в план включило, и аванс уже того. Не выбрасывать же. Мои двадцать лет в фантастике... авторитет... ничего, съедят как-нибудь.

Ну а мы едим, куда деваться.

Стихи поэтессы Татьяны Глушковой настолько великолепны, что звучат в голове Гг, хоть он никогда их и не читал. Дело в том, что «явление сродни туннельному эффекту, когда частица, лишенная практически энергии да и веса тоже, преодолевает так называемый потенциальный барьер, а значит, и порог слышимости».

Бедная Татьяна Глушкова. На её месте я поостерегся бы рекомендаций от персонажа, который сообщает о себе: «Жаль, что этот мир созвучных моей жизни слов был дальше от меня, чем вихри космических течений, неуловимые существа с отдалённейших планет, действовавшие здесь, на Земле, влиявшие на меня так, что я к ним привык, как к повседневности».

А вообще, научный дадаизм Щербакова начинает даже забавлять. Он как сорока. Где-то подцепил словечко – «туннельный эффект», «волны де Бройля» – тут же хвать и вставил в рассказ. Не важно, что это значит, главное – чтобы блестело. Особенно впечатляет, конечно, «вес частицы». Сам додумался?

Затронуты другие важные темы, например, книгопечатание: «Возникла даже теория, родившаяся в моей голове: качество книги определяется количеством опечаток, которое может выдержать издание. Книга может хоть сплошь состоять из опечаток. Собственный мой вывод изумлял меня». Ну, и не без философического глубокомыслия, разумеется: «Что касается портрета самой поэтессы, вписанного в зеркало, то я считаю, что он дает некоторые основания для умозаключений лишь как портрет красивой женщины».

А стихи Татьяны Глушковой и на самом деле хорошие. Вот только с рекламным агентом ей не очень повезло.

Своеобразный творческий метод был у Щербакова: просто записывать, что на ум придёт. И так и сяк примерялся, как же комментировать этот стробоскопический поток сознания, потом плюнул и решил предоставить слово самому автору (цитаты в том же порядке, как они появляются в повести).

«А какая у тебя специальность?» – «Атлантолог». – «Как ты ее приобрел?» – «Читал Платона. Думал».

«Кроманьонцы селились среди людей, передавая им знания. Они становились вождями и учили людей противостоять трудностям».

«Послушаем человека, который доверился древнему разуму и записал свои впечатления (из выступления учёного на конференции)».

«Я тонул в тенях от ее ног, на светлом фоне они напоминали о деревьях (похвала грузинской/инопланетной красавице).

«Цепь жизни породила и другое – способность отрицать разум. Этой способностью она наделила изумительно стойкие соединения молекул и атомов, которые страшнее ржавчины. Но отрицать разум могут лишь носители антиразума. Этот антиразум тоже форма разума».

Про друга: «Его выпуклые светлые глаза, светившиеся в полутьме, подсказали мне мысль, что он похож на кроманьонского следопыта».

О межзвёздных путешествиях: «Спинка пилотского кресла получает ускорение и давит на человека, а сам он стремится сохранять состояние покоя – вот в чем трудность. Но есть выход: нужно, чтобы пилот, а точнее, каждая клетка его тела получила ускорение одновременно с кораблем. Движение сообщается с помощью поля, которое действует на любую мельчайшую частицу строго одновременно. Кажется, корабль крадется среди созвездий, но это не так: летит он очень быстро, весь полет от нас до вас занимает не больше трех часов».

Про эндокринные железы атлантов: «Я нашел описание (?) тех изменений, которые наверняка должны (?) происходить: содержание в крови сахара, магния, фосфора. Мне осталось сопоставить эти цифры с картами расселения (?) кроманьонцев».

«Астероид не исчез, он лишь пробил земную кору. Там, в районе Бермудских островов, он до сих пор медленно тает в обтекающих его потоках магмы».

«Поэзия Тютчева свидетельствует о генетической памяти, поскольку передает эмоциональные обороты, обычные для русов – сынов леопарда шестого тысячелетия до нашей эры».

«Общий язык древности — это язык восточных атлантов, праязык. В этрусском слове «тупи» осталась память о потопе» (нужно просто заменить все буквы и поменять слоги местами).

Ну и плюс россыпь мелочей: индийская рогатая рыба, которая сопроводила мудреца Ману на Гималаи, после чего начался потоп (сначала рыба сопроводила, а потом потоп начался, в таком порядке). Каракатицы, впадающие в транс и предсказывающие будущее. Чёрные щенки без внутренностей, взрывающие самолёты. Таинственные сандалии Тутанхамона с бутончиками (пытавшиеся разгадать их тайну загадочно погибли). А ещё конкистадоры, пятиметровые чёрные кайманы, пауки-птицееды, «от одного вида которых сошел с ума и застрелился летчик, совершивший вынужденную посадку». В трагическом финале инопланетян внезапно, без объяснений пристрелил в Бразилии «пропитанный ромом джентельмен удачи», а за его спиной стояли какие-то «грозные силы», которые промывают мозги.

И валторны, опять валторны, какой-то пунктик был у Щербакова на этих валторнах. Здесь в одном месте они дрожат, а в другом светятся. Ужасное подозрение, что эти самые валторны автор очень смутно себе представлял, просто звучное слово нравилось, поэтому и вставлял повсюду.

Обычно стараюсь быть краток, но тут не получается. И без того выкинул две трети из первоначальной подборки перлов. Всё равно никто в здравом уме читать оригинал не будет, а так хочется поделиться радостью.

Текст скромный, на четыре странички, но предельно насыщенный. Мысль автора извивается настолько стремительно, что отследить мало-мальскую логику не представляется возможным.

Некрополи древних фракийцев, спелеологи, болгарский художник. Вода на планетах Солнечной системы, космический лебедь, прозрачность горного воздуха. Жизнь возникла из морской пены. Капитанам звёздных кораблей будет нелегко. Внезапно пространнейшая цитата из Лукреция про атомы, падающие вертикально. Тревоги и надежды планеты, продувание воздуха через искусственную морскую воду. У древних греков не было машины времени. И неожиданный вывод из всего этого: «Вот тогда-то я стал читать всё, что написано об Атлантиде».

Похоже, что к концу восьмидесятых Щербаков окончательно уверовал в себя как в Большого Писателя. Любой обрывок случайно пробежавшей мысли надлежало увековечить в назидание потомкам, к чему мэтр и приступил, засучив рукава.

Если коротко, то «когда вы говорите, Иван Васильевич, такое ощущение, что вы бредите» ©.

«Антивоенный рассказ» про «борьбу прогрессивных людей за мир».

Предыстория: молодая немецкая пара в августе 1945 года (!) совершает свадебное путешествие (!) по Японии. Видимо, в разгромленной Германии уже не то, пресновато, пришлось купить тур для экстремалов. В результате после бомбёжки Нагасаки на свет появляется обработанный радиацией вундеркинд.

Подросший вундеркинд высокомерно рассуждает, что родители были глупы и незнакомы с логикой, что заранее вычислить судьбу Нагасаки было просто, «как по таблице умножения». (С первым трудно не согласиться, а вот второе не стоит выеденного яйца. Бомбардировщик, вообще-то, совершил три захода на город Кокура, являвшийся целью номер один, и только сильная облачность заставила сменить цель на запасную).

Боссы военно-промышленного комплекса испытывают вундеркинда сложнейшими задачами: «В каком порядке нужно уничтожать экономические центры противника?» Почти мгновенно он даёт ответ: «В порядке убывания их экономической мощности». Ошеломлённые боссы сразу понимают, что он гений.

Вундеркинд глубоко сведущ в физике: «Мне кажется, будущая теория материи должна представлять себе атомы и атомные частицы как разбухающие пленки, которые построены из частиц первоматерии». Чего-чего?

Мозг у вундеркинда лишен подкорки и в два раза больше, чем у нормального человека, отсюда его гениальность. (Нужен какой-то рейтинг, запрещающий физиологам такое читать).

Автор не показывает и даже не рассказывает – он непрерывно вещает устами персонажей. Сам вундеркинд, его мать и его знакомые, боссы и генералы – все по очереди становятся в позы и начинают изрекать. Здравые мысли – а они есть – практически невозможно вычленить из пространного академического многословия. Философической лаконичностью порадовал только японский врач (сумасшедший?), взирающий на развалины Нагасаки: «До чего доходит человеческий разум. Правда, могучая сила – атом?».

Ну и финал: а что, собственно, изменило самопожертвование вундеркинда, вроде бы умеющего бесстрастно просчитывать всё на сто ходов вперёд? Да ничего, если вдуматься. Мелкий укус в сапог злобной военщины, не более того. Но ведь надрывно, красиво, героически.

При жизни автора рассказ не был опубликован. Может, и потом не стоило?

Крепкий классический советский НФ-рассказ, моё давнее знакомство с фантастикой вообще, ностальгическое очарование. Придирок, собственно, две.

Перегруженность текста герцами, омами и прочим электричеством. Ну, веления времени, понятное дело. Наверное, даже обязательное требование к фантастике начала шестидесятых: вся техника должна быть описана до последнего винтика. Но как в детстве взгляд бегло проскальзывал по страницам с ТТХ, так и сейчас по-прежнему не интересно. Не в обиду автору. Если бы Стругацкие вдруг взялись растолковывать принципы действия сигма-деритринитации – тоже пролистывал бы.

Второе важнее: а как герой сумел не поддаться обработке внушением, сам же объяснив читателю, что не поддаться невозможно, потому что таковы законы физиологии. Избранный? И не просто не подчинился неодолимому излучению, а ещё и имитировал обратные реакции, благо недобитые гитлеровцы любезно ему подсказывали, каких ждут на самом деле. И фиксировали результат с его слов, безо всяких, так сказать, средств объективного контроля. Эти дьявольски хитрые, но недалёкие злодеи, иногда к ним испытываешь даже нечто вроде сочувствия: как дети, честное слово... Впрочем, ближе к финалу худенькая девушка-курьер тоже не поддалась, потому что – внимание! – поверила в справедливость. Вот чего не хватало десяткам порабощённых математиков – веры! А вы – герцы, логика, физиология...

Но классика, куда денешься. Со всеми своими родимыми пятнами.

Похоже, что сначала был написан духоподъёмный рассказ о будущем, где Гг бродит по берегу моря и размышляет: «Вот здесь жизнь нашей молодой планеты шагнула на сушу из своей колыбели – Мирового океана, а вот здесь опускались корабли инопланетных мыслящих существ». Потом он пьёт чай с мёдом в обществе возлюбленной и церемонно раскланивается. Красиво и приятно, много мыслей о мироздании. Но чувствовалась какая-то незавершённость. Тогда рассказ был разрезан пополам и в середину всунуты листочки с Сириуса, найденные Гг на киберсвалке.

На Сириусе нездоровая обстановка, общество разделено на городских жителей «урбанов» и сельскохозяйственных «землецов». Последние заняты исключительно выращиванием пшеницы (?) для импорта на другие планеты. И настолько бесправны, что вынуждены восемь часов в день отдавать приказы белковым роботам и уже триста лет ездят на манипуляторах, отчего ноги у них полностью атрофировались. Цивилизация при этом настолько продвинутая, что они даже не знают слова «колесо» – забыли его уже.

В Город землецам (не умеющим ходить) запрещено, тем более, что там их легко могут опознать «по клейму на манипуляторе» («Поляка от чернокожего спортсмена вы можете отличить по кайме на трусах» ©). Но находятся бунтари, которые накачивают ноги и проникают в Город пешком. А в Городе-то вопиющее неравноправие, рабочее движение, листовки и забастовки – в общем, классовая борьба: «Урбаны, объединяйтесь! Долой власть олигархов!». Вскипает вроде как бы народный гнев.

А что дальше, автор не придумал, поэтому мы снова возвращаемся в наше светлое будущее. На следующий день рассказчик блестяще выступает на межпланетном научном форуме и в компании синеватого венерианина с французским акцентом (человек, но посинел от венерианских условий) рассуждает об Атландиде, химии и криптологии, королях и капусте. Затем, взявшись за руки, Гг и его возлюбленная глубоко ныряют в море, но всё равно она тревожится по поводу листочков: «Неужели всё это фантастический рассказ?».

Вот и я думаю: неужели?

P.S. Порадовали фразы: «В неровном пламени автогена листки казались желтоватыми» (про прочтение найденного артефакта). И «он устало прислонился к шершавому торцу локаторной башни». Стремительный домкрат жив, чёрт побери...

Нравоучительная история о мальчике и преданном роботе, который страдает альцгеймером, однако в конце повести спасает юного друга, а сам умудряется утонуть в воде от сильного эмоционального перенапряжения.

Пролог. В минуты сильного душевного волнения, приближаясь к своему творению, конструктор белкового робота думает стихами, похожими на заговор: «Скоро солнце напророчит свет и радость навсегда, сладко-сладко забормочет пробуждённая вода». Его переживания о судьбе робота: «Конечно, он сможет добывать руду и уголь, но догадается ли он ободрить капитана шуткой в долгом полете?». Умиляется: «А как прекрасно смотрится чубчик антенны на макушке!» Выходит даже на философские высоты: «Только чувства в соединении с разумом послужили бы ему надежным компасом в бурном море».

Космос. «Красные тусклые карлики, обладающие чудовищной гравитацией». Ну, если стоять на самом красном карлике, то да, мало не покажется, наверное. А что такое «зеленые ласковые светила, как бы струящие спокойствие и доброжелательность» только автор и знает, пожалуй. Обязательная атака метеоритов/античастиц: «на обшивке корабля то здесь, то там вскипают фонтанчики». Быть беде. Но, спросив совета у капитана, белковый робот принимает правильное решение – усиливает защиту. Не зря много раз подчёркивается продвинутый интеллект белковых роботов.

Антураж Земли будущего. «Гавань называли портом четырех стихий – ведь здесь скрещивались морские, сухопутные, воздушные и космические пути». По морям ходят «стройные плазмоходы». Привыкший к Фобосу робот страдает от земной гравитации – суставы уже не те. Он вглядывается в горизонт «до рези в фотоэлементах». Магнитные (!) ловушки для опавшей листвы. «Особый восторг у него /робота/ вызвал катодный осциллограф» (ну, это понятно и простительно).

Занятная антропоминика. «Был в двадцать первом веке у нас в роду предок, который спас белкового робота. Но повредил при этом позвоночник, жизнь тлела в нём, как искра. Отсюда и могла возникнуть наша фамилия – Искра». – «А может, наша фамилия оттого, что его смелый поступок был как искра в ночи?» – «Может, и так, сынок».

Нехорошо ругаться словом «околесица», поэтому не буду. Но очень хочется.

Очередной памфлет-клюква про загнивающий Запад. Нефтяные короли раскатывают на «роллс-ройсах» (и на вполне демократических «бьюиках» почему-то – автор явно слышал только названия машин, не понимая разницы), дарят друг другу золотые макеты средневековых замков, усыпанные бриллиантами, тогда как простой люд должен предъявлять некие удостоверения лояльности, а за произнесённые вслух слова «демократические свободы» человека тут же волокут в каталажку.

Автор на полном серьёзе полагает, что в случае недомогания миллиардер (миллиардеры – они доверчивы, как котята) попросит поуправлять своими делами другого миллиардера – а кого ещё? Умоляет очень трогательно:

– Ты у меня единственный друг, Джон. Не знаю почему, но я верю тебе. Ты не обманешь меня, я знаю. Скажи, как мне благодарить тебя?

Лукавый Джон, естественно, презлым платит за предобрейшее, сам хочет царствовать и всем владети. Простых путей не ищет, и для устранения друга привлекает учёного-алкоголика, вынужденного исполнять преступные приказы и поэтому спившегося шотландским виски. Невнятное адское изобретение этого учёного – какие-то вихри крутятся и заползают повсюду – является собственно НФ-составляющей повести. Положительные герои – репортёр, адвокат, кинозвезда – пытаются противостоять зловещим замыслам... ну и так далее.

Дело не в памфлете и Западе как таковых, а в ходульности персонажей, бесцветном штампованном изложении и отсутствии хоть какой-либо мысли. Ведь удавалось же Зиновию Юрьеву и коллективному Багряку приблизительно из таких же кирпичиков создавать нечто толковое. Пусть не шедевры, но яркие и запоминающиеся вещи, которые и сейчас перечитать не грех. А это... Не хочется быть грубым, но третий сорт, литературная подёнщина. Советский палп, так сказать.

Тяжкая судьба честного человека на условном Западе. Гениальный профессор-эмигрант с партизанским прошлым (сельва, какие-то захватчики чего-то) изобретает важнейшее изобретение. Тайная полиция страны пребывания стремится изобретением завладеть. В результате – трагедия, но оптимистическая, потому что само изобретение спасается да ещё и обретает крыла.

Читать тяжело, потому что профессор идиот. Когда ему приходит повестка (?) в тайную полицию, он «с радостным волнением» думает: «Неужели меня решили наградить орденом за выдающиеся заслуги перед страной?». Впрочем, в местном гестапо служат люди с интеллектом трёхлетних детей, судя по их действиям, так что у профессора ого-го какая фора.

Есть интересные новации. Кроме движущихся тротуаров, по городу здесь перемещаются так: заходят в полый шар, набирают адрес, а затем «ажурный рычаг подхватывает шар» и через весь мегаполис «точно рассчитанным движением швыряет ввысь». Оригинально, такого я ещё не встречал.

Смешная неряшливость визуальных образов. «Над столом едва возвышалось узкое аскетическое лицо». Карлик? Нет, местный «полицей-президент», вроде бы нормального роста. Можно предположить, что просто стол у начальника такой большой, гулливерский.

Продолжать перечень несуразиц и благоглупостей особого смысла не имеет. Примитивный памфлет своего времени, сляпанный на коленке, кое-как, в расчёте, что идеологическая составляющая как-нибудь вывезет. И вывезла же – стотысячным тиражом напечатали...

Где взять сюжет, если не придумывается? Не отчаивайтесь. Возьмите студенческий анекдот, пририсуйте к нему рожки-ножки в виде робота на щупальцах или капиталистического старичка в смокинге – вуаля, рассказ готов. (Робот-профессор – это из рассказа «Гибкая тактика», видимо, автору рассказали два анекдота сразу).

На вопросы про высосанную из пальца абсурдную машинную логику отвечать сурово: «Вы дурак, у вас нет чувства юмора». А что это за старичок такой и чего он добивается? Господи, ну просто старичок. А зачем на заседании деловой комиссии он обряжен в смокинг? Тут просто: во-первых, слово красивое – смокинг, во-вторых, сразу очевидно буржуазное разложение.

Не застал дровяных печек, но почему-то кажется, что для кипячения воды чайник всё-таки водружали НА печку. А не совали внутрь, обкладывали дровами и поджигали. Впрочем, не специалист, приходится довериться автору.

А вообще забавно, что в представлении автора сверх-супер Универсальный Электронный Мозг испытывают задачками про печки и дрова. Стамбул – город контрастов, так сказать. Блеск и нищета западного мира, старичок в смокинге и его хитрые подковырки в стиле деда Щукаря. Супермозг, разумеется, оконфузился, потому как нету у него рабочей практической сметки.

Да сколько ж можно-то? Десятый (или одиннадцатый) рассказ в сборнике, отштампованный, как под копирку: герой и его молодая жена куда-то приезжают, неизъяснимый ужас охватывает их, потом героя немножко душат (это обязательно!), с подвываниями вылезает Древнее Зло и герой молотит его кулаками, а потом выясняется, что это и не Зло никакое вовсе, а мошенники-фокусники с корыстными замыслами. Оригинальность конкретного рассказа заключается лишь в том, что здесь молодую жену не собираются принести в жертву на алтаре, а в остальных рассказах собирались. Ну хоть кое-что, спасибо и на этом.

Нет, сам по себе выкрутас с мошенниками неплох и вроде как бы развеивает дурную мистику. Но сколько же можно доить эту корову? Ну раз, ну два. Но не трафарет же, в который автор просто вписывает новые имена и новые Древние Зла (Злы? Золы?). И вообще, сложно всерьёз воспринимать текст, в котором преступный доктор в целях запутать следствие быстренько отсасывает из трупа всю кровь (как? куда?), а его сообщница для устрашения обмазывается светящейся дрянью, как собака Баскервилей. Бурлеск какой-то. Балаган с Петрушкой.

Атлантида, викинги, пикты, козлоногие красотки, эльфы с арфами какие-то. Колдуны и друиды, зловещие подземелья, другие миры. Всё – в одной салатнице. Концентрированная до абсурда героика, где через страницу героя «охватывает безумие битвы», и в диком темпе он успевает одержать победы: над наёмным убийцей в трактире; принцем и его стражниками; при абордаже; над какой-то невнятной, но жуткой Тенью; ещё раз забороть принца, а затем спасти принца от смерти; собрать свою армию и разбить армию викингов; помочь друиду прикончить крылатого демона; слетать в мир снов, друидским спецножом прирезать главного колдуна, спасти брата-короля, вернуть его на престол, гордо уехать в закат. Ничего не упустил? Там много ещё чего по мелочи, ну да ладно.

Как можно понять, действие очень динамичное, учитывая, что в повести всего семьдесят страниц. Настолько динамичное и настолько безголовое, что действительно похоже на пародию на Конана – но нет, на полном серьёзе всё.

А ещё и переводчик от себя добавил. «Викинги безуспешно пытались разделить их мечами» (про драку героя с принцем). «Взволновано чмокая, подбежал трактирщик, сжимая в руке тягу для вытаскивания пробок» (про разнимание другой драки). « – Всё-таки думаю, во имя Бэла?! – потребовал объяснений Ликон» (вот этот последний пассаж не расшифровал, как ни пытался, – что с контекстом, что без него. Что же там Ликон сказал в оригинале, интересно?).

Боюсь, что предыдущий рецензент совершенно не уловил смысла рассказа. Речь не о жадности и беспринципности шоу-бизнеса, а о том, что битва за души людей Небом проиграна, и разочарованные архангелы приходят в этот самый шоу-бизнес наниматься на работу – ведь какая разница, здесь всё то же самое, а где ещё могут пригодиться их опыт и навыки, как не в конкурирующей организации? «Мы с шестью братьями управляли аналогичным заведением». (На всякий случай: Майк – это Михаил, Раф и Габри – Рафаил и Гавриил и т.д.). А что же не так с Раем? «На мой взгляд, причина — в непомерной плате за вход. Многие жаловались, но платили, а снижать её не в наших полномочиях. Потом грянул кризис, но мы надеялись, что в свете демографического бума и массового распространения грамотности всё еще наладится. Увы. Поток клиентов мельчал с каждым днем». Впрочем, хоть вернуть клиентов прежний босс не в состоянии, но силёнок ещё хватает, чтобы покарать перебежчиков.

Остроумно, метко, лаконично. В лучших традициях О.Генри и Марка Твена. А то, что действие происходит на Луне, – это здесь так, антураж, абсолютно ни на что не влияющий. Замени мебель – легко поверил бы, что О.Генри и есть.

Очень хорошо. Никак не ожидал. Не изначальное «Срубить дерево», разбавленное водой до размеров романа (чего опасался), а практически самостоятельная вещь, совпадающая с первоисточником только центральной фабулой. В романе появилась общественная жизнь – и довольно хлопотливая – в городе фермеров-жнецов у подножия Дерева. В рассказе город просто стоял кукольной декорацией, чтобы показательно сгнить в финале. Прежние персонажи получили предысторию, появились новые. Небольшими аккуратными мазками расширен сеттинг, и весь мир стал намного больше, интереснее, разнообразнее. Введена любовная линия, вроде бы лишняя – но нет, она полностью перелопачивает образ протагониста, теперь это совсем другой Стронг, не тот, что из рассказа (и он мне ближе и понятнее, чем немного пластмассовый прототип). И да, сведены к необходимому бесконечные технологические заморочки спиливания ветвей, из которых «Срубить дерево» состоит чуть ли не наполовину.

Но главное – совсем изменён посыл. В рассказе речь шла о хищническом бездумном отношении к природе, здесь – о жизни и смерти, о неизбежном увядании всего сущего. Стронг здесь не палач, а скорее избавитель, наносящий долгожданный удар милосердия. Хотя и тема экологии никуда не делась: земляне добивают хрупкий биом, но разрушили его такие же неразумные туземцы. Постоянная и болезненная (иногда с большим перебором) тема Янга – безжалостная поступь цивилизации. Любая цивилизация несёт с собой зло, слияние с природой – хорошо. Аборигены ничем не лучше землян, просто не успели так много наворотить, возможностей у них было поменьше.

Лишь дриада осталась почти прежней – как символ несбыточных мечтаний. Только здесь она гораздо более телесная, нежели в рассказе.

Печальный рассказ, печальный роман. И в основе всего – «одна лишь людская глупость».

Волей случая заброшенный на далёкую планету, герой энергично внедряет сталелитейную и текстильную промышленность, автомобилестроение и разветвлённую сеть закусочных. Управляется за три-четыре года, включая полную перестройку местной политической системы. Что-то такое было – у Марка Твена, кажется? Но нет, тут о другом. Технические новшества неизбежно тянут за собой падение нравов, кризисы, разводы, подкупы, наркотики. Герой в растерянности: ведь он хотел как лучше. Выходит, что всё зло – от прогресса? Ведь раньше простые и туповатые аборигены-пуритане вели нехитрую, но праведную жизнь, понятия не имея ни о каких пороках. Правда-правда: только молились и прилежно обрабатывали поля. И выходит, что вместе с машинами самонадеянный герой посеял в этом мире и семена зла?

В общем, такая позднелуддитская сатира образца 1963 года. Нынешний мир безнадёжен, потому что прежде и люди были честнее, и трава зеленее, а про убийства, наркотики и коррупцию раньше никто и слыхом не слыхивал. Всё испортила машинная цивилизация. Чёртов прогресс! Нужно набросить на него узду и жёстко контролировать.

Написано бойко, но мысль, мягко говоря, не слишком оригинальна. Ещё Древнем Египте страдали, предрекая: «Видимо, конец мира уже не очень далёк». Там про растленную древнеегипетскую молодёжь, если быть точным, но суть та же самая.

Странный был писатель – Роберт Янг. Наряду с щемящими, пронзительными вещами («На реке», «Попадайка», «Рождение звезды») рождались у него причудливые конструкции вроде этой повести. Внешний НФ-антураж только припудривает зыбкое, колеблющееся повествование, в котором если есть логика, то от меня она укрылась. Для чего (по замыслу автора) страшное «поле лямбда-кси» делает Гг призрачным? И что это значит, если он точно так же летает на своём призрачном корабле, ест, ходит, меняет призрачные деньги на непризрачные и общается со всеми прочими людьми? Ну да, от него шарахаются, а в остальном в чём призрачность заключается? Героиня до двадцати лет жила нормальной жизнью, затем на годик подалась в стриптизёрши, а затем в проповедницы – в этом есть какой-то библейский смысл? Высосанный из пальца комплекс вины (он её запер, а «поле лямбда-кси» оторвало половину корабля, а вот если бы не запер...). И эта шутка-рефрен через всю повесть: «А вы не потомок голландцев?». Всё ждал, когда рефрен наконец-то выстрелит – нет, это было просто так, для узорчатости.

Ладно, не люблю поэтики. Допустим. Но зачем было венчать повесть ещё более нелепым наукообразным обоснованием, громоздким и витиеватым? Если вкратце: Вселенная расширяется, и мы расширяемся вместе с ней – в прямом смысле слова. Со временем становимся крупнее и крупнее. Поэтому, если ты попадёшь («поле лямбда-кси» – оно может всё) в прошлое, то будешь там великаном, а твой корабль станет размером с Луну. Ты ведь уже расширился, а в прошлом масштабы всё ещё мелковатые, устаревшие. И в виде великана ты откопаешь и перетащишь через реку Потомак каменного «святого духа», каковой процесс станет основой для новой межзвёздной религии. А вполне себе живая стриптизёрша-проповедница будет тебе, в одном флаконе, духовной и плотской наградой. По делам его да воздастся каждому – так, кажется?

Чей монумент нужно было таскать через Потомак, признаться, только догадываюсь – упорно замалчивается. Вашингтона? Видимо, Янг считал, что любому нормальному человеку это должно быть понятно.

Роботов у Михановского (не в первом рассказе уже) почему-то «воспитывают». Не программируют, а воспитывают – именно так. Ещё у роботов ядерное сердце и очень сильные двуглавые мышцы, они крайне вспыльчивы и бьют шулеров канделябром по голове. Так воспитали, наверное. А для чего нужно было создавать двух роботов, «идеально играющих в бридж», – эту тайну автор так и не открыл. Да похоже, и сам особо не заморачивался – просто придумал, что роботы должны насмерть подраться. Вполне самодостаточный сюжет, всё остальное – лишнее.

И да, я не специалист, но в бридже, по-моему, индивидуальное жульничество бессмысленно. Посадил бы роботов в покер играть, что ли. Но уж больно, видимо, понравилось развратное аристократическое слово «бридж».

И опять Михановского потянуло в космос. Где-то он слышал про эйнштейновское замедление времени, поэтому полеты длятся десятилетиями, а вернувшиеся корабли сдают в музей. Правда, в рассказе шедевром космогации считается облёт Юпитера, и где тут Эйнштейн – непонятно. Да чего там, лихой космолётчик на орбитальной скорости цепляет с поверхности юпитерианского спутника контейнер с пострадавшим (перелом позвоночника), потому что пострадавшего срочно (десятилетия?) нужно доставить на Землю. «Как джигит на полном скаку подхватывает с земли мелкую пуговицу». Интересно, после такой процедуры не всё ли равно – сломан у спасаемого позвоночник или нет?

О псевдошпионском сюжете даже говорить неудобно – дьявольски хитрый киборг хлороформом травит создателя и угоняет музейный космолёт, дабы повторить подвиг и с «выключенными дюзами» (?) снова обогнуть Юпитер. Со включенными и дурак обогнёт, а вот с выключенными... Лишь только люди отключают дюзы и дрифтуют вокруг планет, что символизирует их, людей, человечность. Киборг очень любит своего создателя, но желает доказать, что он не хуже человеков.

И вся эта галиматья изложена суконным, шаблонным, монотонным языком, вызывающим чуть ли не физическое отторжение. Сочинение двоечника, прочитавшего пару-другую НФ-рассказов и воспламенившегося (а ведь это у Михановского уже второй сборник). Честное слово, не понимаю, каким образом такое благословляли в печать. Отрезанную конскую голову подбрасывали редактору в постель, что ли?

Лучший рассказ Росоховатского, в целом – писателя ниже среднего. Ещё в детстве как громом поразил этот отбитый кусочек от ноги женщины и то, как через годы изменилась её поза, её ощутимая боль, мужчина, рванувшийся на защиту от непонятной угрозы. Царапнуло навсегда – их чужеродность в нашем мире, их неспособность даже осознать окружающее, а по сути – полная беззащитность.

Но есть вещи, которые лучше не перечитывать. Две трети рассказа – вода: что-то там про любовь, про войну, внутренние монологи Гг ни о чём. Накачивание объёма. Идея была блестящей, но Росоховатский не придумал, что с ней делать. Даже раскрытие тайны никак не мотивировано: Гг просто подумал, что здесь мог бы опуститься космический корабль, а потом взял и понял – ну да, так оно и есть. Да вот же они – пришельцы, только очень медленные. Этакий инсайт из ниоткуда. Некрасиво, топорно, непрофессионально. Бережная шлифовка алмаза и превращение его в бриллиант были Росоховатскому явно не по силам.

Тем не менее этот отколотый от ноги кусочек врезался в память намертво.

Всё вышесказанное (и оценка) относится только к первой части рассказа. Вторая, прилепленная позже, является коммерческой поделкой, глупостью, обесценивающей весь изначальный посыл. Обсуждать там нечего.

P.S. А почему раскалилась латунная фляжка, когда Гг ударился о статую? И какая сила его влекла? Или просто так – для красного словца? А, ерунда, всё равно дурак-читатель через страницу забудет, что я там написал. Тоже нехорошо...

Контакт. Тот самый, с большой буквы. Происходит следующим образом:

«Он бросился к ним, раскрыв объятия. Но существа отшатнулись и отступили:

– Осторожно, братья! Ведь мы жители разных миров!

Вадим стоял пристыженный, не решаясь взглянуть на товарищей».

Это не пародия про чмоки-чмоки, это на полном серьёзе, да ещё на каком. Космонавты куда-то прилетают (процентов пять текста), после чего ведут с инопланетянами длиннющие платоновские диалоги о смысле жизни. Оно бы полбеды, не будь излагаемые автором мысли настолько мутными и восточно-витиеватыми («Когда содержание все время меняется, косная форма является для него нежелательным ограничителем. Либо птенец сможет вовремя проклюнуть скорлупу яйца, либо погибнет в ней, замурованный заживо»), а в редких внятных местах – глубокомысленно-тривиальными, вроде: «Нельзя войти в будущее, для будущего надо созреть». И возразить вроде бы нечего, но к чему так многословно изложена эта бесхитростная доморощенная философия – непонятно.

И ещё прелестный пассаж из воспоминаний Гг о возлюбленной: «Она была другим человеком, и ставить себя на её место – это значило то же, что ставить себя на место цветка или обезьяны: много ли он поймет?». Понятно, что автор ничего дурного не имел в виду, даже наоборот (наверное?), просто выразился неудачно. Вот и вся повесть такая – хотел что-то большое и значимое сказать, а на бумагу выплеснулось малосвязное любомудрие.

Булгарин – фигура, жестоко ошельмованная «прогрессивным русским мнением», а вслед за ним и советской историографией. Интернета в те времена не придумали, но травить умели не хуже. Праведником Булгарин не был, разумеется, но у нас ведь как: безупречным ангелом является «наше всё» Пушкин, а те, на кого он в своё время спустил собак, теперь официально считаются исчадиями ада. Мнение обожествлённых не оспаривается, и плевать, в чём там была изначальная причина конфликта между писателями.

Но дело не в этом даже. В чём смысл происходящего интеллектуального садизма? Сверхобразованные детки наслаждаются моральным превосходством над моделью загнанного, выжатого старика, мотают ему жилы, припечатывают обвинениями, одно гаже другого. Булгарин-модель мерзко юлит, жалко оправдывается, взывает к милосердию – всё очень-очень лживо, очень-очень лицемерно, разумеется. Однако ответы просчитаны авансом, поэтому ничто не мешает допрашивающим разбивать его доводы, оплёвывать, греметь обличительным пафосом. Интересное интеллектуальное упражнение с заранее заданной победой. Но деткам нравится, они чувствуют себя выше, умнее, сильнее этого воссозданного ничтожества – для того таким и конструировали, надо полагать. В качестве условного нравственного клапана присутствует педагог-рассказчик, который подслушивает и подглядывает, немножко ужасается, но потом вспоминает, каким плохим был Фаддей Булгарин, и успокаивается. Это нормально, считает автор. Добро должно быть с клыками и хорошо реагировать на команду «Фас!».

Очень тягостное ощущение после рассказа. Как будто в чём-то испачкался.

В пионерском детстве сражался с мамой школьного друга, женщиной доброй, но простой. «Читаете свои фантазии», – говорила она. «Да не фантазии, теть Люб, – злился я. – Фантастика, понимаете: фантастика?». «Я и говорю: фантазии», – соглашалась она.

Я это к чему. Коллекционирование улыбок, магазины улыбок, букеты улыбок в подарок – всё это очень благородно, но при чём здесь фантастика? Ах, да, ведь высокоучёный Совет решает «транспортировать» улыбки в прошлое – «это будет иметь положительные последствия». И ладно бы подача была ироничной, так нет же, на полном серьёзе коллектив института времени борется с паршивой овцой (тот не любит улыбки, а «коллекционирует хрипы», не спрашивайте, что это значит), а потом самоотверженный Гг пытается раздать улыбки (именно так – раздать) условным нацистам, сжигающим книги на кострах. В результате лучший друг спасает его ценой собственной жизни, а паршивую овцу мироздание стирает из истории. Косолапо как-то для юмора. А воспринимать всё это всерьёз – ну, простите...

Права была тетя Люба: есть фантастика, а есть фантазии. Такие вот, как эта – зыбкие, расползающиеся, лишенные всякой логики. Но возвышенные, очень возвышенные – не зря же многим нравится.

Буду груб. Всегда страшно раздражали такие сказочки, фантасмагории, аллегорическое словоблудие. Плюс нарочитое обезличивание персонажей – Стратег, Умелец, Неприметный, – плюс сюсюкающий финал для слаборазвитых детей. Вот прямо вижу, как автор резвится, строчит первое, что в голову придёт, предвкушая, как читатели найдут в тексте множество скрытых смыслов, философские глубины, а то, глядишь, и кукиш в сторону действующей власти. На кой чёрт проникновенный лирик Колупаев полез на эту сомнительную делянку – бог ведает. Веяния времени, что ли? В форме небольшого рассказа с такой манерой подачи ещё можно мириться, но ведь не повесть же на сотню страниц. Читается не то что тяжело, а просто жилы выматывает. Да и вообще на на стиль Колупаева настолько непохоже – как будто кто-то другой написал.

Хороша была первая половина рассказа – о самом восхождении. Но когда на вершине покорители вдруг стали в позы и велеречиво принялись излагать сентенции о рыбе, которая стремится заполнить океаны икрой, и о человечестве, которое жадно вглядывается в просторы галактик... Дико коробит и достоверность убило мгновенно. И ещё этот финальный финт с письменами. С одной стороны, остроумно, а с другой: конечно же, любые разумные существа, даже из хрусталя и дышащие огнём, непременно распишутся «Здесь был Вася» на долгую, так сказать, память. А на юмор никак не тянет, учитывая предшествующие высокие разглагольствования. Ну, не знаю...

Вы прилетели на незнакомую планету. И так вид этой планеты из космоса вам так понравился, что вы решили спускаться отдельно от родного звездолёта, а он пусть сам, на парашютах. Не буду это комментировать.

А дальше традиционно: звездолёт унесло ветром, надо искать, колючки протыкают скафандр и так далее. Вокруг непознанный чужой мир, сплошные загадки. А потом один из героев ударяет себя ладонью по лбу с восклицанием: «Я понял!». И подробно и монотонно излагает миллионолетнюю историю местных биоценозов, а другой персонаж глядит ему в рот и задаёт наводящие вопросы. Всё, загадки разгаданы. Рассказ-идея, написанный исключительно ради этого пространного заключительного словоизвержения, всё остальное служит лишь кривой подпоркой. Да была бы хоть действительно идея – ладно, а то так, пшик, вымученная искусственная придумка.

Собственно, нет особого смысла плеваться именно в Де-Спиллера, ведь несть им числа, таким рассказикам. И было, и есть, и будет...

Индийский туристический космоплан где-то у чёрта на куличках попадает в плен к туземцам-электрофагам, которые сажают пассажиров в прозрачные кувшины с целью дальнейшего использования человечьих мозгов «для обогащения своих информационных сундуков». Но хитрые люди употребляют утиный биостимулятор, чтобы больше есть и больше гадить, в результате чего все атомы в их телах заменяются на новые. А поскольку электрофаги могут регистрировать только старые атомы, то, когда люди незаметно сбегут, захватчики так и останутся стеречь кувшины, полные... гм... субстанции из старых атомов. Такие вот космические приключения.

Имеет место ещё научная часть, вроде бы объясняющая, каким образом многострадальных индийцев из пояса астероидов занесло неведомо куда. Там про «особые области пространства», которые «одним концом погружены в ядро квазара, другим же объемлют коллапсирующую звезду». Квазаров в Солнечной системе вроде бы нет, так что не понял, о чём мне, собственно, поведали.

Перлов по тексту рассыпано немерено. Космоплан по пути к Юпитеру попадает в астероидный пояс, потому что (!) стартовал из Мадраса. Специфика мадрасского запуска даже имеет название: «Краевой эффект!» – принято выражаться так». Кроме туристов, на борту сорок тонн биостимулятора, «позарез необходимого уткам, откармливаемым на Титане». Пилот кладёт «курс корабля на траверз, означенный личной программой суперкосмического класса». А чтобы не проспал важного, «спокойный и привычный анабиоз полета был прерван ударом электрошока, от чего Андрей мгновенно пришел в состояние полной рабочей готовности». Всё это только первые полторы страницы, а с дальнейшим даже рекомендую ознакомиться – будет забавно. Давно (после творчества В.Щербакова) мне такого забористого коктейля не попадалось.