Что для современного человека самое страшное в идее монархии? Это страх перед возрождением сословных границ. А вдруг мы, как и наши предки, станем холопами при аристократах? За этим страхом, за этой неприязнью стоит вполне реальное положение вещей: чудовищное имущественное расслоение в современной России, неработающие социальные лифты. Все это мы имеем прямо сейчас безо всякой монархии.

Этот страх лег в основу рассказа Анны Ветлугиной и Дмитрия Максименко «Собачий блюз». Монархия в рассказе — это сословное общество, где твое положение зависит от чистоты крови, от родовитости. Сословное общество нарисовано здесь без всякого сочувствия к старой-новой аристократии. Главные герои — родовитые дворяне — не могут зачать наследника естественным образом и прибегают к услугам суррогатной матери из социальных низов. Получается принц и нищий в одном лице. Более того, бесплодные аристократы оказываются еще и безнравственными людьми: покупая себе наследника у суррогатной матери, они планируют ее убить, чтобы она не продала тайну рождения главного героя. Хорошо, хоть юноша не подкачал: он принял решение признаться в своем низком происхождении, тем самым загубив свою карьеры, для того, чтобы спасти жизнь женщине, которая его родила. Монарх, точнее его представитель, — некий великий князь — личным решением оценил благородство мальчика, и хороший человек оказался на вершине власти. Нужна ли монархия для того, чтобы оценить моральные качества человека? Конечно, нет. Однако при монархии, личное решение может отменить действие несправедливого закона «в частном порядке».

Неожиданно большое внимание в сборнике уделено проблеме «а что скажет насчет коронации «цивилизованный мир»?

В рассказе Олега Дивова в день коронации Россия и бездуховный Запад взаимно показывают друг другу «кузькину мать». День коронации должен стать началом то ли мировой войны, то ли конца света. Западные журналисты смотрят на прекрасную монархическую Москву и ничего в ней не понимают. Монархическая идея тут фактически растворена в идеи патриотической: у нас особый путь, мы сами по себе, оставьте нас в покое! В рассказе Романа Злотникова показана та же ситуация, но уже без третьей мировой на горизонте: зарубежная журналистка никак не может понять этих ненормальных русских.

А для тех, кто кричит, что «во всем виноват Путин», очень подойдет рассказ Татьяны Беспаловой «Тойон», о котором больше ничего говорить не буду, дабы не уничтожить интригу.

А какова будет реакция российского общества, если на горизонте власти и правда замаячит настоящий «благородный, прекрасный юноша»? Все будет очень просто: его постараются убить или иным способом, пусть и особо жестоким, убрать с «шахматной доски большой политики». А вот сумеют осуществить свое намерение, или нет, -- другой вопрос, поскольку за претендента могут вступиться иные силы, паче человеческого разумения. Историческая травма — убийство невинного юного мальчика царевича Алексея — всплывает в той или мной форме почти у всех авторов сборника, например в рассказах «Заря идет с востока» Далии Трускиновской и Дмитрия Федотова, «Лицей особого назначения» Наталии Иртениной, «Голос тех, кто есть» Дмитрия Казакова.

«Со скамейки запасных» Сергея Сизарева — один из самых сильных рассказов сборника, динамичный текст, где наследника престола, которого, как юного короля Артура, прячут от общественности, пытаются убить не кто-нибудь, а постчеловеки — драконы и их бесчеловечные слуги, в сущности, рафинированная нечисть будущего. Благородный прекрасный юноша не выживет в таких условиях, а вот малолетний бандит сможет пройти все испытания и стать отличным самодержцем. Кроме сатирического пафоса в рассказе представлено своеобразное решение того, как сломать психологический барьер между народом и монархом: будущий царь поднялся из самых низов, он «в доску свой», он знает, что прежде, чем играть в благородство, нужно просто научиться выживать. Чем не национальная идея?

Несколько особняком стоят рассказы Игоря Прососова и Григория Елисеева. Они задаются вопросом не столько об особенностях монархического правления, сколько о моральных качествах любого правителя вообще.

Григорий Елисеев начинает с довольно смелого в рамках заявленной темы фантастического допущения: представим себе, что мы должны не выбрать, а создать идеального правителя. С какой реальной личности будет срисован ментальный портрет искусственного интеллекта, которому предстоит носить виртуальную корону? Петра I? Екатерины II? Александра III? Однако очень скоро автор уходит от заявленной темы, богатой сатирическими обертонами в другую сторону: искусственный интеллект, лишенный эмпатии, строит модель своего поведения, только исходя из соображений целесообразности (принимая как должное, что среди простых людей могут быть жертвы). И если, исходя их этих самых соображений, нужно убить человека, которого ты только что защищал, искусственный интеллект сделает это, не повышая голоса. Подобную логику иначе как людоедской не назовешь, а правитель должен исходить из интересов простых людей… Простые люди, их жизнь и смерть не должны, не могут восприниматься как цифры!

Игорь Прососов рассматривает в некотором смысле прямо противоположный вариант: а что если на троне, у власти окажется не слишком плохой, а слишком хороший человек? Скажем прямо – святой? И приходит автор к выводу, что святому не место у руля власти. Его дело – молиться, а управлять отечеством должен не святой, но рыцарь. Немного странным кажется мне представление о святости, заявленное в этом рассказе: как будто святость – это некий постоянный признак, присущий человеку, как национальность или цвет волос. Все-таки святость – это путь к Богу и только после смерти можно говорить о том, что Господь прославил того или иного человека как святого. И опять же святой на престоле – явление отнюдь не исключительное в русской истории, начиная от князя Владимира и заканчивая Николаем II. Это только кажется, что честность и душевная чистота не совместимы с политикой, а на самом-то деле…

Собственно, фантастические монархисты и монархические фантасты как раз и делают свое прямое дело — пишут тексты именно для того, чтобы как минимум поколебать устроившиеся в обществе представление о непременной нравственной порочности человека у власти, как максимум – ввести в поле открытой дискуссии мысль и религиозной составляющей феномена власти. Сознание да определит бытие!