Дорогие участники Лаборатории фантастики, это мое первое сообщение здесь и им бы я хотел открыть тему, в которой представляю вам отрывок из своего произведения. Выкладывать буду кусочками, сейчас уже написано около 30.000 слов. Идей очень много, поэтому не стоит ждать, что сюжет закончится, не успев начаться. Все будет с чувством, с толком, с расстановкой. По ходу можете задавать вопросы и конечно высказывать свое мнение.
Небольшая Аннотация к материалу
____________________________________
Начало проекту «Последний Эон» положит произведение — «Восход Акроникса». Это первая книга из цикла, который будет создан при непосредственном участии самих читателей.
Книга «Восход Акроникса», повествует о фэнтезийном мире Кеплер, переживающий свой закат, терзаемый великими инфернальными штормами, изменяющих как сам мир, так и его обитателей. Где затухающие угольки былых цивилизаций, как знакомых многим, вроде людей и эльфов, так и тех, о которых никто раньше не слышал, ведут ежедневную борьбу за выживание.
Кеплер — мир смерти и изменений, пронизанный магией до самых своих недр. Где грань, между зараженной чумой сырого эфира реальностью и чудовищным планом варпа, истончаясь рвется, а наружу выплескиваются океаны неконтролируемой энергии. Она изменяет всех и вся на своем пути до неузнаваемости, пробуждает самое страшное и открывает двери для сонма чудовищ, жаждущих плоти, причем не всегда в качестве пищи.
Викару, «посчастливилось» родиться в этом омуте оживших кошмаров и волею капризной судьбы, не раз ставившей парня на край жизни и смерти, ему в руки попадает удивительный артефакт. Ключ в другую реальность: светлый, яркий, добрый, мир — рай. Казалось бы, вот он шанс сбежать, навсегда покинуть проклятый дом, но…
… но как вы понимаете, не все так просто, иначе бы не было нашего рассказа.
____________________________________
Вступление – Тени прошлого.
____________________________________
Желтоватый свет холодного осеннего солнца едва пробивался сквозь полог пожухлой, умирающей листвы. Ледяные лианы-паразиты уже крепко обвились вокруг чахлых стволов, изменённых магией деревьев. Скоро кроны скроются в гнилостно-розовых коконах этой новой «коры» и настанет время собирать зимний урожай.
Кеплер или как его ещё называли, проклятый мир, был скуп на подарки и если уж он давал возможность накопить провианта на зиму, относительно безопасным способом, то такую возможность нельзя было упускать. Молодой человек, стараясь не касаться мутировавшей поверхности ветки осторожно сорвал несколько, случайно замеченных орехов и присев, стал изучать землю в поисках оставленных им ранее знаков. Камень-вдова, светящийся ядовитый мох, лесная трупоедка, он искал любую из меток, которые оставлял для себя и родни. Они позволяли не потерять в вечно меняющемся лесу важные места, вроде схронов, грибниц или даже старых гномских дозорных каверн.
Ничего, лишь свернувшиеся в сухие трубочки листья умирающего леса. Последний раз окинув поляну взглядом и с грустью признав, что на этот раз природа его переиграла, парень, вздохнув, поднялся на ноги. Надо было двигаться дальше — оставаться на одном месте, значило привлечь к себе нежелательное внимание местных обитателей. И если его отец или старший брат могли выйти против какой-нибудь твари вроде дьяволо-волка один на один и одержать победу, то ему о таком не приходилось даже мечтать. Подобные мысли часто посещали молодого охотника, а от воспоминаний об отце начинало щемить в груди. Тот погиб больше десяти лет назад, но тяжесть утраты тяготила ныне ни чуть не меньше.
Пробираясь сквозь поредевший подлесок, осторожно перешагивая гниющие остатки черведрева, чтобы не дай бог их не задеть и не побеспокоить живущих в этих стволах-ловушках колоний жуков плотоядов, Викар старался отбросить, так не вовремя нахлынувшие, воспоминания. Ему не посчастливилось родиться в мире, где нужно было быть начеку все время, а смерть была далеко не худшей судьбой для неудачливого искателя приключений, но по мимо его воли мысли все чаще возвращались к тому проклятому дню …
* * *
– Пап! Постой, – крикнул запыхавшийся мальчуган, – тут слишком много веток. – Но не успел он договорить, как из-за высокой сосны, истошно вереща и размахивая маленькими щупальцами-вибриссами вылетел очередной белкогриб. Викар едва успел среагировать, подняв плетеную корзину и поймав рыжую, шипящую и истошно визжащую добычу. Белкогриб влетел в корзинку и с чавком был насажен на миниатюрные колья, вплетенные во внутренние стенки и дно, на которых уже истекали разноцветной кровью и ихором десяток разнообразных лесных животных.
Мальчик подождал, пока свежая добыча перестанет дергаться, после чего, аккуратно, обухом, подаренной старшим братом костяной дубинки, продвинул полосатое тельце глубже в корзину. Однако белкогриб оказался вовсе не мертвым и тут же хлестнул по приблизившейся к нему ребристой рукояти «оружия» гибкими щупальцами. Тонкие пурпурные канатики взбухли выпустив из себя ядовитые хелицеры. Мальчишка улыбнулся:
– Ишь какой хитрый, но я хитрее, – едва слышно прошептал маленький охотник. Осознание, что даже мертвое может быть опасным, отец вколачивал в него с того момента, как парнишка начал понимать людскую речь. Уроки жизни сыпались на него и его братьев один за другим: все люди вне семьи враги, жить в городе значит быть бесправным рабом, жить на пустошах значит в лучшем случае умереть, а в худшем … впрочем о худшем отец пока не рассказывал.
– Викар, что я тебе говорил о разговорах с самим собой? – Раздался голос, глубокий, как корни окружавших его деревьев, беззлобный, скорее с тревогой о том, что его сын забыл один из уроков выживания. Вообще-то полное имя мальчика было Викариан, на нем настояла его мать, надеясь, что имя привлечет внимания Пантеона и дарует помощь тезке одного из сыновей Громовержца. Однако отец никогда не разделял этих шаманских взглядов своей жены чародейки и по старой воинской привычке называл сына Викаром, либо просто Виком.
– Есть охотник и его добыча и разница между ними лишь в том, кто кого первый обнаружил, – тихо пробормотал виновник отцовского беспокойства.
– Именно сын! – Мальчик все ещё не мог понять, откуда исходит голос, он будто бы звучал со всех сторон одновременно. Найти Егеря в родном лесу было делом непростым. Внезапно то, что раньше было частью дерева, покрытого тонкими ветками с темной зеленью старой листвы, шевельнулось и направилось вглубь леса, а голос говорившего стал мягче – идем, мы должны добраться до дольмена раньше чем солнце войдет в зенит.
Бросив взгляд на песочного цвета небо, закрытое тяжелыми безводными облаками и поудобней перехватив корзину с добычей, паренек приладил дубинку к захвату на поясе. Он тут же устремился в след едва отличимой от окружающего леса фигуре. Сам он уже пытался делать «камуфляжные нахлесты», перенимая искусство скрытности у своего отца, но все что пока у него выходило это зелено бурая мешанина, из постоянно норовивших отвалиться сучков и листьев. Это недоразумение скорее было постоянно шелестящей и неудобной помехой нежели надежной маскировкой. Отец лишь улыбался, глядя на сына и изредка подсказывал как лучше приладить тот или иной элемент на меховую накидку.
Они шли вперед, пробираясь через чумной бор. Пару раз отец останавливал его, указывая на участки, опасные для жизни, вроде лежки горбатого лицехвата или норки трупоедки. Это был маленький зверек, едва ли с ладонь взрослого человека, но обладающий пастью занимавшей половину его туловища и усеянную маленькими острыми крючками зубов, истекающих густым зеленоватым ядом. Голова напоминала гриб гнилушку с десятками желейных усиков, каждый из которых оканчивался черной бусинкой глаза. Встреча с ним не сулила ничего хорошего.
Пробивавшееся сквозь кроны и лоскутья грязных облаков солнце, было уже почти в зените и многие опасные создания заснули или притаились, не желая выходить на освещенные участки, где их смогли бы легко заметить иные хищники. Именно поэтому отец всегда старался дойти до злачных мест раньше полудня, так как возвращаться домой в потемках было делом во сто крат более опасным, чем даже повстречаться с …
* * *
«Химера!» – Викара вырвало из мира воспоминаний, таких теплых и таких безопасных, где отец всегда все знал и был готов прийти на помощь в любой ситуации, и рывком бросило в длинные высушенные когти реальности. Задумавшись слишком сильно, он нарушил первое правило егерей: всегда будь начеку, иначе из охотника превратишься в добычу. Теперь, в каком-то метре от его лица колыхались под порывами ветра, будто водоросли в воде, множество тонких гибких веточек, чья напускная хрупкость была ловушкой для непосвящённых.
Это были охотничьи силки. Они вырастали из туго натянутого каната мышц и сухожилий, цветом ничем не отличимых от окружавших охотника деревьев, и уходившего в ствол мощного дуба. Слева от дерева-носителя жутковатой поросли, росли ещё два его брата, не менее старых, увенчанных венцами ветвистых крон и золотом осенних листьев. Из дальнего выходила ещё одна рука-силок, раскинувшая свою паутину в другом конце лесной прогалины, оплетая чахлые кусты красной горе-ягоды, видимо там была нора какого-то животного. Но самое страшное, буквально выплывало из поверхности самого могучего, с болезненно-почерневшей и отсыхающей, будто кожа от черной чумы, корой дуба.
Это была голова химеры. На короткой мускулистой шее, толщиной с предплечье взрослого мужчины, покоился огромный череп. Он был туго обтянут сухой коричневой кожей и увенчан тремя полуметровыми рогами, выходившими из висков и затылка твари. Рога выгибались симметрично. Они образовывали что-то вроде трехгранной костяной короны над гротескной головой и изобиловали черными наростами, из которых сочился тонкими струйками темно-фиолетовый дымок. Это нечестивое марево свивало причудливые, непостоянные узоры и распадалось на части так же легко, порождая всполохи энергий изменения. Чудовище было самим эфиром, квинтэссенцией ночных кошмаров, напоенное силой из ключей дикой магии.
По истерзанной коре несчастных деревьев, от рук и головы химеры, расходились темные концентрические круги, будто тварь «выныривала» из их плоти. Даже самые безумные и пугающие мутации, о которых знали люди, никогда не создавали ничего столь противоестественного, нематериального и в то же время, являющего собой более чем реальную угрозу.
Химера не была существом в обычном понимании, она была магическим созданием, сотканным из варпа демоном. И как любому демону ей нужно было облечься плотью, чтобы оставаться в реальности, чтобы охотится, чтобы пожирать тела и души незадачливых путников. Деревья, камни, металлы и даже давно мертвые кости — все могло стать вместилищем этой твари. Единственным критерием отбора «сосуда» оставался его размер и успехи на охоте.
«Дыхание, надо задержать дыхание и ни в коем случае не двигаться. Оно чувствует малейшие колебания воздуха», – так всегда говорила мать, рассказывая о химерах. Викар перестал дышать. Тонкие плети-пальцы вздрогнули, будто почувствовали, что рядом находиться жертва, пытающаяся сбежать. Внутри груди начал подниматься липкий комок страха и лишь тихий вкрадчивый голос матери не позволял Вику сорваться в пропасть паники. «Так, теперь создать воздушный поток обманку, чтобы отвлечь демона», – но как назло в руке не оказалось ни одной вещи. Выбора не оставалось и мысленно попросив богов о помощи, охотник как можно медленней начал тянуться к походным мешочкам на поясе.
Викара пробил ледяной пот, когда он увидел, что ветви химеры, будто связанные невидимыми нитями с его рукой, так же начали двигаться по направлению к его ремню, но гораздо быстрее. «Не успею», – пронеслась в голове истерическая мысль. Она начала роится внутри черепа, напрочь выбивая все остальные упорядоченные размышления и решения, которые могли спасти ему жизнь. Вик не мог ни вздохнуть, ни успокоится, а осознание того, что осязание Химеры оказалось столь невероятно чутким, ещё больше трепало и без того натянутые струной нервы.
Внезапно, яркий луч надежды ворвался в сознание, выжигая панику, уже почти полностью затопившую разум: «Если эта тварь почуяла легкое движение моей правой руки, то более быстрое движение левой должно отвлечь её. Это даст мне пару мгновений, чтобы дотянутся до ремня». Раскрыв ладонь, чуть быстрее чем следовало, парень двинул левую руку в противоположное от пояса направление, что заставило паутину уже почти дотянувшихся до правой руки плетей-пальцев, резко сменить курс и устремится к новой цели. Лапа химеры проплыла в каких-то сантиметрах от лица Викара и тот сумел разглядеть её в деталях. То, что он называл ветвями-пальцами, на самом деле было многосуставчатыми, побуревшими костями, унизанными бесчисленным количеством сильно изогнутых зубцов. Сеть из мельчайших пил, крючков и штопорообразных игл планировала по воздуху, раскрываясь будто жуткий цветок, пытаясь охватить как можно большую площадь и лишить жертву даже призрачной надежды на спасение. Тому кто не знал, как убивает химера, стало бы по-настоящему страшно, но беда заключалось в том, что Викар уже видел это оружие в деле. От этих воспоминаний пот покатился с него градом, а сердце забилось так, что он буквально слышал гулкий бой барабанов, рвущийся из его груди.
Наконец ладонь коснулась заветного пояса. Онемевшими пальцами парень пытался развязать запутавшуюся тесёмку, с ужасом наблюдая, как силки химеры плыли все ближе и ближе к его левой руке. Ещё немного и он больше не сможет отводить её в сторону, что случится тогда, он не хотел даже думать. Поняв, что в таком состоянии, когда пальцы отказываются его слушать, а руки дрожат как при лихорадке, не в силах распутать проклятый узел, Викар схватил первый попавшийся мешочек и крепко сжав в кулаке рванул с пояса, разорвав подвязки. Не теряя ни секунды, он одним движением отправил его параллельно, уже широко распустившей сети-конечности химеры.
Костяные звенья тут же, будто стая хищных рыб, развернулись к пролетевшему мимо мешочку и моментально, свернувшись тугим жгутом, выстрелили в сторону новой добычи. Через секунду, настигнув приманку, они разорвали в мельчайшие клочья как сам мешок, так и его содержимое, коим оказались ягоды и какие-то сушеные коренья для хмель-отвара. Внутри Викар ликовал — первый бой был выигран. Вновь потянувшись к поясу, он нащупал мешочек с лесными орехами, собранными им ранее и на этот раз, справившись с завязками, вынул их. Мелкая цель, но он надеялся что её хватит чтобы отвлечь врага.
Сжав кулак, Викар, как и секундой ранее, одним движением кисти швырнул орехи рядом с сетью химеры. Все повторилось и когти чудовища оказались ещё дальше. Наконец, охотник рискнул опустится на корточки и подобрать увесистый камень, бросок которого уведет тварь ещё дальше, а ему позволит отступить за пределы её охотничьих угодий.
Все так же не дыша, он поднял тяжелый камень, что сразу же привлекло внимание находившихся уже в нескольких метрах от него смертельных ловчих и с натугой запустил его по дуге в глубь владений демона, спровоцировав очередную атаку шипастых плетей. Они моментально покрыли камень сетью подрагивающих жгутов и за пару секунд буквально превратили его острыми, как бритва крючьями в порошок. Сам же Викар попытался быстро отступить за пределы досягаемости химеры.
Однако, это было проще сказать, чем сделать. Застарелая рана в левой ноге не позволяла двигаться быстро, а ужасающий цветок тонких костей уже вновь распускался. Но, что было гораздо хуже, это то, что демон, кажется начинал понимать, что его водят за нос. Хотя, так вряд ли можно сказать о существе, чья вытянутая покатая морда, носа-то как раз не имела. Зато было кое-что другое. Шесть темных нор-глазниц попарно нависали друг над другом тяжелыми надбровными дугами, наполненные маслянистой черной субстанцией, со зрачками, горящими кроваво-красным огнем и пасть, усеянная клыками, размером с ладонь, способная проглотить взрослого мужчину целиком. Могучий череп химеры начал подниматься — она явно желала лично лицезреть, что же происходит в её владениях.
Викар затравлено оглянулся, приметив неподалеку овражек. Неимоверным усилием, стараясь двигаться максимально возможно быстро, он устремился туда. Какой-то десяток метров отделял его от спасительной впадины, когда сзади раздался визг рассекаемого костяной сетью воздуха. Злость захлестнула неистово ковыляющего парня. «Я не умру», – упрямо подумал он про себя,– «не сегодня, к черту предосторожности и опасности, что могут поджидать на земле и в лесных норах, если я погибну мне будет уже все равно. Уж лучше получить пару укусов и порцию яда, но выжить, чем оставить попытки спастись и стать обедом для этого чудища».
Викар прыгнул, вытянувшись во всю длину своего немаленького тела и приземлился, больно ударившись плечом. Перекатился дальше, подняв целый ураган из сухих листьев, остатков какого-то животного и прочего мусора, и из последних сил, оттолкнувшись здоровой ногой, скрылся в густом кустарнике, обрамлявшем склон оврага. За плотным пологом листы оказался крутой склон и Вик кубарем покатился вниз, когда сзади раздался хлесткий удар, похожий на щелчок хлыста — ловчая сеть химеры остановилась, ей не хватило какого-то мгновения, чтобы поймать жертву.
Перед глазами парня свихнувшимся калейдоскопом вертелся мир. Подскочив на плоском валуне, Викар, кувыркаясь в воздухе, пролетел ещё с десяток метров и вписался спиной в здоровенный камень, оказавшись лежать вверх ногами и хватая ртом, выбитый из легких, воздух. Наконец, он смог снова вздохнуть. Вся его одежда была насквозь пропитана потом, будто он только что вылез из озера, сердце разрывало грудь, барабаня с неимоверной скоростью, нога была, как в огне, а в голове стоял шум похожий на водопад. Но все это было мелочью — главное он жив и относительно здоров.
Вик завалился набок и тяжело опираясь на руки поднялся. Далось ему это нелегко, колени предательски подкосились и он едва успел облокотиться о камень, минутой назад остановивший его стремительный спуск. Быстрый взгляд вокруг не выявил никаких новых опасностей, лишь помятая трава, да раздавленный в густую желтоватую кашицу лесной перегной. Его падение прочертило легко различимую тропу с вершины на дно овражка и теперь сочащуюся гадковатым бурым паром. Видимо, пока он летел вниз, на пути попалось пара изменённых варпом растений или мелких животных, и их останки сейчас исходили легкими испарениями остаточного эфира. Это было уже не важно, он избежал смерти в объятиях химеры, а подобное уже само по себе являлось едва ли не чудом.
Вся ситуация напоминала злую шутку Эншара — бога безумия и лжи, существо благодаря которому Викар выжил десять лет назад, едва не стало и причиной его смерти сегодня. Лишь невероятное везение, что рядом так удачно оказался спасительный овражек, позволило ему пережить эту встречу. Весь это чертов мир был сплошным безумием и вечно полагаться на удачу было нельзя. Его отец был настоящим Егерем, хозяином леса и знатоком диких троп, коим когда-нибудь мечтал стать и он сам. Но, пока что это так и оставалось мечтой, а неприятности случались с ним с завидной периодичностью, причем иногда эти неприятности были сродни только что пережитому ужасу. За это умение влипать в неприятности и каким-то неимоверным чудом выбираться из них живым, он получил от старшего брата это идиотское прозвище — «Везунчик». Пран, младший из братьев, любил поддразнивать Викара, за что совершенно законно получал подзатыльники, старший же, Саур, лишь ухмылялся и приговаривал:
– На что ты обижаешься Викариан? Ты действительно везунчик, другой на твоем месте уже десяток раз отдал бы богам душу, а ты вон гляди же, среди живых до сих пор бегаешь! – Последнее было неправдой. Вик уже пару лет, как не мог бегать. Он вернулся мыслями к своей искалеченной ноге, боль в которой постепенно превращалась из полыхающего костра в тлеющий пепел, разлетевшийся от щиколотки до колена и прикрыл глаза. Парень пытался выровнять дыхание и унять бешено колотящееся сердце, как учил его отец. Боги, как же сейчас не хватало его терпеливой мудрости и молчаливой силы…
* * *
– Викар! – Он снова был тринадцатилетним подростком, с трудом отодвигающим тяжелую ветку осенней витлицы, невысокого, но крайне широкого и раскидистого дерева. Осенью оно оборачивалось в свои собственные ветви, словно гусеница, в кокон, переживая жуткую зиму в относительной безопасности. Иногда, среди заснеженного леса можно было наткнутся на лесную армию, состоящую из тысяч витлиц. Будто бы толстые, низкие колонны недостроенного здания, они стояли в ожидании когда вернутся нерадивые работяги и пиками своих скрученных ветвей грозили небесам.
– Быстрее сюда! – Громкий шепот отца слышался всего в паре метров и мальчик устремился на голос. Сзади раздался треск ломаемых деревьев и басовитое взрыкивание мародеров.
Он до сих пор не мог понять, как они нашили их стоянку, ведь не было ни костра, ни шума. Они уже добыли много дичи и были на пути домой, Викар самозабвенно грыз хрустящего мясного жука, которого дала ему мама перед выходом, а отец спокойно шел где-то впереди, не выказывая никакого волнения, как вдруг они услышали быстро приближающийся тяжелый топот нескольких верховых. Понять куда те направляются труда не составило — они пришли за Егерем и его сыном. И вот теперь, на грани сумерек и ночных опасностей, Викар был вынужден бежать, чтобы не отстать от отца, пытавшегося запутать преследователей. Они выскочили на полянку, которую видели неделю назад, где в достатке росли дикие ягоды, грибы и было сразу две крупные колонии солчатников- маленьких, безглазых зверьков, размером с курицу, питавшихся магической порослью фосфоресцирующей травы, кореньями и варповыми лужами. Мама говорила, что это потомки кротов, сильно изменившихся из-за эфирных бурь и тумана искажений.
Отец припал на одно колено, склонив голову и сняв перчатку, прижал руку к земле. Из-за буро-зеленого раскраса, его плащ выглядел на фоне этого пейзажа, как заросший зеленым мхом валун и только пристегнутый к поясу тяжелый костяной, проклёпанный стальными стяжками серпомеч — гордость отца, позволил отыскать его.
Грохот копыт за спиной усилился, Викар побежал, нервно оглядываясь и стараясь не упасть — не хватало ещё зацепиться ногой за корень или угодить в яму. Отец бросил быстрый взгляд по сторонам, на долю секунды задержавшись на каменном кургане, сложенном из здоровенных серых плит, непонятно как оказавшихся посреди леса и образовавших нечто вроде дырявого каменного шалаша. Мальчик не помнил, что бы в прошлый раз на поляне было что-то подобное, но в мире, где правили балом вечно-меняющиеся материи, постоянство было редкой роскошью. Отец мотнул головой, будто бы отказавшись от какой-то мысли, встал, устремив взгляд за спину бежавшего к нему мальчика и не спеша отстегнул от пояса серпомеч. Вик увидев это, взглянул в лицо отцу и едва не остановился. В глазах Егеря он увидел лед ненависти и каменную решимость — защитить сына, во чтобы то ни стало. Что-то приближалось и чтобы это ни было, убежать от этого было уже невозможно, единственное, что им оставалось — сражаться.
Викар почти добрался до отца, когда из леса за его спиной разнесся громовой рык, перетекший в низкий булькающий смех. Гончие наконец-то догнали свою добычу и теперь рвались вперед к заветной цели еще яростнее. Деревья, ограждавшие полянку, вспучило и взорвало как мыльный пузырь, разметав кору и остатки ветвей в разные стороны, вызвав дождь из перемолотых опилок. Сквозь занавес, мешающих видеть щепок, на развороченную магией прогалину, вылетела бугрящаяся мышцами тварь, несущая на себе жуткого всадника.
Он был похож на тень, распахнувшую руки, которые казалось оканчивались не кистями, а вплавленными в плоть жуткими орудиями войны. Викар не успел набрать в грудь воздуха, чтобы спросить кто это и что ему нужно, как над ним, разрывая воздух, просвистел один из отцовских метательных клинков. Белоснежная кость, как хищная птица, метнулась прямо в голову незнакомцу и со стороны жуткого гостя послышался глухой звук пронзаемой плоти, а сам он начал заваливаться назад, со вставшей на дыбы мутировавшей лошади. В ту же секунду, из-за спины сражённого, вылетела сеть, с привязанными к её концам округлыми камнями и устремилась к ним. Сильная рука резко дернула Викара назад, швырнув того почти через всю поляну к замеченной ранее груде камней. Мальчик, ударившись о землю, крякнул и прокатившись ещё немного, вскочил на ноги, благо жирный травяной покров поляны смягчил падение. Отец же, ястребом нырнул в другую сторону, без труда уйдя от ловчей сети.
На краю поляны первый всадник окончил свой полет из седла тяжелым ударом о перепаханную взрывом землю. В тут же секунду, перескакивая своего павшего товарища, сквозь уже редеющую пелену опадавших щепок, влетели ещё двое всадников. Они дико завывали, мехами могучих легких распаляя свою нечеловеческую ярость. Кони взрывая когтистыми копытами мягкую землю, неслись во весь опор, но всадники даже не касались поводьев, без труда балансируя на спинах могучих животных. Так могли ездить лишь люди, всю жизнь проведшие в седле. Викар никогда не считал себя богатырем, высокий и жилистый, он был противоположностью своим широкоплечим отцу и старшему брату, настоящим воинам от рождения. Но то, что сейчас вырвалось на поляну, размерами больше напоминало медведя-оборотня верхом на кошмаре. Скакун был три метра в холке, отдаленно напоминал коня, но имел не умещавшийся в пасти частокол длинных острых зубов, хребет с выпирающими, словно луки седла, костями позвоночника, мощными ногами, тяжелыми гривой и хвостом, украшенных черепами и руническими камнями скакуне. Всадник, осмелившийся оседлать этот кошмар, был ему под стать. Ловчий был более пяти локтей росту, а в плечах, едва ли меньше полутора метров, обвитый пучками, чудовищно вздутых, переплетенных венами, мышц. Торс накрест перехвачен двумя кожаными перевязями, унизанными костяными щитками, с вырезанными на них чародейскими письменами, из которых сочилось магическое марево. На ногах были меховые сапоги, меховые поножи. Голову венчал огромный, глухой шлем из настоящей, пусть и сильно заляпанной грязью и бурыми пятнами, стали с узкими прорезями для глаз. В руках же это создание, которое язык не поворачивался назвать человеком, держало два здоровенных двуосных топора с шипастыми лезвиями. От них тянулись темно-бурые, будто запекшаяся кровь, цепи, вплетенные в наручи, которые охватывали запястья великана. Его товарищ, был одет почти так же, разве что на груди у него были не кожаные перевязи с щитками, а тяжелая, круглая, рифлёная кость какого-то огромного животного. Из ее гладкой поверхности по бокам вырастали два полуметровых изогнутых рога с железными колпаками-бойками на концах. А в левой руке, он сжимал оружие отдалено напоминавшее тяжелую длинную пику, но со сдвоенным, изогнутым наконечником, которым можно было не только колоть, но и рубить.
После, Викар узнает, что этих людей называли мародеры или ловчие Великой Пустоши — те, кто добровольно решил уйти из городов и стал жить в диких землях, промышляя работорговлей, бандитизмом, или охотой на редкие артефакты. Они были не просто людьми, это были те, кто принял судьбу жестоких, вечно алчущих силы и новых изменений в себе самих наемников и убийц. Мародеры пили воду из источников, проклятых туманом искажения, охотились на животных, что были подвержены мутациям, таким образом они накапливали внутри себя крупицы сырого, дикого эфира, что рождался в местах прорывов завесы. Там появлялись самые ценные артефакты и невообразимые чудеса. Ловцы преображались по воле нематериальных энергий, прорвавшихся в истерзанный войнами умирающий мир, становясь созданиями, живущими ради получения ещё большей силы. С годами в них пропадали последние человеческие черты: Физически они превращались в жутких монстров и какими чудовищами они становились снаружи, такими же они были внутри. Сила, насилие, самые темные примитивные желания и эмоции — все что оставалось в них. Угоняя рабов, добывая артефакты они получали огромные деньги от магов и царей городов-государств, которые были вдосталь раскиданы на пустошах. Ловцы любили полностью спускать заработанное либо на кровавые развлечения, либо на обретение ещё большей силы.
И сейчас двое мародеров, перескочив через упавшего товарища, который как оказалось не погиб, неслись к Егерю. За ними уже виднелась ещё пара фигур на измененных магией скакунах. Но если один из них был похож на первых трех ловчих, то последний, кажется, внушал ужас даже своим спутникам и те старались держаться от него подальше. Несмотря на то, что мальчика знобило от страха, он вытянул шею, заинтригованный тем, что же может напугать этих огромных воинов. Однако резкий окрик заставил его отказаться от этой глупой затеи:
– Вик, быстрее прячься под камнями! – крикнул Егерь, неуловимым движением, отражая несущийся на него сверху рубящий удар всадника с двумя топорами. Серпомеч и топор сошлись с гулким стуком просмолённых и прошитых железными штифтами костей. Второй топор не достал до отца и тот, воспользовавшись моментом резко крутанул лезвие оружия, сначала потянув на себя, так что мародер на долю секунды потерял равновесие, чуть не выронив топор, а потом резко навалившись всем телом, вогнал острие меча прямо под ребра нападавшего. Оружие, бережно хранимое в семье и не раз спасавший жизнь им всем, не подвело и на этот раз. Пронзая кожу и мышцы, меч вышел из спины врага. Мощным рывком назад, с полным поворотом корпуса, отец зацепил лезвием косы плоть ловчего, вырвал оружие из его тела, при этом разорвав живот и кожаные перевязи, оставив на своем клинке, сочащиеся черной кровью остатки разорванных органов. Лошадь попыталась укусить того, кто напал на её хозяина, но Егерь, заканчивая разворот, резко поджал колени, уходя от опасности и со всей силы полоснул по морде животного. Что-то противно хрустнуло и голова твари распалась от холки до удил. Скакун всхрапнул, мышцы мощных ног сократились в конвульсии, выбросив, уже не способное держаться тело на полметра вперед. Оно грузно рухнуло на мокрую траву, скинув умирающего седока. С ним было покончено. Однако первый нападавший, выбитый из седла ещё в самом начале боя, уже поднялся и сейчас направлялся к Викару, кажется даже не замечая торчащей из скулы рукояти кинжала.
Вновь свистнул метательный нож, белой рыбкой скользнув из руки Егеря к живучему мародеру, поразив того в правый глаз. Острие почти на палец вышло из затылка жертвы — на этот раз, тот не произнес ни звука, колени подогнулись и убитый ловчий, завалившись назад, больше не шевелился.
Мальчик начал медленно отступать к каменному шалашу, лаз под который был прикрыт крупным, идеально отполированным булыжником. Ловчий с копьем развернул скакуна и уже несся на отца. Ещё один мародер тоже пустил своего коня в галоп. Он был с ног до головы укутан в шкуры, укрепленные тяжелыми костями крупных животных и со странной стальной защитой, полностью закрывавшей всю левую руку от плеча до кончиков пальцев, разделённых так, будто рука оканчивалась не кистью, а клешней краба-людоеда. Лицо его полностью скрывал глубоко надвинутый капюшон. А когда на поляну неспешно выехал последний мародер, Викар застыл как вкопанный.
Страх еще сильнее сковал его ноги, а легкие отказывались дышать. То, что выехало на поляну, не было лошадью, а всадник был не человеком.
Шесть мощных, драконьих лап, оканчивавшихся розовато-алыми когтями-кинжалами несли могучее, грузно переваливающееся при ходьбе тело скакуна. Его шкура была полностью укрыта прочной темно-зеленой чешуйчатой попоной. Голова создания была вытянутой, с клыкастой пастью, внутри которой была видна мышечная прослойка, обвившая желваки, которые позволяли, при необходимости, буквально перекусывать жертву пополам. Грива и хвост представляла собой отвратительные толстые отростки плоти длиной в метр. Их испещряли сотни неустанно открывающихся и закрывающихся воронок, внутри которых блестели иглы зубов. Но этого будто показалось мало владельцу чудовища и он решил «украсить» хвостовые отростки пробив те ржавыми крюками, на которых крепились заострённые фетиши, вроде осколков оружия, острых рунных камней и больших костяных шестоперов. Торс «лошади» был похож на трехгранные песочные часы, широкие части которых определяли расположение пар ног, разделённые костяными перешейками, опоясывающие узкие, уязвимые места чудовища. Сверху эта броня представляла из себя пару плотных роговых пластин, на каждой из которых без труда разместилось бы трое взрослых мужчин. Они были разделены острыми роговыми наростами, видимо игравшими роль луки седла.
Викар открыл рот, поднимая взгляд с красных когтей животного все выше и выше, туда, где занимая целую пластину-седло сидел, нет, сидело существо. Мародер-вожак был виден лишь частично, только с правого бока, но даже так представлял поистине внушающее трепет зрелище. Первое, что увидел мальчик были тяжелые, подбитые мехом ботфорты с влитыми внахлест стальными пластинами, к которым были прибиты гроздья выбеленных людских и не только черепов. Залезь Викар в этот ботинок, он не сомневался, то уместился бы в нем полностью, ведь каждый из них был размером с сорокалитровую кадушку воды, что стояла около их дома. Они доходили до самого колена, где оканчивались литым наколенником со стальным шипом в середине. Выше была удивительной красоты чешуйчатая кольчужная юбка тончайшей работы, сияющая серебром даже сейчас, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом. Выглядела она совершено неуместной на этом жутком создании. На человеке, эта броня ниспадала бы до самой земли, но мародеру она едва прикрывала колени. Торс ловчего был оголен, а кожа имела нездоровый оттенок, в руке он сжимал неимоверных размеров составную булаву. Длинное темное древко было почти с отца, а венчал его черный литой шар с пятью конусовидными шипами, который был исписан зеленой вязью нечестивых рун. Казалось, удар этого оружия может превращать скалы в пыль. Шею всадника опоясывал стальной гаржет с рваными остатками кольчуги, железной бахромой свисающий на плечи и могучую грудь. На голове вожак носил глухой трехрогий шлем, с Т-образным забралом за которым виднелись два, сияющих нереальным светом, пурпурных омута. Глаза Викара заволокли слезы — даже смотреть в буркала этого создания было невозможно. Рот наполнялся желчью, а живот скрутил жестокий спазм.
Он попытался отвести взгляд, но тут вожак мародеров развернул скакуна и окаменевшему мальчику предстала правая рука вожака, или точнее то, что некогда было рукой. Плечо всадника взбухало огромным горбом, сплетенных в жуткий клубок, вздымающихся и опадающих, словно живое существо, мышц. Из них, ороговевшими пузырями выпирали в костяные наросты. В этой мешанине плоти и костей, повинуясь какой-то неведомой злой силе, рождалась шипастая живая плеть. Извиваясь подобно змее, она скручивалась в багровые кольца и распускаясь вновь, молнией вспарывала воздух. В своей середине она распадалась на четыре тугих каната мышц, два из которых оканчивались ярко-желтыми ядовитыми жалами, а ещё два отростка представляли собой мясницкие загнутые крючья.
Прошло не больше нескольких мгновений, пока Викар разглядывал вожака, однако этого хватило, что бы несущийся на огромной скорости ловчий с копьем сократил дистанцию до отца. Егерь сместился, к уже погруженному в вечернюю тень, краю поляны. Всадник отвел руку для удара, нацелив острие ему в грудь, огласив окрестности громким яростным воплем. Вопреки ожиданиям мародера, Егерь не испугался, а изготовился для рывка. Мгновение и отпрыгнув в сторону перед самой мордой животного, отец Викара избежал удара оружием. Лошадь с громким топотом пронеслась рядом, а Егерь, совершив кувырок и казалось забыв, о только что пропущенном мимо себя враге, направился в сторону последнего клешне-рукого.
Рассвирепев от подобного пренебрежения, промахнувшийся всадник резко рванул удила коня на себя, заставив того дико заржать от боли и подняться на дыбы. Впрочем, это вовсе не замедлило его стремительный галоп. Тяжелый зверь, вместе с беснующимся и не переставая орущем на своем непонятном языке всадником, на огромной скорости влетел в дальний подлесок. И только тогда Викар понял, почему отец даже не оглянулся на только что пронесшуюся мимо него опасность. Он был Егерем, а это значило, что он мог лишь окинув взглядом окружающий его лес, узнать о нем и его ловушках столько, сколько не смог бы узнать ни кто другой. Мародер на коне пронесся сквозь вязь узких веток и через мгновение будто-бы провалился под землю, а его полный ярости рев сменился заунывным, полным отчаяния воем и оборвался глухим звуком удара тела о камни. Оказывается, опушка находилась на самом краю обрыва и сквозь поломанные ветви теперь виднелся песчано-алый горизонт, обрамлённый ватой тяжелых, красных, от последних лучей заходящего солнца, облаков.
Вожак остановился, казалось его заинтересовал человек, который только что, без особого труда, перебил три четверти его отряда. Он положил руку на потертую кость-луку, никак не ограничивая буйство четырех живых змей-конечностей другой. Последний же мародер, в мехах, выхватил небольшой обсидиановый кистень, с вплавленными в каменное навершие клыком саблезубого льва. Явно помятуя об участи своего товарища, познавшего прелесть полета, послал своего скакуна вперед легкой рысью. На лице отца Викар заметил улыбку, нет, не улыбку — хищный оскал. Он понял, что в сердце этого «мохнатого» поселился худший враг любого война — страх. Небрежно крутанув серпомеч, он слегка присел, коснувшись левой рукой влажной травы и стал выжидать.
Картина, которая разворачивалась перед глазами Викара приковывала взгляд и заставляла кровь кипеть, восхищаясь происходящим. Здесь и сейчас, в бою, сошлись две невообразимо противоположные друг другу силы — варвар пустошей и хранитель леса, убийца и защитник, раб своих инстинктов и истинный воин. Когда их разделяло меньше пары метров, легкий порыв ветра колыхнул окантовку одежды, как бы ненароком вложив стяжку плечевого захвата накидки в руку Егеря и тот немедленно рванул её. Полог плаща распахнулся и будто крылья птицы взвился в воздух, скрыв за своим широким телом хозяина, заставил мародера испугано вскинуть стальную клешню. Зеленая накидка обвилась вокруг всадника, закрывая обзор и мешая кистеню подняться для удара. В туже секунду отец, будто туго натянутая пружина, подпрыгнул, практически перескочив лошадь. Крутанувшись в полете, он наотмашь рубанул серпомечом туда, где находилась шея последнего врага, скрытого плащом Егеря. Раздался звон столкнувшихся клинков. Отец едва не потерял равновесие и приземлился, припав на колено позади лошади. Он хотел было оглянуться, чтобы убедиться, что враг повержен, как рядом с ним тяжело рухнуло могучее тело с перерубленной стальной клешней.
Всадник пытался защититься и выставил перед собой, закованную в железо левую руку, так что вся сила удара пришлась в сочленения брони. Серпомеч напрочь отсек кисть ловчего, оставив на её месте лишь жуткого вида рваную рану, сочащуюся темно-фиолетовой жижей, мало напоминающей кровь. Мародер схватился правой рукой за то место, где раньше была клешня и дрожа всем телом поднес обрубок почти в плотную к лицу, будто желая рассмотреть вблизи покалеченную конечность. Из-под капюшона раздался сначала неясный, булькающий рык, быстро переросший в рев нечеловеческой ярости. Егерь резко вскочил. Ни секунды не медля, он крутанул оружие, перехватив серпомеч обеими руками и направив его острие вниз, резко припал на левое колено. Скорость и сила удара, направленного прямо под глухой капюшон всадника, должны были сразу же покончить с его никчёмной жизнью.
Мгновение, когда оружие неслось к незащищенной плоти, казалось, растянулось во времени, а мародер медленно, будто находясь в тягучей болотной смоле, поворачивал голову к отцу. Меч погружался в капюшон все глубже и глубже, но звука пронзаемой кожи и ломающихся костей все не было, и когда наконечник меча высунулся с обратной стороны, вонзившись в землю, время вновь продолжило свой обычный бег.
Закутанный в меха воин не просто избежал смертельного удара, он с неимоверной скоростью извернулся, разорвав захваченный мечом край капюшона и вопреки всем мирским законам, поднялся даже не коснувшись руками земли. Это произошло настолько быстро, что отец успел бросить лишь удивленный взгляд на уже стоявшего всадника и в туже секунду получил тяжелейший удар коленом прямо в лицо. От удара он рухнул навзничь, широко раскинув руки. Пальцы разжались и меч, выскользнув из ослабевших пальцев, упал на остывающую, осеннюю землю. Из разбитого носа и верхней губы выступила кровь, а глаза потерявшие фокус, тщетно пытались сморгнуть набежавшую влагу. Рыкнув, мародер быстро раскрутил кистень и двинулся вперед в надежде добить обидчика.
Внезапно, Викар понял, что если он сейчас же что-либо не предпримет, то отцу конец. Скорее повинуясь инстинктам, нежели реально отдавая отчет своим действиям, он сорвал с пояса свою небольшую костяную булаву и размахнувшись, метнул её в безрукого ловчего. Мародер был настолько поглощён мыслями о мести, что он не заметил новой угрозы и та с глухим звуком впечаталась ему в затылок. Удар был не сказать что бы сильным, но он явно был неожиданным, причем настолько, что левая нога всадника запнулась и тот припал к земле, едва успев опереться на здоровую руку. Дезориентированный ловчий тряхнул головой, явно пытаясь прийти в себя после нападения. Этого мгновения хватило отцу, чтобы сориентироваться в произошедшем и схватив упавшую рядом булаву, со всего размаху садануть ею в висок мародера. Того качнуло и Егерь молнией набросился на него тут же повалив дезориентированного врага, и нанес ещё один удар, и ещё, когда укутанное в шкуры тело начало заваливаться набок, и ещё когда уже упало, и ещё, и ещё. Пока скрывающий лицо врага капюшон не стал буквально вбит в землю, а из него не начала вытекать такая же гадкая жижа, что из обрубка руки.
Егерь бросил взгляд в сторону Вика, в его глазах читалась радость, удивление и непомерная гордость за сына. Он улыбнулся и Вик улыбнулся ему в ответ. Тогда еще он не понимал, что спас отцу жизнь и был просто счастлив, что смог хотя бы как-то помочь, а не вляпаться по своему обыкновению в неприятности. Отец хотел что-то сказать, но внезапно его прервал гул могучего голоса, заставивший листву на деревьях затрепетать:
– Так значит ты жив?– казалось, вопреки всем законам, по поляне металось эхо, будто бы отраженное от пустого места. Викар с отцом одновременно повернули головы к последнему ловчему. Тот неспешно к ним приближался на своей огромной твари.
В голосе вожака слышалось веселье и что-то ещё, что-то темное и глубокое, будто зарождающееся безумие:
– Ты не представляешь, как же долго тебя искали. Все уже было решили, что ты мертв и даже хотели оставить поиски.
– Так чего же не оставили? – поднявшись с колен спросил отец и вновь накинул на себя плащ. Егерь начал обходить мародера, стараясь увести того от Викара, а заодно поднять свой серпомеч. – Что вы вообще тут забыли? Здесь нет ни эфирных артефактов, ни богатой добычи.
Вожак банды явно не был дураком и понял его маневр. Он бросил взгляд на мальчика и гулко хохотнул. Отвернув скакуна, будто соглашаясь на игру предложенную оппонентом, он двинулся в сторону Егеря:
– Я расскажу тебе на обратном пути, когда закую тебя и твоего щенка в кандалы, а заодно мы навестим твою женушку, – плети правой руки взметнулись и резко опустившись, прочертили четыре борозды в перепаханной могучими конями земле, подняв комья буро-желтой грязи. – За твою голову назначена немалая награда, а уж за всю семейку я получу в десять раз больше. Кстати спасибо, что позаботился об этих кусках дерьма, которые решили, что могут быть ловчими. Теперь не придётся делиться с ними, – на секунду вожак замолчал, окинув поляну взглядом, на которой уже лежало три трупа и видимо придя к какому-то решению, продолжил:
– Впрочем, награда назначена только за твою голову, поэтому я, пожалуй, тебя все же убью! – и он, без особых усилий, взвалил на плечо свою огромную булаву, боевой шар которой оказался позади жуткого шлема и выглядел как стальной нимб на фоне демонических рогов. Ветер колыхнул костяные амулеты мародера, вызвав сухой перестук, влившийся в неспешные удары могучих лап его скакуна по земле.
– А ты не боишься разделить судьбу своих подельников? Четверых я уже убил, вдруг и с тобой сдюжу? – прищурившись, тихо спросил отец. Он добрался до оброненного серпомеча и сейчас подобрав его в правую руку, имел по оружию в каждой, что впрочем, явно не впечатляло гиганта. Мародер, задрав голову, от души расхохотался, содрогаясь от смеха всем телом, да так, что даже его ездовой зверь слега присел на задние лапы. Жгуты мышц вспухли, а крючья и жала на концах канатов взвились вверх. Жуткий гогот заставил все живое на поляне утихнуть, даже вечерней свет стал ещё темнее. Внезапно смех оборвался и прорези рогатого шлема обратились к Егерю:
– А вот это мы сейчас и проверим! – полу-лошадь, полу-ящер, взрыв могучими лапами землю, сорвался с места.
------------------------------------------------------ --
Продолжение на сайте нашего проекта Eon Of Nether или завтра! Приятного прочтения!
облако тэгов
