Представьте неблагополучную семью, в которой муж часто напивается, после чего бьет жену, оскорбляет ее и всячески унижает. И жена придумала способ снятия возникающих страха и напряжения — она принимается, к примеру, вязать. Случилась потасовка — она идет вязать, случилась еще одна — она вновь принимается вязать... В итоге в доме уже масса одежды, а женщина, когда пьяный муж в очередной раз заходит в дом, инстинктивно начинает дрожать и судорожно вязать новую ткань. Быстрее и быстрее... От страха. Ощутите, сколько в этом действии чего-то темного, адского...

Есть различные терапии, работающие через отвлечение на другой объект. Например, художественная терапия. Или, скажем, песочная терапия. Когда человек создает краткосрочные объекты из песка в специальном подносе, полностью вовлекается в этот процесс, доводя тем самым манипуляции до ритуалов.

А к чему я, собственно, это всё? Да вот в том-то и дело, что к «Дорожным работам». Эпиграфом к роману выбрана короткая фраза случайного прохожего о Вьетнаме. Нам трудно оценить и прочувствовать, насколько сильно повлиял Вьетнам на тогдашние настроения в американском обществе. Однако Стивен Кинг однозначно рисует... такую, своего рода политическую терапию страны. Когда вся боль, страх, непонимание от Вьетнама переключаются на производство дорожного покрытия. Ведь о Вьетнаме в книге практически ничего нет! Но зато терапия есть, и о ней книга. А Бартон Доуз — болючий нерв в теле общества. Отмирающий нерв.

Из Интервью Бориса Стругацкого Михаилу Веллеру на Радио России, 2012 год:

Некоторые книги Братьев Стругацких будто были написаны ради одной лишь концовки. Что Радуга, что Пикник, что вот Жук... И это очень хорошо работает. Читателей часто больше всего интересуют концовки. А в случае конкретно с «Жуком в муравейнике» концовка такая, что мощнее не придумаешь. Всё ради неё. И ради дилеммы, которую ставят авторы.

Максим Каммерер, сотрудник КОМКОНа-2, своеобразной тайной полиции, надзирающей за Комиссией по Контактам (КОМКОН), получает задание на поиск некоего, в прошлом Прогрессора, Льва Абалкина. В ходе расследования всплывает множество настораживающих и неоднозначных деталей, в частности, тайна личности, тайна происхождения Льва Абалкина.

Сперва необходимо сказать, что у каждого своя работа. Действительно, я считаю существование КОМКОНа-2 необходимым, ведь, как говорится в повести, необходимо сдерживать всё умножающийся рост научного знания, научных исследований, экспериментов. Это такой, знаете, вопрос о праве на прогрессорство внутри одного общества... Можем ли мы давать столь стремительно добытые научные данные не другим цивилизациям, а себе? Можем ли мы доверить их себе? Как известно, при несоблюдении меры и хорошее может обернуться плохим. Тем более, что люди помнили, чего стоила ошибка на планете Радуга. КОМКОН-2 ошибиться, а главное, допустить подобное не имеет права. Поэтому хочу сказать, что можно понять и Максима (в чьих действиях я вообще не вижу никаких ошибок, негуманности и пр.), и Экселенца, который сам собой, в одном лице, представляет идеологию и алгоритм мыслей и переживаний всей Комиссии по Контролю.

В научно-популярной книге «Рациональное животное» Д. Кенрика и В. Гришкевичуса по эволюционной психологии используется такой термин как «дилемма детектора дыма». (Отрывок: «Вы хотите настроить его так, чтобы он стал менее или более чувствительным? Это зависит от того, что вы цените больше: чтобы сигнализатор вас не беспокоил или чтобы вы не оказались в западне в горящем доме. Большинство людей предпочитают иметь сверхчувствительный прибор, потому что в обмен на отдельные случайные ошибки в его работе они получают гарантию того, что их семьи останутся в живых. Мы намеренно искажаем оценку сигнализатора, потому что это помогает нашему выживанию. Дилемма анализатора дыма похожа на те загадки, которые естественный отбор должен решать при создании наших встроенных систем, обеспечивающих осуществление выбора. Для многих решений наш мозг настроен так же, как и детекторы дыма. Ведь такой детектор принимает решение о подаче сигнала, несмотря на то что имеет неполную информацию. Когда он улавливает в воздухе даже небольшое количество частиц, напоминающих дым, он должен либо подать сигнал «Пожар! Пожар! Пожар!», либо оставаться безмолвным. Точно так же и наш мозг развился таким образом, чтобы принимать решения, даже не имея всей необходимой информации.»)

Теперь всё становится на свои места... Но лишь отчасти.

В различных офф-лайн интервью Борис Стругацкий говорил, что никаким «автоматом Странников» Лев Абалкин не являлся. Да, он был странным, но разве это преступление? Да, он был замкнутым, порой агрессивным и себе на уме, но разве можно его за это убивать? В забавной, а на самом деле, в горькой ситуации оказываются те, кто считал убийство Абалкина единственным возможным вариантом. Я и сам, когда дочитывал повесть, полагал, что это необходимо сделать... Вот настолько мне передалась паранойя Экселенца, настолько меня испугала таинственность неизвестного.

А в итоге ответ на всю эту дилемму довольно прост, учитывая позицию БНС, с одной стороны, и приведённый мной отрывок из научно-популярной книжки, с другой стороны — всё дело снова в Теории Воспитания, над которой так долго ломали голову Братья. Сейчас, пока не разработана и не сформулирована Теория Воспитания, пока мы остаемся всё тем же Человеком Разумным, Homo sapiens, — выстрел Экселенца «разумен» и, по большому счету, оправдан. Но эта дилемма — экзамен человечеству. Экзамен на Человека Воспитанного. Человека, для которого важнейшим принципом станет гуманность. И пока что мы не сдали этот экзамен.

Можно долго размышлять, кто же в результате кого исследовал: Странники — людей, забросив последним жука в муравейник? Люди — Абалкина, наблюдая за ним в течение многих лет, но так ничего и не поняв? Или люди — Странников, поняв еще меньше, прервав своё исследование из-за простого банального «показалось»? Но в нашем конкретном случае, АБС предложили нам исследовать нас самих. Дилемма оказалась труднейшая, и выбор каждый для себя сделал исключительно сам.

"— Провалитесь вы со своей службой, которую нужно скрывать от родной сестры! И вообще от кого бы то ни было, массаракш! Поразвели секретов в каждом углу, повернуться негде, рта не раскрыть!»

В данном романе АБС детально описали тоталитарное общество со всеми его вытекающими. Затхлость, серость, ржавчина, милитаризованность — внешнее органично сочетается с внутренним на планете Саракш. Есть куча неоднородных подпольных структур. Есть тотальный контроль, есть некие Неизвестные Отцы, есть эфемерный Центр. На фоне юного, наивного и простого Мака Сима этот мир кажется усложненным донельзя. Конечно же, авторы ведут читателя ко всё той же идее права на прогрессорство. Мол, тут всё сложнее, чем тебе, такому простому умнику в духе «взять и поделить», кажется. Но если в «Попытке к бегству» мы понимаем, что этот мир ментально очень далек от нас, от нашего понимания, и поэтому туда лучше не лезть... Если в «Трудно быть богом» мы понимаем, что каждый мир, каждое общество обречено пройти свой период страдания, чтобы выкристаллизоваться, стать лучше и справедливее, как бы нам не хотелось ему помочь... То в «Обитаемом острове» авторы словно убеждают нас, что ошибочность вмешательства, по большому счету, обусловлена лишь наивностью самого Максима Каммерера. Но ведь это не так. Дело, на мой взгляд, в структуре мышления самих аборигенов, они вросли в свой мир, стали его частью. Я понимаю, что они одурманивались башнями, но башни — это продукт самого их общества, тут уж из песни слов не выкинешь. Кстати, книгу, как я понял, ругают как раз за наивность главного героя, однако это странно. Всем известна ситуация, когда с возрастом (опытом) понимаешь, что всё сложнее, чем раньше казалось. Но сложнее не значит правильнее — вот каков один из посылов этого романа. Неправильно и то, и другое. Всё должно быть с головой. Когда мы утверждаем, что Максим не прав, это не означает, что правы представители планеты Саракш. Вот в чем подвох.

С художественных позиций хочется отметить, с одной стороны, некую затянутость «Обитаемого острова» относительно других книг Братьев, а с другой стороны, превосходный стиль и язык. Заканчивая на хорошей ноте, приведу пару особо понравившихся моментов:

«Через минуту оно появилось – бессмысленно огромное, горячее, смрадное, все из клепаного металла, попирающее дорогу чудовищными гусеницами, облепленными грязью, – не мчалось, не катилось – перло, горбатое, неопрятное, дребезжа отставшими листами железа, начиненное сырым плутонием пополам с лантанидами, беспомощное, угрожающее, без людей, тупое и опасное – перевалилось через перекресток и поперло дальше, хрустя и визжа раздавливаемым бетоном, оставив за собой хвост раскаленной духоты, скрылось в лесу и все рычало, ворочалось, взревывало, постепенно затихая в отдалении.»

«Здесь тоже все переменилось. Кустов больше не было, спекшаяся глина дымилась и потрескивала, обращенный к северу склон холма горел. На севере багровое небо сливалось со сплошной стеной черно-коричневого дыма, и над этой стеной поднимались, распухая на глазах, ярко-оранжевые, какие-то маслянисто-жирные тучи. И туда, где возносились к лопнувшей от удара небесной тверди тысячи тысяч тонн раскаленного праха, испепеленные до атомов надежды выжить и жить, в эту адскую топку, устроенную несчастными дураками для несчастных дураков, тянул с юга, словно в поддувало, легкий сыроватый ветер.»

"— Я полагаю, главное — никого не трогай, и тебя не тронут, а? Румата покачал головой. — Ну нет, — сказал он. — Кто не трогает, тех больше всего и режут.»

В романе Стивена Кинга «Зеленая миля» меня больше всего, нередко до слез, доводил и волновал один эпизод, в котором Джон Коффи говорит:

В знаменитом романе Братьев Стругацких меня так же сильнее прочего волнует похожая мысль, протянутая между строк через всё произведение.

С детства, не знаю почему и из-за каких факторов, во мне формировалось обостренное чувство справедливости. Меня дико раздражало любое проявление несправедливости, нечестности, жестокости и тому подобного. При невозможности повлиять — долгий загруз в своих мыслях в направлении: «ну как же так... так не должно быть... вот почему ЭТО случается...» Не проходит этот синдром и сейчас... Недавно в интернете попадались несколько роликов, на которых сняты унижения, избиения, издевательства над школьниками и школьницами их ровесниками, всегда чуть старше, намного грязнее и быдлее, и всегда больше по количеству. И меня вновь накрыло. Средневековье — это одно. Но ведь все мы, даже сегодня, несем в себе это Средневековье. Именно сейчас, когда кто-то сидит перед монитором и узнает что-то новое, или обнимает любимого человека, именно в этот момент кого-то грабят, калечат, над кем-то просто издеваются, потому что он бесит, потому что он отличается... В этом смысле, Средневековье совершенно не при чем. Суть в природе человека. И в обстоятельствах тоже, само собой. Ведь не зря прекрасные люди будущего, Антон в частности, воспитанные в светлом коммунистическом раю, ломаются под ежедневным градом условий и обстоятельств этого, как кажется, обреченного мира.

В романе дан ответ на вопрос «Почему?» — потому что человеком правит страх. После беседы с кузнецом о тысячах перстов Румата думает: «Каждый за себя, один бог за всех». И действительно, нам представлен порой даже нереалистичный персонаж, сносящий всех и вся на своем пути, у которого миллионы золотых в неиссякаемой чаше, которого боится сам почтенный дон Рэба. Конечно, такой бог за всех. Но это именно бог. То есть, если брать за точку отсчета мировоззрение Братьев, существо эфемерное, не существующее. И вновь мы молимся на Золотой шар из «Пикника на обочине», на дона Румату из «Трудно быть богом», потому что иначе — всё, конец. А на самом-то деле, только конец и остается, и с ним нужно что-то делать. Дабы не стать заложниками слепого страха, дабы не стать серостью.

«Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми.»

Серые штурмовики, лавочники, имеют свои корни. Естественно, они взяты из рабочих и крестьян, грабивших кулаков и убивавших офицерство. (Возможно, Стругацкие и не хотели вкладывать такой смысл в образ, однако из песни слов не выкинешь). Это необразованная толпа, серость, посредственность. И во главе всего стоит «гений посредственности» — почтенный дон Рэба. Как известно, человек, взявшийся ниоткуда, не высокий и не низкий, его лицо можно спутать с тысячей других лиц. Рэба — главный символ романа. В «Граде обреченном» главный герой Андрей Воронин приходил к выводу о том, что величие, историческая ценность не в конкретных именах, а в человечестве в целом. Скажем, в обезличенном человеке, в размытом представителе основной массы. Мы ненавидим дона Рэбу за то, за что мы ненавидим себя. За серость и мелочность. Герой не может быть массовым. Но историю пишет человек массы. Как вечный поток машин, символизирующий исторический процесс в «Попытке к бегству», его не остановить.

Конечно, люди будущего в романе — во многом народ инфантильный. Почему бы не посмотреть на это всё, как на увлекательную игру, неосознанное развлечение, которых, возможно, так мало в райском обществе будущего? А потом, вернувшись обратно в свой мир, заметить у себя на руках что-то красное... и нет, это вовсе не кровь, правда?.. просто сок земляники... Какая может быть кровь, если это была лишь игра? Игра по многим причинам. От нереальности того, что они якобы в прошлом, то есть хронологически находятся на безразлично далекой дистанции, и до вопроса — а люди ли это вообще, жители Арканара? Вопросы очень соблазнительные, их очень хочется себе задавать.

Про сок земляники отдельная история. Как раз именно история, да. Если брать конкретно Землю, и оглядеться, посмотреть по сторонам, на улицу, на поля, то так же еле заметно можно обнаружить, что всё, из чего соткан мир сегодняшний, стоит на костях и крови предыдущих эпох. Кровью, страданиями, случайной комбинацией столкновений миллионов воль и стремлений пропитана земля. И на этой плодородной почве выросли мы. Да никакая это не земляника, черт бы ее побрал, а самая что ни на есть кровь. Об этом никогда не следует забывать.

И снова нет ответов. Только вопросы и повод для размышлений. Например, само вмешательство, прогрессорство, — любимая тема Стругацких. Ведь в прологе дорога, ведущая назад (в прошлое), закрыта знаком «кирпич». Мы любим историю. Не конкретно изучать и исследовать, а как-то в целом, пообсуждать. Сейчас нам просто говорить о плюсах и минусах каждого произошедшего события, подчеркивать многогранность, неоднозначность. Но даже если мы узнаем все аспекты, мы просто не вправе его оценивать. Гораздо мудрее рядом с Руматой выглядит доктор Будах, мыслитель своей эпохи. Он убежден, что пирамидально-иерархическая модель его общества является идеальной, и это можно было бы списать ему в минус, но другой модели мы просто-напросто не знаем, коммунистический рай не в счет. Но еще, что гораздо важнее, Будах просит бога оставить их в покое, не ехать под «кирпич». И не играться, добавляя от себя, в благородных донов. Боль тяжело больного общества — это только его боль, словно спасение утопающих. А если тебе больно смотреть на это — закрой глаза, уши, и уйди как можно дальше. Всем помочь невозможно. Ужасный вывод, но вынужден к нему прийти.

«Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.»

Очередная гениальная книга Братьев.

В последних изданиях Стивена Кинга в твердой обложке (ТБ и КНВВ) произведения «Дорожные работы» и «Долгая прогулка» идут вместе. На обложке — поросший травой то ли камень, то ли бетон, то ли участок земли, и на его фоне проступают черты человеческого лица, искажённого в безмолвном крике. Объединяет эти два романа не только авторство Ричарда Бахмана, с присущей ему жёсткостью, цинизмом, одиночеством, гражданским протестом, но и основная локация — дорога. Если в «Долгой прогулке» подростки участвуют в смертельном марафоне, проходя по шоссе, то в «Дорожных работах» дорога — это почти живой персонаж, медленно подступающее бедствие, немая катастрофа, подобие гигантской черной волны в «Далёкой радуге» А. и Б. Стругацких.

Бартон Доуз, мужчина средних лет, со своим домом, женой, работой и психологическим шрамом в связи с трагической смертью сына. Жизнь Барта не самая простая, довольно скромная, но, по крайней мере, устоявшаяся. Вроде бы всё есть. Но жизнь резко меняется с новостью о строительстве новой автострады, которая будет проходить через дом Барта и прачечную, где он работает. И главный герой медленно, но верно начинает сходить с ума.

Главный шарм этой истории в том, что не все персонажи должны быть в известном смысле «героями», то есть превозмогать трудности, идти к достижению великой цели, терпеть, бороться и в итоге побеждать. После современных супергеройских фильмов, а начиная с древних рыцарских баллад и легенд, это выглядит особенно пОшло. Барт не такой. Бартон Доуз, сильный человек — но со своими слабостями, грешный — но ему хочется сопереживать, неглупый — но он никак не может себе объяснить, что он делает. Почему? Что это? Гражданский протест? Синдром Герострата? Удачный момент покончить с собой? Капитуляция перед осознанием факта, что особо ничего светлого и хорошего в жизни уже не будет? Слепая ярость? Он не знает. Автор также не дает читателю ответа на основной вопрос романа — «Почему?» Но, боже, как же мастерски показана динамика падения Барта в пучину безысходности и безумства одиночества.

Лейтмотив романов Ричарда Бахмана — сильный человек против бездушной государственной машины — раскрывается в данной книге наиболее серьезно и жизненно, без всяческих телешоу будущего и подростковых смертельных марафонов. Сама по себе автострада — мирное явление. Люди стоят дороги, чтобы легче и быстрее передвигаться, дороги нужны всем... — рациональная сторона сознания говорит так. Но Бартона, причем во многом справедливо, накрывает шиза: толстосумы и чиновники готовы проехаться по костям живого человека, лишь бы распилить очередную статью расхода, и вот по этой прихоти он, Бартон, должен бежать с чемоданами, искать новый дом, искать помещение для прачечной, короче говоря, превозмогать трудности от свалившегося на голову фатума. Но нет... Бартон сидит в своем кабинете в прачечной и думает, гоняет все эти мысли по кругу, как болиды на треке, всё больше вскипая... и понимая, что на его нынешнее напряжённое состояние судьбе (автомагистрали)глубоко наплевать, пусть хоть об стенку головой бьётся... и это еще больше злит Барта.

Удачным выглядит столь же безысходный и фатальный штрих, как смерть сына от рака. Бартон крутит это в голове, вспоминает, что ничего сделать было нельзя. Нельзя было тогда, и нельзя сейчас. И вот именно здесь созревает зерно противодействия. Пора... Нельзя сказать, как надо относиться к главному герою, но лично у меня он вызывает искреннее сочувствие и понимание. Это борьба личности против обстоятельств, священная война против неизбежного и непобедимого. В этом еще одна ценность романа.

Несмотря на весь спектр эмоций и переживаний Бартона Доуза, мы видим и других живых и адекватных персонажей. Лично я не могу судить жену Барта за ее уход от него, по большей части он ее подвёл и собирался утащить с собой на дно. Нельзя судить и должностных подлиз, и уступчивых соседей, успешно лавировавших под давлением обстоятельств, ведь каждый хочет благополучия себе и своей семье, вопреки вызовам судьбы. В таких случаях каждый делает свой, одному ему понятный выбор.

Примерно в таких чертах мне видится роман «Дорожные работы», одна из любимых книг Стивена Кинга. Это сложная, противоречивая социальная драма, на фоне которой, шаг за шагом, постепенно исчезает в бессмысленных километрах асфальтного покрытия разум отдельно взятого человека.

И снова великолепный, чудесный образный язык Рэя Брэдбери. Первые страница-полторы — чистейшее наслаждение. Если я когда-нибудь соберусь что-то писать, уже точно могу сказать, кто будет моим ориентиром в плане художественных средств.

Рассказ отличный, мудрый, трактуется лаборантами по-разному. Особенно меня смутило восхваление Крейга как человека прагматичного, а не Бека, имеющего беспредметную, не понимаемую им самим цель. Всё не так.

На самом деле, правильное толкование даётся в самом рассказе. Каждый человек стремится к смерти. Смерть — это завершенность, целостность. Человеку дан дар осознания собственной жизни, он существует сложнее остальных животных, подчиняющихся инстинктам, пьющим из лужи и размножающихся, как пишет автор. Но человеку дано и осознание смерти, того вечного покоя, к которому мы все стремимся, по всем естественным законам. Бытие к Смерти Хайдеггера — туда же. Есть только одно, к чему стремятся все люди — и это смерть. Понимают ли они это сами, либо их тянет к смерти сама природа.

А Крейг... а что Крейг? Вы думаете, он молодец, потому что его цель конкретна и опредмечена? Да он просто обречён на чуть более длительное животное пребывание в мире живых. Для других в Синей Бутылке была смерть. А для Крейга разве не смерть? Смерть, но ещё более издевательская. Алкоголику не светит великое просветление духа, мысли. Он продолжит своё пустое животное, и ещё более притупленное состояние жизни, останется заточенным в этой темнице ещё чуть подольше.

Удивлен, что оптимист Рэй Брэдбери написал рассказ с такой мрачной идеей. Хотя, он любил вглядываться в смерть поэтично и пытливо. Наверное, удивляться нечему. Напоследок повторю: не нужно сводить идею рассказа к примитиву а-ля «желать нужно вещи конкретные, а не расплывчато». С таким детским садом мы не уйдем дальше морали простейших детских сказок. А Брэдбери — совсем не детский писатель, если по-честному.

Роман «Лабиринт смерти» определенно находится в верхней части списка произведений Филипа Дика.

История чуть больше десятка колонистов, прибывших на заброшенную планету Дельмак-0 непонятно для чего. Впереди ожидает куча загадок и тайн самой планеты, наподобие «Града обреченного», масса убийств в духе старых-добрых «Десяти негритят» и финальный поворот в духе «Распалась связь времен». Конечно, в совокупности роман больше всего напоминает «Убик». Но здесь, во-первых, шедеврально прорисована действующая в галактике религия, а во-вторых, каноничная концовка в духе всех фильмов начала нулевых, где сюжет переворачивается с ног на голову. Конечно, в «Убике» было нечто похожее, но здесь концовка понятна и однозначна. Это — знаковый канон всех будущих подобий фильмов с перевернутой концовкой.

Разбирать психологические и моральные темы, которых, как может показаться, касается автор, я не буду. Ибо считаю этот роман исключительно развлекательным и работающим на впечатление. Новая религия в «Лабиринте смерти» — хороший бонус для людей разбирающихся. А так, это произведение на атмосферу, сюжет, концовку и переживание.

Я могу пофилософствовать, что все мы, жители планеты Земля, мечемся вокруг своей звезды, летим мимо других галактик и бессмысленно, отчаянно умираем. И что нам приходится почти всегда играть в имитацию, дабы забыться и принять на себя какую-нибудь полезную социальную и поведенческую роль. Однако никаких новых откровений данный тезис лично мне не дает. Роман «Лабиринт смерти» — просто отличная картина, красивое полотно.

Если вы хотите прочесть идеальный научпоп о мозге — это он. Дин Бернетт (о котором я узнал случайно) является нейробиологом, одновременно пишет статьи о мозге и иногда выступает со стендапом. Нейробиолог с чувством юмора — отличное сочетание. Автор не только шутит там, где надо, он еще и хорошо чувствует, какие темы науки о мозге интересны бытовому читателю. Я узнал много нового, и уложил в голове многое старое. Узнал о механизме появления морской болезни, об эгоистичности воспоминаний, о природе восприятия юмора, о механизме ломки от наркотиков, о «пользе» нервных срывов, о тесной связи слуха с осязанием, и пр., пр. Еще раз устаканил в голове всяческие истории об эффекте Даннинга-Крюгера, апофении, Стэнфордском эксперименте. Автор, говоря о групповой поляризации, привел в пример сценку коллектива Монти Пайтон «Четыре йоркширца», с которой я смеялся дня два.

В общем и целом, это, с одной стороны, очень простое, понятное, базовое и нужное чтиво о том, как устроен и главное как работает мозг, а с другой стороны, чтиво очень и очень интересное. Крайне советую.

Четыре повести — наиболее удачная форма для Стивена Кинга. Взять хоть «Четыре сезона», хоть «Четыре после полуночи». Все четыре — суть разные аспекты одного и того же. И если в «Четырех сезонах» чаще всего шел реализм, и говорилось о вещах мудрых, вечных и важных, а в «Четырех после полуночи», грубо говоря, повести были в фантастическо-ужасающем ключе. То сборник «Тьма, и больше ничего» — сборник страшного реализма. Четыре модели отчаяния. Кинг и сам говорит в послесловии, что хотел показать, как люди себя ведут и чувствуют в ситуациях отчаяния. Сборник еще необычен тем, что сами-то сюжеты — банальны донельзя. Ну что такое сделка с дьяволом, извините? А пересказ истории Синей Бороды? А повторение Долорес Клейборн, только наизнанку? А вечный штамп «изнасилование-и-месть-за-него»? Ну издевательство, так ведь? В очередной раз Степан Королев убеждает, что главное не «что», а «как» рассказано.

«1922» — кровавая и жестокая история об убийстве женщины ее мужем и сыном, за 100 акров хорошей земли. Такое, своего рода, «преступление и наказание на американской ферме». Здесь примечателен сам рассказ гг, его объяснение, его деревенская узость восприятия мира в конце концов, также хороша атмосфера тех лет, особенно что касается отношения к земле и хозяйству, и череды ограблений в конце. Не обошлось здесь и без схожести с «Долорес Клейборн», только история рассказывается не как повод для оправдания, а как исповедь злого человека, как признание. Цепляет в основном своей мрачностью.

«Громила» — клишированная история мести за изнасилование. Хрупкая писательница детективов перенесла ад и начинает колебаться, мучиться, как же ей быть-поступить. Финальные локации лично мне напоминали «Куджо», а в целом это отличный переживательный (с мыслями героини) триллер в прозе. Он вполне хорош.

«На выгодных условиях» — не ожидал, что эта повесть (рассказ) так меня зацепит. Начало в духе «Нужных вещей», только как-то кривовато. Но вот потом, с начала описания злобы гг на своего друга детства, и последующее — это очень страшно. Лично мне показалось страшнее всех убийств и изнасилований желание самого худшего близкому человеку. Действительно, в каждом скрыт дьявол. И крайне удачно построенные мини-главы с хронологией трагедий семьи друга главного героя. Думаешь, что всё. А тут еще. Прям по голове. Бам — смерть от рака. Бам — мертворождение. Бам — развал компании. Бам — деменция сына. Бам. Бам. Бам. Бам. Бам. Эффект очень хороший, вкупе с короткими паузами и размышлениями гг о том, как у него всё хорошо. Отлично.

«Счастливый брак» — а здесь я вообще растаял с первых страниц и был в таком вот состоянии растаявшего эскимо всю повесть. Во-первых, гармония хорошего брака описана так приятно и чисто, мудро и трогательно, что диву даешься. Во-вторых, чувство тревоги и тайны передано ослепительно чувственно. Слышим каждый шорох, каждая нотка в голосе. Кажется, если бы Кинг написал историю банальной супружеской измены, у него бы это вышло просто гениально. А так, история супер. Концовка спорна с выходом из ситуации, но мы и не должны соглашаться с финалом. Однако чувство сохранения тайны после финального диалога со старым копом добавляет таинственности и уюта.

Настоятельно рекомендую этот сборник.

После неоднозначного «Айфака 10», Пелевин вернулся к чуть более раннему, ровно на год, роману в качестве ориентира — «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами». И если при выходе «Лампы Мафусаила» усредненной характеристикой всех рецензий было «веселый, но странный», при выходе «iPhuck 10» — «роман понравился», то в случае с «Тайными видами на гору Фудзи» чаще всего отмечается, что роман «легкий». Он действительно легкий, и для меня тоже, по сравнению с предыдущей книгой, и уж тем более по сравнению с «Т» или «Цукербринами». Дело, конечно, не в сложности понимания, а в ощущении. Самый страшный момент для меня произошел сейчас, при написании отзыва, когда я глянул, сколько страниц было в этой книге и в двух предыдущих. Думайте, что хотите, но 416. Во всех трех. 416 и всё. Казалось бы, экая наглость: так хамски, словно у него в контракте прописано, создавать произведение искусства на 416 страниц, ни больше и ни меньше. Невольно возникают мысли о том, как же это всё подгонялось под условное число, обрубались живые слова творца, али неискренне добавлялось что-то для нужного объема. А возразить можно следующее... Порфирий Петрович, он же Виктор Олегович, занимается не каким-то богоугодным творческим процессом, это не муза ему благоволила, нет. Он создает текст. В прошлогодней книге нам популярно объяснили, как это делается. И ругать за это ПВО — значит грешить против постмодернизма, который суть и есть игра.

Две сюжетные линии идут параллельно, знаменуя в конце романа некий синтез противоположностей, слияние инь и ян. На протяжении повествования противоположности в каждой отдельной линии переливаются и сменяют друг друга. Это заметно и в путешествиях по глубинам сознания Федора Семеновича (из подвижности в покой, а из покоя вновь поскорее в спокойную подвижность), и в становлении Тани (из красотки-женщины в брутальную феминистку для максимального достижения мужского начала, из которого само таким образом зарождается женское). Виктор Олегович играет с крайностями, качая персонажей, будто маятник. Для достижения равновесия ли?

Сюжетная линия Феди мне понравилась гораздо больше. Предполагаю, что не только мне. Большинство преимуществ лежат в этой половине книги. Здесь есть всё. От гештальт-психологии до стартапов, от постижения буддийских техник до мирянских забот об отсутствии удовольствия. Что мне в целом понравилось больше всего — это описание состояний погружения в джаны и дальнейшее ощущение инсайтов. НАКОНЕЦ-ТО. Во-первых, наконец-то буддийские практики описаны таким языком, что всё стало понятно и чувствуется на себе. Во-вторых, наконец-то любимый Пелевиным буддизм максимально органично вписался в полотно романа. Мы с вами не братки, и не олигархи, но язык данных персонажей нам понятен больше, посему описание их речами духовных практик воспринимается легко и мягко, отчего и весь роман становится легким. По поводу олигархов есть один из немногих недостатков романа — они говорят, как братки из 90-х. Т.е. нынче уж 2к18 (как принято говорить) год, а сильные мира сего у Виктора Олеговича остаются неизменными. Я могу лишь предположить, что в шкуру других он влезать не умеет, но судить не берусь. Второе главное достоинство линии Феди — сам сюжет, сами находки и происходящие события. Оказывается, вот что может по-настоящему испугать таких, казалось бы, полубогов, какие-то непонятные мирянину внутренние терзания. А как они решили бороться с просветлением — это просто анекдот. К слову говоря, к концу книги я уж подумал: «ну... а политическая повестка будет? хоть чуть-чуть? тут у нас как бы много чего произошло, именно с осени 2017 года» И тут в конце книги Пелевин мне отвечает разрушающей просветление практикой болтовни ни о чем. Ринат, Юрий и Федя начинают трындеть о социалке, о Донбассе, о ЦРУ, об отравлении Скрипаля, о вате, либералах, американцах и ракетах... В общем, это описано таким потоком отборного, простите за выражения, поноса, что сразу становится ясно отношение ко всему ПВО. В романе есть фраза: «Мы живем в эпоху, когда всё настолько ясно, что спорить о чем-то с пеной у рта можно разве что в телестудии за деньги». В точку. Не так давно, с полгода назад, и до меня дошла эта истина. Во времена постмодернизма и постиндустриализма, эпохи отсутствия ценностей и размытого марева правды, самым трезвым подходом будет относиться ко всему с иронией, ничего не воспринимать на полном серьезе. Также роман хорош мимолетными отсылками к произведениям мировой литературы, годящимися для описания буддийских состояний: путешествие автостопом по галактике, сад расходящихся тропок. В линии Тани есть упоминание об осени патриархии. Приятно греет душу то, что, возможно, многие и не заметят этих отсылок, а ты такой молодец, заметил. Работа автора на создание секты, считающей, что ее члены умнее и понимают больше остальных, перефразируя слова Дмитрия Быкова. В целом линия проста и органична, увлекательна и умилительна. Она построена исключительно хорошо.

Линия Тани интересна российскому читателю в меньшей степени. Во-первых, этот стёб над тем феминизмом, который до нас еще не проклевался, мы слышим о нем издалека. О феминизме чрезмерном, трендовом, и стёб над ним достигает столь же вселенского масштаба. В данной линии, возможно, что-то и посмешнее, например, pussyhook или обозначение мужчин словом на букву «х», или сам процесс забрасывания крюка, или ножничный половой акт в лучших традициях «Жизни насекомых» и «Чисел». Однако постижение сути мира через неких сменяющих друг друга гуру, ритуальные этапы учения и пр. — всё это уже было, от «Ампир В» до «Смотрителя» (указываю только самые утомительные проявления сего приема). В целом, атака на боевой феминизм может считаться либо ударом мимо цели, либо прививкой от болезни развитого общества, других вариантов не вижу. Так эту линию и нужно рассматривать. Опять же, не забывая о юмористической составляющей. Еще в линии Тани, помимо самого феминизма, отлично создана призма патриархии, всё зло от нее и т.д. Реальный мир успешно накладывается на игуановскую призму нахождения во всем происков патриархии.

Финал романа обычен для Виктора Олеговича. Никакого подъема-переворота сюжета не происходит, эпоса и драмы немного, у Пелевина другая задача — он просто доводит начатое до конца. Плевать ему на концовки. Ну да, соединил две линии, да, соединил магическое действие боевого феминизма и реабилитации в мирянина в одно проявление в объективной реальности, ну, побаловался немножко. Но это неважно, в книгах ПВО важен сам процесс.

А процесс, в свою очередь, прекрасен. Это всё тот же Пелевин, все те же филигранно отточенные фразы и кажущиеся мимолетными обдуманные мысли. Всё тот же любитель матерых анекдотов, солипсизма, буддизма, стёба и прозрения. Всё тот же острый ум, благодаря которому соединяется несоединимое. Но это и другой Пелевин. Как бы вам объяснить... Вот если раньше вы были во второй джане и затем попали в третью — вот такой в этом романе Виктор Олегович. Он не жжот напалмом, как в «S.N.U.F.F.» или «Числах», он легок и приятен, стилен и улыбчив. Есть такое современное слово «ламповый». Так вот Пелевин в этой книге именно «ламповый».

Напоследок наиболее запомнившиеся цитаты:

- Мы живем в эпоху, когда всё настолько ясно, что спорить о чем-то с пеной у рта можно разве что в телестудии за деньги

- Все звери живут просто на Земле; страны – это виртуальные загоны для людей

- Все, за что мы бьемся в жизни – это перестановка букв на дисплее ума, корректура «рассказа про нас», который читаем «мы сами», хотя оба члена этого уравнения есть голимейшая подделка, ежесекундно разлетающаяся вдребезги… О ужас, о безысходность, о подлость, о бездна… И из бездны этой нет выхода. Мы можем родиться при авторитаризме, умереть при совсем другом авторитаризме, но из-под этого главного наперстка нам не выползти никогда. Но есть и хорошая новость. Кто умирает в конце сеанса? Да никто. Вот только этот нарратив. Помнишь, как пели в восьмом классе? «Если у вас нету тети, то вам ее не потерять. А если вы не живете, то вам и не, то вами и не, то вам и не умирать…»

- Тестостерон … это гормон понта

- «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино...» Весь ужас, все издевательское лицемерие русской судьбы поймано в этой песне. Вот человек мечтает о чуде, ждет его, приближает как может, молится заветному камню, вовремя плюет через плечо, выстраивает продуманные отношения с метлой и порогом, словом, много лет делает все как надо, и наконец — чу! — он услышал Силой. Рокочут лопасти, с неба спускается голубой вертолет (час полета — штука баксов), из него выходит волшебник — и что он делает? Превращает камни в золото? Дарит вечную юность? Дает принца в женихи? Нет, он б е с п л а т н о п о к а з ы в а е т к и н о. И улетает.

- Пошлость собственной мечты была так заметна, что Таня понимала: даже мечтать и горевать ей приходится закачанными в голову штампами, и по-другому не может быть, потому что через все женские головы на планете давно проложена ржавая узкоколейка, и эти мысли — вовсе не ее собственные надежды, а просто грохочущий у нее в мозгу коммерческий товарняк.

«Град обреченный» — книга, которую копать — не перекопать. Но, засучив рукава, поплевав на ладони, предлагаю начать. Как говорится, глаза боятся — руки делают.

Эксперимент есть эксперимент.

Экспериме́нт (от лат. experimentum — проба, опыт), также о́пыт, в научном методе — метод исследования некоторого явления в управляемых наблюдателем условиях. О каком явлении идет речь? Здесь пока всё просто. С одной стороны, речь о мире, глобальном непознаваемом состоянии материи в общем, и окружающем человека в частности. С другой стороны, это явление — сама жизнь. Исходя из антропного принципа и литературы, и познания как такового, можно соединить два варианта в один: эксперимент исследует жизнь человека в мире. Эксперимент запущен, дабы наблюдать, как же человек будет в нем жить. Далее идет «в управляемых наблюдателем условиях». Кто же наблюдатель? Кто исследователь? Здесь версий можно выдвинуть поболее. Возможно, это некие скрытые от нашего конспирологического взгляда Экспериментаторы. Возможно, это сам Бог как главный Экспериментатор, который создал условия, явил миру человека и смотрит за ним, как за самым дорогим своим творением, помогает ему, наказывает его, сочувствует ему. Однако здесь следует помнить, что Братья Стругацкие — атеисты, от начала и до конца. Поэтому смею предположить, что наблюдателем является сам человек. Да вот только управляемых условий не существует. Есть просто условия, никто их не создал, они просто наличествуют. Никакого сознательного, осознанного эксперимента нет, есть лишь наблюдаемый ход событий. Ход истории. И человечество обязано, вынуждено пытаться создать такой социум, в котором жить станет комфортно всем (та же мысль про «счастье для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженный», только в социологическом ключе). Но Град обреченный, неприступный загадочный древний город всё больше убеждает читателя, что построить общество, идеальное для всех людей, невозможно. Споры не утихают с самого начала, со времен Андрея-мусорщика, до самой нулевой точки, когда Андрей и Изя спорят о природе элиты. И здесь Эксперимент (авторы) решил посмеяться над героями: казалось бы, все говорят на одном языке, можно запускать строительство Вавилонской башни... но люди не могут ни о чем договориться! Мусорщики обгоняют друг друга на предельной скорости, занимая место в очереди на вывоз. Свидетели не идут навстречу следствию, говоря неохотно, мутно. Экспедиция проваливается из-за вечного спора ее участников между опасным дальнейшим следованием цели и безопасным поворотом назад. И даже технократия Фрица Гейгера не работает! Братья Стругацкие, уж кто-кто, а они должны были верить в мощь и возможности технократии. Но нет. Не всем по нраву общество «сытых рабов», общество профессионалов с индексом профессионализма, общество тоталитарного благоденствия. И здесь находятся индивиды, которые взрывают себя на площадях (это мы видим и сейчас). Казалось бы, что вам еще надо? Всё уютно, сытно и индексировано. Но ведь и сам Андрей Воронин оказывается против строгого подхода к подбору своих сотрудников, например, привлекательной секретарши. Строгая система, реализованная идея Порядка, не учитывает человеческих нюансов. Которых всегда, абсолютно всегда, вагон и маленькая тележка.

Эксперимент — это метод опытный, то есть проверенный на практике. Корень слова — «опыт». Град обреченный — это хронология мировоззренческого опыта самих Авторов. От ярых коммунистов-сталинистов до черной, мрачной, не видящей выхода и целей интеллигенции. Заметно меняется в течение всего романа главный герой, Андрей Воронин, звездный астроном. Сначала он готов бороться, искать и искоренять несправедливость, спорить со всеми. Он уверен, что участников Эксперимента собрали здесь, чтобы последние построили в городе коммунизм. Позже он начинает всё больше разбираться в городе, в людях. Часть населения города уже видится ему отребьем, скотами. И впоследствии он становится политической элитой, сытой, пузатой, которую даже экспедиция не интересует, ведь это нужно ехать самому, видите ли, я только начал обустраиваться, пришел к спокойной нормальной жизни, начал собирать антикварное оружие... в общем, все атрибуты сытого, омерзительного, элитарного уклада. АБС — молодцы, что рефлексируют, доходя до таких высот самокритики. Кто в молодости не был радикалом — у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором — у того нет ума. Парадоксально, странно, противоречиво признавать этот афоризм. Странным кажется сейчас, что позже у тебя же будут какие-то иные взгляды на построение общества, а в будущем стыдно будет вспоминать, как яростно ты кричал о праведных ценностях, достигаемых лишь революционным/радикальным путем. Эта книга — одновременно и жирная философская точка во всей социологии, и фантастическая автобиография двух гениальных авторов. Нет, не событийная автобиография, мировоззренческая.

Право на разнообразный труд.

В молодости перед нами открыты все дороги, впереди куча развилок и ответвлений, мы можем пробовать и то, и это. Что, кстати говоря, очень полезно для расширения кругозора и получения того самого опыта. Но с возрастом жизнь устаканивается. Всё гуще и всё плотнее. Опыт — он в то же время и якорь. Но не в опыте дело. А дело в том, что в типичном обществе профессионалов — кот наплакал. Все просто стремятся выжить и заработать денег. Поэтому в городе такой бардак, законы издаются идиотские (касательно павианов), никто ничего не умеет, не разбирается. Противопоставлением этому выступает технократия Гейгера. Но мы увидели, к чему она приводит: к застою. Есть еще Ван. Добрый, славный Ван. Прекрасный вечный мусорщик. Сознательно занявший низшую ступень в социальной иерархии. Но нам жалко на него смотреть. Да, он молодец, но жалость и юродивость всё равно разбирают. Получается, как Ван тоже нельзя. А как нужно?

Красное здание.

Сначала я подумал, что это аллегория идеи власти. Но увидев в тексте красное здание уже во второй раз, я понял, что это аллегория идеи борьбы. Молодой Андрей Воронин, будучи следователем, работником по поиску истины и пресечению преступности, будучи еще вполне себе коммунистом идеологически, входит в Красное Здание и садится играть в игру с Великим Стратегом. По внешнему виду мы примерно понимаем, кто это такой. Конечно, борьба рисуется прежде всего политическая. Мы видим, каким трудным, фантасмагоричным путем она достигается. Да, нужно навязать свои правила, а потом поменять их в удобный момент. Да, нужно жертвовать и своими фигурами, рушить стройный порядок, вносить в свои ряды панику — то есть быть настоящим Игроком. А жертвы в такой Великой Игре — всегда живые люди, всегда те, кто тебе дорог, те, кем придется пожертвовать. Игра страшная. И Андрей отказывается от игры. Но что же происходит с Красным зданием во второй раз? Оно сгнило, обветшало, обезлюдело, в нем так же страшно находиться. СССР 20-х и СССР 70-х. И что же лучше?

Пантеон.

Собственно, зачем мы живем? В историческом плане. Бытует миф, что перед началом Троянской войны Ахиллу сказали, что если он не пойдет на войну, он спокойно вырастит детей, внуков, правнуков, обретет покой, но вскоре его правнуки о нем забудут, и имя его исчезнет из памяти. А если он пойдет на войну, он умрет, но обретет славу, о нем будут воспевать легенды, и имя его останется в веках. Что он выбрал, мы знаем. Так что же делать с желанием выжить, пусть не биологически, пусть личностно? Любой хочет оставить свой след в истории. История сшита конкретными именами и фактами. Но здесь прав Андрей, говоря о ничтожности такого возвышения конкретных личностей. Он кричит статуям об идее Величия как таковой. О массовом катке истории, назову его так. Мол, главное — не величие конкретного человека, главное — величие человечества в целом. Мысль правильная. Полностью поддерживаю. Но мы видим, как статуи поворачиваются к Андрею затылком и слушают человека в тумане, который шепчет им, какие они «самые величайшие». Да плевать все эти великие люди хотели на великий ход истории, если в нем нет их имен. Кому нужен великий ход истории? Только массе, но не выдающимся личностям. И, как забавно, в Пантеоне целая масса, толпа выдающихся личностей, такой парадокс.

Экспедиция на север.

Снова возвращаемся к технократии Фрица Гейгера. Когда все потребительские цели более-менее достигнуты, Фриц приходит к очень важному выводу: обществу нужна сверхцель. (Об этом, кстати, писал Михаил Веллер в своей публицистике, и очевидно, много кто еще). Ирригационные работы, пирамиды, создание империи, построение коммунизма... на сколько хватит фантазии. Экспедиция, пожалуй, самая логичная и нужная сверхцель. Этот мир опасен, необъясним, и нам нужно расширять свои знания о нем, как минимум, чтобы быть готовыми ко всему, и как максимум, для получения новых знаний. Но в чем же беда здесь? Казалось, взяли добровольцев, никто не говорил, что будет легко, задачи и план сформулированы еще до старта. Но что мы видим? Половина команды не хочет достигать сверхцели, они хотят домой. У каждого своя жизнь, и плевать он хотел на какие-то грандиозные цели общества. Не стоит ни одна общественная сверхцель моей, единственной у меня жизни. И как быть, с необходимостью великой цели и нежеланием к ней стремиться?

Наставник.

Дмитрий Быков говорит, что наставник — это недремлющая совесть, которая призывает во всех ситуациях быть спокойнее. Я должен внести поправки в эту трактовку, опираясь на текст романа. Уже при втором появлении наставника я заметил, что наставник как-то слишком много поддакивает Андрею, во всем с ним согласен. Даже когда Фриц тащит бедного Изю, Изю(!) в подвал, наставник позже соглашается, мол, ну да, а как можно было иначе, ну да, никак. Мои подозрения подтвердились встречей Андрея с наставником в пустыне. Андрей не ведется на поводу у наставника и говорит ему: «Да что ты мне постоянно поддакиваешь?» Я был счастлив, что предугадал сей тонкий момент, и готов дать свое объяснение. Наставник — не совесть. Наставники есть и у убийц, и у прочих моральных уродов города. И я уверен, что им наставники говорят именно то, что люди хотят слышать. Итого: наставник — это внутренняя убежденность, что ты всё делаешь правильно. Ни больше, ни меньше. Сколько же я перевидал людей, в основном быдловатого склада, которые даже если не правы, продолжают стоять на своем. Я даже слышал от них самих, что они никогда не признают, что они не правы. Якобы мужская черта такая. Вот вам и наставник. Совесть... да это антисовесть. Андрей Воронин, запутавшийся в конец, потерявший какую бы то ни было ценностную почву под ногами, прерывает надоедливого наставника, убеждающего Андрея, что всё нормально, всё ты делаешь правильно. Да ни хрена не правильно, и всё вместе с этим правильно одновременно. Но это теряет смысл. К слову о придуманных себе ангелах-хранителях, Боге (Золотом Шаре!) и прочих вселенских сущностях, которые помогают не утонуть в бездне пустоты. А надо быть смелее и независимее. Так я считаю.

Нулевая точка.

Аркадий и Борис Стругацкие пережили опыт Великой отечественной войны, они видели смерть в большом количестве. Видели и чувствовали, как одни люди убивают других людей. Слышали предсмертные вопли. Знали о сгорающих заживо тысячах случайных, но всегда живых людей. В романе есть пара эпизодов подобного ужаса. (Я не беру воспоминание Андрея о блокаде и сравнении его с экспедицией). Это момент со сжиганием павианов на площади и эпизод, когда Фриц ведет Изю в подвал для допросов. В оба раза мне было довольно страшно. И в обоих эпизодах фигурирует воля Фрица, как главного сторонника идеи Порядка во всем Граде. Но что же получается. Все вариации построения идеального общества исчерпаны. Все идеалы рухнули, все надежды обречены. И в какой-то момент, самый последний момент, ты обращаешь взор к самому себе. И понимаешь, что и тебя-то как такового нет. Тебе незачем вообще что-то делать, волноваться, бороться, стремиться. Нет смысла. И нет выхода. Град человечества обречен. И ты либо стреляешься натурально, как Дональд в начале, либо ментально, как Андрей в конце. Итог один.

Последняя страница.

Возвращаемся в реальный мир и видим, что вокруг нас — всё тот же Эксперимент. И ничего не изменилось, коли солнце перестало выключаться, как лампочка, а звезды перестали падать. Всё тот же Эксперимент. И жить в нем тошно. И нет никакого светлого облачка. И нет никакого Второго шанса, не выдумывайте себе ничего такого, не поддавайтесь уговорам внутреннего наставника. Ведь в тексте прямо говорится, цитирую: «Черный колодец двора, слабо освещенный желтыми прямоугольниками окон, был под ним и над ним, а где-то далеко наверху, в совсем уже потемневшем небе горела Вега. Совершенно невозможно было покинуть все это снова, и совершенно — еще более! — невозможно было остаться среди всего этого. Теперь. После всего.» Братья словно проносят через финальную страницу романа следующую мысль. Вот, читатель, закрыл ты книгу. Покопался в философии, поразмышлял о человеке, об обществе... но скажи, когда ты вернешься в реальный мир, ты останешься прежним? Или нет? Сможешь ли ты жить, как жил раньше? Ничего не меняется. Мы сидим на работе, спорим о взглядах в интернете, как раньше спорили на кухнях. И продолжаем хотеть того же. Счастья. Для всех. Но никогда не достигаем его.

П.с. Осталась еще куча неразрешенных вопросов. Например – Что означает нашествие павианов? Что было в папке у Изи Кацмана? Каким образом и по какому принципу участники изначально попадали в Град? И многие, многие другие. Как раз повод поскорее перечитать.

История о том, как Шоу Трумана стало Игрой Эндера.

Один из самых простых в понимании романов Филипа Дика имеет пару преимуществ. Во-первых, для знакомства с автором — это самое то. Начинать надо с малого, с понятного. Во-вторых, именно здесь прорывание ткани одной реальности и появление за ней другой происходит постепенно. Сначала появляется вмятина или царапина, затем трещина, а потом паутинка трещин, в которую уже так стремится взор главного героя. Плюс психология эм... осознания реальностей тут более детальна.

Рэгл Гамм, мужчина лет сорока, живёт со своей сестрой, ее мужем и их сыном в уютном доме. В своем небольшом городке Рэгл напротив крупная знаменитость — он является безоговорочным чемпионом и постоянным победителем конкурса в газете. Конкурс на ассоциации и нестандартное мышление, нужно указать, где в следующий раз появится Зелёный человечек. Рэгл и сам не до конца понимает смысл конкурса, но у него получается. Таким образом он получил славу и много денег. И кто бы мог подумать, что конкурс — это... Ладно, не буду портить момент, так неинтересно. Но само сопоставление забавное, если не страшное.

Если воспринимать всерьез и как философскую литературу, то появляется куча бородатых вопросов: что такое реальность? как узнать, что всё окружающее это то, чем оно представляется? каковы причины и цели всех процессов, этим ли целям они служат? и пр. В действительности всё не так, как на самом деле. (с) Станислав Ежи Лец

Сам себе удивляюсь, но разбирать эти избитые вопросы, опираясь на данный роман, не хочется. Больше охота сказать, как странно вот так получается.. Филип Дик, опираясь на твисты миров, пишет простейшую бытовуху. Здесь нет ни оживающих с картинки характеров, ни шедеврального сюжета, ни важной морали о самом главном. И всё-таки читать романы Филипа Дика — огромное удовольствие.

Дмитрий Быков говорил, или кого-то цитировал: с наслаждением читается то, что с наслаждением написано. А Дик, как известно, большой любитель наркотических и одурманивающих веществ. Со своей стороны скажу, что мне повествование этого автора всегда видится, как фильм, визуализируется на раз-два. Психология, мотивация персонажей натуральные, им веришь: немного сомнений, много эгоизма, много обоснованности действий и просчёта возможных вариантов событий. И когда герои живут своей обычной жизнью, почему-то это очень завлекает. Спросишь себя: а что здесь такого? — А ничего, но всё равно интересно и приятно читать. Что-то схожее с Кингом.

Итого. Не самый мощный либо захватывающий роман. Но очень диковский. Идеально подходящий для знакомства с автором. И да, политики автору не удалось избежать и здесь.

У этой книги есть одна отрицательная черта, о которой читатель должен знать: здесь нет ответа на вопрос, служащий заголовком — «Почему нам так нравится секс?»

Книга скорее о том, что отличает наше сексуальное поведение от поведения других животных, почему оно именно такое, и с чем это связано. И в этом плане автор справляется с задачей. Тем более такой грамотный антрополог и физиолог как Джаред Даймонд, чьими небезызвестными трудами являются книги «Ружья, микробы и сталь», «Коллапс» и «Мир позавчера».

В книге подробно рассматриваются такие вопросы: почему у человеческого вида скрытая овуляция? почему наш вид обычно всё-таки живет парами, но периодически встречается промискуитет? какова эволюционно роль мужчины и женщины в человеческом сообществе? зачем у женщин природа выработала менопаузу? какие визуальные сексуальные сигналы имеются у нашего вида? На все вопросы Даймонд дает обстоятельное доступное объяснение, через перечисление различных гипотез и их разбор, сравнение с другими животными, в основном приматами, и в итоге дает четкие ответы. Скажу банальность, но всё-таки забавно, как все эти моменты нашего естества обусловлены внешними условиями и собственными характеристиками нас как вида.

Весьма хорошая книга, я доволен.

П.С. Ах да, зашел на ливлиб, а там ругают ее. Говорят, автор смотрит со своей мужской позиции (чтооо?), говорят, это всё его размышления, и, мол, нет ссылок на исследования (чтоооо? а как же последняя длинная глава, где одни лишь ссылки на все источники и доп. литературу?). В общем, данному научпопу несколько не повезло. Хотели люди прочитать, почему они любят.. простите.. заниматься сексом, а пришлось вникать в доступные и грамотные выкладки антрополога об эволюции сексуального поведения вида Homo sapiens. Вот не повезло блин, а...

Ставлю самую низкую из приличных оценок. Тому есть несколько причин:

1) Упомянутый более опытным лаборантом borovkovv рассказ Кристи «Случай», полностью дублирующий ходы данного романа. Верю на слово, указанные позиции действительно являются ключевыми в произведении.

2) Откровенная затянутость. Роман явно скачет между повторными допросами и бесполезными реальными действиями. Грубо говоря. И он действительно больше по объему, чем стандартный формат детектива Кристи.

3) Нет фишки. Хочу видеть фишку, особенность. То, за что именно этот роман будет вспоминаться, спустя время. Пока что во всех прочитанных детективах леди Агаты такая фишка была. Во всех, кроме этого.

4) «Немой свидетель». Это ведь про собаку, да? Аннотация гласит, что поможет Эркюлю Пуаро в поиске убийцы пёс Боб. Я раскрою карты: это обман. Обстоятельства существования Боба там связаны лишь с одной из множества ниточек. Никаких экспериментов Пуаро с псом не ставит, ничего такого, о чем я мог подумать. Здесь ещё есть личное возмущение... У Хайнлайна есть роман «Дверь в лето», в котором тупо эксплуатируются название и кот Пит. Оба признака очень милы (типа), а по факту книга совсем про другое. Так и здесь.

Что же в сухом остатке? Всё тот же крепкий уровень классического детектива от его Королевы, но с рядом недостатков, которые ставят сей роман далеко вглубь стопки произведений об Эркюле Пуаро.

«Пуаро окинул меня печальным взглядом.

— Вы сделали отличную выжимку из всех детективов, которые когда-либо были написаны.

— Ну хорошо, — сказал я. — А что бы вы заказали?

Пуаро закрыл глаза и откинулся в кресле. Из его уст полилось мурлыканье:

— Простое преступление. Преступление без осложнений. Спокойное домашнее преступление… Хладнокровное и очень intime[14].

— Как это преступление может быть intime?

— Положим, — прошептал Пуаро, — четверо садятся за бридж, а пятый, лишний, усаживается в кресло у камина. Вечер кончается, и человека у камина находят мертвым. Один из четырех, объявив “пас”, подошел и убил его, а остальные, сосредоточившись на игре, этого не заметили. Вот это убийство! Кто из четверых виновен?

— Ну, — сказал я, — мне это вовсе не кажется интересным.

Пуаро взглянул на меня с упреком.» Агата Кристи «Убийства по алфавиту»

Каминный детектив от Королевы детектива. Вроде бы «классическее» некуда... И сравнивая этот роман с, например, «Убийства по алфавиту», в котором бегло придумывается данная фабула, даже и не скажешь, какой роман читать интереснее, а они ой какие разные.

Вы когда-нибудь играли в «Мафию»? А бывало ли у вас такое, что вас, в числе прочих, подозревали в чем-то, чего вы не делали? Например, в том, что вы, или кто-то другой, стащили у коллеги в офисе пачку бумаги или его любимый карандаш. А вы этого не делали. Вам не приходила где-то на заднем фоне мысль «а как бы мне так себя повести, чтобы окончательно дать понять, что я здесь совсем не при чем»? Роман «Карты на стол» именно такой.

Некий мистер Шайтана, прототип Мефистофеля из мира людей, любит собирать редкие экспонаты. В данном случае, как он признается Пуаро, он собрал тех, кто были настолько ловки, что избежали уголовной ответственности. Так что убийство хозяина дома, пригласившего на ужин четырех детективов и четырех убийц, впоследствии выйдет далеко за пределы комнаты с камином и игры в бридж.

В данном произведении Агаты Кристи ничего чересчур оригинального не появляется. Но роман имеет ряд достоинств: 1) Автор не собирается хитрить и доставать рояль из кустов, или там какого-нибудь преступника. Нет, всё предельно честно: вот четыре подозреваемых — решай, читатель. 2) Больше, еще больше психологии. Здесь и манера игры каждого игрока в бридж, и почерки предыдущих преступлений, и поведение в ходе допросов, и особенности памяти каждого. 3) При всей разнице четырех подозреваемых (активный доктор, решительный и всё контролирующий путешественник майор, пожилая леди с твердыми ценностями и юная хрупкая боязливая мисс), их особенности, когда ты знаешь, как совершено убийство, всё равно ничего не дают. Ты, как инспектор Баттл, смотришь и думаешь: «Вот перед тобой 4 человека, кто-то из них очевидно лжет...» И ничего с этим поделать не можешь! Это самое забавное.

Я рад, что наконец-то определил убийцу. По ходу прочтения я так же довольно скоро отбросил двоих, но с другими двумя метался. А уже ближе к концу Кристи сама подсказала, куда смотреть. Как обычно, от противного. Но снижать за это... Неа, ни в коем разе. Каждый автор делает в своем стиле. Тут уж про любого можно сказать, что он зациклен на самоповторах, и поздние произведения это лишь повторение ранних (либо все — копии первого). Примеров миллион: Пелевин, Паланик, Кинг, Дик, Ремарк и пр.пр. Но это не мешает нам их любить, правда?

Если кратко, то роман «Зло под солнцем» — очень жирный и очень громоздкий. Это первое, что хочется сказать.

Эркюль Пуаро приезжает на отдых в элитный пансионат на острове, где тишь и благодать. В диалогах и поведении персонажей четко прослеживается ниточка, связывающая несколько пар кругом измен, влюбленностей и ревности. После повышения градуса напряжения, одним утром в бухте, на небольшом отдалении от пляжа, находят тело той женщины, из-за которой, собственно, и происходило большинство склок и недопониманий в нескольких семьях. Очень красивой женщины. Среди кучи деталей маленькому бельгийцу предстоит разобраться и сопоставить, что к чему, и найти убийцу.

Жирный роман.

Его жир, прежде всего в том, что персонажи здесь очень колоритные, у всех своя манера речи и поведения, у всех четко обозначенный характер. Агата Кристи постаралась при их написании. Плюс тема.. эм.. близких отношений (примерно так автор и сама аккуратно огибает острые углы) представляется весьма деликатной и максимально человеческой. При работе с такой темой, когда свидетелям задаются вопросы по типу «Насколько близко ваша жена общалась с другими мужчинами?» — при таких вопросах невозможно, просто губительно было бы иметь безликих персонажей-статистов. Леди Агата взяла тонкую человеческую тему и справилась с ней. Плюс сама обстановка тихого теплого островка, солнце, шезлонги, песок... Всё это располагает читателя к произведению, придает красок, отчего и сам детективный сюжет воспринимается острее.

Громоздкий роман.

Разгадка, как всегда, сложная, интересная и неожиданная. Но здесь есть ряд маленьких «но». 1) Всё-таки перебор с элементами убийства, даже после объяснений Эркюля Пуаро упоминаемая в романе «мозаика» с трудом держится в руках целой, слишком уж много в ней элементов. А ведь это просто представить. А попробуйте такое провернуть, сделать! 2) Остались свободные концы. Было несколько версий, выдвигаемых полицией, основанных на некоторых вещах либо отдельных персонажах, и получается, они только спутали, увели от верного следа разгадки. Возможно, на этот раз у Кристи была задумка разбросать массу деталей и предложить читателю выбрать, какие из этих элементов касаются убийства. Но я немного за другое люблю ее романы — за идеальное сочетание разрозненных кусочков в единой системе. 3) Связано с первым «но». Этот роман напоминает «Убийство в Восточном экспрессе». Тоже куча деталей и несостыковок в обстоятельствах убийства, тоже куча ухищрений, на которые шел «преступник». При всём сходстве лишь одна разница — в «Экспрессе» такой ход был оправдан уникальностью разгадки, ее неповторимостью, это был драматический момент для Эркюля Пуаро. А в романе «Зло под солнцем» — концовкой оправдать не получится. И в итоге получается больше фабула действительно из детективного романа, нежели из приближенного к реальности случая.

При всех недостатках в виде «но», касающихся громоздкости фабулы, читать было очень интересно. Персонажи выписаны классно, в самом конце приятная лирическая нотка, в общем Агата Кристи пишет мастерски. Поэтому оценка весьма высокая, но не максимальная.

Эффект фокуса — тебя обманывают, а тебе это даже нравится, ты в эйфории.

Леди Агата смогла обмануть и на этот раз, уже на уровне жанра. Ведь читая этот роман, казалось, вот он триллер, драйв, маньяк впридачу, безумие, план-перехват... Даже померещилось, что читаешь не Агату Кристи, а Стивена Кинга, напоминало «Мертвую зону». И вроде бы всё укладывается в новый, необычный для Королевы детектива жанр... Да вот не всё. И парочка деталей не дают покоя неутомимым серым клеточкам Эркюля Пуаро.

Роман «Убийства по алфавиту» навёл на следующие мысли:

1. Жизнь для автора — самое ценное, что есть на свете. Поэтому в ее произведениях сплошные убийства. И поэтому привлечение сил такого гения, как Пуаро, оправдано только при расследовании преступлений против жизни.

2. Есть следы материальные, а есть «следы» психологические. Представьте. Человек идет по узкому коридору, с белыми меловыми стенами. Ему придется их касаться, в итоге следы останутся и на куртке, и на стенах. Теперь представьте, что это не натуральный человек, а его психологический портрет идёт по узкому коридору преступного деяния. Суть в том, что совершенное преступление всегда будет нести в себе детали личности преступника. Как минимум, цель и мотивы. Но это как минимум. А кроме того, ещё и характер самих действий, и прочее-прочее.

3. Агата Кристи поступает следующим образом. Она берет несколько кусочков мозаики, рассматривает их со всех сторон, показывает, что они никак не могут соединиться в целую картинку.. а потом наглым образом создаёт новое измерение, благодаря которому все части складываются идеально. Это похоже на две параллельные прямые на листе бумаги, которые вроде как не пересекаются, но если этот лист загнуть под углом градусов в 45, прямые пересекутся.

4. Не бывает простых ответов. Нельзя отвечать на вопросы, фактически никак не отвечая на них. Если звучит непонятно, прочтите роман:)

В целом, я снова впечатлён. Создаётся ощущение, что у Агаты Кристи не бывает скучных, серых, банальных детективов. Каждый удивляет и поражает с тех сторон, с которых ты и не ожидаешь. Каждый раз на финальной речи Пуаро тебя охватывает возбуждение, предвкушение раскрытия тайны фокуса. И пускай объяснение Пуаро зачастую выглядит довольно пафосно. Пускай ситуации, создаваемые Королевой, сложны и необычны до фантастичности. Пускай. Ведь персонажи в ее книгах чрезвычайно, катастрофически живые. Особенно сам Эркюль Пуаро со своими пороками и капитан Гастингс со своей наивностью и верностью маленькому бельгийцу. И в итоге картинка оживает.

Удушье – это острая нехватка воздуха, неизменно сопровождающаяся страхом смерти, паническим приступом.

«Мне надо было сказать ей правду: что я искренне восхищаюсь сексуально озабоченными людьми, помешанными на сексе. В мире, где каждый боится слепой роковой случайности или внезапной болезни, человек, одержимый сексом, утешается мыслью, что он-то знает, что именно может ему грозить. Таким образом, он до какой-то степени контролирует свою судьбу и примерно представляет, какой смертью умрет. Получается, что одержимость сексом – это тоже своеобразная профилактика. Упреждение. Во всяком случае, тебе не приходится мучиться догадками, что тебя ждет в конце. Смерть не застанет тебя врасплох. Ты всегда к ней готов. Можно даже сказать, что ты заранее ее запланировал. А если серьезно, то ведь это шикарно – искренне верить, что ты будешь жить почти вечно.»

В романе Чака Паланика «Удушье» гедонизм и экзистенциализм сплелись в объятиях и совершили церемонию соития. Смерть настигнет всех, поэтому наслаждайся, ибо пока ты в экстазе — этот момент протягивает ниточку в бессмертие, в безвременье. Существо, которое использует свои биологические программы и инстинкты для достижения удовольствия и забвения, для того чтобы забыть о смерти — вот он, венец эволюции, живущий в обществе потребления. Человек. Капризная биомашина, которой всегда мало.

«Я просто хочу быть кому-то нужным. Нужным и необходимым. Мне нужен кто-то, кому я мог бы отдать всего себя — всё своё свободное время, всё внимание и заботу. Кто-то, зависимый от меня. Обоюдная зависимость.»

Роман о людях, об этих «социоманах», этих наркоманах, нуждающихся в дозе другого человеческого существа. «Солярис» Лема твердил о хрупкости человека, о его потребности в ближнем. «Удушье» Паланика удовлетворяет эту потребность.

И что же мы видим? Виктор вновь и вновь разыгрывает удушье, чтобы его жалели, чтобы быть кому-то нужным, чтобы он был кому-то нужным как живое доказательство героизма спасителей. Сексоголики взаимно пожирают плоть друг друга, засасывая и засасываясь в эту воронку. Человек — как деталь пазла. Её выпуклости и впадины зудят, чешутся, грезят взаимодействия. Плевать, насколько это, возможно, неэтично, неуважительно, эгоистично.. плевать. Куча сумасшедших в больнице винили Виктора во всех грехах. Что он переехал чью-то кошку. Разбил чью-то машину. Украл чей-то рождественский пирог. Сделал так, что чей-то сын был исключен из колледжа. И Виктор это принимал... Он был нужным.

Наркоманы. Огромная свора социальных наркоманов. Общество — огромных паук с миллионом лапок, который обнимает и держит за руки сам себя.

Роман интересен ещё и матерью главного героя, чем-то напоминающей Тайлера Дердена. Вот кто «трахается» с целым обществом как живым организмом. Чего она только не нарушила. Для нее современный мир — это мир символов, потерявший былую первозданность. Мать Виктора — путеводитель по диким джунглям 21 века. Только она знает, какое объявление в супермаркете обозначает какую опасность, и много чего ещё полезного. Вместо того, чему учат мальчишку в школе. Кстати, если говорить о мире символов, то сюжетная линия с колонией Дансборо прямиком из 18 века — вот то кривое зеркало современного мира, которое изобличает всю лживость, декоративность, условность и глупость моральных и общественных ограничений, двойно-стандартность, кривизну. Обгашенные кухарки, цыплята-инвалиды.. да тут метафор и аллюзий можно подобрать столько, что появится синдром поиска глубинного смысла.

Самый смешной момент в книге привожу здесь. При всей, казалось бы, мрачности ситуации, получилось крайне комично:

И напоследок. Денни — весьма интересный персонаж. Пока все остальные торчат от «использования» людей, в разных формах, Денни в людях не нуждается. Он носит домой камни. Он — орудие какого-то божественного замысла, которое на месте нынешнего мира хочет построить что-то другое. Сотворить мир из камней и хаоса. Да, финал романа инфантилен и лиричен. Но в нем есть надежда, что так выгодно отличает его от деструктивного «Бойцовского клуба».

«Удушье» — большой котел грехов, наслаждений ими, и попыток со всем этим однажды завязать, закрыв его чугунной крышкой.

Для кого как, а для меня классический детектив должен обладать какими-нибудь особенностями, касающимися фабулы, чтобы читать его было интересно. Это либо обстановка, либо орудие, способ убийства, либо личность убийцы.. в общем, нечто выделяющееся. «Смерть в облаках» — роман об Эркюле Пуаро не самый известный, но по части интересности фабулы — вполне себе интригует.

10 пассажиров и 2 стюарда в салоне самолёта. Богатая пожилая женщина убита от воздействия яда. У ее ног валяется дротик для духовой трубки, в салоне летала оса. Все друг друга прекрасно видели всё время полёта. И последнее — среди пассажиров находился непревзойденный маленький бельгиец.

Ну прелесть, а не фабула. Забегая вперёд, в начале книги я заметил два момента, которые леди Агатой не упоминались до самого финала. Ох и умным я себя чувствовал... Да вот только убийцей оказался совершенно другой человек, тот, на кого я не думал ни секунды. Очень здорово у королевы детектива получилось в очередной раз обмануть читателя.

Чем оригинален этот роман по сравнению с другими прочитанными, кроме фабулы, — это методами Пуаро. Здесь он, прикидываясь простачком, разворачивает целую махинацию, виртуозно достигая результата. В такие моменты кажется, что подобное возможно только в детективных романах, хотя ничего особо сверхъестественного не происходит.

Читать рекомендую. Не в первых рядах произведений о Пуаро, но всё равно рекомендую. Интересный сюжет.

Какая же насыщенная вещь. И затягивающая. Загадочная своими аллюзиями и метафорами. Загадочная тем, как в столь стремительный сюжет, чуть ли не боевиковый и приключенческий, вместились такие громадные, вселенские пласты.

Кажется кощунством, упоминать об игре/цикле Сталкер, фильме Тарковского и предсказаниях катастрофы на Чернобыльской АЭС больше, чем в одном этом предложении. Лучше к сути.

Чем во многом привлекательна эта повесть — огромным количеством загадок. От цели Посещения до того, что же в итоге случилось с Редриком и Золотым Шаром, что же он сделал. Правильно говорит Валентин Пильман, утверждая, что главным открытием всего Посещения является осознание самого факта такого Посещения. Это говорил и сам Аркадий Стругацкий в каком-то интервью или встрече. С такого момента многие вопросы стали бы актуальнее, острее, человечество вело бы себя с большей оглядкой на собственные поступки, ведь это как с людьми: при посторонних вам неуютно ковыряться в носу, так и с Посещением. Но вот в чем фокус... Этого не происходит в повести! Люди продолжают рыскать в поисках наживы, продавать себя, предавать других, пинать и ненавидеть всех вокруг... В этом плане книга о неизменности человеческой животности, и на мой взгляд, это центральный ее тезис.

И Редрик — главный представитель этого непроглядного, не имеющего шансов мира. Он одинок, как и все мы, только наиболее наглядно. Он силён и независим, как и все те, кто понял, что надеяться следует только на себя, ну и плюс имеет силы на это. В нем нет сплошной порочности. Да, он сталкер, авантюрист, но он не подонок без светлых проблесков, он и Гуте перед тюрьмой оставил весь куш, и молодых сталкеров обучал, и вообще, ничего беспричинно кровожадного не совершал. Он ЧЕЛОВЕК. И в этом вся его сущность. Финал очень показателен. Мы рождаемся, растем, и так как глаза расположены на нашем лице, мы редко видим себя, а видим мы окружающие нас рыла, рыла, рыла... И неоткуда взяться чему-то другому, вырасти другим человеком, когда внешний «мир рыл» давит и сжимает тебя, как пластилин, в привычную ему форму... Мы так любим обвинять других, обвинять всё вокруг — и это абсолютно не детский сад и безответственность, это чистая правда. Дмитрий Львович Быков прав в том, что эпиграф к этой повести («Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать» Р.П. Уоррен) — элементарная издёвка. Не должен. И не можешь. В итоге мы имеем замкнутый круг, как в таких поступках, как месть (Арчи), похоть (Дина) и других пороках, так и в целом в воспитании. Фундаментальной задачей Братьев Стругацких было выработать концепцию воспитания, ведь вот откуда всё берётся в человеке.. с самого начала его жизни...

Возможно, Золотой Шар — это обман. Возможно, проверка. В этом случае проверку человечество не прошло. Вся суть финала кроется в многостраничной ненависти ко всем людям и следующим за ним коротеньким переключением на вопрос «Чего бы такого пожелать?» В итоге в голове каша. ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧЕЛОВЕК? А он не знает. Он повторяет фразу погибшего от его же руки юнца, тем самым показывая, что ничего нового человечество не придумало. Мы не знаем, чего мы хотим. И детский лепет — единственный наш арсенал. Вечная надежда на что-то сверху, кого-то сверху. Вид, создавший атомное оружие, так и не сумевший сам за себя решать:

Сделаю небольшое отступление. Уже пару лет я снабжаю маму аудиокнигами, а она их слушает. Не так давно она слушала и «Пикник на обочине». После этого мы собрались как-то на кухне посмотреть на ноутбуке эпизод «Битвы экстрасенсов», который снимали в расположенной рядом с нашим городом деревне. Я организовал всё это дело, как обычно, с лютым скепсисом, готовностью улыбаться, закатывать глаза и прочим набором рационалиста. А мама знала, наверное, половину лиц в этом выпуске. И что меня поразило... Она прониклась и прослезилась. Меня это удивило, покоробило. Чуть позже она сказала, что всем людям хочется верить в чудо, в счастье. «СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ» — повторила она. У меня до сих пор сидит в голове этот момент... И мир Зоны, кстати говоря, жутко иррациональный. Редрик Шухарт верит в приметы, удачу, предчувствия. Потому что наука оказалась бессильна перед дарами Посещения. А если говорить, более строго — просто не доросла, наша наука. И наша нравственность. И наша ответственность. Как я говорил выше.

Эта повесть, да и наш мир — как тот карьер в финале. Вот он твой экскаватор — твои научные знания, твои нравственные и жизненные ориентиры, твоя самостоятельность. И ты начинаешь разгребать эту гору песка, этот огромный карьер. Но чем глубже копаешь, тем сильнее проваливаешься вниз, не в состоянии пошевелиться. Тебя засыпает с головой. Вот такие ощущения от этой повести. Определённо одна из величайших книг, которые я читал.

Действительно, один из лучших рассказов Рэя Брэдбери. По традиции, фантастический антураж — лишь художественное средство. Отзывы на рассказ — ёмкие и содержательные, как и он сам. В основном лаборанты говорят о том, насколько прошлое равнодушно к будущему, либо молодое равнодушно к старому. Ещё больший эффект возникает за счёт того, что всё противопоставление происходит в рамках одной личности. Даже своё, казалось бы, родное сознание, ты сам.. но не знаю, как лично я относился бы к ситуации, описанной в рассказе, сам в старости. По-моему, у старика должна была выработаться мощная такая броня стоицизма с возрастом. Юность больше нуждается и в признании, и в общении, как по мне. А старость давно уже в курсе, что всем на всех наплевать, поэтому уже свыклась. В этом, на мой взгляд, логическая ошибка в метафоре. Но тезис сильный.

Второе толкование, его я не нашел в отзывах, видится мне так. Все мы бесконечно одиноки. Если вспомнить «Солярис», то подробного объяснения не требуется, насколько одиноки. Рассказ показывает иллюзию того, как происходит общение в социуме на самом деле. А происходит оно так. Каждый человек слышит и видит в другом то, что способен воспринять, либо что ему интересно в нем (а интересно опять же по причине совпадения). И выходит, при разговорах с окружающими мы всё равно говорим с разными версиями своего зеркала. Чем лучше это зеркало понято, тем с ним легче контактировать. Главный герой Бартон это осознал. И теперь любое взаимодействие его гнетет, везде он повсюду натыкается на себя. Жить в такой картине мира жутко некомфортно, но он десятки лет пытается, верит, что что-то изменится. И в конце рассказа он находит, казалось бы, Другого человека (читай — Любовь). Но нет, мы всё равно жуткие эгоисты, и всё это обман. Фух, ну как смог, объяснил.

В любом случае рассказ динамичный, мощный и очень глубокий, как ни посмотри.

Не устану твердить, что Рэй Брэдбери — поэт. И в этом рассказе мне видится следующая аллегория. Каждый человек, и соответственно человечество в целом, живет в основном животными, низменными потребностями, и занимается такой же деятельностью. Но есть то, что отличает нас от животных, — культура. Не в смысле этикет, а в смысле культурное наследие. Все мы проживаем свою жизнь, в разных пропорциях замешивая рецепт животных потребностей и взаимодействия с культурой. Главный герой — чистой воды творец. Механический Бернард Шоу — как олицетворение всей культуры. И наш одиночка либо наслаждается плодами предшественников, либо же создает нечто своё. Мораль дядюшки Рэя очевидна — тот, кто занимается сугубо человеческой деятельностью, то есть тем, что отличает нас от куска мяса, переживёт других, и возможно, останется в веках. Плоть не вечна, вечна культура.

Кажется, несмотря на «Пасынков Вселенной», за «Дверь в лето» и «Чужака в чужой стране» пора ставить крест на Роберте Хайнлайне.

Хайнлайн в двух упомянутых выше в негативном ключе романах, сдается мне, создал новый жанр. Я бы назвал его — ЮРИДИЧЕСКО-БЫТОВАЯ ФАНТАСТИКА. Иии... коллеги, я не знаю, что может быть хуже и скучнее. Запороть такую хорошую идею, как земного человека, выращенного марсианами, чтобы от книги тошнило и хотелось молиться, когда же это всё кончится — это надо уметь. Говорить о сложных и вечно актуальных темах, типа религии, политики, любви, научности, человеческой природы, но чтобы это не производило уже никакого отклика в мозге — надо обладать большим талантом. Хайнлайн чрезвычайно талантлив в том, как поставить в центр сюжета идеи похоти, юридических увиливаний, лазеек и пробелов, вместо действительно важных вопросов, которые как бы и есть, но как бы для тех, кто их упорно ищет.

Не знаю и не вдаюсь в выяснение причин, почему роман настолько растянут, раз в пять. Можно придумать кучу догадок (про журналы и прочее), и они могут быть верными. Но я просто читаю книгу. И это, в самом деле, издевательство над читателем. Следить за тем, как один из центральных персонажей, у которого в доме жили все друзья Майкла Смита, выпендривается и угрожает властям, шантажирует их... так себе удовольствие. Да и видели мы уже это, в романе «Дверь в лето», который успешно и продолжает обманывать многих читателей тёплым названием и котом на обложке.

Книга прочитана уже месяц назад, но только сейчас смог сесть за отзыв. И хочется сказать, что я снова зол, как вспомнил отношение Хайнлайна к своему читателю. Это, прости Господи, Донцова в фантастике! Кучка склочников и эгоистов качает права, фантастические идеи отходят на задний план. И мне уже начинает казаться, что Хайнлайн — диверсант фантастики. Слить идею хронооперы — да легко! Поиздеваться над идеей космического Маугли — пфф, проще простого! Странно, как автор не запорол идею космического ковчега. Наверное, хотел, но не получилось, не повезло.

В итоге я зол. Крест на авторе. И наказ пользователям: Не тратьте на это чтиво время, деньги и эмоции.

Здесь читатель отзывов должен осторожно пробираться через возможные спойлеры, как через минное поле. Даже для меня, человека, нейтрально относящегося к спойлерам, всё-таки нашлось несколько книг, при чтении которых я пожалел, что знал ключевой сюжетный поворот. «Убийство Роджера Экройда» в их числе.

«Убийство Роджера Экройда» — один из трех легендарных романов Агаты Кристи (вместе с «Убийством в Восточном экспрессе» и «Десять негритят»), которые заслуженно вызывают наибольший интерес. В основном, конечно, за счет разгадок, внесших большой вклад в детективный жанр. Нельзя упускать и так часто упоминаемое признание этого романа лучшим детективом всех времен и народов, по версии Ассоциации писателей криминального жанра в 2013 году.

И при чтении книги трудно отделаться от лежащей перед тобой, читателем, ответственности, что ты держишь в руках что-то веховое, ознаменовавшее революцию в жанре, что-то, по поводу чего в своё время ходили большие споры и дискуссии. Конечно, отделаться от этого ощущения трудно, поэтому хладнокровный взгляд здесь мало возможен.

Сейчас посмотрим в других романах, что же Леди Агата выдаёт за свой стабильный ходовой продукт. Просто вот в этой книге есть нюанс — все подозреваемые что-то скрывают. Если Королева детектива использовала этот прием всего пару-тройку раз, то всё нормально, но если это ее стабильный почерк, то, сдаётся мне, от такого можно устать.

Пуаро как всегда великолепен. Мягок и слаб, когда ему неважно, как он выглядит. Строг и повелителен, когда это необходимо. И всегда чрезвычайно дотошен и загадочен. Вот и в этом случае он скрывает от своего нового знакомого, выполняющего роль напарника, движение своих серых клеточек, заставляя читателя глотать эту интригу. Забавно же, как Пуаро самоуверен и абсолютен в делах разгадывания тайн, обычно это играет ему только на руку, эдакий простачок, преувеличенная фигура. Прием работает успешно, это да. Да и вообще, Леди Агата мастерски использует доступные ей ресурсы. Она строга, как классик жанра, и эталонно качественна, как классик жанра.

Хороший вышел убийца. Вот читаешь разгадки детективов Кристи и поражаешься человеческому хладнокровию, расчетливости, увёртливости. И в данном конкретном романе Пуаро практически встречается, можно сказать, с образцом своего антагониста. А в какой форме они переплетаются в романе — так это просто поэтика.

Действительно, знаковый роман жанра. Образцовый. Обязательный к прочтению.

Шедевр приключенческого жанра. Столько раз в детстве смотрел мультфильм-экранизацию, а прочел только сейчас. Ну и, собственно, в восторге. Всем всё понятно по поводу этого романа, все для себя всё знают, о чем он, каков он. Я скажу лишь, какие отличия я заметил в мульпликационной экранизации. Сюжет повторен довольно точно. А отличия касаются трех персонажей: 1) Билли Бонс — в книге он мрачнее, он нисколько не шут, а тихий убийца, сидящий в углу в трактире, который пугает посетителей своим хищным видом; 2) сквайр Трелони — никакая он не женщина с женским голосом и париком, это достойный господин, главный организатор путешествия и меткий стрелок, а не остолоп, не отличающий окно от картины; 3) капитан Смолетт — не шут гороховый и солдафон, а строгий исполнитель, человек, который научен на собственном опыте, что на корабле должна быть дисциплина, а он — гарант этой дисциплины. Конечно же, и Джон Сильвер на высоте, этот лукавый хитрый страшный человек, гибкая, поджидающая удобного момента угроза.

И еще, что меня удивило в оригинале: там нет фразы Джона Сильвера при переговорах о том, что через час живые будут завидовать мертвым.

До меня начинает потихоньку доходить, что Станислав Лем для меня чересчур научно-фантастичен, как ни печально. Конечно, «Солярис» выгодно выделяется за счет отлично проработанной психологической начинки. Но в остальном, «Непобедимый» — тому пример, Лем до предела научно-фантастичен, до утомления, до холода. Хотя в этом романе я нашел для себя несколько хороших вещей: а) идея технической эволюции — нигде такого не видел, круто; б) само начало книги — интригует и заряжает на прочтение своей тишиной и загадочностью; в) эпичная битва двух машин — вот это было нечто, картинка рисовалась в голове, масштаб сражения поражал своей мощью, такую сцену снять было бы очень здорово.

Из основного, что прям запомнилось и зацепило, это всё. Ну, тоже какая-никакая польза и колорит.

Совестно, но мне не понравилось совершенно. Книга из жанра чрезвычайно строгой научной фантастики. Такой сухой, что аж хочется подлить воды в текст, чтобы хоть как-то его разбавить. Но нет, Лем верен своей строгости и дотошности.. Начало интриговало, но когда автор начинает описывать нечто непонятное — нам-то тоже непонятно. Как к этому относиться? Пытаться понять? Ну, не по моим способностям это, слишком уж абстрактные проявления инородной жизни описываются. И что мне остается делать за книжкой? Короче говоря, Лем бросает неопытного (не любителя дотошной точной научной фантастики) читателя прямо на берегу и уходит в самостоятельное плавание. Не сказал бы, что это правильный подход.

Хочется присвоить этому роману новый жанр... Вот знаем мы Артура Хейли, да? С его производственными романами. Так вот Лем в «Эдеме» — это автор производственного фантастического романа. А интересно ли детально читать про манипуляции с выдуманной техникой или выживание в выдуманном мире — решать каждому самому.

Страница «Игры Эндера» — кажется, наиболее подходящее место, чтобы сказать пару вещей об отзывах фантлаба. Я очень люблю этот сайт. Он чрезвычайно удобный (поиск по фильтрам, издания, да и в целом) и собирает вместе большое количество умных и не особо случайных людей, ведь засидеться на нем можно лишь целенаправленно, нежели на том же ливлибе, где качество отзывов/рецензий, на мой взгляд, похуже. Как раз из-за массовости и эм.. солянки категорий пользователей. Но есть парочка нюансов, которыми хотел бы с вами поделиться. «Игра Эндера», повторюсь, здесь как ничто другое к месту.

1. Критические отзывы. У пользователей фантлаба какая-то мания любить отрицательные отзывы. И чем более негативный (хотя обычно без грубостей), тем лучше. Об этом свидетельствуют количество плюсов на них и частое выделение в лучших отзывах недели. В итоге можно неслабо удивиться, читая первую по рейтингу страницу отзывов на «Игру Эндера», практически полностью состоящую из негативных мнений, и при этом видеть среднюю оценку 8,44 при нескольких тысячах голосов. Не хочется распыляться банальностями, мол, критиковать легко, и всё такое. Вероятно, такие отзывы полезны с той точки зрения, что они могут сразу указать не читавшим книгу на ряд ее недостатков, и если планирующий прочесть готов принять эти примерные недостатки, то тогда можно приступать. Но гораздо хуже, когда недостатки надуманы, или отражают личную позицию лаборанта, которая под тяжестью количества плюсов возводится в объективное общее мнение. Да, чуть не забыл: так забавно наблюдать, как в конце подобных отзывов приписывается такого рода предложение: «Сейчас на меня полетят минусы...», «Минусуйте, если хотите, посмотрим, сколько вас, не готовых воспринять критику» и т.п. Прием проще простого, на который, как иронично, летят горы плюсов:)

2. Предвзятость, которая, на мой взгляд, не должна быть свойственна любителям фантастики. Здесь подходим к содержанию. Значительная часть рецензентов обвиняет книгу в русофобии, и это меня поражает. Перед прочтением был готов и, что называется, навострил ушки, настроил локаторы на поиск русофобии. Но ее там нет, друзья. Есть содружество государств, да, оно во главе с США. Цель объединения — война с жукерами + недопущение мировой войны. Как итог — глобализация, которую мы наблюдаем, собственно, и сейчас в реальности. Идем далее. Время написания романа — 1985 год, конец холодной войны. Роман о войне (с жукерами!) в самых-самых различных ее аспектах, одним из которых будет война внутри одной команды, одного вида, одной планеты. И закономерно, что американец, если пишет о войне и противостоянии, как явлениях, американец, которому нет нужды критиковать своё государство обозначит внутренним противником содружества стран то государство, которое было главным противником в реальности во время холодной войны. То есть ничего личного, понимаете? Была бы ситуация с Китаем, был бы указан Китай. Был бы главным оппонентом Египет — значит Египет. Вот и всё. А не из-за того, что там русские какие-то не такие, или что они самая агрессивная нация, это был бы настоящий треш. Еще один моментик... Американский автор пишет в своей стране, во время холодной войны. Вспомните, как в романах Беляева порочные сюжеты, связанные с наживой, происходили в некой капиталистической стране. Вспомните, как Стругацкие должны были прикрывать реальные аллюзии, загоняя героев в другие страны, мол, это не про нас. В итоге постарайтесь принять обстоятельства написания романа и обстановку. И самое главное, как финал, — понять, что роман максимально гуманистический.

САМ ОТЗЫВ.

Чтение в школьном возрасте, к сожалению, не было у меня в числе интересов. Одолевалась только программа уроков литературы. И вот при ознакомлении с «Игрой Эндера» я пришел к следующей мысли... как же жаль, что во время учебы в Суворовском училище мне не попалась эта книга. Она бы мне несказанно помогла.

Чем же этот роман так заслуженно хорош? В первую очередь, поднимаемыми проблемами и взглядом на них.

Интригующие диалоги «садистов»-учителей в начале каждой главы говорят о многом и задают тон главному вопросу романа — оправдание жестокости ради выживания. Чтобы спасти человечество от жукеров, учителям приходится, вопреки Достоевскому, жертвовать слезинкой ребенка для достижения общего блага. Вопрос соотношения цели и средств ее достижения автором поставлен прямо. Всё воспитание в специальной школе организовано так, чтобы Эндер либо сломался, либо стал сильнее (теперь уже мысль по Ницше). Пусть персонажи-учителя кажутся мерзкими типами, я не настаиваю на обратном, но взрослый мир — это мир сложных компромиссов, где, в случае книги, на одной чаше весов Эндер, пара трупов и раса жукеров, а на другой — выживание человечества. Зарываться в песок — не время, необходимо действовать. Это как с известной в этике проблемой вагонетки.

Следующий по важности вопрос романа — игра. Да, коллеги, поэтому в книге дети. Не нужно возмущаться, что в таком маленьком возрасте дети так по-взрослому размышляют. Забавно, что если кто-то изначально негативно настроен по отношению к книге, то ждите критики нереалистичности фант. допущений. Так вот, мы отвлеклись. Игра — одно из центральных понятий романа. Игра — это лучший инструмент обучения, поэтому дети играют. Игра — это безопасный способ действий через имитацию — поэтому дети не беспокоятся и полностью сосредоточены на цели. Кратко еще раз: Игра = обучение + отстранённость. То есть финальный твист опять же не был безумием садистов-учителей, на самом деле, они стратеги еще те... А сколько похожих твистов позже последовало примеру «Игры Эндера»: короткометражка «Зловещая долина», один из эпизодов сериала «Черное зеркало» (во втором сезоне), и пр. Можно сказать, финальный твист книги стоит многого, это очень ценная культурная единица в целом для жанра.

Следующее — воспитание. Здесь много общего как раз с Суворовским. Изоляция от родных, обстановка, в которой рассчитываешь только на себя, усложнение задач. Теперь вспоминается сам Суворов: «Тяжело в учении — легко в бою». Так оно и вышло. Но условия игры становились всё сложнее, Эндеру подбрасывали всё новые задачи, а позже — вообще начали действовать вопреки правилам. Тем самым готовя Эндера ко всему, и особенно к скептическому взгляду на правила, что их иногда можно и самому обойти, это позиция сильного.

Велика доля психологизма в романе. Нахождение в коллективе равных, начальников, подчиненных. Книга учит многим нюансам, заставляет обращать внимание на схожие моменты в жизни. Опять же трудность морального выбора, когда Эндер учил малыша Боба: Эндер над ним смеялся при всех, надеясь, что тот выстоит и еще покажет им всем, как раньше было с самим Эндером. Также семейные дилеммы хорошо прописаны. Кратковременное возвращение Эндера на Землю — это возвращение абсолютно изменившегося солдата, по-другому смотрящего на мир. И мнооого-много прочих зафиксированных Кардом психологических моментов, которые встроены в стремительный сюжет и рифмуются с ним.

Последний пункт, касающийся идей, — это тезис «Вместе с настоящим пониманием, позволяющим победить врага, приходит любовь к нему». Действительно, во-первых, легко можно победить того, о чьих намерениях и привычках хорошо знаешь. Во-вторых, чем больше узнаешь человека/персонажа, тем больше к нему проникаешься, как бы ужасен он не был. Для меня это установленный факт. По своему мироощущению уже решил для себя, что любого можно понять и оправдать, ничего не бывает строго однозначно. А также чем больше наблюдаешь за человеком/персонажем, тем больше к нему привыкаешь и сопереживаешь ему. Стивен Кинг хорошенько пользуется этим приемом, долго сживляя читателя с персонажами, а к концу книги уже начинает раскручивать свою карусель. И что получается... чем лучше знаешь врага, тем легче его уничтожить. Но чем лучше знаешь врага, тем легче его полюбить. Простите, но я в этом нахожу некий поэтический смысл: максимальную боль могут причинить только самые близкие люди, им оказано наибольшее доверие, поэтому они ранят сильнее всего. Так и живем, друзья. Уничтожение связано с любовью, а любовь — с уничтожением.

Повествование стремительное, оно нигде не задерживается. Все события кажутся значимыми, и, на самом деле, так и есть, хотя бы для становления Эндера таким, какой он стал. А, собственно, картина его личности — принципиальная вещь в романе, от этого (или к этому) всё и начинается (или всё и сводится). Единственный недостаток, который отмечу (из тех критериев, которые я обычно хочу видеть в крутых произведениях), это отсутствие образности в языке, то есть хорошей дозы средств художественной выразительности. Здесь этого прям нет. Но окупается другими вещами. Особенно приятно было понимать, что я давненько не читал книгу с таким стремлением, сюжет затягивает, главы бегут, концовки глав интригуют. Это заслуженно отличный роман.

Детальный слепок российской глубинки нулевых годов. Кто любит фильмы Звягинцева, Быкова и остальные, менее качественные, но не менее тяжелые и меланхоличные, тому понравится. Лично я давненько искал что-то похожее в литературе. Реализм сейчас совершенно не в моде (именно сегодняшний реализм, не общепринятая классика), сейчас, наверное заслуженно, хорошо смотрится сюжет с неким фантастическим или мистическим элементом. Ничего плохого, я за. Но от этого ныне редко встречающийся «новый реализм» выглядит еще более ярким.

В центре повествования пожилая семья. Отец — предпенсионный мент, работающий в вытрезвителе и шмонающий алкашей. Мать — библиотекарша с 20-летним стажем. Старший сын — 25-летний лодырь, тело на диване, без каких-либо интересов и стремлений за всю жизнь. Младший сын — 23-летний активный, бойкий, харизматичный... зэк. Сюжетный толчок — позорное увольнение главы семейства с работы и одновременно изгнание Елтышевых из служебной квартиры. Семья принимает единственное возможное решение — переехать в глухую деревню к тётке жены, древней, ветхой бабке. И в такой обстановке с последующей динамикой развивается роман.

Центральная идея — последовательное падение одной конкретной семьи на социальное дно, этап за этапом. Отмечу, что здесь нет той самой «чернухи», о которой любят говорить. «Чернуха» в моем понимании — это явная игра негативными тонами, доходящая до нереалистичности. Здесь такого нет. Хотя куча рецензий и отзывов обещала именно чернуху. Нет, всё реалистично и по-настоящему. Прежде, чем объясню почему, отмечу еще один момент. Книга для романа небольшая, для семейной саги тем более. Главы в ней короткие, и они имеют в принципе схожую меж собой структуру: вначале идет общее описание картины, которой «достигло» семейство на данном этапе, а далее описывается конкретный день или пара дней на важном чекпоинте. Что здесь наиболее интересно, так это порой резкое обрывание сюжета на важном моменте, то есть сам момент произошел, конечно, но о его последствиях, ближайших последующих событиях читателю приходится догадываться, домысливать их. Интересный ход.

Так вот. В чем причина их бед? На мой взгляд, возможная искусственность положения Елтышевых, вернее, того, как они себя в него загнали, аннулируется, если просто понять, что перед нами семья безвольных, слабых людей. Ведь так непросто представить в литературе, в выдуманных мирах, не предприимчивых и сильных персонажей, а слабых духом, аморфных, пустых и не смотрящих вдаль людей. А таких очень много. Поэтичность этого нюанса в том, что мало у кого действительно хватает сил и воли куда-то по-настоящему выбраться, но мечтают об этом все... Сколько раз и жена, и муж надеялись, что вот сейчас всё наладится потихоньку, всего лишь надо сделать это и это... но опять всё шло под откос, снова обстоятельства, помехи, травмы. Забавный момент был, когда Николай Михайлович обижался на сына Артема и не хотел сам строить дом, а когда разговор доходил до этой темы, они на эмоциях говорили друг другу: «Ты хочешь заняться делом? Строй со мной дом! А то тебе ничего не надо.» «Ну давай строить, я согласен.» «Давай.» — и ВСЁ. Понимаете? И снова пустое шатание ежедневного бездействия, омут прокрастинации, болото лени, пустота будущего.

На фоне Елтышевых выгодно выделяется бабка Татьяна, которой уже лет 80. Она сидит на табуретке в углу и смотрит в окно. Никогда не возникает, когда переиначивают ее дом, когда берут инструменты, некоторые запасы, никогда ничего против не скажет. В ее многочасовом взгляде в окно содержится какой-то магический реализм, когда чувствуешь, что человек не здесь, он находится там, в своем прошлом, которое прокручивает, как пластинку. Но при всем при этом бабка совершает самые необходимые и точные манипуляции по дому, у нее всё на своих местах: запасы на зиму всегда есть, ничего не валится, пусть и в такой халупе. Тетка Татьяна, как и все старые бабушки, хочет дожить свой век в доме, поэтому она отказывается ехать в больницу. Она в принципе не хочет умирать, но и не хочет жить, она ждет, когда это всё закончится. Красивый персонаж.

Меня очень заинтересовало описание жизни в деревне, местных нравов, того, как салом лечить больной зуб, того, как бабушки ездят в город на рынок, чтобы продавать собранные на природе плоды. Кажется, вся природа ополчилась против человека, и человек не в выигрышной позиции. А потом сразу же вспоминаешь, как жили наши давние предки. А потом останавливаешь себя мыслью, что сейчас вообще-то 21-й, а не каменный век. И какой смысл бороться, сражаться с тяжелыми условиями? Зачем выживать? И вот по этой причине в наше время происходит отток молодежи из деревни — в районные центры, из районных центров — в центр региона, а оттуда — в Москву и Питер. Хорошо ли, справедливо ли, но факт имеется. В другой же ситуации находится семья Елтышевых: у них нет иного выбора, нет денег на съем жилья в городе. И где-то там, ближе к концу книги, есть диалог Валентины и Николая. Точно не воспроизведу, но суть речи кого-то из них такова: «Но я же как-то держусь...» И в этом «как-то» настолько слышится согнутость плеч, поломанность надежд, тусклость глаз, что хочется выть. Советую прочитать эту книгу. Для разнообразия это самое то. Средняя оценка невелика, почему-то никто не хочет ставить высокий балл, как я понимаю, потому что, якобы, особо не за что, нет ничего примечательного. Да нет, коллеги, это специфика жанра, тоскливого, тяжелого, депрессивного реализма, затянутого черным небом авторских идей.

Последний роман Виктора Пелевина вызвал, как всегда, большую бурю в узких заинтересованных кругах. Вернее, само его появление. Пока я читал книгу, параллельно приятели мне присылали несколько статей из разных журналов, где кратко пересказывался сюжет, потом обозревались ключевые темы, затронутые ПВО в романе, ну и проводились мощнейшие параллели (самая крутая из них — это что Пелевин=Порфирий Петрович, что он безучастный безэмоциональный секундант эпохи, и, мол, критики, отстаньте от него, об этом просит сам Пелевин, нельзя чего-то требовать от алгоритма, не обладающего сознанием и волей). К чему я это всё... Да к тому, что многим роман «понравился». Это слово в кавычках, потому что именно вот так «понравился» чаще всего характеризуют этот роман обозреватели. Прям вот всей шеренгой, без шага вправо-влево. Будь я полицейским алгоритмом, уже заподозрил бы неладное.

Подходя к прочтению Айфака, я, как и многие, ожидал увидеть что-то наподобие усовершенствованного Снаффа, и это ожидание меня грело очень сильно, так как Снафф, наверное, лучшая книга ПВО, на мой взгляд. К тому же идея с полицейским алгоритмом Порфирием Петровичем, который расследует преступления и параллельно пишет об этом детективные романы, ну просто гениальна. Когда берёшь книгу «iPhuck 10» в руки, иногда даже создается ощущение, что это действительно книга полицеского алгоритма, который пишет связно и человечно, мастерски орудуя культурным кодом нескольких веков мировой литературы. От одной только идеи роман хочется хвалить и хвалить. Ну круто же! Но так происходило первую половину книги, пока Порфирий был нашим проводником в мире конца 21го века.

Если говорить, на что похож Айфак, то, конечно, это Снафф, Цукербрины и капелька Священной книги оборотня. Помимо полицейского алгоритма, Пелевин вводит массу интереснейших находок, попробую их перечислить, хотя бы часть. Авторский прогноз о гендерных различиях, влиянии секса на культуру и изменение характера самого секса. Предположение о геополитической карте мира в конце века, где Россия стала называться Богооставленной (я посмеялся), цивилизованная Европа стала Халифатом, а Восточная Европа осталась считать себя Евросоюзом, какая ирония:) Также придумана целая культурная эпоха, называемая «гипс», в которой, собственно, мы с вами начинаем жить. Уделяется много внимания отпиныванию литературной критики, да и критике искусства вообще. Показана громадная роль программистов и самого по себе искусственного интеллекта, применяемого для различных целей. В общем, мир получился футуристическим, холодным, пафосным, но пустым, отдалённым, но пытающимся добраться до сущностных свойств человеческой души.

Вот знаете... Против своих впечатлений не попрёшь. Хотел я было защитить данную книгу от нападок в отзывах, от невысоких оценок, ведь полицейский алгоритм (в который раз уже к нему отсылаюсь) меня просто очаровал. Но с середины книги произошло кардинальное изменение, когда наконец-таки и до меня дошло, что Пелевин может быть неинтересным. Да, там были классные эпизоды виртуальных соитий, была классная издёвка над литературными критиками (привет Дмитрию Львовичу, ибо про телефонный справочник отсылка определенно к нему), были точные попадания о роли и предназначении человека, его существования, в свойственной автору меланхолично-циничной манере. Были даже неожиданные взрывы смеха, не только в местах внезапного появления мата в тексте. Но всё это — лишь яркие полосы на серой измученной спине Виктора Олеговича, стоящего в неподобающей позе, на четвереньках пишущего о боли человеческого существования — и тут же оговаривающегося: «теперь самое главное, как говорят у нас в полицейском управлении, не прое.ать финал.» Пишущего о манд...шной сущности критиков, затем от лица Порфирия создающего две рецензии на несуществующие фильмы в духе старого Пелевина, когда тот писал про несуществующие культы и исторических личностей. Нет, товарищи, не поверите, но меня беспокоит даже не тот факт, что ПВО элегантно отгораживается от какой бы то ни было четкой позиции, когда за окном воет политическая метель. Он это начал делать еще в «Лампе Мафусаила», когда досталось обоим лагерям политических взглядов, причем в равной пропорции. Гораздо больше меня беспокоит, что Виктор Олегович пишет много такого, о чем вообще неинтересно читать. Ведь после преодоления рубежа в половину книги что-то резко переклинивает, меняется. Начинается какой-то якобы детективный сюжет с якобы интригой. Стартуют плотным эшелоном подробные и страшно неинтересные обзоры искусства несуществующей эпохи. Сюжет второй половины, столь далекий от интересности, кажется написанным автором для самого себя. Хотел бы я посмотреть на человека, которому эти части кажутся реально нескучными. Нужен либо нехилый багаж знания культуры, либо не знаю что еще. И в этом, пожалуй, самая главная проблема последней (крайней, Виктор Олегович, извините) книги автора — в ее неинтересности, если брать бОльшую часть суммарного объема произведения. Интрига с Жанной неинтересна никому, финалу довериться трудно, хоть и очень хочется, так как ПВО предварительно предупредил, что сейчас он будет выдавливать из читателя сентиментальность. Удивительная наглость и честность, сказал бы я. И сказал бы, если б не продирался сквозь кучу искусствоведческих обзоров во второй половине. Следует сказать, что в отличие от «iPhuck 10» в «Лампе Мафусаила», наверное, было интересно всё: и первая часть при всей трудности понимания финансовых заморочек, и вторая часть при всей её простоте, затянутости и порой несуразности, и, естественно, крутая третья и общесоциальная итоговая четвертая часть. Здесь же, при наличии столь гениальной находки в виде главного героя полицейского алгоритма, есть куча серых моментов. И это приводит меня к неутешительной мысли — Айфак гораздо больше похож на Смотрителя, чем на Снафф (в плохом смысле этого сравнения).

И всё же, после всей критики в адрес Айфака 10, не могу поставить твердо низкую оценку. Была масса занимательных моментов в мелочах (анально-синфазные пробки Хокинга, жиганы, телефонная будка, русские европейцы, классический старомодный секс подростков в убере), масса социальных гипербол, отраженных в будущее, для которых нужны хорошая фантазия и остроумие, и самое главное, меня каждый раз радовали оговорки Порфирия Петровича, когда он указывал на нюансы того, как он сейчас будет писать, или как он только что написал, эта рекурсия хорошенько бьет по моему эстетическому чувству. Не следует забывать, что книгу написал очень умный человек. Ничего кардинального нового, даже при всей необычности жанра что ли, мы всё равно не наблюдаем. Но, как опять же оговаривается сам Пелевин, одни авторы пишут одну книгу всю жизнь, другие — всю жизнь пишут ни одной. Помимо неинтересности здесь множество сторон, которые всё-таки оказались положительными. Поэтому я ставлю 8. Для одного из моих любимых авторов это уже довольно мало.

Напоследок обычно привожу несколько наиболее классных цитат из прочитанной книги ПВО, но не могу вспомнить на этот раз хотя бы парочку. В голове только одна, и она перебила бы любую другую. Ей, пожалуй, и завершу отзыв:

«Жить ой. Но да.»

Даже не знаю, с чего начать. Наверное с того, что это первая прочитанная повесть АБС. Почему руки потянулись к ней, уже и не вспомню. Кажется, меня жутко заинтриговала фабула о детях, мокрецах, вечно дождливом мрачном городе и конфликте поколений. Всё так. Всё чудесно, сильно, толково, быстро по сюжету и массивно по глубине. Хочется брать каждый отдельный момент и его разбирать. Я очень скоро понял, что выписывать цитаты из книги будет слишком долго, их очень много, и зачастую они уводили меня в загруз. Не знаю, как другие книги АБС, но в этой атмосфера повествования, назовем ее так, весьма определенная, что мне напомнило «Трех товарищей» Ремарка: там тоже герои пили, философствовали, довольно ловко играя словами, и иногда прерывались на быстродействие. Но дело, конечно же, не только в разговорах.

Дело в идее историзма. Аркадий и Борис Стругацкие максимально наглядно показали историческую смену. Перемен требуют наши сердца — пел Цой. Не дай вам бог жить в эпоху перемен — говорил Конфуций. Всё это прекрасно, но вот что, не забыть бы мне вернуться — думает Банев... И эта фраза, раз уж начинать разбор с конца книги, настолько выбивается из общего потока счастья и солнечного тепла финала последней главы, что читательский шок обеспечен. Сдается мне, часто так бывает в книгах Стругацких, что хочется строчить абстрактные восхваления в духе «как же это глубоко сказано» или «здесь заложено столько смысла». И впервые за годы мне не хочется далеко уходить от этих пустых восхвалений, ведь любой разбор будет смотреться мелко и ограниченно. Да, будущее прекрасно и беспощадно. Да, поколение двух мировых войн дискредитировало себя полностью. И да, черт побери, каждому свою среду, к которой он привык и иначе себя не мыслит. Я даже прослезился в конце. Вот самый-самый финал сделан сверхмастерски, задействовав инструментарий типа наконец-таки Дианы Счастливой, контраста вечного дождя с туманом и финального солнца с травой и деревьями, ии... вот такой вот последней оговорки. Блестяще, ничего не скажешь.

Дети интересны в крайней степени. Они холодны, молчаливы, умны, эффективны, лишены вредных привычек и предрассудков. Их глаза — это глаза холодного будущего. Они смотрят на мир взрослых — пропитый, сломленный, пустой, дикарский, бессмысленный — и они не хотят в нем оказаться. И правильно делают, что не хотят. Считается, что вставать на сторону детей в повести инфантильно, ведь есть нейтральный Банев, человек мудрый и срединный между такими разными мирами. Но дело-то всё в том, что нам привычней всего вставать на сторону Банева, потому что от его лица ведется повествование, а про детей довольно мало говорится напрямую. Но если отбросить личности и взглянуть со стороны, то в мире взрослых нет абсолютно ничего хорошего, только плохое. И дело уже совсем другое, объективное дело, что перемены ломают, что перемены болезненны. Я на стороне детей.

С позиции Банева наиболее удобно наблюдать за взглядами других жителей города, самых разных жителей. Банев действительно пограничен между двумя полярностями. Есть одна забавность... как-то давно мне друг дал прочесть несколько цитат из книг Стругацких, которые он выписывал, в числе них из «Гадких лебедей» была о том, что «для них вы и по Гегелю дерьмо, дерьмо по определению». Да, цитата кричащая. Да вот только не знал я тогда, что эту фразу в повести произносит контрразведчик Павор... А это уже совсем другой окрас. Еще один момент заключается в том, что наиболее симпатичные персонажи на стороне детей и мокрецов, а наименее симпатичные — на стороне взрослых и господина президента. И вопреки всему этому Виктор Банев думает «но не забыть бы мне вернуться». Следующая проблема в том, что претензии самого Банева к детям довольно сомнительны. Во-первых, Банев больше всего говорит гадостей про мокрецов и детей в тот момент, когда он вдрызг пьян, а это лично у меня доверия априори не вызывает. Во-вторых, он произносит топ-фразу книги №2 «Ирония и жалость», когда сам мнётся и не может ответить перед детьми на четко поставленные вопросы морального и философского характера. Хотя... я обязан оговориться вот о чем... Встречался я с очень молодой девушкой, было ей 18, и она любила задавать мне вопросы о том, что я думаю, почему я так считаю и всякие такие прочие. Я отлично помню, как миллион раз пытался достучаться и объяснить, что всё в мире гораздо сложнее, чем полярные категоричные позиции, что, мол, в принципе, как правило, да, но в данной ситуации нет. Это было чрезвычайно трудно объяснить. И зачастую я сталкивался с непониманием... И вот здесь я отлично понял ощущение Банева, когда его пригласили в лепрозорий. С одной стороны, детям нужны четкие ориентиры, строгие однозначные ответы, что невозможно при наличии хоть сколько-либо богатого жизненного опыта. А с другой стороны, я честно осознаю, что и я, и Банев, возможно, давали заднюю, вовсе не исключено. Слишком уж много оговорок присутствует в нашей жизни, и все они только усложняют и замыливают глаза.

Таковы мои обрывочные мысли по поводу этой прекрасной повести.

Тот момент, когда совестно, но ничего с собой поделать не можешь. Так хотелось, чтобы этот роман мне безоговорочно понравился, а в результате — оговорки скорее по поводу положительных сторон книги.

Плюсы довольно объективны. Во-первых, это первая из списка классических антиутопий, которые всегда называют. Причем первая с большим отрывом, разница составляет десятки лет. Во-вторых, «Мы» — оригинал, с которого, как говорят, списан «1984», указывая на тождественность многих сюжетных точек. В-третьих, в тексте шикарная идея мира рациональности, мира математики, где (особый смак) даже образы и эпитеты, используемые главным героем крайне математические, и режущие наш глаз своей необычностью. В-четвертых, грамотно показана трансформация главного героя, его стремление к иррациональности, крушение технической парадигмы сознания. Как уже кто-то отмечал в отзывах, Замятин пишет переживания героя через многоточия и обрывки фраз, тем самым демонстрируя неспособность Д-503 передать свои мысли. В итоге достоинства очень существенные.

Вот, получается, прочитана четвертая, последняя из списка классических антиутопий (Замятин, Хаксли, Оруэлл, Брэдбери). И у меня назрел внезапный вывод. Антиутопия — это диагноз. Или приговор, не знаю. Во-первых, это сразу же показатель того, что эти книги понравятся контингенту поздних подростков, либо новичку в чтении худ литературы (сужу по своему и чужому опыту). И второй симптом — это плохо написанные вещи. Ну не везёт антиутопиям! При целом вагоне идей каждую книгу читаешь с трудом, написано всегда сумбурно, неестественно, порой и скучно. Поразительно. Это как смотреть на гениальное техническое изобретение, осознавать его полезность, идейную ценность.. но видеть непонятные, скучные и такие холодные микросхемы и чипы.

Итог — вещь достойная и однозначно требующая ознакомления. Массив заложенных идей и их оформление внушительны и оригинальны. Но это чтение трудное, тягостное, как это ни странно.

П.С. Кстати, мир Замятина мне показался на удивление вполне себе утопией, а не антиутопией. Наблюдая, как мучаются люди в своих душевных порывах, как они любят, а на самом деле всего лишь подчиняются реакциям гормонов и обманкам мозга, у меня возникали мысли, что этот мир можно принять за утопию. Общая цель (построение Интеграла) вместо мелких переживаний и волнений, которые в рамках вечности не стоят ничего.

Первая прочитанная мной книга Довлатова. Прочту еще пару книг, чтобы окончательно убедиться, но, кажется, остальные будут такими же, как эта. Благо, они короткие. Хотя, сдаётся мне, на крупные вещи автор не способен. Простите, если своим отзывом вызову в ком-то гнев, но средняя оценка вызывает массу вопросов.

Попробуем оправдать. Видимо, в книге прекрасно показан слепок эпохи позднего Союза. Видимо, повествование своими социальными обычаями навевает на изрядную долю читателей пряную ностальгию. Видимо, эти истории крайне забавны как в своих развязках, так и в мимолетных репликах. Видимо, читателю очень интересно послушать конкретно про жизнь Сергея Довлатова.

Я озвучил все возможные достоинства этой книги? Сдаётся мне, что все. Иные объективно не проглядываются. А если говорить субъективно и перечитать достоинства, или перечитать саму книгу, то у меня тоже проявилось чувство ностальгии: я вспомнил кучу бесполезных вечеров в компаниях, где бухают и травят байки о прошлом, смешные, внезапные, анекдотичные. Возможно, кому-то это нравится, может, приятно посидеть и послушать, периодически вставляя «эх, забавно» или «эх, было время». Но нет. Я считаю, что это не литература. Или же литературой является всё, что произносится в компании на троих за бутылкой водки. Нет уж, я слишком трепетно отношусь к качеству как таковому в литературе. Бедный Маркес плачет и переворачивается в гробу, видя у сборника баек «Чемодан» оценку больше, чем у его произведений.

Есть небольшая оговорка. Байки могут быть хорошими или даже отличными. Пример — «Легенды Невского проспекта» Михаила Веллера. И здесь кроется отличие качества от не-качества: у Веллера байки не персонифицированы, они общие, а значит действительно слепки эпохи + автор всё-таки замечательно владеет слогом. У Довлатова же байки личные, это минус для меня однозначно, и язык, собственно, плох. Личные истории, будем честны, редко кому-то действительно интересны. А уж тем более зачем мне рассказы из жизни незнакомого мне человека? За его личность? Какую? Забавно именно то, что к диссидентам я отношусь абсолютно спокойно, если не с уважением. Стругацкие тоже с середины творчества потеряли веру в идеалы Союза. Но их произведения не пестрят дешёвой иронией, от которой просто становится противно, а термин «инакомыслящий» не обретает окрас отброса, должника, лентяя, хитреца. Это, простите, мерзко.

Это лучшая вещь, которую я когда-либо читал, и, вероятно, когда-нибудь прочту. Первый раз я прочел эту повесть три года назад. Отлично помню, как меня словно било током, несколько раз нервно подергивало, периодически я тяжело вздыхал. Сейчас эти ощущения повторились, плюс я пару раз прослезился. В электронке (в бумаге на найти) повесть занимает 150 страниц, в бумаге это было бы страниц 30-50. Как можно вложить столько динамита в такую короткую вещь — до сих пор для меня загадка.

Никнейм для сайта я выбрал примерно в момент прочтения повестей Мартина. Утекло много воды, куча авторов вошли в список любимых: Стивен Кинг, Виктор Пелевин, Роберт Шекли, Филип Дик. И недавно я стал задумываться: а не слишком ли много чести Мартину? не было ли это обусловлено инфантильностью в связи с моим малым читательским опытом? Сейчас я по прежнему готов ответить «Нет!» Мартин — это именно то, самое важное и самое болючее в литературе для меня. Это кипение страстей на фоне бесконечного одиночества каждого персонажа, в мире, полном самых низменных поступков, отсутствия финальной грани человеческой жестокости и животности. Но одиночество — всегда исходная точка. Мартин мне дорог тем, что с «Игры престолов» я вообще стал читать худ литературу. В «Танце с драконами» есть замечательная фраза: «Читающий человек проживает тысячу жизней, а не читающий — одну.» Это во-первых. Во-вторых, я гораздо больше всё равно ценю Мартина именно за его повести, короткие, убивающие наповал. Их всего три: «Портреты его детей», «Песнь о Лии» и «Тупиковый вариант». «Портреты его детей» — первая и главная из них.

Магический реализм — именно тот жанр, в котором должна быть эта повесть. Главный герой живёт своими книгами, живёт ради впечатлений для своих книг, пишет для того, чтобы ощущать жизнь. Интересно, что, мне кажется, ему и деньги-то от продаж не так уж и нужны, хоть он и болеет тем, что многие романы пролетели мимо списка бестселлеров. Здесь что-то другое... В конце, в разговоре с дочерью, писатель говорит действительно разумные вещи, если постараться абстрагироваться. Он говорит, что всё является частью жизни, даже самые мерзкие подробности — это часть жизни. Он говорит, что читатель должен задумываться и над этими вопросами, тем более что они нашли свой отклик в близкой реальности. Но главный герой перешёл грань. Вообще, повесть о грани между жизнью и творчеством. Оно его просто съело. Все его поступки, решения, пути были всегда с задней мыслью о написании книг, даже когда он приобретал любого рода жизненный опыт. В сущности, мир книг для гг — это ныне популярный мир виртуальной реальности, в котором писатель нашел и настоящую любовь, и героическую свою юность, и... собственную дочь. Но об этом позже.

Мне безумно нравится, как рефлексия и черты характера главного героя находили воплощение в его детях, его персонажах. Но он бы этого и не заметил, если бы не встретился с ними лицом к лицу. Они рассказали ему больше, чем он до этого знал о себе. Авторы редко задумываются, что по их творениям прекрасно видно их самих. В принципе можно добавить к творчеству и такую функцию — познавательную, познавать себя.

Финал просто гениален в своём безумстве. Есть такая связь — у сильных вещей должны быть ещё сильнее их финалы. Это именно тот случай... В стиле фильмов «Начало» и «Остров проклятых», когда последний кадр создаёт развилку, где надо принять одну из двух версий, повесть «Портреты его детей» мощно следует этой традиции (конечно же, фильмы были позже произведения). Три года назад я считал, что у Ричарда была дочь, просто она исчезла для него, а он типа для нее, и у него остались только его «настоящие» дети — персонажи. На этот раз я пересмотрел эту версию. Теперь я уверен, что дочери у него никогда не было, последний абзац о том, что Ричард заказывает эти картины у художника, полностью демонстрирует безумие этого человека. Он выдумал себе дочь. Он выдумал себе жизнь. И зарылся в глубокую яму бесконечных самокопаний. Боже, бедный Мартин... Надеюсь, этот сюжет как можно меньше связан с его собственной жизнью, пусть ему просто приходили подобные «писательские» мысли так, короткими вспышками, иначе это ад... Блин, как же я обожаю эту повесть во всем ее ужасе. Книги Стивена Кинга приводили многих читателей к мысли «страшны не чудовища, страшны люди, чудовища это сами люди». Джордж Мартин смотрит ещё дальше: «самое страшное чудовище живёт внутри твоей головы».

Конечно, тема дозволенности в творчестве, грань, несомненно чуть ли не главная в повести, но — это с моральной и эмоциональной точки зрения. Для меня же эта повесть — медицинское откровение. Открывшее новую болезнь — болезнь писателя.

После двух первых по баллам отзывов на этот роман, в которых говорится: 1) «умом понять романы Дика совершенно невозможно, и даже пытаться бессмысленно, это как с поэзией...»; и 2) «апофеоз наркотического бреда от культового американского писателя» — я считаю своим долгом расписать максимально подробно суть романа, который мне понравился даже больше, чем «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» и «Убик». Не знаю, сможет ли Филип Дик в будущем для меня еще раз перепрыгнуть эту планку, но сейчас это неважно. Важно разобраться и оставить содержательный отзыв, в котором будет говориться о мире произведения, о его сути и природе, без в сотый раз пересказанных фант.допущений и аннотаций. Разговор, полагаю, предстоит долгий. И классически буду кратко обозначать заглавия абзацев-тезисов.

Атмосфера безысходности. Колония на Марсе.

Начнем с простого. Большинство объема романа занимает повествование о колонии на Марсе, где живут колонисты-призывники со своими женами. Они живут совсем крохотными коллективами по несколько семей, на старой разваливающейся технике пытаются обустроить собственные огороды (в итоге каждый вскоре забрасывает это дело). Очень важны остальные нюансы их пребывания в бараке... Это, во-первых, сложность взаимоотношений между соседями. Во многих колониях на Марсе процветает так называемая свободная любовь, но в скрытой форме. То есть все друг с другом спят, хотя никому об этом не рассказывают, и продолжают находиться в браке с кем-то одним. И, во-вторых, чтобы убить время, колонисты традиционно употребляют наркотик «кэн-ди», который перемещает их в мир куклы, Подружки Пэт, в мир, где Подружка Пэт рассекает на шикарной машине по дороге, загорает на пляже и спит со своим парнем Уолтом (по типу кукол Барби и Кена), и всё это происходит на Земле! Там, куда колонистам никогда не вернуться. И каждый раз после приема наркотика, обещающего мнимое возвращение на Землю, приходит жуткая апатия, когда действие «кэн-ди» закончилось, когда вновь открыты глаза... Эти два аспекта, камерность и забвение, отдаленно мне напоминают службу военного, который повидал центральную часть России, но его распределяют за полярный круг, на пограничную заставу, или куда-то так же очень далеко и отрезанно от мира. И если насчет первого (свободная любовь) дело еще по предположению спорное (хотя мало ли, людей вокруг не так много, чтобы выбирать), то с забвением в алкоголе — как раз в точку. Никого не хочу обидеть, если кто-то из таких далеких мест, но для меня это во многом чуть ли не смерть. И люди спасаются воображаемым миром, спасаются, как могут, водкой, дабы убить это проклятое свободное, но такое пустое время... Жуть. И в этой чрезвычайно депрессивной атмосфере проходит больше половины романа, плюс это очень реалистично. В общем, обжигающее такое читательское удовольствие от представления колонии на Марсе.

Об чем роман?

«Три стигмата Палмера Элдрича» — роман глубоко философский, с кучей моментов на поверхности и в глубине сюжета. Во-первых, он об абсолютом желании. Абсолютном желании перемещаться в любой мир, который тебе хочется, — и это уже включает в себя бездонный кошелек и массу всякого рода удовольствий. Абсолютном желании бессмертия и безграничного существования, когда под воздействием наркотика «чуинг-зет» можно находиться в любых мирах миллионы лет, когда можно стать волной, камнем, планетой с жителями. И, наконец, об абсолютном желании власти над другими, когда разум другого существа находится в твоей бесконечной ловушке, и ты питаешься им, ты его Бог, и можешь делать с ним всё, что пожелаешь. Во-вторых, роман в той же степени и о свободе. Свободе выбора как пространства (призыв в колонии), так и своей судьбы (когда Барни хотел вернуть Эмили, но в любом времени не мог этого сделать, никак). И в итоге роман о свободе перед тем же самым Богом, о котором говорилось раньше.

«Кэн-ди» vs. «чуинг-зет», или В каком мире ты хочешь быть?

Если в двух словах говорить на эту труднейшую тему, то противостояние «кэн-ди» и «чуинг-зет» — это противостояние «общепринятого деизма» и «чужого солипсизма». Теперь рассмотрим... Мир наркотика «кэн-ди» — это мир Подружки Пэт, у нее есть машина, дом и прочие атрибуты, которые можно купить в фирме «Наборы П. П.». То есть сперва колонисты покупают игрушечные принадлежности, потом могут воплощаться в Подружку Пэт и Уолта, уже имея эти вещи, и только их. То есть это мир мечты, НО мечты весьма опредмеченной, конкретной. Колонисты-мужчины перемещаются в Уолта, колонисты-женщины — в Пэт, и все прекрасно знают, что делать, и что их там ждет. Да, это мир фантазии, но фантазии общей и, скажем так, оговоренной. А что же представляет из себя мир наркотика «чуинг-зет»? Это мир без каких-либо ограничений, здесь нет даже ограничения по времени пребывания. Здесь можно быть, как уже ранее говорил, камнем, планетой с людьми, собой в прошлом или будущем и создавать вокруг себя целый мир... Но в чем же загвоздка? Во-первых, она в том, что в таком мире ты один. Это солипсизм, каков он есть. То есть всё вокруг тебя ненастоящее, и ты нянчишь своё сознание этими абстракциями. Ты — Бог, но Бог одинокий. Какой из этих двух миров лучше? Хороший вопрос. Правда, усложняется всё тем, что из мира наркотика «чуинг-зет» бывает проблематично выбраться в реальность. А если точнее, то проблематично понять, наступила ли реальность, в конце концов теперь. Здесь уместен классный отрывок, когда Лео Булеро после принятия наркотика метался по реальностям:

Откровение 13-той главы. Чужой солипсизм.

Бурная катавасия начинается еще с середины 10й главы, но последняя 13я глава — это настоящее вскрытие, финал, финиш — как хотите. В общем, всё просто: Весь мир — это мир галлюцинации Палмера Элдрича. И мир этот ужасно-чудесен. Он превосходно демонстрирует, каково быть объектами в мире чужого солипсизма. Кто слышал про солипсизм, читал Пелевина и всё такое, тот хорошо представляет, о чем речь. Это когда твоё сознание — единственно реально, а всё вокруг — плод его воображения. Звучит это весьма лестно и эгоистично-приятно. Но Филип Дик ставит замечательный вопрос, повторю его: Каково быть объектами в мире чужого солипсизма? Вот тут-то в конце книги и ответ. Неплохо так себе, пока ты этого не осознаешь. А когда начинаешь осознавать, появляются стигматы — эти 3 признака Палмера Элдрича: стальная рука, металлическая челюсть и электронные глаза. Увидеть лик Палмера Элдрича в окружающих тебя людях суждено далеко не каждому. Лишь тому, кто сталкивался с подобной идеей, о существовании такой картины мира. И наркотик «чуинг-зет» — это яблоко с древа познания, о чем говорит Энн в последней главе. То есть представить своё нахождение действительно в мире Палмера Элдрича можно только испробовав этот плод. Переходим к следующему. Шакал-телепат не стал есть Барни Майерсона, потому что Барни не умер бы. Как? Да потому что Барни понимает, что мир этот иллюзорен, и умереть здесь нельзя. Умереть не могут именно те, кто знает о свойствах этого мира, знает картину мира. Остальные могут. В общем порядке, как говорится. Поэтому там звучит фраза о том, что Барни святой. Итого: стигматы в виде внешних признаков Палмера Элдрича, яблоко с древа познания в виде наркотика «чуинг-зет» и святость того, кто познал суть этого мира и умереть не может. В итоге имеем достаточно схожую с христианской картину мира Злого Бога — Палмера Элдрича. Мира, где по-настоящему страшно жить. И мира, наконец, где остаются смельчаки вроде Лео Булеро (конец книги), которые готовы, как истинные сегодняшние ученые-рационалисты бороться с тем, с чем бороться в принципе невозможно, скользкое это дело. Ах да, забыл сказать о второй трактовке реальностей, ради смеха: можно представить, что это нормальный мир будущего, а Лео Булеро еще не отошел от действия наркотика «чуинг-зет», и всё это происходит в его галлюцинациях, а мир реален и действителен, и всё такое. Но, что уж, не будем мы принимать такую скучную картину мира всерьез;-)

Оставшиеся нюансы.

Конечно, мир классный. Все эти чемоданчики-психиатры доктора Смайла, шакалы-телепаты, ужасное потепление на Земле, жители за пределами Солнечной системы — проксы, э-терапия, ускоряющая эволюцию, повышающая умственные способности — всё это очень вкусно. Также здорово было следить за метаниями Барни Майерсона вокруг то Эмили, то Рони, то Энн. Его страдания по поводу Эмили — это отдельная часть сюжета, просто драма. И ко всему прочему хотелось добавить, как реалистично описывает Филип Дик диалоги и развитие сюжета. Не знаю, если бы не было такой легкости и чувствования автором деталей, во многом страдали бы заложенные здесь мысли и тезисы. Наверное, один из сложнейших романов, которые я читал. Старался, вникал, читал очень вдумчиво, записывая мысли. И это определенно лучший пока для меня роман Филипа Дика. Браво.

P.S. Напоследок процитирую катрен из своего стишка на схожую тему, больно уж он сюда подходит:

«И опять кто-то сверху решит, что пора куклам спать,

Закрывать... их слепые надежды о чуждых мирах.

Куклы лягут, как вещи, отметив ментальный распад.

Их разбудят, когда захотят с ними снова играть.»

После исчерпывающих содержательных отзывов лаборантов saddlefast и Night Owl мало что остаётся сказать нового по существу произведения. Дабы не повторяться, я лишь выражу в максимальной степени восхищение данным романом, это одно из лучшего, что я читал за год точно. Вещь, сильно обгоняющая «Сто лет одиночества». Вещь, где ну просто всё на своих местах и в своём уникальном стиле. И разноголосость повествования, выводящая историю на уровень мифа, легенды, и хронологическая расплывчатость истории, подчеркивающая и создающая ощущение вечности правления диктатора. А какие метафоры, а какой язык, обороты. Какой цвет у всего сюжета... Просто шедевр. Напоследок скажу, что книга всё же относительно объемная, тягучая, заволакивающая в себя, словно болото, нужно быть готовым. В интернете лежит для скачивания аудиокнига в исполнении Игоря Князева — настоятельно рекомендую. Закономерно с общими вкусами, и для меня лучшими чтецами книг теперь являются Сергей Чонишвили и Игорь Князев.

«Собачье сердце» — значимая веха советской литературы, а также детальный социальный слепок первых лет послереволюционной России. Рад, что перечитал эту повесть в более сознательном возрасте. На этом месте хотелось бы выразить негодование по поводу того, какие же трудные для понимания произведения предлагаются в курсе уроков литературы. Собачье сердце-то ещё ладно, пойдет, хотя и оно главной своей идеей имеет метафору (или аллюзию) на революцию, эксперимент над народом. И так во многих наших книжках по программе, сплошная социалка, на которую школьникам откровенно плевать, им главное интересный сюжет и мощные герои по типу Воланда. Но вернусь к Собачьему сердцу.

Главная идея повести в том, что эксперимент, революция, операционное вмешательство не способно в итоге дать здоровый организм, отстранившийся от своего дооперационного состояния. И не зря на фоне ежедневных дел Филиппа Филипповича к нему в квартиру заваливаются какие-то партийные контролёры, извините, их должностей не помню. Ну это же рэкетиры чистой воды! Просто выглядят они на этот раз более канцелярски, но это всё те же бандиты, вчерашние неимущие, решившие захапать заработанное чужим трудом. И раскулачивание мне вспомнилось, и всё остальное. Кошмар, товагищи. И вот через такую аллюзию, на примере единичного Шарикова, Булгаков демонстрирует, что революционным путем (как противоположность эволюционному) такие глобальные перемены невозможны. Ключевой лейтмотив — «разруха не в клозетах, а в головах». Весьма удивило меня в этот раз при прочтении, как Филипп Филиппович, выражаясь сегодняшним модным сленгом, бомбил. Во всей повести он самый негодующий, взрывающийся персонаж. Вроде бы это должно быть свойством слабости, но нет — это свойство натуры человека, которому не всё равно, который видит и понимает, что многое совсем не так, как должно быть. Мне очень понравился момент противопоставления сложных решений и взглядов Филиппа Филипповича и простых лозунгов Шарикова. Например, «взять всё, да и поделить» — ну шикарный показатель убогости простых и резких, чуть ли не фашистских решений. За этот гимн сложности отдельное спасибо Михаилу Афанасьевичу.

Помимо идей повесть прекрасна в своём воплощении, форме. И описания жизни собаки, очень достоверные, и минимальные, но цепкие маркеры эпохи через случайных персонажей и декорации. И вообще, стиль письма здесь очень хорош, одно удовольствие.

П.С. Рекомендую для дополнительного погружения в повесть найти аудиозапись лекции Дмитрия Быкова конкретно по «Собачьему сердцу». Очень толково и интересно.

Прочитав аннотацию, ожидал совершенно другого. Но имеем, что имеем. Вместо подробно раскрытой темы «одомашнивания» человеков попался мутный рассказ о нечто таинственном и неоднозначном, «намёковом» таком, но это не придаёт рассказу тонкости, либо чего-то противоположного лобовому раскрытию. Просто это недосказанная вещь, которую можно вертеть, как заблагорассудится. Вон, в отзывах вспомнили и про нашу обеспеченную технологиями действительность. Я не осуждаю и догадываюсь, что моё критическое мнение об этом рассказе в меньшинстве, но как-то так. Стройности не вижу, здесь можно и религиозный подтекст даже включить при желании, хотя аннотация говорила о марсианах.

Четвертый час ночи. И прежде чем постараюсь детально разобрать интересующие меня моменты романа, необходимо сказать о двух глобальных вещах.

Во-первых, я начинаю прослеживать некую тенденцию тех фантастических романов, которые весьма-весьма фантастические по своей жанровой принадлежности, но которые смогли вырваться в ранг мировых шедевров «вне любого жанра». Я говорю о таких вещах, как «Солярис» Лема, «Лангольеры» Кинга и, собственно, «Убик» Дика. Сейчас поймёте, почему они и почему их так немного. Но сразу же, согласитесь, эти вещи способен «заценить» любой читатель, пусть и критически относящийся к фантастике. А дело здесь, на мой взгляд, в простом жанровом элементе — детектив. Как персонажи «Лангольеров» искали разгадку, что происходит и что это за мир, как Крис Кельвин искал разгадку Соляриса и событий, происходящих на корабле, так и основной всё-таки персонаж Джо Чип пытался найти ответ, где он и что нужно делать. Без этого подпитывающего детективного элемента, задающего драйв и напряжение, названные мной книги не стали бы такими яркими вспышками. Да, они не в самых-самых топах популярной литературы, но для тех, кто их прочел, ощущение почти всегда пушечное.

Во-вторых, «Убик» вновь похож на «Солярис» Лема, но еще другой стороной: в нём слишком много всего, всякого рода мыслей и смыслов. Из-за этого в принципе можно потеряться. Когда я читал «Солярис», то практически после каждой главы рождались мысли на пару абзацев, потом начиналась следующая глава, идущая дальше, это было издевательство, честно говоря:) В «Убике» не столько психологии и вопросов понимания мира (хотя...), сколько заложено в нем литературных открытий/прозрений автора, нашедших отклик в будущем. И если же всё-таки попытаться вычленить стержневую идею каждой из этих напичканных до отказа идеями книг, то я бы сказал, что «Солярис» — о понимании себя, а «Убик» — о смерти. Конечно, выглядит такая характеристика крайне блекло, но для себя уж надо было определиться с кратким обозначением, это было непросто.

Теперь более детально.

Вклад.

«Убик» похож на: «Город» Саймака, «Лангольеров» и «11/22/63» Кинга, на «Вести из Непала» Пелевина, на фильмы «Начало», «Матрица» и «Господин Никто». Понятное дело, на каждое из названного лишь отчасти, и, естественно, «Убик» был написан раньше всего указанного (кроме Саймака). Этот роман — настоящий кладезь идей и миров. Это я еще не упомянул про сериал «Черное зеркало» и серию мультфильма «Рик и Морти», когда они бегали по симуляции, а Рик пытался не выдать инопланетным хитрюгам рецепт концентрированной темной материи. И вот теперь мне понятно, какой величины был и остается этот Автор, сколько он всего выдумал, как научил читателя по-новому мыслить, что подарил мировой культуре. Также в этом абзаце не могу не упомянуть, что при чтении Дика вообще не раз думалось, что Виктор наш Пелевин его читал, и много. Погуглил — оказалось, правда, Виктор Олегович очень ценил Дика. Всё сошлось.

Стержневая идея.

Как уже упоминалось выше, для меня центральной идеей «Убика» является тема смерти. Во-первых, общество будущего отодвигает смерть, создавая мораториумы, помещая людей в саркофаги, даруя им полужизнь — некое состояние забытья, долгого сна, пробуждать из которого умершего могут родственники, общаясь с ними через наушники. В остальное же время умершие видят сны, погружаются в коллективный иллюзорный мир, склеенный соседями по мораториуму посредством совместного энергетического поля. Но время полужизни не вечное, оно тоже ограничено. То есть что получается? На примере Эллы заметно, что дела корпорации мужа уже не так ее интересуют, и это логично, закономерно: она не вплетена в ежедневную рутину фирмы, она не чувствует ответственности за успех предприятия, за благополучие сотрудников. Иии... вот здесь надо быть очень честными с собой... ей по большому счету уже абсолютно наплевать, что происходит на поверхности, в живом мире, у нее здесь свой неосязаемый (конечно же, осязаемый! мы-то из романа это хорошо помним) мир, а в тот первоначальный она никогда не вернется. И ужас в том, что это уже совершенно другой человек, чужой — вот что страшно. В состоянии мораториума можно откровенно послать тех родственников, которые с тобой связываются, но тогда они быстренько выпустят твоё «время», во-первых, а во-вторых, надо же кому-то из общины спящих интересоваться делами на поверхности, и лучше новости узнавать из первых рук, чтобы не спутать их с какой-нибудь галлюцинацией или грёзой из соседнего саркофага. Что имеем в итоге? Попытку убежать от смерти, как всегда. Оттянуть момент полного ничто, поставив перед ним, как перед тараном, еще одну хрупкую досочку, дабы подольше оставаться за воротами. Но проблема-то в том, что в состоянии полужизни, возможно, и хорошо, да, но возможно, и гораздо хуже, когда бежишь, сам не зная зачем и куда, не уверенный в реальности того, что с тобой происходит, пытаешься выжить, цепляешься... а потом вдруг узнаешь, что ты, к примеру, просто персонаж компьютерной игры. И ты начинаешь ощущать эту давящую рамку вокруг тебя, не сбежать и не умереть. Вспомнилась нулевая серия третьего сезона «Черного зеркала», про Рождество, где сознание человека оставили в иллюзии, в квази-комнате, и ускорили воспроизведение так, что его сознание пробыло там сотни или тысячи лет. И тут ответ очень простой, что же лучше, умереть или довериться чему-то настолько шаткому и зависимому от разных факторов, как мир полужизни.

Кто такой убик?

Убик — это аэрозольный баллончик, рекламируемый главному герою где ни попадя. Забавно, что в мировоззрении/представлении Ранситера столь важная субстанция выглядит и подаётся в столь коммерческой форме. А если серьезно, Убик — это субстанция жизни. Вода, логос, монады — что угодно, не суть важно. Убик — это то, что не даёт загнуться миру полужизни в смерть, тому, кто уже на пороге смерти, если на него не побрызгать убиком. И снова минутка честности: умирает всё, и всегда, рано или поздно. И этого не избежать. Но блин, Филип Дик поступил нечестно, даровав своим персонажам такой вот волшебный убик, он не прав, но ничего сделать с этим я не могу, такой уж он, видимо, гуманист. Остается разобраться только с тем, зачем это ему. А всё для того же, что и в «Андроидах...» мерсеризм, — для того, чтобы не лишать человека надежды. И на данный момент я считаю, что аэрозольный баллончик «Убик» — это надежда. Без нее все члены команды передохли бы, как мухи, и ничего, и хрен бы с ними. Но, видимо, человек — это то существо, которое заслужило право надеяться, пусть и быть обманутым этой надеждой, но всё равно надеяться.

Твисты миров.

По количеству и качеству твистов этот роман точно обыгрывает «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» и «Помутнение». Своего рода, ныне действующий лидер. Небольшая проблема в том, что мир-то достаточно скользкий, и чтобы в нём прежде устаканиться, требуется немало времени, и уж тем более неслучайный читатель знает, что в очередной книге Филипа Дика реальность его кинет через бедро. Это были краткие восторги твистами. Теперь очень важная для меня часть отзыва — понимание концовки и разгадка уровней реальности. После нашумевших откликов во Вконтаке в группе по Филипу Дику о великой мощи 17-той главы, я был немного подготовлен... Потом, перевернув последнюю страницу и увидев, насколько короткая эта 17-тая глава, я мобилизовал все мозговые центры на готовность к бою. И... Я завис. Я несколько минут не мог уложить в голове, как Джо гуляет в мире Ранситера, когда Ранситер живет в мире самого Джо? Либо ранситерский Джо ненастоящий, тогда смысл в его метаниях теряется чуть больше, чем полностью, либо же передо мной две матрешки, где каждая должна быть и меньше, и больше другой — а это невозможно. Но мне был приятен этот ступор. Но в итоге в голове всё разрулилось и вот, как это выглядит на самом деле:

Прочие идеи.

Нуу... мелких деталей вроде рассыпающихся предметов или монет с профилем главы корпорации так много, и они такие запоминающиеся, что роман пёстр, словно комната подростка. Здесь и пугающий мальчик Джори, повелитель мира полужизни, злой, эгоистичный, готовый сожрать ни в чем не повинных людей. И мир телепатов и антителепатов, прогностов и антипрогностов — как некое подобие современного проявления промышленного шпионажа, когда влезть в секреты фирмы становится всё сложнее (фильм «Начало» подойдёт только в этой части романа). И девушка Пат, способная менять варианты прошлого — мне она, кстати, показалась наименее интересной и нужной, будто лишнее запутывание сюжета, ибо понять ее способности мне было, ну, очень трудно, как и многим сотрудникам фирмы, к слову:) И всё же главной идейной вишенкой остаются саркофаги и полужизнь. А главной сюжетной — твисты вокруг реальности, основанные на той же полужизни. Плодотворную тему нашел Филип Дик, ничего не скажешь.

Помутнение — роман Филипа Дика об американской эпохе 60-х, растянувшейся на полвека. Половина населения — наркоманы и дилеры. Другая половина — тайные агенты спецслужб, борющихся с распространением наркотиков. Так случилось, что главный герой наркоман Боб Арктор — это тайный агент Фред, которому поручено задание следить за шайкой из пяти человек, особенно за Бобом Арктором.

Основную часть сюжета повествование ведется о двойной жизни Боба-Фреда, которые сменяют друг друга. На работе Фред, как и другие агенты, использует костюм-болтунью (отличная находка автора) — камуфляж, делающий его владельца неразличимым, мутным, мигающим пятном белого шума. И здесь сразу стоит отметиться, что метафора костюма-болтуньи хороша. Особенно на работе, совершенно на разных работах, мы скрываемся за безликостью и отстраненностью, начиная с официантов, которым в правилах ресторана прописано улыбаться и проявлять заботу, и заканчивая спецслужбистами, которые порой вербуют абсолютно противных им людей, потому что так надо, а в иной ситуации плюнули бы им в лицо.

Значительный акцент на конфронтации двух миров — наркоманского и спецслужбистского. И при всём при том они довольно похожи. Если личность наркомана растворяет препарат «С», то личность агента стёрта изначально. Это война двух армий болванок. Одни системные, другие бессистемные, хаотичные. Что также очень интересно, главному герою фиг знает кого хочется/не хочется предавать, ну или хотя бы на чьей стороне быть. Ведь если коснуться реальности, то наркоманы сдают товарищей за милую душу, за дозу или обещание уменьшения срока, а работники спецслужб не доверяют друг другу изначально, особенно в те-то романтические годы второй половины 20 века, когда шпионские игры были в самом разгаре, то есть я про то, что каждый работник может видеть в другом вражеского агента, поэтому лучше не болтать лишнее. Оба этих мира нездоровы. И когда Боб Арктор — Боб Арктор, он ненавидит этих сволочей, следящих за всеми своим черным стеклянным глазом, хочет спасти своих друзей, уйти с этой ненавистной работы, и так далее. А когда Боб Арктор — Фред, то он смотрит на беседы этих торчков, слушает их бред и поражается их пустоте, мерзости, он так же ненавидит их. Либо он так превосходно для себя вживается в роль, либо он, правда, лишь часть стороны этого общества, безликая часть, которая транслирует мировоззрение этой конкретной противоборствующей половины.

Помутнение — это если не прямой, то точно какой-то родственник Острова проклятых. Та же карусель вокруг реальности и сумасшествия главного героя, та же многослойность и в итоге потерянность. Как известно, Дик писал этот роман, во многом основываясь на своих ощущениях. И этот роман можно назвать энциклопедией паранойи. Только вот паранойи чего конкретно — читателю решать самому, слишком уж много здесь такого, плюс на разных этапах сюжета разные твисты.

Чаще всего в отзывах к этой книге говорят о наркомании. Я соглашусь, что наркоманы показаны автором с нежностью что ли, с пониманием, что они тоже люди, но в то же время показана тотальная потрошащая каждого пропасть. Ладно бы блевотины, ломки... Дак нет, Филип Дик показал большее — перед нами всплывают эпизоды, когда вся компания поймала лютый приход, что кто-то был в их доме и заложил во все стены тонны наркотиков, чтобы через час приехать и всех их принять. Перед нами момент, когда Боб Арктор смотрит на часы и не может понять, сколько это времени. И, наконец, перед нами натуральный овощ, отвечающий теми же фразами задающего вопрос, идущий, куда его ведут, выпотрошенный, стёртый как личность, имеющий уже другое имя и ничего о себе не знающий. Для любителей своего рассудка, пожалуй, такой финал будет лучшей антирекламой наркотиков.

В целом роман очень хорош. Есть несколько интересных фантастических изобретений автора, есть затягивающий динамичный сюжет, есть несколько твистов в стиле Дика, которые заставят теряться в реальности, и есть опустошающий финал, как немой крик в уже ставшей пустой голове наркомана, не способного даже осознать теперь всех ошибок, ибо осознавать некому.

Наглядный образец сразу двух разделов литературы. Во-первых, это самый Филип Дик из вообще возможных. Ложные воспоминания, международные агенты, куча внезапных переворотов сюжета (твистов). Во-вторых, это типичный качественный научно-фантастический рассказ её Золотого века (для меня это третья четверть 20 века). Здесь заложена такая масса идей, которые нам в 21-ом веке ещё разжёвывать. Эпоха была богата на идеи и проста на язык письма.

Если кто-то решает, с какого рассказа начать знакомство с Филипом Диком, то это тот самый рассказ. Дик во всей красе, да еще и в малом объеме. Количество твистов зашкаливает, но не настолько, чтоб стать абсурдом, а именно в той мере, чтоб запустить «диковскую карусель», как я ее называю.

Есть соображение, что рассказ «Мы вам всё припомним» по содержанию вполне мог бы стать полноценным романом, ибо вот сравниваю я эту вещь с романами Дика — и действительно, диковский привычный роман. Или же наоборот, Дик растягивал многие идеи до объема романов? Конечно, может быть и да, но читать их было очень интересно, погружаешься в миры автора, где ты уже в его власти и ожидаешь новый поворот. В общем, лучше бы этот рассказ был романом, а не наоборот. Быстровато всё закончилось, а можно было выжать больше переживаний и изумлений у читателя. Торопливость присутствует. Но это всё, конечно, рассуждения от лукавого. Рассказ чудесен.

Первый прочитанный роман Дика. И я в полном восторге. Примерно зная из аннотаций, форума и статей об авторе, что из себя представляют его книги, готовлюсь продолжить знакомство и, возможно, поместить его в список любимых авторов. Первый тест он прошел на «отлично». Начнем по порядку, даже с некими названиями абзацев, чтоб я сам ничего не забыл и не пропустил.

Название.

Когда я прочел аннотацию/описание к роману, основное название «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» казалось, во-первых, не самым удобным для обсуждения, а во-вторых, название отдавало каким-то бредом. В смысле «мечтают ли», думал я. Главный вопрос книги ведь в том, где проходит грань между человеком и роботом, живым и неживым, так о каких мечтах может идти речь? И решил тогда по незнанию, что больше книге подошло бы название «Снятся ли андроидам электроовцы?» — как нечто отражающее мыслительную деятельность в состоянии покоя, нечто бессознательное и людское. Ан нет, оказалось совсем не то: никому там ничего не снится, зато многие мечтают иметь собственных домашних животных, среди которых чаще всего бывают искусственные, электрические. Так что при всей странности названия из всех представленных оно наиболее подходит. И да, наименование «Бегущий по лезвию» — вообще мимо кассы. Возможно, в фильме делается какой-то акцент на лезвии, на бритве, мол, тонкая грань определения человечности и т.д., но мне это видится чем-то притянутым за уши.

Главный вопрос.

Последнее время меня больше всего интересует вопрос о «роботности» человека, что делает человека человеком, вопросы самосознания и прочее в различных вариациях. Поэтому увлекся чтением научпопа по нейробиологии. Зародил такой интерес роман Виктора Пелевина «S.N.U.F.F.», где давалось обстоятельное видение автором картины сознания, Пелевин ссылался на тест Тьюринга, парадокс китайской комнаты, течение бихевиоризма и прочее. Что-то более-менее похожее встретилось в повести Айзека Азимова «Двухсотлетний человек», где робот пошагово становился человеком, упор был в сторону этики, логики и легкой биологии. Филип Дик значительно расширил взгляд на данный вопрос, подойдя со своей стороны:

1) Способность человека к эмпатии/сочувствию/состраданию.

Этология и эволюционная биология говорят о том, что помимо индивидуального отбора имеется и коллективный отбор. Плюс теория игр подтверждает обусловленное (желание) инстинкт особей одного вида сотрудничать друг с другом, что впоследствии выросло в мораль, а затем и религию. Это всё характеризует человека как представителя животного вида, научившегося за огромный промежуток времени по-своему выживать. И вот это желание выживать теснейшим образом связано с эмпатией, сочувствием. Зеркалить происходящее с другими на себя — необходимая потребность выживания нашего вида. Вспомнить хотя бы такой корявый, но показательный пример, когда вы видели какой-нибудь ролик, где человек сильно ударяется либо лицом, либо пахом — сразу же возникало некое ощущение съёживания — вот это оно в примитивном виде. А вспомнить андроидов — им всё равно на кого-либо, на своих собратьев тем более. И, что также сказано в романе, они сдаются в решающий момент, не способные проявить волю к выживанию.

2) Отношение к живым существам других видов.

Наверное самый милый аспект книги. Никогда еще я не думал о сове, овце, пауке или жабе в столь обожествляющем ключе. Конечно, по Пелевину, все живые существа — биологические роботы, но, читая Дика, нельзя не умиляться живым существам, оставшимся в живых в его мрачном мире. А здесь всё довольно просто: человек испытывает боль, поэтому может представить, как может быть больно другому живому существу. И второй момент — да, андроиды тоже должны быть собраны так, чтобы передавать сигналы от частей тела в центральный процессор. Но только у людей слово «боль» относится и к физическим ощущениям, и к эмоциональному спектру. Значит боль для нас — нечто большее, чем сигнал, когда нужно срочно убрать руку от горячей плиты, это еще и грусть от того, что ты обжегся. Для андроида наоборот, боль — лишь сигнал. Это что касается боли. А что касается «живости» иных существ, человек растёт и бессознательно рассуждает так: всё, что попадалось мне из опыта движущееся — это живое существо, за исключением всяких механизмов типа машин. Конечно, окончательно аргументировать этот момент не удастся, согласно парадоксу китайской комнаты. Здесь Филип Дик в большей степени берёт милотой, нежели принципиальностью устройства человека.

3) Доля наивности. (Великий мерсеризм)

Стоит отойти в сторону и поговорить о мерсеризме в книге Дика. Это религиозное учение, религиозная практика, я не большой специалист, чтоб сказать, на какое учение больше похожа религия мерсеризма, взглядом дилетанта — естественно, кажется, что речь о христианстве, но не настаиваю. Я не религиозный человек, точнее сказать, упёртый атеист. Но это не помешало мне насладиться концепцией и человечностью описываемого учения. Представляется, религиозным людям оно тоже понравится. Противопоставление слияния и индивидуального одиночного эгоистичного существования андроидов — вот на чем я сыплюсь, как андроид. Человеку так трудно остаться одному, наедине с пустотой вселенной и непониманием остальных людей, что он БЕЖИТ (пусть это будет капсом), прячась в жилетку религии, сект, сокровенных смыслов жизни и тайн бытия, ради которых их существование обретает смысл. Пытался я несколько раз разговаривать на подобные темы, но глубоко внутрь люди не особо готовы/желают заглядывать, ибо там неутешительная бездна. Я с детства любил горькую правду больше, чем сладкую ложь, в некотором смысле до мазохизма. И здесь раскрывается прекрасный финальный аккорд книги, касающийся мерсеризма — Мерсер и его ролик — липа. Андроиды делают то, что сделал бы на их месте и я — они ликуют и говорят: «Ну, наконец-то, мы и так это знали, но сейчас глаза откроются всем»... А глаза-то ни черта не раскрываются. Ничего не напоминает? Мне напоминает: всем мало-мальски грамотным людям известно, что Земле уж явно больше нескольких тысяч лет, что человек — не отдельное творение Бога, а обыкновенное животное, вышедшее наряду с обезьянами из нашего общего предка, и так далее.. Но что же происходит? Появляется деизм, появляется конспирология о том, что это Бог всё так обустроил, дабы проверить нашу преданность и светлый разум. Тут я уже привык разводить руками. Бритва Оккама не спасает ни разу, всем пофиг.) И вот как раз об этом верность мерсеризму в романе Дика: пусть Мерсер — дешевый актер, пусть небо в его ролике фальшивое, пусть даруемые им редкие животные искусственные, как и всё вокруг, — человек есть человек. И в этой наивности самообмана, в сравнении с твердой силой фактов, причин и следствий, свойственных андроидам, человек отличается. И любое очередное грандиозное ТВ-разоблачение — пшик.

Сюжет-карусель. Рик Декарт.

Всем, с кем делился о книге, я говорил, что после первой трети автор заставляет переворачивать картину вверх ногами и снова вверх ногами — и так много раз, что напоминает натуральную карусель. Я давно мечтал о подобного рода удовольствии от книги, впечатления уникальны. И, судя по всему, Дик во многом такой в своих лучших работах, это мне прям то, что доктор прописал. В некоторых книгах, а чаще в фильмах, в конце бывают так называемые твисты, неожиданные повороты сюжета. Здесь они следуют постоянно, а особенный накал в середине книги. Моментов куча, просто перечислю, что помню: первая встреча с Рейчел, первая встреча с Любой Люфт, диалоги с Филом Решем о его сущности, беседа в участке о сущности самого Рика Декарта. Тонкие грани, очерченные в этих эпизодах вызывают некий интеллектуальный оргазм, заставляют мозг метаться, теряться, мобилизовываться, наслаждаться игрой. И в этом, несомненно, главная отсылка имени Рик Декарт к мысли французского философа «мыслю, следовательно существую». Да только прикол в том, что такая точка опоры вообще ничего не дает в мире Филипа Дика. Но это уже другой вопрос, рассмотренный ранее.

Оставшееся, достойное упоминания.

Я не то чтобы не люблю постапокалиптику, скорее мало что из нее читал, но здесь атмосфера и описанный мир прекрасны своей мрачностью. Эта разъедающая пыль, лежащая практически на людях и в их головах. Этот еле доживающий мир, собранный из отдельных островков, гаснущих под светом серого солнца. Чудесно, одним словом. Важное место, о чем я не знал из аннотации и отзывов, занимают в книге/мире животные, и это очень интересный момент. Отношение к животным, намеки автора о радости простого действия — наклониться к пыльной траве и внезапно увидеть там что-то ЖИВОЕ (пусть тоже будет капсом) — и всему этому трепету персонажей вокруг всего живого по-настоящему веришь, а значит — это хорошая книга, мотивирующая на любовь к животным. Нет, своему коту я не буду проводить никакие тесты, но, повторюсь, отношение к жабам, овцам, совам и паукам заметно изменилось под впечатлением. Кстати, еще один важный момент про животных... В самом-самом конце, когда жена Рика Айран заказывала для электрической жабы фунт электрических мух, а ей предлагали искусственную лужу — как бы это не было намёком на то, что вся эта искусственность/настоящесть — дело вкуса, возвращаясь к тому же Пелевину, для которого люди — суть обыкновенные биологические машины без свободы воли в чистом виде. И возможно, Дик всю книгу игрался с читателем, и никаких андроидов не было, а были только какие-то хладнокровные преступники, которых Декарт должен был уничтожить. Может, и так, но оснований для такой версии маловато. И последний момент, немного критический — пенфилдовский генератор настроений. Он очень крут, а Дик описал его только на первых страницах и на последних, чем меня расстроил, надо было развить эту идею, она стоила того.

P.S. Хотелось мне примерно к середине книги сказать, что сама книга — это тест Фойгта-Кампфа, проверяющий читателя на человечность. Но пришлось отказаться от этой идеи, слишком уж она резка. Дело скорее во мне. Увидел немало отзывов о том, что книга оборванная, встречаются ляпы в логике повествования и тд. Я этого не заметил, потому что ценю в книгах другие вещи — оригинальность, поднимаемые вопросы, атмосферу, идеи, фишки, настроение.. в общем, строгость логики повествования у меня не была в приоритетах. Мне-то видится, что критикующие данный аспект хотят видеть чуть ли не схематичность книги, что эталоном сюжета для таких людей будет текст в одно предложение «Петя пошел в школу» — максимально логичное. Но здесь, как и с религией, точность скорее на вашей стороне, ибо мне интересно другое. В общем, мысль могла бы стать символичной для отзыва, но я лучше откажусь от такой резко поляризирующей красоты.

Разбирать библейскую, теологическую сторону рассказа, как лаборант Тиань, я не буду, потому как просто не обладаю достаточной базой для подобного анализа. Но своё виденье, пожалуй, выскажу.

На мой взгляд, наиболее важными элементами рассказа являются любовь Рика к Сильвии и умножение ее лица на других людях. Главный герой любил Сильвию, хотел ее вернуть любой ценой, любым возможным способом. Представьте, что на месте персонажей обычная пара молодых людей, и девушка умирает. После ее смерти Рик никак не может смириться с этим, думает только о ней, и тому подобное... Что начнет происходить? Верно. Он во всех людях будет видеть её. Если выражаться не столь высокопарно, то парень в таком случае, при знакомстве с любой новой девушкой, будет ее сравнивать с некогда любимой. Как часто происходит, что люди ищут максимально приближенный по схожести «образец», пытаясь как-то себя переиграть, обмануть. И здесь опять же, на мой взгляд, фантастическим элементом показан случай, когда Рик видит во всех людях только Сильвию (ведь изначально они другие, настоящие люди, не переплавленные его сознанием), и он пытается убежать как можно дальше от этих копий, но от себя, как мы знаем, не убежишь. Вот и получается, что на фоне сгущающейся трагедии даже себя главный герой начинает видеть как придаток к тому невозвратимому идеалу, мечте. И поэтому в рассказе я увидел больше кинговскую метафору, нежели библейские аллюзии. Подобная пропасть испепеляет, обволакивает, не оставляя возможности жить по-настоящему. А последняя сцена поражает красотой этого ужаса. Очень красиво вышло.

Крохотная исповедь Великого мастера о том, каким он хотел бы видеть последний день перед концом света. Видение это меланхолично и поэтично, оно полно кратких и ёмких рассуждений, таких вопросов как: «Почему завтра?», «Почему это должно произойти?» и пр. Страх перед неизбежным настолько мал и перекрываем уютом любви к близким, что из ощущений лишь лёгкая настороженность ожидания, помимо тёплого родного объятья. О какой реалистичности можно говорить, ежели Рэй Брэдбери — поэт в прозе! И поэт, не изменяющий себе и своему настроению доброй уютной печали...

Кажется, обнаружен потенциальный кандидат на одного из моих любимых авторов. Конечно, это лишь второй прочитанный у автора рассказ, но все его составляющие (уже второго) настолько меня удовлетворяют, что после прочтения остается чувство эйфории.

Рассказ сразу напоминает много чего: фильм «Солдатики» 1998 года, рассказ Кинга «Поле боя», повесть Мартина «Короли-пустынники», а также массу произведений об ощущении себя в иллюзорном мире (момент с плащом). Правительственная компания проверяет детские игрушки, поступающие с другого небесного тела, производители на котором, согласно разведданным, планируют совершить таким способом диверсию. На испытании в компании находятся три вещицы: энергетически заряженная крепость с дюжиной солдат, которые постоянно нападают на нее, каждый раз меняя тактику, и которые затем по одному, с сокращающимся интервалом, поглощаются этой крепостью; сомнительного вида плащ, больше похожий на лохмотья, который отправляет владельца в мир грез, в который веришь безоговорочно, не желая вспоминать о мире реальном; и обыкновенная настольная игра «Синдром», всеми параметрами напоминающая классическую «Монополию».

Сюжет настолько завораживает, интригует, что оторваться от чтения невозможно. Кажется, я догадываюсь, каков главный прием Филипа Дика — паранойя. И эта паранойя передается читателю. Описания содержатся именно в той мере, чтоб читающий мог с достаточной степенью прорисовки представить картину сюжета, нет каких-то особых образов, всё простецки просто. Интрига на уровне хорошего детектива, постоянно ждешь подвох, и это ощущение не ослабевает. В общем, я интеллектуально опьянен.

И при построении таких, казалось бы, ценных созданных фантазией автора предметов произведения (я про сами игрушки), мораль удивительно проста... Второе название рассказа — «Диверсия». Я юрист, поэтому мне нет необходимости смотреть в Консультант или Гарант, чтобы дать определение диверсии: совершение взрыва, поджога или иных действий, совершаемое в целях подрыва экономической безопасности и обороноспособности государства. То есть имеются две равнозначные цели. Забава рассказа в том, что во время всего чтения подозреваешь, что диверсия будет направлена на подрыв одного, а она в итоге наоборот — направлена против другого.

Эта мораль чрезвычайно проста, но заслуживает уважения. Зачем бить в лоб, если гораздо эффективнее тактика тихого выжидания. И это кровожадное тихое выжидание, направленное подрывом на детские умы так завораживает своей... грозностью что ли, что хочется похлопать автору. Рассказ отличный. Дик суров.

Вероятность обыденности руугов, то есть что они почтальоны, мусорщики и мальчишки — 85%, инопланетности руугов — 15%. Конечно, большой перекос в пользу первой версии создают предметы, с которыми взаимодействуют рууги, и смех этих самых руугов в конце, когда они якобы потешаются над собакой.

Но вот курьёз... Рассказ написан, намеки расставлены. Но может ли кто-то с полной уверенностью сказать, что пёс Борис видел обычных людей-чужаков? Я поступлю грубо и отвечу за вас, пока вы не ошиблись — с полной уверенностью этого вы сказать не можете. И есть эти противные 15%, пусть даже 5%. И вот их как раз и любит автор. Пёс по-настоящему обеспокоен, и как в случае подобной шизофрении, его не убедить, не переубедить. Если всё хорошо, то всё хорошо, но враг же не дремлет...

Простенький и довольно стильный рассказ Дика.

Отличный рассказ. Здесь можно поразмышлять и об искусственности среды человеческой культуры, ее хрупкости, и о течении постмодернизма, и об искусстве самой жизни, так и не понятой нами. Я-то думал, что доктор попробует преобразовать (ради любопытства) парочку популярных песен, и они станут теми самыми огромными клыкастыми чудовищами с панцирями, которые, скажем, способны прожить максимум пару месяцев. Вот это было бы забавно. Но нет, Дик орудует только музыкой классического вида.

Есть и несколько смежных сфер, куда приводит этот рассказ. Например, воспитание ребенка в семье в тепличных условиях. И в этом случае, при выходе из дома, его либо изобьют, либо улица его резко поменяет, сколько бы родители чадо не оберегали. В общем, здесь от автора наблюдается критика трепетности, искусственности и изоляции. С одной стороны, это правда. А с другой — это так грустно... Ведь мир — уродливый выживающий хаос, где нет места слабому.

А возможно, это посыл читателю о том, что надо прекращать мыслить такими категориями. Что пора принять мир, не идти вразрез с его осью координат, чтобы потом из-за этого не страдать опять же.

На момент весны 2017 года, занимаясь вечными самокопаниями, я нашел для себя главный вопрос — является ли человек в сущности роботом? Я включаю сюда вопросы бихевиоризма, машины Тьюринга, парадокса китайской комнаты и пр. Начиналось всё с книги Виктора Пелевина «S.N.U.F.F.», продолжилось романом Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Теперь, к моему удивлению, в эту копилку попадает и азимовский «Двухсотлетний человек». Разница в том, что в отличие от философских, экзистенциальных, переворачивающих вопросов «роботности человека» у Пелевина и Дика, вопрос Азимова звучит в большей степени со стороны логики и этики.

Айзек Азимов, как настоящий ученый, последовательно повышает градус человечности Эндрю Мартина. Начинается всё, как мне казалось, с самого принципиального момента, свойственного человеку — воображения и фантазии. Оказалось, в его позитронный мозг по ошибке (или в качестве эксперимента) было встроено мышление общими связями, дающее поле для размышлений. Затем Эндрю развивается в сторону человека по двум параллельным веткам: физиологически-технически и юридически. Полагаю, для Азимова закон равен логике, поэтому-то в его произведениях так много судебных решений и дискуссий. Ну, и в итоге двухсотлетний человек приходит к последнему главному отличию себя от натуральных людей, тем самым раскрывая человеческую суть.

Складывается впечатление, что Эндрю Мартин с каждым шагом делал себя более слабым и уязвимым — цена за желание стать человеком. Преподаватель философии нам как-то говорил, что бог даже больше любит людей, чем ангелов, потому что первым он даровал свободу выбора, а деятельность ангелов предопределена, они не свободны в выборе поведения. Так же и с роботами. Только обретая уязвимость остальных людей, тебя признают человеком, равным им, потому что они боятся не таких, как они сами.

Далекая, но всё же аналогия. Рассказ Клиффорда Саймака «Утраченная вечность» играет по тем же нотам: народ выбирает того кандидата, который ближе к ним, который так же отказался от бессмертия, недоступного им.

Книга хороша, во-первых, тем, что она определённо и полно показывает позицию автора на мир и происходящее вокруг. Сразу же необходимо отметить следующее — если попробовать кратко и тезисно озвучить несколько главных утверждений книги, это произведёт отрицательный эффект. Дело в достаточной степени радикализма и горячности Михаила Веллера. Но, вот что важно, ежели прочесть интересующий вас параграф полностью, а уж тем более читать книгу целиком и по порядку, то никаких вопросов не остается и позиция автора становится логичной и обоснованной, пусть изначально она и казалась дикой.

Михаил Веллер говорит в этой книге о многом, что происходит в обществе. Публицистика о наболевшем. Здесь и его взгляд на становление страны в 90-тые и ее продолжение тенденций и в наши дни. И полностью раскрывается взгляд писателя на украинский вопрос, от исторической справки до раскрытия нынешней идеологической вражды, по сути, одного народа.

В разделах «Золотая удавка» и «Куда мы влипли и как выползти?» освещены многие стороны взаимодействия власти и народа, суть функционирования государства, особенности русского менталитета, вопросы национальной идеи, национальных мифов (особенно интересно), русского хамства (тоже очень интересно. речь о сформировавшемся с советских пор желании и праве обслуживающего персонала нахамить, не сразу обслужить, невербально оскорбить, и подобным образом вознести себя до локального барина), и многое другое.

Раздел «Гибель Запада» тоже очень хорош. Для меня, во многом восхваляющего западный уклад, на многое были открыты глаза. На нерождаемость, на беспредел с миграцией, на моральную вседозволенность. Что самое удивительное, к моральной вседозволенности у меня-то отношение было весьма положительное, каждый волен говорить, считать и делать, что хочет. Но Веллер заставил об этом призадуматься, отсылая к связи этого момента с выживанием нации в принципе. В двух словах сути не объяснишь.

В последнем разделе «Братья мои шакалы» центральным параграфом, занимающим аж 70 страниц, является «О терроризме». Там, возможно, самый спорный и дискуссионный тезис автора из всей книги. Для затравки: чтобы ликвидировать явление терроризма, властям нужно в ответ на захват заложников захватывать граждан своей страны, исповедующих ислам и являющихся этнически представителями тех краёв. При убийстве заложников таким же образом убивать взятых в заложники своих. Затем автор предлагает, в случае продолжения заварушки, почистить население и выгонять из страны всех мусульман и так далее. Это совет Веллера и для РФ, и для Европы. Спорно достаточно, не правда ли? Даётся обоснование неэффективности нынешних методов борьбы. В общем, читать очень интересно. Сколько нам известно умнейших людей, произносящих банальности, но как мало тех из умнейших, кто доносит новые свежие мысли. (Хотя Веллер не считает их новыми, классически для себя ссылаясь на тысячелетний исторический опыт)

Эмоционально в некоторых моментах возмущение Веллера передавалось и мне. Читаешь сей труд, и будто в руках у тебя взрывчатка, напичканная верой в справедливость и идеалы. Занятное ощущение. Отдельные параграфы хотелось дать почитать многим знакомым. Но, отношение к публицистике у большей части населения не самое положительное, с точки зрения ценности. А жаль, хотелось поделиться.

«Розовый фламинго — дитя заката,

Розовый фламинго здесь танцевал когда-то,

Может, в жизни прошлой — мне трудно вспомнить,

Думай о хорошем, я могу исполнить.»

Алена Свиридова

«Аист Марабу,

Выведи нас на тропу.

Мимо поля конопли, ближе к солнечному теплу.

Может что-то стрельнет во лбу, но в сердце всажен гарпун.

В тихих джунглях по утру, мы с братьями устроим пальбу.

Аист Марабу, ты расскажи нам свои кошмары жуткие.

До смерти рассмеши от времени ржавыми шутками.

Станем заглавными героями в этой книге джунглей.

Оставим тысячу закладок, хитрый взгляд прищурив...»

ATL

Бывают разные названия у книг, и действуют они на впервые читающего по-разному. И всегда в голове что-то рисуется. Когда два года назад я прочел название «Кошмары Аиста Марабу», я жутко испугался. Просто необъяснимое чувство страха, отторжения от самого названия. Тогда я ещё не знал автора и стиль его написания. В общем, книге светило особое внимание в будущем. Теперь ожидания оправдались.

Нет, я бы не сказал, что Рой Стрэнг — плохой человек, как бы удивительно это не прозвучало. И не планирую в отзыве исповедовать христианскую мораль, мол, в каждом человеке можно найти что-то хорошее. Неа. Просто окружающая обстановка сделала всё, чтобы вырастить... хм.. вот опять не могу его назвать моральным уродом.. обстановка сделала всё, чтобы вырастить такого человека. Район, семья, друзья и даже внешность! Легко отбрасывать эти причины по отдельности, говоря, что их можно преодолеть, но трудно узреть всю их совокупность. Когда Рой не видит положительных примеров среди взрослых, не на кого ровняться, когда район воспитывает зверя, который должен защищаться, когда друзья — твои зеркала, без самой крохи чего-то светлого, выбивающегося из общего распада, когда ты урод, самый натуральный, хромой ушастый урод, который обязан выслушивать эти насмешки всю жизнь, просто потому что кому-то повезло больше. Это что касается момента формирования личности.

Теперь скажу об эскапизме. Вспомним, что Рой никогда не был кровожадным отморозком, как та парочка его друзей. Он всегда сохранял голову и действовал, исходя из своей концепции необходимостей и обид. Думающему человеку всегда труднее. И вот, Рой ищет себя. Учеба (как познание мира), работа, фанаты, клубы, наркотики и любовь — всё это, наверное, самые сильные «придаватели смысла жизни». Но все они крошатся, распадаются один за другим, как карточный домик. А всё дело в Аисте Марабу...

Аист Марабу — мерзкий падальщик, настоящая мразь, уродливый убийца фламинго... если придавать животному миру моральную оценку. И здесь у меня возникает вопрос конкуренции между природным, первобытным, естественным состоянием и сводом этических норм. Марабу ужасен, его никто не любит, всем он противен, но разве он лишний для природы? Вопрос, конечно, риторический. И когда молодой парень неприятного внешнего вида должен из кожи вон лезть, чтобы заслужить капельку снисхождения розового флами... ой, то есть красивой молодой девушки, то (уж простите, на понимание я даже не рассчитываю) есть нечто из разряда высшей справедливости в том, чтобы взять от нее, что ты хочешь, тем более если она этим самым издевается. Что интересно, жизнь сама делает из людей Аистов Марабу. Хорошо им от этого? — Едва ли, ведь существует ещё и охотник на Марабу — само общество. Которое, кстати, нередко убивает таких «Марабу» с неменьшей жестокостью, наблюдая, как они дохнут, корчатся, молят о пощаде праведный и гуманный суд.

Аист Марабу — символ всего самого ужасного в человеке. Неоправданной жестокости, расизма, жажды насилия, тупорылого перепихона для поднятия самооценки или просто для проведения вечера не впустую (читай — генетические потребности животного). Всё это Рой хочет в себе уничтожить. Концовка сражает наповал, если вдуматься. Ибо есть такая вещь как имманентность. Тут особо не поиграешься с переодеваниями. Когда я только дочитал книгу, мне было жалко Роя и я сочувствовал его мольбам. А сейчас, хоть и не считаю, что он заслужил своей участи, но признаю холодным рассудком, что раскаянием ничему не поможешь. Вся жизнь главного героя была соткана из этого аиста. Говорят, зло — это отсутствие добра, как тьма — отсутствие света. Здесь такое не прокатит. Ни один фонарик, или даже солнце, не превратит гниющую плоть в мрамор, материал другой. И мир Африки — эскапизм лишь внешний, потому что сквозь высокопарные речи двух джентльменов всё равно, мать его, прорывались расизм, похоть и нажива.

Помимо глубоких вопросов, касающихся зла, эскапизма и противопоставления естества социализации, хочется выразить восторги по поводу всего, что есть в книге. Достоинств и положительных фишек масса. Блестящие переходы между уровнями сознания, смена стиля повествования на них, точечная больная история детства и взросления главного героя, колоритные персонажи (вишенка на торте — отец Роя, вот это мудак так мудак), цепляющие ситуации, одновременно и жизненные, и шокирующие, неоднозначное нравственное восприятие текста, быт тупых фанатов, которым абсолютно плевать, как сыграла их команда, им бы главное морды крошить. И много чего ещё, чего я сейчас не вспомню, более детальное.

При всей порой скудности языка эта книга вошла в мой личный топ. За простыми топорными предложениями в сумме скрывается глубокий колодец, на дне которого своим уродливым профилем за тобой наблюдает, по праву существующий в этом мире, ублюдок Аист Марабу.

Наверное, только самый ленивый не оговаривался, что книга-то совсем не про сиамских близнецов, и даже не про их сексуальную жизнь. Нет. Книга про двух молодых женщин лет 30-ти, которые встречаются в весьма экстремальной ситуации: обе становятся свидетельницами покушения на убийство и преследования, причем одна обезвреживает преступника, а другая снимает это всё на телефон. Это ситуационный толчок сюжета. Глобальным же толчком выступает полярность двух девушек — Люси и Лины. Первая — фитнес-тренер, циник, бисексуалка, стройняшка, пыщет здоровьем и уверенностью. Вторая — художник-скульптор, неуверенная в себе толстуха, одинокая, перепуганная интровертка с добрыми помыслами.

Я применил слово «одинокая» только ко второй героине, потому что к ней при первичном описании оно больше подходит. Но на самом деле, Ирвин Уэлш на протяжении книги раскрывает обеих героинь с таких разных сторон, настолько мы проникаем внутрь их душ, что, кажется, мы знаем их много лет и долгое время общались с ними лично. Конечно же, одиноки обе. Конечно, у каждой из них в прошлом и настоящем гора нерешенных проблем. Здесь вспоминается старина Кинг, да вот только у Кинга эти проблемы и трудности детства служили сюжетной предпосылкой для создания очередного психопата или полного армагеддона в городке, а у Уэлша всё иначе... Его герои побиты прошлым и настоящим, как бездомные дворняги, но не безумствуют, нет! Они тщательно приглаживают и зализывают свои раны серостью повседневности, цинизмом, эскапизмом, высококалорийной едой, беспорядочным сексом, манипулированием другими людьми и прочим, прочим...

Множество раз во время чтения этого романа я делал паузу и молча поражался, насколько же, что называется, жизненно описаны некоторые детали, особенно в отношениях/беседах главных героинь с другими людьми, и особенно с родителями. (Слово «жизненно» стало пошлым в нынешнее время из-за мемов и частого употребления, но иначе я сказать не могу, чтобы не коверкать смысл). Просто сидишь и веришь всему, что написано, зная, что иначе быть просто не могло. Да, именно так люди и разговаривают. Да, именно так люди и поступают. И ДА, черт возьми, именно такие отмазки и увёртки люди и используют. Живых мыслей у главных героинь очень много. Не могу не процитировать воспоминание Лины о жизни в своей родной глубинке, потому что мне самому это чрезвычайно близко: «...по-настоящему странными мне показались люди в нашем городке. Обсуждали в основном быт: как растут дети, что сломалось в машине или какую очередную бытовую мелочь они купили в магазине — и легко тратили, наверно, по полчаса на каждую из этих тем. А мне хотелось кричать: оставьте меня в покое, уроды, как можно настолько бездарно тратить свою жизнь, невозможно это слушать!»

Это моя первая книга Ирвина Уэлша, но я уже готов сказать, что это настоящий Писатель. А всё дело в деталях:

- самая поразившая деталь. когда мы начинаем читать повествование от лица Лины? ага-ага, в утренних страницах.. но это её письменная речь(!), а когда же Лина обретает голос и начинает говорить сама? вот именно, только спустя достаточно длительное время в той квартире на 40-м этаже. автор будто подкалывает её, мол, до этого момента она не имела права вообще что-либо произносить вслух, она не была до этого человеком;

- огромная куча пасхалок и символов, проявляющихся в творчестве Лины. все они связаны с тем, как будет слеплена будущая стройная сильная девушка, прошедшая весь ад тренировок и неволи. сами смотрите: а) увлечение Лины таксидермией; б) упоминание о картине Фрэнсиса Бэкона «Фигура с мясом», так поразившей Лину во время учебы (если не лень, погуглите эту картину, это просто дикий ужас, нечто странное, отталкивающее, тошнотворное, как и другие картины художника); в) и наконец, скульптура «Новый человек» как завершение всего творческого пути наверх, а равно и становления Лины в новом качестве достойного уважения и самоуважения человека.

- сиамские близняшки Эми и Аннабель, которые являются ключевым символом в книге. на них стоит остановиться подробнее.

Сиамские близнецы и их сексуальная жизнь на телеэкранах, привлекшая внимание всего штата или всей страны, — это отличный пример долбанутости и лицемерия общества. Такое «Пусть говорят» версия 2.0. И люди действительно спорят, стоит ли Эми пожертвовать своей независимостью, как личности, ради счастья сестры. А затем, стоит ли рисковать жизнями близнецов ради нормальной жизни обеих. Я всё понимаю, но это же просто цирк уродов. Извините, если кого обидел. Люси, кстати, выражается по этому поводу гораздо жёстче и гораздо пробирающе. Жаль, цитату сейчас уже не найду. Мы не так далеки от Америки, у нас есть свои «шоу». Вот, не так давно передачу «Голос Дети» выиграл мальчик Данил Плужников, плакало и умилялось полстраны, не знаю уж, что у него там за болезнь. Вот, наши отправляют на Евровидение женщину-инвалида (если ничего не путаю, так-то совершенно плевать на сие квазикультурное мероприятие). Телевизор паразитирует на самом примитивном и действенном из всего, что осталось — на инстинктивном желании посмотреть на тех, кто не такие, как мы. Порой не смотреть, правда, не получается. Поэтому и работает. Так еще и зрителю можно буднично поджать губки и в тему погоревать, демонстрируя свой условный рефлекс сострадания на манер собак Павлова.

Сиамские близняшки — зеркало развития отношений Люси и Лины. Ведь история про них тянется от самого начала до самого конца. Начинаясь с возникновения конфликта (одна хочет встречаться с парнем, другая не хочет это терпеть / одна хочет согнать жир с этой туши, другая упорно сопротивляется), через накал до предела (любовь настолько важна для одной, а другая настолько не может уже терпеть, что они решают разъединиться с помощью операции / после адских условий заточения одной, кажется, что когда всё это закончится, случится что-то финальное, ставящее точку, и они разойдутся каждая своей дорогой), и прямёхонько до финала (близняшки не хотят делать операцию, нормальная жизнь не для них, им важнее своя сестра, нежели какое-то там увлечение мальчиком / с п о й л е р ).

Сиамские близняшки — это Люси и Лина в каждом из нас. Те, кем мы хотим себя видеть, кем мы себя видим, и те, в ком мы не хотим себе признаться, кого прячем от самих себя. Мы видим себя сильными, не прогибаемыми проблемами жизни, осуждая каждого и критикуя остальных. А на самом деле, мы прячем от себя то, какие творческие глубины скрыты в каждом из нас, насколько каждый уникален, скрываем от себя слабости, зависимости, чувствительность, заедая их информационным шумом и внешней оболочкой «Люси»... А главное в этом всём то, что в конце романа уже не отличишь одну от другой, обе прошли свой путь, срослись, как настоящие сиамские близнецы, а значит — пришли к гармонии с самими собой. Чего и желает всем старик Ирвин, полагаю.

Это была первая вещь Уэлша, с которой я познакомился. Обычно читаю в хронологическом порядке, но здесь просто сорвался, очень уж захотелось. Безусловно, планирую прочесть большинство книг автора, даже понимая, что эта книга отличается от его творчества. Ведь она сочится американизмом: от деления на жирных и спортивных до равенства полов, толерантности и хэппи-энда. Оторваться от чтения трудно, эффект визуализации максимальный, да еще и маты всегда в тему, зачастую это смешно. И последнее — книга неслабо мотивирует. После того, как дочитал ее до конца сегодняшним вечером, я переоделся в спортивки, пошел в парк бегать и подтягиваться, чего не делал давно. До сих пор дыхание свистящее, надо бы сделать подобные тренировки постоянными, высекая себя, как скульптуру «Нового человека».

Согласен, что с обозначенным Диккенсом и правда общего минимум, гораздо больше здесь от Гоголя, допустим, от «Шинели». Также отмечу, что в данном рассказе больной, в хорошем смысле слова, стиль Андреева еще только начинает проглядывать, автор еще стесняется экзистенциального ужаса.

Больше всего в рассказе понравились образы и мелкие детали, которые придавали особенность всей истории, слог показался живым. А сам сюжет довольно прост, парочка сцен и флэшбеков о мире, полном уродов и мерзких людей, что происходит не от хорошей жизни.

Фух, дочитал, слава тебе, Господи. Процент содержания действительно интересных фактов примерно равен 5-10. Остальное — либо никому не нужные детали, до дотошности, либо это такие факты, которые будут интересны лишь жителям Великобритании, так как нередко касаются их истории и культурных традиций. Но я всё равно прочел книгу. Почему? Потому что в ней попадались хорошие занятные факты, которые врезались в память. Например. У большинства млекопитающих есть пенисная кость, исключение составляют человек и один из приматов, не помню какой. Еще один. Вполне безопасная высота падения кошки начинается с седьмого этажа, так как с этой высоты кошка уже не ускоряется в полёте, а скорее парит, как белка-летяга. То есть наиболее опасная высота для кошки — 6-7 этаж. Бумеранг придумали для охоты. Как собак используют при охоте на уток, чтобы их шугать, так и бумеранг имитировал полет сокола или ястреба. ...Честно, сейчас сложно вспомнить еще какой-то действительно интересный факт) Их нереально мало. Посему читать книгу не советую. Могу посоветовать только поступить, как я: скачать аудиокнигу, и ходить по магазинам, на работу и с работы и пр. Сильной концентрации внимания не нужно, а когда услышите что-то действительно пригодное — можно и навострить уши.

При прочтении книги мне вспоминалась «Энциклопедия относительного и абсолютного знания» Вербера. Так вот эти две книжки — просто небо и земля.

Продолжение шумной, популярной и очаровательной книги Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу». Произведение документальное, поэтому и разберу его более тезисно и конкретно.

В Книге 7 историй невролога и нейрофизиолога Оливера Сакса, в каждой описывается жизнь человека с его недугом. С кучей моментов из жизни, массой пересказанных диалогов пациента и самого автора, и с большим количеством ссылок на научный материал по данному конкретному явлению, проблеме.

Особенности по сравнению с первой книгой:

1. Здесь историй гораздо меньше. Вместо предыдущих 20-ти здесь их всего 7. По разнообразию болезней и дефектов первая книга так же побеждает, так как некоторые из случаев первой книги до сих пор не уходят из головы.

2. Историй/пациентов здесь меньше, но описание гораздо детальнее. Не сказал бы, что это всегда идет на пользу книге. В сборнике «Человек, который принял жену за шляпу» каждая история была показана с самых пёстрых сторон, сразу нацелена была на удивление и яркость что ли. А в этой части больше дотошности длительного общения и нахождения с пациентом, порой без каких-либо особых казусов на выходе, иногда создавалось реальное ощущение растягивания объема, в чем я всё равно сомневаюсь. Хорошая сторона этой детальности в том, что Оливер Сакс обстоятельно разбирает какую-то определенную болезнь. Либо цветовую слепоту, либо синдром лобных долей, либо синдром Туретта, либо аутизм. Каждая большая глава даёт довольно целостное представление о соответствующей болезни так, что вопросов в дальнейшем не остается. Сакс даже чересчур дотошен. В главе «История художника с цветовой слепотой» автор полностью разбирает эволюцию науки о цвете, это чрезвычайно интересно и познавательно, хотя и немного сложновато. В главе «Последний хиппи» много рассуждений о природе памяти. И так далее.

3. В целом в данной книге Сакс пытается донести следующую мысль, которая тянется красной нитью через всю книгу: для людей с недостатками в какой-то части организма открывается свой мир, со своими преимуществами и достоинствами.

Наиболее понравившиеся главы: «История художника с цветовой слепотой», «Жизнь хирурга», «Смотреть и не видеть», «Живопись его сновидений».

Читать данную книгу советую в том случае, если вам очень понравилась первая часть «Человек, который принял жену за шляпу». Эта сложнее и подробнее.

Вполне себе типичный рассказ о каннибализме и охоте на людей, какие иногда встречаются, с разным содержанием дикости и жестокости. Но примечательны здесь два момента: 1) как всегда безупречный стиль деревенской прозы, эдакий голос глуши, диалог человека и природы в глубинке; 2) жесткий троллинг над советским бытом, над миром, где человека можно поймать, используя магнитофон с песнями Высоцкого как манок, это просто здорово. Меня всегда раздражали конформизм и мейнстримность, а Высоцкий (плевать, какого качества сами песни, это не особо важно) — это самый показательный мейнстрим того времени, в плохом смысле этого слова. А толпу, стадо, скот нужно и отстреливать, как скот. Логика автора понятна. Это интересно.

Один из самых вызывающих рассказов сборника «Первый субботник». Явление патриотизма мозга, которое нынче воспевается уже более, нежели в прошлом, подробно описал лаборант Groucho Marx.

Мне же пришла в голову мысль об обязанности перед мертвыми. Во-первых, скажем, что жизнь со временем меняется, меняются условия, обстоятельства, а обещание уже умершему человеку отстается неизменным. Может, этот человек и простил бы, или сказал бы, мол, забей, это я сгоряча​ ляпнул. А нет, нет такой возможности. Это как клясться в вечной любви в 16 лет.

Ну, а с середины, конечно, бомба и треш:) Шок для любого открывающего для себя Сорокина читателя.

Очень бодрый рассказ Сорокина, поднимающий проблему розни между молодежью деревни и города. Типичная деревенская дискотека, девушки накрасили губы, танцуют, веселятся, хихикают, ребята кучкой стоят в сторонке, подбухивают и ищут, кому бы из не местных навалять. Тут как тут появляется превосходно подготовленный городской парень (или мужик даже), один из многих, совершающих подобные «экскурсии» по глубинкам, чтобы показать и, возможно, наказать быдло.

Странный рассказ вообще для сборника «Первый субботник». Он слишком этический, слишком справедливый и рациональный. Сорокин способен удивить даже этим:) Хотя концовка всё же попыталась добавить чисто сорокинский штрих, но он легкий, не навязчивый. Поднятая проблема же — хороша и актуальна. Жаль только, что такой выход ее никак не решает, она просто освещена. И да, натурализм деталей и диалогов, как всегда, на высоте.

Азимов хорош тем, что обусловлен и целесообразен. В этом коротком рассказе автор показывает, какая мелочь способна привести к чему-то большему. Своего рода ода пытливому уму и желанию узнать «что же такое творится?!» А ведь можно было просто забить и не заморачиваться, верно? Азимов еще и учит, не только приводит пример возможных казусов.

Хуже всего, что многие из тех, кто написал отзыв, занизили оценку рассказу из-за решения судьи.

Всё та же старая проблема произведений классики — сейчас их идеи кажутся наивными и банальными. Опять же, как и в других петербургских повестях Гоголя, описана жизнь мелкого чиновника/служащего и его мироощущение. Довольно странной является мотивация: чего это вдруг одному конкретному мелкому чиновнику стало неуютно на своей маленькой табуретке, что он стал терять рассудок и брезгливо относиться ко всем вокруг? Мне не хватает мотивации в этой истории, чтоб производить такой новаторский сюжетный поворот. В итоге психоделика ради самой себя. Далее. Перемещение в иное состояние идет вроде как постепенно, но при перевоплощении в испанского монарха стабильности не наступает, даты продолжают «дичать» с каждой запиской, метания продолжаются.. Тогда вопрос: какой смысл тогда был у главного героя в подобном эскапизме? Какой-то он у него неудачный получается. И еще один момент. Вот эта фишка с говорящими или пишущими собаками — это как с «Носом», где нос шагал в мундире. Не могу понять, как это может в наше время кого-то удивлять и поражать. Полагаю, только тех, кто думал, что в 19 веке большинство людей никогда не шутят и не фантазируют ничего странного и невообразимого. И только лишь на таком фоне говорящие собаки и ходячий нос выглядят прям «Вау! Вот это хохма!», когда всё остальное в целом жанре (русская классика) литературы следует рациональным и реалистическим принципам.

К слову о грамотности развития погружения в безумие. Кинг «Секретное окно, секретный сад», «Мешок с костями», «Сияние» и Шекли «Обмен разумов», «Оптимальный вариант» — вот где плавность погружения в безумие (Кинг) и абсурд (Шекли) действительно гладки. Но не в «Записках сумасшедшего».

Такой научпоп — редкость, где сплетается и балансирует грамотность специалиста и простое человеческое отношение к объекту исследования. Оливер Сакс — человек разносторонний. В книге упоминается куча имен писателей (нередко наших соотечественников), композиторов, музыкантов, художников и, конечно же, коллег по цеху. Произведение представляет собой сборник историй из практики невролога и нейропсихолога доктора Сакса, повествование здесь весьма приятное и яркое, наглядное, через конкретные удивительные случаи проявления болезни, через переживания пациентов, через возможные пути борьбы с недугом.

Больше всего мне запомнились и понравились следующие главы: «Человек, который принял жену за шляпу», «Бестелесная Кристи», «Речь президента», «Выяснение личности», «Батюшка-сестрица», «Собачья радость» и «Близнецы». Эти главы самые яркие и интересные, имхо. Если хотите понять, стоит ли вам читать книгу, откройте ее либо на главе «Человек, который принял жену за шляпу», либо на главе «Выяснение личности», они одни из самых поразительных и знаковых. Если затянет — читайте. Есть и перегибы в книге, увлечения автора, скажем так. Многовато места он уделяет в книге синдрому Туретта и слабоумию, а читать это, если честно, наименее интересно. Но это единственная придирка, которая у меня есть.

Данный экземпляр научпопа дал мне новые знания, а это важно. Я узнал про несколько чувств после основных пяти, в частности про удивительную проприоцепцию. Узнал об огромном влиянии музыки на выздоровление и благотворное воздействие на человека. О том, как работают механизмы памяти и восприятия, насколько же наш внутренний компьютер хрупок и какие фокусы он может выкидывать.

Плюс всё это сдобрено очень нежным и трепетным отношением Сакса к пациентам. На каждой странице надежда и оптимизм, любовь и рвение. Автор заслуживает уважения.

История одного рядового солдата, оказавшегося в траве раненым, двигаться он не может, и некому прийти на помощь.

Написан рассказ хорошо. С одной стороны, рассказ аж 19го века, своего рода достижение, что он сохранился до нашего времени. Здесь детально описаны мысли и ощущения раненого солдата, ждущего спасения или смерти. А с другой стороны, в принципе всё ясно, как белый день: война уносит жизни, калечит судьбы, по обе стороны окопов всё те же люди. Когда мораль рассказа столь понятна и очевидна, пристально внимание к форме. А она неплоха. Читать было интересно. Повествователь у автора получился душой довольно возвышенный.

Дауншифтинг в чистом виде. Прекрасный образ Акакия Акакиевича Башмачкина при перечитывании очаровал меня с первых страниц. Этот персонаж настолько самодостаточный и обтекаемый, настолько выпуклый и оформленный, что ни на секунду не сомневаешься в его подлинности. А таких Башмачкиных я видел очень много, да и сам иногда в мыслях Башмачкин, когда хочется тупо никуда не двигаться, забиться в свой маленький темный уголок, свернуться калачиком и радоваться тому, что имеешь. В эпоху нынешних вебинаров и тренингов личностного роста позиция Акакия Акакиевича выглядит очень слабой и ущербной. Вспомните, как его начальник на работе хотел предложить ему переписать текст с какими-то минимальными исправлениями (с больших букв на маленькие, или что-то схожее), так наш герой и этого испугался. Ему комфортно жить своим минимумом. И если во многом прочем его можно простить, то, допустим, за то что он не согласился хоть немножко напрячься — отнестись с одобрением трудно. Подумалось мне при чтении, что есть две крайности персонажей в литературе — Акакий Акакиевич Башмачкин и Мартин Иден. Один, сломя голову, рвал и метал, а другой не хотел пошевелить хоть пальцем, не от лени — от боязни.

Личность должна быть разносторонней. Нельзя уходить ни в одну лишь работу (что я всё чаще замечаю по своим сослуживцам), ни во что-то единственно другое. Когда человек «сужается», появляются вот такие вот ценности, как шинель. Да, описана она классно. Но ведь такие вещи, как шинель, они не вечны и очень хрупки. Ценность должна быть внутри человека. Забавно, что когда я читал о приобретении Башмачкиным его шинели, то представлял на месте шинели, например, дорогой автомобиль, который всю жизнь хотел купить какой-нибудь парень. Да, он придает уверенности, спору нет. Но это не самоцель. Шинель снимается, машина разбивается. Важным остается то, что в тебе. Да и твою суть шинель не сможет поменять. Отличная мораль. А вот концовка не произвела столь приятного впечатления. Ощущение, что автору нужно было волшебно закончить историю и оставить главного героя в воздухе (то есть призраком), чтоб он как бы продолжал находиться среди нас. Но я всё больше осознаю, что мистика Гоголя — не моё.

Прочитал половину отзывов и был весьма удивлен. Многие не признают наличие в повести какой-либо метафоры носа, а простодушно восхваляют абсурдизм. Кому-то весело просто оттого, что нос сам по себе ходит по улице, мол, весело и всё тут (читай между строк «здорово, потому что написал русский классик»). Кто-то даже вспомнил физиогномику, либо задвинул мораль, мол, мы должны радоваться, что у нас носы на месте, а вот герой реально ценит свой нос, потому что он его терял. И только лаборант ivan2543, оказавшийся в меньшинстве, грамотно обозначил, что «нос» — это чин, ранг, социальный статус, который как часть целого (чиновника) играет бОльшую роль, чем сам чиновник, что есть несоответствие между качествами и способностями индивида и непропорционально, несправедливо занятым служебным положением.

Но это всё социальная сторона повести, идейная ее сторона. Ведь в «Шинели» тоже мораль социальная, но там и образ Башмачкина великолепен, и сюжет ровный. Здесь как-то иначе. События довольно случайны, фантасмагоричны, как выразились некоторые лаборанты. Нос то крепится, то не крепится. Плюс ли это? — Не уверен. Когда автор творит с сюжетом всё, что хочет, и ничем это не обуславливает, то нет, интересно не становится, становится скучно, ведь хочется стройности и логичности повествования. Персонажи более тусклые, чем в «Шинели», даже ближе к фантомам.

В общем, не понравилось. Понятное дело, субъективно, но вот сравнивая с недавно перечитанной «Шинелью», почти что небо и земля. А нос... Ну, нос, окей, ходит по улицам в мундире. Это правда так смешно?

Что-то не так с моим восприятием... Или всё-таки лыжи не едут... Прослушал аудиоспектакль 1987 года по этому рассказу. Затем посмотрел его десятиминутную экранизацию из программы «Этот фантастический мир». Потом прочел оригинал. Везде что-то не так. Ну не сделан он так, чтоб были одни восторженные отзывы и десятки! Не дотягивает он до такой оценки! И в каждом формате хорошо видна искусственность некоторых моментов. То их разговор о поиске нейтральной планеты с температурой градусов -40/-45 и фраза «я шучу», то финальный момент с рукой и щекой. Это настолько стандартно, что даже по́шло. Можно было бы избежать этих заметных перекосов, но для этого необходим соответствующий объем истории, чтоб сжиться с героями, а не обозначать психологические(!) тонкости быстрыми мазками. Мол, если вас не зацепили вот эти конкретные три фразы (а больше их там и нет), то это ваши проблемы. Не согласен.

Идея и мораль ясны. Их даже вполне можно перенести на поле реализма. Нередко бывает так, что любимые вынуждены претерпевать трудности и обстоятельства: любовь на расстоянии, командировки, занятость, и прочее. И желание быть вместе довольно часто идет вразрез с остальными условиями существования. Куда податься? Судьба будто специально испытывает тех, кто готов к этому. И наслаждается красотой и поэтичностью ситуации. Жаль только, что к рассказу не относится это в полной мере, слишком уж ни с чего взялась эта их любовь, слишком уж содержание диалогов наиграно.

Если хотите узнать, что видел мальчик из рассказа Стивена Кинга «Долгий джонт» и персонажи из романа «Кладбище домашних животных», то вы зашли по адресу.

Елеазар пробыл в могиле три дня и три ночи, а затем вернулся к людям. Его одели в костюм жениха, окружили весельем, радостным шумом, вниманием и счастьем из-за возвращения. Спустя время окружающие начинают понимать, что этому «человеку» здесь не место. Он другой.

Этот сюжет написан в формате древней истории, или притчи. Мне не хватает слов, чтобы выразить всю заложенную в рассказе смердящую гнилую энергетику, которую доносит Андреев. Мораль проста и ужасна — Смерть побеждает всё. Есть миллион радостей жизни, семья, алкоголь, гулянки... Даже любовь двух молодых людей... Даже власть цезаря... Смерть сильнее всего этого. И когда задаешься этими мыслями, жить становится так бессмысленно и пусто. Давайте признаемся. Мы не думаем о смерти, потому что жизнь так прекрасна и полна красок, темных и светлых. Но окунаясь в атмосферу рассказа, понимаешь, что все радости и колебания жизни — мишура, нечто ненастоящее и временное. И во что мы играем? В саморазвлекаловку, чтобы отвлечься? Чем это отличается от того, когда кто-то напивается с горя? И прочие, прочие мысли.

Читая Андреева, невольно вжимаешься в кресло, сутулишь плечи, и начинают тусклеть глаза. Читать его можно далеко не каждому. Это яркий представитель того самого декаданса. Гид по непознаваемому. Куратор пустоты. И если у того же Кинга в КДЖ присутствует добрая нотка, мол, ничего не поделаешь, такова природа, то от Андреева не дождешься ни света, ни надежды. Да, идея рассказа проста. Но как же автор великолепно нагнетает. Впечатления и эмоции говорят искреннее любых слов. И после прочтения рассказа мне на секунду аж хотелось закончить с этим спектаклем, играя во временные радости.

Помимо стремящейся к упадку настроения линии сюжета, я заметил в рассказе одну интересную вещь и вспомнил личное наблюдение. Елеазар не хотел говорить о том, что он увидел Там, когда его спрашивали. Он молчал. Я это прекрасно понимаю. Но я не понимаю те ситуации, когда после войны или чего-то тяжелого люди не хотят говорить о том, что там было. Ей богу, словно Елеазар! Есть один знакомый. Он был снайпером в армии. И говорит, что участвовал в боевых операциях. Так когда у него спрашиваешь, что там было, он отвечает, что не будет говорить на эту тему. Да, мой рассказ звучит спорно, но поймите. Человеку около 23 лет, во-первых, то есть это не старые раны, которые не стоит ворошить. А во-вторых, каждый отказ говорить на эту тему доносится с таким пафосом, что я этому не верю... Да, нередко слова преуменьшают значение, стирают смыслы, как учит дедушка Пелевин. Но вот мне почему-то несложно поговорить на любую тему. Из интернета и массмедиа на нас выливается столько разврата, расчленёнки и дикости, что психика современного человека ко многому готова. А некоторые продолжают играть в рыцарей молчания. При всём при этом конкретно Елеазара это не касается. Именно то, что описано в рассказе, относится к трансцендентному, таким оно и будет оставаться всегда. Так что разница есть.

Для меня один из лучших рассказов Леонида Андреева.

Атмосфера поминок передана великолепно. Так же выполнены и диалоги. Тем более выпадающей, как обычно у Сорокина, выглядит концовка.

Да, поминки — дело серьёзное. Каждый хочет сказать самое важное об ушедшем человеке. Рассказ демонстрирует стереотипы: обычно об уходящих людях говорят, что они были: а) добрыми; б) честными; в) душевными. Но лучше всего похвалить покойника через историю из жизни. Настоящую историю о том, как он помог, что сделал и т.д.

Есть в наставлениях старших поколений в духе «станешь мужиком» что-то мерзкое. Вспоминается «Ярость» Стивена Кинга, вспоминается серия из Симпсонов, где Гомер повез Барта на охоту и вел себя там, как свинья и алкаш. Зато самодовольство, звенящее при фразе «сделаю из тебя мужика», как-то повышает самооценку говорящего, который и сам прожил жизнь далеко не образцовую. В итоге за счет младших поколений паразитирует самодовольство, после которого, действительно, ощущение, будто тебя поимели. А по сути — ни хрена не помогли, совершенно.

Сорокин своими странными рассказами уже который раз достает внутренних тараканов. Спасибо ему.

Рассказы Сорокина из сборника «Первый субботник» всегда оставляют читателя в замешательстве. Но нередко это замешательство разного рода. Бывает замешательство с ужасом, бывает — с улыбкой, бывает — с омерзением. Рассказ «Кисет» — это то, где замешательство замешательное.)

Да, стилизация выполнена на высоком уровне, Сорокин такой деревенской прозе просто вспарывает брюхо. Но здесь есть еще кое-что. На примере классической формулы расставания в связи с началом войны и последующих долгих поисков, автор демонстрирует искусственность умножения сюжетных линий при разговоре о простой и понятной мелочи. Затем он демонстрирует, насколько эти линии могут сплестись в единый клубок, который уже не получается распутать. А ведь упомянутые линии (если всё же постараться в каждом предложении найти адекватность) могли бы умножаться и дальше, протягиваясь до бесконечности. Человеческий мозг — он такой, накручивает сущности без необходимости, вопреки заветам Оккама. И в итоге начинающаяся как душевная история завершается мощным издевательством, которое зачеркивает всё то, что было упомянуто душевно и всерьез.

Один из наиболее диких рассказов дебютного сорокинского сборника, во многом за счет сюжета с персонажами нетрадиционной ориентации. Но данный рассказ странный еще и тем, что его мораль непонятна чуть меньше, чем полностью. Что хотел сказать Владимир Сорокин? Неужели он таким образом критиковал редакции и всю их профессию? Возможно, он хотел показать силу предвзятости данных учреждений, вне зависимости от качества предлагаемого материала? В любом случае мера радикальная. Но вышло крайне реалистично, неожиданно и забавно.

Призрачная смесь Говарда Лавкрафта и, почему-то, Трумена Капоте. Совсем капельку напоминает роман «Т» Виктора Пелевина. Прибытие бедного молодого человека в дом знатной семьи, чтобы обучать младшего из детей грамоте. Семейство обедает, веселится, шутит, танцует... но главного героя с неизвестным нам именем жутко настораживает эта приторная улыбчивость и веселье. И в доме начинает происходить странное.

Можно не искать смысл в рассказе, просто назвать его русской готикой и забить, а можно попробовать. Мне кажется, ощущение репетитора в чужом доме отражает его чуждость на вежливо-приторном празднике жизни, празднике натянутых улыбок и напрасно, бесцельно сменяющихся дней. Такая семья не оставляет следа, о чем символизируют галлюцинации главного героя, она просто отбывает номер зажиточных людей планеты. На их фоне сумасшедший репетитор выглядит исследователем, жизнь которого всё-таки имеет смысл. Вообще описано очень мрачно и размыто, словно читаешь под обезболивающим. Поиски героя, оказавшегося чужим на краю мира, который плывет среди пропасти.

Несмотря на общую тенденцию сборника в этом рассказе Сорокин не издевается над героями войны. В сюжете разворачивается диалог между двумя ветеранами, которые вспоминают свои ощущения, интересуются, как сейчас, кто где, кто жив, кто мертв, делятся тем, как они существуют в сегодняшнее время. Живут, надо сказать, не особо радужно. Им нет места в мире послевоенном, в мире «мирном» — как подтверждение этой мысли кровожадная концовка рассказа с мышью. Они не могут перестроиться и навсегда забыть жажду крови, они не умеют.

Интересны также размышления героев на первой странице, где они говорят, ради чего/за что они воевали.

Рассказ-троллинг. Прекрасные возвышенные отношения молодых людей, знакомство с семьей, и очень грязные фразочки, создающие диссонанс. Стоит сказать, что читается это очень смешно, неожиданно. Важный вопрос — остается ли романтика, когда употребляются слова такого формата? По своему ощущению скажу, что неслабая доля возвышенности, естественно, пропадает. Но и всплывает в голове вопрос: насколько искренними являются отношения и чувства, когда люди не могут разговаривать друг с другом именно теми словами, какими хочет разум? Вопрос, конечно, странный, но на то он и постмодернизм, чтоб удивлять и ставить неудобные вопросы.

Конечно, для 1902 года это был взрыв, не зря рассказ вызвал столь неоднозначную реакцию, от гнева Толстого до восторга Горького. Лично мне он напомнил стиль Сорокина и Кинга в какой-то степени. Основная идея такова — человеческое сознание чрезвычайно хрупко, а животное начало в нас настолько еще плотно сидит внутри, что отделаться от него никак не получается. Кстати, столь выпуклый пример для донесения этой морали вовсе необязателен, ведь многие психологические методики в наше время и так исходят из того, что в нас главным образом работают инстинкты, и ими всё можно определить: желания, поступки, мнения. С идеей я полностью согласен, но способ ее донесения как-то наигран, чувствуется явный расчет произвести эффект разорвавшейся бомбы, что и произошло. Так что Леонид Андреев несколько переборщил там, где не особо и нужно (и это учитывая, что люблю творчество Сорокина, который оох как перебарщивает). А заметили, как светло, чувственно и приятно выстроено начало: светлый день, робкое держание за руку, разговоры о бесконечности и великой жертве умереть за любимого человека. Всё это создаст в дальнейшем эффект контраста. Андреев — хитрец:) Но есть и в этом начале один недостаток: слишком уж приторная натура у каждого из влюбленных. Создается ощущение, что они с другой планеты, что они, простите великодушно, когда ходят в туалет, не осознают, что в тот момент происходит. Я понимаю, сословные различия, этикет, скатерти, но ведь каждый человек периодически задумывается о самых страшных и мерзких вещах, пусть и невольно. А здесь они.. повторюсь, ибо лучше сравнения не найти — будто с другой планеты прилетели.

Что в остатке. Полностью согласен с центральной идеей, но желание автора произвести шок и нереалистичная выпуклость не играют рассказу на руку.

П.С. Черт возьми, да он ведь похож на Сорокина, прической и бородой, и особенно в профиль!

Рассказ для меня важен по нескольким причинам. Во-первых, тяжелая судьба собаки очень напоминает повесть Троепольского «Белый Бим, черное ухо». Только здесь Кусака сразу же позиционируется некрасивой и облезлой, что лишает читателя возможности наслаждаться и желать иметь такую же чисто эстетически, здесь по-честному, ибо Бима многие герои упомянутой повести начинали любить с первого взгляда. Во-вторых, здесь дан лаконичный ответ, почему я гораздо больше люблю кошек. Кошки — существа независимые, гордые, рискованные, ни на что и ни на кого не рассчитавающие. Пока им хорошо и тепло — они рядом, когда им плохо и голодно — они выживают на улице. И заметьте, когда уличная кошка мяукает, прося еды, трётся о ноги, в ее глазах нет этой готовности привязаться, этого желания служить, кошки просто выпрашивают еду. А собаки... да. Они рождены, чтобы служить человеку. Поэтому они могут быть и очень добрыми, и очень злыми, то есть они, как пластилин: лепи, что хочешь. И это существа, всегда стремящиеся к привязанности. Здесь вопрос выходит на человеческий уровень: как быть, ничего не ждать от людей или каждый раз надеяться на благо, но порой страдать от этого? И акценты Леонида Андреева, изложенные в рассказе, бьют очень больно, мне было тяжеловато и не особо приятно, но Андреев — большой молодец. Вот примеры:

«И когда все наперерыв стали ласкать ее, она долго еще вздрагивала при каждом прикосновении ласкающей руки, и ей больно было от непривычной ласки, словно от удара.»

«Всею своею собачьей душою расцвела Кусака. У нее было имя, на которое она стремглав неслась из зеленой глубины сада; она принадлежала людям и могла им служить. Разве недостаточно этого для счастья собаки?»

Да и момент с тем, как Кусака пыталась ласкаться, а это выходило в глазах детей смешным, тоже очень болезненный.

Сильный рассказ, и пронзительный. Мальчик Сашка из бедной семьи, чьи родители искалечены жизнью и обстоятельствами, устает от всего: от умывания по утрам, от гимназии, от всего остального, что держит человека. В результате Сашка становится сгустком черствости, жестокости и животной грубости. Своего рода в нем олицетворяется декаданс серебряного века, еще юный, но уже осознающий упадок человечества перед лицом смерти. И есть только один шанс вновь обрести теплоту в душе — игрушечный ангелочек, как символ надежды и тайной любви ко всему миру... Этот ангелочек очень маленький, поэтому его нужно защищать от окружающих, как это делает Сашка. Он никому не дает потрогать или посмотреть на ангелочка, он — его! Есть в этом что-то невероятно злое: забрать нечто светлое и ни с кем этим не делиться. А финал рассказа силен. Теплая надежда кратковременна, она уходит, показав лишь малый луч своего света, исчезает безвозвратно, оставляя в душе пустоту после осознания, что когда-то давно в мире было что-то хорошее...

Как быть, если жизнь прошла бесследно и окрестила тебя полной посредственностью, главным талантом которой является талант выходить на перекур?

Что меняется, если несовершенство цепи «мозг-руки» будет устранено?

Как важно природе вносить в наши действия элемент случайности, возможности ошибки?

Почему мы смотрим футбольные матчи? Сидя перед телевизором, что бессознательно происходит в наших чувствах в этот момент?

Так ли важно общественное признание, и какова его прочность, ситуативная устойчивость?

Настолько ли людям всё равно на внешнюю оболочку, лишь бы талантлив/хорош человек был внутри?

Возможно ли сбросить тяжесть лет и без раздумий окунуться, вновь почувствовав себя молодым?

Достаточно ли исправления одного природного «дефекта» технического характера, чтоб кардинально изменить весь комплекс?

И насколько важны холодные растирания по утрам?:)

- Это не все из вопросов, которые поднимает Кир Булычев в данной повести, написанной предельно простым языком, но с такой достоверностью, с такой живостью и мудростью, что не восторгаться трудно. Просто о сложном. Отличный образец советской фантастики.

После просмотра экранизации 1982 года вспомнил этот рассказ, и в голове сразу вывелись два тезиса: 1) рассказ отличный; 2) старые фильмы ужасов по-своему гораздо страшнее, чем нынешние. Неторопливость диалогов и не очень качественная съемка придают ощущение, что имеешь дело с документальным кино. А мелькание экрана и кислотного рода звуки создают привлекательную атмосферу, настраивающую на нечто потустороннее.

Сам же рассказ (этого мало в фильме) о неправильном отношении к заботе о ребенке, когда за желанием сделать ребенка самостоятельным и сильным прикрывается лень. О каком самостоятельном преодолении трудностей может идти речь, когда это младенец? Нынче существуют десятки методик и прочего, как и в каком количестве ребенку нужно отдавать своё тепло и заботу, ибо он в них физически нуждается. А тут случай о плохом отце, о котором и самом заботились плохо. В рассказе его речь выглядит довольно деревенской, приземленной, грубой, отсюда и такое пренебрежение ко всяким методикам ухода за малышом. Растет себе — и ладно, не помрет — еще лучше. Что же хотел Стивен Кинг показать больше — неправильные ориентиры воспитания или прикрывание своего нежелания заботиться? Хотелось бы считать однозначно, но пока не решил.

По формату называется стихотворением, а по факту представляет собой рэп-текст, таким образом он и воспроизводится Михаилом Ефремовым в «Гражданине Поэте». К слову, звучит это крайне ужасно, исполнитель паясничает, как это делали те самые рэперы начала 90-тых годов. И такое паясничество покатило бы для «Аншлага» или новогодних передач с пародистами, за которыми наблюдают люди, сами себе создавшие несколько стереотипов и неумело ими жонглирующие. Но вы-то позиционируете себя прогрессивными гражданами.. зачем же уходить в бородатое паясничество?

По смыслу идея ясна, но ее построение (даже изолируясь от исполнения) крайне жвачно и безынтересно.

Немного перенасыщенный частностями, но в остальном неплохой стих о том, какое же счастье (сарказм), когда на Ближнем Востоке идут войны, а наша нефть от этого дорожает. Кульминация с Судным днем — довольно весело. Остальное, конечно, в целом грустно.

Хороший сатирический стих. Быков держит улыбку на устах читателя на протяжении всего текста, всё идет плавно, с небольшой интригой. В общем, выдержано чрезвычайно ровно.

А мне вот при прочтении вспомнилось, может и несколько не в тему политики, как раньше мои ровесники, оставшиеся жить в маленьком городке, проводили свои вечера, да и продолжают проводить сейчас: они берут папины машины, или уже свои «пятняшки»-«четырки», и паркуются где-нибудь возле парка или торгового центра. Стоят там полчаса-час, болтают возле машин, затем меняют место дислокации и едут в другое похожее, чтоб тоже поболтать, обсосать местные сплетни и так же постоять возле машин. На мой вопрос «А чего вы делаете? Неужели нет ничего поинтересней, чем заняться?» — отвечают: «Ну, а хрена ли еще делать?» Вот так-то. Ни фантазии, ни желания. Порой так горько от этого. Мне бы столько времени, чтоб стоять и тупить таким образом.

Стих Быкова здесь к тому, что он транслирует личную ассоциацию на высшие уровни власти, где всё точно так же, надо полагать.

Путин скушал эту дерзость

И ответил не по лжи:

«А чего ещё тут делать?

Ну не править же, скажи?»

Приехавший из центра проверяющий Георгий Иванович заглядывает на одно предприятие. Смотрит их результаты, указывает на недостатки, наставляет на будущее... В общем, всё как обычно, как оно и должно быть. Да только в этом рассказе отлично показано отношение такого проверяющего к любой из глубинок, в которые он заглядывает. Юбилей у предприятия, казалось бы, пятьдесят лет, дата круглая.. Глубинка приятная, вид на озеро на задней стороне обложки альбома изумляет и умиляет.. А что же Георгий Иванович? Да (...спойлер...) он хотел на вашу Богом забытую глубинку! Финальная сцена с глядящим в окно Фоминым усиливает тяжесть картины.

Наверное самый нудный и скучный рассказ из всего сборника «Добро пожаловать в обезьянник». Да, я понимаю, речь о таланте воспитания нерадивого мальчишки, перед которым спасовали все. Да, речь о жертве воспитателя, для которого даже свои собственные увлечения и ценные вещи не столь важны, как душа и будущее случайно встреченного шалопая. Но здесь появляется солидного размера НО: написано невероятно нудно. Впервые ощутил такую острую необходимость в том, что история должна быть написана интересно.

Эпикак напоминает азимовского Мультивака, тот же огромный многозадачный компьютер. Курт Воннегут в своем рассказе позволяет компьютеру любить девушку и уметь писать ей стихи. Воннегут, как и положено фантасту, излагает своё видение искусственного интеллекта, и он у него вышел очень гуманным и чувственным. Компьютеру интересно, как это любить, ради чего стоит жить.. и прочие наиболее человеческие вопросы. В итоге Эпикак, как самый настоящий человек, остается перед неразрешимым вопросом, который всегда ставит в тупик и человека, а ответом на него как всегда остается фраза: «Такова судьба». Эпикак — настоящий поэт, и он уходит, как поэт. Очень приятный рассказ Воннегута.

Хоть О. Генри и называет поэтом своего героя бродягу Рэглза, поэтом, что уж лукавить, является скорее сам автор. Прекрасные описания темпераментов американских городов, показанных через различные женские типажи, радуют глаз. Вечный энтузиазм главного героя передается читателю. Конечно же, особенности американских городов — тема для нас довольно далекая, тем более их вид времен начала 20 века. Но сам подход, и тем более жизненная энергия, с которой это передаётся... Помимо формы «Рождение ньюйоркца» примечательно тем, что впечатления главного героя от Нью-Йорка настолько напоминают ощущения провинциала, приехавшего в Москву (а я знаю, о чем говорю), что кажется, будто О. Генри писал о нашей столице. Сначала, конечно, весьма в негативном ключе, затем в позитивном, так что найдётся место для всякого человека, когда-либо бывавшего в столице. Здесь и пышность, смешанная с тотальными безликостью и безразличием. Здесь и массовость, играющая неповторимыми красками уникальности каждого жителя. О. Генри, как всегда, чудесен!

Добрый, светлый рассказ, каких у Рэя Брэдбери много. Этот примечателен встречей двух красивых людей-кошатников, и оказавшимся между ними маленьким черным усатым комочком шерсти, из-за которого и происходит вся завязка. Кто заберёт котёнка к себе? — Неразрешимая загадка:)

Дядюшка Рэй забавен: у него даже главных героев зовут Кэтрин и Том. Далее они рассказывают друг другу классические случаи про кошек, которые тронут любого кошатника. Да и сам диалог двух молодых людей... он настолько осторожный, настолько, как бы это сказать, наступающий аккуратной поступью кошки по земле... А в итоге-то? В итоге они вместе! И мы вроде как и не поняли, как так всё получилось:) Фокус, одним словом.

Бывает такое... не особо примечательный для тебя автор внезапно так выстреливает, что после его рассказа сидишь, осознавая всю глубину, открывшуюся на паре десятков страниц, и чувствуешь, что можешь в ней захлебнуться. Для меня этот рассказ соединяет два таких разных шедевра фантастики как «Ночная встреча» Рэя Брэдбери и «Подробности жизни Никиты Воронцова» Аркадия Стругацкого. Идея соприкосновения времен, когда каждый понимает, что находится где-то вне времени, вне любой из упомянутых эпох. Словно они, благодаря телефонной линии, отделились от всего мира, разорвав время, расстояние, любые границы. Но они не верят друг другу, хоть и каждый звучит максимально правдоподобно... Шаткость же эпохи 1972 года напоминает «Подробности жизни Никиты Воронцова», когда смотришь и слушаешь главных героев, держишь в голове, что найденный дневник мог быть просто вымыслом, чьей-то шуткой... Но почему-то не можешь себя окончательно в этом убедить. Так же и с репликами той самой, другой Нины.

Меняются городские объекты, эпохи переименовывают улицы, и только люди остаются всё теми же. И спустя тридцать лет уже и не вспомнишь тот давний случай из детства во время войны. А был ли этот случай на самом деле? Или это просто игра воображения? Нет, хочется верить...

Да уж. Этот рассказ действительно похож на выстрел.

Удивился, какую мораль нашел сейчас в этой сказке. Сестрица искала братца и, желая узнать у печки, яблони и речки, где ее братец, отказывалась от яблок яблони, от киселя речки и пр. А когда бежала с ним обратно — уже соглашалась и выпеть киселя, и покушать яблок, и съесть пирожок, лишь бы укрыться от гусей-лебедей.

Мораль проста: не умеешь договариваться и приходить к консенсусу — жизнь заставит:)

Праздник Рождества неспроста датируется зимой, 25 декабря либо 7 января. Дело не только в необходимости отметить один из центральных религиозных праздников, потому что календарно так сложилось. Допустим, у нас Рождество не столь популярно, в разы масштабнее у нас проходит Новый год, поэтому сама природа праздника не так важна, а действительно важно следующее — их объединяет зима...

Зима — царство холода и темноты. В это время острее всего ощущается необходимость в тепле и само тепло. Тепло рук, очага, согревающая душу радость нахождения с родными и близкими. Поэтому зимние праздники настолько семейны, их трудно переносить в одиночку, среди холодной и колючей зимы.

Честно говоря, изначальный Скрудж мне довольно близок. Нет, я ни в коем случае не скряга, но в значительной мере нелюдим и мизантроп. К тому же аргументы главного героя мне ясны и понятны (не считая тех моментов, когда они доходят до абсурда). Плюс я не религиозный человек ни в малейшей мере. Тем интереснее было посмотреть собственную реакцию на данный сюжет. Вводная первая строфа, как я уже сказал, довольно объяснима, за исключением диалоговых перегибов. Но согласитесь, что в том же бизнесе нельзя проявлять слабость, мягкость, потому что тебе сразу же сядут на шею, многие знакомые так рассказывают.

Дух первый — Прошлое. Прошлое, особенно детство, у нас у всех, как бы бедно и скудно оно ни проходило, всегда в сердце остается как самое лучшее время. Вера в чудеса, непосредственность, «недумание» о завтрашнем дне, простота чувств — как уж против этого устоять. И вот здесь я мог бы пуститься в долгий анализ мироощущения в детстве и во взрослом возрасте, от беспричинной жестокости детей к животным до понимания взрослым, насколько мир сложен и как непросто в нем балансировать. А если сказать коротко, то да, мир первого духа, конечно, вызывает ностальгию и приятные эмоции, это объективно. Даже если бы к ребенку не относились ласково и играючи, он сам бы себе в окружающем мире находил тайны и чудеса.

Второй дух — Настоящее. Самый толковый из всех духов, он показывает Скруджу, как проводят Рождество другие люди. Да, Скрудж обладает силой воли, способностью не отчаиваться и.. да что уж, просто блокироваться от всякого рода размышлений об уютной компании друзей или родных. Здесь снова всё не так однозначно для меня. Люди бывают разные, кому-то как раз и нравится быть одиноким, любая компания ему через какое-то время надоедает, утомляет. А кто-то не может оставаться один. Должны ли мы всегда стремиться быть в кругу общения? Так легче, не правда ли? А потом снова будем от этого круга зависеть? А если что-нибудь случится с теми, с кем мы постоянно видимся, будем еще острее ощущать потерю, ведь так? Хотя здесь можно возразить: ведь потеряв близкого человека, наоборот станешь жалеть, что не проводил с ним больше времени. В общем, здесь опять же не всё так однозначно. Но если Скрудж при виде этих празднеств другими людьми чувствовал, что живет как-то не так, то тогда да, он жил неправильно, надо меняться, а не закрываться в своей раковине.

Третий дух — Будущее. Этот дух при всей своей молчаливости более других вызвал во мне столь же молчаливое недовольство. Во-первых, что это за люди такие, которые вроде как обычные и добрые, но смеются над смертью Скруджа, пусть и богатого нелюдимого скряги? Я бы не стал смеяться ни над кем, максимум пожать плечами и сказать, мол, ок, мне это не особо интересно. Во-вторых, какое собственно дело умершему человеку до того, что о нем будут говорить другие? Еще Эпикур говорил, что смерть не имеет к нам никакого отношения, и уж тем более, добавляю от себя, то, что следует после нее в оставшемся без нас мире. Мне чужда эта показушность, да и многие другие показушности в духе «а что они обо мне потом подумают?» Живешь для своей радости, и для радости других. А не для того, чтоб как-то убедить остальных, мол, насколько же у тебя жизнь хороша. Всем не угодишь.

Как итог имеем еще один важный вопрос — что может дать Скрудж после внедрённого в него желания добра, кроме финансовых инвестиций? Он одним индюшку купил, другому жалованье увеличил, плюс он сам бегает теперь радостный и довольный. Но а если бы у него не было столько денег? Он бы перестал быть мизантропом и скрягой? Не факт. Может, он стал бы добрее к людям? Не факт, но допустим.. И как это выражалось бы? Опять же поделился бы хлебом с другим бомжом? Приютил котёнка под куртку, чтоб тот не замерз? А достаточно ли для Вселенной этого котёнка? Что-то, видимо, нет. И второй вопрос. Этот диккенсовский текст крайне религиозен, в плохом смысле. Как часто происходит в религиях, Вселенная/Бог/духи заставляют человека быть праведным и совершать добрые поступки, лишь указав ему на Ад/Бесславную смерть. Неужели все мы, люди, должны совершать хорошие поступки только потому, что мы чего-то боимся? Какой-то кармы, перста судьбы, кары, санкции. Неужели нельзя быть просто добрыми и не делать зла, потому что мы все едины? Зачем угрожать?! Многие экземпляры фантастики мне нравятся именно тем, что человеколюбие берется там строго из атеистических позывов, просто потому что все такие же, как мы. Между нами нет разницы. Если мы друг о друге не позаботимся, то никто не позаботится.

P.S. Для детей эта повесть пойдёт на «ура», всё будет хорошо, так что смело можно читать и самим как сложную этическую вещь, и детям как просто сказку о добре и счастье:) (широкая наигранная улыбка)

Есть одна проблема со старыми, но широко известными классическими произведениями... Их можно рассматривать с точки зрения того, какой вклад они внесли в литературу, а можно видеть то, что сейчас идеи, и тем более их реализация, сильно отстают, что они наивны и неинтересны на сегодняшний момент. Для определения стороны баррикад в таких случаях каждому читателю остается руководствоваться лишь своим субъективным взглядом.

Множество восторженных отзывов с упоминанием того, как зачитывались этим рассказом в детстве. Детство — это дело такое.. радужное и незабываемое. Мне этот рассказ в детстве не попался, наверное к сожалению. Понятное дело, для первой половины 19 века написано хорошо. Сложнее его воспринимать сейчас. Сложнее именно тем, что слишком просто. Начало интригует, возникают вопросы: является ли Вильям Легран сумасшедшим? И, начитавшись современной литературы, вроде бы уже чувствую, что сейчас клад и приключения по его нахождению обернутся коллективной галлюцинацией в духе «Баллады о гибкой пуле» Стивена Кинга. Увы, не оправдалось ожидание.. а представьте, как было бы забавно! Легран настолько заразительно был уверен в жуке и кладе, что и остальным померещилось. Ну, не оправдались и ладно. Зато у Эдгара Алана По появляется разгадка через тайнопись и химические свойства бумаги (это не спойлер, об этом написано в аннотации). Вот как раз к разгадке и возникают вопросы. Как так совпало, что и Вильям Легран, и легендарный пират Кидд оба прекрасно знают химию? Хорошо.. как совпало, что они оба разбираются в криптографии? Лаадно.. то есть и филологические знания о том, что в английском языке буква «е» встречается чаще остальных, они тоже знали ОБА? А когда главный персонаж рассказывает некоторые элементы разгадки в духе «ну, что это значит, я сразу догадался» — становится ясно, что реалистичности в рассказе не место. А идеи криптографии и рисунка на бумаге с помощью жара камина — лишь демонстрация их самих. Простыми словами, смотрите что я придумал интересненького.

Полагаю, такое мнение не будет популярным, судя по восторженным отзывам, приправленным воспоминаниями из детства, но озвучить его обязан, дабы не лукавить.

Безумно забавная, уникальная история. Несуществующего подпоручика Киже — в генералы, а живого поручика Синюхаева — признать умершим. Главы о двух героях чередуются с повествованием о частной жизни Павла Первого, самого неоднозначно из императоров. Здесь рассказывается и о его Михайловском замке с рвом и подъемным мостом, и о характере правителя, у которого великий гнев сменяется великим страхом. Также показаны обычаи и особенности эпохи конца 18 века. В общем вещь довольно историческая. Причем крайне забавная, что необычно для исторической прозы, традиционно сухой или крайне доблестно-патриотической. Вам понравится эта повесть, если: а) вам интересна история, в частности эпоха правления Павла Первого; б) вы любите анекдотичные сюжеты, фабулы которых доводятся до абсурда; в) вас в силу профессиональной деятельности утомляет бред, периодически встречаемый в бюрократизме вооруженных сил.

Как говорится, был бы Пелевин, а солипсизм в мире найдется.

Или... Всяк Пелевин свой солипсизм хвалит.

Или вообще... Семь раз подумай — один раз перестань существовать.

Новая книга автора, вышедшая в 2015 году, удивительно, но разбирает новый взгляд на всё ту же концепцию иллюзорности и отсутствия всего сущего, себя в том числе. На этот раз анализу подвергся легендарный случай с несуществовавшим поручиком Киже, и личность темно-лошадочного императора Павла Первого. Сколько уже было? Особенно в последнее время. Были суры, была сеть и фейстоп, была книга о метании героя, застрявшего в книге, были пресловутые вампиры с халдеями... И все в один голос кричали, что нас (каждого конкретного «я») не существует, ибо нечему в нас существовать и прочее-прочее. Но лишь теперь Пелевин добрался до такой темы, где, во-первых, весь его отсутствующе-реальностный фетиш заиграл историческими красками, вырастая из широко известной байки о временах правления Павла Первого, а во-вторых, здесь сам мир — пустота, какая она только может быть. Если уж заморачиваться, можно раскрыть: основываясь на байке (иллюзии), автор показывает мир (иллюзию), созданный коллективно, но на самом деле такое его построение ложно (иллюзорно), а этот миф (иллюзию) создал сам Павел Первый, создав копию (иллюзию) себя в своем иллюзорном мире:) Пустота в максимальном ее воплощении. Пелевин достиг того, к чему так долго шел или падал, смотря у какого читателя спросить.

Во многом «Смотритель» мне напоминает цикл о Раме Втором — бодрое начало и невыносимо тонущий конец. И если в «Ампир В» всё тащили шутки и социальные остроты на первых 150 страницах, то здесь тащит общая идея, связанная с таким интересным случаем в истории. К тому же здорово описана история создания Идиллиума коллективным усилием Месмера и медиумов с помощью baquet (читай «баке́»). Сразу же накатывает мягкая вязкая пелена скрытой временем тайны. Хороши рассуждения о Юке, женской красоте и любви (глава 4), в этот момент даже создается ощущение, что в романе автор планирует рассказать кучу всякого такого, что у него на душе. Да что там, вначале даже встречи с Великим Фехтовальщиком не навевают тоску! А это одни из самых пустотных эпизодов. Но позже, примерно после первой половины «Ордена желтого флага» и до самого конца «Железной бездны», происходят разные перемещения героев и поиски смутной истины, которая меняется от одного оратора к другому. Есть только парочка интересностей-исключений: 1) прекрасно почти всё, где фигурирует предок Киж (от его создания, через непростительный поступок Кижа и до ссылки «В Сибирь! Шагом марш!»); 2) крохотная экзотическая версия происхождения фразы «убей себя об стену!» (когда големы стали настолько разумными, что убили своего создателя, а потом от отчаяния перебили друг друга, и последнему оставалось только убиться об стену своим хрупким лбом). Бывало ощущение, что в некоторых моментах автор излагает свою версию книги Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей», когда дело касается Юки. Юка — его творение. Алексис Киж — творение Павла. На самом деле, там уже и не разберешься, у кого откуда ноги растут. А эпилог романа... эх, последние страницы три так и просят проявить снисходительность. Вы представляете, какой наглый этот ваш Пелевин?

Не сразу решил, что поставить книге. Вроде и очень интересно было вначале, а вроде всё в итоге пустилось по кругам скучного беспредметного ада. Нельзя не учитывать ряд интересных моментов, которые я упомянул выше. Да и беседы со всякими гуру здесь, в отличие от «Ампир В» и «Бэтман Аполло», читаются с бо́льшим интересом и написаны с меньшим пафосом и презрением. В итоге по томам — 8 и 6 (после первой книги впечатление было еще хорошее из-за благодатной идеи), «Смотрителю» в целом — 7.

Ну, вот и всё. Закончился год, и закончился Пелевин. Его больше не существует.

Дебютный сборник рассказов Михаила Веллера «Хочу быть дворником» выпукло демонстрирует сразу несколько особенностей:

- Многие рассказы переложены из непосредственного жизненного опыта автора: перегон лошадей, преподавание в школе, писательство и пр. Веллер — человек, вобравший практические знания в самых разных сферах. Чтобы ощутить это, достаточно прочесть его биографию. Рассказы же — живое тому подтверждение.

- Язык Веллера узнаваем: это хлесткие, точёные предложения, оголённые перед читателем мысли, но не идеи рассказов. Читать его стиль порой тяжеловато, не хватает легкости, но в этом есть свой шарм — всё равно ведь воспринимаешь по-другому. Прием работает.

- Произведения страшно разнообразны по жанрам: от сильной реалистичной психологической прозы до сюрреализма и фантастики. Здесь и работы с конкурса, которые оценивал сам Борис Стругацкий («Кнопка»), и личные истории наподобие сюжета о предке автора («Сопутствующие условия»), и сатирические зарисовки о процессе съемок («Идет съемка»), и пр. Вот и остается нам с вами, что рекомендовать именно сборник довольно затруднительно. Такого странного сочетания вкусов (не просто почитать, а чтоб всё зацепило) не бывает.

- Сборник крайне неоднороден и по качеству. Вообще это свойственно сборникам, естественно, но этот с какой-то уж слишком большой амплитудой. А средние оценки, как обычно, ничего конкретного дать не могут. Если я ставлю одному рассказу (средняя 6 с хвостиком) пятерку, то следующему (средняя тоже 6 с хвостиком) уже десятку. Веллер пробовал, нащупывал ходы, тропы, и за этим интересно наблюдать.

Мой топ рассказов таков, преимущественно это истории с сильной психологической линией: «Колечко», «А вот те шиш», «А может, я и не прав...», «Осуждение», «Хочу быть дворником», «Долги».

Пьеса Бернарда Шоу имеет истоки, собственно, в древнегреческом мифе о Пигмалионе, а позже найдет развитие в самых разных точках культурного пространства: от «Приключений майора Звягина» Михаила Веллера до фильма «Красотка» Гарри Маршалла. То, как я представлял эту повесть себе в голове, несколько помешало восприятию сюжета. Во-первых, я предполагал, что пари двух джентльменов действительно будет иметь хоть какое-то значение для достижения цели воспитывающей стороной — в итоге пари оказалось формальным и бесперспективным толчком сюжета. Во-вторых, я надеялся, что будут показаны трудности постижения главной героиней нового образа — не-а, она с какого-то определенного предложения или действия просто становится другой и всё, никаких подвохов, никаких трудностей и борьбы прошлого внутреннего и настоящего внешнего, никаких докторов Джекиллов и мистеров Хайдов в придачу. А собирался прочесть данную пьесу как раз из-за этих двух пунктов.

Что же тогда в пьесе есть? В ней есть главный герой профессор Генри Хигинс (колоритный и интересный персонаж), помешанный на фонетике, настоящий профессионал, но человек взбалмошный. Образ Хигинса Бернард Шоу взял с фонетиста Генри Суита, который произвел на него сильное впечатление. Также в пьесе есть героиня цветочница Элиза Дулитл (неприятная, честно говоря, особа). Ее же образ Шоу взял с тогдашней своей любовницы. Сам «эксперимент» по обучению цветочницы фонетике проходит сюжетным толчком для их взаимодействия вначале и поводом для скандалов и истерик ближе к концу. В основном-то пьеса скорее о быте и обществе элитных домов Британии тех времен. Произведение больше о социальном расслоении, как бы ни пытался автор максимально раскрыть характеры главных героев, добавив еще и подробное послесловие, всё равно ко многим моментам в их поведении имеются вопросы, касающиеся достоверности и обоснованности последних. Есть главы интересные, есть тягомотные. В каких-то местах даже улыбнулся (какой же театр без неожиданных поворотиков, без них ведь сидящая публика просто уснет). Из типажей, опять же, главных героев вызывает вопросы капризность Элизы в той же степени, что и бесполость Хигинса. Думаешь.. может, это время такое было? Да вроде бы и нет, у Джека Лондона таких проблем в тексте не было, взять хоть «Мартина Идена», в котором тоже освещается быт высших сословий.

Как литературную веху — признаю, как произведение с психологически выверенным конфликтом главных героев, и героини внутри неё самой, — нет.

Первое знакомство с данным автором. И кошек люблю, и рассказ совсем небольшой, поэтому выбрал его.

Ну, что тут скажешь. Полистал я отзывы, хвалят простоту и незамысловатость, что помогает придать истории колорит. Находят мораль в том, что нельзя обижать братьев наших меньших, иначе... (спойлер). У меня эта история вызвала ощущение, что я нахожусь в детском лагере, и мальчишки пытаются перещеголять друг друга рассказом самой страшной истории — и в итоге, разумеется, выходит пшик. Дело даже не в том, что не страшно, того же Кинга я читаю не для того, чтобы испытать ужас, там его нет. Дело в том, что это слишком просто, проще не бывает. И далее складывается ощущение, что такой рассказ может написать почти каждый более-менее грамотный человек, а внимание достается признанному писателю. За что? Постараюсь ответить на этот вопрос, когда прочту следующие вещи Лавкрафта. И еще по поводу морали рассказа. Предположительно автор любит кошек, возможно он хочет пресечь (хотя бы внутренне, метафизически) случаи жестокого обращения с пушистыми созданиями, населяющими города. Но неужели для этого нужно пугать жестокого человека тем, что кошки могут отомстить? А иного способа нет? История криминологии подсказывает, что запретами регулировать общественные отношения получается так себе. Может быть, здесь какая-то другая мысль? Например, о том, как мало мы знаем о животных, и насколько они могут быть таинственны, особенно кошки с их многовековой историей. Если так — принимаю, мысль неплоха. Но опять же — поставь задачу любому человеку, чей разум не в край еще замутнен рутиной, придумать «страшную» историю — получится примерно это. Попробуем еще что-нибудь.

Легендарная вещь. Рад, что она мне попалась в руки. Классическая формулировка «нужно не доверять, нужно верить» играет в сюжете максимально наглядно. Также мощная аллюзия на Рай на Земле при сравнении с розой и пеплом. Тонкая параллель, последовательная подводка к ней, ничего лишнего. В итоге отличная притча, которую можно советовать любому при разговоре о природе веры. И хоть я не разделяю религиозный акцент текста, разграничение одного и другого (веры и «научного доверия») достойно уважения.

Вот что значит отличный писатель! Сразу же захотелось поменять своё отношение к любым странным случайностям жизни (читай — приключениям) и быть открытым к новому и таинственному. О. Генри — поэт жизни. Несмотря на свою тяжелую судьбу его рассказы всегда до краев полны светом и мечтами. В данной новелле писатель создает сюжет, чтобы дать себе ответ на вопрос: где в нашей жизни случайности, а где судьба? Интересны последовательно раскрывающиеся сюжетные детали, которые диаметрально меняют взгляд на ситуацию. Интересно, хватит ли у меня запала восхищения на все сборники рассказов писателя?

— Когда любишь Искусство, никакие жертвы ни тяжелы.

Нежный ироничный юмор + безграничная светлая любовь персонажей + неожиданный поворот в конце = несколько страниц очередного гениального рассказа О. Генри. Рассказ «Из любви к искусству» очень похож на «Дары волхвов». В нем так же есть любящая пара, готовая ради другого на всё. В данном случае мы имеем двух молодых людей, которые увлечены каждый своим видом искусства, и хотели бы добиться в нем успеха, каждый безмерно ценит творческие порывы другого, каждый готов пойти пока что подработать, лишь бы его любимый человек шел к своей мечте. К слову говоря, Уильям Сидни Портер не понаслышке знал, что такое жить в нищете и в то же время заниматься настоящим искусством, которое зачастую работа весьма неблагодарная. Уважаю его за всё, что ему пришлось пройти. Честно, сейчас, как и при рассмотрении рассказа «Дары волхвов», мне очень сложно представить такую ситуацию в наши дни. Возможно, из-за людей. Возможно, из-за времени. Хотя вряд ли можно заявлять, что во времена автора жизнь уж сильно отличалась альтруизмом. Может быть даже, О. Генри писал не в жанре реализма, а в жанре сказок, лирических светлых сказок о великой любви. Как бы там ни было, читать его — одно удовольствие. Каждый раз сначала наслаждаешься красотой слога, затем увлекаешься сюжетом, а в конце закрываешь глаза и физически ощущаешь прикосновение к чему-то светлому и чистому.

Оба рассмеялись, и Джо начал:

— Когда любишь Искусство, никакие жертвы…

Но Дилия не дала мужу договорить, зажав ему рот рукой.

— Нет, — сказала она. — Просто: когда любишь…

Мой первый прочитанный рассказ у Капоте. Сразу виден стиль письма — он образный, но тяжеловесный. Возможно, это особенность именно этого рассказа, ибо целью его было нагнать на читателя вязкий страх и непонимание происходящего. Хорошо представляется картина сюжета, всплывает перед глазами. С другой стороны, у рассказа нет цельности и задачи, чтобы все ружья в итоге выстрелили: почему так важно, что Кей ехала именно с похорон дяди? как объяснить действия на последней странице? зачем она выходила в тамбур? почему вернулась? Впрочем, если воспринимать именно как необъяснимое нагромождение состояния тревоги — сделано качественно. Кстати, рассказ напомнил мне собственный не самый приятный случай в поезде, а это тоже что-то значит, именно на бессознательном уровне восприятия.

Пелевин срезает очередной слой окружающей нас реальности и кладет его сверху на большой торт своей библиографии. Настала очередь информационных технологий.

Актуальность того, о чем говорится в книге, зашкаливает. Быт продвинутого пользователя сети Кеши выточен качественно, прочувствованы тенденции. Кеша — герой нашего времени: у него есть работа в айти-сфере (на которой он троллит пол-интернета), у него есть не самая симпатичная подруга Маша (с которой они поругались, а мириться сегодня уже не было желания — всё желание высосала цукербриновая японочка в гетрах), а еще у него есть безмерное презрение ко всем окружающим (благодаря которому он не чувствует себя таким ничтожеством). Более мелкие детали вроде Майдана, World of Tanks и айфона тоже имеются, но перечислять их все смысла не имеет.

Помимо сквозного сюжета Киклопа книга разделена на три повести. Первая из них — гениальна в своей наглости и оригинальности, комична в своем философизме. Спустя страницы приходит смутное осознание, что речь идет о философском взгляде на мир через игру Angry Birds, где Птицы — злые божества, а Великий Вепрь (зеленая усатая свинья) — главное божество, нашептывающее вибрации, из которых простирается вселенная. Психология божеств, ощущения летящих в цель орудий-людей — всё выполнено на «ура», читаешь и наслаждаешься.

Вторая часть, самая объемная — киберпанковская антиутопия, вполне способная стать самостоятельной повестью, но в рамках романа выглядящая еще лучше. После оруэлловского «1984» это наиболее страшная антиутопия. Особенно в те моменты, когда Ке видит свою телесную оболочку. Вне ее — это мир иллюзий, мир-интерфейс, мир сублимации эмоций, жизни и всего остального. Чем больше появляется деталей, тем страшнее вся картина. И когда, казалось, я уже ничему не удивлюсь в описаниях мира будущего, началась глава про работу Кеши, на которую ходит каждый, когда у него заканчиваются шэринг поинтс. И в этот момент накрывает ужас дикости мира будущего: общество питается болью его индивидов, причем болью в изощренной форме. Как положено в антиутопиях, главному герою попадается информация об истоках возникновения подобного общества, организуется некий мини-заговор, всё это здесь есть. Есть и явные отсылки к Оруэллу: Большой Брат — Little Sister, «Большой Брат любит тебя!» — «Цукербрины любят меня!» И, как обычно в антиутопиях, появляется человек, готовый всё разъяснить об этом непонятном мире, в данном случае такую роль выполняет террорист Бату Караев. Весьма колоритный тип, хотя бы тем, что приложение с ним сопровождается помимо самого Караева милыми овечками, которые перетаскивают кирпичи из одного края белого экрана в другой край. Также много мелких забавных находок Пелевина, таких как эволюция изображения из формата 2D в 5S, практическое переосмысление строки классика «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет» или символичные команды перед соитием с супругой «Окей, пинис, райз энд шайн!»

Первые две части объединяет персонаж Кеша, Кеша настоящего и Кеша будущего, и в обоих временах он зачастую занимается онанизмом. Здесь не всё так плоско и похабно, как может показаться. Дело в том, что на примере кешиной мастурбации Пелевин показывает, как искусственные девайсы высасывают из человека его природную силу, всё естество, для которого он был создан эволюцией. В итоге имеем полную сублимацию любой естественной потребности, бег белки в колесе, имитацию ради имитации жизни. Процесс ключевого занятия хорошо передан в следующей цитате автора: «Еще в двадцать первом веке секс-контент занял большую часть сетевого трафика. И с тех пор его объем только рос. Вдумайся — миллионы потребителей порнографии целыми днями доводят себя до кипения на раскаленной плите, которую они сами включают у себя под задницей. Они обманывают свой мозг, обдавая жаром похоти наведенные на них электронные приемники и антенны. Совокупляются с кремнием.»

Третья часть — самая короткая и самая светлая из всех. История чудесной девочки Нади. Она же Надежда. Она же Spero. Этот персонаж — настоящий свет в конце тоннеля, глоток добра на фоне смрадного воздуха презрения, хэппи-энд во плоти. Сначала, в первой части, Надя была одним из сотрудников кешиной конторы, в конце она становится Ангелом в своем собственном Эдеме. Высокая, сложная и перекликающаяся с другими часть. Киклоп говорит, что события в Эдеме действительно происходят в одной из версий будущего, с другой стороны, сюжет жутко напоминает рассказы Пелевина «Иван Кублаханов» и «Отель хороших воплощений», из которых можно сделать иной вывод: всё происходящее — фантазия девочки Нади за несколько дней до взрыва, когда она еще сажала в горшки с цветами разноцветных зверюшек и тайком разговаривала с ними. Можно сказать, она проигрывала этот самый Эдем в голове, а можно понимать и прямым текстом сказанное Киклопом. В любом случае часть не менее увлекательна. Уверен, что именно в ней желающие найдут больше всего потаенных христианских смыслов, помимо общей концепции троицы цукербринов.

Резюмируя, скажу, что данная книга Пелевина крепкая, весьма оригинальная, актуальная, нередко летающая в высоких плоскостях, что в принципе должно быть свойственно затронутым темам Эдема и киберпанковской антиутопии. Один недостаток — ее чтение не летит от страницы к странице, она в меру тяжеловесна, в отличие от похожих «S.N.U.F.F.», «Ананасной воды...» и «Поколения П».

P. S. Довольно странно наблюдать одни и те же отзывы на поздние произведения автора о том, что, мол, это всё уже было, это просто другими словами, ничего нового и т.д. Зачем тогда, собственно писать их? Вы ведь тоже повторяете тем самым одну и ту же мантру:)

***

Напоследок поделюсь своим стишком, который я написал еще до прочтения книги, услышав где-то ее основную идею, пускай тогда и в более упрощенной форме:

Под пёструю триаду цукербринов,

Меж постсоветских ссылок непрямых,

Мечта зрачков на_веки устремилась

В пустые, но прекрасные миры.

Солдат нёс службу на посту, где были лайки,

И где репост — огромный сенбернар,

Где он шагал, держа себя «на автомате».

Война... эх, непростые времена.

И жизнь перетекала, как бутылка Клейна:

Маньяк, футбольный тренер, контр-террорист...

Здесь всё так ярко, весело (наверно),

Но главное, чтобы компьютер не завис.

Интересная задумка, обыгрывающая тот момент, что люди называют предметы, обозначения которых они забыли, всякими финтифлюшками, штучками-дрючками, чепушинками и прочими прелестями. Созидательный подтекст фантазии человека интересен. Метафора некоего ящика Пандоры, где всё на виду — и всё равно непонятно, как это работает. Да, идея забавная.

Что касается морали и сюжета — здесь проще некуда: то, что дает тебе преимущество и неоправданный бонус, может сыграть и против тебя. В духе антивоенной фантастики.

Я не физик, касательно научной составляющей доверюсь критическим отзывам и здесь, и на флибусте. Сам могу оценить, как оценил бы гуманитарий.

Сама по себе постапокалиптика становится настолько типичной и стандартизированной по форме, что при прочтении каждой фразы вспоминается то одно произведение, то другое. Больше всего в данном случае вспоминался завершающий рассказ сборника «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери — «Каникулы на Марсе»: та же семья, пытающаяся выжить среди пустоты, те же отсылки к истории человечества, которое дошло до такого, и прочие-прочие клишированные ходы. Рассказ совсем крохотный, погрузиться в зарисовку не успеваешь, ибо персонажи проработаны слабо, какая-либо эмпатия отсутствует, сюжет скачет понятно откуда и понятно куда. Даже повествование от лица ребенка не спасает. Опять же скажу, что научные обоснования не только, видимо, не выдерживают грамотной критики (не мне судить), но и невероятно скучны, как и весь рассказ в целом.

И что самое грустное, тема ведра воздуха не раскрыта, которая, собственно, и спровоцировала прочесть рассказ.

«В том-то и дело. Вот он и дал указание подсуетиться и подготовить прочувствованную книгу о том, как граф Толстой на фоне широких полотен народной жизни доходит до Оптиной Пустыни и мирится перед смертью с матерью-церковью. Такую, знаете, альтернативную историю, которую потом можно было бы постепенно положить на место настоящей в целях борьбы с ее искажением. Идея, конечно, знойная, особенно если ее грамотно воплотить.»

«t» — Философский боевик. Книга, в которой повествуется попеременно об опасных перестрелках и преследованиях графа Т. и о поиске смысла своего существования главным героем. Никогда еще у Пелевина так, что называется, не пахло жареным: роман полон погонь, боев, перестрелок; не стоит забывать, что граф Т. — знаток боевых искусств. Опорные пункты философской же стороны грамотно обозначены уже в самом начале: концепция многобожия от княгини Таракановой, а также история, рассказанная создателем-Ариэлем о его дедушке, считавшем всех, кто создает дополнительные сущности (писателей), демонами. Оба эти утверждения в дальнейшем найдут развитие и будут влиять на ход всего романа.

«t» — Постмодернистская ода. Есть такая довольно популярная в интернете картинка о конфликтах в различных направлениях в литературе. Согласно ей, к примеру, в классике преобладают конфликты «человек-природа», «человек-человек», в модернизме — «человек-общество», «человек-отсутствие бога», а в постмодернизме — «человек-реальность» и «человек-автор». Около года назад я прочел рассказ того же Пелевина «Бубен Нижнего мира», который меня тогда поразил. Только вдуматься.. рассказ, где его прочтение — самоцель и главная мораль. В тот момент такая литературная игра мне показалась находкой, а позже впечатление добавилось пьесой «Шлем Ужаса». И вот — возвращение блудного автора, протягивающего руку читателю, именуя его героем сюжета. Прекрасная литературная рекурсия. И дело не только в этом.. Идея с квестом графа Т., самого не понимающего что это за Оптина Пустынь и как ее найти, переложение стилей и персонажей классики в духе «Голубого сала» Владимира Сорокина — всё это создает должное ощущение продуманной литературной игры.

«t» — Роман-матрешка. В чем-то это произведение можно считать детективом: граф Т. пытается разобраться, кто по отношению к кому в этом мире является создателем. И на протяжении всего сюжета мы решаем две задачи — разбираемся, кто создатель, и ищем Оптину Пустынь. Если проследить самую большую из имеющихся цепочек, то ближе к концу романа она следующая:

В «t» очень много юмора. Начиная с «поберегись!» и «непротивления злу насилием», под которое подпадает столько хитростей, что каждый раз удивляешься и гадаешь: «А что же знаток боевых искусств граф Т. выкинет в следующий раз?» (Напомнило, как Эрик Картман из Южного парка каждый раз говорил, что он не жирный, просто у него кость широкая/он приятно округлый/его организм не дорос до его веса/у него прекрасная комплекция вратаря/у него просто другой путь...). И заканчивая массой смешных моментов об актуальном сегодня творческом коллективе Ариэля, о литературной карьере простолюдинки Аксиньи и о шутере с мертвяками (мертвыми душами), которых должен отстреливать сам Федор Михайлович Достоевский. А лично для меня самый смешной момент был, когда граф Т. начал подходить к прохожим и объяснять, мол, сегодня такой приятный день, понаслаждайтесь солнцем и теплом, ибо когда я от вас отойду, вы перестанете существовать, потому что я главный герой книги:)

Искренне надеялся, что преимущественно негативные отзывы на книгу вызваны чем-то субъективным, или хотя бы просто усталостью читателей от пера Виктора Олеговича. Но нет. Тягомотина продолжилась, как и пелевинский вампирский цикл «Рама II».

Мне нравится поздний Пелевин, возможно, не меньше, чем ранний. Его крепкая «Ананасная вода», великолепные «t», «Лампа Мафусаила» и «S.N.U.F.F.» наглядно демонстрируют, что при желании автору есть чем удивить фаната или просто читателя. С другой стороны, роман «Бэтман Аполло» одним махом объясняет всё, за что в позднего Пелевина упорно летят гнилые помидоры. Ибо если кому-то захочется раскритиковать творчество Пелевина, выделив все худшие стороны автора — ему достаточно просто беспристрастно пересказать основную мысль этой книги, не забывая так же объективно перечислить все её особенности. Грубо говоря, «Бэтман Аполло» — настоящая паршивая овца в прекрасном стаде книг одного из моих любимых авторов.

Рама Второй продолжает своё путешествие, если его можно так назвать, по ещё большему количеству локаций, ещё более беспредметных, бессмысленных и скучных, затевая ещё больше бесед с разного рода вампирами, халдеями и андэдами, чем в первой книге «Ампир В». Первый недостаток в том, что действительно все перемещения главного героя абсолютно бессмысленны и, конечно же, не вызывают сопереживания, так как они ничем сюжетно не обусловлены, они максимально внезапны и необходимы лишь для очередной беседы о «правильном понимании мира». Второй глубокий провал в том, что такого рода подача своего видения устройства мира невероятно скучна. Я хорошо отношусь к той части книг Виктора Олеговича, где он задвигает о солипсизме и буддизме, и меня всегда радовало, что до этого, в большинстве случаев, подача одного и того же разнопланова. Вспомнить хоть «Шлем Ужаса» — прекрасная подача своих идей в форме чата о внутреннем лабиринте ума, «S.N.U.F.F.» — подача солипсизма через сур и глаза видеохудожника, «Священная книга оборотня» — через хвост и культурное наследие мира в маленькой головке лисицы. Пелевину это удавалось много раз. Но не сейчас. Эксплуатация достаточно вымышленной, с одной стороны, и крайне безынтересной, с другой, фабулы не играет на руку донесению очередного трактата. Третий недостаток — вторичность социальных подколок, которые свойственны книгам Пелевина, здесь они повторяющиеся то из «t», то из «Generation П». Четвертый — глумление над «протестом» и над событиями на Болотной площади, как бы мы к ним не относились, вышли недоработанными, символическими, маркетинговыми ради большей продажи своего философского труда. И последний, пятый, недостаток... Представьте... Рома/Рама в течение почти двух книг объемом страниц по 300-400 слушает и слушает тех, кто его учит жизни, слушает и слушает. Сколько раз ему говорят учителя и собеседники: «Ты так ничего и не понял, Рама». Даже в мыслях Рамы частенько проскакивает после обильного загруза подобный абзац: «Я решил не спрашивать у него, что это такое, а он тем временем продолжал...» Понимаете, да? То есть автор сам как бы расслабляет своего слушателя, чтобы он особо и не заморачивался над ментальными выкладками. Не понял? Автор объяснит немного другими словами. Снова не понял? Автор объяснит метафорой. Блин, опять не понял? Автор объяснит шуткой или сведёт к шутке. И что самое смешное... Вот слушал все эти трактаты Рама в течение почти двух книг цикла. Что же происходит в самом конце? А я напомню: наконец-то Рама Второй стал настолько способным умничать, что сразу же научил жизни и своего водилу Григория, и затем мента полковника. Осознание этого меня просто выбило из колеи. Получается, автор прямым текстом говорит своему читателю: «Послушал урок в течение 700 страниц? Молодец. Теперь можешь ходить по улицам и умничать столь ценным и исключительным Знанием.»

Среди моря скучной тягомотины и вторичности могу выделить три кусочка, которые для меня имеют ценность в этой книге: 1) разговор с Дракулой (глава 11 «Dionysus the Oracular»); 2) разговор с Бэтманом Аполло (глава 15 «Omen»); 3) подколка в адрес Владимира Сорокина (приложение «Сркн»). Но эти фрагменты, естественно, не спасают.

Сокращение «S. N. U. F. F.» расшифровывалось так: «Special Newsreel/Universal Feature Film». Это можно было примерно перевести как «спецвыпуск новостей/универсальный художественный фильм».

Полагаю, мой личный квадрат любимых произведений Виктора Олеговича дочерчен до конца. «Омон Ра», «Числа», «t» и вот, наконец, последней вершиной становится «S.N.U.F.F.». Две соседних вершины очень забавны и пёстры по содержанию, две других — крайне депрессивны и после прочтения оставляют чувство опустошенности. Две соседних, но уже в другом измерении, вершины — хронологически первая половина творчества автора, две других — вторая. Образы тоже в голове как-то сформировались... «t» — это бесконечная рекурсия двух зеркал, героя и автора, где между ними слышатся дикие вопли души древнего писателя, закованного в кандалы, созданию которых он и посвятил всю свою прошлую жизнь. «Числа» — это клерк в солидном костюмчике, в галстуке с рисунком Пикачу, рассказывающий жутко пошлые и грязные офисные шутки с каменным лицом, а над его головой висит ореол цифр из троек и четверок. «Омон Ра» — это, в первую очередь, черное небо, в котором парят красные соколы с пустыми зрачками, и летящая в этом небе огромная ядерная бомба, после которой остаются только клочки, обрывки всех положительных и доблестных слов и лозунгов. И наконец, «S.N.U.F.F.» — это жужжащий кислотно-едкого зелено-розового цвета лазер, пронизывающий пространство медленно и с мучениями, оставляя лишь рваные раны технологических и биологических механизмов там, где раньше были любовь, нежность, мультиполярный мир и собственное «я».

«S.N.U.F.F.» — пелевинская «Война и мир». Повествование стартует накануне очередной войны между Оркландом и Бизантиумом, между представителями орков и людей, по классике начинающейся случайной стычкой, казусом с участием мирных граждан, в результате которого появляется повод сместить прежнее правительство орков. Глазами орка Грыма мы видим масштабное сражение, и благодаря бойцам людей (огромным статуям, ящерицам, бэтмену, черепашкам-ниндзя) мы понимаем, что в данном случае речь идет о битве культур. Это единственная сцена крупной битвы во всем творчестве Пелевина, и сделана она здорово.

Мир книги настолько биполярен и полон аллюзий, что поражаешься умению и остроумию автора. Парящий над Сибирью офшар, где высокотехнологичная лучшая жизнь. Облезлые бетонные трехэтажки Оркланда, где пьяная родня распевает «Из этой жопы х..й уедешь» и «Е..л я родину такую». Отношения двух миров находятся в сложном симбиозе. Орки относятся со смесью заискивающей робости и лютой ненависти, о чем говорит автор. Люди же понимают необходимость существования более слабого соперника, чтобы посредством него оправдывать всяческие потребности своего общества.

Так свойственный Пелевину солипсизм в этом романе играет новыми, свежими красками аж дважды: видео-полеты и суры. 1) «Впрочем, где мы, пилоты-надомники, на самом деле? В своих тесных комнатах или в оркском небе? И где это небо — вокруг моей «Хеннелоры» или в моем мозгу, куда его транслируют электронные удлинители глаз и ушей?» 2) «Люди принимают решения на основе прецедентов и опыта. Человек — это просто инструмент приложения культуры к реальности. Сура, в сущности, тоже.» Важно отдельно сказать, что более применимых и уместных для всё того же солипсизма у Пелевина еще не было. И если с видео-полетами как-то более-менее всё ясно — факт вовлечения в виртуальную реальность многими авторами хорошенько и толково описан, еще начиная с рассказа Герберта Уэллса «Замечательный случай с глазами Дэвидсона» — то с сурой всё гораздо сложнее...

Сура описана таким образом, что под нее смело можно подставить человека, и его механизмы поведения. Автор говорит, что сура принимает решения на основе прецедентов и опыта, позже она принимает решения на основе сопряжения множества случившихся прецедентов и выбирает наиболее уместный, исходя из кучи-кучи социальных и прочих факторов. Теперь вопрос: Чем сура не человек? Великолепно подобранный пример парадокса китайской комнаты подтверждает эту мысль. Позже она закрепляется примерами о тесте Тьюринга и течении бихевиоризма. И с данных позиций, в итоге, в доме их находится двое — человек и его сура, где, в сущности, оба роботы.

Есть и другая позиция. До жути противоположная и столь же правдивая — в своем доме Дамилола находится один. Об этом не раз упоминают и он, и сама Кая. Формально и фактически, он купил себе максимально реалистичную версию секс-игрушки, куклы, которая общается, подмигивает, знает всё о его теле, знает как себя надо вести и... обладает помимо всего прочего параметром «сучество». Это настоящее открытие Пелевина: изобразить женскую особенность поведения в виде параметра на секс-кукле в фантастическом романе. Браво! Речи Каи соблазняют каждым сказанным предложением. И автор, и главный герой, и читатель — все понимают, что речь идет о машине, искусственном механизме. Все трое постоянно в голове держат эту оговорку. Но она не спасает, этой мысли недостаточно. В сущности, главный герой занимается сексом сам с собой, с удачно собранным зеркалом своих потребностей и желаний. Вот здесь и кроется ответ на «сучество». Для максимального удовольствия и, что важно, не угасающего интереса требуется постоянная эмоциональная подпитка. Есть масса утверждений, которые я слышал от разных источников (и в книге Михаила Веллера «Всё о жизни», и в методиках пикап-соблазнения), и все они сводятся к одному — максимальные интерес/влечение/ощущение жизни будут лишь в случае эмоциональной волны, причем постоянной. От положительных эмоций к отрицательным, от отрицательных к положительным — и так далее. Здесь и объясняется «сучество», классическое женское поведение «чтобы милый не скучал» и, собственно, вызовы на ревность самой суры Каи. Получается, Дамилола сам этого хотел, а вернее, хотел организм и сексуальное влечение. Поэтому столь уместен образ с «качелями наслаждения», на которых необходимо снять блокировку и сделать в конце концов солнышко... Во время этих рассуждений мне вспомнился всем известный эксперимент с подопытной мышкой, которой поставили в клетку кнопку, вырабатывавшую эндорфин путем воздействия электродов. В итоге мышка не хотела ни есть, ни спать, она тупо нажимала и нажимала на кнопку... Страшное чувство паранойи удовольствия... Но здесь есть контраргумент: Дамилола, впервые испытав наслаждение «качелей» осознал, что весь предыдущий опыт никчемен и тускл, и вот теперь он понял, для чего жил. Что же тогда? Нам блокировать своё желание получения максимального удовольствия? А ради чего? Ради биологических потребностей вида? А если не блокировать, то поддаться жажде этого удовольствия, опять же, как животное? Этот неразрешимый вопрос меня разрывает, если честно.

Дилемму максимального удовольствия невозможно разрешить однозначно так же, как и ответить на вопрос, на чьей стороне сам автор: на стороне внутренне мёртвых, неестественных, окруженных сплошной имитацией рабов удовольствия? или на стороне примитивных, грубых, завистливых и недовольных пожирающих себя орков? Ответа нет.

Обе дилеммы невозможно разрешить однозначно так же, как и ответить на вопрос, сколько человек в доме Дамилолы: один, только потому что кого-то формально назвали человеком, а кого-то сурой? ни одного, потому что и сура, и человек — лишь совокупность поведенческих механизмов, обусловленных оптимальными факторами? двое, потому что у обоих имеются признаки самосознания и абстрактного мышления? Ответа нет.

Гениальный роман.

Дело непростое.

Роман «Empire V» изначально мне казался некой квинтэссенцией того, что Пелевин хотел бы заложить в свою, громко скажу, главную вещь в творчестве. Соединение наиболее удачных и принятых читателем предыдущих вещей под одной обложкой: много солипсизма и прочей философии от «Чапаева и Пустоты», диагноз эпохи под соусом конспирологии от «Generation П», шикарная глава истории детства главного героя, весьма похожая на «Омон Ра». Всё это в результате дает полную выкладку того, о чем хотел бы сказать Виктор Олегович в 2006 году. Огромная масса великолепных подколок над эпохой, обществом и его стратами. Цитировать очень хочется, и много, но не буду, сложно выделить что-то отдельное замечательное. Плюс сам главный герой интригует своей обычностью и клеймом неудачника. Все эти факторы притягивают и заставляют поставить заслуженную десятку.

Так мне казалось до середины романа.

Вернее, это уместно вытекало из первой трети романа, но пропасть я ощутил, дойдя до середины. После прочтения условной трети книги философским концепциям и выкладкам нет конца. Они продолжаются снова и снова. Вводятся халдеи, вводится Дерево Жизни, вводится Иштар, принятие баблоса. За всеми этими беседами теряется, если вовсе не исчезает, само повествование и динамика. Герои становятся всё более плоскими, словно по ним проезжает асфальтоукладчик. Вокруг нескольких терминов — гламур, дискурс, баблос — закручиваются всё новые диалоги. Это приводит в уныние. Кстати, из кучи определений гламура и дискурса я процитирую наиболее существенные для меня трактовки, ибо в них хоть что-то можно вычленить: «Дискурс — это мерцающая игра бессодержательных смыслов, которые получаются из гламура при его долгом томлении на огне черной зависти. А гламур — это переливающаяся игра беспредметных образов, которые получаются из дискурса при его выпаривании на огне сексуального возбуждения.» В этом абзаце важно обратить внимание на то, что мне философские трактаты Пелевина обычно нравятся. Что в старом «Чапаеве», что в новых «Ананасной воде» и «Лампе Мафусаила». А отличие в том, что в этих книгах было много чего еще помимо философии: интересный сюжет, свежий взгляд, неожиданный подход к той же проблеме солипсизма, что и обычно. А вот в «Ампир В» — серость.

В итоге встает дилемма. Однозначно оценить весь роман непросто. Великолепные первые 150 страниц, затем непреодолимое болото философских выкладок без чего-то принципиально нового для автора, и динамичная концовка, которая вроде бы как должна стереть неприятное чувство срединной лекции, но я не повёлся, увы. В завершение всё же приведу одну цитату, уж больно она хороша:

"— И здесь, и везде, — сказал Иегова. — И всегда. Проследи за тем, что происходит во время человеческого общения. Зачем человек открывает рот?

Я пожал плечами.

— Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать. Одновременно с этим он старается объяснить окружающим, что их тип потребления гораздо менее престижен, чем они имели наивность думать. Этому подчинены все социальные маневры.Больше того, только эти вопросы вызывают у людей стойкие эмоции.

— Вообще-то мне в жизни попадались и другие люди, — сказал я с легкой иронией.

Иегова кротко посмотрел на меня.

— Рама, — сказал он, — вот прямо сейчас ты пытаешься донести до меня мысль о том, что ты имеешь доступ к более престижному потреблению, чем я, а мой тип потребления, как сейчас говорят, сосет и причмокивает. Только речь идет о потреблении в сфере общения. Именно об этом движении человеческой души я и говорю. Ничего другого в людях ты не встретишь, как не ищи.»

Отзыв на этот рассказ я уже писал, но не могу не изложить открывшееся мне только что откровение. Слушал я лекцию Дмитрия Быкова о повести Стругацких «Пикник на обочине», когда речь дошла до золотого шара и мясорубки. Я моментально вспомнил рассказ Силверберга «Вот сокровище...» и спешу поделиться.

Что такое этот самый страж, и какое сокровище он охраняет? Удивлю вас, пожалуй, но этот страж — женщина. Девушка, женщина, возлюбленная, как угодно. Все, кто приходил к стражу ранее, правильно отвечали на все вопросы и всё равно подвергались смерти. Один из главных героев напротив — говорил несусветную чушь, но зато так уверенно, так легко и непринужденно, что страж принимал эти ответы, ведь ему по сути, оказывается, было всё равно, что говорит спрашиваемый. В беседах с девушками тот же коленкор: говоришь что угодно, главное сам веришь в то, что говоришь, — и всё хорошо. А с сокровищем всё ещё проще: сокровище — это житейское счастье, которое достижимо только в случае получения одобрения стража этого счастья:)

P.S. Естественно, это просто одна из версий толкования. Но мне она показалась жутко забавной и подходящей.

Очень милый святочный рассказ. Девочка со спичками стоит на перекрестке центральных улиц и дает прикурить всем, кому это необходимо.

Быков забросил сразу несколько идей в эту коротенькую историю. Во-первых, о том, что любой человек нуждается в сочувствии, желает быть выслушанным. Не зря ведь девочка стоит в центре любого города-миллионника. Во-вторых, вспоминается Михаил Веллер с его мыслью, что нельзя заполнять себя одной проблемой, ее можно решить, да и много других радостей есть в жизни помимо зудящей в голове проблемы. В-третьих, вспоминается рассказ Рэя Брэдбери «Марсианин». Там марсианин становился тем, кем его хотели видеть, и в рассказе Быкова девочка давала то, что человеку было необходимо. Но в обоих случаях находились те, кому от главного персонажа было нужно не то, для чего он создан. Приручить, поймать, захватить — всё это античеловеческое, но не чуждо людям, на то они и люди.

А задумка с разноцветными, и финальной черной, спичками доставляет особое удовольствие некой сказочной рождественской милоты. Забавный момент, когда каждый «прикуривающий» тянулся к черной спичке... Вот как знал он, что за ней скрывается... Ведь действительно, любому проще пропасть и послать всё к чёрту, нежели мучиться и разбираться с трудностями.

«Я подошел к двери и постучал. Молодой, немного клетчатый голос меланхолично ответил «войдите». Я осторожно вошел и огляделся. Комната больше напоминала медицинский кабинет, чем гостиную или бассейн, в углу сидел белый топчан, накрытый соленой клеенкой, у окна стоял стол в окружении спящих кактусов, на стене висел календарь на несуществующий год, рядом стыдливо ютился шкаф с книгами и почему-то детскими игрушками. За столом сидел человек в холодном пиджаке, в больших тусклых очках. Я навел на него взгляд и кликнул левым глазом, но информации не оказалось.»

Весьма качественный рассказ от лица сумасшедшего-программиста. Первый абзац настолько интригует своей самобытностью, что ощущаешь, как мозг начинает буквально оттягиваться, разложившись на диване и закатив глаза. Подобные неуместно характеризующие прилагательные заполняют всё повествование. Также много острот на многозначности слов.

Что же касается сюжета — он тоже оригинален. Читать подобное весело и занятно. Напомнило трипы главного героя «Generation П», только без переборов с заумностью.

Сборник «Ананасная вода для прекрасной дамы» 2010 года очень похож на сборник «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана» 2008 года. И по формальным признакам (по 5 произведений, два из которых больше остальных и являются практически повестями), и по формам изложения (обычные рассказы + псевдодокументалистика). Но если сборник-2008 можно было охарактеризовать как перепев старых тем на современный лад, то сборник-2010 — нечто совершенно своеобразное и вполне органичное, цельное. Считаю, логичней было назвать книгу не «Ананасная вода для прекрасной дамы», а «Боги и механизмы», которое используется в оглавлении. Ибо в этом вся соль сборника.

Боги и механизмы — их взаимоотношения многогранны и раскрываются Пелевиным с разных ракурсов, с использованием различных художественных и сюжетных средств. Но, что интересно, они остаются ключевой идеей в каждом рассказе-повести всего сборника:

Операция «Burning Bush» — с помощью механизма главный герой становится гласом Господа для сильного мира сего — президента Сша. Прекрасно очерчены фазы и акценты взаимоотношений «Бога» и его избранника, начинаясь испугом от чуда и заканчиваясь искренней взаимной заботой. Здесь прекрасно видно, что и Бог в ответе за того, кого он приручил;)

Зенитные кодексы Аль-Эфесби — люди создают настолько живые военные механизмы, что те фактически обретают подобие сознания, искусственный разум, а люди в свою очередь становятся подобны богам, слепившим из металла и проводников нечто мыслящее. А вот насколько живой этот искусственный разум — предстоит узнать из повести. Возможно, «боги» даже чересчур перестарались.

Созерцатель тени — здесь продемонстрирован механизм соединения с чем-то мистическим, божественным, посредством собственной тени, знающей гораздо больше.

Тхаги — показан механизм работы секты мирового Зла. Каким должно быть настоящее Зло, и какую службу оно ожидает от своих верных подданных.

Отель хороших воплощений — описан механизм появления задатка жизни некоей абстрактной Маши с помощью божественного ангела, осведомляющего Машу, что и как ее ждет. То есть механизм рождения духовного до рождения физического.

Таким образом, красной нитью через весь сборник проходит сопряжение терминов «боги» и «механизмы», что весьма приятно, виден серьезный подход, что бы там кто не говорил о некоем ленивом Пелевине, который стал писать последние книги левой ногой, лишь бы их пустили в печать. Повторюсь, сборник «Ананасная вода...» гармоничней предыдущего аналогичного сборника. Как-то давненько я планировал прочесть лишь один из этих сборников и долго метался, какой же выбрать, ибо, округляя, отзывы были примерно равны в критике. Но теперь я точно убежден, что эта книга сильнее. И это не уменьшая преимуществ «П5», в котором замечательные «Зал поющих кариатид» и «Ассасин». Столь же чудесны в «Ананасной воде...» — «Операция Burning Bush» и «Зенитные кодексы Аль-Эфесби». А последние так вообще лично для меня просто выше всяких похвал, давненько у Пелевина с таким качеством не сталкивался.

А что же с названием сборника всё-таки? Я, конечно, остаюсь при своем мнении, но ход Пелевина тоже весьма интересен: назвать сборник так, что это будет упомянуто всего лишь один раз, в самом последнем рассказе, в третьем абзаце с конца. В какой-то мере остроумно, также в какой-то мере весьма звучное название для сборника, полагаю, обеспечило должный маркетинговый эффект.

Кому-то рассказ показался несколько «чернушным», но следует указать, что, во-первых, Пелевин вырисовывает пошлые моменты рассказа с минимальными контурами, проходит по ним по касательной, а во-вторых, мне нравится такой Пелевин. Злобный — но романтичный, пошлый — но правдивый.

Ангел создает свою очередную форму, на этот раз девушку Машу, и предлагает ей посмотреть момент ее создания в отеле, где бухают и пилят бабло два противных мужика, и к ним заходят колонной красивые стройный девушки. Неловкими мазками автор демонстрирует основные контуры, перемешивая их с диалогами ангела и ничего не понимающей Маши, но в итоге Маша отказывается являться на свет (на такой свет). Действительно, мир показан просто ужасным, каким он порой и является. Но обещания ангела о том, что Маша станет прекрасным воплощением — богатой красавицей, родившейся в Лос-Анджелесе, — не играют роли.

Отличный финал. Внезапно появившись из ниоткуда, оба уходят в никуда, чтобы снова встретиться уже в другом виде и в другое время. Романтично, насколько это возможно при такой-то фабуле.

Зло коварно тем, что служить ему верой и правдой, как это обычно принято, может оказаться не столь уж приятно.

Хороший разбор истоков и корней зла в начале рассказа, забавные метафоры с Родиной-матерью и Ладой Калиной. Ну, и концовка рассказа, конечно, ставит жирную точку, подводя итог всему рассказу.

Во многих рассказах Пелевин уходит в свой любимый буддизм, в переплетения философии, используя именно сложные слова, и, конечно же, рассуждения о том, что всё вокруг нереально, иллюзия, тень. В данном рассказе автор с помощью своего главного героя изучает таинственную природу тени. Всё бы ничего, если бы не масса «сложноты», через которую приходится буквально пробираться в тексте, ибо читать эти абзацы — удовольствие небольшое. С другой стороны, нельзя не отметить традиционно трепетное отношение Виктора Олеговича к природе какого-то явления, в этом случае — тени. Здесь и применение мифа Платона о пещере, и упоминание встречи Александра Македонского с Диогеном с его известной фразой «Не загораживай мне солнце», и самое главное — выращивание тени в домашних условиях. Эти несколько хороших моментов, да и еще парочка удачных, не перекрывают неинтересность основной массы текста. Читать лишь в составе сборника, иной роли рассказ вряд ли заслуживает.

Кажется, худший рассказ из цикла «Сказки» Кира Булычева.

Я в принципе не воспринимаю фантастический боевик как жанр, да и просто боевик. Если сейчас что-то отдаленное пытаться вспомнить... «Бегущий человек» Стивена Кинга это боевик? Если да — то боевик там вовсе не главный, а если нет — то и вопрос, собственно говоря, снят.

Перестрелки двух главных героев с этими самыми инопланетными лебедями читаются плохо, беготня и «скрывашки» в пещере — тоже. А, по большому счету, там ничего больше и нет. Единственное, что порадовало, так это описание реки, как бы намекающее на то, что она молочного цвета и берега вязкие, жидкие (кисельные). Но эти приятные плюсы — мелочь, без которой оригинальной сказки вообще бы не осталось.

Прорисовка сюжета в данном рассказе-сказке довольно ясна, вполне фабульна, если сравнивать с оригиналом. Здесь есть именно то, ради чего вообще, как мне думается, и писались вообще булычевские сказки: а) переложение историй на фантастический лад; б) предоставление рационального объяснения, почему и как такая фабула родилась, откуда у нее ноги растут, и чем она обусловлена. С обеими задачами конкретно это произведение справилось. А концовка весьма лаконична и хороша.

Эта сказка Булычева из тех случаев, когда концовка на всё открывает глаза. Вроде бы читаешь такой, читаешь. Приходит в голову мысль, что это уж больно сильно воспроизводит сам оригинал сказки... а потом Бац! Оказалось, дело совсем в ином. Здесь появляются и серьезные вопросы касательно свободы воли (что не свойственно для предыдущих сказок цикла), и четко проработанные переживания главной героини. В общем, рассказ выигрышный, да и остроумный, чего уж там. Поставить оценку больше не могу, мешает ощущение дословного передирания с оригинала, которое, конечно, улетучилось с последней страницей, но осадок остался.

Оригинальная сказка взята словно лишь для первичного толчка сюжета. В остальном это приколы в стиле Роберта Шекли, только ниже уровнем. Конечно, мне понравилось инопланетное толкование и принцессы, и горошины, но этого маловато.

Цикл Кира Булычева представлен шестью сказками, переложенными с оригинала в фантастическую плоскость. Цели для таких сказок я вижу следующие: собственно, придать истории фантастический элемент; с помощью этого фантастического элемента обосновать странность и своеобразность сказок-первоисточников; и добавить фирменный юмор автора. Какие-то рассказы этих целей не достигли, а какие-то справились. В целом, цикл довольно занятный, ибо интересно, как Булычев переложит новый конкретный сюжет в своё профессиональное русло.

По качеству, как это обычно и бывает, сборник неоднороден. Лучшие рассказы: «Репка», «Теремок», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка». Имхо, провал сборника: «Гуси-лебеди». Ну, и нечто среднее, со своими плюсами и минусами: «Синяя борода» и «Принцесса на горошине».

Прочел свой первый рассказ из цикла «Великий Гусляр». Два дня ходил вокруг да около этого цикла и, наконец, решил удовлетворить любопытство.

Рассказ, в первую очередь, легкий. Очень быстрое изложение сюжета, именно теми словами, чтобы читатель всё понял сразу и однозначно. Довольно странно с моей стороны давать такую характеристику, но при прочтении возникло именно такое ощущение. Навскидку кажется, что Булычев — мастер лаконичности. Что же собственно по сюжету? Профессор Минц изобрел препарат, который лечит от всех болезней. Автор доносит правильную мысль по итогу первой трети рассказа: жизнь человека — это взлеты и падения, лихорадка и отчаяние, смех и влюбленность, то есть излечиться от всего — значит перестать жить вообще. Последующие две части рассказа повествуют о забавных, даже анекдотичных, ситуациях применения подобных лекарств. В первом случае Минц разделил компоненты препарата-от-всего по принципу первой буквы в названии болезни, а во втором случае профессор лечит склероз своего соседа довольно необычным способом с использованием зеркала.

Очень легкое и очень непринужденное чтение.

Атмосфера крохотной базы на астероиде классная, здорово передан основной лейтмотив оригинальной сказки, а вот мораль вышла даже добрее, чем в деревянном Теремке. Ведь если там он в итоге разваливается, что намекает маленьким детишкам, что во всём нужно знать меру и пр., то здесь приглашение на огонек последнего путника выручает всю компанию. Такое, своего рода, гостеприимство до конца.

А по мне дак забавный рассказ. И мотивация выращивания такой репки показана, и причина собственно, почему репка такой выросла, и, самое главное, почему именно Мышка оказала столь важной в ответственный момент:)

А по поводу того, что, мол, дед ничего сам не сделал якобы для победы на конкурсе, и никакой заслуги в его выращенной репке нет... Товарищи, я вас умоляю, не занудствуйте, пожалуйста. Думаю, никто не будет спорить, что в оригинальных, классических сказках очень часто побеждает хитрость, а не честь и отвага. Добро всегда пыталось схитрить. Вспомнить хоть Кота в сапогах, схожие примеры назовете и сами.

Пожалуй, лучшая вещь Пелевина, выполненная в документальной форме.

> Проекция пещерного мышления на сложнейшие нейронные сети двадцать первого века оказалась пугающе эффективной.

Пересказать сюжет повести будет непросто, да и не нужно это. Стоит сказать главное — повесть о борьбе развитого технологически, ресурсо-перенасыщенного, болотно-информационного Дяди Сэма с примитивно-радикальным, непосредственным, монолитным и нетерпимым миром Ближнего Востока. Борьба эта начинается с создания новых американских летательных аппаратов Free D. O. M., обладающих искусственным интеллектом, дабы уменьшить число наземных войск на чужой территории, да и обеспечить автоматизм и четкость в уничтожении социально опасных элементов. Сюжет этого противостояния очень интересен, сатиричен и.. как бы это сказать.. удобен для того, чтобы автор мог делать вставочки рассуждений на важные для него моменты. При прочтении ключевого поворота всей повести мне вспомнился стиль Михаила Веллера и его Легенд Невского проспекта, где в конце историй нас ожидает смешной циничный неожиданный поворот. Также мне вспомнился и Дмитрий Быков с его утверждениями касательно дикости того факта, что радикальный ислам столь актуален в 21 веке. И в самом деле, если поразмыслить, это вещь дикая. Как и, кстати говоря, выход Саула Аль-Эфесби из проблемы с этими умными беспилотниками:

> Такова, если угодно, генетическая уязвимость нейронной сети, построенной по принципу человеческого мозга. Ведь мозг, как мы знаем, способен решать сложнейшие комплексные задачи, причем с удивительной скоростью, но нарушить его работу тоже несложно. Представьте себе идущего по улице Эйнштейна, который одновременно размышляет об общей теории поля, обдумывает устройство атомной бомбы и мысленно играет на старенькой скрипке. И вдруг перед ним непонятно откуда появляется дышащий перегаром казак в наброшенной на плечи медвежьей шкуре, складывает немытые пальцы в русское подобие фингера – так называемый – «кукис», – подносит его к лицу ученого и говорит: «На-кось, жидовская морда, выкуси!»

Помимо главного столкновения повести в ней есть еще много чего вкусного. Во-первых, гениально выстроенный, всё предусматривающий американский беспилотник с помощью наружных камер и встроенного «теле-шоу» объясняет каждому обывателю сложность морального выбора выпуска каждой пули, в духе «стрелять или не стрелять — вот в чем вопрос». Это вышло весело. Во-вторых, Пелевиным продолжается всестороннее изучение пары терминов боги-механизмы, и здесь эта тема играет новыми красками. Виктор Олегович приводит внушительное рассуждение о том, насколько возможно создать человеку искусственный интеллект и, собственно, стать Богом, и почему невозможно в итоге. И в-третьих, наше славное Отечество, естественно, не могло остаться в стороне и получило свою порцию комплиментов от Пелевина. Тут и куча детско-советских воспоминаний в духе «Омон Ра», и зеркало нынешних реалий.

Дальше цитаты, наиболее врезавшиеся в память:

> Представьте, что вы затюканный и измученный российский обыватель. Вы задаетесь вопросом, кто приводит в движение зубчатые колеса, на которые день за днем наматываются ваши кишки, и начинаете искать правду — до самого верха, до кабинета, где сидит самый главный кровосос. И вот вы входите в этот кабинет, но вместо кровососа видите нереально четкого пацана, который берет гитару и поет вам песню про «прогнило и остоебло» — такую, что у вас захватывает дыхание.

> Дипломатическое мастерство в том, чтобы внимательно отрефлексировать рождающийся в сердце сущностный ответ, а затем с улыбкой перевести его на безупречный геополитический язык.

> Если долго смотреть телевизор во время какого-нибудь финансового кризиса, начинаешь видеть, что мир подобен трансформатору, превращающему страдание одного в ослепительную улыбку другого — они синхронны.

> Тот, кто долго листал старые журналы, знает, что у любой эпохи есть собственное будущее, подобие «future in the past» английской грамматики: люди прошлого как бы продлевают себя в бесконечность по прямой, проводя через свое время касательную к вечности.

Предостережение от мракобесия, причем довольно занятное. «Кысь» Толстой я не читал, поэтому сравнить не могу, но на «Сахарный кремль» Сорокина тоже похоже, пусть там и не постапокалипсис. Экзамены по теории и практике для того, чтобы стать ведуном, заставляют учить люто-мракобесные правила, как то сколько и в каких случаях плевать через левое плечо, что и в какие фазы луны — к беде, и пр. Мир яркий, сюжет легкий, но мне чего-то явно не хватило. Скорее всего именно непринужденности и внятности смысла сюжета, ведь здесь он служит демонстрации мира. Ах да, смешными у автора вышли заклинание майя и основная молитва перед всяким действом.

При всей похожести на «Омон Ра», «Empire V», «Generation П» и «Зал поющих кариатид» одновременно, повесть не выглядит вторичной, скорее наоборот. Стройный сюжет и интересная фабула придают Операции «Burning Bush» свежесть и остроту. Кстати, если говорить о фабулах, то в этом весь Пелевин. Сколько уже раз я рассказывал товарищам сюжеты его книг, то про долгожительницу лису-проститутку, то про банкира, помешавшегося на числе 34 и молящегося ему, то про бедную девушку, согласившуюся работать живой статуей, которой впрыскивают перед сменой экстракт белка богомола... Согласитесь, что если вот так излагать — звучит бредово. Но зато как это написано! Просто глазки оближешь)

Семен Левитан, неудачник родом из Одессы, родственник того самого легендарного диктора 1940-х годов, с детства умело пародировал голос кумира, за что в середине своей никчемной жизни по старой памяти был взят в особый отдел ФСБ. Дело в том, что у Джорджа Буша в верхнем шестом зубе с левой стороны стоит имплант с радиопередатчиком. И что же теперь делать? Остается только вещать команды прямо в голову президенту США от имени самого Господа Бога голосом диктора Юрия Левитана.

Конечно, много страниц Пелевин посвящает описанию быта спецслужб, немало места занимают классические описания ощущений главного героя в состоянии некоего транса, но больше всего меня заинтересовала принципиально новая тема для творчества автора — взаимоотношения Бога и его избранника. Этот пласт великолепен. Ощущение, когда человек разговаривает с тобой как с всеведующим существом, с основой мироздания, ты ощущешь, какой же этот человек игрушечный в твоих руках. Сначала презрение и забава, смешанные с тревогой, а в итоге приходит жалость и своего рода любовь к своему Адаму. Ведь в тот момент, когда Семену говорят о том, что операция закрывается, он задает логичный вопрос: «А как же я его брошу?» Нередко говорят, что Пелевин автор бессердечный, до крайности циничный. И если про цинизм я могу согласиться, то про бессердечность вряд ли: я помню странную любовь лисицы А Хули и оборотня Александра, помню влюбленность Петьки к Анке.. и вот нашлось очередное подтверждение, не любви, но чувства привязанности и сильной эмоциональной связи.

Повесть на твердую 9-ку, особенно порадовали: глубинное изучение темы взаимодействия Бога и его избранника, куча точных фраз о российской действительности и описание ощущений в камере сенсорной депривации. Приведу некоторые цитаты, чтобы потом не потерять:

> Паспорт с двуличным российским орлом.

> Черта сажей не измажешь. Компромата на Сатану не бывает. Потому он и Сатана.

> Сначала мне казалось, что конечной точкой моего падения будет страшный сине-черный океан, над которым парит треугольная тень „хозяина арифмометров“. Но я летел слишком быстро, и даже этот невыразимо ужасный мир не смог удержать меня в себе. Я пробил его тоже — и тогда измерений осталось так мало, что я оказался заключен в простой линии. Я продолжал падать, но мое падение потеряло всякий смысл, потому что любая прямая — это и есть бесконечно падающая точка.

> Реальность — это пластилин с изюмом. Человек давит пальцами на возникающую перед ним пластилиновую картинку под названием «мир», чтобы выковырять для себя несколько вкусных крошек, а на этой картине рушатся башни, тонут корабли, гибнут империи и цивилизации. Но это как правило видят уже другие. И вот что я постиг в своей ванне — человека нельзя ни в чем обвинять. Ибо если мы начнем искать его с помощью самого яркого фонаря, мы поймем, что никакой отдельной личности нет, а есть просто элемент на множестве пластилиновых картинок, измятых пальцами других любителей изюма, которых перед этим так же мяли третьи, и так от начала времен — и в результате все вокруг стало именно тем, чем стало. И чем оно сделается потом, зависит от того как его будем мять мы с вами. А про свои планы на этот счет вы знаете намного лучше меня. Вот именно поэтому я такой пессимист.

Тема, выбранная в этом году одним из главных современных отечественных писателей, столь же эфемерна, сколько и злободневна. По углам ринга расположились чекисты и масоны, а за ними нашептывают сюрреалистические существа — бородачи и рептилоиды, соответственно. Покрытие ринга неоднородно: здесь попадается то заплатка быта 19 века, то лоскут сталинского режима, а в некоторых местах и вовсе поверхность заполнена пустотой, как бы странно это не звучало. Но основной каркас всё же составляет век 21-й. Ибо что бы не написал Пелевин, у меня не поднимется рука назвать очередной его труд фантастикой, будь то Снафф, Омон Ра или Лампа Мафусаила. Ведь цель всегда одна — отзеркалить сегодняшний мир. Вернемся к рингу... Над самим рингом висит огромный светящийся зеленым символ Доллара, в сиянии которого противоборствуют эти самые чекисты и масоны. Рефери и тревожная публика практически идентичны, читатель является каждым из них одновременно, с разницей лишь в том, что как часть публики он обезличен и равен человечеству.

Виктор Олегович уже давно просек фишку. Писать нужно роман, состоящий из нескольких частей, повестей, рассказов, связанных общим настроенческим подтекстом, но обязательно разных по форме и атмосфере. Примеры: «ДПП(НН)», «П5», «Ананасная вода для прекрасной дамы», «Любовь к трем цукербринам». Это позволяет прощупать разные пласты и направления творчества автора, да и, если быть честным, не утомиться скучающему привередливому читателю, не способному осилить большой однородный опус. В итоге имеем 4 части: 1) история нашего современника товарища Кримпая, хорошо разбирающегося в биржевых и инвестиционных вопросах, по совместительству гея и дендрофила; 2) фантастическую зарисовку конца 19 века, смешивающую тогдашний быт и нравы с фантастическим элементом вечности. плюс некая межвременная афера по противоборству рептилоидов и бородачей; 3) псевдодокументальная мистификация на тему лагерей и репрессий над масонами в послереволюционный период; 4) беседы генерала ФСБ с существами различного порядка, от советников типа Кримпая Можайского до вселенских сущностей Солнца, Месяца и Доллара.

Каждая часть романа связана с другими, но по форме и атмосфере, как я уже говорил, своеобразна. К примеру, 1 часть романа похожа на «Числа», 3 часть — на «Реконструктор» и «Оружие возмездия», 4 часть — на многие романы автора в той части, где он излагает свое видение принципов мироздания (практически любое произведение), задевая столь любимый автором контингент фсбшников («Священная книга оборотня», «Операция Burning Bush», снова «Числа», «Пространство Фридмана»). А вот 2 часть — это что-то новенькое, легкое, далёко-сказочное. И правда, сколько работ Пелевин посвятил советской эпохе, а предыдущему периоду условно уделил внимание только в «Смотрителе». Важно отметить то, что именно в этой книге нет провальных или слабых частей, каждая по-своему интересна, остроумна и выпукла, что делает роман украшенной новогодней ёлкой, где каждая игрушка пестрая и блестящая сама по себе, а при взгляде издалека — целая красавица-ёлка.

Можно долго размышлять, о чем же главным образом книга «Лампа Мафусаила»: о том, что всё в современном мире держится на вере в доллар, о вечной тяге народа к конспирологии, об информационных войнах, о русском пути.. Тем много. Лично мне запомнится и описание процесса прогнозирования скачков валют на биржах, и авторская версия событий на Новой Земле в середине 20 века, плюс генеалогия лагерного жаргона, и острые подколки либералов и патриотов одновременно, ну и, конечно же, обычный трудовой день генерала ФСБ. Каждый найдет что-то более заинтересовавшее и зацепившее для себя. Важно понимать, что Пелевин писал о той же конспирологии, к примеру, не всерьез, тогда точно не останется фырканий и плевков. Вспомнить хоть фразу самого Пелевина из романа «Любовь к трем цукербринам»: «Конспирология – чрезвычайно уютная норка для ума.»

Завершая отзыв, скажу, что роман однозначно понравился. Вышло нечто яркое, разноцветное, шутливо-пугающее, фантастично-кабинетное. То, как темы конспирологии, масонов, сталинских репрессий и доллара Виктор Олегович уложил в свою фантастическую и мистификационную парадигму, приносит удовольствие при прочтении. Напоследок заброшу несколько цитат, которые войдут для меня в фонд лучших авторских из этой книги:

> У России всегда великое прошлое и еще более великое будущее. А вот с настоящим сложнее.

> На нем был коричневый костюм настолько дурного покроя, что это походило на сознательно принятую позу покорности.

> Сегодня в мире ценится не просто понимание, а молчаливое понимание

> Каким замысловатым и прихотливым цветком распускается половой инстинкт при освобождении человека от необходимости производственного труда

> Свобода воли на самом деле просто синоним неосведомленности — и заключается в том, что никто пока не построил компьютера, способного рассчитывать уже заданные события и эффекты, которые произойдут в нашей психике. Единственный компьютер, действительно способный это сделать — это сама разворачивающаяся Вселенная, но она считает с такой скоростью, что предсказание события совпадает с ним самими...

Забавное описание путешествия главного героя по просторам типичного платного порносайта, господина Йцукена. А обезьянка Мао, к слову, довольно интересная отсылка. Кажется, ни один рассказ Пелевина без таких не обходится.

Зарисовка написана неплохо, но как-то уж сильно торопливо. И оставляет больше вопросов, чем ответов.

Рассказ о детях, которым на ночь в их большой спальне воспитательница читает сказки, а с утра они отправляются воевать. Драма, на единичном примере которой держится произведение, выглядит несколько вымученной.

С другой стороны, подход рассказа хорош тем, что отправляют на бой ребят, еще даже не понимающих, какой же это ужас. Он думают, что это просто игра, кто наберет больше очков и т.п. Гибкие юные умы, засоряемые войнами, революциями, легкими ответами на сложные вопросы. Да, в этом есть смысл, в таком наблюдении.

Убить человека — так ли это просто?

Не такие уж мы с вами и храбрецы на этот счет. Нам гораздо спокойнее: а) ограбить ближнего; б) отправить того же ближнего за решетку лет на десять. Но не убить. Потому что это кажется чем-то необратимым, непоправимым.

Вставать на чью-то стороны в этой истории не хочется. Вероломство дамы такое же неприятное, как и слабина грабителя. По сути-то они оба недалеко ушли друг от друга, оба попирают мораль, прикрываясь обстоятельствами. Что снова возвращает мысль к револьверу: когда вопрос стоит прямо — цивилизованный человек пасует, в ином же случае он готов обойти нормы.

Совершенство главной героини, дочери миллионера, оказавшейся в морском путешествии на обычном судне, описывается Лондоном так скрупулезно, что пора бы ждать подвоха, и он есть. В рассказе отлично передано напряжение. Градус надвигающейся трагедии, которую отрицаешь до самой последней страницы, не думаешь об этом, доходит до своей точки кипения. Построение рассказа сделано филигранно.

А вывод можно сделать только один: будь ты хоть из золота, хоть неописуемой красоты и множества талантов, божественной грации и несравненного очарования... если ты полон презрения к другим людям — то тебе грош цена.

Рассказ, на паре десятков страниц уместивший свою мифологию, законы мира и главный конфликт сюжета, вызвал положительную реакцию первого знакомства с автором.

Ворон, архетип «беспечного ездока», ворует, торгует и перемещается меж эпохами с украденной им леди Энни, пошлой и откровенной красавицей, отказавшейся от благ своего лорда-мужа в пользу беспокойных путешествий с главным героем. Сюжет выписан несколькими локальными эпизодами, скрепленными перемещением пары среди миров и времен.

Концовка рассказа превращает его просто в песню, мотив которой всегда один: даже боги не могут встать на пути у любви.

Судьба бездомного бродяги в произведении такого ироничного и легкого автора, как О. Генри, явно преподнесет что-то светлое и забавное, это чувствуется с первых страниц. Язык автора весел и снисходителен к Нью-Йорку в столь поздний осенний час. И вот, Сопи хочет попасть на так называемый Остров, в тюрьму, дабы переждать зиму со всеми удобствами кормежки и температурного режима камеры.

Что же такое наказание по своей сути? То, чего следует опасаться преступнику, чтобы он не совершал противоправных действий. И в этом кроется первая проблема. Некоторым наоборот хочется быть обеспеченными питанием и кровом за счет государства. Это противоречит задумке исправительной системы, но ничего лучше предложить пока не получается. Во всяком случае для тех лиц, кто не может оплатить штраф.

Другой слой — психологический, он поглубже. Показательным здесь является эпизод с чужим зонтом. Сопи настолько уверенно и прямо требует позвать фараона, что собственник зонта приходит к единственному логичному выводу в цивилизованном правовом обществе: что он сам перепутал зонт, и теперь он вынужден извиниться за такую неловкость. Преступник — по поведению всегда жертва.

Вспомнился анекдот про садиста и мазохиста. Мазохист в предвкушении ударов, порки, боли, унижения говорит садисту: «Ну же, давай, бей меня». А садист с хитрой ухмылкой ему отвечает: «А я не буду...» :)

Данный крохотный представитель классической литературы раньше как-то ускользал от меня, хотя я даже видел его в школьной программе по литературе у младшей сестры. И вот, наконец, познакомился.

«Один в плену».

По сути, прародитель всех «Один дома» и прочих-прочих представителей жанра, в которых шебутной, неугомонный ребенок доводит до ручки злодеев-взрослых. Хотя рассказ и юмористический, я не хохотал, как конь, не валялся под столом, меня повеселил лишь главным образом письменный ответ отца мальчика. И всё же мне нравится рассказ своим важным подтекстом по поводу детей.

Во-первых, как уже было сказано, им всё равно, кто их обеспечивает, им всегда более интересны те, с кем классно играть. И чем непутевей выглядит страдалец от проделок ребенка, тем последнему больше нравится.

Во-вторых, воспитание детей, будем честными, не такой уж и подарок для родителей. Это только со стороны кажется, что ухаживать за детьми — одно удовольствие. Они бывают несносными, капризными, вредными, даже когда правильность требуемой линии поведения очевидна. Поэтому такая реакция отца. Хотя, с другой стороны, становится ясно, почему мальчик не хотел возвращаться домой: здесь он был кому-то нужен (похитителям, по понятной причине), а дома ему делать нечего, там скучно.

Рассказ наивен с позиции построения сюжета настолько же, сколь он и серьезен с точки зрения идеи. Это гимн детской простоте и добродушности! И очередной призыв детей и родителей быть ближе друг к другу!

Лихорадка лихорадкой, а рассказ довольно страшный.

Отчаянная борьба тринадцатилетнего мальчика за своё тело, неверие родителей в опасность того, чего он опасается, прекрасные описания поглощения, захвата.. Здесь вспоминается и «Превращение» Кафки, и «Уснувший в Армагеддоне» самого дядюшки Рэя.

Мне самому в детстве, когда, помню, температура была под сорок, всякое казалось и чувствовалось, но оно не было реальностью, я его не боялся. Лишь после определенного «прихода» думал, мол, ничего себе фокус. А здесь автор предлагает окунуться в пучину фантазии горячечного бреда мальчика.

Всё-таки микробы — страшные существа. И мой вам совет такой: Не здоровайтесь за руку с мальчиками, которые только вчера страдали от лихорадки в постели, а сегодня на вид совершенно здоровы...

Только с этим автором создается ощущение, что ты не рассказ прочитал, а пялился двадцать минут на картину. Как же красив язык Рэя Брэдбери! Легкие мазки сюжета, каскад великолепнейших образов и прекрасный повод задуматься в конце над идеей рассказа — за это дядюшка Рэй и любим.

Весьма не случайно автор использует в качестве метафоры для второй женщины море, а лучше даже океан. С одной стороны, мужчина лежит рядом со своей женщиной и знает, что женщин по всему свету еще именно то самое море. С другой стороны, каждая женщина — океан сама по себе. Такая же загадочная, непредсказуемая, капризная, властная собственница, мечтающая поглотить собой сердце мужчины. Забавно, что мужчина в рассказе этих тонких материй не замечает, он непосредственный и материалистичный, это не означает, что он наивный, но чары женские всё равно глубже и незаметнее. В принципе метафору этого рассказа можно перенести и на явление измены: мужчина заглядывается по сторонам, на то самое море женщин, тоскуя, что так ни разу за отпуск и не искупался, жена его удерживает, а когда он всё же «зашел в воду», он умирает и для жены, и для любовницы.

Мне понравилось, как отозвался о рассказе первый лаборант asb: что сначала женщина пытается всеми силами заполучить мужчину, а потом не знает, что с ним делать. Посмеялся:)

83-й год. Чувствуется критика производственных совещаний и протоколов, которые, в сущности, звучат и выглядят крайне нелепо, что очень остроумно подмечает Веллер. Действительно, счастье отечественное доставлялось с задержками, да и то второго и третьего сорта, поэтому все охотились за импортным. А вот в чем это счастье — пусть читатель решит сам.

Ох, ну кому как. Не ожидал увидеть к этому рассказу два отзыва, где оба на десятку. Право странно. Ну да, есть парочка остроумных моментов по типу «Режиссер просит свет. Осветитель против. На штангах ламп не повышается напряжение. У режиссера повышается напряжение.» Но это же несерьезно. Объективно — пересказанный процесс киносъемки, приправленный шуточками и игрой фразами. Субъективно — совершенно неинтересный алгоритм и последовательность действий. Чтение данного рассказа как развлечение — так себе.

С двухстраничными рассказами не всегда всё гладко. То ли чересчур несложная идея, и ее улавливаешь сразу, то ли некая глубина, для постижения которой необходимо нужное настроение или работа бессознательного.

В данном случае, вроде как, всё предельно ясно, суть видна из названия. Все мы играем роли, но никогда неизвестно, что у человека внутри. Кстати говоря, интересно попрактиковаться в такой вот игре, полезно. Получается как с детектором лжи: истиной становится то, во что веришь сам.

Тот случай, когда на протяжении всего рассказа соглашаешься с главным героем, одобряешь его действия, где-то улыбаешься из-за того, что, мол, это уже перебор. И потом в конце осознаешь, в какую ловушку тебя заманил автор. И ведь не поспоришь совершенно.

На жизненном пути каждый человек оставляет своего рода незавершенные следы: не вернул долг, забыл кому-то сказать «спасибо», не пригласил девушку встретиться, разбил другой девушке сердце, стерпел обиду в драке, и прочее. Как же романтично выглядит длительный квест главного героя, писателя, который решил отдать все свои долги. И у него это получилось. Но что же осталось после? Пустота. Он сам стал пустым. В этом есть смысл, и, возможно, когда спустя годы, оборачиваясь назад, каждый человек тяготится тем, чего он не сделал, когда он сделал что-то не так.. он теряет себя как личность. Прекрасная идея. Отличный сюжет.

Да уж. Сначала мы сдаем на хранение какому-нибудь хилому однокласснику ключи и деньги, пока играем в футбол, затем, когда вырастаем, сдаем свои тайны, черты характера, особенности, от которых всё равно не убежишь, и ими так охота хоть с кем-нибудь поделиться. Важно то, что другим твои «вклады» не подойдут никогда, как и твои остальным. Очень симпатичный рассказ-метафора.

Из той сильной категории рассказов Михаила Веллера, в которых автор через своих персонажей рассуждает о смысле, пути и ценностях жизни.

Мне 25. И я совру, если не скажу, что чуть ли не больше всего мне хотелось бы узнать, какой будет моя жизнь лет через 20. К чему я приду? Как обустрою жизнь вокруг себя? Да, понятное дело, что всё зависит от нас в каждый миг, но, во-первых, от случайностей и, во-вторых, от сути себя самого никуда не уйти.

46-летний профессор кафедры, устоявшийся, остановившийся в состоянии «сегодня» семьянин. И 22-летний отчаянный юнец, ненавидящий и презирающий рутину, полный грез и ожиданий от жизни, готовый кидаться во все крайности, дабы выбиться в свет и удовлетворить своё тщеславие. Их диалог вызывает напряжение и заставляет сердце биться. Кажется, что это очень важно. Словом, зеркалишь этот рассказ на себя.

Какие выводы можно сделать из рассказа? Что юный человек не слушает советов даже своей прожившей жизни копии, а желает набить собственные шишки? Что рутина — это счастье, спокойствие и гармония? Что один и тот же человек настолько динамичен и переменчив в своих жизненных установках, что через 20 лет это уже совершенно другой человек? Еще что-то? Сложно однозначно сказать. Как раз из тех рассказов, которые полезно перечитывать.

Трактат о Смерти.

Уже давно в некоторых произведениях Короля я заметил строгое доскональное изучение природы какого-то определенного понятия. Так, «Оно» является трактатом о Зле, «Лангольеры» — о Времени, «Рита Хейуорт и Побег из Шоушенка» — о Надежде, «Зеленая миля» — о Боли, «Худеющий» — о Справедливости. А «Кладбище домашних животных» представляет собой анализ природы Смерти, со всех ее кошмарных и невыносимых сторон.

"— Я не хочу, чтобы Черч стал таким же, как эти мертвые питомцы на кладбище! — выкрикнула она со слезами и яростью в голосе. — Я не хочу, чтобы Черч умирал! Это мой кот! Мой, а не Бога! Пусть Бог заведет своего кота! Пусть заведет себе сколько угодно котов и всех их убивает! А Черч мой!»

Уровень погружения Стивена Кинга в тематику страха смерти заслуживает безмерного уважения. Сперва тщательно и детально разбирается проблема первого понимания ребенком простого, казалось бы, факта, что все мы смертны, и всех когда-нибудь не станет. Затем автор погружает читателя в черную пропасть, простирающуюся при потере близкого человека.

Беседа главного героя с дочерью Элли натолкнула на несложную мысль. Мы лишь гости в этом мире. Та жизнь, за которую мы держимся и вокруг которой трепетно создаем благоприятные условия существования, может рухнуть в любой момент. Хотелось бы сказать «как карточный домик», но нет. Ведь после того, как всё случится, мы посмотрим на стол — и не увидим даже кучи сваленных карт. Только пустой стол... Любого человека пугает этот «пункт Б», за которым, предполагается, нет ничего. Именно поэтому мы задумываемся о смысле нашего присутствия здесь, его цели и итогах. Что останется после каждого из нас? С такими тяжелыми мыслями когда-то сталкивается любой человек. В противовес этому трагизму мы имеем позиции: а) стариков Крэндаллов б) самого Луиса. У первых отношение простое — они приняли неизбежность смерти, они к ней готовы. Их путь был долгим, и, кажется, они, перефразируя Рэя Брэдбери, посмотрели уже все спектакли к театре под названием «Жизнь». У Луиса Крида позиция также довольно простая, здесь лучше ограничиться цитатой: «Потому что, как врач, он знал, что смерть — самая естественная вещь на свете, не считая, может быть, рождения. Налоги, личные и общественные конфликты, успехи и банкротства — все это по большому счету не важно. В конечном итоге есть только часы, отмеряющие время, и надгробные камни, с которых с годами стираются имена, а потом и сами они крошатся в пыль. Даже морские черепахи и гигантские секвойи когда-нибудь умирают.» Забавно то, как дети относятся к смерти стариков. Элли перенесла смерть соседки Нормы спокойно, расстроившись только тогда, когда поняла, что не будет больше печенья, или что она там готовила. Когда умер мой дедушка, это было примерно в середине моего обучения в школе, услышав эту новость, я не был полон скорби, боли и пустоты. Я был озадачен тем, как мне к этому относиться, что мне нужно делать. Странно, но это так. И лишь спустя время, даже годы, я тоскую и скорблю по нему, потому что я его любил, он меня многому научил, и в своем зрелом возрасте мне не хватает сейчас его мудрости, а так хотелось бы поговорить, но человека нет, а за ним уйдут и другие.

Одно дело — смерть пожилого человека, которая представляется вполне естественной, смерть далекого знакомого или вообще незнакомца, погибшего в результате несчастного случая. И совсем другое дело — смерть своего ребенка. Говорят, это самое страшное, что может пережить человек. Не знаю, как часто людям попадаются подобные случаи через рассказы, но я один такой знаю. Как два моих знакомых, ровесника, на тот момент по 19-20 лет, поехали ночью пьяными на машине за город. Разбились, один насмерть мгновенно, другой — благодаря большой сумме и удаче остался жив, но по сути стал овощем. Даже не знаю, кому хуже, а кому лучше. Среди знакомых, хоть как-то связанных с этими ребятами в их последний день, ходили кучи историй, вплоть до точного пересказа диалогов с ними, и до самых незначительных деталей. Это мне как раз и напомнило событие, произошедшее в середине «Кладбища». Также ходило много разговоров о родителях того парня, который умер. Он был единственным ребенком в семье, и после случая его родители часто повторяли, что они не видят смысла, зачем дальше жить. Что может сравниться с этой тяжестью — представить сложно.

Единственный злодей, антагонист в романе — микмакское кладбище. Оно питается тем, что человек несовершенен. Люди не роботы, эмоции и переживания толкают их порой на самые отчаянные поступки. Мотивация Луиса Крида, кроме горя, построена на одном чувстве — вины. Сколько раз он мысленно возвращался на лужайку перед домом, пытаясь догнать сына. Сколько раз он винил себя, надеялся, что всё можно исправить, что этого больше не повторится, что так не должно было случиться, и прочее-прочее. Но случай, либо множество случайно совпавших условий, именуемое судьбой, не терпит ни сослагательного наклонения, ни пересмотра. И остается одно: принять случившееся как данность, либо винить себя и искать бесполезные альтернативные варианты с наилучшим исходом.

Символизм Кинга в «Кладбище домашних животных» на высоте. Создается ощущение, что дом Кридов — весь наш мир, полный одинаковых, несовершенных, испытывающих страх людей. А рядом с этим домом идет шоссе №15, именуемое Случай. Кто-то ходит совсем рядом с этим шоссе, кто-то даже не слышит усиливающегося грохота летящего грузовика. Но никому не следует нарушать порядок вещей, не стоит оглядываться назад — на кладбище. Лучше не стоит... Также интересна метафора в романе, идущая чуть ли не лейтмотивом, цитирую: «Сердце, оно каменистое, Луис… как земля на том старом микмакском кладбище. Тонкий слой почвы, а дальше — скала. Человек растит что может… и заботится о посевах.»

Объективно, тактико-технически, произведение изобилует достоинствами. Глубина идеи, проработка персонажей, создание напряжения, метафоры — всё на высоком уровне. Отрывок про котов как гангстеров животного мира просто чудесен. Это объективно сильный роман Кинга. Но мне показалось, что структурно он имеет особенности. Во-первых, повествование идет очень уж событийно, фрагментарно, от вехи к вехе. Нет плавности переходов что ли, сложно объяснить. С одной стороны, это плюс, так как мы наблюдаем за поэтапным, четким развитием сюжета, в котором легко можно отследить, что откуда берется и что куда пришло. С другой стороны, мне бросается в глаза некая торопливость, действительно сюжетность, которая, возможно, лишает воздуха и жизни само произведение. Но здесь кому как. А во-вторых, особенность имеется у финальной части «Кладбища». Обычно последние 100-150 страниц у Кинга занимает лютый экшен, рубилово, движуха, кровь, называйте как хотите. А здесь из последних ста страниц половину занимает квест Луиса по раскопкам, он весьма продолжительный. И когда обычно в конце книг Короля воочию чувствуешь каскад событий, здесь же... словно затаившись в кустах, с замершим дыханием, сидишь, боясь проронить слово, и напряженно ждешь конца. Кстати, одностраничный эпилог, ну просто шикарен, до мурашек.

Произведение поднимает кучу запретных тем, о которых боятся говорить. Боятся сглазить, боятся думать о таких вещах. Искренне благодарен Стивену Кингу, что разрешил провести с ним такой полезный диалог. Так легче. И так спокойней.

«Преступление и наказание» по-бахмановски.

Успешный адвокат Уильям Халлек ехал в машине со своей женой, в определенный момент отвлекся (обойдемся без интимных подробностей) и сбил насмерть старуху из приехавшего в город цыганского табора. Дело замяли, старый друг судья спустил всё на тормозах, главный коп города не провел должного расследования, и в итоге малыш Билли (а вес этого малыша составляет 250 фунтов = 113 килограмм) спокойно выходит из здания суда, как вдруг к нему подходит ужасного вида цыган, касается его щеки и шепчет лишь одно слово: «Худеющий». Уильям встает на весы — и начинается повествование...

Мне этот роман был близок сразу по нескольким объективным пунктам. Во-первых, я сам юрист. Мне было очень интересно, как старина Стивен опишет характер и стиль мышления юриста, и он не подвел. Нередко такой человек лукавый, хитроватый, основательно-дотошный в принципиальных моментах, и прекрасно понимающий, что в нашем мире нет ничего однозначного и точно определенного. Как говорится, закон — что дышло: куда повернёшь — туда и вышло. А во-вторых, я сам очень худой. Мышечный каркас имеется от лет тренировок, но в остальном — кощей; и щеки впалые, и ребра много лет уже как видны. И каждый раз, когда меня видит какой-нибудь старый знакомый, с которым нет ежедневного общения, такой обычно у меня спрашивает: «Ты что, еще больше похудел?» Ну, что сказать, благо хоть весы постоянно показывают один и тот же вес. Нет, они не сломаны:)

Каким-то особым шармом обладают произведения Стивена Кинга, в которых ужас не внезапный, когда он основан не на резких поворотах сюжета или полумистических видениях, а на постоянном гнетущем напряжении, томительном ожидании, не прекращающемся бесконечном страхе. Таковы романы «Мизери», «Игра Джеральда», «Сияние», «Секретное окно, секретный сад». В них постоянным фоном маячит ожидание п.. неминуемого конца. Что опасного послышится на этот раз в движениях Энни за дверью? На что Джека Торранса толкнут эмоции и внутренние тараканы сегодня? Что таится за шорохом на фоне кричащих козодоев на озере? И наконец, что же покажут весы на этот раз? Какую комбинацию цифр, способную именно в этом порядке зародить ужас в сердце человека?

В очередной раз убеждаюсь, что Стивен Кинг — мастер символизма. Такая метафора мне показалась довольно точной, когда я прочитал эпизод, где Билли обследуется у лечащего врача: «Халлек мрачно сунул карточки в карман, потом наклонился для ректо-анализа, содрогаясь от унизительной процедуры, которая хуже некуда. Жуткое ощущение чужеродного вторжения» — примерно такое же ощущение испытывают чистенькие и культурные горожане, когда в Фэйрвью появляются цыгане. Их гнали из всех городов, спустя несколько дней. Да цыгане и сами не любят задерживаться подолгу, им оседлость неприятна в той же степени. В итоге имеем противостояние двух стихий — цивилизации и дикарства. Признаюсь, я пытался понять, на какую сторону склоняет читателя автор, но окончательно справиться с этой задачей не смог. Вроде бы друзья, вернее казавшиеся таковыми Биллу, оказались эгоистами, которые не хотят связываться и знаться с человеком, попавшим в беду, вроде бы их отношения были искусственными, формальными. Вроде бы цыгане, напротив, стоят друг за друга, с пеной у рта защищают свой табор и своих родных. А с другой стороны, цыгане настроены чересчур категорично, бескомпромиссно. Ведь если сравнить их с воззрениями самого Уильяма, то он на их фоне выглядит святым. Он никому конкретно не хочет зла, не хочет крови. Он просто хочет, чтобы всё это закончилось. «Худеющий» во многом произведение и о кровной мести, отказ от которой, кстати, считается в юриспруденции отправной точкой в развитии права.

Ричард Джинелли — эдакая середина (золотая ли?) между цивилизацией и дикарством. Персонаж этот настолько яркий и энергичный, что для меня сравним с индейцем Рейнбердом из «Воспламеняющей». Такой же кровавый и безжалостный стратег, для которого важно само ощущение игры, азарта. Не будь такого рода «проклятья» у цивилизации, цыгане разделались бы со всем городом, если бы изъявили желание.

Очень интересно Кинг показал отношения Уильяма с его женой Хейди. Они понимают друг друга без слов. Она — приятная симпатичная женщина, отличная компаньонка успешного мужчины, чуткая. Он — успешный мужчина локального масштаба, городка Фэйрвью, где он, находясь в связке с такими же местными сливками общества, держится на возвышении относительно основной массы, местный царек, назовем так. Чем не пара? Никто не говорит, что они в какой-то мере плохие, вовсе нет. Важно то, что они достойны друг друга, и поэтому взаимопонимание между ними максимально. Поехали они в отпуск на курорт: и ей хорошо, и ему хорошо. Но (!) когда Билли сталкивается с бедой, да когда любой главный герой Ричарда Бахмана сталкивается с катастрофой лицом к лицу, он всегда остается один. Один, лишенный эмоций, уставший, движущийся на автомате, переживший такое, что никому не пожелаешь, и что уже никто тебя не поймет, в этом нежном цивилизованном обществе.

Есть и минус в этом романе — слишком затянута середина. Череда проклятий и долгая погоня в середине произведения немного остужают пыл и драйв романа. Но великолепная концовка и общий смак идеи, колоритность и реалистичность не дают мне поставить меньше десятки.

Мой сосед по комнате в общаге любил повторять: «Справедливость — удел богов.» Да, пожалуй, он прав.

Вторая история, рассказываемая в клубе «Вторник», обладает шармом мистического места и странной атмосферы непонятного страха.

В этом рассказе мне не удалось дойти до разгадки. Можно, конечно, искать оправдание в том, что меня смутил магический выход Дианы, но к делу это, на самом деле, не относится. Эта история натолкнула на важную для понимания произведений детективного жанра мысль: хороший преступник умеет пользоваться мгновенно сложившейся ситуацией.

Первая история, рассказываемая в клубе «Вторник» прекрасна тем, что сразу же создается атмосфера тихого, размеренного вечера в английском особняке у камина. Среди рассудительных и умных джентльменов и дам в уголке притаилась старенькая, но элегантно одетая Мисс Марпл, занимавшаяся в тот момент вязанием. Ее описание леди Агата сделала просто восхитительным.

Первое дело достаточно классическое по фабуле и я дошел до некоторых намеков, но, увы, не до всех. Есть лишь один косяк в первой истории — читателю не суждено дойти до всего-всего, потому что среди прочих нюансов немалую роль играет одно из имен собственных, упомянутое в истории.

Но всё же вечер начался. Клуб «Вторник» открывает свои двери!

Для того чтобы приготовить «Бегущего человека», вам понадобятся:

- формочки рассказа Роберта Шекли «Премия за риск»;

- 250г бахмановского напряжения, динамизма и жестокости;

- 100г оруэлловской структуры общества и чувства обреченности;

- 100г брэдбериеского тотального отупления и беззаботного потребления;

- добавить щепотку взрывов, стрельб и погонь.

Оставить смесь со Стивеном Кингом на 72 часа, разрешая ему прерываться на пищу и сон.

А если серьезно, перед нами напряженный, сильный и острый роман. Помню, два года назад, когда я только собирался знакомиться с творчеством автора, я открыл для интереса первую страницу «Бегущего человека». На первой странице Бен Ричардс сидел перед зомбоящиком, с гнетущей решимостью смотрел игры на выживание, а на заднем фоне кашляла и температурила его полуторагодовалая дочь. Даже сейчас эта картина ужасает, а тогда она просто раз и навсегда определила «тяжелость» книг Стивена Кинга. Ведь отталкивать автор может в двух случаях: 1) по незнанию — «это король ужасов, а ужастики низкопробны, я не люблю эти глупые ужастики со всякими монстрами и чудовищами, это неинтересно»; 2) и по знанию — «это для меня слишком тяжелый автор. мне плохо, когда я его читаю». Первых пруд пруди, но и вторые тоже встречаются, я таких видел. И отчасти их можно понять.

Хотелось бы остановиться на особенностях письма Ричарда Бахмана. Он односложен, стремителен. Предложения коротки, а развитие сюжета летит с превышением разрешенной скорости, что свидетельствует о социальном уклоне его книг. Мир Бахмана пропитан жестокостью мира, в таком мире побеждает лишь сила. Приятных персонажей минимум. Стрельба. Взрывы. Опасность. Смерть. Если у того же Стивена Кинга и встречаются положительные и приятные образы практически в каждой книге, у Ричарда Бахмана их не найдешь. Ричард Бахман — тот самый Джордж Старк из «Темной половины». Сходство очень заметно, что добавляет «Темной половине» очередные бонусы.

В каком мире живет Бен Ричардс? Это мир максимального социального неравенства. Мир умирающих бедных и беззаботных богатых. Мир, где из литературы в ходу только порножурналы, где дети бедняков заболевают раком от загрязненной атмосферы, где ругательствами выражают свои мысли, а выходить вечерами одному на улицу очень опасно. Мир отбросов. И в то же время мир богачей на дорогих автомобилях, где носовые фильтры защищают от бед экологии, где гламурные кисы выставляют напоказ свои прелести и где их красота стандартизирована и следует общему шаблону идеала. И ребром между двумя сторонами жизни проходит фри-ви — телевизионная сеть бесплатных развлечений для бедных и богатых. Бедные с затаенной ненавистью следят за тем, что им толдычит цветной экран, и, смотря игры на выживание, надеются тоже когда-нибудь решиться и разбогатеть. А богатые смотрят на всё это с нескрываемым пренебрежением к отбросам общества и получают удовольствие, когда «охотники» ловят очередную грязную букашку.

Сюжет сменяет кадры калейдоскопом, события перетекают очень быстро, чувство погони передается грамотно. Было много интересных эпизодов, таких как: побег через подвал и взрыв здания, просмотр передачи «Бегущий человек», где нагло возбуждалась ненависть людей к Ричардсу, путешествие с заложницей, блеф «тузом пик», и другие. Концовка для меня была ожидаема примерно после прочтения процентов 20-30 от книги, там же как раз об этом и намекается. Такой финал и был нужен этой книге. А вот несколько промежуточных сюжетных поворотов были для меня неожиданными, например, деловое предложение или судьба жены и дочери. Всё время при прочтении я боялся, что сюжет скатится в какую-нибудь сторону, перекосится, этим грешит, кстати, «О дивный новый мир». В одно время я опасался, что повествование скатится до беготни, в другой момент — углубится в заговорщичество. Но этого не произошло, во всех случаях события менялись, и начиналось что-то новое. Есть еще один сочный аспект сюжета, о котором нужно упомянуть... Ричардс бежит от охотников, но на протяжении книги они ему встречаются очень редко. Он может лишь гадать, на каком этапе (чекпоинте) они его засекли и до какого момента на него вышли. А значит он бежит по сути сам от себя: насколько он будет уверен или не уверен в надежности скрытия следов, настолько и понадобится бежать дальше. Словно он бежит от своей тени.

Главный герой — Бен Ричардс, представитель бедного класса, живущего за Каналом, согласившийся принять участие в играх на выживание, чтобы получить деньги на лечение своей маленькой дочери. Он груб, хамоват, целеустремлен, хладнокровен, за словом в карман не полезет. Меня каждый раз радовало, когда он проводил в голове какой-то ассоциативный ряд, глядя на собеседника, и потом задавал ему непонятный вопрос, к примеру: «Избивал гомиков, приятель?» И в ответ на недоумение оппонента лишь говорил: «Неважно». Ричардс не святой. Он ненавидит богатых и их жизнь, незаслуженно отличающуюся. Он не против почитать книги, но и не против из-за стресса напиться вдрызг, в последний раз. Герой вызывает сочувствие не всегда, но уважение — постоянно. Недаром один из персонажей говорит, что он не видел парня с такими крепкими нервами.

О волнующих автора вещах главный герой говорит прямо. Приведу один отрывок, который меня очень тронул:

Я смотрю в темноту, я вижу огни.

Это где-то в степи полыхает пожар.

Я вижу огни, вижу пламя костров.

Это значит, что здесь скрывается зверь.

Я гнался за ним столько лет, столько зим.

Я нашел его здесь в этой степи.

Слышу вой под собой, вижу слезы в глазах.

Это значит, что зверь почувствовал страх.

«Зверь» Наутилус Помпилиус

Продолжение знакомства с творчеством Стивена Кинга в этом году началось несколько неудачно. Романы были интересными, стиль узнаваемым, причем отчетливо помню, что я скучал по автору, ждал, когда снова встречусь с ним. И вот, когда приступил этим летом, всё вроде бы было хорошо, но не слишком. Не было моментов, на которых у меня замирало сердце, когда я отводил взгляд от страницы и «офигевал», когда голоса главных героев кричали и боролись за жизнь внутри моей головы. Так вот. Этот роман именно такой.

«Воспламеняющая» гораздо динамичнее всего того, что я читал у Кинга ранее. Для сравнения вспоминаются лишь «Ярость» и «Мертвая зона», первое из которых само по себе произведение небольшое, а второе — очень быстро читается, но по самой динамике уступает. Сюжет полон различных локаций: дорога, аэропорт, ферма, штаб-квартира Конторы, конюшня, и это разнообразие позволяет, с одной стороны, всё больше заинтересовываться, вникать, так как картинка сменяется, а с другой стороны, всё больше роднит читателя с удивительной восьмилетней девочкой Чарли и ее отцом Энди Макги.

Спешка, погоня, динамика в романе непостоянна. Как по нотам, старина Стивен разбавляет ее фирменными флешбеками, тревожными и тяжелыми историями прошлого, в лучших традициях «Сияния» и «Мешка с костями». Воспоминания Энди о своей жене Вики, знакомстве с ней и дальнейших трудностях, уже связанных с взрослением Чарли, придают главным героям живость и эмоциональность. И особенно живой и яркой выглядит сама Чарли, настоящий диковинный цветок на страницах книги. Ее крики «Папуля!» и «Я никогда больше не буду зажигать огонь!» трогают сердце и отдаются в голове эхом. Вместе с Чарли всюду следует аура непонимания ее дара, страха перед ней, вплоть до выражений в духе «чудовище», даже от простых и добрых людей, встретивших что-то необъяснимое. И все ее слова о том, что она не виновата, не доходят до других. Эти другие не видят в ней человека, видят лишь опасность.

Главным антагонистом выступает целое ведомство, спецслужба, именуемая Конторой. Деятельности, методики и внутренней кухни Конторы действительно показано очень много, но это и позволяет понять мотивы каждого сотрудника. Все они разные, эти люди. Кто-то начальник, который не хочет уходить в отставку по совету руководителей и делает всё, чтобы выполнить задачу и отчитаться. Кто-то хочет стать известным, благодаря своим экспериментам и опытам, не думая о жизнях посторонних людей. Кто-то немножко не в себе, со странным фетишем, но всю жизнь сознательно это скрывал. А кто-то вообще волк-одиночка и ненавидит Контору, и его зовут Рейнберд.

Напару с Чарли он является самым колоритным персонажем романа. Киллер Конторы, индеец по национальности, одноглазый, тот, кого боится сам Кэп, и наконец, тот, кто полюбил и втёрся в доверие к девочке. Мне сейчас сложно вспомнить из всей библиографии Кинга более сложный контакт двух персонажей, вокруг которых так же летали бы тонкие незримые материи психологического напряжения и игры. Вспоминается только «Мизери», где такое же напряжение было между Полом Шелдоном и Энни Уилкс. Я бы не сказал, что Рейнберд помешался, совсем нет. Скорее он переборщил с собственным предназначением, когда хотел поставить точку по-своему. В любом случае, он вызывает огромное уважение, потому что ему удалось сделать то, что не смогли лучшие психологи Конторы всей гурьбой. Ответ на вопрос «Почему?» лишь один — колоссальный жизненный опыт и талант чувствовать людей.

И всё-таки, при всей драме, я бы сказал, что «Воспламеняющая» — «гражданский роман». Вспомнить хоть Ирва Мандерса, того фермера. Он ведь никому ничего не был должен, совершенно. Но он помог. И в его словах звучало, что он живет в свободной стране и никто не имеет права заходить на его участок без ордера. Все бы так отреагировали на появление Конторы? Сомневаюсь. Все бы помогли Чарли Макги, как помог он? Черта с два. И в самом конце романа автор доносит важную мысль о силе слова, предании огласке того, о чем нельзя молчать. Пока в Сми всё не списали на несчастный случай или террористический акт.

- Ты либо безумец, либо гений.

- Это две крайности одной и той же сущности.

(с) «Пираты Карибского моря»

В наш автоматизированный век, в век, когда военная промышленность, в первую очередь, получает новейшие разработки, в век будущих роботов, существующих программ и строгих методик вычисления, человеческая ошибка в силу ее человечности считается дурным тоном и непрофессионализмом. Когда-то на ошибках хотя бы учились, но и не это главное. Теперь человек должен наблюдать за вечным круговоротом одному лишь компьютеру известных манипуляций. (Подчеркнуто и выделено жирным шрифтом, что эти манипуляции содержат великий смысл, по сравнению с хилым человеческим разумом). Да вот только рамки у этих машин настолько же железобетонные, насколько и бесконечно их желание следовать этим рамкам. И рассчитаны они на такого же противника, оппонента. А человек — напротив, в силу своей непредсказуемости, доказанной веками истории, в прямом смысле создает жизнь и заставляет фантазировать: что же ждет нашу планету за следующим вращением вокруг своей оси.

Роман «Жребий Салема», какой бы он ни был данью уважения Брэму Стокеру, каким бы ранним трудом известного автора ни являлся, имеет ряд недостатков.

Плюсы касаются лишь первой части романа. Во-первых, гениальное пробуждение живого маленького городка, когда в каждый промежуток времени каждый житель вносит свою лепту в наступление утра. Эта органичность напомнила мне одну из лучших (имхо) работ автора «Нужные вещи», там слаженность города доведена до совершенства. Но стоит сразу же сказать, что следующие главы о городе такой стройности не следуют, а жаль. Второй плюс — довольно живое и атмосферное начало, приезд писателя в город, его шуры-муры с молодой девушкой и их диалоги. Да и в целом жизнь писателя на фоне сгущающихся над Салемс-Лотом туч выглядит колоритной и интересной.

С середины что сюжет становится прямолинейным и неинтересным, что персонажи превращаются в картонных, за исключением одного раза душевных метаний отца Каллахэна. Сюжет, в действительности, повторяет приключения героев «Дракулы» по спасению мира от зла, к гадалке можно и не ходить. Но ведь согласитесь, не за неизвестность дальнейшего развития сюжета мы любим книги. Все прекрасно знают, что Джона Коффи казнят, а Энди Дюфресн сбежит, но мы всё равно это читаем и наслаждаемся. В этом всём есть сок... Но здесь, грубо говоря, беготня с места на место, приостанавливающаяся только для того, чтобы убедить очередного скептика в реальности происходящего ужаса (подобные дискуссии взаправду занимают много страниц). Персонажи теряют свои краски за бесконечной суетой тревог и принятых решений. Даже самый яркий и подробно выписанный персонаж — писатель — что меня поразило, стал невероятно картонным и безликим после смерти возлюбленной девушки. Он не раскрылся далее, он умер как персонаж.

Многое по части хоррора в романе сделано на смаковании ожидания. Такое я люблю еще со времен «Сияния», но здесь этого слишком много. Удачно сделано лишь пару раз вначале, а позже по сюжету читатель ощущает острую нехватку в вампирах.

Ранее написанный Робертом Шекли рассказ «Рыболовный сезон» гораздо лучше описывает феномен таинственной пропажи людей и целых семей, причем на гораздо меньшем количестве страниц.

В общем, недостатков у столь раннего творения мастера достаточно. Но несмотря на них читать роман легко, приятно, хотя и ощущается некая сыроватость и недоработка. В суе показалось мне, что это просто я от Кинга уже устал... Ан нет — следующий для меня роман «Воспламеняющая» идет просто на «ура». Король не голый, нет, просто у него дырка на носке.

Сперва кажется удивительным, как четко старина Курт обозначил проблему, которой грешит наше современное отечественное образование: маза и связи. А потом понимаешь, что это не в новинку. Давно такое было и, так сказать, не скоро пройдёт.

Рассказ, с одной стороны, о проблемах справедливости и равноправия при поступлении в элитные учебные заведения. К примеру, насколько правильно брать глупого и не интересующегося кандидата из знатной семьи? С другой стороны, рассказ о завышенных ожиданиях родителей по отношению к своим детям. Они мало того что решают за детей, так еще и ставят свои высокие планки, не интересуясь, способен ли ребенок их осилить, хочет ли он этого. Благо, у Воннегута семья описана весьма благородная, такой уж он добряк. Но в реальной жизни, помнится мне из опыта, обычно всё куда более прозаично.

В рассказах Курта Воннегута не встретить фант допущения ради себя самого. Всегда это олицетворение фантазий людей, ставящее поведение человека под увеличительное стекло. Взять хоть «Эффект Барнхауза», хоть «Эйфью».

Отличная идея, и реализована на высший балл. Если подумать, вполне можно согласиться, что все склоки человечества от того, что мы не можем отодвинуть всё биологическое и физиологическое, что есть в нас. Кто сказал, что это неуклюжее тело делает нас людьми? В мире Воннегута тело — то же самое, что и машина или... обувь. Захотел — снял/надел, захотел — поменял. И последний виток эволюции, виток призрачного, бестелесного существования восхваляется его «пользователями» и отвергается традиционалистами.

Задумка очень интересная. И вот, буквально сейчас я почувствовал, что при рассмаотрении фантастических идей в рассказах отхожу уже от простых категорий «хорошо-плохо». Ибо на примере этого рассказа дать однозначный ответ трудно, да и не нужно. А пофантазировать — приятно.

Думаю, кто не любит поболтать о том, о сём, или поделиться с собеседником парой интересных фактов в духе «кстати говоря», тот откровенно лукавит. Рад, что встретил подобную книгу, в которой Бернард Вербер рассказывает о самых необычных событиях и самых тривиальных явлениях, но под углом анализа.

Конечно же, здесь есть, как пишут некоторые, доля «отсебятины». Но ведь никто и не обещал, что будет строгая фактура и всё. Автор беседует с читателем, рассуждает. Но всё-таки в основной массе излагает малоизвестные, либо ускользающие от нашего восприятия факты и явления, из-за чего читать книгу безумно интересно. Есть один, огромный недостаток у подобных вещей: многое из прочитанного забудется, останется лишь самое эмоционально отпечатавшееся в сознании. Ну, что поделать, есть повод позже перечитать:)

Любой человек из прошлого не выдержал бы того, чем сейчас занимаются бюрократы-кабинетчики. Ни сам на такой работе, ни в получении нужного для себя результата, проходя все инстанции. Это просто дико для самой человеческой природы. Но мы всё умножаем и умножаем кадры, дифференцируем специализацию, запутываем коридоры и отграничиваем непросвещенных. После этого рассказа мне вспомнился отрывок из мультфильма «12 подвигов Астерикса», где Астерикс и Обеликс проходили различные испытания, чтобы доказать Цезарю величие галлов. Одним из последних заданий было зайти в вон то здание и всего лишь получить пропуск А-38. И понеслась... На центральном входе вообще сидит неадекват; нужное Второе окно выдачи находится не рядом с Первым, а непонятно где; поледней двери направо не существует, ибо в конце коридора в конце лишь двери налево; подходишь к очередному окну выдачи — сотрудник ушел на обед; чтобы получить такой пропуск, нужно заполнить синюю форму, чтоб получить желтую форму, дающую праву получить пропуск А-38... и так далее:)

Трогательная вещь Воннегута. Войну он и так не особо жалует, а здесь еще и ее непосредственные последствия.

Вот как ребенку объяснить, где его родители? А если все вокруг белые, а в отряде случайно проезжавших военных тоже нашелся один черный? Такой же, как и ты. Ребенок хочет иметь отца. И он называет похожего человека своим отцом.

Да уж. Ребенку, как и всем людям, нужно верить, надеяться.

Курт Воннегут в своей легкой и приятной манере размышляет на тему счастья и его цены.

Действительно, как отметил кто-то в отзыве, счастье описывается как нечто пассивно-кайфующее, ничего не делаешь — а тебе хорошо. Сразу вспоминается .во-первых, диванное безделье, когда перед твоим взором пляшут, поют, бегают и рискуют жизнью какие-то люди. Медиа-технологии, действительно.

А во-вторых, речь о наркотиках. Конечно. Всем бы предаться забвению да забыть обо всём. Но со стороны (со стороны читателя в том числе) это выглядит скверно, прям как притон, старина Курт верно сказал. Мораль проклёвывается следом: человеку для развития и роста нужен раздражитель, а не приятный пустой вакуум.

Писатель Майкл Нунэн теряет любимую жену при трагических обстоятельствах. После нескольких лет «существования» и ощущения того, что теперешний писательский барьер непреодолим, главный герой приезжает в поселение Тэ-Эр, где остался так полюбившийся им с женой домик «Сара-Хохотушка». Но в этом домике начинают слышаться стуки из подвала, магниты на холодильнике складываются в послания, а по ночам слышится плач ребенка. Параллельно Майкл Нунэн встречает девочку Киру и ее молодую маму Мэтти, за которых ему предстоит вступиться в нелегкой борьбе с их богатым и хладнокровным дедом, миллионером Максом Дивоуром.

Пожалуй, главным символом произведения является «мешок с костями». Но что же это?

Мешок с костями — это любой персонаж книги, неживой по своей сути субъект. Тот, кого писатель создает из раза в раз, в попытках оживить своего голема, но получилось ли у него сделать это в очередной раз — решать только читателю. «В сравнении с самым тупоумным человеком, который действительно шагал по земле и отбрасывал на нее свою тень, — вроде бы сказал Харди, — любой персонаж романа, пусть и идеально выписанный, — мешок с костями». Вставляя подобный отрывок, Стивен Кинг идет ва-банк, уже и сам рискуя реальностью своих героев. И для преодоления самим собой поставленной планки автор, во-первых, повествует от первого лица, как в романах «11/22/63», «Зеленая миля» и пр. А во-вторых, нас ждет долгое, но в любом случае интересное сживание с писателем Майклом Нунэном, заставляя пережить все его беды, беседуя с его знакомыми, убеждая их, что ты якобы жив-здоров, и всё у тебя в порядке, хоть это не так.

Мешок с костями — это любой человек, которого вырывают из грез и романтических представлений о мире его реалии. Как писателя Майкла Нунэна заставил вернуться из мира книг и сюжетов шок, связанный со смертью его жены, так и молодую любящую мать Мэтти Дивоур, несмотря на ее любовь к дочери, возвращает в суровый мир всевластие деда девочки, миллионера Макса Дивоура. В обоих случаях реальность свалилась на главных героев, как снег на голову. И к ним приходит осознание, что всё в разы примитивнее и прозаичнее.

Мешок с костями — это тело человека. Здесь вспоминается фраза Джейме Ланнистера из первой книги цикла Джорджа Мартина: «Странное чувство: изрубить кого-то в первый раз, и обнаружить, что мы просто мешки, набитые мясом, кровью и костями.» Как сильно Майкл полюбил Мэтти, как трепетно вожделел к ее прекрасному молодому телу, какой она была идеальной, не только для него. Но...

Мешок с костями — это пасхалка к концовке книги, закрывающая вопрос о том, почему и как в «Саре-Хохотушке» обитают призраки.

И наконец, мешок с костями — это тот, кому еще есть чего бояться, есть от чего ему еще может быть больно и есть на что надеяться. Мешок с костями — это всё, что мы имеем. И, возможно, в конце главный герой поймёт, что всё творчество, все его романтические детективы, пусть они были и сносными, ничего не стоят по сравнению пережитыми событиями. И благо, когда у такого мешка с костями есть, ради чего жить. Например, ради маленькой девочки с серьезными глазами.

Роман не самый уникальный в творчестве Стивена Кинга, хоть и увлекаюший своей историей. Произведение, начинавшееся как «Секретное окно, секретный сад» (озеро, домик, галлюцинации), сменяющееся то «Сиянием» (с его призраками и живым домом), то «Оно» (с его страшным прошлым маленького городка, бессознательным заговором местных жителей и расовой дискриминацией), в итоге завершившееся в духе «Темной половины» (так же эпично, красочно и фантастически).

Заимствований много, повторы, упоры автора заметны, но всё же это новая история. Со своим настроением, со своими коронными фразами, символами и тайнами. Довольно интересно было вначале следить за бытовой стороной жизни писателя и его отношениями с издательством. Самые яркие эпизоды книги, пожалуй: а) встреча Майкла с Максом Дивоуром и его помощницей у озера; б) история гибели Сары и ее ребенка Кито; в) финальная битва Джоанны с Сарой и параллельная нейтрализация того самого мешка с костями.

P.S. И да, жаль, что с 2012 года этот роман по какой-то причине не издается. Хотелось бы иметь бумажный вариант.

Пользуясь случаем, скажу, что рад наконец-таки после года чтения разных других авторов вновь вернуться к старине Кингу. Это было даже скорее похоже на Парня из Колорадо, который вдруг вырвался из привычной обстановки, забыв про все планы, и осуществив то, что, возможно, давно хотел. Так и я, читая других авторов, всё чаще со временем вспоминал дядю Стивена с его отличной манерой изложения и интересными историями, и вот — сорвался. Снова привет, Стивен Кинг!

Прохладным апрельским утром 1980 года на берегу Лосиного острова (что в штате Мэн) пара школьников обнаружили труп мужчины средних лет, находящийся в необычной позе...

Стоп-стоп! Это ведь не моя история. Эту историю два старичка из местной газеты «Островитянин» рассказывают приехавшей и уже освоившейся практикантке Стефани. Остров хранит свои тайны от чужаков, но она уже стала частью острова, и, чтобы понять, что же гложет двух опытных журналистов на протяжении 25 лет, девушка слушает самую странную и необъяснимую историю, которая попадалась старикам. По сути-то, как и говорят сами Дэйв и Винс, это не история, потому что в ней нет даже единой нити, способной соединить все фактические бусины. Есть только деталь № 1, деталь № 2, деталь № 3, и т.д. Но, что самое важное, интеграция всех этих деталей не позволяет уверенно выдвинуть какую-либо версию. Все разумные версии тут же хромают на обе ноги...

Мы с вами знаем, что Кинг — прекрасный рассказчик. И не стоит недооценивать «Дитя Колорадо», именуя его как слабое произведение на фоне прочих заслуг. Нет. Здесь и яркие живые персонажи со своими прибабахами и особенностями. И атмосфера легкого, теплого, летнего бриза, который дарит спокойствие и в то же время чувство тайны бытия. И специфика журналистской работы, со всеми ее трудностями и маленькими победами. Здесь наконец и сама история, собрать которую в такой последовательный клубок из диалогов и пересказов под силу только Кингу, ну и еще паре авторов.

Главная ценность истории в том, что она не имеет ответа. Дмитрий Быков любит повторять чью-то цитату, которая звучит так: «Дойдя до развилки, всегда выбирай развилку». И это действительно единственно верный вариант для подобных вещей. Ну не было у «Дитя Колорадо» причин, при его-то нормальной жизни и небольшом заработке, срываться на другое побережье, добравшись тютелька в тютельку, наняв троих водителей, в том числе и заказав чартерный рейс! А зачем? А как? А как быть с разной одеждой? А если убийство, а сигареты и спички подложены? А что же тогда с куском мяса в горле? И так далее, и так далее... Есть такие истории, которые должны цениться как раз за их таинственность и невозможность дачи однозначного ответа. Мне сразу вспоминается фильм «Остров проклятых», где, посмотрев его впервые, я определился с одной версией, а посмотрев во второй раз, — уже с другой. А смысл и есть в том, что порой мы не можем дать ответ на вопрос. В этом и есть красота и шарм жизни, такой многогранной и еще бесконечно скрытой от всего человечества. И подобная история — лишь показательный пример. Как относиться к этому? Пытаться дать ответ? Или может просто принять как тайну? А способен ли любопытный по своей природе человек просто принять тайну? Вряд ли. Но попробовать стоит:)

Пожалуй, не разделю восторгов отписавшихся лаборантов.

Да, рассказ, особенно к финалу, больноватый и тяжеловатый. Но читать его мне было почти невыносимо. Как же сложно это написано... Конечно же, не в плане лексики, а касательно подачи материала. Вместо динамики сюжета приходилось продираться сквозь односложные рубящие предложения. В такие моменты вспоминается драгоценный Стивен Кинг.

Простите, но тут полнейшая эклектика. Что к чему — непонятно. Полторы страницы, вроде и вникнуть пытался. Но никак не получается. Слишком, очень даже слишком обрывисто.

Рассказу было бы лучше без такой концовки. Здесь либо всё предыдущее — подводка к ней, либо сам финал лишний.

Если брать до концовки, то рассказ вполне оправдывает своё название. Да, такие вот приятные недорогие мелочи, которые способны создать уют своей теплотой и пёрстростью красок для столь заурядного скучающего человека. Он вполне себе обыватель, почему нет. Все же люди:) И у обывателей (если всё-таки их хотел показать Веллер) можно найти радости, и искать-то не так уж и долго.

А если о концовке, то здесь ненужное раскрытие идеи виртуальных игр. Не согласен с отписавшимися лаборантами, что, мол, с тогдашней графикой нельзя было вжиться в процесс игры и потеряться в реальности. Почему же, вполне можно. Здесь ведь дело не в качестве изображения, а в ощущении себя ТАМ. А для обывателя,, как раз, игромания может быть очень опасной. Я вот не знаю, кто живет надо мной в доме, но каждый вечер в течение нескольких часов я слышу дикий матный ор мужским басом. И у меня есть версия, что сей субъект играет в ныне популярные «Танки».

Не знаю, что тут циничного. Как раз именно то, что остается на сердце после настоящей любви. Или самой сильной. Когда всех последующих сравниваешь с ней. Рассказ выписан просто филигранно. Вроде и женщины разные, и беседы с ними разные, и их движения, места встреч с ними разные... но как же всё это всё равно похоже. Выполнено где-то на бессознательном уровне, и автор поймал эту ноту. Такое можно и перечитывать.

Отчасти падение самолета глазами пилота. Отчасти дискотека глазами молодого парня. Отчасти взгляд из психиатрической лечебницы.

Уверен, у этого рассказа найдется полюбивший его читатель, ибо здесь есть за что зацепиться. Но лично меня форма запутала, было неудобно, да и вникнуть не успеваешь. Да и родственности финалов не наблюдается.

Что-то из разряда «почему же театр боевых действий называют театром?»

Несколько принципиальных тезисов из сего короткого рассказа можно извлечь: 1) Играть роль порой приходится всем, даже в серьезных, боевых и прочих делах, на общее благо; 2) На себя прошлого смотришь с умилением и любовью, человек любит себя реализующегося, только еще идущего; 3) Кино, как и жизнь, не терпит строгости и соблюдения всех формальностей, наоборот, все хотят увидеть приукрашенное, и режиссер это знает.

В отзывах к этому рассказу — кто о чём. Но все едины в том, что форма рассказа вызывает сомнение. С этим соглашусь.

А вот с толкованием идеи — нет. Здесь речь о том, что вся история летит в пропасть, и её не достать, не вернуть, не узнать. А люди всегда живут лишь настоящим, особенно молодые (в гиперболе, дети). Сам Веллер в одной из передач говорил, что история переписывается постоянно, поэтому искать в ней правду или ожидать, что наши заслуги будут сильно почитаемы — надеяться не приходится.

На удивление отличный автобиографический рассказ о становлении Михаила Иосифовича как писателя. Первые шаги.

Наверное, так же, как меня, рассказ потрясет мало кого. А он очень и очень хорош. Начиная с отношения знакомых к твоим творческим порывам и заканчивая желанием постижения тайны письма. Лично мне рассказ очень близок тем, что я тоже своего рода занимаюсь творчеством, и всё, о чем говорит автор — подтверждаю. Напоследок считаю необходимым добавить в отзыв, чтоб не потерять, прекрасный абзац с теми мыслями, которыми самого посетили совсем недавно:

«Мне же всегда хотелось писать именно разные рассказы. Не то чтобы хотелось – они должны быть разные. Так я чувствую и понимаю. Каждый материал сам выбирает свою форму, и каждый рассказ – это не изложение неких фактов и мыслей, но больше – это всегда нахождение единственного органичного воплощения материала, построения его, языковых средств, позиции автора, чтобы в результате из этого единого целого возникла та, если можно так выразиться, надыдея, которая и является сутью рассказа. В идеале каждый рассказ – это открытие другого мира, а не еще одна дверь в мир один и тот же. Можно, найдя удачную формулу и «поставив руку», писать рассказы схожие, где автор ясен сразу по одному рассказу. «Мир Лондона», «мир Шукшина». У каждого – своя сфера, за ее пределы он не ходок. Пусть он гений, талант, мир его уникален, воззрение самобытно, – но жизнь-то – всякая! Каждая комбинация элементов неповторима и дает другой мир; должны быть разными и рассказы, а не ситуации и даже не характеры, – мир рассказов должен быть разным.»

Ух, как же я люблю эти истории про взрослых людей (а именно здесь — пожилых), которые встречаются через много лет и рассказывают о том, как прошла их жизнь. И каждый такой рассказ — загадка, никогда не знаешь, куда он повернется.

Спойлерить не буду. Скажу лишь, что в данном рассказе наблюдаются задатки будущего романа «Приключения майора Звягина», одними из основных жизненных принципов главного героя в котором являются беспринципность, достижение цели и актерская игра.

Во-первых, не Кошелек, а Бумажник...;)

Да уж, занятную историю рассказал Михаил Иосифович. А сначала вообще речь шла о другом и не предвиделось такого сюжета. Читается рассказ с интересом, даже улыбнуться есть где.

С точки зрения подтекста, ставится вопрос об этической стороне поступков. Должны ли они оцениваться в шкале морали? А если не должны, тогда как их оценивать? И вообще, что такое «оценивать», это в деньгах что ли? Вот Веллер и создает такое фант. допущение, при котором найденный кошелек платит главному герою за.. да кто его знает, за что он ему платит.

Можно охарактеризовать данный рассказ тремя словами — Слишком много чужого.

Когда ты ну совсем не фантаст-антиутопист, скорее всего в таком заточенном жанре твоя задумка будет выглядеть посредственно и с ощущением, что такое уже было. Сразу вспоминается Роберт Шекли с кучей его гениальных рассказов, в том числе и антиутопических.

Когда ты пишешь произведение в форме сценария, который пишут два соавтора (и когда характерной веллеровской иронией здесь ты не блещешь), твоя задумка сразу же растворяется в творчестве и мире Аркадия и Бориса Стругацких. Просто видишь их — и видишь всю разницу.

Когда ты завершаешь повествование типичной фишкой солипсизма в духе того, что, мол, а вдруг это всё и есть мишура вокруг, то такая особенность просто теряется и тонет в море качественного концептуального солипсизма Виктора Пелевина. Да, Виктор Олегович стал писать позже, но отделаться читателю от ощущения всё равно невмоготу.

О. Первый для меня рассказ Веллера в жанре магического реализма. Нет, ребята из классификатора, не фантастика это.

Причем интересно то, что больше удалась в рассказе не жанровая и сюжетная начинка, а классические фирменные веллеровские жизненные ситуации. Вот в них он всегда силён, и ими тащит.

Центральная идея рассказа — никому не нужны чудеса. А взяты, заметьте, самые главные сферы профессий по постижению тайн Вселенной: художник, ученый и священнослужитель. И все как один не обращают внимание на настоящее чудо, хотя сами и стоят на острие борьбы с неизведанным миром. Парадокс? — Только не в мире взрослых и закостенелых людей.

Всегда тонкий и щекотливый вопрос — о потомках фашистов. Что они думают о том, что было? Как относятся к своим предкам? И прочее.

Черт возьми, а как они могут относиться к своим родным? Видимо, с любовью, как же еще. Хоть и есть у них некая доля стыда за совершенное дедом, но деда своего они не бросят. Просто, как в этом рассказе, будут, с одной стороны, скрывать свой памятный визит, а с другой стороны, всё равно будут приезжать и помнить.

Когда наши спрашивают «А что же они вот думают о том неприятном прошлом?», всё чаще слышится простой ответ: «Они об этом не говорят и стараются просто не вспоминать.»

На заслушивание заседания завкома вызывают фрезеровщика Пускунова. Он якобы пьет, матерится, вечно ходит по танцам и всегда опаздывает.

Когда читал «рациональную часть» рассказа, у меня в голове всплывал эпизод из детства. Дело было так. Мне было лет 9. Нас семьей пригласили в гости друзья моих родителей. У других приглашенных тоже были дети-мальчики, двое: лет 10-ти и 11-ти. С ними я уже давно был знаком. Но также появилась какая-то новая девочка, лет 7-ми. И вот, все родители сидят на кухне, а мы сидим в зале и думаем, чем бы заняться. Как вдруг эта самая младшая девочка заявляет: «Я хочу, чтобы вы все плавали по ковру. Кто не будет этого делать — я пожалуюсь, что он балуется.» Ну, и мои знакомые ребята стали ползать по ковру, изображая плавание брассом. А меня ж распирала гордость, да и вообще, как так, какая-то малявка командует, заставляет делать глупые вещи, еще и угрожает чем-то. В общем, я не согласился и сел спокойно на диван. А эта девочка, как и обещала, пошла на кухню. Следом слышу, как зовут меня. Прихожу на кухню, смотрю на сидящих за столом взрослых, вероятно подпитых, и вижу их порицающий взгляд, и фразы в духе: «Не балуйся.» Потом я вернулся в зал, но мне стало так обидно... На всю жизнь просто. Дальше помню кусками, но хорошо запомнилось, что меня взбесило это всё, и я взял с дивана подушку и начал раскручиваться с подушкой вокруг своей оси, всё сильнее и сильнее, пока не отпустил её — и она попала прямо в вазу, и разбила её. А за это меня уже не особо ругали, насколько я помню. Клянусь, всё так и было, ничего не придумываю.

И вот это ощущение, когда фрезеровщику Витьке Пискунову не дают сказать в ответ ни слова, всё клевещут на него и клевещут, заставляют его выслушивать, стыдят, упрекают, ровняют с землей.. всё это охвачено такой несправедливостью, и какой-то глупой жаждой крови, от которых становится жутко неприятно. И что самое поразительное — финал рассказа, перерастающий в жертвоприношение, вообще уже не связан с самим Пискуновым, а жертвой выступает человек, который совсем не при чем. Но в целом это полностью соответствует картине абсурда и бреда, которыми полон рассказ.

Не могу не пошутить здесь: Знаете же выражение «старый козёл»? Теперь ясно откуда оно взялось:))

А если серьезно, тяжело во всей гамме представить страх внука, который он испытал в конце рассказа. Вот бывает же такое, воспринимаешь действительность, спокойную, ровную, понятную.. а затем происходит что-то настолько абсурдное и оттого настолько страшное, что разум заполняет лишь безмолвный крик ужаса. Нет, никто не бежит на тебя с ножом, ты не тонешь, ничего такого. Просто всепоглощающий страх нереальности кошмара.

Мне данный рассказ напоминает схожий у того же Сорокина на тему помешательства «Тополиный пух». То же воспоминание далекого прошлого, то же замыкание чего-то в голове. А вот образ козла я не могу себе объяснить, имеет ли он какое-то принципиальное значение. Да и стоит ли искать его смысл? Возможно, лучше оставить исход таким же диким, каким он и является?

Назревает соревнование по валке леса уже пожилой и опытной бригады Будзюка и молодой бригады Соломкина, где ребята только из армии пришли. Вроде с одной стороны — опыт, с другой стороны — энергия и драйв. Кто победит? По сути, вечный вопрос. Сначала не хватает опыта, потом сил и здоровья. Но не в этом главная суть рассказа. Она в том, что на манер стахановцев, две бригады, в соревновательной борьбе (а не в нормальной работе по графику и режиму), стремясь показать заоблачные результаты, тягаясь с таким же живым и стимулированным оппонентом, готовы наделать много глупостей. Не исключаю случаи, когда по таким же соревновательным мотивам происходили смерти или другие печальные последствия. Конечно, в рассказе показан случай психоделический, но нотка безумства ради голого перевыполнения плана друг друга, особенно с риском для жизней, — не меньшее безумство.

А вот объяснение стилистики или смысла последнего монолога в рассказе хотелось бы прочитать в чьем-нибудь другом отзыве. Ибо я не понял. Буду ждать.

Как удачно совпало: первый рассказ дебютного сборника рассказов Владимира Сорокина — и сразу отличная проверка того, подходит ли вам данный автор вообще, или нет.

Выпускающийся класс вместе в учителем географии отправился в лес жарить картошку и варить чай. Они... Хотя нет. Зачем пересказывать сюжет, если автор предыдущего отзыва это уже сделал за меня? (только вот зачем?) Давайте лучше поговорим о сути рассказа.

Ученик, полюбивший географию, а еще больше астрономию... Эдакая первая любовь к знаниям. Сергей Андреевич открыл Мишке Соколову замечательный мир космоса и созвездий. Мальчик полюбил учителя и благодарен ему всем сердцем. А когда скоро и не увидишься совсем, и в силу молодости хочется боготворить своего первого учителя, неполностью сформировавшийся ум придумывает себе идола, и появляется фетиш. Честно говоря, я пытался угадать финал и думал, что

Атмосфера отдыха в лесу и диалоги школьников о будущем выполнены на высшем уровне реалистичности. Повторюсь, этот рассказ — наилучшая проверка совместимости вас как читателя по отношению к данному автору.

По сути рассказ похож тематикой на соседний в сборнике — «Колечко». Только здесь всё полайтовей что ли. Размышление 35-летней женщины о своей жизни. Всё грамотно, всё достоверно и психологично. Вот такие рассказы у Михаила Иосифовича мне нравятся больше всего — рассказывающие о жизни людей. Предельно открыто, откровенно и без лишнего лукавства.

А женщина, главная героиня, встреться бы мне такая, я бы выказал ей уважение. Грамотный человек, если так можно выразиться.

Когда в произведении идет речь о человеческой драме, моральном выборе и внутренних тараканах, всегда можно написать отзыв, дополняя картину своим взглядом на взаимоотношения героев. Но в этом рассказе дополнить взгляд совершенно нечем.

Веллер — человек опытный. Еще со времен чтения «Приключений майора Звягина» для меня он зарекомендовал себя как отличный психолог, способный проникнуть чрезвычайно глубоко в страшную и противоречивую человеческую натуру. В рассказе «Колечко» изучаются вопросы любви и дружбы, вкупе с цинизмом и эгоизмом. Никто не свят. И все мы люди. Порой вот кажется: ну всё, вроде все стороны внутренних конфликтов героев вскрыл... но автор всё копает и копает... всё глубже и глубже, пока не оставляет пустоту, вывернув наружу своих действующих лиц.

Рассказ сильнейший. Такое надо читать медленно, смаковать, осмысливая и усваивая каждое предложение.

Школьный учитель литературы, которого мучают травма и сны о войне, вновь просыпается утром и идет учить молодые умы.

Такой образ можно даже назвать типичным, особенно пару десятков лет назад, и если брать глубинку нашей Родины. Только вот обычно реальные подобные образцы относятся к ученикам спустя рукава, либо потому что жалко их напрягать, живущих в мирное время, либо же проскакивает разочарование в молодом поколении, и, мол, будь что будет. Поэтому рассказ еще и о том, что мало того, что ты в прошлом воевал, ты не должен этим всю жизнь только гордиться и забить на всё. Ты должен продолжать бороться! В данном случае, за умы детей.

Отвечаю на вопрос первого лаборанта. Уголовнику в бегах это было нужно для того, что его всё равно ничего не держит, и он, в силу своей такой же слабой социальной опоры, способен сорваться в другой город и помочь, если уверен в правдивости речей инвалида.

А сам рассказ о моральном выборе и моральном праве, связанными с темой инвалида-близкого человека. От себя добавлю, что этот инвалид-гармонист поступает весьма благородно. А бывают же, не поверите, такие люди, которые хитрым путем пытаются скрыть свой изъян и неискренне сесть на шею, рассчитывая потом на удержание любовью и тезисом «мы в ответе за тех, кого приручили».

Да, рассказ в лучших традициях «Любовь к жизни» Джека Лондона и «Поднимается ветер» Роберта Шекли. Сам Михаил Веллер говорил, что на его мировоззрение и восприятие еще в школьные годы оказали влияние рассказы Лондона. А уж тем более следовало бы написать такой рассказ, коли он посвящен прадеду автора.

А написано здорово. Кратко, сильно, волнующе.

Метафорично рассказ повествует о том, насколько задачи начальства порой невыполнимы, фантастичны или абсурдны. Пойди туда, не зная куда, принеси то, не зная что... И что самое важное и правдивое на многих работах: тебя сначала отругают за какой-то косяк, чтоб ты почувствовал вину, а затем прикажут выполнять невероятную невыполнимую задачу, а ты всей душой будешь стараться ее выполнить — потому что и так уже провинился, и надо вроде бы исправляться. Так же и в военных организациях: сначала начальник сразу же посмотрит на твой внешний вид, сделает замечание, что, мол, побрит не свежо, или ботинки грязноваты, надо ж типа следить, а уже потом, когда ты ощущаешь, насколько ты перед ним в долгу и слава богу он сейчас добрый, бежишь выполнять вновь отданный приказ.

В классификаторе есть параметр «Линейность сюжета», так этому рассказу нужен пункт «Линейный с выдранной серединой». Правда, я сначала не поверил, что таков и есть сам рассказ. Сначала в читалке глянул, потом на сайте, потом в бумажной книге — везде отсутствует середина рассказа. Причем рассказ больше выигрывает от этой пустоты, потому что остается додумывать и гадать, к чему же привело то, что получилось это. А концовка и начало уж очень отличаются. Объяснить сию вырванность можно тем, что, например, один из компании молодых людей, подошедших к старику-рассказчику, куда-нибудь отходил по своим делам и попал лишь на финал. А может у деда вылетело из памяти, или он просто переключился, как глючащий компьютер:) Версий масса, вот за них и плюс рассказу. Да и написан он приятно.

Внезапность — для Владимира Сорокина, особенно раннего, второе имя. Хотя и построена эта коротенькая история как только возможно органично и обтекаемо.

Человек прожил долгую хорошую интересную жизнь, благородную даже сказал бы. Следовало бы быть счастливым. А он и счастлив, по идее. Но вот только где-то далеко-далеко в сознании сидит тоска о прошлом, так свойственная любому человеку. И вроде бы настоящее равняется результату успешного и продуктивного прошлого. Но принять это настоящее мы всё равно не можем... Это как вот иногда смотришь на лицо человека и кажется, что оно ничего особо не выражает, никаких эмоций и мыслей, а внутри этого человека просто кипит всей гаммой чувств. Так и здесь. Стало быть, когда всё хорошо, чистенько, ровненько, всё равно необходимо держать в уме хрупкость человеческой психики, где-нибудь на верхней запыленной полке.

В принципе, подобными словами, согласно духу русского человека, можно заканчивать любую ностальгическую, лирическую, тоскливую мысль или размышление. Вот две этих огромных массивных колонны русского менталитета («Авось» и «Да и ... с ним») отлично показывают так любимый Сорокиным натурализм, обычно замалчиваемый лирическими произведениями и парящими в тоскливых облаках опусами. Автор прав, черт возьми.

«Прохладный ветерок шелестел листвой берез, качал кусты и высокую выгоревшую траву. Со стороны деревни по-прежнему доносилась музыка.

— Танцуют, бля... — зло пробормотал Санька и сильно затянулся, отчего папироса затрещала и осветила его лицо. — Как танцевали, так и танцуют... хули им...»

Один из самых неприятных для нормального большинства людей рассказов. Можно сказать, взрывных. Но всё было бы очень просто — раскритиковать и заклеймить ужасом и гадостью эту историю, отправить в забытье и не вспоминать.. если бы не было глубочайшего подтекста.

Санька очень любил Наташку. Любил так, как и должно пониматься то, что называется «любовь». То есть полное отсутствие адекватного мира после ухода любимого человека. И Санька поехал головой, как говорится. Осталась лишь тень от нормальной личности. Мы толком не знаем что произошло, но она умерла. А для него она была именно ВСЕМ, и естественно, мир порушился, и не подлежит восстановлению.

"— Танцуют, бля...» — да, всем прочим наплевать. Да даже если их партнеры по танцам, либо по жизни, тоже внезапно умрут, они и дальше будут продолжать танцевать. А безграничная любовь так и останется безумством, не соответствующим (давайте говорить начистоту) природному человеческому эгоизму.

Натурализм в рассказе просто зашкаливает.

Отличный отзыв с анализом воздействия морали и нормативов на отдельного индивида оставил лаборант saddlefast. Мне остается сказать о других положительных вещах рассказа.

Сорокин не раз удивлял и, думаю, еще сто раз удивит правдоподобностью и реальностью картины. Его диалоги настолько живы и полны быта, что создается ощущение полного присутствия. Чрезвычайно сильна и эротическая сторона рассказа. Без розовых очков эротизма каких-то заезженных выпуклых форм, а лишь с постижением тайны, со внезапными действиями, с едва заметной решимостью всё же согласиться и сделать это, и т.д. А что самое лучшее в рассказе с эстетической точки зрения — это достоверность и точность управления беседой Зинаидой Михайловной, прямо в цель, с разных углов обстрела, и всё-таки додавливая в конце концов до нужного градуса.

Довольно интересный взгляд на хронооперу, соединяющий в себе сюжетные фрагменты из «Замечательного случая с глазами Дэвидсона» Герберта Уэллса, «Зоопарка» Эдварда Хоха и «Травмированного» Роберта Шекли. Действительно, на цирк нужно отвечать цирком, если иначе невмоготу. Рассказ хорош и тем, что завершается лирической ноткой. А вот его начало с нагнетанием сюжета и конструированием загадки, считаю, затянулось.

«Легенды Арбата» — долгожданное продолжение всеми любимых «Легенд Невского проспекта», вышедшее в 2009-м году, спустя 16 лет.

Михаил Веллер таким же образом делит «Легенды» на 4 блока рассказов в зависимости от общей тематики: «В сторону С.С.С.Р.», «В сторону искусства», «В сторону Кремля», «В их сторону». И хотя советской эпохе должен быть посвящен лишь первый блок, судя из названия, немалая часть рассказов других частей тоже относится именно к СССР, причем зачастую лучшая доля рассказов. Не могу понять почему, но та же ситуация есть и с Пелевиным — когда он дожевал опыт советского времени и перешел на современную Россию, многие фанаты посчитали, что Виктор Олегович скатился (хотя это не так). А вот Веллер пробует, пытается всё равно держаться за советскую тематику как самую яркую + ностальгическую для многих читателей. И когда автор переходит от нее к, например, историям об интригах в высших кругах власти в 90-тые годы, получается гораздо слабее (практически весь блок «В сторону Кремля»). Ибо здесь Веллер увлекается ненужными подробностями и еще больше «плюется» именами и фамилиями.

К неровностям этого сборника также отнесу то, что Веллер порой откровенно увлекается и чересчур затягивает повествование. Как в рассказе «Рыбалка», где нам уже давно хочется узнать, чем же закончилась встреча Ельцина с представителем Японии. Или как в рассказе «Имени Нахимова», где перебор с документальными и скучными подробностями угробил прекрасную идею «покупки» евреями исторических личностей, приписывая их к своей нации.

Но несмотря на ряд минусов и множество 6-ок в оценках, сборник заслуживает внимания. В нем иногда выстреливают рассказы, которые и написаны прекрасно, и юмор качественный, и идеи глубоки: «Самолет», «Пятикнижие», «На театре», «Монгольское кино», «МиГ губернатора», «Милицейский протокол».

К сожалению, Задорнова я не смотрел/не слушал, или просто-напросто уже забыл. Поэтому оцениваю содержание без привязок к тому, что такое уже было у кого-то.

По роду деятельности мне близка тематика протоколов и рапортов из воздуха, о примерах которых я слышу всё больше. Да еще со времен учебы в суворовском прекрасно помню, как мы писали рапорта (объяснительные) с таким фантастическим сюжетом, чтобы отмазаться, что сами могли/не могли поверить в написанное:) И здесь три случая в таком же духе. А первая история («Русские свиньи») еще и сатирична взаимоотношениями с граничащими странами, главным образом, с Финляндией. Ну и сама милота водоплавающих свинюшек тоже хороша.

Есть кому советовать данный рассказ среди знакомых, обязательно это сделаю. Пусть посмеются.)

В начале 90-тых в Санкт-Петербургское Нахимовское училище приходит письмо от Российского Еврейского Конгресса. Письмо это просветительского характера, а также... гешефтного;) Якобы вот мы вам сообщаем, что Нахимов на самом деле был чистокровным евреем, примите этот взгляд на историю, ну и заодно кучу компьютерных классов, большие премии, отпуска и командировки сотрудникам. Перед руководством встает вопрос: лучше быть бедным русским или богатым евреем? И действительно, а вдруг ранее просто нельзя было говорить о национальности Нахимова в силу обстоятельств советской эпохи? Или просто евреи «покупают» историю?

Всё бы в задумке рассказа хорошо, если бы не нуднейшая справочно-историческая часть, занимающая всю вторую половину рассказа. Читать это совсем неинтересно, зная, что информационной ценности, ввиду сомнений в достоверности сведений, не так много, а читать этот документальный стиль ужасно тяжело. Из-за этого такая оценка. Повторюсь, идея с моральным выбором и юмор, связанный с ней, очень хороши.

Уже заканчивая читать «Легенды Арбата», всё равно в памяти всплывает этот, второй рассказ сборника.

Недавно болтал со знакомым, который живет в Голландии. Зашел разговор сначала за клубнику, потом за пособие по безработице. И я вкратце пересказал ему этот рассказ. И уверен, что еще много-много раз буду его вспоминать, конечно же, к месту, а место ему, уверен, уж точно найдется.

Подумать только, да? Научно-технический прогресс вывел нас на такие огромные масштабы и на такие крохотные нюансы, что бой идет уже за самый минимальный прорыв, уже дожимается максимум, вникая в вопросы биохимии (если уж мы говорим о посевах). И кто бы мог подумать, что отставание от Европы в показателях роста продукции РОВНО В ДВА РАЗА связано ни с землей, ни с удобрениями и ни с какими бы то ни было немилостями Господа Бога. Нет. Это связано лишь с нашей безответственностью, лодырничеством и желанием в каждом удобном случае схалтурить. И естественно, результаты будут такими же.

Горько и правдиво. Советую этот рассказ даже вне пределов сборника «Легенды Арбата».

Михаил Иосифович прекрасно знает, о чем пишет.

Прочитав биографию автора, я начал очень завидовать его, возможно и сложной, но такой яркой судьбе. Перепробовав столь много кардинально отличающихся профессий, Веллер приобрел бесценный опыт, который потом и стал переносить на бумагу. А опыт ничем не заменить. Он видел разных людей, и видел, соответственно, их отношение к своему основному занятию, поделив его на мечты и желания последних. Но явно среди всяких встречались и настоящие фанаты своей работы. Те, для кого это было призванием. И такими людьми должны быть все, иначе жизнь пролетит зря. Это будет не ваша жизнь.

Социальные аспекты рассказа в духе проблем образования и влияния общественного мнения раскрывать не буду. В предыдущих отзывах это описано достаточно.

В тихом омуте...

Пока что первый рассказ Сорокина, который вызвал страх, испуг. Всё начиналось как обычно. Ну приехал журналист в гости к хозяину фермы, ну завязалась беседа у них, ну поговорили о разности города и деревни, подняли вопрос о том, почему все в город ломятся. Но... Хорошо, молчу. Лично меня, в любом случае городского жителя (сначала жил в маленьком городе, затем в большом), немного пугают деревенские люди. Вернее, они-то не пугают, я их просто не очень понимаю, они живут в иной парадигме. А вот всякие байки, касающиеся случаев в деревне, в том числе и сексуального характера, мне рассказывал еще мой ровесник, когда мы оба учились примерно классе в 7-м. И касались эти истории, так сказать, нетрадиционных вещей. Да, город давит, город и сам зажат. Но почему-то мне кажется, что некая свобода и глушь именно деревни порой побуждает к дикости. Так произошло и в этом рассказе. Поднять тост за хозяйку, казалось бы. Жуть...

До недавних пор считал данный рассказ Владимира Сорокина самым непонятным и странным из-за его концовки. Виделся чистейший стёб над серьезностью и проблемностью ситуации, а дальше — абсолютный абсурд. Благо мы здесь все собрались и можем обмениваться вкусами, взглядами и толкованиями произведений. В итоге, благодаря отзыву и ответу лаборанта Groucho Marx, рассказ приобрел заслуженную, не увиденную мной изначально глубину.

Полезно читать чужие отзывы.

Ничего не могу поделать. Этот рассказ уже кажется довольно глупым. Могу предположить, что Сорокин хотел показать, скажем так, «воздушность» торжественности. Все эти салюты, празднества, юбилеи и дебюты — насколько же превышается их значение в реальной жизни. А в советское время, видимо, и подавно необходимо было добавить красок в мир серой повседневности. Только такое толкование приходит в голову.

Поздравляю: мы с вами живем в кошмаре!

Наш мир мертв: небо в нем всегда голубое, деревья остаются деревьями, асфальт не вскрикивает, а картин в кабинете психиатра всегда пять. Незаурядная постановка вопроса в стиле Роберта Шекли, он спрашивает: «А наш мир точно нормальный?» Из этого рассказа в принципе могли расти ноги у фильма «Начало», и множества подобных сюжетов. Роберт Шекли всегда не прочь немного побаловаться философией и ее взглядами, а именно этот рассказ будет полезен тем, кто на парах философии никак не может понять, что такое солипсизм.

С конкретной точки зрения рассказа, противопоставляя изменение неизменению, немножко пробирает грусть. Ведь в каком же скучном мире мы живем... Сами подумайте. Вот вы проходите по улице. Мимо пробегает собака — вы знаете, что она и завтра будет собакой, не синим кустом, и не оранжевым стулом. Потом видите здание — и вы точно уверены, что оно и завтра останется прежним, никакое оно не корабль и не останки древней цивилизации. Скука смертная...

Среди рассказов Роберта Шекли нередко встречаются близнецы, в чем-то диаметрально противоположные, но в то же время и касающиеся единой тематики. Это такие как: «Пушка, которая не бабахает» и «Опытный образец», «Где не ступала нога человека» и «Руками не трогать!», «Страж-птица» и «Пиявка», или «Заповедная зона» и «Второй рай». Этот рассказ тоже имеет своих братьев-близнецов (даже двух) — «Бухгалтер» и «Демоны».

В небольшом магазинчике бытовой техники каждую ночь происходят кражи. То кондиционер, то холодильник, то генератор. И вот, молодая пара, владельцы магазина, решают поймать вора, коим оказывается демон ферра прямиком из Атлантиды, который служит своему царю, а царь этот весьма капризен — ему подавай чудеса.

Забавно в этом рассказе вот что... Мифический демон. Волшебная страна Атлантида. Сказочные богатства и шарм неизведанной цивилизации. Всё это для нас является чудом. Но что есть чудо для царя этой страны, и даже его слуги-демона? — Наши достижения техники, которые могут и менять климат, и хранить непортящимися продукты, и сносно согревать зимой. Как и в рассказе «Бухгалтер», старина Роберт говорит нам, что настоящие чудеса перед нами:)

Помимо забавной истории с перевешенными на другие дома вывесками для детской аудитории, есть за что зацепиться и взгляду взрослого. Ведь буря, поменяв все вывески, обличила истинную сущность строений, на которых висели эти вывески. Над дверью газетного редактора теперь висит вывеска селедки — якобы он сам себе голова, как говорит нам автор. Следуя вывеске с церковью — мы попадаем в театр. Заглянув под вывески серьезных государственных чиновников — мы попадем в детский сад с бегающими мальчишками. И так далее. Случайны ли эти метаморфозы? С точки зрения бури — да. Но с точки зрения автора — вряд ли. Противопоставление маски и истинной сущности в наиболее доступной и примитивной форме.

Мораль: вывеска — одно, а то, что под этой вывеской, — уже другое.

Без оговорок, «Легенды Невского проспекта» можно назвать веховым произведением. 1993 год. Первые годы растерянности народной души и отсутствия твердой социальной опоры после распада Советского союза. Но прошлого не воротишь. Есть диагноз, и нужен был рецепт. Во-первых, было необходимо чувство ностальгии, проникнутой атмосферой былого времени (ибо нельзя просто так всё взять и забыть, да и не нужно забывать, наоборот). Во-вторых, эта ностальгия не должна затмевать собой все негативные явления, дабы помнить не только лишь хорошее, но и ряд изъянов, которые, исходя из свойств нашей памяти, легко могут затеряться в изобилии умиления. «Легенды Невского проспекта» выполняют обе задачи на отлично. Атмосфера, диалоги, быт, стиль мышления и нравы — всё выверено досконально и достоверно. С другой стороны, сатиры в тексте очень много — бюрократия, условность работы гос структур, бесполезность ряда бытовых армейских и морских традиций (хоть они и милы душе), чрезмерное желание из всего устроить партсобрание, наивность людей, и пр. В итоге, то, что требовалось от этого произведения в свое время, — выполнено, словно плановая норма;) Но что объединяет две стороны этой непростой медали — это юмор. Где-то легкий, где-то крайне сатирический, а где-то даже пошловатый.

«Легенды» разделены на подциклы: «Саги о героях», «Легенды Сайгона», «Байки Скорой помощи» и «Легенды разных перекрестков».

«Саги о героях» — часть легенд, с относительно большими по объему рассказами, описывающая истории отдельных людей, которые шли к успеху, или просто искали себя на бескрайности советского пространства. Это и первый в истории фарцовщик; и типичная красавица легкого поведения, мечтавшая о такой же красивой жизни, как она сама; и британский еврей, оказавшийся во время ВОВ в гуще событий, и незапланированно для руководства пробивший немецкую оборону, и многие другие. Это истории об удивительных людях, и их приключениях. Лучшие здесь для меня: «Марина», «Легенда о стажере», «Легенда о Моше Даяне» и «Оружейник Тарасюк».

«Легенды Сайгона» — пожалуй, лучший подцикл. Рассказы о необычных случаях, происходивших в обычных советских условиях. Здесь и пропажа знамени на параде богом забытой военной части; и сверхсрочный выход недоремонтированного парахода для участия в параде, и что из этого вышло; и северо-арктическая научная экспедиция, не забывающая соблюдать столь свойственный бюрократизм даже в кругу 4-х человек; и античная статуя Лаокоон, обнажающая непристойные части тела, что не соответствует нравственности советского человека; и журналист-американист, которого ограбил негр в Штатах, после чего он думает: «ну щас я им задам», и другие. Мой топ здесь: «Маузер Папанина», «Легенда о соцреалисте», «Американист», «Легенда о морском параде» и «Баллада о знамени».

«Байки Скорой помощи» — подцикл, выбивающийся из линии прошлых двух. Во-первых, рассказы совсем коротенькие, страницы по 4. А во-вторых, они главным образом именно юмористические. Если до этого всё-таки автор пытался, в первую очередь, показать быт и нормы жизни, то здесь больше юмора и меньше глубины. Не могу сказать, что это плохо, ведь у данного подцикла есть огромное преимущество: шутки и истории, излагаемые здесь, так проросли в нашу жизнь и приобрели такую массу трактовок и пересказов, что это достойно уважения. Вроде и думаешь: откуда эти сюжеты брались изначально? Да вот откуда — из «Легенд Невского проспекта». Здесь лучшие рассказы для меня: «Огнестрельное», «Падение с высоты», «Искусана животным» и «Ревизор».

«Легенды разных перекрестков» — подцикл-дополнение, написанный в 1999 году. В принципе выдержанный в стиле 1-го и 2-го подциклов, имеющий уже более разношерстный по качеству состав рассказов, среди которых есть и отличные, и всё-таки уже что-то «совсем не то». Половина рассказов повествует о похождениях советского человека по большому миру (Дания, Англия, Египет), что тоже вносит некую новизну. Здесь мой топ: «Посвящается Стелле», «Баллада датской тюрьмы», «Рыжик», «Легенда о Лазаре».

В завершение хочется сказать вот о чем. Я прочитал ряд отзывов как к «Легендам» в целом, так и к отдельным рассказам. Почти везде кочует одна и та же фраза «Забавно, но вряд ли такое могло случиться на самом деле», либо «Забавно, такое вполне могло случиться на самом деле», либо «Здорово, но этого просто не могло быть», либо «Да, классно, прям вижу, как такое могло быть», и так далее, и так далее... Господи, успокойтесь ради бога. Название произведения — «Легенды Невского проспекта». Легенды! Вам не нужно выяснять, было ли это на самом деле или нет. Почему-то о других произведениях в жанре реализма таких вопросов не возникает. Почему? Не знаю. Просто не пытайтесь определить, было такое или не было. Всё равно не узнаете. Просто читайте и наслаждайтесь:)

Нелегка доля моряка дальнего плавания. А еще тяжелее она, когда ты женился на красавице (всего за пару недель со дня знакомства), а вместо медового месяца на следующий день уходишь на корабле далеко и надолго.

Изначальные игры в остроумие между научными сотрудниками и простым механиком только затравка к истории. Настоящая же история начинается с момента, когда механик делится своей бедой и невозможностью узнать наверняка, что еще больше его тревожит и нагнетает нехорошие мысли. И идеалистично настроенные, проповедующие верность и благочестие ученые мужи, найдя подопытного кролика для проведения интересного эксперимента, решают вернуться и проверить опытным путем, попутно забившись на ящик коньяка.

Каждый на месте механика хотел бы узнать правду: это многое прояснило бы в жизни. Ученым тоже интересно: всё-таки практика — есть критерий истины. А кто победит в споре — узнаете, когда прочтете рассказ:)

Прочитав сей рассказ сборника, был уверен, что средняя оценка у него будет чуть ли не самая низкая из всех «Легенд». И не ошибся, к сожалению. А жаль, лучше бы ошибся. Во-первых, это очень смешно и изобретательно, всякое ведь бывает, а врачей может рассмешить и самый странный казус. Во-вторых, данный рассказ, как и другие в подцикле «Байки Скорой помощи», породил кучу ответвлений и пересказов в форме анекдотов или просто шуток. Это ли не заслуга Веллера? Да, по́шло — но и смешно ведь. Если вам кажется, что одинокий человек никогда не обуреваем страстными фантазиями (иногда и извращенными), то вы просто лукавите сами себе.

Даже мораль в этом коротком рассказике есть: лучше не баловаться с животными.)

Забавное ироническое начало, и какая-то даже метафизическая концовка.

Первая любовь. Цветок сорван, крылья поломаны, идеал поруган, как пишет Михаил Иосифович. И из всех видов самоубийства девочка выбирает именно этот. Уж простите, но никак я не могу не связать концовку рассказа с идеей преемственности поколений. Бабуля (извиняюсь за такой цинизм) своё отжила, уже испытала и первую трагическую любовь, и много чего еще. А у девочки еще всё впереди. Случайность, что в рассказе оказалась именно старушка? — Не думаю.

Пожалуй, одна из самых политизированных историй «Легенд», и в то же время одна из самых запоминающихся. Читаю уже следующий подцикл сборника и никак не могу отделаться от воспоминания об этой фабуле. И уже хочется перечитать! А ведь еще не закончил читать весь сборник.

История арктической экспедиции из 4-х человек, в составе которой лишь один беспартийный, и он же немец. И подробное описание, простите за выражение, «партийных схождений с ума» на северном полюсе: незамедлительное рапортование при поступающих сигналах, закрытые собрания (то есть выходить из палатки на холод должен был один связист, который и отправлял потом протоколы собраний по средствам связи) и прочее-прочее. Короче говоря, сейчас на такие бюрократические перегибы смотришь, держась руками за голову, а в ряде структур ничего и не изменилось особо, что добавляет рассказу актуальности. Ну и конечно, прекрасная линия сюжета с маузером, который начальник экспедиции собирал и разбирал от скуки и неумения приносить практическую пользу экспедиции, и к чему это привело.

Право, гениальный рассказ. Очень яркий, колкий, живой и остроумный.

Настолько достоверная и, как ни печально, земная история, что на данный момент разлетелась по многим похожим байкам и пересказываемым случаям.

История о старичке-ветеране, живущем в коммуналке, по соседству с вечно веселящейся компанией. Старичок слаб, отпор дать не может, так над ним еще и издеваются, если вякает или вызывает милицию. Как итог — он предупреждал. И как ни пытается автор придать этой истории положительных иронических красок, всё равно чувство обиды и горечи перекрывает. Жалко, что такое происходит. А происходит подобное повсеместно.

Пока прочитан только подцикл «Саги о героях» из «Легенд Невского проспекта», и из него, могу уверенно сказать, этот рассказ для меня самый сильный, вызывающий, яркий и интересный.

История девушки Марины, от природы прекрасной телом и личиком, и дальнейшие скитания, беды и трудности, с которыми ей пришлось столкнуться, разложенные в хронологическом порядке. Думаю, не стоит приписывать данный сюжет определенной эпохе. Всегда есть такие барышни, которые в своей жизни будто проходят квест, их задача — удачно выйти замуж и жить по-королевски. В меру — пожалуйста, но когда эта цель становится ключевой, руководящей всей остальной жизнью, это печалит, хотя и не в данном случае, ведь рассказ довольно смешной.

Иногда встречаешь в жизни случаи среди знакомых, когда прям отчетливо видишь — «ну охомутала же!» И это вроде бы вполне близкие люди, но если начать рассказывать им, как всё это выглядит со стороны, они не верят и открещиваются. Теперь появилась новая идея — показать им этот рассказ:) Навскидку самый забавный эпизод — это, пожалуй, когда Марина покоряла иностранца и строила из себя недотрогу (после занятия проституцией в прошлом, естественно).

Мечтать о бататовой каше можно, особенно если в остальном жизнь просто ужасна: ты одинок, все смеются над тобой, тебе не на что надеяться в жизни. Тогда появляется она — бататовая каша. Но что делать, если в итоге получаешь эту бататовую кашу? Так ли всё это радужно, и должны ли мечты (довольно странные для другого человека) сбываться? Может, им и стоит оставаться мечтами?

Конечно, я понимаю, почему так много невысоких оценок: читателю не всегда приятно видеть в тексте маты, гадости и тому подобное. Но тогда вопрос — зачем в таком случае браться за Сорокина? Меня матерная концовка нисколько не отвратила, наверное потому что я был готов к такому, принимаясь за рассказ. Хотелось бы заострить внимание на другом моменте.

Атмосфера. В таком коротком рассказике, где пожилая пара обсуждает что у кого там у знакомых да как, где они вспоминают былое, атмосфера передана просто гениально. То что называется «вживание в историю» выполнено на 10 баллов. Да, бабка с дедкой обсуждают непонятно какие новости, и касательно кого — тоже непонятно. Но это настолько достоверно, что я получил истинное удовольствие.

Можно найти и политический аспект в рассказе, а именно в финальной прибаутке деда. Якобы для простого народа мысли о верхах — это что-то вроде сказок о рыбаке и рыбке, или мифов для древних греков. То есть просто как развлекательный разговор. Хм, интересно.

«Наука побеждать» в бытовых условиях.

Приключения майора Звягина — роман об отставном майоре, враче «скорой помощи» и главе семейства. Его увлечение простое — находить людей с неразрешимыми проблемами и решать их! Достала сварливая старуха-соседка, что бьет по ночам шваброй по потолку? Кругом одни неудачи и кажется, что судьба преследует и не дает нормально жить? Вы некрасивая и с самого детства никто на вас не обращал внимание? У вас нет связей и денег, но хотите достичь головокружительной карьеры? Муж пьет? Кризис среднего возраста? Не можете найти преступника? Больны раком и потеряли смысл жизни? Не любит любимая? Всё тленно? — ответ на все эти вопросы прост: ВСЁ МОЖНО РЕШИТЬ! ГЛАВНОЕ — ДЕЙСТВОВАТЬ!

Существует бесчисленное море книг, о которых смело заявляют «эта книга о жизни». Не хочется, конечно, короновать и нарекать именно этот роман таковым, но ничего другого мне не остается... Ведь когда говорят о других книгах с подобным возгласом, руководит говорящим обычно удовлетворение от художественной силы произведения, подчеркивается правдивость описания, и, что самое главное, освещается лишь какая-то отдельная сторона жизни. Верно, многие книги о жизни. Но не все они о жизни всей сразу, обычно нет универсальности. Здесь же, как видно из вопросов (которые структурно равны главам романа), затронута целая гамма настоящих человеческих проблем, которые окружают и тяготят любого человека. И описание их выдержано настолько достоверно, настолько проникнуто в суть и яму каждой жизненной «занозы», что, как читатель, искренне поражаешься мастерству автора. У меня проступали слезы сочувствия, когда я читал историю взросления некрасивой девочки и возрастания уверенности, что она никому не нужна. У меня проступали слезы радости и воодушевления, когда майор Звягин с криками вламывался в комнату молодого парня, больного раком, и кричал ему невероятно жизнеутверждающие вещи (одна из сильнейших сцен книги). Черт возьми, Веллер — талантливый писатель, это видно отчетливо. Так проникнуть в других людей далеко не каждому дано.

Звягин Леонид Борисович — персонаж крайне колоритный. Это и глава семейства, от которого без ума дочь и которого любит вечно терпящая странные увлечения мужа жена. И душа компании на работе, не унывающий, всегда бойкий и бодрый. И конечно же, не мог в таком качественном произведении главный герой обойтись без какой-нибудь яркой особенности. Вы еще долго будете вспоминать, как в раздумиях над очередным «дельцем», Звягин ходил туда-сюда по комнате и попивал молоко через трубочку, иногда задавая своей жене неожиданно странные вопросы: «Что такое судьба? Что такое красота? Что такое любовь?»

Структурно «Приключения майора Звягина» построены очень органично и последовательно. В прологе, как однажды в передаче сказал Дмитрий Быков, Звягин убивает гбшника, тем самым на контрасте показывая современного героя — не лживого палача-бюрократа, а простого настоящего человека, который знает Жизнь. Первые «пациенты» Звягина настраивают читателя на общий мотивационный лад книги: делай усердно и с умом — и всё будет сделано. Это касается вопросов самоуверенности, режима дня, устранения ненужных паразитов личного времени и много чего смежного... Но затем у читателя и у автора назревает вопрос: «Почему же ты, такой уверенный во всем и знающий что и как, пашешь на «скорой помощи», а не какой-нибудь генерал или богатый бизнесмен??» И здесь отлично вступает в ход следующая глава, одна из моих любимых, — «Игра в императора» — история прошлых лет, о том, как еще студентом Звягин научил бедного, не желающего учиться мальчика как стать хозяином жизни... И к чему это привело, спустя много лет, когда встретились наш главный герой и тот самый запуганный и неуверенный мальчуган — ныне большой начальник. Далее автор ведет нас по приключениям отставного майора, разбирая самые наболевшие проблемы обычных людей, переходя от более-менее представимых для разрешения до самых невероятных и невозможных, которые мне видится бессмысленным освещать, ибо лишь вызову скепсис, такое нужно просто прочитать. И, напоследок, что самое интересное... Мы вроде бы уже разобрались с любыми трудностями, готовы побеждать, стараться, тратить множество усилий, чтобы наладить свою жизнь или исполнить заветную мечту... Но вдруг появляется новая и последняя заноза — вопрос «ЗАЧЕМ? Зачем это всё? Зачем так стараться, напрягаться, если можно тихо жить и терпеть, ведь всё равно умрем? Какой во всем этом смысл? Какой смысл вообще жить и мучаться с этим всем, если всё конечно?» — и на этот вопрос, кто не догадался, автор смело берется ответить в эпилоге, в самом последнем деле майора Звягина по излечению студента-философа от тщетности бытия. Гениальный круг повествования, я считаю.

Для тех, кто считает инсценировки, используемые Звягиным аморальными, лживыми, неестественно-неискренними, могу сказать одно: это книга, товарищи. В ней вы не должны копировать поведение главного героя и влезать в чужие жизни, не в этом ваша задача. Ваша задача — представить себя на месте испытуемых, и таким образом менять свою жизнь и начинать действовать. Цель этой книги — показать преодолимость проблем и заставить себя жить без непосредственного касания вашего плеча главным героем — а через книгу. Вот и всё. Ну а для тех, кто всё равно желает фыркать о соотношении сил и средств, и т.д., то для вас есть эпилог, в котором подробно и справедливо расписаны жизненные установки и автора, и главного героя касательно морали (и много чего еще).

Это не книга-мотиватор. Это учебник жизни. Библия для обыкновенного человека, заплутавшего, запутавшегося в себе и своих кажущихся непреодолимыми проблемах. Теперь буду советовать это произведение каждому.

«Есть три вещи в мире — непостижимые для мудрецов: путь орла в небе, змеи на камне, и путь мужчины к сердцу женщины» — так говорит жена Звягина в начале главы, провоцируя «доктора несчастных людей» на последний невозможный подвиг.

Последнее, самое подробное, самое детальное и, казалось бы, самое сложное дело майора Звягина: создать условия и направить усилия множества людей на формирование у человека чувств. Именно чувств, искренних и неподдельных, естественных и не навязанных. У меня есть несколько догадок, почему эта кампания Леонида Борисовича стала завершающей и занимает страниц примерно как первые 5 рассказов-глав:

а) как уже ранее сказано, по причине того, что необходимо было создать именно чувства, то есть нечто тонкое и вроде бы непостижимое в человеке;

б) читая роман в целом, заметно, что в принципе в последнем рассказе проводится, так скажем, собирательная кампания из всех предыдущих (и спасение от самоубийства, и приобретение уверенности, и «как стать красивым») ну и плюс само влюбление. То есть словно подводится некий итог;

в) наименее правдоподобная версия, но тоже логичная — рассказ «Любит — не любит» занимает значительно больше страниц, потому что в операцию вовлечены гораздо больше людей, чем обычно, им можно насчитать больше десятка;

г) дело о любви — как ванильное и драматичное завершение романа.

План Звягина и его выполнение, на мой взгляд, не должны критиковаться с моральной стороны. У «больного» было желание — «чтоб она любила меня» — и всё, остальное неважно. Критиковать имело бы смысл с точки зрения достоверности и эффективности действий. А по этому поводу, кажется, ни у кого сомнений возникать не должно. Слишком уж сложная долгосрочная операция, слишком много использовано сил и средств для максимального эффекта.

Любовь сопровождается болью. Сколько же боли и мучений пришлось пережить Ларику, когда ему приходилось неделями перед зеркалом тренировать равнодушие и спокойствие. Сколько же страданий испытала при этом сама Валя. Она была поглощена метаниями, ожиданиями и разочарованиями — и снова надеждами.

Автор — настоящий психолог: пересказанные им переживания, мотивы и еле заметные оттенки чувств видятся мне более чем достоверными, ими проникаешься. Читать терзания основных героев очень интересно, кажется, что иначе в данный момент они и думать и чувствовать не могли.

Отличный рассказ о том, как путем горы труда и внутренних усилий заполучить сердце любимой женщины, которой раньше было просто плевать на тебя. Надо ли это, стоит ли затраченных сил, так уж ли это было необходимо — эти вопросы автора рассказа не интересуют, здесь речь о другом. Можно? — Можно.

Советую читать лишь в рамках романа «Приключения майора Звягина», дабы уследить общую идею книги и поддаться харизме главного героя.

Для меня данная короткая зарисовка гласит о следующем: человек, которому в силу каких-то обстоятельств долго и упорно сочувствуют, потеряв свой изъян, даже печалится и желает вернуть этот недостаток обратно. Пускай это будет даже огроменный нос ниже подбородка.

Название у рассказа не запоминающееся, а жаль. Ведь содержание и сюжет, думаю, надолго останутся в памяти. Очень уж ярко всё это было.

По духу истории напоминает некую смесь реалистических рассказов Стивена Кинга и триллерных Роберта Шекли. Фабула проста: полицейские обыскивают дом мужчины-вдовца, у которого пропала без вести жена, в попытках найти хотя бы ее тело, дабы доказать, что убил ее этот самый муж. Здесь и психология убийцы, и вечно актуальная тема развития послесвадебных отношений супругов, и красивый финт в конце. В духе какой-нибудь старомодной, но кровожадной английской притчи.

Всем советую.

«Обычный состав: кошачье дыхание, рыбья чешуя и лунный свет с мельничной запруды»

Прочитав этот роман и сев за написание отзыва, я посмотрел в окно на закат и понял одну важную вещь, которая иногда почему-то выпадает из головы: мир полон красок. Банально вроде бы это звучит, но всё равно с годами и с кучей дел приходится себе напоминать эту простую мысль. Практически каждая страница, каждый абзац книги наполнены пёстрыми, яркими, разноцветными лоскутками волшебного мира произведения, чудесными персонажами вроде упавшей звезды, всё понимающего единорога или экипажа воздушного корабля, охотящегося за молниями, и, конечно же, чистыми и наивными грёзами главного героя Тристрана Торна, который хотел найти Мечту своего сердца.

Сказка для взрослых в исполнении Нила Геймана вышла великолепной. Как уже сказал ранее, очаровывает красочность мира произведения, отличный легкий и милый юмор, безграничная фантазия автора, коей подвергнуты даже самые мелкие и незначительные детали, которые можно было бы и пропустить, но спасибо Нилу, что они упомянуты, добавляя порцию шарма (например, момент пробуждения звезды после падения, когда описывается пейзаж, где заколдованный мышонок собирался съесть волшебный Орех мудрости , пока его не схватила заколдованная сова). Благодаря этим деталям вся история выигрывает многократно. Также добавлю, что все персонажи, которые вначале казались ненужными и довольно разрозненными (рабыня колдуньи на ярмарке с кошачьими ушками или те же три колдуньи и три наследника Штормхолда) сплетаются в единый клубок, и выстреливают там, где надо: в конце, конечно же.

Тристран Торн своей наивностью и готовностью самоотдачи даже ради того, кто называет его мальчишкой на побегушках, напоминает нам нашу наивную молодость. Как поется в песне: «Как молоды мы были, как искренно любили, как верили в себя...» Мы даже не особо осуждаем его за то, что он отправился в такое опасное путешествие. Мы чувствуем, что и сами не прочь были бы туда отправиться:) И лишь когда другие персонажи указывают на это, смеются, только тогда понимаем уже с взрослой позиции: «Черт, а ведь правда, Тристран что-то сглупил так-то.» Но концовка радует и греет душу, как и должно быть в хорошей сказке. И, как уж повелось, то, что мы на самом деле не замечали, и было нашим самым главным счастьем.

Слышал, что эта книга в определенной степени вобрала в себя опыт прошлых фэнтезийных знаковых произведений, и во многом не оригинальна. На это могу ответить только так. Я человек простой, не критик и не специалист по жанру фэнтези, поэтому если мне очень понравилось и хочется поставить 9 — ставлю 9:)

Второй отзыв.

Спустя несколько месяцев и ознакомившись почти со всеми произведениями автора (кроме самых последних), который раз мысленно возвращаюсь к первому роману Виктора Олеговича. Не так часто после прочтения определенной книги находишь параллели и аналогии, которыми наполнена наша жизнь. Роман «Омон Ра» вспоминается почему-то гораздо чаще остальных книг и подкрепляется мыслями в духе «Да это же как в том романе!». Горько это или нет, но факт остается фактом. А значит автор попал в самую точку, показав порой полную бессмысленность бездумного героизма так, что это остается в памяти. А теперь собственно о тех двух пунктах, которые хотел озвучить, садясь за данный, уже второй на произведение, отзыв.

1. Пример чрезмерного героизма.

По определенным причинам без точных деталей расскажу один недавно услышанный мною случай. Во время Великой Отечественной войны в Северном флоте находилась наша подводная лодка, одна, выполнявшая какую-то свою задачу. Так сложилась ситуация, что к ней, как неожиданно сообщили по средствам связи, приближаются три немецких военных подводных лодки, уже довольно близко. Было принято решение «уйти на глубину», или как это у них называется, в общем скрыться и не вступать в бой, дабы сохранить экипаж, лодку, да и собственно жизни. Спустя определенное время на большом собрании капитана этой подводной лодки представили к награде за героическую смелость, что его экипаж не струсил, а вступил с тремя вражескими судами в бой, потопив их всех. А теперь, внимание, вопрос: Насколько ценным является такое показное вранье в целях воодушевления своих бойцов, если они всё время будут лезть под пули, вступать в бой с явным преимуществом противника и безвозвратно гибнуть? Почему нельзя говорить и о тех случаях, когда намного полезнее и ценнее спасти свой экипаж? И таких примеров, как сообщил мне знакомый, было в то время очень много.

2. Советский космос.

Всё-таки это не сатира и не глумление над отечественным опытом космонавтики. Это крайне важно понять, иначе останутся лишь плевки в сторону якобы насмехания над Родиной и перекрещивания с криками «чур меня! чур меня!». Есть такая простая вещь как символ. И плохо, когда реальные настоящие явления заменяются символами. Когда победа для патриота — это Георгиевская ленточка, а вера для религиозного человека — это кулич на Пасху, — это плохо. На мой взгляд, об этом и хотел сказать в своем романе Пелевин. Когда преобладающая часть населения совершенно не в курсе, каких усилий стоит покорить космос, каков он есть с точки зрения науки и что же с ним делать — остается видение советского космоса, описанное в «Омон Ра». Сейчас пришел из магазина, где за соседней кассой услышал фразу мужика, который брал себе пиво: «Сейчас хоккей будет, наши будут шведов рвать.» Или чехов, не помню уже. И мне прекрасно представляется, как сидит этот мужик на кухне с несколькими бутылками пива, смотрит в экран и ощущает свою незаслуженную причастность к тому, что видит на экране. Вот она грань между символом и реальным явлением.

Лучшее, что когда-либо читал на тему холокоста.

Главный герой еврей Шоненбаум к 1967 году уже давно всё забыл, успокоился, живет в Боливии и работает портным. Но однажды, узнав столь знакомый тревожный взгляд, в прохожем он узнает старого знакомого по концлагерю Глюкмана, над которым садист-эсэсовец издевался больше остальных. И вообще непонятно, как Глюкман дожил до окончания войны. Он не верит главному герою, что война закончилась, он убежден, что это только временно, что это такая проверка евреев, мол, скажут, что самолет летит в Израиль, а на самом деле он отправится в лагерь смерти. Всё-таки как-то Шоненбаум смог приютить Глюкмана и убедить его шить одежду вместе. Но новый напарник каждый вечер, когда заходит солнце, тайно отправляется с остатками еды в неизвестном направлении...

Пронзительный, болящий, очень страшный рассказ. Один частный фрагмент о человеческой боли и сломленности. А сколько таких осталось после войны?

Вот и первое знакомство с творчеством Чарльза Буковски. Рассказ о фантастической молодой красотке, которая мучается тем, что мужчины видят в ней только тело, а не ее якобы «больную, тёмную, исстрадавшуюся душу».

Главная мораль подана явно, прямым текстом, но в то же время в какой-то кривой манере. Язык скуден до ужаса. Столь же нехудожественного повествователя не так-то просто найти. Буковски просто рассказывает, куда они пошли, затем когда они потрахались, а затем кто что сказал и кто что ответил. Я отчетливо вижу, чем данный рассказ и данный стиль, при всей своей инфантильности, может зацепить читателя каждого пола: а) девушкам понравится образ главной героини её якобы «сумасшедшим, амплитудным темпераментом»(описано это так же коряво), мол, я тоже такая и тд; б) мужчинам понравится этот рассказ тем, что такая красотка сама проявляла инициативу и выбрала себе самого урода, как говорится в рассказе (ведь мужчин редко заботит их внешняя красота). Таким образом, при всей языковой простоте обывателя и безумно простейшей морали, поданной в какой-то странной форме действий главной героини, при всей вымышленности сюжетной линии, я прекрасно вижу, чем данный рассказ может зацепить, если не быть готовым и видеть то, что хочешь видеть.

"— Это значит — да, мне бы ужасно хотелось доставить тебя домой. Но при этом — нет, я не могу это сделать. Совсем уж начистоту, я сомневаюсь, что смогу попасть даже к себе домой. Мой Временно́й Передвигатор — с норовом. Похоже, мне нужен Особый Зелёно-Твёрдый Блестятор. Я жму, жму кнопку, и ничего не происходит.

— Кнопку?! Ты, наверно, хотел сказать «Большой красно-плоский нажиматор»?

— Ничего подобного. Это кнопка. Я назвал её в честь моей любимой тёти Кноппелии.»

Вторая, после «Коралины», прочитанная книга Нила Геймана. Что могу сказать? Это прекрасная вещь! Почитал про нее в интернете, купил и хотел подарить младшей сестричке, но решил предварительно сам ознакомиться с этой повестью. Черт возьми, какая же чудесная история!

История папы, который утром пошел за молоком для хлопьев своим детям, и после долгого отсутствия начал рассказывать о том, что же с ним НА САМОМ ДЕЛЕ произошло:) Великолепный рассказчик этот Нил Гейман. Особенно в конце порадовало, что в комнате, в которой находилось семейство в момент рассказа, были все предметы, ассоциативно связанные с папиной историей (календарь с воздушным шаром, игрушки-динозавры, и пр.). Это прям в точку. И в целом, сюжет полон юмора, иронии, безграничной фантазии и неожиданных поворотов.

Читать эту повесть нужно всем. Родителям, главным образом, для того, чтобы понять — дети всё еще любят сказки, любят вашу взрослую фантазию, и всегда хотят послушать что-нибудь эдакое необычненькое. Так что уж не ленитесь, а радуйте своих детей. Вам самим станет хорошо на душе:)

Отдельное внимание хочется уделить иллюстрациям, которые, на мой взгляд, просто чудесны, и отлично гармонируют с самой историей. Наверное, лучшее, что читал из детских произведений за последнее время.

"– Потому что каждый думает о себе. Конечно, им хочется жить дольше, но они знают, что, как бы ни старались, вряд ли им лично прибавится хоть один день. Возможно, потомки будут жить дольше. Но ради потомков они не согласны жертвовать своей любовью, своей короткой юностью, даже хотя бы одним часом заката или восхода!»

Вместо уже чуть ли не в сотый раз восхваления жизнеутверждающей силы повести давайте поговорим о другом. Приведенная цитата открыла мне глаза на то, что даже самый вроде бы устоявшийся лозунг или девиз по жизни следует ставить под сомнение... Сколько раз мы слышали «Живи сегодняшним днем! Живи сейчас!»? Сколько произведений написано с таковым напутствием? Не счесть. И вот перед нами показательный случай, когда сиюминутные, сиюсекундные порывы оборачиваются вечным проклятьем для всей общины. Дилемма заключенного в исполнении Брэдбери. Да, эти люди живут сейчас, даже находят в себе стимул жить в этом ужасном и враждебном мире, но они не готовы жертвовать всей своей жизнью ради тех, кто еще даже не родился, ради то, куда могут и не добраться. На этой ноте хотелось бы вспомнить всех фанатичных заядлых ученых, и отдать им дань должного уважения за то, что они тратят всю жизнь на благо человечества, лишая себя общепринятой гаммы удовольствий и впечатлений.

Идея «Льда и пламени» прекрасна. Мир удивителен. Но еще большее удовольствие доставляет образный, красочный, метафоричный язык дедушки Рэя. Не было и двух страниц при прочтении, чтобы я не удивился красоте слога. Автор делает картинку настолько живой и одновременно сказочной, что создается ощущение, словно смотришь на превосходный рисунок Мастера. На переводчиков возложена большая ответственность не растерять этого шарма:)

Хорошая повесть. Читайте, наслаждайтесь, тревожьтесь, думайте.

«Даша, вы неподражаема!» — фраза, повторяемая разными персонажами на протяжении книги.

Знаете, порой возникает столь свойственное человеку желание немножко побаловаться. Кто-то пробовал курить, кто-то стучал в незнакомую дверь и убегал, а кто-то совал пальцы в розетку. Вот и мне, меж чтением обычно всё-таки качественной литературы (потому что тщательно выбираю авторов), захотелось немного пошалить. Да и не только пошалить, кстати говоря. Здесь еще есть момент «тест-драйва» системы оценивания произведений, ибо когда читаешь много хорошего, начинает замыливаться глаз. Вот и решил, так сказать, умыться. Только из крана, видимо, полилась не вода, а нечто иное.

В качестве ознакомительного взялся за первый роман «Крутые наследнички» из большого цикла «Любительница частного сыска Даша Васильева». Раз уж цикл большой, то он либо дорог автору, либо имел успех у читателей, либо всё вместе. Данное творение повествует о том, как Даша Васильева со своими детьми получает пригласительное письмо от давней знакомой, очень удачно вышедшей замуж в Париже. По приезде во Францию она попадает в целый змеиный клубок, начинающийся со смерти мужа этой самой подруги.

Анализируя как текст, видно, как сразу всплывает масса проблем. Художественная сила на нуле, запомнился только один образ на всю книгу: когда у Даши затекли ноги, было ощущение, что у нее там не кровь, а минеральная вода с пузырьками. Пожалуй, всё. Да и разве это образ? В быту в хорошем настроении люди выражаются и более красочно. Когда писательница хочет описать красивый элемент одежды в духе платья или юбки, смело можете говорить, что это будет либо голубой цвет, либо розовый. Более изысканными цветами автор вас баловать не станет. Персонажи плоские настолько, что их даже не назовешь картонными. Кроме редкого описания внешности нет больше никаких характерных черт, которые хоть как-то выделяли бы героев, отличали их друг от друга. Они говорят то крайне серо, то безмерно удивленно (или любая другая эмоция, которая в этот момент нужна автору), чем напоминают поведение актеров в каком-нибудь дешевом театре. Все их поступки искусственны, а психологический портрет рисуется лишь через третьих лиц в духе «о, она такая лицемерка, о, он такой тихоня», и тд. Также по тексту встречается масса необъяснимого, простите, бреда. Здесь, пожалуй, тоже уместен пример: дочь главной героини, девочка 12-ти лет, в самолете рассказывает помощнику пилота, мол, чтобы у хомячков не было хомячат, нужно хомяку в клетку сажать другого хомяка-мальчика, потому что у «голубых» детей не бывает. Если позволите, без комментариев.

Анализируя как детектив, заметно, что он на том же уровне. Особенно неприятны полушутки-полусюжетные ходы в стиле «вот это поворот!». Самый показательный пример идет в начале книги: по приезде в Париж Дашу из аэропорта забирал какой-то веселый и вальяжно настроенный водитель ее подруги Наташи, а через 2 страницы оказалось, что это был как раз ее муж (вот это поворот!). Мне даже не доставляет удовольствия, что я дошел до всех этих обманок, наоборот, выглядело это примитивно и неприятно. Ощущение, что тебя держат за дурака. Далее. Все аргументы/доводы/версии читателю предлагается сделать на основе лишь одного вида доказательств — на рассказах других знакомых умершего. Конечно, есть и два предмета, которые намекают на определенные выводы, но их роль становится понятна сразу. А болтовня всех замешанных в деле утомительна и искусственна. Самым корявым в таких «допросах» является тот факт, что все персонажи при малейшем нажиме или задаваемом вопросе поступают одинаково: «Эх, скрывать уже нечего, хорошо, я всё расскажу.» Другой отрицательной чертой детективной стороны романа является то, что все знакомые умерших в чем-то замешаны, и это видно по жирным намекам писательницы. Если вам говорят, что умерло 6 человек — будьте уверены, что половина из них точно живы, и это была подстава. В общем, вместо одной отдельно взятой мощной интриги автор разворачивает десяток наивных «разоблачений» чуть ли не в каждой главе, уже делая таким образом из детектива сериал.

Пару слов о феномене женского детектива. Бытует мнение, что ежели, мол, вы любитель другого жанра, то просто не лезьте в чтение женских романов и детективов. Нет уж, это слишком наглый ход. Это защитный механизм, в то же время нацеленный преимущественно на женскую аудиторию по следующим причинам: а) мечта о женском счастье в легендарном Париже, да еще и с несметным богатством при муже; б) ранее упомянутые маленькие «неожиданные повороты», которые всегда будут держать в состоянии «ух, ты! как здорово!», когда читаешь от нечего делать и просто бежишь глазами по страницам; в) эти бесконечные склоки змеиного клубка — то там кто-то кому-то с кем-то изменял, то кто-то оказался наркоманом (не напоминает бабок у подъезда, которые всех сразу записывают в шлюх и наркоманов?), в общем, все приемы, рассчитанные на дешевый эмоциональный ажиотаж. Не нужно иметь столь примитивный вкус, это печалит.

Осуществив разведку, докладываю: Не читайте этот роман. Возьму на себя ответственность и скажу даже больше — не читайте этого автора, и отговаривайте всех, у кого увидите подобную книгу. Есть огромное множество качественных писателей, на которых и так не хватит жизни, чтобы всех прочесть.

Пожалуй, лучше чем лаборант baroni о «П5» не скажешь. Действительно, сборник об извращении человеческой сущности. Это довольно точно.

В мире олигархов, использующих молодых девушек в качестве живых статуй для развлечения, в мире религиозных расприй, использующих юные умы для убийства своих политических и идеологических противников, в мире сотрудников соответствующих ведомств, то смешивающих прах умерших сотрудников с резиной для производства лежачих полицейских, то ставящих эксперименты на пословице «деньги липнут к деньгам», в мире самоуверенных и черствых посетителей фокусника, которые уже не верят ни во что... Да, что-то в этом мире пошло не так. И «Пиндостан» здесь играет не важнейшую роль, на самом-то деле, хотя и он, по намеку автора, оказал влияние. Но дело скорее в эпохе, когда отсутствие идеологии заполняется чем угодно: от чрезмерного, почти дьявольского цинизма до оккультных верований, толкающих персонажей на дикие поступки.

По стилю сборник является разнородным. Здесь и социальный реализм, и двойственность реальностей, так свойственная роману «Чапаев и Пустота», и легкая, динамичная сказка, и отчет о вымышленных событиях и лицах. Словом, «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана» можно назвать ностальгией по прошлому опыту, попыткой повторить свой стиль начала 90-х с преломлением на иную окружающую действительность. Что-то получилось в большей мере, что-то в меньшей. Всё-таки первая повесть («Зал поющих кариатид») и последний рассказ («Ассасин») произвели наибольшее впечатление, прочно отложившись в памяти. И если срединные рассказы и можно назвать в некоторой степени проходными, то только не эти вещи сборника.

Прекрасное завершение сборника «П5», поднимающего весьма актуальные и сегодняшние проблемы.

Проблема этого рассказа — воспитание убийц во имя святой веры, зомбирование и манипулирование юных, растущих умов, дабы их руками выполнять свои политические и экономические задачи.

Очень приятное, красочное и лаконичное повествование. Хорошо представляется крепость на горе, в которой растет Али. Перегруза рассуждениями в духе Пелевина здесь нет, лишь малейшие корректировки и устранение сомнений его наставником Алаудином. Всё просто, как в притче, и в то же время столь же глубоко. Ибо такая история абсолютно подходит и под сегодняшнее время, и под средние века, и под зарю времен. Как и вечной является сама проблема воспитания убийц, или еще более широкого вопроса — воспитания в закрытом мире, с таким же закрытым мировоззрением, не принимающим никаких альтернатив и возражений.

А завершающие комментарии придают этой истории отпечаток российской современности, и дарят солидную щепотку юмора.

«Современная массовая культура — это когда небогатые люди продают совсем бедным свои размышления о жизни богатых, очень богатых и сказочно богатых.»

Очередной рассказ Сборника «П5» начинается с проверки пословицы «деньги липнут к деньгам». Позже, помимо коммерсанта, к исследованию присоединяется физик-теоретик, а следом уже и ФСБ. Довольно интересной получилась идея о том, как обычный человек, внезапно переходящий огромный порог своего финансового состояния, оказывается в некоем пространстве, сравнимом по свойствам с черной дырой. Его воспоминания невозможно извлечь, ибо когда он выходит из этой черной дыры, воспоминания заполняются своеобразной «ложной памятью». Забавно было наблюдать, как проводятся эксперименты по внезапному награждению огромным капиталом специально выбранных лейтенантов ФСБ. Особенно понравилась следующая фраза, которую грех не процитировать:

«В течение всего эксперимента баблонавты вели образ жизни богатых сибаритов – носились над континентами в переделанных в летающие дворцы «боингах», пили редкие вина, катались на яхтах, играли в казино, передавали генетическую информацию нежнейшим существам, которые продают себя так дорого, что это уже похоже на любовь, – словом, не отказывали себе ни в чем.»

Не понравился рассказ. Аннотация обещала историю о генерале ГИБДД, увлекшемся оккультизмом и некромантией. Один из лаборантов написал, что рассказ о каше в головах. А мне показалось, что каша в повествовании: столько всего намешано, что не укладывается в целую стройную картину, слишком много кусочных составляющих, да, даже для произведения малой прозы. Причем всё это, на данном этапе автора уже настолько вторично, что я аж загрустил.. Были уже и «Мардонги», и «Македонская критика французской мысли», и обе те рассказа были даже лучше. А здесь... не знаю. История о политическом карьерном пути ведется весьма опосредованно, через кучу горок и холмов. А от этого становится скучно. Есть и удачные моменты, например, Хайдеггер и сам прах сотрудников, подмешанный в «лежачие полицейские». Но в основном, рассказ — чистой воды посредственное творение для автора.

Представления, которые демонстрирует фокусник трем главным героям, вроде бы ничем особенным не выделяются, обычные трюки, фокусы. Но как же приятно это описано.. Особенно реакция бывалого Алексея Ивановича, комментирующего каждый фокус: то второй платок, то второй свиток, то на леске подвешена кукла, и пр. Тем забавнее выглядит эпизод с часами Алексея Ивановича:) Довыпендривался, что называется.

С точки зрения глубины, в рассказе есть над чем задуматься. Например, о лимите чудесного для каждого человека. Что у каждого человека есть свой предел видимых чудес, после которого его уже не удивишь и не поразишь. Или, например, о фокусниках. Вот вам кажется, что вы уже разгадали все фокусы, всё знаете, так сказать, просекли всю фишку... А вам не приходило в голову, что вас специально вели за нос, дабы создать у вас ощущение ликования и замыливания внимания? С фокусниками надо быть внимательным, да и не только с ними, конечно же.

Финал стандартен для автора. Двойственность бытия, много раз использованная Пелевиным в ранних работах возвращается. Для недавнего читателя — это здорово, для уже знакомого с автором — как само собой разумеющееся.

Первейшее знакомство желательно начинать с малого. Вот и я, услышав в интервью Сорокина об этом рассказе, сразу решил его прочесть.

Довольно хороший, неглупый, меланхоличный рассказ о русском писателе, находящемся в Японии, но яро тоскующем по Родине. Главного героя посетила бессонница, и в ту же ночь за окном пошел столь редкий для Токио снег. Душа нашего человека автору увиделась так, что главный герой вышел на улицу, слепил снеговика в своем дворе и сидел с ним в обнимку, выпивая и размышляя о вечных вещах, но размышляя, конечно же, без слов. Не потому что снеговик не умеет говорить, а потому что снеговик и так всё понимает. И в финале, согласно канонам магического реализма, снеговик шепчет писателю самые главные для него слова.

Коротенький рассказ заинтересовал в продолжении знакомства с данным автором. Интересно, что он покажет в своих известных романах. Фигура-то яркая.

Под колёсами любви.

Это знала Ева, это знал Адам.

Колёса любви едут прямо по нам.

И на каждой спине виден след колеи,

Мы ложимся, как хворост,

Под колёса любви.

«Колеса любви» Наутилус Помпилиус

- такие вот песни, наряду с гимном СССР на английском языке, поют прекрасные кариатиды в малахитовом зале...

Ничто так не радует человека, как возможность унизить другого человека настолько, чтобы он стал вещью, предметом интерьера, и лишь изредка становился живым, да и то, только для того, чтобы удовлетворить потребности первого.

Молодая московская девушка Лена проходит большой конкурс на высокооплачиваемую работу, как позже выясняется, в качестве поющей кариатиды: четыре девушки в смене обмазываются зеленой краской и по двое суток выполняют для посетителей-олигархов роль живых статуй в одном из залов, также, если необходимо, делают всё, что от них потребуют клиенты. Дабы эффект «статуйности» был максимальным, им перед каждой сменой впрыскивают белок, выделенный из нервной системы богомола, позволяющий часами стоять неподвижно. Но под воздействием сего препарата Лена начинает видеть иной мир, в котором она общается с богомолом...

Повесть прекрасна тем, что в ней есть всё, что собственно требуется от Пелевина — отражение странностей своего времени, множество аллюзий, хлесткий юмор, горькая сатира, яркая идея и добротный финал. Здесь и рассуждения о контркультуре, весьма хорошие, и взаимоотношения с Западом в СМИ, и шутливое применение боевого НЛП путем сапожнической матершины, и многое другое. Главная героиня очень интересна собой, уж в чем в чем, а в нетрадиционной ориентации Пелевина точно не упрекнешь. Слишком уж часто он интересуется молодыми девушками в качестве главных персонажей. Другое дело, что эти девушки с порочной и сломанной судьбой, но это уже другой вопрос. Да, о концовке я догадался страниц за 10 до ее наступления — и тут же начал дико смеяться:) Если вы догадались на том же этапе — это не значит, что в этот раз автор вас не удивил, и концовка была ожидаема, как отзываются некоторые лаборанты. Нет. Это значит, что Пелевин закинул удочку немного раньше, чтобы полностью дать, так сказать, вкусить всю прелесть ожидания того, что «вот оно, сейчас будет».

Если вернуться к идее повести, то она удручает. Насколько же велика пропасть социального неравенства, что заставляет одних быть живой статуей, лишь бы не жить в одной квартире с отцом-алкашом, а другим позволяет находиться в окружении этих самых статуй со своими молоденькими шлюшками, подначивая их стрелять в эти статуи пробками от шампанского. Горько всё это.

Привет, Тесей!

Думал я, вставить в качестве вступления какую-то цитату, фразу, даже сохранил парочку в черновике к отзыву... Но всё без толку. Невозможно выбрать главную, которая могла бы служить знаковой для «Шлема ужаса». А всё дело в том, что пьеса просто кишит, надувается и пульсирует, как насосавшаяся крови пиявка, множеством самых различных мыслей и идей, главную среди которых выделить просто нереально.

По форме — это пьеса, представляющая собой беседу в интернет-чате. Мне такая форма крайне интересна, как частому гостю интернет-пространств и ресурсов, поэтому повествование в столь необычной манере не могло не привлечь к себе взгляд.

По сюжету — восемь человек(?), оказавшиеся незнамо как в одинаковых комнатах с дверью и монитором, общаются между собой по поводу этого в чате, совместно решая как выбраться и что делать. Далее по сюжету каждый из них находит свой лабиринт за дверью, и позже делится с остальными, пытаясь выяснить, что же он означает.

По замыслу, главным объектом произведения является Лабиринт. Что же такое лабиринт? Под лабиринтом автор, и его герои, чаще всего понимают плен ума, отдаляющий субъекта от истины, завлекая всё дальше в прерывистые и тернистые тропы. Преодолеть лабиринт — не так-то сложно, к этому в конечном итоге приходит один из персонажей: «Может быть, в этом все дело. Не думать, где выход, а понять, что жизнь – это распутье, на котором ты стоишь прямо сейчас. Тогда и лабиринт исчезнет – ведь целиком он существует только у нас в уме, а в реальности есть только простой выбор – куда дальше.» Но у каждого имеется еще и свой внутренний, свой личный лабиринт: у кого-то — действительно лабиринт из высокой ограды кустарника (трудности), у кого-то — дивный парк с фонтанами (удовольствие), величественный храм (уход в религию), комната с записями чьих-то версий о сущности лабиринта (поиск смысла, уводящий от смысла), или же просто тупик (безысходность, желание сдаться). Все эти символы лабиринтов имеют одну общую черту — они все уводят идущего по лабиринту от главной цели. И даже Щелкун, у которого лабиринтом была комната с выступлениями разных людей о лабиринте — это такой же, не менее опасный уход от главной цели — постижения сути лабиринта, как бы парадоксально это ни звучало.

Шлем ужаса — центральное открытие автора в произведении, главное орудие и средство. Что же такое Шлем Ужаса? Конечно же, когда идет первичное описание устройства этого аппарата, речь о сознании. Столь любимом сознании Пелевина, самодостаточном, воспроизводящем реальность из себя же, состоящем из части себя же, и много-много других логических парадоксов, которые автор просит просто принять. Это именно та веха в творчестве Виктора Олеговича, когда он представил наконец-таки структуру того самого сознания, о первичности которого говорил чуть ли не каждую книгу, особенно в «Чапаеве и Пустоте». А можно понимать Шлем Ужаса иначе. В ходе «исследования-расследования» наши персонажи предлагают массу версий на этот счет. Но если свести всё это множество к минимуму, у меня, учитывая почерк и понимание Пелевина, имеются две стержневых версии: а) шлем ужаса — это абсолютно всё, что происходит в мозге, в размышлениях, в мыслях, ибо любой ход мысли заводит в свой тупик и накладывает рамки на восприятие (здесь работает tabula rasa по Локку); б) шлем ужаса — это дискурс, языковой аппарат, накладывающий символы на окружающую реальность и тем самым подменяющий ее.

И конечно же, нельзя не отметить основную фишку и итог всего произведения. Книга — диалог с читателем. И не просто диалог, а вовлечение читателя в свою игру, привлечение читателя... в качестве главного действующего лица! Что-то подобное я видел только у того же Пелевина в рассказе «Бубен Нижнего мира», и был так же ошеломлен и счастлив от приятной закрученности идеи. В завершение приведу слова одного из «мыслителей»-персонажей мира интернет-чата, раскрывающие суть Шлема Ужаса:

«В любви начисто отсутствовал смысл. Но зато она придавала смысл всему остальному.»

Неожиданно и приятно уже в который раз удивляющий Виктор Пелевин открылся для меня с новой стороны. Да, это всё та же острая социальная сатира, предельно актуальная для времени написания, даже заставляющая прям прочувствовать эпоху. Это всё тот же солипсизм и буддизм, те же учения о пустоте и постижении тайны мира через уравнение «мир=сознание». Это всё тот же порой грубый, но весьма точный и цепляющий юмор. Это всё те же прекрасные афоризмы, разбросанные по тексту десятками, после прочтения которых каждый раз хочешь их то подчеркнуть, то записать.. а подчеркнуть и записать, как всегда, нечем и некуда, прям пустотность какая-то.)

Но это первая книга Виктора Олеговича, в которой исследуется понятие Любви. Пускай любви очень пошлой изначально, пусть эта любовь неприятных или даже злых существ, но, видимо, у автора что-то кольнуло. Даже не очень верится. Уж от кого, но от него не ожидал увидеть путь к истине через любовь. Отношения лисы-оборотня и волка-оборотня очень грамотно показывают непонимание между полами, и в то же время причины бесконечного притяжения этих полов, пускай столь разных, но поэтому и тянущихся друг к другу взаимной попыткой разгадать наконец-таки тайну другого... Прагматичный, гомофобный, примитивный, с зоновскими понятиями и ценностями оборотень в погонах и циничная проститутка, у которой вместо известного места мешочек-семяприемник, — весьма отталкивающая, на первый взгляд, пара. Даже в самом романе Александр вспоминает сказку «Красавица и чудовище».. Да только в их мире чудовища — они оба. Но, как сказано ранее, это не мешает им так же познать любовь, и никоим образом не отличает их от прилизанных рыцарей и надушившихся принцесс.

Лисица А Хули — метафора всего культурного наследия человечества. Столь же эклектично впитавшая в себя всё многообразие культурного опыта, и от этого закономерно ставшая бесконечно циничной. Ее хвост — настоящая находка автора, как активное начало сознания по воздействию на окружающий мир (и вновь привет солипсизму). А Хули — с одной стороны, любой субъект, обладающий таким активным воспринимающим началом-хвостом, а с другой стороны, это любая женщина, способная приковать своими чарами любого самца. Не зря лисица удивляется, как же женщинам это так легко удается: «Когда я вижу в дорогом бутике девушку с кавалером, который покупает ей брошку стоимостью в небольшой самолет, я каждый раз убеждаюсь, что человеческие самки создают миражи не хуже нас. А может, и лучше. Надо же, выдать сделанную из мяса машину для размножения за дивный весенний цветок, достойный драгоценной оправы, — и поддерживать эту иллюзию не минуты, как мы, а годы и десятилетия, и все это без всякого хвостоприкладства. Такое надо уметь.»

Финал романа трогает. Несмотря на ужасность двух главных героев, их история очаровывает трагизмом непреклонности внешних обстоятельств, хрупкостью чувств, и создает эффект не хуже драмы Ромео и Джульетты. Определенно удачное произведение автора, содержащее все положительные черты его творчества, и вносящее новую лепту, раскрывая идею Любви.

«Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда»

Звучит неоднозначно. После 4-летнего молчания в 2003 году Пелевин издает новую книгу, следующую за «Generation П» 1999 года. И здесь нельзя не связать происхождение названия с переходом Виктора Олеговича в другое издательство: по ряду причин писатель, начиная с этой книги, стал публиковаться не в издательстве «Вагриус», как раньше, а теперь в «Эксмо». Вот он, собственно, и сам переходный период, обозначенный в названии. А маршрут «из Ниоткуда в Никуда», конечно, говорит о содержательной стороне сборника, тленность рассуждения которого наиболее показательно представлена в рассказах в конце ДПП(НН).

Роман «Числа» — прекрасное, качественное, яркое и смешное произведение. Ставший одним из моих любимых романов автора. Подробный отзыв написан непосредственно к самому роману, а здесь лишь упомяну то, чего не указал там. «Числа» — сильный плевок умного человека в сторону того, кто ему не угодил (издательство «Вагриус»), но когда читаешь роман, такого ощущения нет, там вообще не о писательстве и не о писателе, всё сделано аккуратненько «на пасхалках». К примеру, образ Сракандаева — от фамилии, соединяющей фамилии двух издателей, до прозвища «ослик», являющегося эмблемой соответствующего издательства. Но повторюсь, читал роман, даже не зная об этом, поэтому от чтения получил не меньше удовольствия, чем от просто отличной книги.

Большинство повестей и рассказов — сложные рассуждения и метафоры. Иногда удачные в силу хлесткости, иногда неудачные в силу перебора с той же сложностью. Перебор для меня был в повести «Македонская критика французской мысли» и в рассказах «Гость на празднике Бон», «Запись о поиске ветра». В то же время очень порадовал рассказ, говорящий голосом порносайта к зашедшему пользователю («Акика»), он просто шикарен. Также весьма хорош «Фокус-группа», в котором речь идет о послесмертном существовании и генеалогии гедонизма. В целом, кажется справедливым поставить оценку 8, учитывая, что «Числа» занимают всё же больше половины объема книги.

Этот сборник — личная веха для Пелевина, пускай и из Ниоткуда в Никуда.

Надеюсь, это последний полет мысли Виктора Олеговича, восхваляющий пустоту и нереальность происходящего, ибо всё, что нас окружает — лишь следы восприятия ума на порождаемые самим же умом символы. Размышления на эти темы могут удивить особенно тех, кто читал Пелевина совсем мало. Они действительно умны. Но когда я читаю об этом уже в который раз, в типичной подаче рассуждений пары учитель-ученик, ощущение возникает весьма тоскливое. Да и читать такое тяжело.

В качестве новенького штриха, данный рассказ повествует о намерении ученика написать литературный труд о постижении Пути. И в результате он приходит к тому, что любое добавление очередного символа (образа, слова) будет всё дальше его отодвигать от истины. Возможно, поэтому Пелевин и не пишет об этом отдельный трактат, а соединяет с сюжетом, художественностью, зеркалом общества и прочими бонусами... Но видно же, что ему очень хочется!)

Приятный стих, написанный ровным четырехстопным ямбом, открывающий перед читателем сборник «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда» весьма показательно. Здесь: а) ироничный настрой на разговор о серьезных сложных вещах, порой довольно эклектичный. но в этом и вся соль; б) переход из ниоткуда в никуда показан во всём многообразии, но, что самое интересное, от этого ничего не меняется.

Самое важное, что можно извлечь из этого рассказа — то, что мы действительно Живём, лишь находясь на грани смерти, в непосредственном касании со смертью (вспоминается философия Ясперса о пограничных ситуациях). А в остальном — довольно типичные рассуждения автора о пустоте, сознании и реальности или нереальности всего окружающего.

Основы гедонизма представлены в данном рассказе во всем многообразии. Семь человек попадают на беседу к Светящемуся Существу, и оно их спрашивает — какие удовольствия по типу райских они хотят получить? Поток рассуждений здесь очень хорош и достоин внимания. Зато в конце выясняется, как обычно у Пелевина, что сама жизнь так-то и не достойна внимания, но это уже другой вопрос.

Сатирично, социально. Особенно радует формулировка автора о том, что «дело даже не в такой-то марке духов, и не в такой-то модели очков, дело в такой-то марке автомобиля...» Встречается такая формула в мини-рассказе дважды, усиливая эффект от ощущения порочного круга и недостижимости той материальной потребительской высоты, после которой подумаешь «всё, мне достаточно». Так же нужно отметить, что рассказ «Один вог» наследует фишку давнего рассказа «Водонапорная башня», а именно фишку рассказа в одно предложение. Только там на 10 страниц это было для меня мукой, а здесь — почти и не заметил, значит не мешало.

Сложный для восприятия текст, даже для пера Виктора Олеговича. Сопряжение экономической роли нефти в мире и метафизических поисков послесмертного существования души... это, конечно, что-то новенькое. Пелевин, уже на опыте своих ранних рассказов, приводит данную повесть в форме эссе на несуществующих книгу и ее автора — европейского татарина Кику, наследника больших нефтедобывающих производств, и ученика французских философов, по совместительству, коих он нещадно якобы и ругает.

Среди ключевых тезисов тот, который точно останется в голове после прочтения — «нефть — кровь земли», но этот образ при всей его достаточной примитивности и простоте всё же приятен своим шармом, учитывая надвигавшуюся в годы написания повести нефтяную иглу. Сложнее уже дело обстоит со своего рода пелевинским законом сохранения человеческой энергии, которая трансформируется в деньги и капитал. В результате чего гулаговский русский дух, из-за экспорта нефти, заполонил всю Европу и незримо дает о себе знать. Далее автором подробно рассматривается концепция перевода в импорт такого ресурса, как «страдание», для уравновешивания мирового баланса...

Короче говоря, здесь Виктор Пелевин всё же конкретно переборщил с излюбленными ему сложностями.

После массы придуманных звездных ковчегов (они же корабли поколений) было весьма приятно увидеть такой вот ковчег-отдельный мир, находящийся на Земле. А именно в Атлантическом океане. Масштабы, развернутые автором, поражают воображение. 20-тысячный корабль, движущийся в составе громадной группы парусников, занимающих всего 2 градуса своей территории. Подробно описана жизнедеятельность на корабле, особенно хорошо показана тревога экипажа в случае любой непредвиденной ситуации, например, потери сети для ловли рыбы — в этом случае всем грозит смерть. Последняя часть рассказа отдает всё же некой надуманностью, как часто встречается в постапокалиптических концепциях: многовато нелогичности, многовато фанатизма жителей суши по религии, сомнительный аргумент массового регресса. Но путь к спасению от таких аборигенов... аж улыбнул.) В целом, картина постапокалипсиса средняя, а работа над морским кораблем поколений вышла очень достойной.

Пикачу, Ослик семь центов, Танк-34, Курская битва 43-го года, Священный лингам победы, «Понял, нет?», передача «Зюзя и Чубайка» — если вы не знаете, какая связь между этими совершенно далекими на первый взгляд, или кажущимися абсурдными, образами, то вы не читали «Числа», в чем я вам искренне завидую. Собираясь писать отзыв, я посмотрел издания, которые выходили раньше — смех и только.) Самыми смешными кажутся издания с плачущим Пикачу и танком Т-34, и с арабом, сидящим на осле. Вот просто подумайте, насколько это забавно: покупает человек произведение с названием «Числа», на обложке нарисован простой араб на осле, ну подумаешь, арабские цифры у нас, поэтому и араб.. а осел здесь вообще просто как атрибут этого самого араба, якобы намекающий лишь на то, что предстоит путь. Что-то вроде такого квазифилософского Коэльо.. Ага)) как бы не так) И каждый читавший роман прекрасно знает, что там за ослик, и почему обложка такова.

Автор берется за дело, сразу же начиная последовательно рассказывать что, как и почему, поэтому произведение захватывает с первой страницы. Основательный и невероятно отточенный фанатизм по числу 34 главного героя Степы не прерывается ни в одном эпизоде сюжета — всегда находятся связи, параллели, остроумные «самододумки», которые подливают и подливают фактов и подробностей в мистический мир связи Степы с числом 34. Динамика их отношений показана очень планомерно: от нахождения этого числа, через боязнь и опасение, через договоренность с ним, до встречи с его злейшим врагом, обратным числом, и, наконец, до полной апатии, опустошающей весь окружающий Степу мир.

Особенности романа. В первую очередь, это, конечно, бесконечное приплетение числовых значений реальности, сопровождающее всю книгу. Это и большая работа для автора, и большое удовольствие для читателя. Думаю, любой другой писатель давно бы уже забил на этот прикол и пустился бы в свободное плавание по тексту, начиная писать, что ему хочется, ибо и так уже начали читать, и этого хватит. Нет, Виктор Олегович, как тот самый банкир Степа, загоняется и идет до конца. За это ему большое уважение как автору. Такой труд дорогого стоит, а такую основательность (не только в «Числах») я не видел ни у кого. Во-вторых, как всегда прекрасный образный язык Пелевина не может не радовать. Просто приведу парочку примеров, очень поразивших мое эстетическое чувство: 1) «Все, что удалось бы раскопать, – это номера безликих и уже опустевших счетов, отряды восставших цифр, вооруженных короткими мечами дефисов и овальными щитами нулей.» 2) (речь о следах мозгов на стене) «Степа уставился на рыжее пятно на стене. Оно казалось картой таинственного архипелага, местом, где располагался офшор загробного мира. Там стояло бунгало старого алкоголика Мак Ги. Туда ушли Степины деньги. Теперь эта земля была навсегда отрезана от мира людей, как мистический Авалон. Где-то там, на одном из мокрых пятен, на берегу неведомого острова бились в последних конвульсиях цифры кода, который следовало куда-то ввести. На другом островке высыхал и исчезал номер телефона, по которому надо было позвонить. А единственный человек, который мог свести эти числа вместе, наполнить их смыслом и силой, был уже ни на что не годен.» И в-третьих, как уже упоминалось ранее, это прекрасный искрометный юмор произведения. Самый смешной эпизод, пожалуй, связан с первой встречей Степы со Сракандаевым, за зеркальной дверью. Да, это немного противно, но с другой стороны так смешно, что всё равно хохочешь, и даже в таких вот сценах Пелевин успевает вбросить философские рассуждения или метафизические символы, что вроде бы и должно отдавать эклектичностью, но смотрится наоборот весьма свежо и насыщенно. Сюда же и шутки про кафе «Прелюдия», и певец Боря Маросеев со своими песнями, и роман «Приказание и наступление», и много-много всего.

Да, произведение очень смешное. Но важно не упустить за всей его легкостью и остроумием алмазную горсть заложенного смысла. Правильно сказал Дмитрий Быков в лекции о Пелевине, когда, говоря об этом романе, указал, что в нем впервые высказана следующая мысль — «Этика закончилась, начались числа». Действительно, с этим сложно не согласиться. На пике развития постиндустриального общества, когда коммунистическая идеология, уже убившая религиозную, рухнула сама, оставив человека перед морем хаотичной информации с пустым сознанием-корытом, как у тех бабки с дедкой из известной сказки, в этом мире вера пытается зацепиться за старые оплоты, которые когда-либо строило человечество, или за создаваемые им уже самостоятельно. И здесь Степа натыкается на могущественную власть чисел... Если проследить карьерный путь Степы, можно заметить, что его банковских сослуживцев всегда удивляло, что он всегда ставит на нужную лошадку, даже когда выбор абсолютно иррационален. А Степа, со своей стороны, действовал весьма точно — находя число 34 и опасаясь числа 43 — и эта стратегия работала лучше, чем все разумные прогнозы специалистов. Вот здесь Пелевин очень грамотно намекнул на то, что в 2003-м году, да и во всю ту эпоху, невозможно было смотреть на общественные и экономические факторы с точки зрения каких-либо правил. Нет, в России это не работало. И лишь вера в своё число выручала и делала жизнь успешной и наполненной. Роман во многом и об общественном строе. Диалоги с Мюс о русском духе, и образ табуретки в передаче «Зюзя и Чубайка» тоже дорогого стоят. И здесь важен еще один момент — сама передача о Зюзе и Чубайке задумывалась Степой как первый шаг к сведению политики на уровень развлекательный, чем она во многом сейчас и является. Ведь согласитесь, многие рядовые граждане смотрят политические дебаты или события, объявления как смотрят сериалы или пресловутый Дом-2. Новости, в частности политика, стали таким же развлечением. И последний аспект — хождение по тонкому лезвию между окончательным сумасшествием и общепринятым скепсисом. Эта грань выдержана автором так же хорошо, как и всё остальное в романе. Ведь не зря несколько раз Степа рефлексирует о том, что наверное это всё же суеверие, что он далековато уже зашел... но следующим же шагом ему попадается число 34, или, не дай бог, 43. Прекрасная демонстрация нашего привычного мира в ОЧЕНЬ числовой реальности.

Это третий роман Виктора Пелевина, которому я могу с чистой совестью поставить десятку. «Омон Ра» получил ее за свою мрачность и чувство подступающей тошноты от осознания иллюзорности черного космоса, о котором все мы мечтали в детстве. «Чапаев и Пустота» — за максимальный градус пелевинского солипсизма вкупе с рассуждениями Петьки, так похожими во многом на мои собственные, а также за Анку, в которую я тоже влюбился. «Числа» же — за прекрасную остроумную игру в мистическую связь числовых параллелей, и за столь последовательный и не вызывающий ни малейших сомнений фанатизм Степы-Пикачу.

По праву считается одним из лучших романов Стивена Кинга.

Не зря является первой изданной в России книгой автора.

Справедливо признается базисом для написанного позже «11/22/63».

Целесообразно рекомендуется для первичного ознакомления с автором.

И закономерно будет читаться еще нашими потомками, как и перечитываться нами.

С одной стороны, самое обыденное имя (Джон Смит) говорит о том, что перед нами простой человек, такой как все. С другой стороны, это история о настоящем герое, супергерое, если угодно. Заложенный в самой сути главного героя оксюморон намекает на то, что каждый человек мог бы оказаться на месте Джонни. Настоящий герой заложен в каждом из нас. Главное — не пропустить его появление и всегда чувствовать ответственность за близких и окружающих.

Чтение этого романа летит с невообразимой скоростью. Да, можно вспомнить уйму книг дяди Стивена, в которых последние сто-двести страниц поглощаются как самая вкусная еда голодными глазами. Но здесь этот эффект происходит начиная уже с первых глав, когда симпатичный молодой парень со своей девушкой вдруг обнаруживает на ярмарке, что может угадывать число, которое сейчас выпадет. Нам, как читателям, это везение чрезвычайно близко, но и в то же время оно нас пугает. Именно поэтому сюжет интригует донельзя. К тому же необычный поворот с комой: мы и в голове не можем допустить, что главный герой вот так в первой трети книги висит на волосок от гибели, и мы скорее-скорее пытаемся его «воскресить». Срединный этап (расследование) — вообще мой любимый из всей книги, вот где я переживал и прямо скажу кайфовал и замирал от чтения, так это было интересно. Что самое любопытное, заинтересовывает на невозможно быстрое чтение ни какой-нибудь монстр, ни бедствие в маленькой американской глубинке — а всего лишь небольшое, но очень реалистично описанное мистическое допущение, и большая человеческая драма.

По сюжету драматические ноты в книге преобладают. Даже когда идет расследование и поиск маньяка, даже когда вот-вот начнется выступление Грега Стилсона — мы переживаем и сочувствуем. Пусть мы и хотим узнать, как повернется сюжет, но мы не забываем подумать и о Джонни, судьба которого нам далеко не безразлична. И кольцо в туалете, и обучение мальчика, и вопросы главного героя к окружающим, как бы они поступили с Гитлером — всё это полно раздумий, сомнений и внутренних терзаний, которые так свойственны натуре Джонни.

Хотелось бы разобраться с термином «мертвая зона», который порой понимается как-то не так. Версии: 1) та часть мозга Джонни, которая травмирована после аварии и которой он чего-то не помнит; 2) та часть прошлого-будущего, которая скрыта от главного героя и ее невозможно разглядеть. Ну? Что думаете? Правильно, конечно же, 2! Именно через нее раскрывается глубинность названия. По сути-то, для нас, обычных людей, не обладающих даром видеть прошлое или будущее, всё это пространство — мертвая зона. Нам ничего неизвестно наверняка, как и Джонни не мог разглядеть что именно опасного в Греге Стилсоне. Вся наша жизнь — игра всё в ту же рулетку! Ведь мы не можем оставить будущее без нашего вмешательства, не можем сидеть на месте. Нужно действовать! И поэтому велика роль везения, без него никуда. На то мы и люди, собственно говоря.

Книга, не очень свойственная Стивену Кингу, но такая же идеальная по построению, как «Лангольеры», такая же мудрая, как «Долорес Клейборн», такая же заставляющая замирать сердце, как «Сияние», и такая же трогательная, как «Зеленая миля» (а по скорости чтения не сравнимая ни с какой из названных).

Если при упоминании Стивена Кинга на вас посмотрят как на фрика, фанатеющего от низкопробных ужастиков, — просто подарите им «Мертвую зону»;)

Один из немногих фантастических рассказов Курта Воннегута в сборнике. Речь об открытии силы мысли. Раскрыта идея весьма последовательно и ей вполне можно поверить. Профессор Барнхауз путем долгих тренировок и опытов смог передвигать, а затем и взрывать предметы, и даже целые горы и корабли. Никакого подтекста в духе «мы можем всё, главное только захотеть и помыслить» в рассказе нет. Здесь чистая антивоенная тематика. Забавно было читать монолог Барнхауза о том, что он первое живое оружие, имеющее совесть, и именно поэтому, будучи всё же человеком, он отказывается от участия в военных конфликтах. Вспоминается «Пиявка» и многие другие рассказы Роберта Шекли — но принципиальное отличие в настроении двух авторов в том, что у одного всё подано более фантастически и легко, а у другого речь идет о человеческой драме, терзаниях и поиске предназначения.

Данный рассказ Курта Воннегута отличается прямо таки безграничной добротой. Я по своей привычке к различного рода концовкам думал, что что-то эдакое произойдет. Но нет, здесь просто хорошая светлая история о счастье. И главным образом о том, что мы должны дарить своим любимым их мечты, делать их счастливыми. Потому что... скорее всего, вы даже сами станете счастливей того, кого осчастливили (извиняюсь за тавтологию), видя как любимый человек сверкает и расцветает на глазах, и всё это из-за вас.

Сколько раз мы засматривались на красавиц, хороших и телом, и личиком, и вечно светящихся лучезарным настроением. Сколько раз мы думали, что они безгранично далеки от нашего земного мира. Сколько тоски мы ощущали, понимая, что если подойдешь к ней — отошьет, оскорбит, унизит, якобы ты ее не достоин.

Этот рассказ о красоте и красавицах. О том, что они на самом деле чувствуют, и что хотели бы сказать, если бы сами не стеснялись...

Деньги не главное.

Перед нами характерный пример Герберта Фостера, для которого лучше еле сводить концы с концами, но зарабатывать своим трудом. Да, он получил в наследство акции почти на миллион, но он не придает им никакого значения. Скажете, он не знает цену деньгам? Как раз наоборот — он знает цену каждому заработанному потом и кровью доллару. Сложно и представить мне такого человека среди своего окружения. Наверное, я не встречал таких людей. Но это не делает персонажа фантастическим, так как автор весьма интригующе касается психологии и внутренних тараканов Герберта Фостера.

И да, можно сколь угодно ругать своего предка (своих предков), что они жили не так, вбивать себе в голову установки, напоминать обещания о том, что Ты хотел жить иначе, быть другим, когда вырастешь... Но всё равно, незримо, гены и наследственность влияют на нас. Это влияние еле заметно, но всё больше увеличивается с каждым годом.

Пронзительный рассказ о любви. Когда парень и девушка дружат много лет, но никак не решаются сказать о своих чувствах, очень часто бывает, что они просто и предположить не могут, что другой испытывает те же теплые чувства. Всегда нужно говорить, не нужно бояться, иначе потом всю жизнь будешь жалеть.

P.S. Можете смеяться, но недавно я изучал психологию и методику пикапа (зашквар! зашквар!), и могу уверенно сказать, что перед нами отличный пример пикапа с нацеливанием на влюбленность, прямиком из 1960 года.) От поведения до конкретных фраз.

«Опасность?» — подумала Коралина. Звучит потрясающе. И совсем не страшно. Страшно, но не совсем.

Первое знакомство с Нилом Гейманом прошло успешно. В качестве ознакомительной попалась книга «Коралина», которую многие лаборанты называют детской, но и немалая часть относит ко взрослой литературе. Читал эту книгу с младшей сестричкой, приехав на праздники и найдя «Коралину» у нее на полке, позже вспомнив, что как-то давно я ее и дарил:) В общем, читали вместе.

Конечно же, это сказка. Хорошая, тревожащая, волнующая воображение сказка. Легкая и быстрая манера повествования точно свидетельствует о принадлежности к детской литературе, к тому же милые детали вроде путанного имени Каролина-Коралина, остроумных бесед кота, забавных детских мелочей, свойственных молодому поколению (пересчитать все голубые предметы в доме, съесть всё-всё.. ну кроме ананаса, и пр.) — всё это детали детские, но отнюдь не отталкивающие взрослого читателя, а наоборот дарящие ему глоток той непосредственности и энтузиазма, которого всегда не хватает, ярких красок, стойкости и веры в чудеса, добрые и злые.

Коль уж сказка, то в ней должна быть мораль. Конечно же, это история о стойкости, той, с которой Коралина преодолевала все препятствия, побеждала всех врагов, не сдавалась и боролась до последнего. Отличный флэшбек приводит автор, рассказывая о том, как однажды шли Коралина и ее папа через пустырь, и на них напали осы, папа стоял среди ос, чтобы дать Коралине убежать как можно дальше — это поступок настоящего родного человека. Также история об отношении родителей и детей. Мы всегда должны быть чуткими к своим близким, любить их и беречь. Да, мы устаем, грустим или занимаемся делами, но никогда не следует забывать уделить хотя бы капельку внимания, показав, что ты всё еще живой человек, а не манекен какой-нибудь, бродящий по дому.

«— Вы ведь правда не понимаете, да? — сказала она. — Я не хочу получать все, что захочу. Никто этого не хочет. Какая радость в том, что я получу все, что мне хочется? Вот так, ни за что ни про что? А как же дальше?»

Хотелось бы сказать и о мире произведения. Это тот самый случай, когда пугает ни конкретная бледная когтистая рука с холодными пальцами, ни висящий над потолком кокон из двух слепленных и недоделанных соседок, ни прочие монстры. Здесь пугает сама атмосфера... Ощущение, когда не знаешь чего ждать от следующей главы, ведь этот мир нарисован другой мамой, он изменчив, непостоянен и невообразимо непредсказуем. Неизвестность пугает больше всего — это правило работает и у Геймана. Этот иллюзорный мир опасен тем, что здесь не за что удержаться сознанию, словно прыгаешь от одной падающей колонны к другой, а впереди — туман. И именно поэтому нет уверенности и желания находиться в этом чужом мире другой мамы. Думалось мне, с чем же можно сравнить метафору другого мира, пришло несколько версий: а) виртуальные миры компьютерных игр, в которых можно стать кем угодно и всегда делать что угодно, предусмотренное нарисованным (создателем-другой мамой) воображением; б) наркотики, в мире которых кажется, что всё самое лучшее на свете уже у тебя в кармане, но не задумываешься о том, что такой мир хрупок, как и мир другой мамы; в) взросление, в котором вроде бы становишься большим и сильным, всё тебе по плечу, но каждый день непредсказуем (взглянуть хотя бы на сегодняшний кризис и увольнение многих с работы), в противовес миру детскому — постоянному, уверенному, спокойному, имеющему опору. В любом случае, иллюзорный мир повести увлекает и удивляет читателя, Гейман постарался.

Итог — «Коралина» подойдет для любых возрастов: для младшего возраста как увлекательная и удивительная сказка-страшилка, а для старшего — как возвращение в детство и повод для размышлений.

Гениальное начало о том, что бывают неожиданности и что все чихают, даже тайные советники.) Самая идея также крайне хороша. Она в том, что с услужливостью легко можно переборщить и выглядеть уже не как джентльмен, а как хам и насмешник. Такт, товарищи, главное — такт...

Есть такие люди — люди-зеркала. Они способны рефлексировать любую эмоцию, сцену или персонажа. А есть люди, которые ни в какую не могут этого делать, даже если вдруг очень захотят. В рассказе встречаются два представителя таких категорий, где вторая влюбляется в первого.

Зеркало — это, конечно, здорово. Но как быть с тем, что само по себе зеркало пустое? Да, оно точно воспроизводит отражаемый объект, но само по себе оно не имеет ценности. Как пустой сосуд, значимый лишь как форма для чего-то другого. И как в такого влюбиться? И что с таким делать? Автор предлагает нестандартный, но очень находчивый и милый выход из этого казуса (на какие только хитрости девушки не пойдут, чтобы выйти замуж:) ). Опять-таки, как и в других рассказах Воннегута, мне здесь видится симпатичный сплав творчества Герберта Уэллса и О. Генри.

В конце хотелось бы сказать, что все мы довольно часто в кого-то «играем». И даже те люди, которые стоят на честности и прямоте до последнего, как влюбившаяся героиня, они как раз тоже играют роль человека, который всегда прямой и откровенный с окружающими. Даже это мы вбиваем себе в голову, не замечая.)

Бедная, бедная Меховушка.

Написанный в 1939 году Клиффордом Саймаком рассказ «Марсианин» повествует о достижении космическим экипажем Марса, возвращении корабля снова на Землю и последствиях этого. Последствия наступают по той причине, что космонавты случайно привезли с собой необычайный организм/животное/разум, которое выглядит как маленький лохматый комочек, а общается лишь посредством ультразвука. Но проблема в том, что этот ультразвук сводит с ума людей и животных...

Моральный выбор. Как поступить с Меховушкой? Неужели ее нужно убить? Ведь с помощью специальных приборов обнаружилось, что этот зверек просто тоскует о своем Марсе и ищет того, с кем он может поговорить, кто сможет его успокоить, и ищет он своего собеседника одним-единственным ему доступным способом — излучая ультразвуковые волны. Он не виноват, что его привезли в этом космическом корабле, просто не повезло... Но как же быть с жертвами? К тому же отправить его обратно на Марс нет никакой возможности. Трогательный рассказ о способности сочувствовать даже крайне непохожему на нас существу.

Как и всегда, у Саймака инопланетяне весьма неординарны, и довольно просты на вид. За это отдельный плюс.

Мартина очень люблю, но этот рассказ, кроме как за красоту описания, представление сцен вживую и слога автора, выделить не за что. Магистральный тезис рассказа («У Серой Элис вы можете купить всё, что только пожелаете. Но лучше этого не делать.»), увы, не отражает основной линии повествования, и уж если судить по раскрытости данной идеи, то она ничем далее по тексту не расширяется, кроме уже названного лейтмотива самого по себе. Как будто такое интригующее описание — рекламный ход. Но зачем же так... Остается лишь довольствоваться красотой полета Серой Элис, перевоплотившейся в птицу, и общим качественным стилем написания. Ожидал Мартина, но по тематике «Нужных вещей» Кинга, а получил фэнтезийную историю, вообще не связанную с этим.

- Была такая восточная поэма, — сказал Татарский, — я ее сам не читал, слышал только. Про то, как тридцать птиц полетели искать своего короля Семурга, прошли через много разных испытаний, а в самом конце узнали, что слово «Семург» означает «тридцать птиц».

Изрядно поиздевавшись и окончательно дожевав своими ранними рассказами и романом «Омон Ра» советский опыт, в 1999 году Виктор Олегович Пелевин подвел итог опыту российскому, охватив период 90-тых годов. Итог у него, можно заметить, восторга не вызвал. Само «Поколение П» трактуется самым разным образом: классическое Поколение Пепси, сгорающее подобно закату Поколение Пи...ц, или же Поколение Пелевина, захватившее российского читателя в то десятилетие, ибо автор радовал качеством своих работ, еще не дойдя до того этапа, когда его начали упорно критиковать за ряд последних книг.

Приведенная вначале цитата характеризует главную идею романа — конспирологическая теория телевидения, созданная на привычной почве пелевинского солипсизма. Здесь имеются параллели с ранним романом «Омон Ра», так как рядовой гражданин чаще всего невообразимо далек от того, чтобы вживую увидеть космические испытания или то, как живут политики и как делаются новости. Удачный ход, очень удачный. И этот мир телевизионщиков, управляющий по сути всеми СМИ, предстает организмом, который просто рефлексирует объективные процессы, происходящие в обществе и в истории сами собой. Эта элита — что-то вроде санитаров леса, как нас учили в школе. Они, понятное дело, гребут прибыль, но они и балансируют на грани необходимости действовать так, а не иначе, исходя из уже имеющейся ситуации. Это никакое не активное теневое правительство, нет. Это «нотариусы историко-политической жизни» + «запудриватели мозгов основной массы населения». Особо интересно было посмотреть, как эти муляжи будут реализованы технологически, вышло забавно: пьяный актер Ельцина, обклеенный по всей одежде датчиками, специально напивающийся вдрызг, чтобы как следует пафосно споткнуться и упасть.

По-настоящему шикарным аспектом произведения является его предельно актуальная к моменту написания и чрезвычайно беспощадная едкая ирония. Несколько десятков отличных рекламных слоганов вроде: «Солидный Господь для Солидных Господ», «Just do it! Nike» и «Do it yourself, motherfucker! Reebok», «Спрайт — Не-Кола для Николы», «Сигареты Parliament — дым Отечества» и многие другие — поднимали настроение и заставляли улыбнуться на протяжении практически всей книги, ввиду их грамотной разбросанности.

Нельзя не вспомнить тот факт, что много страниц «Generation П» занимает исследование сущности воздействия рекламы. Подводя итог, автор выделяет три происходящих при этом вау-фактора у орануса: 1) оральный вау-фактор («я вижу в рекламе счастливых людей, которые приобрели такой товар, и я тоже хочу быть таким»); 2) анальный вау-фактор («я получаю удовольствие от возможности тратить деньги на такие-то товары, и чем дороже товары, тем лучше»); 3) вытесняющий вау-фактор («я не воспринимаю то, что не относится к первым двум вау-факторам в качестве ценностей»). Я привел свою вольную трактовку основной авторской позиции, зато она достаточно понятна, хотя бы мне, потому что когда читал, долго приходилось вникать изначально:)

И последнее. Пелевин-то он Пелевин, но такое большое количество цитат на квадратный метр текста сложно представить в голове, а автор продолжает засыпать читателя превосходными афоризмами и фразами. Здесь, конечно, есть своя подложенная свинья. Она в том, что уже и не помнишь потом половины цитат. Благо, есть интернет, который вмиг освежит память и заставит еще раз прочувствовать всё остроумие и глубину понимания сути вещей, да и неординарность взгляда Виктора Олеговича. Напоследок приведу коротенькую цитату, с которой я жил чуть ли не с детства, и чем старше становился, тем больше роднился с таким тезисом, глядя на окружающих. И был несказанно рад, увидев, что кто-то озвучил мою мысль в наиболее лаконичной форме:

«Ничто так не выдает принадлежность человека к низшим классам общества, как способность разбираться в дорогих часах и автомобилях.»

Прочитал данный рассказ после рекомендации автора, увидевшего мой отзыв на рассказ (тоже о рыбалке) Роберта Шекли «Рыболовный сезон». Интересно иногда рискнуть и прочесть автора, о котором ничего не знаешь, и без предвзятостей открыться перед неизвестным творением.

Наиболее ценным в рассказе является описание ощущения нахождения на крючке в качестве живца. Действительно, не так уж и часто задумываешься, как там себя чувствует червячок, прикрепленный в качестве наживки. А тут непосредственный такой, благодатный поток ощущений. Это плюс.

Вторым большим плюсом назову заметное знание дела автором. И не только прикладные особенности рыбалки, а еще и мироощущение от самого этого занятия. Мне очень нравится такая, скажем, философия: «На рыбалку надо чаще ездить, и все будет в порядке». Ведь правда, все условия, создаваемые рыбалкой, обволакивают каким-то волшебным шаром спокойствия и отдаленности от всего мирского, суетного. Тот же почтальон Печкин был злой, потому что у него велосипеда не было. Вот если бы люди чаще отвлекались и забывались в себе, они были бы куда спокойнее и мудрее. А так, действительно, мы можем дойти до того, что станем наживками в конце концов.

Таинственный мужик мне понравился, особенно то, что он всегда действовал молча. Это придавало «триллерности». Также, прочитав примерно 60% рассказа, я не мог просто представить, чем же он закончится. Но не сказал бы, что таким поворотом и финалом доволен. Для меня, честно говоря, был слишком резок и негармоничен переход от романтического реализма рыбалки к чисто фантастическому допущению. Тут уж дело автора, конечно. Главное, что интрига сохранилась.)

Хороший рассказ о рыбалке, и не только:)

Опять же, тот же самый актуальный Шекли, применимый к настоящему времени, как никогда.

Напомню. По сюжету параллельно развиваются две линии повествования: из города начинают пропадать люди целыми семьями и группами; старый рыбак ходит ловить рыбу на реку, он настоящий мастер и знает об этом всё.

Ну и какая же здесь связь? А самая прямая. Она заключается в принципе забрасывания наживки. Искусственной наживки для рыб, и такой же искусственной наживки для человека. И сейчас я говорю о рекламе. Но всё-таки почему именно рыбалка? Почему не охота? Ответ простой: охота — это очень активная деятельность по ловле жертвы, а рыбалка — более пассивная, забросил удочку (создал условия) и ждёшь. Конечно же, я не говорю, что рыбалка легче сама по себе, нет. Она предполагает целый арсенал условий: продолжительность рекламного ролика, яркий и главное положительный образ, простой запоминающийся слоган, и много чего еще. И вот, когда крючок готов и наживка заброшена, начинается игра. Человек — самое умное животное на планете. И о чем же это говорит? Да только о том, что на него нужна лишь наживка похитрее:)

Рассказ, играющий на прекрасной параллели, и, как всегда у автора, безмерно актуальный.

Все-таки это не классический рассказ об исполнении желаний, и уж тем более не о банальном бесплатном сыре в мышеловке. Конечно же, покопаться в человеческой сущности Роберт Шекли очень любил. Но еще с бо́льшим интересом он смотрел на тенденции общества, на ближайшую динамику и вектор развития — и докручивал определенный посыл до максимального градуса, заворачивая его в приятную фантастическую упаковку.

Добро пожаловать в современный мир! Здесь у нас есть всё, что вам захочется! Есть желание, но нет денег? Не беда! Ведь вы можете взять кредит! И тогда вы сможете стать самостоятельными/независимыми/самодостаточными, и даже несмотря на ваш молодой возраст и лишь маячащую впереди перспективу взлета на вершину карьерной лестницы, вы можете устроить себе будущий и, самое главное, достойный Вас интерьер прямо сейчас! Зачем ждать?! Это же ваше по праву!

Такие дела. А позже вы ощущаете гнет переплаты, бремя обязательности получения заработка, когда могли бы попробовать найти место получше, но нет, вам нельзя терять это место... а то мало ли...

Простыми словами, добро пожаловать в наш наивный и легкомысленный век. А о том, что бесплатный сыр только в мышеловке, думаю, в отзывах сказано уже Слишком много раз.

P.S. Самый смешной момент рассказа — когда Утилизатор класса А пустился от главного героя наутек:)

Пока человек пашет на работе, на производстве, ломает свой мозг, дабы обеспечить себя и своих домашних питомцев покоем и уютом, собаки замечательно устроились! Им стоит лишь повилять хвостом или лизнуть руку хозяина — и вот у них уже полная миска еды и здоровый сон на мягком диване. Лентяи, одним словом:)

Забавный рассказ, смешивающий юмор О. Генри со стилем повествования Герберта Уэллса.

Дорого, как память. (с)

Айзек Азимов рассказывает об эксперименте, проводимом над самым обычным менеджером одной фирмы, таким интеллектуальным середнячком, у которого есть любящая невеста. Как известно, мозг человека «записывает» всё, что происходило с ним в течение жизни (это не фант допущение, это факт), но вот достать всю эту информацию из мозга практически невозможно, иначе мы бы затерялись в хаосе ненужной нам информации, задохнулись бы. Поэтому природой создана функция нашего мозга — забывать (блокировать), и она является не менее важной, чем запоминание.

Мне эта тема близка, потому что сам очень часто осознаю, что чего-то не помню, когда кто-то что-то вспоминает, рассказывает.. а у меня в голове этого нет:) Всегда в таких случаях вспоминаю Шерлока Холмса, который говорил, что мозг — это чердак, и не надо его захламлять ненужными вещами, пусть там останутся только важные и полезные сведения. Еще с чем хочется сравнить данный рассказ — «Цветы для Элджернона» Киза. Тот же главный герой, получивший Мозг (с большой буквы) перестает проявлять гуманность и человеколюбие, во-первых, и рассудительность с действительным умом, во-вторых. Он на кураже и на самолюбовании, в этом здесь и у Киза имеется моральная составляющая. Небольшой просчет Азимова в том, что он довольно близко соединяет собственно память и аналитические способности/ум/интеллект, хотя в конце концов и проводит принципиальную сюжетную грань.

Концовка хороша бесспорно, чем-то даже смахивает на Роберта Шекли. Улыбающая, дарующая повод пофантазировать, и коварная. В целом, рассказ в малой степени фантастический, и в гораздо большей степени социальный и психологический.

« — Я уже понял, — ответил я. — Знаете, Василий Иванович, не идут у меня из головы ваши слова. Умеете вы в тупик загнать.

— Верно, — сказал Чапаев, с силой проводя щеткой по спутанным конским волосам, — умею. А потом как дать из пулемета…

— Но мне кажется, — сказал я, — что и я могу.

— Попробуй.

— Хорошо, — сказал я. — Я тоже задам последовательность вопросов о местоположении.

— Задавай, задавай, — пробормотал Чапаев.

— Начнем по порядку. Вот вы расчесываете лошадь. А где находится эта лошадь?

Чапаев посмотрел на меня с изумлением.

— Ты что, Петька, совсем охренел?

— Прошу прощения?

— Вот она.

Несколько секунд я молчал. К такому повороту я совершенно не был готов. Чапаев недоверчиво покачал головой.

— Знаешь, Петька, — сказал он, — шел бы ты лучше спать.»

Просто обухом по голове. Самый что ни на есть настоящий дзэн-буддизм во всей красе. Думаю, этот диалог, вкупе с предшествующим ему споре Чапаева и Петьки о пространственно-временном солипсизме, мог бы стать символом всего романа.

«Чапаев и Пустота» — произведение, действие которого происходит, с одной стороны, в Петербурге и за Уралом 1919 года, и, с другой стороны, в психиатрической лечебнице в середине 1990-х годов. Довольно большие главы сменяются засыпанием в одной реальности и пробуждением в другой. Что самое интересное — когда читаешь каждую реальность, именно она кажется действительной, пока не сменяется другой, еще более настоящей:) Но и то, и другое в итоге всё же является вымыслом... Или нет? Или какая разница?

Прочитав все ранние рассказы автора, я приходил к выводу, что Пелевин любит развивать темы солипсизма и периода СССР. В «Чапаеве и Пустоте» обе темы находят свой максимальный градус воплощения. Это, своего рода, целый трактат о пустоте и сознании.

Но не стоит забывать, что в романе есть и всё остальное, что необходимо: огромное количество гениальных цитат и выражений, к которым хотелось бы возвращаться как можно чаще, интересный сюжет, удивительно (даже нехарактерно) объемные персонажи, хлесткий юмор, художественный стиль высокого качества, остроумные исторические и культурные находки. Отдельно хочется выделить труд Виктора Олеговича в создании ряда стихотворений внутри произведения. Мне, как человеку, пишущему стихи, было лестно видеть, как он владеет слогом, называет анапест анапестом и пр. Жаль только, что он называет «катрены» «катернами». Уж не знаю, ошибка редактора ли, или правда ошибся сам автор.

Имея этот роман в серии «Народное собрание сочинений Виктора Пелевина», я воспринимал основной ряд событий через три цвета: белый, черный, красный. Да и сделано это обложкой, видимо, неслучайно — всё-таки автор оперирует именно этими цветами в описании (есть белые, есть красные, а есть черная пустота... голос Чапаева сразу же внутри меня хочет поправить «почему это пустота черная?»). Дак вот. Несмотря на манипуляцию главным образом лишь этими тремя цветами, роман получился настолько ярким, что его фрагменты вращаются в голове, как в калейдоскопе. Сколько же чудесных, ярких, забавных и напряженных эпизодов было в романе... И три истории психбольных просто Марии (Шварцнеггер и фаллические символы самолета), Сердюка (японцы) и Володина (братки с их внутренними прокурорами, адвокатами, свидетелями и никем). И беседы с Чапаевым, особенно когда ткачи бунтовали, а Василий Иванович выказывал полное безразличие. И чудесная цветная река посреди острова пространства, названная Чапаевым «Урал». И, конечно же...

Конечно же, все эпизоды с Анной. Анкой. Тачанкой. Touch Анкой, как угодно. Это великолепный женский образ. Она просто прекрасна (простите, но я тоже влюбился). И их диалоги с Петькой, когда он балансирует на грани, и всё же попадает впросак — всё это так трогательно, цепляюще... Размышления о любви, о красоте, об идеальных образах и неидеальных оригиналах, всё это очень интересно. Но больше всего, даже из целого романа, мне запомнилась цитата, которую я привожу ниже. Как бы пошло это не звучало, она открыла для меня то, чего мне так не хватало в понимании правильного взгляда на взаимоотношения, и на понимание себя. В своих собственных рассуждениях на эту тему, я останавливался лишь на первом пункте цепочки, поэтому Спасибо автору за такое открытие. Всё, дальше — цитата:

Размышление сложное, глубокое, пессимистичное в определенном смысле. Именно поэтому я вдвойне был рад концовке с пустой бутылкой и золотой этикеткой. Право, прекрасный роман. Нет слов.

На теплых берегах постсоветского пространства, в непосредственной близости от моря расположен пансионат. Людей там практически нет, воздух чист, свеж, тишина, покой. Но так может показаться лишь в том случае, если не вглядываться в детали. На самом деле побережье просто кишит иммигрантами, наркоманами, военными, молодыми девушками, задумчивыми юношами и детьми, которых воспитывают взрослые. Черт возьми, немного не так... Попробуем заново. На самом деле побережье просто кишит комарами, жуками, клопами, червяками, муравьями, мухами, скарабеями, мотыльками, светлячками и навозными жуками. Да, скорее так.

Шестнадцать историй о довольно распространенных и среднестатистических типажах, о характерах и ситуациях, нашедших свое воплощение в конкретной «насекомной» оболочке. Но почему именно в «насекомной»? Мне кажется, дело в следующем:

И американский комар Сэм, развлекающийся с русской мухой Наташей, которая мечтает уехать в Штаты и однажды после соития спрашивает у Сэма: «Скажи, а в Америке много говна?»;

И два жука-навозника, папа и сын, где первый учит второго толкать по жизни свое Йа, то есть свой навозный шар, склад воспитанных в нем стереотипов, установок и проблем;

И червяк Сережа, хорошо устроившийся рэкетир, ищущий себя и бабки, и вполне себе ровно двигающийся по жизни в своем тоннеле;

И конопляные клопы Никита и Максим, часто накуривающиеся, не понимающие, что сами-то они как раз и находятся в огромном «косяке», что скоро от них самих ничего не останется;

И моя любимая муравьиха Марина, сперва строящая себе дом, потом нашедшая себе мужа военного, с которым они вместе ходили в театр (Марина была завёрнута в цветную занавеску), а позже родившая прекрасную маленькую дочь, из которой выросла обычная.. муха;

И, наконец, Митя и Дима, два мотылька, два субъекта, ищущих понимание мира, открывшие для себя, что свет заключен в них самих (эпизод со светлячком), нашедшие некий колодец, сумевшие вылететь из черной дыры, придя к пониманию, что она — то, что отражает их сознание, даже они;

...Все эти герои, их проблемы, заботы, дела, жизнедеятельность... Всё это настолько мелко... Настолько малого это стоит на фоне огромной Вселенной, или даже на фоне истории отдельно взятой страны, что все они — просто насекомые. И пусть даже Митя и Дима постигают свой солиптический мир, якобы претендуя на что-то высокое — всё равно они лишь мелкие насекомые в комнате маленькой девочки, очередной каприз которой пытается преодолеть её отец.

Хороший роман, имеющий много граней как по отдельности в историях, так и в целом по общей концепции.

Необычный анализ советских аббревиатур, их природы и значения. Плюс к этому опора на каббалистическое учение и его отношение к буквам. А концовка просто прелестна: что же тогда удерживает отечественных исследователей каббалистики от схождения с ума? — действенный триграмматон, написанный на каждом заборе, и алкоголь.

Не читал, к сожалению, ни Кастанеду, ни Ерофеева, но после приведенного эссе очень заинтересовался их книгами. Параллели, предлагаемые Пелевиным, даже не читая источников, с помощью приводимых цитат выглядят убедительными. Да и водка как русский пейот вызывает согласие и воспоминание обо всех кухонных философских диалогах и озарении сознания, от которого болит голова.

Согласен с Виктором Олеговичем во многом. Зря само слово «олигархия», как власть немногих, приобрело такой негативный оттенок. Была ведь раньше и власть бояр, и еще ряд примеров, которые приводит сам автор. Всё так, да. А дальше по тексту Пелевин приводит последовательную методику политики единения олигархов с народом. Но есть только один нюанс — надо понимать, надо ли это самим олигархам или нет.

Простой вопрос: захотите ли вы перейти тот мост, который в детстве никогда не переходили до конца? Чем это обернётся? Разве завершением чего-то, перед чем вы остались в долгу с детских времён? Разве это вернёт вас обратно в те времена? Или может быть оставить эту мечту так и не завершённой?

А принятие того, что это уже совершенно не тот мост (отремонтированный и перенесённый) в конце просто-напросто снимает все рассуждения. Мост уже не тот.

Хорошая идея о кандидате в президенты путем синтеза всех существующих кандидатов, тем самым повторяя учение Дао — не выбирать один вариант, отвергая все остальные и их ответвления. Самым ярким визуальным примером эссе является смешивание негативов всего населения с целью получения обобщенного портрета этноса.

Пожалуй, главная фраза этого небольшого эссе следующая: «Совок — вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту человек, который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель жизни.» А русский либерализм нового течения, так сказать, убил ту светлую совковость, которая осталась со времен пусть спорного, но духовного советского сознания.

Отличный антропологический анализ. Казалось бы, насколько разными должны быть культуры и детали их подтекстов и реализации. Я уже не раз отмечал серьезность подхода Виктора Пелевина к работе над текстами, сопряженную с точным и колким юмором.

Больше всего заинтересовали «смерть маленького ангела» (той части, которая отвечает, согласно вудуизму, индивидуальной части души), зомбилизация (армия) и, своего рода, вполне конкретный новояз. Не могу не привести пару абзацев, касающихся деструктивного разрушения «психического фона» языка, как это называет Виктор Пелевин. И вообще, я рад, что кто-то, особенно такой умный человек, тоже обратил внимание на это издевательство аббревиатур и взрывание мозга.

«Здесь могут существовать два извращения — либо такие конструкции, которые можно назвать «бинарным лексическим оружием» (деструктивное и шизофреническое сочетание безвредных по отдельности смысловых единиц), либо _н_е_с_л_о_в_а_ — хаотические сочетания букв и звуков, дырявящие своей полной бессмысленностью прежний «психический фон», одновременно замещая его элементы — то же делает с клеткой вирус. (Поэтому носители нового «психического фона» заражают им всех остальных, распространяя шизофреническую лексику; им важно не _р_е_о_р_г_а_н_и_з_о_в_а_т_ь Р_а_б_к_р_и_н_, а «реорганизовать чужую психику, проделав в ней как можно больше брешей.)

Посмотрим, какие пилюли каждый день глотала наша душа.

«Рай-со-бес». «Рай-и-с-полком». «Гор-и-с-полком» (или, если оставить в покое древний Египет, «гори-с-полком»). «Об-ком» (звонит колокол?). «Рай-ком». «Гор-ком». «Край-ком». Знаменитая «Индус-три-Али-за-ция». (Какой-то индийско-пакистанский конфликт, где на одного индийца приходится три мусульманина, как бы вдохновленных мелькающей в последнем слоге тенью Зия-уль-Хака — и все это в одном слове.) «Парторг» (паром, что ли торгует?). «Первичка» (видимо, дочь какой-то певички и Пер Гюнта).

Мы ходим по улицам, со стен которых на нас смотрят «МОСГОРСОВЕТ», «ЦПКТБТЕКСТИЛЬПРОМ», «МИНСРЕДНЕТЯЖМАШ», «МОС-ГОР-ТРАНС» (!), французские мокрушники «ЖЭК», «РЭУ» и «ДЭЗ», плотоядное «ПЖРО» и пантагрюэлистически-фекальное «РЖУ-РСУ No_9». А правила всеми этими демонами Цэкака Пээсэс, про которое известно, что он ленинский и может являться народу во время плена ума (_п_л_е_н_у_м_а_).»

Утверждение «Жизнь — игра» Виктор Пелевин нещадно возводит в абсолют.

Помните, как в детстве мы представляли невидимых врагов, обстреливали их, хорошо еще когда игрушечными пистолетами — а то обычно и пальцами, составленными в виде пистолетов. Но позже игры стали не такими интересными. Могу сказать по себе, что после года в суворовском я как-то сел за компьютер и начал играть в одну из любимых ранее игр. Не знаю, что произошло, но через 10 минут мне захотелось нажать «Пауза — Выход из игры». Что-то изменилось, и я не мог себе объяснить что именно, но играть стало скучно. А у некоторых людей бывает иначе: вспомнить хотя бы те известные случаи, когда какой-то американский подросток переиграл в «GTA» или «Postal», не помню уже, вышел на улицу и стал совершать насилие над прохожими, вроде даже кого-то покалечил. Я это к тому, что виртуальная реальность — штука опасная, и Пелевин, как большой любитель сюрреализма и двойственности реальности в своих произведениях, не мог пропустить такой аспект.

Несколько заметок на полях:

а) Если вспомнить пребывание Саши в столовой здания Госплана, то явственно ощущается, что он видит не людей, а визуальные объекты. Ему неинтересны люди. Он просто молча существует, переходя с одного уровня на другой.

б) Уж не знаю, как Пелевин предсказал идею с танками, но сейчас по некоторым рассказам знакомых я слышу, что вполне себе взрослые люди, у которых есть семьи, дети, сутками зависают в игре «Танки Онлайн». Напомню, что в повести в похожую игру играли начальник Саши и начальник Госплана, то есть что ни на есть самые взрослые и серьезные люди. А игра совсем новая. Даже не знаю, как вышло такое совпадение-предсказание.

в) Самым остроумным моментом повести, мне кажется, является момент, когда Сашу разрезает пополам, и он снова появляется на месте условного чекпоинта и продолжает путь. Начинает он этот путь очень схоже с прошлым разом, и в этот момент осознает, что у него дежа вю, что это будто уже происходило. И таким образом Саша теперь для себя понимает природу дежа вю в принципе — это прохождение того же пути после перерождения.

г) Уровни жизни. С каждым уровнем задачи меняются, от более примитивных и элементарных до более комплексных и усложненных. И всё больше, с каждым уровнем, говорит Саша, теряется интерес к игре, а времени тратится больше. Глубже ощущается бессмысленность. Но ты всё равно продолжаешь идти...

д) Картонная принцесса — настоящая находка повести. Как объясняют Саше, на нарисованного героя — и принцесса нарисованная. Иными словами, все заслуги и достижения в этих мирах остаются в этих мирах. И когда закончится игра, всё окажется стёртым и ненужным.

Отличная, интересная повесть об игровых реальностях, написанная в особой подобающей манере.

Рассказ своеобразен даже для Шекли. Нет, не так... Особенно для Шекли.

Ментальные беседы человека с червем из червемира занимают всё повествование рассказа. Червь описывает, как устроен его мир. Делится тем, что никто не верит в его разговоры с каким-то твердым существом, живущим на поверхности(?!) своей планеты. И в конце концов, собеседники становятся друзьями по духу.

Важными и интересными являются научные отсылки (нашего мира, конечно же), применяемые к миру червей. Главным образом касающиеся Теории Большого Взрыва, как оказалось, чрезвычайно важной для понимания принципов Червемира. А самый забавный момент в их диалогах, мне кажется, следующий: «Роберт, а в вашем мире есть девушки? И существует ли для вас бесконечный конфликт между самосохранением и браком как финалом жизни?» :))

То, что смерть неотвратима, как та дверь, в которую даже если ты не хочешь входить, то она сама пройдёт сквозь тебя, — весьма тяжелое для принятия, но столь необходимое напоминание. Конечно, каждый хочет, чтобы последний миг его пребывания в этом мире был приятным и счастливым. Роберт Шекли к моменту написания этого рассказа сам был уже достаточно пожилым, поэтому и задумывался, фантазировал о подобных вещах, дабы себя успокоить. Надеюсь, у него сейчас всё хорошо, и он переживает то самое приключение с очаровательной рыжеволосой девицей.

Вот и завершилось мое знакомство с малой прозой удивительного Виктора Пелевина. Хотелось бы подвести некоторые итоги и каким-то образом охарактеризовать его рассказы в целом.

Во-первых, стиль Пелевина очень узнаваем, точен и качественнен. Его метафоры, аллегории и образы всегда свежие, остроумные и, если так можно выразиться, «втемные». Если рассказ о замене огнестрельного оружия московской братвой на пэйнтбольное, то все находки будут касаться цветов и красок, Виктор Олегович вспомнит кучу зарубежных песен о каких-то определенных цветах, и сравнения с метафорами в рассказе будет приводить именно из этой сферы. А это качество, товарищи. Это труд. За что автору большое уважение.

Наиболее часто касаемая тема в рассказах Пелевина — всё советское. Причем чаще всего в негативном ключе. Но не настолько, чтобы это отталкивало, а скорее с издевкой, с улыбкой. Как китайского пьяницу-деревенщину забрали в Москву и поставили руководить страной, а народ его любил. Или как Сталин, согласно рассекреченной документации, работал глубоко под землей, а выступал перед народом его двойник. Или как осознание того, что все рабочие це́ха, во главе с Любочкой, оказались мертвы, но всё равно по инерции продолжали работать, готовить отчеты и суетиться перед начальством.

Также часто затрагиваемый момент в рассказах Пелевина — солипсизм и двойственность бытия. Шествие по солипсизму возглавляет «Девятый сон Веры Павловны», но тема, касающаяся миражей, изучения сознания, и пр., встречается чуть ли не в каждом рассказе. А двойственность бытия — несомненно фишка автора, ибо в «Онтологии детства» в итоге всё равно непонятно, о чем идет речь — о детстве или о тюрьме, причем оба варианта, при всей их несоединимости, являются верными.

Виктор Олегович очень изобретателен в малой прозе. Есть в числе его рассказов и эссе на несуществующие произведения и события («Мардонги», Реконструктор», «Откровение Крегера», «Оружие возмездия»), которые смотрятся весьма реалистично из-за того, что автор приплетает в качестве доводов, казалось бы, самые-самые далекие ассоциации и примеры. Всё-таки самый смешной назову: согласно исследованиям, Сталин не выносил громких звуков выстрела пистолета, поэтому он всегда носил с собой духовую трубку со стрелами, что подтверждается многими современниками «Сталин ходил по залу, сжимая в руке трубку». Умора, честное слово:) Второй стороной изобретательности в рассказах Пелевина является его жажда всяческих экспериментов: а) создать рассказ всего лишь из одного предложения, в котором десятки, как бы не сотня, придаточных частей уже стирают в памяти то, что было страницу назад; б) создать рассказ особо ни о чем, в конце которого автор признается, что таким образом он немножко «убил» читателя, потратив своим рассказом его время. Про рассказы-перевёртыши «Ника» и «Зигмунд в кафе» не буду говорить, дабы не портить интригу. В целом, такая изобретательность и, опять же, серьезный подход к оригинальности достойны большого уважения.

В качестве завершения скажу, что порой в рассказах Виктора Пелевина встречаются повторы. Иногда он чересчур увлекается «перемешиванием миров», и это перестает быть вкусным и лакомым для читателя. Но это для тех, кто ознакомился или планирует ознакомиться со всеми рассказами. Ежели быть избирательным, в конце я бы обязательно посоветовал следующие: «Ухряб», «Девятый сон Веры Павловны», «Тарзанка», «Синий фонарь», «Бубен Нижнего Мира», «День бульдозериста», «Зигмунд в кафе» и «Жизнь и приключения сарая Номер XII».

Забавный рассказ о новом русском, после смерти оказавшемся в аду, где ему требовалось охлаждать задом накалявшуюся сковородку, но за это получать зарплату, и к тому же он мог покупать очень дорогой кокаин. Аллегорию нового русского наполовину можно перенести и на типичного офисного работника, особенно благодаря последней фразе. Эти мучения, жизнь одном мгновением потребительства от зарплаты до зарплаты. Так ли быть? Неудивительно, что Вован не понял ангела, когда тот к нему прилетел, и это уже, как говорится, диагноз.

И всё-таки интересно, гондурасил он на Колыме, или колымил в Гондурасе?:)

Известно, что наша вселенная находится в чайнике некоего Люй Дун-Биня, продающего всякую мелочь на базаре в Чаньани. И хоть и базара уже нет, да и чайник, видимо, канул в лету, наш мир еще как-то удивительным образом остался. А в нем главный герой Чжан, деревенский крестьянин, пьющий и с утра валяющийся от похмелья в амбаре, каким-то магическим удивительным образом становится важным чиновником в Москве, а затем и руководителем государства. По ходу карьерного роста Чжан осваивает обычаи местных. Например, в театре он, глядя на своих коллег, понял, что сидеть нужно, закрыв пол-лица рукой и кивая в самых неожиданных местах представления:-) Описание обстоятельное. Особо западает в память тоска Чжана об уже ушедшем правлении, когда он детально сравнивает японский танк с Москвой.

Пускай очень специфическая, завуалированная, но всё-таки история о том, как люди приходят к власти, а потом ее теряют.

Приятный издевательский рассказ о том, как русский миллиардер купил американскую Свободу (не саму свободу, просто он так девушку назвал). Прекрасные диалоги и весьма забавная насмешливая аллегория. Понравилось, одним словом.

Приступая к чтению очередного рассказа Виктора Пелевина, хочется всё-таки увидеть нечто оригинальное, что автор с блеском умеет делать. А ежели рассказ похож на другие и никак, простите, не выделяется, имея просто хороший стиль и парочку мудростей и шуток, то в этом случае накрывает печаль и тоска. Примерно так вышло и в этом рассказе. Да, император Юань Мэн в своем королевстве разбирается государственными делами. Да, вещества. Да, это чукча, и это тот самый любимый Пелевиным дуализм реальности. Но изюма всё же маловато. Хотелось бы отметить лишь два замечательных абзаца, заставивших широко улыбнуться:

"– Ну если ты так спешишь, иди, – сказал старик. – Только помни, что из города Москвы невозможно выбраться. Старики говорят, что как ни петляй по тундре, все равно будешь выходить или к Кремлю, или к Курскому вокзалу. Поэтому надо найти белую гагару с черным пером в хвосте, подбросить ее в воздух и бежать туда, куда она полетит. Тогда сумеешь выйти на волю.»

«Голубь летел зигзагами, и машина Юань Мэна часто цепляла другие машины. Некоторые из них были очень красивыми и наверняка дорогими, и сидевшие в них люди с золотыми цепями на шеях злобно щурились и показывали Юань Мэну по несколько пальцев, подгибая остальные – кто шесть, кто четыре, кто восемь. Юань Мэн догадался, что это местные чиновники, которые хотят объяснить ему, сколько у них оленей, чтобы он их уважал. Он им всем в ответ показывал один палец, средний, чтобы они поняли, что хоть оленей у него совсем нет, и он в мире один, зато, по всем китайским понятиям, стоит точно посередине между землей и небом.»

Московский авторитет предложил всей братве не тратить людские ресурсы при разрешении спорных вопросов наподобие делёжки территории и т.п., и перейти на более гуманный способ выяснения отношений — стрелять пэйнтбольным оружием, а тот, кого «красят», навсегда уезжает из страны и, таким образом, понарошку умирает.

Иногда меня аж раздражает, когда в отзывах читатели видят мораль и заложенный смысл, выходящий только лишь из концовки рассказа. Да, черт возьми, могу эту мысль повторить и я тоже: даже если договориться о правилах, всегда найдутся люди, которые эти правила нарушат. Это концовка. И что? Неужели Виктор Пелевин писал рассказ, заполнял объем страниц только для того, чтобы подвести всё к такому выводу? Как раз-таки нет. Мне видится главной самая идеи замены огнестрельного оружия на «краскострельное». Ведь автор привёл огромное количество шуток и подходящих оборотов из песен и культуры в целом, как бы оживляя свою историю. Это первое. Второе — то что фактически человека можно признать мертвым, если он исчез из поля зрения, и к тому же потерял влияние (что необходимо для криминальных авторитетов). Поэтому у такого «убитого» авторитета, ясное дело, возникает желание противиться случаю и снова вступить в игру... А если бы он был убит по-настоящему, такого желания он бы не смог изъявить физически. Вот еще о чем стоит задуматься в этом рассказе.

В целом, интересный взгляд на мир организованной преступности, решившей убивать понарошку.

Веселая история о том, как под воздействием компьютерного вируса «Рождественская Ночь-117.DIR» в тихом городе Петроплаховске компьютер мэра города, по совместительству криминального авторитета, отправляет задания так, что все они перепутались между собой. Теперь братве надо убрать все бугры с Центральной улицы (а братва не глупая, знает что такое бугор), а бригаде уборщиц нужно замочить другого криминального авторитета, и так далее.

Интересны, как и всегда у Пелевина, эти маленькие ништяки в словах и названиях, наподобие: Петроплаховск, Екатеринодыбинск, житель Герасимов, купивший себе собаку Муму, и много-много чего еще.) В конце хотелось бы процитировать, чтобы остался где-нибудь недалеко, следующий понравившийся абзац:

«Ведь даже богатство, к которому всю жизнь стремится человек, в наши дни означает не подвалы, где лежат груды золота, а совершенно бессмысленную для непосвященных цепочку нулей и единиц, хранящуюся в памяти банковского компьютера, и все, чего добивается самый удачливый предприниматель за полные трудов и забот годы перед тем, как инфаркт или пуля вынуждают его перейти к иным формам бизнеса, так это изменения последовательности зарядов на каком-нибудь тридцатидвухэмиттерном транзисторе из чипа, который так мал, что и разглядеть-то его можно только в микроскоп.»

Очередной рассказ Виктора Пелевина, ставящий в центр идеи эклектичность. На этот раз эпохи 90-тых и культуры античности. Загнавшийся по античной культуре банкир своим имиджем и поступками отпугивает клиентов, да и статус холостяка не особо приветствуется. Поэтому он решает жениться на своей секретарше, но... опять же, с учетом всех исторических нюансов и декораций.

История просто неплохая, но никакой глубины или чего-то оригинального в ней нет.

Всё-таки этот рассказ — чистый эксперимент. Девять страниц текста, описания мыслей, воспоминаний и взглядов, состоящие всего из одного предложения.

Если быть предельно честным, я не готов к такому бесконечному количеству придаточных предложений, поэтому несколько раз терялся. Кто-то в восторге от этой идеи, кто-то считал её скорее пыткой или тренировкой для внимания. Конечно, стоит отметить оригинальность Виктора Пелевина, всё же он молодец. Почему же раньше никто не додумался до такого хода?

С содержательной стороны есть два момента: во-первых, мысли, рассуждения и описания предельно разрознены (это можно списать, конечно, на закос под человеческий поток мыслей), а во-вторых, есть в этом рассказе целый ряд малюсеньких зарисовок, которые позже нашли своё отражение в романах Пелевина, а значит рождались задумки еще давно (про детей-космонавтов, или про чекистов-псов в конторных коридорах).

Я из тех читателей, кто устал читать эти 9 страниц. Это было своего рода силовое упражнение. Но за эксперимент можно похвалить, задумка-то оригинальная, как ни крути.

История о том, как девушка Таня зарабатывает деньги, соединяя одинокие сердца. Но это не дворец бракосочетания и не агентство знакомств, как можно было подумать. Просто у Тани есть шаманка Тыймы, которая может воскрешать уже умерших кавалеров из Нижнего и Верхнего миров. А те, дабы их не отправляли обратно, понятное дело, готовы на многое.

Интересна картина рая в этом рассказе, где всё есть, что пожелаешь, но какое-то расплывчатое, телевизор с вечно меняющейся маркой, например:) Также интересен ответ майора Звягинцева. И вот думай после этого, насколько добровольно и желанно решались на брак с одинокими барышнями воскрешённые.

Уходит в копилку моих любимых рассказов у Виктора Пелевина.

Зигмунд сидит в кафе и смотрит на окружающих. Вот зашли двое, мужчина и женщина, снимают верхнюю одежду. Ага... Вот хозяйка кафе вместе с помощником вкручивает новую лампочку, в процессе чего она чуть не падает со стремянки. Ага... Вот, кажется, играют дети хозяйки, мальчик и девочка, и в результате их взаимодействия рушится постройка девочки. Ага...

Каково же было моё удивление, когда я узнал, что это многозначительное слово «Ага»

А я-то дурак, смотрю, выискиваю в этих трёх представленных парочках-примерах курьёзности взаимодействия между полами, сложности и препятствия в отношениях между людьми, и еще много-много чего другого пытаюсь найти:))

На самом деле, мораль ясна и очень хороша. Она в том, что любые действия, поступки, эмоции, стремления и желания можно трактовать как угодно, даже не обладая особым умом. Просто докручивать, довинчивать в своей голове желаемый образ. Этим, кстати, зачастую грешат психологи и психиатры. Зигмунд-то — Фрейд.

Чарльз Дарвин в трюме корабля голыми руками борется сначала с орангутангом, затем с гориллой, попутно рассуждая о происхождении видов и принципе выживания.

Не самый глубокий рассказ Пелевина, хотя здесь и можно порассуждать о синтезе теории и практики, о первородном инстинкте человека как борца с природой (с помощью супероружия — интеллекта), о воле как стимуле к преодолению невозможных, казалось бы, границ. Но эти мысли уж слишком банальные и примитивные для Виктора Олеговича, глубину идеи здесь хвалить не приходится.

И всё же рассказ написан хорошо.

Объелись мухоморов товарищи весьма прикольно, если можно так выразиться. Да и полуреальность с миром «Семнадцати мгновений весны» довольно живая и, так скажем, в стиле Пелевина.

Но меня больше всего заинтересовала одна ключевая мысль рассказа. Вот играла музыка со столба. Гитлер ее слушал, наслаждался искренне, всей душой. Но потом сорвал со столба провод и сказал, что если эта музыка — мираж, защищающий нас от действительности, то он нам не нужен. Ведь если мы будем прикрываться от этой самой действительности такими средствами, они в любой момент могут нас оставить, покинуть, и мы останемся одни. А значит нам не нужны такие картонные щиты (это уже метафора-отсебятина). Таким образом, рассуждение на тему красоты, эстетики, и ее роли в жизни. С таким подходом я еще не сталкивался, поэтому возьму на заметку.

Виктор Пелевин — явный любитель соединять две реальности и работать в них сразу одновременно. И плевать ему на то, насколько они различаются, или вообще являются взаимоисключаемыми.

Итак, мир детства и мир тюрьмы (никакого спойлера здесь нет, автор начинает говорить о тюрьме уже на 3-й странице). Насколько же несопоставимы два этих мира? Насколько же они различны? И всё же Виктор Олегович работает сразу в двух плоскостях. Начинаются рассуждения всё-таки ближе к детству, более относимы туда. Затем явные намёки на тюрьму, на её порядки. И, казалось бы, вот текст совершил необратимое превращение, теперь здесь всё о тюрьме... Но нет — снова вспоминаешь явные соответствия с младенчеством и детством. И это очень здорово.

Не пускаюсь в разбор конкретных рассуждений автора — они все хороши. Изложил лишь то, насколько органично здесь смотрится такой вот дуализм по Пелевину.

Виктор Пелевин умеет забавляться на славу. Особенно он любит потанцевать на организации и исторических пунктах двух известных тоталитарных государств.

Конкретно в этом рассказе верному фашистскому магу снится чудовищный сон-знак, информация о котором впоследствии передаётся по инстанциям в целях проверки и изучения. Насколько абсурдно было предсказание, настолько и тщательно работают аналитические подразделения. Но и истина ли главное? Автор говорит, что механизм продолжает работать, да только у каждого уже свои цели, почему его не останавливать.

И еще одно важное замечание в рассказе, которое не следует забывать, — в делах политических и бюрократических без команды никуда.

Вот он. Самый милый и понятный любому, даже самому юному разуму, рассказ Виктора Пелевина. Порой автор настолько улетает от реальности, или использует то философские конструкции, то исторические аллюзии, что приходится напрягать мозги и заставлять работать эрудицию. Здесь всё не так:)

Перед нами мир одной ночи в пионерлагере. Ребята рассказывают друг другу страшилки. Вроде бы всё... Вроде бы и добавить больше нечего... Но как же хочется хвалить это творение)

Во-первых, прекрасные диалоги ребят, настолько достоверные, что со стопроцентной вероятностью вспоминаешь свою пору детства.

Во-вторых, живые характеры: задира, плакса, загадочный умник, хаотичный болтун, меланхоличный молчун (уж простите за мои такие вольные идентификаторы), и все они говорят именно то, что и должны были сказать в этот момент, оживая на глазах.

В-третьих, сами истории. Честно говоря, каждая из этих историй могла бы стать самостоятельным рассказом, или уже проявлялась как-то в усложнённой форме в другом рассказе. Но еще мне очень понравилось, что автор натолкнул меня на следующую мысль: истории-то ребят самые обыкновенные для страшилок, так? а я сейчас пытался вложить в каждую из них какую-то внутреннюю философию, какой-то подтекст; неужели это проклятье взрослого человека — находить во всём смыслы и подтексты? Кошмар, значит я проклят:)

И последнее. Один из лаборантов (Renat Asadullin) в своём отзыве выделил две страшилки на фоне всех остальных, как особо глубокие и якобы никем не замеченные: 1) «принятие в мертвецы»; 2) история про чёрного кролика. Здесь я, пожалуй, вступлюсь за товарищей. Обе эти истории нашли своё усовершенствованное выражение в других рассказах: 1) — в рассказе «Вести из Непала»; 2) — в рассказе «Спи». Так что, раз уж мы поняли два этих других рассказа, то зачем нам здесь было бы повторяться? Конечно, в рассказах Пелевина есть самоповторы. И поэтому, прежде чем упрекать кого-то в неузрении сложных материй, желательно самому полнее ознакомиться с библиографией автора.

Читайте этот рассказ. Он очень приятный и многослойный.

Этот рассказ, как видно из названия, больше о сне, нежели любой другой у Пелевина.

И правда, начинается он с того, как студент ощущает, что при входе профессора философии в аудиторию, он сразу же засыпает. Очень забавное развитие «спательных» способностей мы наблюдаем у главного героя. В конце концов, он так прокачивается, что может уснуть, утром садясь в автобус, а проснуться, возвращаясь тем же маршрутом вечером домой. Дальше в лучших традициях «Ухряба» главный герой видит всех спящими, что бы они не делали. И спросить вроде как-то неудобно:)

А еще меня посетила вот какая находка. Кажется, под состоянием сна Пелевин в рассказе понимал состояние полёта мысли, или размышления, если угодно. Ну вот не знаю я, как это доказать или обосновать, да и конкретных примеров уже не вспомню, но у меня чёткое ощущение, что сон = мыслительная деятельность. Пелевин, как любитель поговорить в том числе и о сомнамбулизме (рассказ «Тарзанка»), должен очень положительно относиться ко сну, и к мозговой активности в этой фазе жизнедеятельности. Поэтому, скорее всего, так.

В 1917 году, во времена правления Учредительного Собрания, два солдата охраняют Смольный дворец. Так говорит аннотация. Но я бы, для перчинки, добавил, что еще они периодически «обгашиваются».

Кроме своеобразного отношения автора к упоминаемой эпохе, и кроме альтернативно-исторического допущения, что солдаты нюхали кокаин и кололись, есть только одна занятная мысль, которая мне понравилась в этом рассказе.

Отходняк. После приёма, уже не помню чего, двух главных героев ужасно пугает отходняк, который они решают заглушить новой дозой кокаина. Отходняк страшен. И поэтому надо срочно переходить с очередного кайфа на новый кайф. В этом я вижу политический аспект. Политика реформ и политика реакций. И самое главное — сам отходняк. Ведь говорил же Конфуций: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» Так и Виктор Пелевин заявляет: «Не дай вам Бог жить в эпоху исторического отходняка!»

Честно говоря, не думал, что возникнет необходимость защищать этот рассказ... Да и не буду я этого делать. Лучше уж поговорить о приятном:)

У вас когда-нибудь было такое, что вы фантазируете, как бы вы себе представили идеальный рассказ, или повесть, или роман? Нет, не те случаи, когда уже вы счастливы выше крыши к моменту завершения прочтения, а наоборот — наперёд. Конечно, есть множество рассказов, которые я обожаю: «Демоны» и «Необходимая вещь» Роберта Шекли, «Уснувший в Армагеддоне» и «Каникулы» Рэя Брэдбери, «Дары волхвов» О.Генри, «Я знаю чего ты хочешь» и «Последняя перекладина» Стивена Кинга, и т.д.

Но была у меня в голове, формулировалась сама по себе, и такая модель рассказа, при которой автор бы вёл меня по предложениям и абзацам, вроде бы и говоря о простых или отвлечённых вещах, но мне было бы интересно его слушать (всегда ведь приятно послушать умного человека), а в конце всё бы оказалось простой и доброй шуткой, эдаким профессиональным фокусом литератора, где рассказ и его прочтение — самоцель. Такое мне попалось в руки впервые.

Да, возможно, я не самый искушённый читатель, но меня это не беспокоит и не волнует. Просто после суточного дежурства, проехав в метро полпути и дочитав этот рассказ, я сидел, как дурак, с улыбкой на лице, и мне совершенно не хотелось сбивать это прекрасное ощущение чтением следующего рассказа. Я просто сидел, улыбался и думал:)

Миттельшпиль (от нем. mittelspiel — середина игры) — следующая за дебютом стадия шахматной партии, в которой, как правило, развиваются основные события в шахматной борьбе — атака и защита, позиционное маневрирование, комбинации и жертвы. Характеризуется большим количеством фигур и разнообразием планов игры. Иногда шахматная партия минует эту стадию игры и сразу переходит в эндшпиль.

Таково толкование названия рассказа, для точности.

История, начинавшаяся как история одной проститутки с примесью детектива и триллера, в конце превращается в удивительный каламбур, имеющий социально-политический подтекст. Ведь перед нами действительно пример позиционного маневрирования... и жертв тоже... и разнообразие планов игры)) В общем, Пелевин просто так не назвал бы таким образом свой рассказ. Горько только осознавать, что две социальных роли (кабинетные партийные бюрократы и проститутки) настолько взаимозаменяемы для автора: они знают изнанку жизни, и в то же время готовы продаться чем будет необходимо. Но, как ни грустно, финал рассказа заставил посмеяться.)

Эссе Виктора Пелевина на несуществующую секту, обожествляющую труп, и ее духовного предводителя — некоего Антонова.

Наиболее интересной идеей эссе является тезис о том, что культурное пространство — это Братская Могила мардонгов, то есть творцов, писателей, идеологов уже умерших, а живым в этой могиле пока еще делать нечего. Так сказать, не прошли проверку. Или, по утверждениям Антонова, не стали трупами.

Также философская нота такого сектантского учения прослеживается в том, что каждый живой человек уже содержит в себе трупа, «внутреннего мертвеца», как бы вынашивает его. Отчасти это так, ибо порой люди продолжают жизнедеятельность, но по сути они мертвы, что часто проскакивает у того же Пелевина.

И, наконец, забавные параллели с оскорбительным словом «недоносок» — понимается как человек, умерший в раннем возрасте; или матрешка — как древнерусский символ мардонгов.)

» — Ну и успехов в труде, — сказал мальчик, повернулся и побрел к помойке. Оттуда ему махали.

— Я тебя сейчас догоню, — заорал Валерка, забыв даже на секунду о своей бутылке, — и объясню, какие слова можно говорить, а какие — нет... Наглый какой, труд твоей матери...»

» — Точно, есть у нас ветераны, — не сдавался химик, — да ведь у вас традиция соревнования глубже укоренилась, вон вымпелов-то сколько насобирали, ударники майские, в Рот-Фронт вам слабое звено и надстройку в базис!

— Лучше бы о материальных стимулах думали, пять признаков твоей матери, чем чужие вымпела считать, в горн вам десять галстуков и количеством в качество, — дробной скороговоркой ответил Валерка, — тогда и хвалились бы встречным планом, чтоб вам каждому по труду через совет дружины и гипсового Павлика!»

День бульдозериста — рассказ острый, удивительный, мрачный. Виктор Пелевин рисует ужасный мир, в котором основными направлениями промышленности являются водородные бомбы и химическое оружие. Мир, где больные от радиации и пьянства родителей дети играют на помойках и курят в 10 лет. Мир, где взрослые-рабочие пьют, и пьют, и пьют на детских площадках, в песочницах, на качелях; где они не помнят себя, кроме пунктов биографии, не задумываются вообще ни о чем, а просто живут по инерции. Мир, где слова «мир», «труд», «май» — ругательные, матерные; видимо, настолько загнанные рабочими планами и партийными лозунгами люди уже задыхаются от этого чрезмерного вливания девизов. И, наконец, мир, где иностранный шпион — скорее проверяющее лицо, перед которым надо выказать всё уважение и широту души, нежели враг.

Ой, ну наверное самый слабый и нечетко построенный рассказ Роберта Шекли из тематики «коварные женщины». Вспомните «Службу ликвидации», вспомните «Седьмую жертву». Вот там-то были и ужас, и обида, и удивление. А здесь скорее непонятность, почему да зачем всё так произошло.

На самом деле, не очень качественный рассказ для такого мастера, как Роберт Шекли. Интересна лишь идея тотальной технократии и специальных галактических банковских счетов нашей Земли-матушки на счастье. А представитель нашего мира, со всей свойственной и ему, и авторству Шекли, беспечности готов взять всё и сразу, не думая о последствиях. Что ж сказать, в этом все мы.)

Отличная идея и довольно интересная ее реализация.

Когда каждый мнит себя уникальным, особенным, удивительным, и прочее, прочее, прочее... Никто не хочет быть каким-то образом связан с максимально средним человеком. Но вот курьез: когда все вокруг такие неповторимые и единственные, сложно разобраться с единой системой отсчета, особенно когда дело касается

В итоге то, что кажется самым средним и стандартным... Да и вообще забудьте про слова «средний» и «стандартный«! Как раз-таки в этом случае остается лишь ключевое слово — «САМЫЙ».

Тезис «Каждому своё» вечен и, возможно, банален. Если не пытаться его разобрать и растолковать.

Своё... Далеко ли мы заходим, употребляя данное слово в этой привычной фразе? Скорее всего нет. А это не просто факт принадлежности к кому-либо, чему-либо. Здесь дело в другом. Во-первых, каждый видит то, что ожидает увидеть, то, что стремится увидеть (роль активного субъекта познания по Канту). А во-вторых, каждый видит «своё» в том смысле, что нашему восприятию доступно только то, что имеет хоть какие-то аналогии с предыдущим опытом. Иными словами, только то, к чему готово наше сознание и восприятие. Поэтому и каждому сознанию своё:)

Рассказ всего-то 2-страничный, поэтому на высокую оценку здесь сложно претендовать. А написан в средней манере. Особо без фишек Роберта Шекли.

Нашел этот рассказ, блуждая на фантлабе по различным антологиям. Среди них была антология на экологическую тему, которую я очень поддерживаю. Скачал, прочитал. Вот что получилось.

По сюжету пара уток страдает от голода, рождаемости мертвого потомства и загрязненности своего родного пруда, и они хотят улететь на юг. Утки представлены разговаривающими. В итоге они всё же улетают, но финал сопровождается двойным клишированным анти-хэппи эндом (смертью самца, а затем самки).

Единственное ценное в рассказе — благая идея экологии. Всё остальное — в минус. Ни стройности повествования. Ни хотя бы одной какой-нибудь метафоры или средства художественной выразительности, дабы придать подобающую мрачность ситуации. Ни оригинального развития сюжета: эти грустные концовки в духе «они умерли» уже настолько затасканы, что хэппи энд смотрелся бы куда более убедительным, выражая собой хотя бы надежду, на человека, на планету, на жизнь. Но нет.

Только лишь за светлую идею и поставлю 4 балла.

Я не испытал ужаса от этого рассказа, который описывают иные лаборанты, концовка лишь проясняет суть дела. Меня больше заинтересовала социальная и философская сторона этой истории.

Любочка, 28-летняя работница техотдела, начинает свою видимую читателю жизнедеятельность, на середине дороги (только что её освободили сжавшиеся двери троллейбуса). Она идет на работу. Начинается обычный рабочий день. Любочку ругает начальник за слабую результативность, Любочка стоит в очереди в столовую, читая памятку о Непале, Любочка заходит в разные цехи, дабы собрать заявки по усовершенствованию производства, Любочка в ходе диалогов с работниками этих цехов пытается «изобрести умный вопрос»:). В общем, всё, что она делает, не отличается от каждодневных задач и проблем... Да только все окружающие, и она тоже, уже мертвы...

Весьма оригинальный ход, Виктор Олегович! Создается ощущение, что перед нами просто армия зомби. Они уже мертвы, но продолжают и продолжают заниматься своими рутинными задачами, так сказать, по инерции, ничего не замечая. Но вот какая мысль у меня возникла: были ли они живыми до автокатастрофы/удара молнии/выстрела в висок/несчастного случая? Мне кажется, что не были. И поэтому для них, в принципе, что одно существование, что другое — примерно одинаково. Отличает лишь кошмарное осознание, что этот первый послесмертный день будет повторяться раз за разом, снова и снова.

Читал еще в детстве, а сейчас пересмотрел экранизацию этой замечательной повести вместе с мамой и сестрой. В течение этих трех часов каждый из нас несколько раз плакал. Это та книга, которую периодически обязательно нужно освежать в памяти. Одна из самых трогательных историй в литературе.

Первое, что хочется сказать в отзыве — жаль, что животные не умеют разговаривать. Сколько же глупостей, ошибок и подстав произошло потому, что Бим не мог сказать за себя сам. А люди, желавшие собаке зла, пользовались этим. Представители царского, сильного вида, homo sapiens, как сказал ветеринар, ввиду своей душевной слабости делали более слабому собрату козни, который ничего против них-то и не имел.

Еще я понял, что человечность определяется отношением к гонимому и беззащитному. Сколько разных людей оставили Бима в беде, по множеству причин: начиная от отказа в выдаче свидетельства на выставке (по стандарту окраса, видите ли, не подходит) и заканчивая продажей пса, воровством его значка, прикрыванием своей бездушности целью воспитания сына, и тд. Люди находят любые оправдания и способы, когда чувствуют, что никто не защитит потерявшегося, за которого некому заступиться.

Самые светлые моменты — это лесная прогулка главного героя, Человека, с Бимом. Как они любовались золотыми листьями, как Человек показывал Биму ёжика и объяснял ему, что ёжик — полезное животное. Да и вообще, самые трогательные моменты в дальнейшем — эпизоды именно с Человеком. Его грусть, тоска по собаке, воспоминания о родных. Этот Человек прошёл войну, оставил свой «осколок» в сердце, и всё равно он остался добрейшим человеком из всех, защищая слабых, любя природу.

Выделю еще один момент. В детстве это было незаметно, но произведение содержит обилие социальной сатиры. Наиболее забавный эпизод, над которым я хохотал — когда в одном классе на открытом уроке была озвучена тема по поводу Бима, и потом во все школы поступило методическое указание провести урок о любви к животным; и как учительница, уже в другой школе, орёт на учащихся, строго-строго зачитывая вопросы для сочинения о любви к животным. Такое забавное несоответствие.

В целом скажу, что есть такие произведения, которые мы со временем забываем. А возвращаясь к ним, хватаемся за голову и думаем: «Как же так я забыл о существовании такой трогательной изумительной книги?» Не забывайте эту литературу.

P.S. Я не просто так ни разу в отзыве не назвал Ивана Ивановича по имени. Просто это Человек с большой буквы, без каких-либо имён и званий.

Рассказ понравился. Он представляет собой рецензию на несуществовавшую книгу некоего Стецюка, раскрывающего тайны сталинской эпохи.

Как и всегда у Пелевина, радуют всякие мелочи вроде адреса «тупик Победы, 18», или вот этой замечательной находки по поводу сталинской трубки: «Специально для него была разработана духовая трубка, которая стреляла отравленными иглами. Он никогда не выпускал ее из рук. Многие авторы мемуаров, видевшие настоящего Сталина, вспоминают об этом. Например: Все время обсуждения Сталин мягко ходил по ковру, сжимая в руке трубку...»

Но главной идейной изюминкой рассказа остается, конечно, мысль о том, что настоящий Сталин всегда находился в специально оборудованном подземелье, а на поверхности перед народом и якобы в политике выступали его двойники. Весьма занятное допущение... не в том смысле, что так оно и было, а в том, что это было бы весьма грамотно и предусмотрительно, ведь всякое может случиться, а настоящий правитель имеет только одну жизнь. Порой у меня возникает в чем-то параноидальная мысль о том, что наши нынешние главы государств тоже ненастоящие, и сидят на важных совещаниях и встречах их двойники. Как ни странна эта идея, она всё-таки притягивает)

Долго собирался и подходил к этому рассказу. И, как оказалось, не зря многого от него ожидал.

Рассказ на самом деле описывает жизнь сарая Номер XII. За что мне нравится Виктор Олегович Пелевин — так это за его неординарные идеи, заправленные весьма вкусной, интересной и зачастую философской начинкой. Прекрасно передан характер (если мы можем так говорить) сарая Номер XII, его стремление и жажда поиска смысла жизни, своего предназначения. Замечательные мелкие детали вроде разговоров двух людей, мировоззренческой позиции гаража, бесед с сараями 13 и 14, или гнетущее присутствие в середине сарая бочки с гниющим рассолом, давящей на сарай Номер XII той бытовухой и тупой простотой, свойственной загнанному работой и делами человеку.

Да, рассказ всё-таки о людях. От начала и до конца.

Сарай, заполненный всевозможными гайками, полками, и, самое главное, двумя блестящими велосипедами; мечты стать велосипедом и умчаться далеко, наслаждаясь закатом — это Детство, со всеми его грёзами, восторженными и встревоженными взглядами в будущее, разнообразие мира, фантазия ребёнка.

Сарай, из которого вынесли все эти вещи и оставили его стоять пустым — это переломный момент Взросления, когда все мечты разом рушатся, иллюзии пропадают, и остаётся душевная пустота.

Сарай, в который поставили бочку с вонючим рассолом, Сарай, который общается с двумя другими сараями-складами продовольствия — это уже сама Взрослость, мечты забыты, проблемы непосредственны, а мысли посредственны; и даже если начинаешь задумываться о велосипедах, всё равно бочка, стоящая в центре тебя, давит и заставляет гнуть спину и разум.

Сарай, всё-таки вспомнивший свою мечту стать велосипедом, Сарай горящий, Сарай, ставший пусть странным, но всё же Велосипедом — это Старость и Смерть, когда с высоты прожитых лет оглядываешься назад, понимая, что самые честные и чистые помыслы были где-то в начале пути; и наконец смерть, рай, воплощение самой главной мечты, находясь уже в новом качестве.

Как ни банально это звучит, великолепный рассказ о жизни.

Давайте представим. Вот вы хищники, идёте стаей по своей родной планете и по своим родным джунглям. Встречается вам незнакомец. Вы, естественно, на него нападаете. Ваши собратья двинулись на захватчика первыми... и внезапно куда-то пропали. Просто пропали и всё тут. Откуда вам знать, что с ними случилось? Да и неважно это в данный момент — сейчас важен незнакомец, и вы снова надвигаетесь...

Оружие — как средство активной защиты — должно пугать и устрашать окружающих, оно должно именно БАБАХАТЬ. Чтобы по всему лесу был слышен резкий звук, по которому сразу бы становилось ясно, кто здесь главный. Это первый пункт. Второй пункт: жертва должна видеть, какие последствия постигли её собратьев за нападение на незнакомца. Это может быть либо кровоточащая рана, либо скулёж, либо улепётывание — подойдёт любой вариант. А что же с дезинтегратором? Какая-то штуковина, еле-еле гудит, никакой причинной связи с исчезновением собратьев не выказывает, да и вообще, наверное, это какой-то аксессуар человека. Так и произошло.

«Пушка, которая не бабахает» — рассказ парный «Опытному образцу». Только если в том случае защита была пассивная и автоматическая, доведённая до абсурда, то здесь защита активная, но так же доведённая до абсурда.

Всё-таки правда, самый лучший способ применения такого совершенного оружия, как дезинтегратор, — это заколачивать его рукояткой новые колья в частоколе:)

Отчасти, конечно, рассказ об инквизиции. А если точнее, об отечественной версии инквизиции, со всеми нашими чертами менталитета, уважением чудес и гуманностью.

Но мне всё-таки приятнее думать, что рассказ больше о нематериальности идеи самой по себе: создавай хоть сотни отрядов, арестовывающих и пр., всё равно идею не искоренить, потому что она нематериальна, она продолжит витать в воздухе.

К слову говоря, дата написания рассказа подталкивает к некоторой аллюзии на тогдашний исторический период.

«Что одному мясо, то другому яд» — тезис, идущий нитью через всё творчество Роберта Шекли, здесь раскрывается наиболее прямо и наглядно. Два голодных космонавта, читающие инструкции на непонятном языке, дабы найти хоть что-нибудь съедобное, — это одна из фирменных историй автора об относительности всего человеческого.

А фраза «Я хихикающего не ем» — действительно фраза на века:)

Очень милая концовка коротенького 5-страничного рассказа о перемещении сознания профессора Мейера в тело собаки. Операция прошла успешно, но наверное даже слишком успешно..)

А мораль проста, как три рубля — будь ты хоть профессором, хоть кем угодно, ты всё равно обременён своим телом, плотью. И от физиологических потребностей, как ни блещи интеллектом, тебе ни за что не укрыться.

Следует начать с того, что правильным оригинальным названием рассказа «The Last Weapon» является не «Абсолютное оружие», а «Последнее оружие». Конечно же, абсолютное оружие можно считать последним оружием, якобы дальше некуда, но здесь разный акцент: если «последнее» отдает ощущением финальности, конечности, края, то «абсолютное» говорит скорее о пределе самой максимализации причиняемого вреда, финише его усовершенствования. Обе стороны присутствуют в характеристике этого оружия, но я бы настаивал на «последнем» — о нем говорит сам антураж планеты и концовка рассказа.

Роберт Шекли — великий гуманист. Сколько раз он смеялся над пороками человека, над его жадностью, злостью, хитростью, глупостью, узкомыслием, самоуверенностью. Но всё-таки Шекли любит людей. Он просто пытается их чему-то научить. Да даже не научить, потому что слишком уж непринужденным получилось бы такое воспитание, а скорее намекнуть на некоторые черты человека, которые всегда одолевают его в минуты слабости. И антивоенная тематика — самое верное тому подтверждение. Старина Роберт не любит насилия, он твердо уверен, что можно прекрасно обойтись и без ножа в спину или прямой угрозы силой. А именно этот рассказ — знаковый для автора. Здесь представлены лучшие черты мэтра, обличающие худшие человеческие качества.

Чувство, когда хочется еще и еще... Плевать чего именно и зачем — денег, власти, оружия, ресурсов, любви, насилия — главное, получить это. Безумная хапающая рука человечества... Развитие дало многое, спору нет. Но оно и заложило в сознании то, что лимита не существует, можно копать и копать под собой землю, пока сам туда не провалишься. И пример оружия — самый показательный. Всегда оружие совершенствовалось, от лука и топора до атомной бомбы и звуковых психопатических вибраций (надеюсь, поняли о чем я, как называется не помню, но суть передал). И вот настала очередь Последнего, Абсолютного оружия. Это оружие в буквальном смысле слова голодно до любой жизни. Если раньше оружие выступало лишь средством, и оно было ни в чем не виновато, то теперь это Последнее оружие само желает сожрать всё вокруг... Вот в этом и самый кошмар. Что бы это ни было — ядерный гриб, или что-то еще — мы должны наконец понять, что для него всё равно, на чьей стороне оно воюет. А скорее всего, просто на своей.

«Мне нравится спокойная протоплазма, но мне нравится и активная протоплазма» — думаю, все читавшие данный рассказ помнят эти слова. Дак давайте докажем этому абсурднейшему монстру в литературе, что мы не просто протоплазма!

Шекли верит в это, поэтому и пишет...

«Язык можно удачно сравнить со сверкающей, вечно меняющейся поверхностью моря. Никогда не знаешь, какие скалы могут прятаться в его ясных глубинах. Самые прозрачные воды скрывают самые предательские мели.»

Этот рассказ — настоящая находка для лингвиста или переводчика по специальности. Теперь я точно знаю, что если завяжется беседа с представителями данных профессий, я им обязательно посоветую рассказ «Потолкуем малость?» Роберта Шекли.

На самом деле, я уже читал его раньше, а сейчас просто перечитывал. Значит сюжет известен, как уж забыть такой сюжет.) Но, признаюсь, от хохота я валялся и во второй раз:) Всё дело в великолепном остроумии автора, и, наверное, всё-таки в мастерской работе переводчика, потому что все фразы главного героя к месту, все они остроумны и действительно до смешного ситуационны.

Язык — ключевой отпечаток нации, этноса. Язык отражает ее особенности, традиции и стиль мышления. Конечно же, в рассказе есть некое фантастическое допущение (куда уж без него), немного нелогичное, которое должно было отражаться и на сознании аборигенов, и должно было быть чем-то обусловлено, верно? Но всё это абсолютно неважно, и придираться к фантастическому допущению, когда смеешься полрассказа — кощунство.

В итоге великолепный фантастический рассказ на тему лингвистики, языка и дипломатичной экспансии. Читайте и смейтесь на здоровье;)

Роберт Шекли всем своим творчеством, всем своим невероятно ярким набором заманчивых и удивительных планет и миров всегда доказывал нам, что предугадать поведение инопланетянина невозможно, ибо оно может быть абсолютно любым: непонятным, удивительным, незаметно отравляющим, мерзким, но для них высокоморальным, бессмысленным, гениальным... Но. Тут неожиданно для привыкших к большинству рассказов мастера появляется новый, уже иной вопрос: Каким будет поведение самого себя? Насколько же можно предсказать именно СВОЁ поведение?

Вопрос страшный, вопрос пугающий. Нет, товарищи. Не инопланетяне являются самыми страшными и опасными тварями во Вселенной. И даже не люди как раса и цивилизация. Самым опасным субъектом для человека является он сам. А ведь правда, подумаешь, чего стоит обмануть этого наивного дурака, он ведь ни о чем не догадается, он даже не подумает на меня, ибо будет считать, что я должен быть честен с ним (с самим собой).

Эта фантазия мэтра просто прекрасна, пускай и немного мрачна. Конечно же, можно перевести мораль рассказа и на бытовой пласт, якобы мы часто себя обманываем, лжем себе, когда строим планы, находим оправдания и т.д. Но мне этот пласт даже не нужен, потому что рассказ уже великолепен за счет буквального понимания обмана себя самим же, как описано непосредственно в рассказе. Да и сюжет рассказа здорово способствует раскрытию этой идеи, а ведь сколько всего произошло изначально.)

Мой вам совет: когда в очередной раз будете вспоминать фразу «Никому нельзя доверять», пожалуйста, не забудьте добавлять приписку «Даже себе».