« — Я уже понял, — ответил я. — Знаете, Василий Иванович, не идут у меня из головы ваши слова. Умеете вы в тупик загнать.

— Верно, — сказал Чапаев, с силой проводя щеткой по спутанным конским волосам, — умею. А потом как дать из пулемета…

— Но мне кажется, — сказал я, — что и я могу.

— Попробуй.

— Хорошо, — сказал я. — Я тоже задам последовательность вопросов о местоположении.

— Задавай, задавай, — пробормотал Чапаев.

— Начнем по порядку. Вот вы расчесываете лошадь. А где находится эта лошадь?

Чапаев посмотрел на меня с изумлением.

— Ты что, Петька, совсем охренел?

— Прошу прощения?

— Вот она.

Несколько секунд я молчал. К такому повороту я совершенно не был готов. Чапаев недоверчиво покачал головой.

— Знаешь, Петька, — сказал он, — шел бы ты лучше спать.»

Просто обухом по голове. Самый что ни на есть настоящий дзэн-буддизм во всей красе. Думаю, этот диалог, вкупе с предшествующим ему споре Чапаева и Петьки о пространственно-временном солипсизме, мог бы стать символом всего романа.

«Чапаев и Пустота» — произведение, действие которого происходит, с одной стороны, в Петербурге и за Уралом 1919 года, и, с другой стороны, в психиатрической лечебнице в середине 1990-х годов. Довольно большие главы сменяются засыпанием в одной реальности и пробуждением в другой. Что самое интересное — когда читаешь каждую реальность, именно она кажется действительной, пока не сменяется другой, еще более настоящей:) Но и то, и другое в итоге всё же является вымыслом... Или нет? Или какая разница?

Прочитав все ранние рассказы автора, я приходил к выводу, что Пелевин любит развивать темы солипсизма и периода СССР. В «Чапаеве и Пустоте» обе темы находят свой максимальный градус воплощения. Это, своего рода, целый трактат о пустоте и сознании.

Но не стоит забывать, что в романе есть и всё остальное, что необходимо: огромное количество гениальных цитат и выражений, к которым хотелось бы возвращаться как можно чаще, интересный сюжет, удивительно (даже нехарактерно) объемные персонажи, хлесткий юмор, художественный стиль высокого качества, остроумные исторические и культурные находки. Отдельно хочется выделить труд Виктора Олеговича в создании ряда стихотворений внутри произведения. Мне, как человеку, пишущему стихи, было лестно видеть, как он владеет слогом, называет анапест анапестом и пр. Жаль только, что он называет «катрены» «катернами». Уж не знаю, ошибка редактора ли, или правда ошибся сам автор.

Имея этот роман в серии «Народное собрание сочинений Виктора Пелевина», я воспринимал основной ряд событий через три цвета: белый, черный, красный. Да и сделано это обложкой, видимо, неслучайно — всё-таки автор оперирует именно этими цветами в описании (есть белые, есть красные, а есть черная пустота... голос Чапаева сразу же внутри меня хочет поправить «почему это пустота черная?»). Дак вот. Несмотря на манипуляцию главным образом лишь этими тремя цветами, роман получился настолько ярким, что его фрагменты вращаются в голове, как в калейдоскопе. Сколько же чудесных, ярких, забавных и напряженных эпизодов было в романе... И три истории психбольных просто Марии (Шварцнеггер и фаллические символы самолета), Сердюка (японцы) и Володина (братки с их внутренними прокурорами, адвокатами, свидетелями и никем). И беседы с Чапаевым, особенно когда ткачи бунтовали, а Василий Иванович выказывал полное безразличие. И чудесная цветная река посреди острова пространства, названная Чапаевым «Урал». И, конечно же...

Конечно же, все эпизоды с Анной. Анкой. Тачанкой. Touch Анкой, как угодно. Это великолепный женский образ. Она просто прекрасна (простите, но я тоже влюбился). И их диалоги с Петькой, когда он балансирует на грани, и всё же попадает впросак — всё это так трогательно, цепляюще... Размышления о любви, о красоте, об идеальных образах и неидеальных оригиналах, всё это очень интересно. Но больше всего, даже из целого романа, мне запомнилась цитата, которую я привожу ниже. Как бы пошло это не звучало, она открыла для меня то, чего мне так не хватало в понимании правильного взгляда на взаимоотношения, и на понимание себя. В своих собственных рассуждениях на эту тему, я останавливался лишь на первом пункте цепочки, поэтому Спасибо автору за такое открытие. Всё, дальше — цитата:

Размышление сложное, глубокое, пессимистичное в определенном смысле. Именно поэтому я вдвойне был рад концовке с пустой бутылкой и золотой этикеткой. Право, прекрасный роман. Нет слов.

На теплых берегах постсоветского пространства, в непосредственной близости от моря расположен пансионат. Людей там практически нет, воздух чист, свеж, тишина, покой. Но так может показаться лишь в том случае, если не вглядываться в детали. На самом деле побережье просто кишит иммигрантами, наркоманами, военными, молодыми девушками, задумчивыми юношами и детьми, которых воспитывают взрослые. Черт возьми, немного не так... Попробуем заново. На самом деле побережье просто кишит комарами, жуками, клопами, червяками, муравьями, мухами, скарабеями, мотыльками, светлячками и навозными жуками. Да, скорее так.

Шестнадцать историй о довольно распространенных и среднестатистических типажах, о характерах и ситуациях, нашедших свое воплощение в конкретной «насекомной» оболочке. Но почему именно в «насекомной»? Мне кажется, дело в следующем:

И американский комар Сэм, развлекающийся с русской мухой Наташей, которая мечтает уехать в Штаты и однажды после соития спрашивает у Сэма: «Скажи, а в Америке много говна?»;

И два жука-навозника, папа и сын, где первый учит второго толкать по жизни свое Йа, то есть свой навозный шар, склад воспитанных в нем стереотипов, установок и проблем;

И червяк Сережа, хорошо устроившийся рэкетир, ищущий себя и бабки, и вполне себе ровно двигающийся по жизни в своем тоннеле;

И конопляные клопы Никита и Максим, часто накуривающиеся, не понимающие, что сами-то они как раз и находятся в огромном «косяке», что скоро от них самих ничего не останется;

И моя любимая муравьиха Марина, сперва строящая себе дом, потом нашедшая себе мужа военного, с которым они вместе ходили в театр (Марина была завёрнута в цветную занавеску), а позже родившая прекрасную маленькую дочь, из которой выросла обычная.. муха;

И, наконец, Митя и Дима, два мотылька, два субъекта, ищущих понимание мира, открывшие для себя, что свет заключен в них самих (эпизод со светлячком), нашедшие некий колодец, сумевшие вылететь из черной дыры, придя к пониманию, что она — то, что отражает их сознание, даже они;

...Все эти герои, их проблемы, заботы, дела, жизнедеятельность... Всё это настолько мелко... Настолько малого это стоит на фоне огромной Вселенной, или даже на фоне истории отдельно взятой страны, что все они — просто насекомые. И пусть даже Митя и Дима постигают свой солиптический мир, якобы претендуя на что-то высокое — всё равно они лишь мелкие насекомые в комнате маленькой девочки, очередной каприз которой пытается преодолеть её отец.

Хороший роман, имеющий много граней как по отдельности в историях, так и в целом по общей концепции.

Необычный анализ советских аббревиатур, их природы и значения. Плюс к этому опора на каббалистическое учение и его отношение к буквам. А концовка просто прелестна: что же тогда удерживает отечественных исследователей каббалистики от схождения с ума? — действенный триграмматон, написанный на каждом заборе, и алкоголь.

Не читал, к сожалению, ни Кастанеду, ни Ерофеева, но после приведенного эссе очень заинтересовался их книгами. Параллели, предлагаемые Пелевиным, даже не читая источников, с помощью приводимых цитат выглядят убедительными. Да и водка как русский пейот вызывает согласие и воспоминание обо всех кухонных философских диалогах и озарении сознания, от которого болит голова.

Согласен с Виктором Олеговичем во многом. Зря само слово «олигархия», как власть немногих, приобрело такой негативный оттенок. Была ведь раньше и власть бояр, и еще ряд примеров, которые приводит сам автор. Всё так, да. А дальше по тексту Пелевин приводит последовательную методику политики единения олигархов с народом. Но есть только один нюанс — надо понимать, надо ли это самим олигархам или нет.

Простой вопрос: захотите ли вы перейти тот мост, который в детстве никогда не переходили до конца? Чем это обернётся? Разве завершением чего-то, перед чем вы остались в долгу с детских времён? Разве это вернёт вас обратно в те времена? Или может быть оставить эту мечту так и не завершённой?

А принятие того, что это уже совершенно не тот мост (отремонтированный и перенесённый) в конце просто-напросто снимает все рассуждения. Мост уже не тот.

Хорошая идея о кандидате в президенты путем синтеза всех существующих кандидатов, тем самым повторяя учение Дао — не выбирать один вариант, отвергая все остальные и их ответвления. Самым ярким визуальным примером эссе является смешивание негативов всего населения с целью получения обобщенного портрета этноса.

Пожалуй, главная фраза этого небольшого эссе следующая: «Совок — вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту человек, который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель жизни.» А русский либерализм нового течения, так сказать, убил ту светлую совковость, которая осталась со времен пусть спорного, но духовного советского сознания.

Отличный антропологический анализ. Казалось бы, насколько разными должны быть культуры и детали их подтекстов и реализации. Я уже не раз отмечал серьезность подхода Виктора Пелевина к работе над текстами, сопряженную с точным и колким юмором.

Больше всего заинтересовали «смерть маленького ангела» (той части, которая отвечает, согласно вудуизму, индивидуальной части души), зомбилизация (армия) и, своего рода, вполне конкретный новояз. Не могу не привести пару абзацев, касающихся деструктивного разрушения «психического фона» языка, как это называет Виктор Пелевин. И вообще, я рад, что кто-то, особенно такой умный человек, тоже обратил внимание на это издевательство аббревиатур и взрывание мозга.

«Здесь могут существовать два извращения — либо такие конструкции, которые можно назвать «бинарным лексическим оружием» (деструктивное и шизофреническое сочетание безвредных по отдельности смысловых единиц), либо _н_е_с_л_о_в_а_ — хаотические сочетания букв и звуков, дырявящие своей полной бессмысленностью прежний «психический фон», одновременно замещая его элементы — то же делает с клеткой вирус. (Поэтому носители нового «психического фона» заражают им всех остальных, распространяя шизофреническую лексику; им важно не _р_е_о_р_г_а_н_и_з_о_в_а_т_ь Р_а_б_к_р_и_н_, а «реорганизовать чужую психику, проделав в ней как можно больше брешей.)

Посмотрим, какие пилюли каждый день глотала наша душа.

«Рай-со-бес». «Рай-и-с-полком». «Гор-и-с-полком» (или, если оставить в покое древний Египет, «гори-с-полком»). «Об-ком» (звонит колокол?). «Рай-ком». «Гор-ком». «Край-ком». Знаменитая «Индус-три-Али-за-ция». (Какой-то индийско-пакистанский конфликт, где на одного индийца приходится три мусульманина, как бы вдохновленных мелькающей в последнем слоге тенью Зия-уль-Хака — и все это в одном слове.) «Парторг» (паром, что ли торгует?). «Первичка» (видимо, дочь какой-то певички и Пер Гюнта).

Мы ходим по улицам, со стен которых на нас смотрят «МОСГОРСОВЕТ», «ЦПКТБТЕКСТИЛЬПРОМ», «МИНСРЕДНЕТЯЖМАШ», «МОС-ГОР-ТРАНС» (!), французские мокрушники «ЖЭК», «РЭУ» и «ДЭЗ», плотоядное «ПЖРО» и пантагрюэлистически-фекальное «РЖУ-РСУ No_9». А правила всеми этими демонами Цэкака Пээсэс, про которое известно, что он ленинский и может являться народу во время плена ума (_п_л_е_н_у_м_а_).»

Утверждение «Жизнь — игра» Виктор Пелевин нещадно возводит в абсолют.

Помните, как в детстве мы представляли невидимых врагов, обстреливали их, хорошо еще когда игрушечными пистолетами — а то обычно и пальцами, составленными в виде пистолетов. Но позже игры стали не такими интересными. Могу сказать по себе, что после года в суворовском я как-то сел за компьютер и начал играть в одну из любимых ранее игр. Не знаю, что произошло, но через 10 минут мне захотелось нажать «Пауза — Выход из игры». Что-то изменилось, и я не мог себе объяснить что именно, но играть стало скучно. А у некоторых людей бывает иначе: вспомнить хотя бы те известные случаи, когда какой-то американский подросток переиграл в «GTA» или «Postal», не помню уже, вышел на улицу и стал совершать насилие над прохожими, вроде даже кого-то покалечил. Я это к тому, что виртуальная реальность — штука опасная, и Пелевин, как большой любитель сюрреализма и двойственности реальности в своих произведениях, не мог пропустить такой аспект.

Несколько заметок на полях:

а) Если вспомнить пребывание Саши в столовой здания Госплана, то явственно ощущается, что он видит не людей, а визуальные объекты. Ему неинтересны люди. Он просто молча существует, переходя с одного уровня на другой.

б) Уж не знаю, как Пелевин предсказал идею с танками, но сейчас по некоторым рассказам знакомых я слышу, что вполне себе взрослые люди, у которых есть семьи, дети, сутками зависают в игре «Танки Онлайн». Напомню, что в повести в похожую игру играли начальник Саши и начальник Госплана, то есть что ни на есть самые взрослые и серьезные люди. А игра совсем новая. Даже не знаю, как вышло такое совпадение-предсказание.

в) Самым остроумным моментом повести, мне кажется, является момент, когда Сашу разрезает пополам, и он снова появляется на месте условного чекпоинта и продолжает путь. Начинает он этот путь очень схоже с прошлым разом, и в этот момент осознает, что у него дежа вю, что это будто уже происходило. И таким образом Саша теперь для себя понимает природу дежа вю в принципе — это прохождение того же пути после перерождения.

г) Уровни жизни. С каждым уровнем задачи меняются, от более примитивных и элементарных до более комплексных и усложненных. И всё больше, с каждым уровнем, говорит Саша, теряется интерес к игре, а времени тратится больше. Глубже ощущается бессмысленность. Но ты всё равно продолжаешь идти...

д) Картонная принцесса — настоящая находка повести. Как объясняют Саше, на нарисованного героя — и принцесса нарисованная. Иными словами, все заслуги и достижения в этих мирах остаются в этих мирах. И когда закончится игра, всё окажется стёртым и ненужным.

Отличная, интересная повесть об игровых реальностях, написанная в особой подобающей манере.

Рассказ своеобразен даже для Шекли. Нет, не так... Особенно для Шекли.

Ментальные беседы человека с червем из червемира занимают всё повествование рассказа. Червь описывает, как устроен его мир. Делится тем, что никто не верит в его разговоры с каким-то твердым существом, живущим на поверхности(?!) своей планеты. И в конце концов, собеседники становятся друзьями по духу.

Важными и интересными являются научные отсылки (нашего мира, конечно же), применяемые к миру червей. Главным образом касающиеся Теории Большого Взрыва, как оказалось, чрезвычайно важной для понимания принципов Червемира. А самый забавный момент в их диалогах, мне кажется, следующий: «Роберт, а в вашем мире есть девушки? И существует ли для вас бесконечный конфликт между самосохранением и браком как финалом жизни?» :))

То, что смерть неотвратима, как та дверь, в которую даже если ты не хочешь входить, то она сама пройдёт сквозь тебя, — весьма тяжелое для принятия, но столь необходимое напоминание. Конечно, каждый хочет, чтобы последний миг его пребывания в этом мире был приятным и счастливым. Роберт Шекли к моменту написания этого рассказа сам был уже достаточно пожилым, поэтому и задумывался, фантазировал о подобных вещах, дабы себя успокоить. Надеюсь, у него сейчас всё хорошо, и он переживает то самое приключение с очаровательной рыжеволосой девицей.

Вот и завершилось мое знакомство с малой прозой удивительного Виктора Пелевина. Хотелось бы подвести некоторые итоги и каким-то образом охарактеризовать его рассказы в целом.

Во-первых, стиль Пелевина очень узнаваем, точен и качественнен. Его метафоры, аллегории и образы всегда свежие, остроумные и, если так можно выразиться, «втемные». Если рассказ о замене огнестрельного оружия московской братвой на пэйнтбольное, то все находки будут касаться цветов и красок, Виктор Олегович вспомнит кучу зарубежных песен о каких-то определенных цветах, и сравнения с метафорами в рассказе будет приводить именно из этой сферы. А это качество, товарищи. Это труд. За что автору большое уважение.

Наиболее часто касаемая тема в рассказах Пелевина — всё советское. Причем чаще всего в негативном ключе. Но не настолько, чтобы это отталкивало, а скорее с издевкой, с улыбкой. Как китайского пьяницу-деревенщину забрали в Москву и поставили руководить страной, а народ его любил. Или как Сталин, согласно рассекреченной документации, работал глубоко под землей, а выступал перед народом его двойник. Или как осознание того, что все рабочие це́ха, во главе с Любочкой, оказались мертвы, но всё равно по инерции продолжали работать, готовить отчеты и суетиться перед начальством.

Также часто затрагиваемый момент в рассказах Пелевина — солипсизм и двойственность бытия. Шествие по солипсизму возглавляет «Девятый сон Веры Павловны», но тема, касающаяся миражей, изучения сознания, и пр., встречается чуть ли не в каждом рассказе. А двойственность бытия — несомненно фишка автора, ибо в «Онтологии детства» в итоге всё равно непонятно, о чем идет речь — о детстве или о тюрьме, причем оба варианта, при всей их несоединимости, являются верными.

Виктор Олегович очень изобретателен в малой прозе. Есть в числе его рассказов и эссе на несуществующие произведения и события («Мардонги», Реконструктор», «Откровение Крегера», «Оружие возмездия»), которые смотрятся весьма реалистично из-за того, что автор приплетает в качестве доводов, казалось бы, самые-самые далекие ассоциации и примеры. Всё-таки самый смешной назову: согласно исследованиям, Сталин не выносил громких звуков выстрела пистолета, поэтому он всегда носил с собой духовую трубку со стрелами, что подтверждается многими современниками «Сталин ходил по залу, сжимая в руке трубку». Умора, честное слово:) Второй стороной изобретательности в рассказах Пелевина является его жажда всяческих экспериментов: а) создать рассказ всего лишь из одного предложения, в котором десятки, как бы не сотня, придаточных частей уже стирают в памяти то, что было страницу назад; б) создать рассказ особо ни о чем, в конце которого автор признается, что таким образом он немножко «убил» читателя, потратив своим рассказом его время. Про рассказы-перевёртыши «Ника» и «Зигмунд в кафе» не буду говорить, дабы не портить интригу. В целом, такая изобретательность и, опять же, серьезный подход к оригинальности достойны большого уважения.

В качестве завершения скажу, что порой в рассказах Виктора Пелевина встречаются повторы. Иногда он чересчур увлекается «перемешиванием миров», и это перестает быть вкусным и лакомым для читателя. Но это для тех, кто ознакомился или планирует ознакомиться со всеми рассказами. Ежели быть избирательным, в конце я бы обязательно посоветовал следующие: «Ухряб», «Девятый сон Веры Павловны», «Тарзанка», «Синий фонарь», «Бубен Нижнего Мира», «День бульдозериста», «Зигмунд в кафе» и «Жизнь и приключения сарая Номер XII».

Забавный рассказ о новом русском, после смерти оказавшемся в аду, где ему требовалось охлаждать задом накалявшуюся сковородку, но за это получать зарплату, и к тому же он мог покупать очень дорогой кокаин. Аллегорию нового русского наполовину можно перенести и на типичного офисного работника, особенно благодаря последней фразе. Эти мучения, жизнь одном мгновением потребительства от зарплаты до зарплаты. Так ли быть? Неудивительно, что Вован не понял ангела, когда тот к нему прилетел, и это уже, как говорится, диагноз.

И всё-таки интересно, гондурасил он на Колыме, или колымил в Гондурасе?:)

Известно, что наша вселенная находится в чайнике некоего Люй Дун-Биня, продающего всякую мелочь на базаре в Чаньани. И хоть и базара уже нет, да и чайник, видимо, канул в лету, наш мир еще как-то удивительным образом остался. А в нем главный герой Чжан, деревенский крестьянин, пьющий и с утра валяющийся от похмелья в амбаре, каким-то магическим удивительным образом становится важным чиновником в Москве, а затем и руководителем государства. По ходу карьерного роста Чжан осваивает обычаи местных. Например, в театре он, глядя на своих коллег, понял, что сидеть нужно, закрыв пол-лица рукой и кивая в самых неожиданных местах представления:-) Описание обстоятельное. Особо западает в память тоска Чжана об уже ушедшем правлении, когда он детально сравнивает японский танк с Москвой.

Пускай очень специфическая, завуалированная, но всё-таки история о том, как люди приходят к власти, а потом ее теряют.

Приятный издевательский рассказ о том, как русский миллиардер купил американскую Свободу (не саму свободу, просто он так девушку назвал). Прекрасные диалоги и весьма забавная насмешливая аллегория. Понравилось, одним словом.

Приступая к чтению очередного рассказа Виктора Пелевина, хочется всё-таки увидеть нечто оригинальное, что автор с блеском умеет делать. А ежели рассказ похож на другие и никак, простите, не выделяется, имея просто хороший стиль и парочку мудростей и шуток, то в этом случае накрывает печаль и тоска. Примерно так вышло и в этом рассказе. Да, император Юань Мэн в своем королевстве разбирается государственными делами. Да, вещества. Да, это чукча, и это тот самый любимый Пелевиным дуализм реальности. Но изюма всё же маловато. Хотелось бы отметить лишь два замечательных абзаца, заставивших широко улыбнуться:

"– Ну если ты так спешишь, иди, – сказал старик. – Только помни, что из города Москвы невозможно выбраться. Старики говорят, что как ни петляй по тундре, все равно будешь выходить или к Кремлю, или к Курскому вокзалу. Поэтому надо найти белую гагару с черным пером в хвосте, подбросить ее в воздух и бежать туда, куда она полетит. Тогда сумеешь выйти на волю.»

«Голубь летел зигзагами, и машина Юань Мэна часто цепляла другие машины. Некоторые из них были очень красивыми и наверняка дорогими, и сидевшие в них люди с золотыми цепями на шеях злобно щурились и показывали Юань Мэну по несколько пальцев, подгибая остальные – кто шесть, кто четыре, кто восемь. Юань Мэн догадался, что это местные чиновники, которые хотят объяснить ему, сколько у них оленей, чтобы он их уважал. Он им всем в ответ показывал один палец, средний, чтобы они поняли, что хоть оленей у него совсем нет, и он в мире один, зато, по всем китайским понятиям, стоит точно посередине между землей и небом.»

Московский авторитет предложил всей братве не тратить людские ресурсы при разрешении спорных вопросов наподобие делёжки территории и т.п., и перейти на более гуманный способ выяснения отношений — стрелять пэйнтбольным оружием, а тот, кого «красят», навсегда уезжает из страны и, таким образом, понарошку умирает.

Иногда меня аж раздражает, когда в отзывах читатели видят мораль и заложенный смысл, выходящий только лишь из концовки рассказа. Да, черт возьми, могу эту мысль повторить и я тоже: даже если договориться о правилах, всегда найдутся люди, которые эти правила нарушат. Это концовка. И что? Неужели Виктор Пелевин писал рассказ, заполнял объем страниц только для того, чтобы подвести всё к такому выводу? Как раз-таки нет. Мне видится главной самая идеи замены огнестрельного оружия на «краскострельное». Ведь автор привёл огромное количество шуток и подходящих оборотов из песен и культуры в целом, как бы оживляя свою историю. Это первое. Второе — то что фактически человека можно признать мертвым, если он исчез из поля зрения, и к тому же потерял влияние (что необходимо для криминальных авторитетов). Поэтому у такого «убитого» авторитета, ясное дело, возникает желание противиться случаю и снова вступить в игру... А если бы он был убит по-настоящему, такого желания он бы не смог изъявить физически. Вот еще о чем стоит задуматься в этом рассказе.

В целом, интересный взгляд на мир организованной преступности, решившей убивать понарошку.

Веселая история о том, как под воздействием компьютерного вируса «Рождественская Ночь-117.DIR» в тихом городе Петроплаховске компьютер мэра города, по совместительству криминального авторитета, отправляет задания так, что все они перепутались между собой. Теперь братве надо убрать все бугры с Центральной улицы (а братва не глупая, знает что такое бугор), а бригаде уборщиц нужно замочить другого криминального авторитета, и так далее.

Интересны, как и всегда у Пелевина, эти маленькие ништяки в словах и названиях, наподобие: Петроплаховск, Екатеринодыбинск, житель Герасимов, купивший себе собаку Муму, и много-много чего еще.) В конце хотелось бы процитировать, чтобы остался где-нибудь недалеко, следующий понравившийся абзац:

«Ведь даже богатство, к которому всю жизнь стремится человек, в наши дни означает не подвалы, где лежат груды золота, а совершенно бессмысленную для непосвященных цепочку нулей и единиц, хранящуюся в памяти банковского компьютера, и все, чего добивается самый удачливый предприниматель за полные трудов и забот годы перед тем, как инфаркт или пуля вынуждают его перейти к иным формам бизнеса, так это изменения последовательности зарядов на каком-нибудь тридцатидвухэмиттерном транзисторе из чипа, который так мал, что и разглядеть-то его можно только в микроскоп.»

Очередной рассказ Виктора Пелевина, ставящий в центр идеи эклектичность. На этот раз эпохи 90-тых и культуры античности. Загнавшийся по античной культуре банкир своим имиджем и поступками отпугивает клиентов, да и статус холостяка не особо приветствуется. Поэтому он решает жениться на своей секретарше, но... опять же, с учетом всех исторических нюансов и декораций.

История просто неплохая, но никакой глубины или чего-то оригинального в ней нет.

Всё-таки этот рассказ — чистый эксперимент. Девять страниц текста, описания мыслей, воспоминаний и взглядов, состоящие всего из одного предложения.

Если быть предельно честным, я не готов к такому бесконечному количеству придаточных предложений, поэтому несколько раз терялся. Кто-то в восторге от этой идеи, кто-то считал её скорее пыткой или тренировкой для внимания. Конечно, стоит отметить оригинальность Виктора Пелевина, всё же он молодец. Почему же раньше никто не додумался до такого хода?

С содержательной стороны есть два момента: во-первых, мысли, рассуждения и описания предельно разрознены (это можно списать, конечно, на закос под человеческий поток мыслей), а во-вторых, есть в этом рассказе целый ряд малюсеньких зарисовок, которые позже нашли своё отражение в романах Пелевина, а значит рождались задумки еще давно (про детей-космонавтов, или про чекистов-псов в конторных коридорах).

Я из тех читателей, кто устал читать эти 9 страниц. Это было своего рода силовое упражнение. Но за эксперимент можно похвалить, задумка-то оригинальная, как ни крути.

История о том, как девушка Таня зарабатывает деньги, соединяя одинокие сердца. Но это не дворец бракосочетания и не агентство знакомств, как можно было подумать. Просто у Тани есть шаманка Тыймы, которая может воскрешать уже умерших кавалеров из Нижнего и Верхнего миров. А те, дабы их не отправляли обратно, понятное дело, готовы на многое.

Интересна картина рая в этом рассказе, где всё есть, что пожелаешь, но какое-то расплывчатое, телевизор с вечно меняющейся маркой, например:) Также интересен ответ майора Звягинцева. И вот думай после этого, насколько добровольно и желанно решались на брак с одинокими барышнями воскрешённые.

Уходит в копилку моих любимых рассказов у Виктора Пелевина.

Зигмунд сидит в кафе и смотрит на окружающих. Вот зашли двое, мужчина и женщина, снимают верхнюю одежду. Ага... Вот хозяйка кафе вместе с помощником вкручивает новую лампочку, в процессе чего она чуть не падает со стремянки. Ага... Вот, кажется, играют дети хозяйки, мальчик и девочка, и в результате их взаимодействия рушится постройка девочки. Ага...

Каково же было моё удивление, когда я узнал, что это многозначительное слово «Ага»

А я-то дурак, смотрю, выискиваю в этих трёх представленных парочках-примерах курьёзности взаимодействия между полами, сложности и препятствия в отношениях между людьми, и еще много-много чего другого пытаюсь найти:))

На самом деле, мораль ясна и очень хороша. Она в том, что любые действия, поступки, эмоции, стремления и желания можно трактовать как угодно, даже не обладая особым умом. Просто докручивать, довинчивать в своей голове желаемый образ. Этим, кстати, зачастую грешат психологи и психиатры. Зигмунд-то — Фрейд.

Чарльз Дарвин в трюме корабля голыми руками борется сначала с орангутангом, затем с гориллой, попутно рассуждая о происхождении видов и принципе выживания.

Не самый глубокий рассказ Пелевина, хотя здесь и можно порассуждать о синтезе теории и практики, о первородном инстинкте человека как борца с природой (с помощью супероружия — интеллекта), о воле как стимуле к преодолению невозможных, казалось бы, границ. Но эти мысли уж слишком банальные и примитивные для Виктора Олеговича, глубину идеи здесь хвалить не приходится.

И всё же рассказ написан хорошо.

Объелись мухоморов товарищи весьма прикольно, если можно так выразиться. Да и полуреальность с миром «Семнадцати мгновений весны» довольно живая и, так скажем, в стиле Пелевина.

Но меня больше всего заинтересовала одна ключевая мысль рассказа. Вот играла музыка со столба. Гитлер ее слушал, наслаждался искренне, всей душой. Но потом сорвал со столба провод и сказал, что если эта музыка — мираж, защищающий нас от действительности, то он нам не нужен. Ведь если мы будем прикрываться от этой самой действительности такими средствами, они в любой момент могут нас оставить, покинуть, и мы останемся одни. А значит нам не нужны такие картонные щиты (это уже метафора-отсебятина). Таким образом, рассуждение на тему красоты, эстетики, и ее роли в жизни. С таким подходом я еще не сталкивался, поэтому возьму на заметку.

Виктор Пелевин — явный любитель соединять две реальности и работать в них сразу одновременно. И плевать ему на то, насколько они различаются, или вообще являются взаимоисключаемыми.

Итак, мир детства и мир тюрьмы (никакого спойлера здесь нет, автор начинает говорить о тюрьме уже на 3-й странице). Насколько же несопоставимы два этих мира? Насколько же они различны? И всё же Виктор Олегович работает сразу в двух плоскостях. Начинаются рассуждения всё-таки ближе к детству, более относимы туда. Затем явные намёки на тюрьму, на её порядки. И, казалось бы, вот текст совершил необратимое превращение, теперь здесь всё о тюрьме... Но нет — снова вспоминаешь явные соответствия с младенчеством и детством. И это очень здорово.

Не пускаюсь в разбор конкретных рассуждений автора — они все хороши. Изложил лишь то, насколько органично здесь смотрится такой вот дуализм по Пелевину.

Виктор Пелевин умеет забавляться на славу. Особенно он любит потанцевать на организации и исторических пунктах двух известных тоталитарных государств.

Конкретно в этом рассказе верному фашистскому магу снится чудовищный сон-знак, информация о котором впоследствии передаётся по инстанциям в целях проверки и изучения. Насколько абсурдно было предсказание, настолько и тщательно работают аналитические подразделения. Но и истина ли главное? Автор говорит, что механизм продолжает работать, да только у каждого уже свои цели, почему его не останавливать.

И еще одно важное замечание в рассказе, которое не следует забывать, — в делах политических и бюрократических без команды никуда.

Вот он. Самый милый и понятный любому, даже самому юному разуму, рассказ Виктора Пелевина. Порой автор настолько улетает от реальности, или использует то философские конструкции, то исторические аллюзии, что приходится напрягать мозги и заставлять работать эрудицию. Здесь всё не так:)

Перед нами мир одной ночи в пионерлагере. Ребята рассказывают друг другу страшилки. Вроде бы всё... Вроде бы и добавить больше нечего... Но как же хочется хвалить это творение)

Во-первых, прекрасные диалоги ребят, настолько достоверные, что со стопроцентной вероятностью вспоминаешь свою пору детства.

Во-вторых, живые характеры: задира, плакса, загадочный умник, хаотичный болтун, меланхоличный молчун (уж простите за мои такие вольные идентификаторы), и все они говорят именно то, что и должны были сказать в этот момент, оживая на глазах.

В-третьих, сами истории. Честно говоря, каждая из этих историй могла бы стать самостоятельным рассказом, или уже проявлялась как-то в усложнённой форме в другом рассказе. Но еще мне очень понравилось, что автор натолкнул меня на следующую мысль: истории-то ребят самые обыкновенные для страшилок, так? а я сейчас пытался вложить в каждую из них какую-то внутреннюю философию, какой-то подтекст; неужели это проклятье взрослого человека — находить во всём смыслы и подтексты? Кошмар, значит я проклят:)

И последнее. Один из лаборантов (Renat Asadullin) в своём отзыве выделил две страшилки на фоне всех остальных, как особо глубокие и якобы никем не замеченные: 1) «принятие в мертвецы»; 2) история про чёрного кролика. Здесь я, пожалуй, вступлюсь за товарищей. Обе эти истории нашли своё усовершенствованное выражение в других рассказах: 1) — в рассказе «Вести из Непала»; 2) — в рассказе «Спи». Так что, раз уж мы поняли два этих других рассказа, то зачем нам здесь было бы повторяться? Конечно, в рассказах Пелевина есть самоповторы. И поэтому, прежде чем упрекать кого-то в неузрении сложных материй, желательно самому полнее ознакомиться с библиографией автора.

Читайте этот рассказ. Он очень приятный и многослойный.

Этот рассказ, как видно из названия, больше о сне, нежели любой другой у Пелевина.

И правда, начинается он с того, как студент ощущает, что при входе профессора философии в аудиторию, он сразу же засыпает. Очень забавное развитие «спательных» способностей мы наблюдаем у главного героя. В конце концов, он так прокачивается, что может уснуть, утром садясь в автобус, а проснуться, возвращаясь тем же маршрутом вечером домой. Дальше в лучших традициях «Ухряба» главный герой видит всех спящими, что бы они не делали. И спросить вроде как-то неудобно:)

А еще меня посетила вот какая находка. Кажется, под состоянием сна Пелевин в рассказе понимал состояние полёта мысли, или размышления, если угодно. Ну вот не знаю я, как это доказать или обосновать, да и конкретных примеров уже не вспомню, но у меня чёткое ощущение, что сон = мыслительная деятельность. Пелевин, как любитель поговорить в том числе и о сомнамбулизме (рассказ «Тарзанка»), должен очень положительно относиться ко сну, и к мозговой активности в этой фазе жизнедеятельности. Поэтому, скорее всего, так.

В 1917 году, во времена правления Учредительного Собрания, два солдата охраняют Смольный дворец. Так говорит аннотация. Но я бы, для перчинки, добавил, что еще они периодически «обгашиваются».

Кроме своеобразного отношения автора к упоминаемой эпохе, и кроме альтернативно-исторического допущения, что солдаты нюхали кокаин и кололись, есть только одна занятная мысль, которая мне понравилась в этом рассказе.

Отходняк. После приёма, уже не помню чего, двух главных героев ужасно пугает отходняк, который они решают заглушить новой дозой кокаина. Отходняк страшен. И поэтому надо срочно переходить с очередного кайфа на новый кайф. В этом я вижу политический аспект. Политика реформ и политика реакций. И самое главное — сам отходняк. Ведь говорил же Конфуций: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» Так и Виктор Пелевин заявляет: «Не дай вам Бог жить в эпоху исторического отходняка!»

Честно говоря, не думал, что возникнет необходимость защищать этот рассказ... Да и не буду я этого делать. Лучше уж поговорить о приятном:)

У вас когда-нибудь было такое, что вы фантазируете, как бы вы себе представили идеальный рассказ, или повесть, или роман? Нет, не те случаи, когда уже вы счастливы выше крыши к моменту завершения прочтения, а наоборот — наперёд. Конечно, есть множество рассказов, которые я обожаю: «Демоны» и «Необходимая вещь» Роберта Шекли, «Уснувший в Армагеддоне» и «Каникулы» Рэя Брэдбери, «Дары волхвов» О.Генри, «Я знаю чего ты хочешь» и «Последняя перекладина» Стивена Кинга, и т.д.

Но была у меня в голове, формулировалась сама по себе, и такая модель рассказа, при которой автор бы вёл меня по предложениям и абзацам, вроде бы и говоря о простых или отвлечённых вещах, но мне было бы интересно его слушать (всегда ведь приятно послушать умного человека), а в конце всё бы оказалось простой и доброй шуткой, эдаким профессиональным фокусом литератора, где рассказ и его прочтение — самоцель. Такое мне попалось в руки впервые.

Да, возможно, я не самый искушённый читатель, но меня это не беспокоит и не волнует. Просто после суточного дежурства, проехав в метро полпути и дочитав этот рассказ, я сидел, как дурак, с улыбкой на лице, и мне совершенно не хотелось сбивать это прекрасное ощущение чтением следующего рассказа. Я просто сидел, улыбался и думал:)

Миттельшпиль (от нем. mittelspiel — середина игры) — следующая за дебютом стадия шахматной партии, в которой, как правило, развиваются основные события в шахматной борьбе — атака и защита, позиционное маневрирование, комбинации и жертвы. Характеризуется большим количеством фигур и разнообразием планов игры. Иногда шахматная партия минует эту стадию игры и сразу переходит в эндшпиль.

Таково толкование названия рассказа, для точности.

История, начинавшаяся как история одной проститутки с примесью детектива и триллера, в конце превращается в удивительный каламбур, имеющий социально-политический подтекст. Ведь перед нами действительно пример позиционного маневрирования... и жертв тоже... и разнообразие планов игры)) В общем, Пелевин просто так не назвал бы таким образом свой рассказ. Горько только осознавать, что две социальных роли (кабинетные партийные бюрократы и проститутки) настолько взаимозаменяемы для автора: они знают изнанку жизни, и в то же время готовы продаться чем будет необходимо. Но, как ни грустно, финал рассказа заставил посмеяться.)

Эссе Виктора Пелевина на несуществующую секту, обожествляющую труп, и ее духовного предводителя — некоего Антонова.

Наиболее интересной идеей эссе является тезис о том, что культурное пространство — это Братская Могила мардонгов, то есть творцов, писателей, идеологов уже умерших, а живым в этой могиле пока еще делать нечего. Так сказать, не прошли проверку. Или, по утверждениям Антонова, не стали трупами.

Также философская нота такого сектантского учения прослеживается в том, что каждый живой человек уже содержит в себе трупа, «внутреннего мертвеца», как бы вынашивает его. Отчасти это так, ибо порой люди продолжают жизнедеятельность, но по сути они мертвы, что часто проскакивает у того же Пелевина.

И, наконец, забавные параллели с оскорбительным словом «недоносок» — понимается как человек, умерший в раннем возрасте; или матрешка — как древнерусский символ мардонгов.)

» — Ну и успехов в труде, — сказал мальчик, повернулся и побрел к помойке. Оттуда ему махали.

— Я тебя сейчас догоню, — заорал Валерка, забыв даже на секунду о своей бутылке, — и объясню, какие слова можно говорить, а какие — нет... Наглый какой, труд твоей матери...»

» — Точно, есть у нас ветераны, — не сдавался химик, — да ведь у вас традиция соревнования глубже укоренилась, вон вымпелов-то сколько насобирали, ударники майские, в Рот-Фронт вам слабое звено и надстройку в базис!

— Лучше бы о материальных стимулах думали, пять признаков твоей матери, чем чужие вымпела считать, в горн вам десять галстуков и количеством в качество, — дробной скороговоркой ответил Валерка, — тогда и хвалились бы встречным планом, чтоб вам каждому по труду через совет дружины и гипсового Павлика!»

День бульдозериста — рассказ острый, удивительный, мрачный. Виктор Пелевин рисует ужасный мир, в котором основными направлениями промышленности являются водородные бомбы и химическое оружие. Мир, где больные от радиации и пьянства родителей дети играют на помойках и курят в 10 лет. Мир, где взрослые-рабочие пьют, и пьют, и пьют на детских площадках, в песочницах, на качелях; где они не помнят себя, кроме пунктов биографии, не задумываются вообще ни о чем, а просто живут по инерции. Мир, где слова «мир», «труд», «май» — ругательные, матерные; видимо, настолько загнанные рабочими планами и партийными лозунгами люди уже задыхаются от этого чрезмерного вливания девизов. И, наконец, мир, где иностранный шпион — скорее проверяющее лицо, перед которым надо выказать всё уважение и широту души, нежели враг.

Ой, ну наверное самый слабый и нечетко построенный рассказ Роберта Шекли из тематики «коварные женщины». Вспомните «Службу ликвидации», вспомните «Седьмую жертву». Вот там-то были и ужас, и обида, и удивление. А здесь скорее непонятность, почему да зачем всё так произошло.

На самом деле, не очень качественный рассказ для такого мастера, как Роберт Шекли. Интересна лишь идея тотальной технократии и специальных галактических банковских счетов нашей Земли-матушки на счастье. А представитель нашего мира, со всей свойственной и ему, и авторству Шекли, беспечности готов взять всё и сразу, не думая о последствиях. Что ж сказать, в этом все мы.)

Отличная идея и довольно интересная ее реализация.

Когда каждый мнит себя уникальным, особенным, удивительным, и прочее, прочее, прочее... Никто не хочет быть каким-то образом связан с максимально средним человеком. Но вот курьез: когда все вокруг такие неповторимые и единственные, сложно разобраться с единой системой отсчета, особенно когда дело касается

В итоге то, что кажется самым средним и стандартным... Да и вообще забудьте про слова «средний» и «стандартный«! Как раз-таки в этом случае остается лишь ключевое слово — «САМЫЙ».

Тезис «Каждому своё» вечен и, возможно, банален. Если не пытаться его разобрать и растолковать.

Своё... Далеко ли мы заходим, употребляя данное слово в этой привычной фразе? Скорее всего нет. А это не просто факт принадлежности к кому-либо, чему-либо. Здесь дело в другом. Во-первых, каждый видит то, что ожидает увидеть, то, что стремится увидеть (роль активного субъекта познания по Канту). А во-вторых, каждый видит «своё» в том смысле, что нашему восприятию доступно только то, что имеет хоть какие-то аналогии с предыдущим опытом. Иными словами, только то, к чему готово наше сознание и восприятие. Поэтому и каждому сознанию своё:)

Рассказ всего-то 2-страничный, поэтому на высокую оценку здесь сложно претендовать. А написан в средней манере. Особо без фишек Роберта Шекли.

Нашел этот рассказ, блуждая на фантлабе по различным антологиям. Среди них была антология на экологическую тему, которую я очень поддерживаю. Скачал, прочитал. Вот что получилось.

По сюжету пара уток страдает от голода, рождаемости мертвого потомства и загрязненности своего родного пруда, и они хотят улететь на юг. Утки представлены разговаривающими. В итоге они всё же улетают, но финал сопровождается двойным клишированным анти-хэппи эндом (смертью самца, а затем самки).

Единственное ценное в рассказе — благая идея экологии. Всё остальное — в минус. Ни стройности повествования. Ни хотя бы одной какой-нибудь метафоры или средства художественной выразительности, дабы придать подобающую мрачность ситуации. Ни оригинального развития сюжета: эти грустные концовки в духе «они умерли» уже настолько затасканы, что хэппи энд смотрелся бы куда более убедительным, выражая собой хотя бы надежду, на человека, на планету, на жизнь. Но нет.

Только лишь за светлую идею и поставлю 4 балла.

Я не испытал ужаса от этого рассказа, который описывают иные лаборанты, концовка лишь проясняет суть дела. Меня больше заинтересовала социальная и философская сторона этой истории.

Любочка, 28-летняя работница техотдела, начинает свою видимую читателю жизнедеятельность, на середине дороги (только что её освободили сжавшиеся двери троллейбуса). Она идет на работу. Начинается обычный рабочий день. Любочку ругает начальник за слабую результативность, Любочка стоит в очереди в столовую, читая памятку о Непале, Любочка заходит в разные цехи, дабы собрать заявки по усовершенствованию производства, Любочка в ходе диалогов с работниками этих цехов пытается «изобрести умный вопрос»:). В общем, всё, что она делает, не отличается от каждодневных задач и проблем... Да только все окружающие, и она тоже, уже мертвы...

Весьма оригинальный ход, Виктор Олегович! Создается ощущение, что перед нами просто армия зомби. Они уже мертвы, но продолжают и продолжают заниматься своими рутинными задачами, так сказать, по инерции, ничего не замечая. Но вот какая мысль у меня возникла: были ли они живыми до автокатастрофы/удара молнии/выстрела в висок/несчастного случая? Мне кажется, что не были. И поэтому для них, в принципе, что одно существование, что другое — примерно одинаково. Отличает лишь кошмарное осознание, что этот первый послесмертный день будет повторяться раз за разом, снова и снова.

Читал еще в детстве, а сейчас пересмотрел экранизацию этой замечательной повести вместе с мамой и сестрой. В течение этих трех часов каждый из нас несколько раз плакал. Это та книга, которую периодически обязательно нужно освежать в памяти. Одна из самых трогательных историй в литературе.

Первое, что хочется сказать в отзыве — жаль, что животные не умеют разговаривать. Сколько же глупостей, ошибок и подстав произошло потому, что Бим не мог сказать за себя сам. А люди, желавшие собаке зла, пользовались этим. Представители царского, сильного вида, homo sapiens, как сказал ветеринар, ввиду своей душевной слабости делали более слабому собрату козни, который ничего против них-то и не имел.

Еще я понял, что человечность определяется отношением к гонимому и беззащитному. Сколько разных людей оставили Бима в беде, по множеству причин: начиная от отказа в выдаче свидетельства на выставке (по стандарту окраса, видите ли, не подходит) и заканчивая продажей пса, воровством его значка, прикрыванием своей бездушности целью воспитания сына, и тд. Люди находят любые оправдания и способы, когда чувствуют, что никто не защитит потерявшегося, за которого некому заступиться.

Самые светлые моменты — это лесная прогулка главного героя, Человека, с Бимом. Как они любовались золотыми листьями, как Человек показывал Биму ёжика и объяснял ему, что ёжик — полезное животное. Да и вообще, самые трогательные моменты в дальнейшем — эпизоды именно с Человеком. Его грусть, тоска по собаке, воспоминания о родных. Этот Человек прошёл войну, оставил свой «осколок» в сердце, и всё равно он остался добрейшим человеком из всех, защищая слабых, любя природу.

Выделю еще один момент. В детстве это было незаметно, но произведение содержит обилие социальной сатиры. Наиболее забавный эпизод, над которым я хохотал — когда в одном классе на открытом уроке была озвучена тема по поводу Бима, и потом во все школы поступило методическое указание провести урок о любви к животным; и как учительница, уже в другой школе, орёт на учащихся, строго-строго зачитывая вопросы для сочинения о любви к животным. Такое забавное несоответствие.

В целом скажу, что есть такие произведения, которые мы со временем забываем. А возвращаясь к ним, хватаемся за голову и думаем: «Как же так я забыл о существовании такой трогательной изумительной книги?» Не забывайте эту литературу.

P.S. Я не просто так ни разу в отзыве не назвал Ивана Ивановича по имени. Просто это Человек с большой буквы, без каких-либо имён и званий.

Рассказ понравился. Он представляет собой рецензию на несуществовавшую книгу некоего Стецюка, раскрывающего тайны сталинской эпохи.

Как и всегда у Пелевина, радуют всякие мелочи вроде адреса «тупик Победы, 18», или вот этой замечательной находки по поводу сталинской трубки: «Специально для него была разработана духовая трубка, которая стреляла отравленными иглами. Он никогда не выпускал ее из рук. Многие авторы мемуаров, видевшие настоящего Сталина, вспоминают об этом. Например: Все время обсуждения Сталин мягко ходил по ковру, сжимая в руке трубку...»

Но главной идейной изюминкой рассказа остается, конечно, мысль о том, что настоящий Сталин всегда находился в специально оборудованном подземелье, а на поверхности перед народом и якобы в политике выступали его двойники. Весьма занятное допущение... не в том смысле, что так оно и было, а в том, что это было бы весьма грамотно и предусмотрительно, ведь всякое может случиться, а настоящий правитель имеет только одну жизнь. Порой у меня возникает в чем-то параноидальная мысль о том, что наши нынешние главы государств тоже ненастоящие, и сидят на важных совещаниях и встречах их двойники. Как ни странна эта идея, она всё-таки притягивает)

Долго собирался и подходил к этому рассказу. И, как оказалось, не зря многого от него ожидал.

Рассказ на самом деле описывает жизнь сарая Номер XII. За что мне нравится Виктор Олегович Пелевин — так это за его неординарные идеи, заправленные весьма вкусной, интересной и зачастую философской начинкой. Прекрасно передан характер (если мы можем так говорить) сарая Номер XII, его стремление и жажда поиска смысла жизни, своего предназначения. Замечательные мелкие детали вроде разговоров двух людей, мировоззренческой позиции гаража, бесед с сараями 13 и 14, или гнетущее присутствие в середине сарая бочки с гниющим рассолом, давящей на сарай Номер XII той бытовухой и тупой простотой, свойственной загнанному работой и делами человеку.

Да, рассказ всё-таки о людях. От начала и до конца.

Сарай, заполненный всевозможными гайками, полками, и, самое главное, двумя блестящими велосипедами; мечты стать велосипедом и умчаться далеко, наслаждаясь закатом — это Детство, со всеми его грёзами, восторженными и встревоженными взглядами в будущее, разнообразие мира, фантазия ребёнка.

Сарай, из которого вынесли все эти вещи и оставили его стоять пустым — это переломный момент Взросления, когда все мечты разом рушатся, иллюзии пропадают, и остаётся душевная пустота.

Сарай, в который поставили бочку с вонючим рассолом, Сарай, который общается с двумя другими сараями-складами продовольствия — это уже сама Взрослость, мечты забыты, проблемы непосредственны, а мысли посредственны; и даже если начинаешь задумываться о велосипедах, всё равно бочка, стоящая в центре тебя, давит и заставляет гнуть спину и разум.

Сарай, всё-таки вспомнивший свою мечту стать велосипедом, Сарай горящий, Сарай, ставший пусть странным, но всё же Велосипедом — это Старость и Смерть, когда с высоты прожитых лет оглядываешься назад, понимая, что самые честные и чистые помыслы были где-то в начале пути; и наконец смерть, рай, воплощение самой главной мечты, находясь уже в новом качестве.

Как ни банально это звучит, великолепный рассказ о жизни.

Давайте представим. Вот вы хищники, идёте стаей по своей родной планете и по своим родным джунглям. Встречается вам незнакомец. Вы, естественно, на него нападаете. Ваши собратья двинулись на захватчика первыми... и внезапно куда-то пропали. Просто пропали и всё тут. Откуда вам знать, что с ними случилось? Да и неважно это в данный момент — сейчас важен незнакомец, и вы снова надвигаетесь...

Оружие — как средство активной защиты — должно пугать и устрашать окружающих, оно должно именно БАБАХАТЬ. Чтобы по всему лесу был слышен резкий звук, по которому сразу бы становилось ясно, кто здесь главный. Это первый пункт. Второй пункт: жертва должна видеть, какие последствия постигли её собратьев за нападение на незнакомца. Это может быть либо кровоточащая рана, либо скулёж, либо улепётывание — подойдёт любой вариант. А что же с дезинтегратором? Какая-то штуковина, еле-еле гудит, никакой причинной связи с исчезновением собратьев не выказывает, да и вообще, наверное, это какой-то аксессуар человека. Так и произошло.

«Пушка, которая не бабахает» — рассказ парный «Опытному образцу». Только если в том случае защита была пассивная и автоматическая, доведённая до абсурда, то здесь защита активная, но так же доведённая до абсурда.

Всё-таки правда, самый лучший способ применения такого совершенного оружия, как дезинтегратор, — это заколачивать его рукояткой новые колья в частоколе:)

Отчасти, конечно, рассказ об инквизиции. А если точнее, об отечественной версии инквизиции, со всеми нашими чертами менталитета, уважением чудес и гуманностью.

Но мне всё-таки приятнее думать, что рассказ больше о нематериальности идеи самой по себе: создавай хоть сотни отрядов, арестовывающих и пр., всё равно идею не искоренить, потому что она нематериальна, она продолжит витать в воздухе.

К слову говоря, дата написания рассказа подталкивает к некоторой аллюзии на тогдашний исторический период.

«Что одному мясо, то другому яд» — тезис, идущий нитью через всё творчество Роберта Шекли, здесь раскрывается наиболее прямо и наглядно. Два голодных космонавта, читающие инструкции на непонятном языке, дабы найти хоть что-нибудь съедобное, — это одна из фирменных историй автора об относительности всего человеческого.

А фраза «Я хихикающего не ем» — действительно фраза на века:)

Очень милая концовка коротенького 5-страничного рассказа о перемещении сознания профессора Мейера в тело собаки. Операция прошла успешно, но наверное даже слишком успешно..)

А мораль проста, как три рубля — будь ты хоть профессором, хоть кем угодно, ты всё равно обременён своим телом, плотью. И от физиологических потребностей, как ни блещи интеллектом, тебе ни за что не укрыться.

Следует начать с того, что правильным оригинальным названием рассказа «The Last Weapon» является не «Абсолютное оружие», а «Последнее оружие». Конечно же, абсолютное оружие можно считать последним оружием, якобы дальше некуда, но здесь разный акцент: если «последнее» отдает ощущением финальности, конечности, края, то «абсолютное» говорит скорее о пределе самой максимализации причиняемого вреда, финише его усовершенствования. Обе стороны присутствуют в характеристике этого оружия, но я бы настаивал на «последнем» — о нем говорит сам антураж планеты и концовка рассказа.

Роберт Шекли — великий гуманист. Сколько раз он смеялся над пороками человека, над его жадностью, злостью, хитростью, глупостью, узкомыслием, самоуверенностью. Но всё-таки Шекли любит людей. Он просто пытается их чему-то научить. Да даже не научить, потому что слишком уж непринужденным получилось бы такое воспитание, а скорее намекнуть на некоторые черты человека, которые всегда одолевают его в минуты слабости. И антивоенная тематика — самое верное тому подтверждение. Старина Роберт не любит насилия, он твердо уверен, что можно прекрасно обойтись и без ножа в спину или прямой угрозы силой. А именно этот рассказ — знаковый для автора. Здесь представлены лучшие черты мэтра, обличающие худшие человеческие качества.

Чувство, когда хочется еще и еще... Плевать чего именно и зачем — денег, власти, оружия, ресурсов, любви, насилия — главное, получить это. Безумная хапающая рука человечества... Развитие дало многое, спору нет. Но оно и заложило в сознании то, что лимита не существует, можно копать и копать под собой землю, пока сам туда не провалишься. И пример оружия — самый показательный. Всегда оружие совершенствовалось, от лука и топора до атомной бомбы и звуковых психопатических вибраций (надеюсь, поняли о чем я, как называется не помню, но суть передал). И вот настала очередь Последнего, Абсолютного оружия. Это оружие в буквальном смысле слова голодно до любой жизни. Если раньше оружие выступало лишь средством, и оно было ни в чем не виновато, то теперь это Последнее оружие само желает сожрать всё вокруг... Вот в этом и самый кошмар. Что бы это ни было — ядерный гриб, или что-то еще — мы должны наконец понять, что для него всё равно, на чьей стороне оно воюет. А скорее всего, просто на своей.

«Мне нравится спокойная протоплазма, но мне нравится и активная протоплазма» — думаю, все читавшие данный рассказ помнят эти слова. Дак давайте докажем этому абсурднейшему монстру в литературе, что мы не просто протоплазма!

Шекли верит в это, поэтому и пишет...

«Язык можно удачно сравнить со сверкающей, вечно меняющейся поверхностью моря. Никогда не знаешь, какие скалы могут прятаться в его ясных глубинах. Самые прозрачные воды скрывают самые предательские мели.»

Этот рассказ — настоящая находка для лингвиста или переводчика по специальности. Теперь я точно знаю, что если завяжется беседа с представителями данных профессий, я им обязательно посоветую рассказ «Потолкуем малость?» Роберта Шекли.

На самом деле, я уже читал его раньше, а сейчас просто перечитывал. Значит сюжет известен, как уж забыть такой сюжет.) Но, признаюсь, от хохота я валялся и во второй раз:) Всё дело в великолепном остроумии автора, и, наверное, всё-таки в мастерской работе переводчика, потому что все фразы главного героя к месту, все они остроумны и действительно до смешного ситуационны.

Язык — ключевой отпечаток нации, этноса. Язык отражает ее особенности, традиции и стиль мышления. Конечно же, в рассказе есть некое фантастическое допущение (куда уж без него), немного нелогичное, которое должно было отражаться и на сознании аборигенов, и должно было быть чем-то обусловлено, верно? Но всё это абсолютно неважно, и придираться к фантастическому допущению, когда смеешься полрассказа — кощунство.

В итоге великолепный фантастический рассказ на тему лингвистики, языка и дипломатичной экспансии. Читайте и смейтесь на здоровье;)

Роберт Шекли всем своим творчеством, всем своим невероятно ярким набором заманчивых и удивительных планет и миров всегда доказывал нам, что предугадать поведение инопланетянина невозможно, ибо оно может быть абсолютно любым: непонятным, удивительным, незаметно отравляющим, мерзким, но для них высокоморальным, бессмысленным, гениальным... Но. Тут неожиданно для привыкших к большинству рассказов мастера появляется новый, уже иной вопрос: Каким будет поведение самого себя? Насколько же можно предсказать именно СВОЁ поведение?

Вопрос страшный, вопрос пугающий. Нет, товарищи. Не инопланетяне являются самыми страшными и опасными тварями во Вселенной. И даже не люди как раса и цивилизация. Самым опасным субъектом для человека является он сам. А ведь правда, подумаешь, чего стоит обмануть этого наивного дурака, он ведь ни о чем не догадается, он даже не подумает на меня, ибо будет считать, что я должен быть честен с ним (с самим собой).

Эта фантазия мэтра просто прекрасна, пускай и немного мрачна. Конечно же, можно перевести мораль рассказа и на бытовой пласт, якобы мы часто себя обманываем, лжем себе, когда строим планы, находим оправдания и т.д. Но мне этот пласт даже не нужен, потому что рассказ уже великолепен за счет буквального понимания обмана себя самим же, как описано непосредственно в рассказе. Да и сюжет рассказа здорово способствует раскрытию этой идеи, а ведь сколько всего произошло изначально.)

Мой вам совет: когда в очередной раз будете вспоминать фразу «Никому нельзя доверять», пожалуйста, не забудьте добавлять приписку «Даже себе».