Киргизский писатель Насирдин Байтемиров — мастер изображения сильных женских характеров в их становлении. В этой связи достаточно вспомнить общепризнанный шедевр киргизского и советского кинематографа «Поклонись огню», снятый по роману этого писателя «Памятник истории»(так в русском переводе, оригинальное название скорее «Свидетель истории»), посвященном трагически погибшей в двадцатые годы Уркуе Салиевой.

Так и в романе «Бунтарка и колдун» все происходящее читатель видит глазами главной ее героини, которую зовут Аруке. Обращаясь к своей памяти, она бережно восстанавливает события имевшие место почти полвека назад, создавая на их основе настоящий эпос.

Рассказ Аруке — это история ее юности, и одновременно исповедь. Исповедь, берущая за душу не только своей откровенностью, но и удивительной красотой изложения, причем даже тогда, когда речь идет о вещах страшных, а порой чудовищных. На протяжении всего повествования шестидесятилетняя рассказчица — ровесница 20 века- как бы обращается к молодым своим слушателям, очевидно принадлежащим к тому поколению, которое для нынешних молодых людей в свою очередь уже превратилось в историю, зачастую непонятную.

Я говорю «как бы», потому что не могу представить, что подобная исповедь может звучать перед какой-либо аудиторией, с такой искренностью рассказчица делится самым сокровенным. Поэтому склонен считать слушателей всей этой истории воображаемыми. И это мое читательское право.

Лет пятнадцать назад довелось мне прочитать роман Салмана Рушди «Стыд». Большого впечатления в художественном плане он на меня не произвел, но главная идея запала в душу(запишем это, как плюс автору). И нет ничего удивительного, что я к ней снова и снова возвращался при чтении рецензируемого романа.

Речь, собственно, о женской доле в определенных культурах, о том, что практически всё находится под запретом, практически всё порицаемо и осуждаемо. Стыд, стыд, стыд...

И дело здесь не только в сходстве нынешнего Пакистана и дореволюционной Киргизии.

Когда читаешь в новостях, как в наши дни в относительно благополучной Германии девушка из курдской семьи, становится жертвой своих родных — отца и брата, которые, «спасая фамильную честь», убивают ее за то, что она с кем-то встречалась, то начинаешь понимать , что убийцами двигал тот самый стыд.

То же видит читатель и в рецензируемом романе.

Родители Аруке — каменотес Ыбраим и швея Асыл — души не чают в своей единственной дочке, но еще в шестилетнем возрасте продают ее за мешок проса, швейную машинку и мясную кобылу баю Кашкоро, чтобы та позже стала женой его сыну. Потому что так принято. Иначе — стыд, а вот по сути продать ребенка — не стыд. Сам бай, добившийся положения через женитьбу на дочери богатого манапа. Его тесть, отдавший за первого желающего свою дочь, потому что та понесла в чреве своем от какого-то кула-раба, и альтернативой могла стать только ее смерть, дабы избежать стыда. Родившийся в результате этой связи сын Жайнак, которого Кашкоро вынужден признавать за своего, но которого, как впрочем и его мать, он ненавидит лютой ненавистью, и из которого однажды сделал полудурка, в припадке гнева слишком сильно ударив по голове, после чего поклялся женить его на дочери бедняка-букара, и тут как раз очень кстати подвернется семья Ыбраима с маленькой дочкой. Жена Кашкоро Макмал, которой в лице Аруке нужна не невестка, а служанка для самой тяжелой и черной работы. Сама выданная в тринадцать лет замуж Аруке, которая хочет, чтобы ее тюфяк-муж, который постыдно пытается спасти ее от побоев Кашкоро, сам начал ее избивать, тогда хоть будет за что его ненавидеть, так как ненавидеть без причины трудно.

Все это другой мир. Мир, живущий по иным законам. Мир, где в языке не было слов «любовник» или «любовница», да и самого признания в любви не существовало, где вдова переходила по наследству десятилетнему брату её умершего мужа, где девочка, отданная замуж, больше не могла видеть своих родителей, подобно жеребенку, отлученному от кобылы, да ей самой это уже и не было нужно.

« — Разве позволено мне будет петь в юрте при муже, свекре и свекрови, а, мама?

— Тебе ничего не будет позволено,— отвечала она грустно.— Но для киргизских жен аллах всюду создал холмы. Взбеги на холм, когда будет тебе трудно, и спустись на той его стороне, где нет людей. Там можешь петь. До аила песнь твоя будет доноситься, как стон ветра...»

Войдя в семью бая Кашкоро, Аруке доведется полной мерой испить горькую чашу. Тяжело читать, как побои превращаются в ежедневную рутину, без которой уже невозможно представить семейную жизнь.

«Все прошедшее время меня били, и я думала, что бьют. Но если камчой стегают лошадь, чтобы скакала быстрее, это не значит бить...»

Жалости заслуживают все герои и одновременно никто. Все персонажи — продукт одного и того же многовекового уклада. В книге напрочь отсутствует идеализация. Характеры выписаны с потрясающей жизненностью, ни один из них не выглядит ни лакированным, ни иррационально демонизированным...

Господа выглядят отталкивающе, но не менее отталкивающе показаны и рабы.

«Откуда приходят хитрость и лживость раба? От угроз и побоев, от вечной ненависти хозяев, от их грубости и от их жадности. Не могут остановиться — требуют больше и больше...»

и наконец

«Обмануть хозяина — вот мимолетное счастье раба.»

Так в жизни Аруке появляется Серкебай — молодой чабан из соседнего, враждебного аила бая Батыркула. Трагическая развязка становится неизбежной...

Не буду пересказывать сюжет, добавлю лишь, что первая часть заканчивается бегством бунтарки Аруке из ненавистного ей жилища. Прибежище она находит высоко в горах у старого охотника Токтора, бывшего каторжника, которого местные, побаиваясь, считают колдуном, и даже власти уважают за его мастерство и полезность. Будучи сам киргизом, но обрусевший за время пребывания в Сибири, он, построив удивительную для многих местных избу русского образца, селится в ней с дочерью своей Бюбюсар, зятем — казанским татарином Кадыром, потерявшим ногу на Империалистической войне, и тремя внуками. Компанию им составляет приходящий из леса прирученный снежный барс.

Кажущийся хеппи-энд первой части вопреки ожиданиям довольно быстро лишается какой-либо благостности в части второй. Да, поначалу живущая вместе с охотником его дочь, обучает беглянку Аруке грамоте и вообще премудростям нормальной человеческой жизни, где не нужно бояться побоев или домогательств. Но постепенно зреющий конфликт внутри небольшой общины заканчивается бегством дочери с семьей в город. Бунтарка и Колдун остаются в горах одни...

Несмотря(а может и благодаря тому) на весь свой трагизм рассказываемая старой Аруке история завораживает, порой поднимаясь до невероятных высот. Язык автора необычайно богат и поэтичен, что предопределяет высочайшее качество вышедшей из-под его пера прозы, сохраненное в переводе. Вплетенные в ткань повествования образ сказочной плакальщицы Акзыйнат — души киргизского народа, окруженная легендами фигура самого охотника Токтора, наконец, отношения героев книги с животными, которые являются полноправными действующими лицами повествования, выводят книгу за рамки обычного реализма. Если это и реализм, то тот, который принято называть магическим. Лишь обозначенный в первой части, он развернется во всю свою силу в части второй, перейдя ближе к концу, если не совсем в сказочную, то в притчевую форму с неожиданным финалом.

Отдельного упоминания заслуживают краткие аннотации, предваряющие каждую главу. Сами по себе они — маленькие произведения искусства.

«Глава вторая,

в которой Аруке, постигая вместе с грамотой сложность общения с людьми, узнает, что смелость может совмещаться с пороком, сказка идет об руку с правдой, а свет с тьмой. Обманутая, она в отчаянии останавливает время и солнце, отчего ненадолго слепнет, чтобы прозреть для нового понимания жизни».

Но вернемся к магическому реализму. Первая часть романа Байтемирова, которая называется «Бунтарка» впервые в русском переводе вышла в 1969 году. За два года до этого колумбиец Габриэль Гарсиа Маркес публикует «Сто лет одиночества» — одно из самых известных произведений в жанре магического реализма, а первые романы перенесшего в мир ислама этот же жанр Салмана Рушди появятся в конце семидесятых годов прошлого века, то есть значительно позднее. Я не буду здесь сравнивать художественные достоинства произведений этих авторов с романом «Бунтарка и колдун». Хотя бы потому, что не уверен, что сравнение будет в пользу Маркеса, и уверен, что оно не будет в пользу Рушди. При всем моем глубочайшем уважении к этим авторам. Речь ниже пойдет о другом. Учитывая неспешный советский книгоиздательский процесс и тот факт, что роман был изначально написан на киргизском языке, можно сделать вывод о том, что создан он был или одновременно с романом Маркеса, или даже еще раньше. То есть роман киргизского автора вправе претендовать на звание провозвестника вышеназванного жанра, даже если не во всем мире, то уж точно в Азии. Напомню, что даже «Буранный полустанок» Айтматова с его необычным для советской «большой» литературы фантастическим элементом, впрочем, ни в коем случае недостаточным для причисления к магическому реализму, увидел свет лишь в 1980 году.

Итак, с жанром, мы худо-бедно определились, теперь перейдем к фабуле.

Честно говоря, затрудняюсь, с каким произведением современной литературы этот роман можно поставить рядом. Тут копать, в смысле — читать, нужно глубже. Автор рецензии на «Отзовике», которая пару лет назад и открыла для меня Насирдина Байтемирова, за что я безмерно благодарен, называет роман «киргизским «Тихим Доном». Не имею ничего против, но мне кажется другое сравнение было бы еще более удачным. Если с каким-то произведением мировой литературы эту книгу и сравнивать, то напрашивается роман Виктора Гюго «Отверженные». Сирота при живых родителях и бывший каторжник, Козетта и Жан Вальжан, Аруке и Токтор. Сравнение, лежащее на поверхности, я не знаю другого слова, чем то,что стало заглавием романа великого француза, которое бы лучше охарактеризовало героев рецензируемого романа, но, пожалуй, на этом фабульное сходство и заканчивается. При общем духовном родстве Байтемиров создает совершенно оригинальное художественное полотно, непохожесть которого на книгу Гюго в фабульном плане, продиктовано прежде всего различием их миров. «Запад есть запад, восток есть восток и с мест они не сойдут».

Я очень ценю книги киргизского писателя Чингиза Айтматова, но если бы мне пришлось выбирать для каждой страны представляющую ее единственную книгу, то теперь для Киргизии это однозначно был бы роман Насердина Байтемирова «Бунтарка и колдун». Точно так же, как для Колумбии это был бы роман «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, для России — «Тихий Дон» Михаила Шолохова, для Австралии — «Древо человеческое» Патрика Уайта, а для Египта — «Каирская трилогия» Нагиба Махфуза. И уверяю вас, книга киргизского автора не потерялась бы среди перечисленных произведений Нобелевских лауреатов, получивших эту премию в те времена, когда она еще чего-то действительно значила.

Книга действительно дивно хороша и однозначно рекомендуется к прочтению. Я бы даже сказал, в обязательном порядке. Думаю, равнодушным она никого не оставит.

Этот роман Георгия Тушкана я долго обходил стороной. Не последнюю роль тут сыграла как степной пожар распространившаяся в сети уничижительная характеристика данного произведения. Характерно, что даже издательство «Вече» использовало этот же текст для аннотации своего издания романа. Появился этот пассаж и на Фантлабе, где в слегка измененном виде его в данный момент можно увидеть в качестве аннотации «Разведчиков зеленой страны». Поскольку очень надеюсь дожить до замены этого текста на более адекватный, приведу его полностью, чтобы в веках было ясно о чем собственно пойдет речь ниже.

«В истории отечественной фантастики Тушкан остался благодаря своим романам «Разведчики зеленой страны» (1950) и «Черный смерч» (1954). Первый из них является характерным примером фантастики «ближнего прицела» и повествует об успехах советских селекционеров, которые во время войны в обстановке строжайшей секретности создали сады тропических и субтропических культур на Памире. Не обошлось и без традиционных для того периода погонь за шпионами, впрочем, оказавшихся мнимыми. Кроме трафаретности сюжетных ходов, отсутствия логики и мотивации в действиях героев, роман, даже для своего времени, поражал абсурдностью самой фантастической посылки, поскольку в 1950 году всем было известно, что никаких тропических садов на Памире нет».

Текст сей хотя с одной стороны действительно довольно долго отпугивал меня, но с другой стороны его нелепость вызывала вопросы и желание с ними рано или поздно разобраться. Начнем с абсурдности, но не абсурдности упомянутой фантастической посылки произведения, а именно с абсурдности высказанной к ней претензии, особенно несообразно смотрящейся на сайте, посвященном фантастике. То есть автору здесь ставится в вину то, что он показал в своем фантастическом романе нечто, чего на самом деле нет. Представьте себе, например, скроенную по тому же лекалу аннотацию к «Затерянному миру» Конан Дойля: «роман, даже для своего времени, поражал абсурдностью самой фантастической посылки, поскольку в 1912 году всем было известно, что никаких динозавров в Венесуэле нет». Ну как? Да, мне тоже смешно.

Вот с такими мыслями к чтению я и приступил.

Очевидно, что книга изначально была рассчитана на подростков. Действие романа происходит летом 1945 года. Главный герой — вернувшийся с фронта четырнадцатилетний Егор Смоленский, разыскивает полковника Сапегина, чтобы передать тому служебного пса по кличке Барс. Поиски приводят юного фронтовика в Киргизию, где по слухам в окрестностях Джелал-Буйнакска работает человек, похожий на Сапегина и носящий такую же фамилию.

Дальнейший сюжет распадается на две части. Первая — увлекательная робинзонада, когда Егор и его новые друзья-сверстники из местных совершают переход через горный район, переживая множество приключений. Читать было весьма интересно, хотя сама идея такого похода кажется несколько надуманной. Описания природы Киргизии не просто хороши, но и весьма познавательны. Героям предстоит преодолеть многочисленные препятствия на пути к поставленной цели. Характеры молодых людей по ходу повествования проявятся в полной красе. Какой-либо «трафаретности, отсутствия логики и мотивации» обнаружить не удалось, хотя я честно искал.

Собственно обещанные мне «сады» появляются лишь во второй половине книги и вот тут начинается самое любопытное.

Начнем с того, что действие происходит не на Памире, а на одном из отрогов Тянь-Шаня — Ферганском хребте, где в Пчелином городе на Ореховом холме расположилась «Зеленая лаборатория», куда и направляются юные герои книги.

Но главная неувязка даже не в этом, а в том, что сады, о которых рассказывается в книге, как раз и существуют. Речь здесь, собственно, о диких садах. Не о каких-то абстрактных «садах тропических культур», которых якобы нет, а о вполне конкретных диких яблоневых и ореховых (грецкий орех) садах, или даже лесах. Вот эти «несуществующие сады на Памире» на самом деле крупнейшие в мире реликтовые орехово-плодовые леса, которыми славится Ферганский хребет Тянь-Шаня. Именно о них и пишет подробно Тушкан.

Поскольку об этом раньше я ничего не знал, читать было интересно и даже захотелось узнать побольше.

Справочники утверждают, например, следующее: «Арсланбоб — это крупный ореховый лес, расположенный в горах Джалал-Абадской области на Ферганском и Чаткальском хребтах, на высоте в 1700 метров. Арсланбоб является самым большим ореховым лесом в мире и относится к заповедным зонам Киргизии».

На всякий случай приведу еще одну цитату, что «На Западном Памире на этих высотах в долинах распространены степи с садами из грецкого ореха, урюка, яблони». То есть даже здесь вышел изрядный конфуз. В общем, могу лишь сказать, что с этой «горе-аннотацией» получилось как в том анекдоте: «не выиграл, а проиграл, не в Спортлото, а в преферанс...»

Но вернемся к самой книге. Вот окультуриванием этих самых диких реликтовых лесов и занимаются советские селекционеры. Тут в общем-то никакой фантастики и нет, а присутствует самый что ни на есть реализм. Добавлю лишь(вдруг это для кого-то важно) , что во второй половине книги довольно часто упоминается не только Мичурин, но и академик Лысенко. Лично у меня с некоторых пор его фамилия отторжения не вызывает, я, в конце концов, «реформы» Гайдара-внука и Чубайса пережил.

Фантастика же появляется в опытах на лабораторных участках, где проводятся эксперименты с «доящимися растениями» и выращиваются гигантские формы. Конечно же ученым здесь начнут помогать и прибывшие юные герои. Кстати, эта часть мне напомнила написанную несколькими годами позднее повесть Николая Носова «Незнайка в Солнечном городе», и кто знает, не была ли навеяна сама идея этой книги романом Тушкана «Разведчики зеленой страны».

Впрочем, гигантские орехи тоже в книге будут, и именно за их секретом будет охотиться некий американский журналист, который не погнушается и откровенной диверсией. Это вдогонку к вопросу о «мнимых шпионах» из «аннотации». Хотя, справедливости ради, должен сказать, что в первой части будут и мнимые шпионы.

Подводя итог, скажу, что книга оставила самое приятное впечатление. В отличие от «аннотации».

P.S.Вот бывают же совпадения. Только закончил эту рецензию и собрался ее опубликовать, как пришло сообщение, что в биографии Тушкана все тот же злосчастный текст исправлен по моей заявке четырехмесячной давности. Надеюсь и аннотацию когда-нибудь поправят.

К знакомству с творчеством едва ли не самого оболганного и ошельмованного — причем уже в постсоветское время — советского писателя Петра Павленко собирался я приступить довольно давно. Хотя долгое время первым кандидатом на прочтение было совсем другое его произведение, а именно написанный в 1936 году фантастический роман «На востоке» — об освоении Дальнего Востока и последующей войне с Японией. Причиной именно такого первоначального выбора были весьма заинтересовавшие меня хвалебные рецензии читателей на это произведение на фантлабе, идущие вразрез со всем тем, что можно прочитать об этом романе в различных постперестроечных справочниках, включая «Энциклопедию фантастики», где судя по всему, при написании статей господствовал бессмертный принцип «Я Павленко не читал, но осуждаю».

Именно тем, что имя автора было у меня давно на слуху, можно объяснить тот совершенно неожиданный и окольный путь, которым я пришел к «Кавказской повести». А началось все с моего знакомства с предисловием к роману Хаджи-Мурата Мугуева «Буйный Терек», автором которого был весьма почитаемый мною ученый-востоковед и этнограф профессор Илья Николаевич Бороздин. Сей уважаемый ученый муж, говоря о советской художественной литературе по истории Кавказа, отметил всего трех авторов — Тынянова, Голубова и Павленко. Всех остальных он посчитал не достойными упоминания, поскольку их произведения имеют различную ценность(а мы с вами знаем, что качество чего-либо бывает или хорошее, или разное), о чем и сказал честно в предисловии. Уже сам факт столь уважительного отношения к Павленко со стороны такого именитого эксперта, как профессор Бороздин, привлек мой интерес, который быстро перерос в желание немедленно приступить к чтению, особенно после того, как в процессе сбора дополнительной информации о книге оказалось, что на Павленко, как источник по истории Кавказа, ссылаются многие авторы, включая даже некоторых известных северокавказских историков в полемике между собой. Но тут оказалось, что разыскать «Кавказскую повесть» не так-то просто. Мало того, что ее нет в виде книги электронной, но ее и в бумажном виде не найти. Не вошедшая ни в одно собрание сочинений Павленко, изданная в 1958 году уже после смерти автора по рукописи, найденной в его архиве, книга — настоящая библиографическая редкость, которая иногда мелькает у букинистов, но в данный момент ее нет нигде. К счастью в очередной раз выручили «толстые» журналы. Оказалось, что «Кавказская повесть» печаталась в 1957 году в журнале «Новый мир», который найти было гораздо реальнее. Именно так и состоялась моя встреча с этим замечательным(это я уже забегаю вперед) произведением.

Помимо чисто художественных достоинств ценность книги в том, что Павленко довольно долгое время занимался историей Кавказской войны, результатом чего в 1942 году в Махачкале стала книжная публикация за его авторством биографии имама Шамиля. Кроме того особо значимо то, что автор успел застать участников тех событий и общался с ними: в конце концов в тридцатые годы прошлого века , когда Павленко собирал материал для книги, со времени окончания той войны прошло семьдесят лет, а столетний возраст для долгожителей-горцев, как мы знаем, — далеко не предел. Именно во время бесед с такими ветеранами родился у автора план романа, в котором главным героем станет не Шамиль или Хаджи-Мурат, а рядовой горец, чья биография стала в некотором роде собирательной, пусть и художественно переосмысленной в деталях.

И это становится заметно сразу, как только приступаешь к чтению книги. Видно, что Павленко очень обстоятельно подходит к следованию историческим фактам, не принося при этом в жертву увлекательность сюжета, а это именно то, что редко встретишь у современных писателей.

Действие повести охватывает период с 1847 по 1859 год, то есть мы видим заключительную фазу Кавказской войны. Среди героев произведения читатель встретит большое количество как реальных исторических, так и вымышленных персонажей, при этом география повествования весьма обширна — от высокогорного аула до Зимнего дворца в Санкт-Петербурге.

Обращаясь в повести к деликатной теме конфликта христианства и ислама, автор не идеализирует и не демонизирует ни одну из сторон. Его Шамиль сродни Саладину Вальтера Скотта, а сама книга неуловимо напоминает рыцарские романы последнего. Собственно сама история Кавказской войны дает повод для такой трактовки. Поразительна та лояльность, которую демонстрировали обе стороны к иноверцам. Да и ту безнаказанную легкость, с которой исторические действующие лица меняют сторону противостояния, можно отнести сюда же. В этом смысле, даже сами исторические факты, лежащие в основе повествования, могут дать фору любому художественному вымыслу.

Вот к примеру, действительный эпизод: Даниял-бек порывает с Российской империей и становится наибом Шамиля. Его за это предательство царское правительство сурово наказывает — отбирает царские награды. Через какое-то время он снова меняет сторону и возвращается обратно. И тут же получает награды назад.

Или еще один реальный персонаж повести: в девятилетнем возрасте отданный в аманаты (заложники) старший сын самого Шамиля Джамалуддин,, который становится поручиком русской армии и всерьез подумывает о переходе в православие. Правда этим планам, как и его женитьбе на Ольге Михайловне Олениной, дочери некрупного орловского помещика, было не суждено воплотиться в жизнь по независящим от него причинам.

Еще более удивителен тот факт, что на стороне Шамиля сражалось огромное количество беглых русских. Таков один из видных героев повести — мюрид Исмил, в прошлом нижегородский драгун Алексей Радомцев — личность историческая.

«... Исмил — бывший русский драгун. Этот собрал вокруг себя беглых русских солдат и дважды водил их в бой.

Русских против русских.

Те и те кричали «ура». Тут и там били барабаны. Позади беглых мюриды имама везли добытые в боях царские знамена и связки лент с орденами».

В одной только Солдатской слободке в столице имама Шамиля Ведено жили многие сотни русских солдат — беглых и пленных, перешедших на сторону имамата. Этот исторический факт тоже найдет свое отражение в повести Павленко.

Впрочем и на царской стороне тоже присутствовала так называемая туземная милиция, которую, как утверждает Павленко, горцы ненавидели сильнее, чем русских.

Но поразительнее всего — бизнес на так называемых «обратниках».

«В первой роте знаменитого на всем Кавказе Апшеронского полка слух перед самым походом вырос в заговор: пятнадцать человек рядовых, все больше солдаты пятого, шестого годов службы (тогда солдат служил двадцать лет), решили уйти в горы. Одни уходили навсегда, собираясь переменить веру и обзавестись в горах семьей, как драгун Радомцев — ныне мюрид Исмил; другие — но таких оказалось всего четверо — бежали в качестве «обратников», то есть рассчитывали пробыть в горах с полгода, вернуться назад и получить вольную. В законе был пункт, что солдат, бежавший из плена Шамиля, получал вольную, и темирханшуринские купцы завели даже тайные «конторы» для проводки солдат в горы на определенный срок и вывода их оттуда.

Брали за такую операцию от двухсот рублей серебром и выше. Половину — перед побегом, вторую половину — после возвращения с гор. Дело было недешевое, и идти на него могли одни богатые мужики».

Грабежами промышляли обе стороны и удивительного в этом ничего нет, такова логика практически любой войны, когда заложниками ее становятся обычные жители. Недружественные горцы нападали на русские станицы, грабили, угоняли скот. Маркитанты русской армии, в свою очередь, заключали фьючерсные сделки с подразделениями на добычу в богатых аулах, которые как правило разграблялись и сжигались(мечети при этом не трогали, что прекрасно укладывается в вышеизложенную концепцию).

Отсюда уже недалеко и до понимания того, что катастрофой для многих становится не сама война, а ее окончание.

«Покорение гор давно уже было единственным содержанием многих жизней, а для генералов являлось единственной школой войны и школой храбрости, без которой войска погрузились бы в сонный казарменный быт.

Победить так скоро и легко никто не хотел, ибо победа была концом веселой и опасной боевой игры, играть в которую привыкло целое поколение офицеров и солдат и без которой все они превращались в нечто обычное, серое, безыменное.

Победа делала их безработными и возвращала из гор в Россию, в бездну мирного быта, где не предвиделось ни орденов, ни выдвижений по службе, ни рискованной, напряженной жизни охотников с отважными приключениями, ни самостоятельности, ни, наконец, славы, потребность в которой была старой чертой кавказского военного характера».

И хоть автор об этом не пишет, но о противоположной стороне хочется сказать то же самое. Тоже война ради войны, какими бы высокими словами она не мотивировалась. «Война — дело молодых, лекарство против морщин».

Тем не менее формальная коллизия, хорошо знакомая нам из истории, в книге очевидна — противостояние исторически обреченного владения и Империи. Так было, например, у Дмитрия Балашова в «Марфе-посаднице», да чего уж далеко ходить за примером, «Сердце Пармы» Алексея Иванова, если снять с нее мишуру и дешевые побрякушки, тоже именно об этом. И в «Кавказской повести» можно наблюдать тот же феномен: волей-неволей читатель начинает потихоньку симпатизировать обреченной стороне, противостоящей безжалостной необоримой силе. Симпатизировать именно в силу исторической обреченности и безнадежности первой. Правда с началом Крымской войны симпатизировать горцам станет сложнее, так как на сцене появятся новые игроки, и прежде всего Турция, видевшая в Шамиле естественного союзника в борьбе против Российской империи.

Профессор Бороздин в уже упоминавшемся предисловии к роману «Буйный Терек» разбирает различные взгляды на роль Шамиля, господствовавшие в разное время. Кто он — герой национально-освободительного движения или проводник турецких интересов?

Сам Павленко в «Кавказской повести» склоняется к первой точке зрения. Тем не менее имевший место летом 1854 года и отраженный в книге набег горцев на Кахетию как минимум дает почву и для другого суждения. Собственно именно этот рейд и можно считать началом конца. Принеся Шамилю сиюминутную выгоду, в том числе возвращение из России в Чечню его старшего сына Джамалуддина, в долгосрочной перспективе обеспечило движению Шамиля серьезные имиджевые потери, давая аргументы противникам, представлять того, как проводника турецких интересов, да и даже в судьбе Джамалуддина его возвращение к отцу сыграло фатальную роль. С другой стороны на Тифлис, как того хотели турки, горцы не двинулись, ограничившись Кахетией.

Теперь, после того, как обозначен исторический фон повести, настало время сказать пару слов о ее главном герое. Это — удивительный человек, у которого три имени, который, если так можно выразиться, прожил три разные жизни: Алибек- Аполлинарий- Афилон. Впрочем перед глазами читателя пройдет лишь одна из них — последняя. Мальчиком девяти лет был он выдан аманатом от аула Гимры и вместе с другими детьми-заложниками отправлен на обучение в Ставрополь. Ходили слухи о его знатном происхождении, а кое-кто утверждал даже в свете этого, что он и есть тот самый сын Шамиля. И хотя его возраст не соответствовал, легенда осталась. Мальчик был окрещен Аполлинарием и под фамилией Аварского окончил кадетское училище. Затем, прослужив год юнкером в Чеченском отряде, был произведен в прапорщики. Но подчиняясь зову крови, он бежит через какое-то время к Шамилю, где получает имя Афилон. Собственно в этот момент читатель с ним впервые и встречается на страницах книги. Уникальность Афилона прежде всего в его принадлежности к двум столь разным культурам, которые переплелись в нем настолько тесно, что нельзя уже однозначно сказать, кто он по внутреннему стержню — горец или русский офицер. Кроме того особый, романтический ореол его фигуре придает тайна его происхождения.

Отдельно хочется отметить язык романа. Он лаконичен и многозначен, сочен и богат на метафоры, представляя читателю Петра Павленко, как незаурядного мастера слова.

Интересен авторский прием для описания гор Дагестана, которые в величии и неприступности уступают горам Грузии, что признает и сам Павленко. Он видит красоту их в другом. Необычайно поэтично на протяжении всего повествования автор уподобляет горы Дагестана застывшему морю.

«Хотелось запеть или сказать что-нибудь стихами. Каменные валы, один за другим, во много рядов, простерлись необозримым, мрачным, застывшим морем.

Окаменелый всплеск их напрягался в неустойчивом взлете.

Подобно чайке на оцепеневшей зыби, сверкала луна. И было так просторно, так широко, так вольно глядеть на море гор, так был силен и радостен глаз, так чутко ухо, так привычна к пространствам грудь, что уже в самой возможности переживать это таилось веселое и легкое счастье».

Помимо перечисленных выше достоинств, «Кавказская повесть» наполнена и богатейшим этнографическим материалом. Особенно интересны в этом плане зарисовки о традиционных художественных ремеслах Дагестана. Казалось бы что может принести осколок родосской вазы, зачем его везти из такого далёка и почему мастера платят за него большие деньги?

«На столике лежала груда мелких фаянсовых черепков. Ничего больше. Пожелтевшие, в трещинах, они еще сияли сине-голубым родосским рисунком. Тут были ручки чаш, носики кувшинов, краешки роскошных блюд. Рисунок то начинался на них, то проходил по обломку средней своей полосой, то едва мелькал среди трещин робкой конечной линией. Но он был весь — от края до края — виден глазам мастеров, которые по первым намекам узора уже схватывали его картш, его ритм, его повторение. Обломки звучали им, как первые аккорды мотива, за которым дальше следило одно воображение».

Вот так искусники находятся постоянно в поиске новых идей для своих орнаментов и узоров, которые впитывая чужие мотивы, уже в переосмыслекнном виде становились оригинальными и неповторимыми. И об этом я тоже впервые узнал из книги Павленко.

Подводя итог, еще раз отмечу, что в своей книге Павленко НЕ тенденциозен. С другой стороны я допускаю, что именно такой подход, может стать причиной резкого неприятия книги, независимо от того в какую сторону читателю хотелось бы видеть крен. Я же обязательно продолжу свое знакомство с творчеством талантливого и яркого писателя Петра Павленко. Его книги того стоят.

Пора уже реабилитировать автора, единственным «преступлением» которого являются четыре Сталинские премии в области литературы и искусства. А заодно вспомнить, что знаменитая фраза «Кто с мечом к нам войдёт, от меча и погибнет. На том стоит и стоять будет русская земля!» принадлежит на самом деле не историческому князю Алесандру Невскому, а всё тому же Петру Павленко — атору сценария и соавтору Сергея Эйзенштейна по работе над фильмом «Александр Невский».

<Сумрачный германский гений или Недостающее звено>

Являясь давним поклонником творчества Фрица Ланга, как, впрочем, и черно-белого немого кино в целом, о данном романе я знал разве лишь то, что он был написан супругой этого выдающегося немецкого режиссера и явился литературной основой для одноименного фильма. Поскольку не отношусь к людям, которые, посмотрев понравившийся фильм, тут же задаются целью прочитать книгу, по которой он был снят, то этой информации мне вполне до недавнего времени хватало и ни малейшего желания прочитать это произведение не было.

Добрался я до него по сути случайно. Посмотрев в очередной раз фильм «Метрополис», не помню уже зачем полез в найденный в сети русский перевод романа, или вернее в то, что выдается за русский перевод, а там... Руганью рецензию начинать все-таки не буду, но к вопросу еще вернусь. В общем, заподозрив очередной подвох, разжился немецким оригиналом и опять же, ничего особенного от него не ожидая, принялся за чтение с чисто исследовательскими целями.

Через какое-то время начал понимать, что оторваться от книги не могу и не успокоюсь, пока не прочитаю ее всю. Почитав еще немного, стал ощущать себя Генрихом Шлиманом, откопавшим Трою. И вот почему.

С одной стороны творческая манера автора романа за редким исключением вписывается в эстетику немецкого экспрессионизма. . С другой стороны поднятыми в ней вопросами книга выходит за эти рамки, на многие десятилетия вперед предвосхищая то, о чем будут говорить писатели-фантасты во второй половине двадцатого века. В итоге перед моим мысленным взором роман «Метрополис» трансформировался в эдакий мост, на одной стороне которого «Голем» Густава Майринка, а на другой — «Мечтают ли андроиды об электроовцах» Филипа Дика и «Стеклянная башня» Роберта Силверберга.

Сходство с шедевром Майринка обусловлено не только относительной близостью времени и места создания обоих романов, но и в значительной степени выбором темы. Искусственный человек (тут еще можно вспомнить написанный в 1915 году роман «Альрауне» Эверса) — тема будоражившая умы — объединяет эти два произведения. Но вместе с тем, как уже сказано, в «Метрополисе» читателя ждет переход на качественно новый уровень.

Ротванг из «Метрополиса» это уже не пражский раввин, с помощью магии оживляющий глиняного человека, это настоящий ученый, создавший андроида. Впрочем логическая связь и здесь очевидна. Появившись в Метрополисе Ротванг первым делом приобретает таинственный дом, в котором до этого жил неизвестно куда исчезнувший маг, и который живя собственной жизнью после исчезновения прежнего хозяина, начал противодействовать людям, пытающимся сначала завладеть им, а когда им это не удается, разрушить его. Двери, скрепленные огненной печатью Соломона — это дань мистическому прошлому, с которым покончено. Ротвангу удается обуздать этот дом. Маг канул в небытие, ему на смену пришел ученый.

Теперь сделаем шажок на мост с другой стороны. Напомню, что жанр научной фантастики, где законодателями мод безоговорочно были англоязычные авторы, пережил в двадцатом веке две революции. За первой из них — революцией сверху — стоял Джон Кэмпбелл, ставший в 1937 году редактором профильного журнала «Astounding» и приложивший максимум усилий, чтобы избавить НФ от репутации маргинального, бульварного жанра. Вторая — революция снизу, породившая в шестидесятые годы, так называемую Новую волну, позволила вывести жанр на уровень «большой» литературы. Излюбленные былые темы «про любимый лунный трактор и про ядерный реактор» к этому времени уже исчерпали себя, став элементами повседневности. Кризис жанра заставил многих писателей разрабатывать новые нетрадиционные для прежней НФ темы. Общий пессимизм относительно будущего человечества, интерес к восточным религиям и раннему христианству, наконец, расширение сознания — в значительной степени все это было отражением общего увлечения контркультурой шестидесятых. Тем, конечно, больше, но перечисленные — едва ли не излюбленные. И привел я их в качестве примера потому, что все они в той или иной степени присутствуют в романе «Метрополис». Еще раз подчеркну: присутствуют в книге, написанной за добрых сорок лет до того, как в литературу пришли Фармер и Муркок.

Квартал наслаждений Йошивара, где в небе пылают огненные надписи, создаваемые ракетами, где люди расширяют сознание с помощью наркотика с таитянским названием «маохи», который предвосхищает другой наркотик — уже с индийским названием — сому из написанного несколькими годами позднее «Дивного нового мира» Хаксли, не говоря уже о дури из романов Дика. Органично вплетенная в повествование восточная тема наводит на мысли о романах Ричарда Лупоффа, а общий антураж — о знаменитой экранизации упомянутого выше романа Филипа Дика — «Бегущий по лезвию». Иногда при чтении даже ловил себя на мысли, а не был ли знаком режиссер Ридли Скотт с этим романом фон Харбоу?

Ко всему этому добавьте завораживающую неторопливую и в то же время витиеватую манеру авторского письма, заставляющую наслаждаться каждой фразой. Лет тридцать спустя в таком ключе будет творить Роберт Силверберг. А вот контрастирующий с ним разухабистый ироничный стиль глав с описанием посещения одним из персонажей квартала наслаждений Йошивары заставлет вспомнить написанный так же гораздо позднее роман «Хождения Джоэниса» Шекли. Впрочем, эта сцена скорее исключение.

Техническая сторона романа выгодно отличается от подавляющего большинства произведений не только того, но и даже гораздо более позднего времени. В нем напрочь отсутствует тогдашнее упоение прогрессом, когда самоцелью для автора становилось описание технических чудес, которое могло занимать многие страницы. Скупыми штрихами писательница обрисовывает общий фон, которые тем не менее постепенно складываются в грандиозное по замыслу полотно, так как на чисто литературные изыски красок она как раз не жалеет. Именно это отсутствие ненужных технических деталей смотрится по нынешним временам необычайно выигрышно. Вот представьте, например, кому сейчас интересно будет читать фантастический роман, где автор скрупулезно описывает придуманную им очередную гравицапу, то бишь летательный аппарат тяжелее воздуха, который возможно и был новаторским для его современников, но для нас сегодняшних — вчерашний день? Особенно, если художественные достоинства сего опуса невелики. Совершенно не так у фон Харбоу. Вот, например, центральный машинный зал Метрополиса. Там находится главная машина, которая управляет всеми машинами и системами города. Как она это делает, автор не рассказывает, да нам это сегодня и нужно. Важно, что умышленный вывод из строя этой машины приводит к катастрофе, о чем собственно с определенного момента и будет рассказано читателю. И это гораздо интереснее, чем пространные описания технических диковин, призванные поразить современников автора. А машина... что машина? Надеюсь, все, прочитав строки выше, уже представили себе выходящий из строя центральный городской компьютер. И пусть эта машина в романе имеет не клавиатуру и джойстик, а рычаги и циферблаты, сути это не меняет. Просто напомню, что первый аналоговый компьютер будет разработан двумя годами позднее дебютного выхода романа в свет, а уж компьютеры, способные действительно управлять городскими системами появятся десятилетиями позже.

Справедливости ради, то же самое можно сказать и о социальной стороне романа. Она тоже не является для автора самоцелью, это такой же фон, как сторона техническая. И точно так же, как она, дозировано раскрывается перед читателем. И это тоже огромное преимущество хотя бы на фоне смертной скуки замятинского романа «Мы», вышедшего годом ранее. Родства, кстати, с последним у рецензируемого романа немного. Наличие в нем людей-номеров обескураживать не должно., на этом сходство книг и заканчивается. Некоторое сходство присутствует разве что с превосходной повестью Эдварда Моргана Фостера «Машина останавливается»(1909), хотя урбанистическая дистопия фон Харбоу сама по себе оригинальна. Городом правит некий Йо Фредерсен, который занимает верхний этаж Новой Вавилонской башни — своеобразное вместилище мозга города. Этот человек — единственный у кого в романе есть фамилия. Даже его сын носит простое имя Фредер(возможно, что заняв место отца, он и стал бы именоваться Фредером Йосеном, но это исключительно мои догадки, автор об этом не говорит ни слова). Такие же «бесфамильные» имена у всех остальных обитателей надземного Метрополиса — Иосафат, Ротванг, Грот. У некоторых вообще прозвища — Сентябрь, Худой. Но есть еще город подземный — в нем живут люди, обеспечивающие работу машин, рабочие. Вот у них-то — номера вместо имен. Со временем такое общество обещает выродиться до состояния уэллсовских элоев и морлоков, но до этого еще далеко. Сейчас эти дети подземелья — «корм» для машин, которые они обслуживают. Машины — это Молох, требующий новых и новых жертв, из которых он постепенно высасывает все жизненные соки. И каждое утро по гудку те строем маршируют к месту работы, с тем чтобы, отдав Молоху еще одну частичку своей жизни, через десять часов вернуться в свои норы с табличками-номерами на дверях.

Перед нами роман по тем временам абсолютно новаторский, исторически достойный стоять а одном ряду с «Франкенштейном» Мэри Шелли и романами Герберта Уэллса. Достойный этого прежде всего в силу своих выдающихся литературных достоинств. Какой-либо архаичности он лишен напрочь, он — вне времени.

Роман многослоен. Помимо упомянутого выше, много в нем и евангельских аллюзий и реминисценций. В первую очередь — это ожидание Посредника(то же слово в немецком языке относится и к Спасителю в божественном смысле), о грядущем приходе которого людям-номерам проповедует Мария на фоне крестов в катакомбах. Впрочем в данном случае речь о посреднике не между Богом и людьми, как можно было бы думать, а между Мозгом и Руками, то бишь между тем, кого принято называть белой и черной костью. Такое вот понимание социального согласия, ниспосланного свыше. Впрочем дуализм, о котором проповедует Мария, найдет в романе и совсем иное воплощение с появлением созданной Ротвангом ее копии-антипода — Лжемарии, которая на страницах книги превращается в воплощение Вавилонской блудницы -матери всех мерзостей.

Да, кстати о мерзости, раз уж обещал.

То, что сегодня выдается за «русский перевод», было впервые опубликовано в рижском вечернем листке в 1927 году сразу после выхода на экраны знаменитого фильма Фрица Ланга и является фейком. По сути это не перевод романа, а попытка новеллизации фильма. Общий объем оказался уменьшенным более, чем в два раза, но даже из-этих ошметков минимум половина отсебятина — корявое изложение того, что анонимный газетный сочинитель видел на экране или даже его превратных представлений о происходящем. Наверное так могла бы рассказать обезьяна-шимпанзе о картине Рафаэля: «...красные пятна, зеленые пятна...». В качестве строительного материала были частично использованы оригинальные диалоги (что немудрено — это «новеллизаторам» из недоброй памяти девяностых было просто: запиши гнусавый закадровый бубнеж, разбавь немудреными описаниями и неси в таком виде издателю, а вот с немым фильмом этот фокус не пройдет),- которые впрочем тоже перетасованы с ловкостью карточного шулера, чтобы соответствовать сюжету фильма, который очень сильно отличается от романа не только компоновкой, но и отсутствием многочисленных сюжетых линий. Также под раздачу попали имена персонажей: было введено огромное количество новых имен для второстепенных персонажей (раз есть на экране, то их нужно как-то обозвать). А вот зачем понадобилось переименовывать Иосафата в Эрнста Геймердинга — есть для меня тайна великая. Чтоб больше походило на любимую народом псевдоамериканскую бульварщину? Изложенной выше логике книги это никак не соответствует. Все литературные красоты и изыски, весь богатый фантастический антураж были в итоге анонимным писакой безжалостно вымараны и заменены нехитрым перечислением того, что герои видят и делают(«я поемши, а он сказамши») и небольшими повествовательными вставками, подражающими даже не Жюлю Верну, а скорее — подражателям Жюля Верна. И наконец все это разбавлено какой-то неимоверной пошлятиной, видимо с целью потрафить вкусам читателей рижского листка двадцатых годов: многочисленные опять же поименованные девицы, какой-то Супермуж... Ближе к концу эта галиматья достигнет апогея, когда вошедший в азарт писака решит подправить фабулу не только романа, но и фильма. В конце концов редакции рижского листка лучше знать, что нужно читателям. Короче, «добрые люди в последний момент вытаскивают Анну Каренину из-под поезда». Спустя шесть десятилетий духовные внуки безвестного бумагамараки одарят нас «Чумной планетой»(якобы написанной Нортон) и «Псиматами»(якобы от дель Рея).

Но вернемся к оригинальному произведению фон Харбоу.

Целью данной рецензии не является сравнение сюжета романа и фильма, носящих одинаковое название «Метрополис». Скажу только, что концовка у романа в значительной степени открытая, что выгодно отличает его в этом от фильма.

Осмелюсь утверждать, что оба они — несмотря на лежащую в основе общую фабулу- самостоятельные творения, каждое из которых создано по своим законам. Приведу простой пример: ни один самый расчудесный спектакль по роману Булгакова «Мастер и Маргарита» не передаст вам всего того, что есть в книге. И так наверное должно быть. У каждого вида искусства есть свои правила, которые накладывают на него свой отпечаток.

В свете этого было бы неправильным здесь не сказать пару слов как о фильме, в основу которого легла книга, так и вообще о немом кино.

Признаюсь, что по ходу чтения, чем что-то сравнивать, гораздо интереснее было рассматривать виденные перед этим те или иные режиссерские решения, как иллюстрации к книге.

Сперва продолжу начатую выше мысль. Писательнице было проще: она, рассказывая о 2025 годе, пишет, не вдаваясь в детали, «автомобиль», «костюм», «платье» и т.д. И мы сегодня, читая роман, представляем эти сущности такими, какими видим их сегодня, а не такими, какими они были сто лет назад. В фильме мы не видим никакой попытки менять обыденные предметы той эпохи на какие-то футуристические новации. Зритель видит автомобили двадцатых годов, мужчин во фраках и цилиндрах, женщин в смешных по нынешним временам головных уборах. Попробую обосновать такой подход. Во-первых, большинство кинематографических футуристических новаций в плане транспорта, одежды и т.д. уже через какое-то время после их создания начинают казаться нелепыми, и примеров тому масса. Во-вторых прием «архаизация будущего» имеет право на жизнь не в меньшей степени, чем «модернизация прошлого», которую мы сегодня наблюдаем в искусстве на каждом шагу. В конце концов, если Гамлет в современной постановке может щеголять в цилиндре и фраке, то почему бы так не одеваться и людям 21 века. И да, не забываем, что усилиями горе-фантастов будущее на многие тысячелетия вперед густо засижено всевозможными герцогами и графами с неизменными шпагами и эполетами. Цилиндры и фраки смотрятся на этом фоне, я бы сказал, даже свежо. Зато нужно отдать должное убедительности технической стороны фильмов Ланга. В свое время меня поразила сцена старта космического корабля в фильме «Женщина на Луне». Это 1929 год, напомню. Корабль там стартует из воды, перед стартом в стороны расходятся технологические фермы, практически так, как мы это могли наблюдать последние шесть десятилетий в реальной жизни. То есть, если уж технические детали, то на таком уровне, а не те, которые я критиковал выше у иных авторов старой фантастики. Не случайно два фильма Фрица Ланга «Метрополис» и «Женщина на Луне вошли в первую пятерку «Самых достоверных фантастических фильмов в истории» по версии НАСА. Для сравнения: в аналогичном списке самых НЕдостоверных вы обнаружите «2012», «Армагеддон» и прочие фантастические блокбастеры последних лет.

Сам город в фильме довольно прозрачно намекает на Вавилон. Здания, которые, опять же в книге, просто громоздятся друг на друга, у Ланга в значительной своей части напоминают вавилонские зиккураты. Сюда же можно отнести и воплощенную на экране и отсутствующую в книге легенду о ДРЕВНЕЙ Вавилонской башне. Вообще тема этого города, который согласно христианской традиции, стал воплощением мерзостей земных, в значительной степени навеяна тогдашней атмосферой столицы Германии.

Не случайно не так давно вышедший на экраны немецкий сериал, действие которого разворачивается в Берлине конца двадцатых годов, так и называется «Берлин-Вавилон», как и очевидно то, что его создатели испытали явное влияние фильмов Ланга.

Довольно интересное режиссерское решение ждет зрителя и в случае заочного противостояния Марии и Лжемарии, которых великолепно сыграла никому не известная до этого фильма Бригитта Хельм. Сама Мария — с чистым открытым лицом и широко распахнутыми глазами, а ее копия-андроид, с ярко накрашенными губами и подведенными глазами, один из которых — левый — практически всегда прищурен, от чего лицо приобретает действительное какое-то если не дьявольское, то уж точно порочное выражение.

Вероятно необходимо пояснить, что существует несколько версий фильма «Метрополис» разной продолжительности. Поэтому, говоря о фильме, я имею в виду ту версию, которой располагаю сам, — отреставрированный Фондом Фридриха Вильгельма Мурнау двухчасовой вариант из 2001 года.

Очевидно такова была режиссерская задумка, не случайно фильм состоит из трех частей, названных «Вступление», «Интерлюдия» и «Furioso», но в нем действительно очень много от театральной постановки. Не последнюю роль в таком понимании играет оригинальная оркестровая музыка, сопровождающая действие. Кстати, немало позабавила изящно вплетенная в композицию, сопровождающую сцены восстания рабочих, первая музыкальная фраза из «Марсельезы». Сходство с театром усиливается за счет описывающих происходящее в утерянных частях фильма текстовых вставок, напоминающих либретто. Хотя это уже более поздний эффект, с замыслом создателя фильма ничего общего не имеющий.

Вообще, должен сказать, что для немых фильмов огромное значение имеет музыкальное сопровождение. Гармонично созданный звуковой ряд, дополняющий ряд визуальный, создает совершенно неповторимый эффект погружения.

«Метрополису», как уже сказано выше, в этом смысле повезло, музыка сохранилась. Хотя, должен сказать, не менее удивительный результат получается, когда немое кино идет в сопровождении пусть и современной, но написанной специально для данного фильма музыки. Хотя некоторые издатели откровенно халтурят, используя просто известные музыкальные композиции в качестве фона. «Генерал» Бастера Китона в сопровождении вальсов Штрауса, абсолютно не подходящих к действию, и тот же фильм с музыкой Джо Хисаиши, специальной написанной к фильму, в исполнении Токийского филармонического оркестра(на рынке представлены оба варианта) — это две большие разницы, как говорят в одном южном городе. Четырехчасовой «Доктор Мабузе» Ланга в сочетании с блестящей работой Ансамбля Алеши Циммермана (Aljoscha Zimmermann), создавшего в наши дни музыку ко многим немым фильмам, смотрится так, что вообще забываешь про время и начинаешь понимать, где ты находишься, только когда фильм заканчивается.

Вообще эстетика черно-белого немого кино, его выразительные средства, построение кадров, пластика актеров — это довольно выигрышная тема даже в наши дни. Не случайно испанский фильм режиссера Пабло Бергера «Белоснежка»(Blancanieves), снятый в 2012 году в стилистке немого черно-белого кино, собрал приличное количество премий и номинаций, а в Испании так вообще почти все номинации премии «Гойя».

Несколько лет назад в Аргентине обнаружили более полную версию фильма «Метрополис». Из нее в реставрированную Фондом Мурнау версию добавили еще полчаса, но вроде бы без музыки. Собираюсь ли я ее смотреть? Скорее всего нет, ибо не могу отделаться от ощущения, что мне в данном случае предлагают статую Венеры Милосской, которую я уже видел, но на этот раз с приделанными к ней руками.

И в заключение хотел бы сказать пару слов о судьбах причастных к созданию фильма людей.

Фриц Ланг с приходом в Германии к власти Гитлера эмигрирует в США, где будет снимать в основном нуар, но так и не поднимется до уровня своих великих ранних фильмов. Теа фон Харбоу, с котрой Ланг разведется еще до отъезда в Америку, вступит в 1940 году в НСДАП. Бригитта Хельм вместе со своим еврейским мужем найдет убежище в нейтральной Швейцарии, а главный злодей фильмов Ланга — Рудольф Кляйн-Рогге (роли Доктора Мабузе и Ротванга) окажется в 1944 в «Списке одаренных от Бога», составленном при участии доктора Геббельса. После войны он предложит сотрудничество Лангу, но у того не окажется для него ролей.

<Киплинг с человеческим лицом или Объяснение в любви(Часть вторая)>

Из всех прочитанных мной книг Шевердина этот роман стоит особняком. В нем автору удалось объединить казалось бы несовместимое: средневековые придворные интриги в духе Александра Дюма, естественно полные восточного колорита, с политическим триллером, закрученностью сюжета не уступающим лучшим романам Фредерика Форсайта и Роберта Ладлэма. В книге очень много политики, как восточной, так и западной, но тоже тесно связанной с Востоком. Действие стремительно перемещается то в расположенную близ Кабула резиденцию Кала-и-Фатту бежавшего эмира Бухарского Алимхана , то в парижский салон, то в кулуары Лиги Наций в Женеве, то в индийский форпост Британской империи — Пешавар, то ко двору духовного лидера исмаилитов Живого Бога Ага Хана в Бомбее, а то и в сарай-дворец в Мастудже местного царька Гулама Шо, возводящего свою родословную к самому Александру Македонскому.

Большая игра в самом разгаре. На кону стоит помимо прочего и создание центральноазиатского государства Бадахшанской или даже Бадахшано-Тибетской империи. Спецслужбы держав, которые было принято называть великими, сошлись в нешуточном противоборстве. Но несмотря на это, какой-либо шпионской загадки в книге нет. С самого начала очевидно, кто на чьей стороне играет, и никаих сюрпризов в этом плане читателя в книге не ждет. Впрочем отсутствие подобной интриги с лихвой компенсируется удивительными перевоплощениями персонажей. Практически все основные герои предстают перед читателем в нескольких обличьях под разными именами, и эти их ипостаси настолько далеки друг от друга, что просто диву даешься.

Сама книга образует дилогию с прочитанным мной ранее романом «Колесница Джагарнаута». Собственно рецензию на него я здесь и продолжаю. Несмотря на то, что действие рецензируемого романа происходит более чем за десять лет до событий «Колесницы» книги прекрасно читаются и в обратном порядке, как это получилось в моем случае. Скажу больше, возможно их так и стоит читать. Наверное не случайно в трехтомном собрании сочинений 1990 года более ранний по написанию роман «Перешагни бездну» издан во втором томе, а «Колесница» в первом. Тут разве что метаморфоза, происшедшая с мисс Гвендолен, может немало удивить. А вот трилогию, состоящую из романов «Набат», «Тени пустыни» и «Семь смертных грехов» могу порекомендовать читать именно в таком порядке. Впрочем означенные дилогия и трилогия довольно тесно связаны друг с другом, о чем будет сказано ниже.

Сквозными персонажами обоих романов дилогии являются Гвендолен Хайт и Сахиб Джалял, он же Мирза Джалал Файзов — фигура чрезвычайно колоритная во всех отношениях, начиная от внешности, примечательной роскошной черной ассиро-вавилонской бородой, и заканчивая биографией, роднящей его с жюльверновским принцем Даккаром(Нана Сагибом). Родившийся в Самарканде лет через десять после занятия города в 1868 году русским генералом фон Кауфманом, он, философ-правдоискатель, бродячим дервишем исходил Иран, Египет, Турцию и Аравию , воевал под знаменем Махди против англичан в Судане, совершил хадж в Мекку, и даже одно время был визирем эмира Алимхана.

Но это всё уже в прошлом. В книге он почтенный коммерсант, пользующийся всеобщим уважением, с кем, как это ни удивительно, считаются и Советы, и британцы, и местные.

Сопровождает Сахиба Джаляла в его описанных в книге странствиях по Востоку помимо преданных белуджей некий красный комиссар (которого автор в самом начале называет просто Михаил-ага), перевоплотившийся для этой цели в доктора тибетской медицины Бадма Церена из Дангцзэ.

Романтическая линия выстраивается вокруг судьбы девочки со странным для Востока именем Моника-ой. Впрочем происхождение его быстро проясняется: она является дочерью заезжей французской шансонетки Люси ла Гар д'Арвье, судя по имени благородного происхождения, покорившей эмира Бухарского и ставшей одной из его жен, вызвав тем самым ненависть главной жены последнего — Бош-хатын.

Отставшая во время революционных событий от свиты эмира — в ходе бегства последнего в Афганистан — любвеобильная француженка пошла менять комиссаров и красных командиров, как перчатки, разлагая так сказать революционную мораль и дисциплину. В итоге кривая вынесла ее в Париж, где она стала содержанкой барона Ротшильда.

А девочка, судьба которой все это время бесшабашную мамашку совершенно не беспокоила, воспитывалась в семье зарафшанского углежога Аюба Тилла. Впрочем подросшую девочку, на которую положил глаз старый ишан Зухур объявят прокаженной — махау после того, как та отвергнет домогательства старика.

«Ульсун-ой было шесть лет, когда ее бросили в темницу... Сейчас она двадцатисемилетняя старуха».

Это о ее названой (не уверен в правильности термина, но нигде другого не нашел) сестре — родной углежоговой дочери, ранее тоже объявленной прокаженной, хотя у нее была на самом деле безобидная кожная болезнь. В течение нескольких лет Моника будет составлять ей компанию в заточении.

Собственно роман и начинается с того, как Михаил-ага и Сахиб Джалял вызволяют девочку из темницы. После этого слух об избавлении бухарской принцессы начнет стремительно распространяться по всему миру, вызывая к жизни всевозможные политические интриги и комбинации в исполнении заинтересованных лиц, как в Европе, так и в Азии. И удивителен будет ее дальнейший жизненный путь, на котором она станет и невестой Живого Бога Ага-Хана, и таинственной Белой Змеей — несостоявшейся правительницей Бадахшано-Тибетской империи.

Дополнительную приключенческую интригу придает повествованию поиск карт золотых месторождений Кызылкумов, еще до Революции составленных неким русским инженером-геологоразведчиком для Эмира Бухарского, и бесследно исчезнувших после революционных событий. Впрочем эта тайна тоже будет в значительной степени связана с Моникой.

О двух персонажах хочется сказать особо. Один из них — появляющийся в окружении своих верных гурков Вождь вождей Пир Карам-шах, он же индийский торговец Шоу. И аннотация, и многочисленные указания автора, да и само имя Шоу, восходящее к одному из реальных псевдонимов Лоуренса Аравийского, практически с самого начала повествования подсказывают читателю, с кем он имеет дело, а начиная с середины романа автор нет-нет, да и делает это уже открытым текстом.

Властный, жестокий и беспринципный, когда речь идет о достижении цели, видимо таким он и был, уж больно много здесь общего с образом сэра Лоуренса, созданным Питером О'Тулом в знаменитом фильме Дэвида Лина 1962 года «Лоуренс Аравийский». Дальнейшая его судьба, оставшаяся за кадром, была действительно тесно связана со Средним Востоком.

Второй образ — это некто, появляющийся на страницах книги сначала под прозвищем Ишикоч-Закрой дверь, а потом меняющий имя на Молиара. И хоть автор нигде об этом явно не говорит, есть все основания считать этого человека Алаярбеком Даниарбеком — персонажем романов Шевердина «Набат» и «Тени пустыни». Маленький самаркандец в белой чалме, необычайно хитроумный и говорливый — здесь совпадает практически всё, вплоть до имени коня — довольно необычного — Белок. И не случайно одну из глав романа «Перешагни бездну», в которой этот герой блещет красноречием, предваряет в качестве эпиграфа изречение, подписанное именем Алаярбека Даниарбека. Более того в романе «Тени пустыни» из записок Алаярбека Даниарбека мы можем узнать, что тот примерно в то время, к которому относится действие романа «Перешагни бездну» совершал вместе с Белком путешествие с какой-то миссией по Пуштунистану, в том числе встречался с Пир Карам-шахом. Эпизод из прошлого с уничтожением англичанами пуштунской деревни, подробно описанный в «Тенях пустыни», найдет свой отклик и в рецензируемом романе. Я не случайно ранее говорил, что романы Шевердина, как и произведения Хаггарда представляют из себя своеобразный пазл. В этом смысле роман «Перешагни бездну» стал для меня эдаким замковым камнем — логическим завершением композиции, её венцом.

В заключение хочу поделиться одним интересным наблюдением.

Не секрет, что Шевердин брал имена героев своих приключенческих книг из реальной жизни.

Так например, глазной доктор Петр Иванович из «Набата» и «Теней пустыни» обязан своим именем отцу автора — Ивану Петровичу Шевердину, который тоже был офтальмологом.

Имя матери Шевердина Ольги Алексеевны носит главная героиня романа «Семь смертных грехов», еще одна женщина с таким же именем появляется в одном из эпизодов романа «Набат». А Мансурова, главного героя романа «Колесница Джагарнаута» , зовут Алексей Иванович, как брата писателя.

Причем я не стал бы отождествлять этих персонажей с героями носящими такие же имена, из написанной позднее автобиографической тетралогии Михаила Ивановича Шевердина «Джейхун»(1980), «Дервиш света»(1982), «Взвихрен красный песок»(1984) и «Вверяю сердце бурям»(1988, опубликован посмертно). Ведь многие из них им не соответствуют даже по возрасту. Хотя помимо всех уже упомянутых вы найдете там и Алаярбека Даниарбека и Сахиба Джаляла. Но скорее всего в этом случае — это реально существовавшие люди, чьими именами, а иногда может даже и качествами, писатель наделил своих вымышленных героев.

И это тоже часть пазла, или скорее — изнаночная его сторона.

<Киплинг с человеческим лицом или Объяснение в любви>

Два региона нашей планеты неразрывно связаны для меня с именами двух авторов приключенческого жанра, к произведениям которых я готов возвращаться снова и снова, каждый раз открывая для себя новые грани их писательского таланта и узнавая что-то новое об этих далеких краях.

Оба этих автора для меня одинаково дороги, а интерес к воспетым ими странам не угасает.

Это Южная Африка Генри Райдера Хаггарда и Средний Восток(советская Средняя Азия, Иран и Афганистан) Михаила Ивановича Шевердина.

Помимо выдающегося мастерства рассказчика, обоих авторов сближает экстраординарное владение материалом, выгодно отличающее их от писателей-приключенцев, вынужденных зачастую заполнять лакуны в своих знаниях откровенной клюквой. Ничего удивительного в этом нет, ведь жизнь и Хаггарда, и Шевердина была теснейшим образом связана с соответствующим регионом. Удивительно другое, а именно — поразительная атмосферность их произведений, и именно это в сочетании с великолепно проработанными характерами и психологией героев, является тем критерием, по которому я ставлю обоих авторов выше всех остальных их собратьев по приключенческому жанру.

Южная Африка в творчестве Хаггарда предстает перед читателем в виде огромного паззла, когда многочисленные романы оказываются объединены общими героями — где главными, а где второстепенными, образуя в итоге целую вселенную. Аллан Квотермейн, Айша, Умслопогаас, готтентот Ханс и многие другие, у каждого из них есть своя история, которая переплетаясь с другими, образует вместе с ними единую композицию.

Так же и у Шевердина практически в каждом романе читатель встретит своих старых знакомых, известных ему по прочитанным ранее произведениям этого автора. Где-то они играют главенствующую роль, а где-то появляются лишь эпизодически. И вместе- это тоже вселенная, не менее масштабная , чем у Хаггарда. Ниже я попытаюсь немного рассказать об этих своеобразных мостиках между книгами Шевердина.

Именно Шевердин открыл для меня Средний Восток, его дикую красоту, романтику и вековую мудрость.

Ни один современный автор не смог пробудить во мне те чувства, с какими я вновь и вновь обращаюсь к творениям Шевердина, разве что Салману Рушди с его превосходным «Клоуном Шалимаром» это почти удалось(впрочем на этом все и закончилось, другие его книги такого впечатления не произвели). Об остальных и говорить не хочется.

Да чего уж там, даже сам Редьярд Киплинг ранее не сумел справиться с этой задачей.

Да, «Книги джунглей» Киплинга — безусловный шедевр, но если говорить о его реалистических произведениях, посвященных Востоку, то открытием они для меня не стали. Могу сказать больше, пресловутого «Кима» домучивал с великим трудом, и то лишь потому, что классику привык дочитывать до конца из элементарного уважения к громким именам. Литературное мастерство налицо, а вот с душой тут проблемы. Да, автор жил на Востоке, и много чего узнал о нем, но вот не стал для него Восток своим. Так и остался Киплинг там чужаком, эдаким сахибом с тросточкой, глядящим на туземцев свысока.И именно отсюда и проистекают все эти его сомнительные рассуждения о «бремени белого человека». Совсем не так у Шевердина, он, проведший всю свою жизнь на Востоке — плоть от его плоти, каждое произведение этого автора пропитано любовью к региону и людям его населяющим. Что особо ценно, это никак не мешает ему рассказывать о дикости и жестокости(что есть, то есть), тогда, когда об этом говорить нужно. И это действительно подкупает.

Я не случайно начал эту рецензию с сопоставления двух моих любимых авторов приключенческого жанра.

На этот раз речь пойдет о самом «хаггардовском» произведении Шевердина — хаггардовском не в смысле какого-то заимствования или эпигонства, оба писателя индивидуальны каждый по-своему, да и не был Хаггард родоначальником жанрового направления, хоть и поднял его до заоблачных высот, а в значении умозрительного сродства произведений, где герои книги идут на встречу с неведомым, дикая природа превращается в самостоятельное действующее лицо, а названия иранских и афганских племен — иомудов, джемшидов, бербери, теймури и других -звучат чарующей музыкой для поклонника приключенческих книг о дальних странах, заставляя вспоминать хаггардовских матабелов и зулусов.

Ну а теперь судите сами.

Вторая половина тридцатых годов прошлого века. Судьбе угодно, чтобы пересеклись жизненные пути двух не самых обычных людей.

Она — шиитская пророчица из рода вождей иранского племени джемшидов, божественный цветок пустыни, огневолосая красавица. Согласно легенде ее прародительница, чье имя она унаследовала, — Шагаретт-эт-Дор, что переводится как Жемчужное Ожерелье(или ветвь),- кавказская рабыня, сначала ставшая женой султана , а потом , после смерти властителя, сама встала во главе войска от имени своего малолетнего сына и разбила крестоносцев, вторгшихся в землю Мисра.

Святой мюршид Абдул-ар-Раззак, открывший талант девушки-джемшидки, не без основания считал ее одержимой таинственными силами. Так она становится его мюридом-учеником и насиб — помощницей. Случай уникальный, так как в исламе это исключительно мужская прерогатива.

Он — Алексей Иванович Мансуров, бывший красный комбриг Гражданской войны, доблесть которого хорошо известна по обе стороны границы, Великий воин Востока, чье лицо обезображено чудовищным шрамом от сабельного удара. Прекрасный знаток здешних условий и языков, теперь он мирный ирригационный инженер, уважительно величаемый местными «великим анжиниром» и почитаемый ими едва ли не как святой человек, так велико преклонение в этих безводных краях перед тем, кто способен найти воду в пустыне. (Тут необходимо пояснение, что мастера-кяризчи, копатели колодцев, с древних времен создававшие кяризы — удивительные подземные водоводные галереи — зачастую развивая их на десятки километров и строя их десятилетиями, исторически были неприкосновенны для всех сторон во время постоянных в этом регионе войн).

Красавица мира и великий воин, Рустем и Тахмина... Или скорее Аллан Квотермейн и Айша?

Действие романа начинается в Туркмено-Персидском пограничьи. Время и место интереснейшие. Демаркация границы должным образом еще не проведена и один и тот же аул в результате изменения русла реки может оказаться попеременно то на советском, то на иранском берегу. Кочевые племена согласно старому договору между двумя странами ходят два раза в год через границу — сначала на летние пастбища в горы, потом обратно на Мешхедимиссрианское плато. Советская власть если и обозначена, то ничем себя особым не проявляет, разве что ведут постоянную борьбу против калтаманов-грабителей и кочакчи-контрабандистов советские пограничники, с их иранскими коллегами эта лихая братия давно разделалась, превратив их в живые мишени. Таков, так сказать, фон, на котором происходит встреча двух главных героев, о личностях которых подробно рассказано выше.

Так уж получилось, что находящийся в этом районе в экспедиции Мансуров дважды спасает Шагаретт. Первый раз он вырывает ее из лап злодеев, когда девушку, слава которой начала затмевать авторитет ее отца — Великого Джемшида, и который в свете этого не находит ничего лучшего, как избавиться от нее, передав бардефурушам-работорговцам для продажи в один из глухих аулов на советской стороне. Впрочем джемшидку вскоре снова похищают и, переправив обратно в Иран, насильно выдают замуж за ужасного Овез Хана — старца, печально знаменитого своей жестокостью. Впрочем первая брачная ночь становится для того последней в его гнусной жизни, нож, переданный невесте британским консулом Анко Хамбером, намеревавшимся спровоцировать таким образом пограничный конфликт, сделает свое дело. Здесь нужно сказать, что Хамбер — лицо историческое, он ранее фигурировал в романах Шевердина «Тени пустыни» и «Перешагни бездну», а прозвище-сокращение АнКо, данное ему русскими, вполне прижилось и среди местных.

Приговоренную к побитию камнями за убийство мужа Шагаретт снова выручает Мансуров, перейдя на иранскую сторону в сопровождении преданного Аббаса Кули — контрабандиста-полукровки, которого когда-то, тогда еще мальчишку, он спас от басмачей. Впрочем без содействия коротающего медовый месяц в обществе пышнотелой гурии вождя иомудов — хана Номурского , который в прошлом будучи профессором Санкт-Петербургского университета Николаем Николаевичем Гардамлы преподавал Алексею Ивановичу востоковедение, вряд ли из этой затеи что-либо вышло.

Ну, а дальше, когда успокоятся нешуточные страсти, вызванные не только самим этим похищением, но и фактом связи мусульманки с неверным, у них родится сын и они на какое-то время покинут Среднюю Азию.

«В Шагаретт жили два человека: современная добрая женщина, преданная жена и любящая мать, и первобытная кочевница, фанатичная, напичканная маниакальными представлениями, мистикой, суевериями, мстительная, жестокая.»

Впрочем совсем дикаркой она не была — три класса французской иезуитской школы как-никак, в царской России у очень многих и этого не было.

Отношения Шагаретт и Мансурова — наиболее щекотливая сторона книги. Та сторона, которую всячески старался избегать даже обожаемый мной Хаггард. Да, последний мог допустить в своих книгах чувство между главным героем и женщиной иной веры(или тово пуще — иной расы), но развиться этому чувству во что-то более серьезное, он не позволял, безжалостно по ходу дела расправляясь с несчастной. И не важно идет ли речь об африканских(Фулата в «Копях царя Соломона») или исторических(Масуда в «Братьях») романах. Собственно о проблемах с «другой стороны» он вообще похоже не думал. А их то могло быть поболе.

«То, что она вырвалась из рабства, — грех. То, что она отдала тело кяфиру, — грех. То, что она осквернила лоно семенем неверного, грех. И то, что она родила немусульманину сына, и все, что она сделала для своего счастья, наслаждалась своим счастьем, любовью, материнством, грех.

Грех, грех, грех! Ужасный, незамолимый.»

Но их счастье длилось не долго. И вот уже прошлое преследует их по пятам, и нигде от него не спрятаться, ни во время коротечного пребывания в Москве, ни в советском консульстве в афганском Мазар-и-Шарифе, куда Алексей отправляется со своей семьей, получив новое назначение.

Сначала объявляется сам зловещий мюршид Абдул-ар-Раззак, имеющий над джемшидкой какую-то мистическую власть, пользуясь которой он похищает мальчика. Через какое-то время, произнеся напоследок страшное проклятие, в неизвестном направлении исчезает и сама Шагаретт.

Все сказанное выше является по сути завязкой основного действия. Большая часть книги же посвящена странствиям Алексея Мансурова по Ирану и Афганистану в поисках жены и ребенка. И на этом пути его ждет множество самых неожиданных встреч и приключений, зачастую еще более удивительных, чем те, о которых шла речь ранее.

Книгу можно условно разделить на две половины(каждая состоит из двух частей). Действие первой из них заканчивается в конце тридцатых годов.

Действие второй отстоит от предыдущей на несколько лет: уже бушует Вторая мировая война, Сталинградская битва в самом разгаре. Мансуров, не теряющий надежду найти свою семью, получает очередное назначение в Иран, который к этому моменту был занят советскими и британскими войсками.

Немецкие войска в это же время рвутся к Каспию с целью дальнейшего проникновения через Иран в Британскую Индию, чтоб соединиться там с союзниками по Оси. Японские самолеты между тем интенсивно бомбят Калькутту.

В самом Иране усиленно распространяются слухи, что Гитлер принял ислам и признан теперь духовеством под именем пророка Гейдара. Страна переполнена немецкой агентурой, которая планомерно готовит почву для высадки десанта, в свою очередь призванного проложить дорогу безжалостной силе — той самой колеснице Джагарнаута, которой роман обязан своим названием. Объявится здесь и наш старый знакомый по роману «Набат» (там он увивался вокруг Энвер-паши — «турка по имени, германца по воспитанию и образованию») немецкий коммерсант — скупщик бараньих кишок — Зигфрид Нейман, на этот раз в ипостаси военизированного геолога Морица Бемма. Впрочем и его настоящую сущность — полковника вермахта Гельмута фон Крейзе, читатель тоже увидит на страницах романа. Но главным осиным гнездом становится расположенное в серой зоне — на стыке советского и британского секторов — поместье Баге Багу, известное нам, так же как и его хозяин — Али Алескер, по роману «Тени пустныни».

Нужно ли говорить, что Алексей Мансуров окажется в самой гуще событий и включится в борьбу. Об этом достаточно сказано в аннотациях, которые, впрочем, удачными назвать никак нельзя, уж больно подобны они флюсу, как говаривал Козьма Прутков, и сбивают с толку.

Неожиданно на стороне Мансурова выступит загадочный Сахиб Джелял, объявившийся в Баге Багу вместе со своей супругой — бегум(леди) Гвендолен и верными белуджами. Здесь нужно сказать, что и Сахиб Джалял и его на тот момент будущая жена, тогда еще мисс Гвендолен Хайт, являются героями другого романа Михаила Шевердина «Перешагни бездну», который вместе с рецензируемым произведением образует своеобразную дилогию. Впрочем «Колесница Джагарнаута» — произведение вполне самостоятельное и именно с него возможно стоит начинать знакомство с творчеством писателя.

И пусть в нем нет эпичности «Набата», но Восток, как во всех произведениях Шевердина, здесь показан превосходно.

«Азия своеобразна. Только что все было погружено в сонную дрему, только что скулы и рот раздирала зевота, только что вы умирали от лени и безделья, и вдруг... неожиданность, вихрь, событие... За то и любил Алексей Иванович Азию, что здесь долго скучать ему не давали.»

Вместе с героями романа читатель оказывается в настоящем Зазеркалье, где каждый встречный с большой долей вероятности окажется не тем, за кого себя выдает, у любого дервиша под лохмотьями может оказаться немецкий автомат, а за очередным барханом откроется абсолютно сюрреалистические картина, будь то одна из первых в Иране бензозаправок с наманикюренной девицей в пробковом шлеме (« Я — старший сержант Флагерти Флинн... мисс Флинн из Канзас-Сити. Флаги союзников — моя защита и покровительство») или же беломраморный дворец, как будто сошедший со страниц «Тысяча и одной ночи».

Будут в романе и разговоры о великой миссии белого человека, куда ж без нее — Киплинг был бы рад. Правда ведет их нацист Нейман-Бемм- фон Крейзе. Кстати он же поведает, что расово правильные этнографы относят джемшидов к арийской расе.

Автор зачастую балансирует на грани мистики, впрочем никогда ее не переступая. Тем не менее Шагаретт занимается между делом исполнением вполне откровенных колдовских обрядов. Добавьте к этому легкий эротический флер, окружающий отношения Мансурова и Шагаретт и вы получите, пожалуй, самую удивительную историю любви в послевоенной советской литературе(роман был впервые издан в 1977 году).

Концовка романа открытая, и это, на мой взгляд наиболее удачное решение из всех возможных. Все-таки война в разгаре и до завершения ее далеко, равно как и до какой-то определенности судеб главных героев. Собирался ли автор написать продолжение, не берусь судить, могу лишь сказать , что прочитал бы его с удовольствием, но увы.

Чрезвычайно интересное и необычное в композиционном плане произведение.

В этом смысле оно напомнило мне вышедший почти полвека спустя недооцененный шедевр Даррена Аронофски — фильм «Фонтан» (The Fountain, 2006). Так же, как и в нем действие происходит в трех пространственно-временных слоях. Некая сверхцивилизация наблюдает за нашей планетой с целью ненавязчивой прогрессорской деятельности. Этой стороне посвящены совсем коротенькие пролог и эпилог повести. Основное же действие начинается на лунной базе, куда прибывает ученый-психиатр, именуемый автором исключительно по имени отчеству — Платоном Григорьевичем. Дело в том, что космонавты стали жаловаться на встречи в пространстве с некими загадочными небесными телами правильной геометрической формы, и есть все основания предполагать, что это явления психического порядка.

Здесь же читатель знакомится с принципиально новым способом полета («падение вверх», а по сути — антигравитация), открытым одним из героев.

А далее небольшие рассказы о прошлом космонавтов сменятся историей того самого изобретателя нового способа полета. И это — третий, практически сугубо реалистический, «слой» книги, наиболее значительный ее пласт.

Атмосферой эта часть мне напомнила «Сказки для умных» Вадима Шефнера, с их «вкусным» бытописанием, приправленным предвкушением встречи с неведомым (повторюсь, в данном случае не выходящим за рамки реализма). Совершенно обычный мальчишка из причерноморского города с его радостями и горестями, первыми детскими открытиями, первой любовью и первыми тяжелыми утратами. Сначала гибнет в море отец(надо понимать, вместе с любовницей, пытавшейся непосредственно перед тем погубить мальчика), потом в 1937 году будет арестован отчим — военный. Мать мальчика будет вынуждена скрываться от ожидаемого ареста в деревне , а его самого будут преследовать в школе, когда факт ареста близкого родственника вскроется, впрочем директора, стоявшего за этим, вскоре самого арестуют (как видите тема не была табуирована, повесть издана центральным издательством в 1964 году). Ну а дальше — наука и поиск, поданные не менее интересно.

Я не случайно упомянул в начале рецензии фильм Даррена Аронофски. Сродство его с книгой не только композиционное, но и идейное. По сути в обоих случаях мы видим попытки, успешные или нет — другой вопрос, воплотить в жизнь две основные мечты человечества — жить вечно и летать (жажду золота оставим за скобками, алхимии посвящена другая повесть Полещука- « Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и его собаки Альмы «). Подобно герою фильма — Тому Крео, ищущему средство, способное спасти его смертельно больную жену, и падающему во сне в капсуле на звезду Шибальба из древних майянских верований, герой повести Полещука стремится найти — свою Шибальбу — и «упасть вверх».

На последних страницах действие снова переносится в будущее и читатель становится свидетелем приземления на Красной площади советского космического корабля нового типа, вернувшегося из экспедиции на Марс. Здесь восхищает прежде всего непоколебимая вера в возможности человека. Практически все космонавты в книге — нестарые еще люди — бывшие фронтовики. То есть произошедший переворот в науке и технике виделся автору при жизни одного поколения. И этот оптимизм — именно то, за что можно и нужно любить старую добрую советскую фантастику.

<О бедной цензуре замолвите слово...>

1942 год. Алтай. Далеко на западе лютует самая страшная в истории человечества война. И пусть отголоски ее слышны и здесь, но как бы то ни было этот регион можно считать относительно спокойным.

Тем неожиданней оказывается обескураживающее событие: в десяти километрах от райцентра возле уединенного поворота дороги рядом со своей погибшей лошадью обнаружен мертвым старший лейтенант Михаил Степанович Ударцев, начальник районного отдела НКВД.

Что это, убийство? Или может быть самоубийство? И к чему в сейфе погибшего этот винтовочный патрон с маркировкой «Кайнокъ» на казенной части гильзы? На эти и множество других вопросов предстоит ответить начрайотдела милиции Корнею Павловичу Пирогову, являвшемуся кроме того первым заместителем Ударцева, и в силу означенных обстоятельств занявшего теперь освободившуюся должность своего бывшего непосредственного начальника.

Так в подчинении у главного героя оказываются только что набранные в штат взамен ушедших на фронт милиционеров-мужчин восемь девчат от девятнадцати до двадцати четырех лет, оперативной работе еще необученных, и секретарша погибшего.

И когда заниматься расследованием убийства, если рутинных дел внезапно свалилось невпроворот? У местных жителей начал пропадать скот и вещи. А нет ли у этих покраж связи с дезертирством уроженца района Федора Якитова, ориентировка на которого пришла сверху? Может ходит он уже где-то поблизости? А может все эти события — звенья одной цепи? Всё нужно проверить, включая поступающие сигналы от бдительных местных жителей, предварительно разобравшись, кому можно верить, а кто просто счеты сводит. Ну, и учить одновременно премудростям оперативной и прочей милицейской работы девушек-подчиненных, предварительно расставив тех на штатные должности. Хотя для начала было бы неплохо самому научиться Саблину от Каулиной отличать.

Да тут еще нужно где-то размещать эвакуированных, которые из осажденного Ленинграда прибыли — тридцать семь женщин с детьми, а с ними прибившийся в дороге некто Геннадий Львович Брюсов, человек вроде бы и не плохой — взял на себя большую часть организационных забот в пути, но вот его белый билет по причине астмы как-то на первый взгляд вызывает сомнения. И вообще работа у Корнея Пирогова такая — верить только фактам да бесспорным документам, так что до дальнейшего разбирательства сидеть однофамильцу знаменитого поэта под арестом.

Здесь самое время сказать о том, что главные герои и их характеры автору не просто удались, а заслуживают самых лестных слов.

Даже об Ударцеве, который с первых страниц книги уже мертв, мы можем составить представление по многочисленным экскурсам-воспоминаниям Пирогова. Вроде бы сухарь-службист, прямой и бескомпромиссный, полностью соответствующий своей фамилии, он внезапно оказывается способен на душевные поступки, которые, впрочем, старается не афишировать.

Или сам Пирогов. Это не оказавшийся в аналогичной ситуации «старик» Васков из «А зори здесь тихие», которому за тридцать, он, хотя по ходу действия это практически нигде незаметно, -почти ровесник старшим из девчат, двадцать пять ему, но для них и он беспрекословный начальник, хотя за глаза они его могут то Корнеем, а то и Корей назвать. Его фигура в чем-то сродни частным детективам из hard-boiled fiction, каким бы странным это сравнение ни могло показаться. Нет, в книге он совершенно не суперменствует, но в случае чего мог бы, склад у него для этого подходящий. Усиливает это сходство наличие секретарши, которая тоже крепко знает свое дело — не хуже Деллы Стрит при Перри Мейсоне, хоть тот и адвокат. При этом оба эти персонажа совершенно естественны и органичны в своей, если так можно выразиться, русскости и советскости, вся эта вышестоящая аналогия чисто умозрительна, в том смысле, что, смотрите, можно же сделать не хуже, чем у американских мастеров жанра, но в то же время без какого-либо заимствования.

Но самая колоритная фигура, безусловно, Брюсов — натура в некотором роде артистическая, до войны он работал в Доме культуры, ставил Шекспира, Островского. Его в книге много, если не по суммарному объему реплик, то по их весомости и запоминаемости, как, например, много Велюрова в «Покровских воротах», хотя в остальном у этих персонажей опять же мало общего. В то же время его образ глубоко трагичен. Периодически борющийся с приступами астмы, он все время хочет быть полезным людям, страдая при этом даже не столько от своей болезни, сколько от тех ограничений, которые она накладывает на его возможности для этого.

Самых добрых слов заслуживают образы девушек-милиционерш. У каждой свой характер, у кого деятельный, а у кого и с ленцой, каждая из них глубоко индивидуальна, даже Саблина с Каулиной, пусть Пирогов их постоянно и путает. Они живые, они узнаваемые, они сильные и разве что совсем чуть-чуть слабые одновременно.

Несколько больше, чем другим, авторского внимания досталось Ольге Игушевой — Оленьке, Леке, Одуванчику — которая теперь, с ума сойти, инспектор уголовного розыска! А ведь ей на вид и девятнадцати не дашь — самый маленький размер формы пришлось чуть не вдвое ушивать. Но когда будет нужно, она, ни секунды не раздумывая, в одиночку бросится «хвостом» за матерыми бандитами.

Самостоятельным действующим лицом книги выступают патроны английской фирмы «Кайнокъ»(она же Kynoch), производившиеся во время Первой мировой войны для Офицерского Русского экспедиционного корпуса. Этим фактом и объясняется наличие на них надписи на русском языке. Предназначались они для винтовки Мосина и широко применялись и в более позднее время, как то во время Гражданской войны, хотя год на гильзе как правило по-прежнему ставился 1917, вернее две последние его цифры «17».

Отдельно хочется сказать о прекрасном языке книги. Честно говоря уже привык, что это фирменный знак сибирских авторов. Тем не менее каждый из них не похож на других, каждый находит свои слова и образы. Может быть это потому, что когда мы говорим «Сибирь», то просто не задумываемся, насколько по-вселенски огромно это понятие, сколько регионов она включает. И каждый регион — это свой мир, не похожий на другие. Открывая книгу нового для себя писателя-сибиряка готовишься к встрече с прекрасным и в то же время неведомым, так как именно из таких книг узнаешь больше об этих таких далеких и таких безгранично прекрасных в своей самобытности местах.

А теперь, к величайшему сожалению, придется поговорить о грустном, об изданиях этого произведения.

Не ожидая никакого подвоха, я начал читать имеющуюся в сети электронную версию книги выполненную по изданию 1993 года «Кайнокъ»(в нем, в отличие от предыдущих еще советских изданий, в конце появился твердый знак, как бы подчеркивая, что речь идет о еще дореволюционном, как бы мы сегодня сказали, брэнде).

И чем дальше я погружался в атмосферу романа в процессе чтения, тем больше крепла во мне уверенность, что с этой книгой что-то не так, или попросту говоря, что меня дурят. Слишком много было в романе нестыковок и противоречий, или вообще каких-то чужеродных фрагментов, как будто кто-то со стороны, вооружившись красным карандашом и не особо вникая в фабулу произведения, просто понапихал то тут, то там какой-то отсебятины по своему вкусу.

Будь книга сама по себе негодной, выбросил бы я все эти свои сомнения из головы, перелистнув последнюю страницу, и никогда бы больше к ним не возвращался. Но дело то все в том, что книга сама по себе отличная. Как о высоких художественных достоинствах картины можно судить даже в том случае, если какой-то безумец исчиркал ее в нескольких местах фломастером, так же и здесь возникло у меня схожее чувство недоумения, как такое могло случиться, переросшее в итоге в стремление докопаться до истины.

И с этой целью не поленился я разжиться у букинистов оригинальным бумажным изданием 1984 года, вышедшим в Алтайском книжном издательстве. Простое сравнение текстов, в первую очередь подозрительных мест, выглядящих чужеродно, поставило все на свои места. Издание 1993 года действительно подверглось редактуре, заключающейся в первую очередь в небольших вставках, иногда ограничивающихся одной-двумя фразами. Основной же текст за редчайшим исключением никаких изменений не имел.

Приведу несколько примеров. Вот Пирогов приходит в дом дезертира Федора Якитова. Жена его Василиса заявила о пропаже единственной коровы. Понятно, что версии в такой ситуации могут быть самые разные, но не об этом сейчас речь. Тяжело Василисе одной ( а кому в военное время легко?) разрывается она между работой и домом, где двое пацанов без должного пригляда.

«И сразу, как цыплята на кудахтанье квочки, в дверях показались мальчишки. Они были похожи, видимо, на отца. У Василисы волосы серо-пепельные с завитушками у висков, лицо продолговатое, глаза, как два замутненных озерка; взгляд нетвердый, уклончивый, будто стыдливый. А пацаны черноволосые, смуглые, мордашки широкие— кошачьи, глазенки цыганские, быстрые, смышленые, глядят бесстрашно, в упор».

Сразу после этого Пирогов окидывает взглядом обстановку дома, обычную, надо понимать, по тем временам: коврики лоскутные над кроватями, часы-ходики, репродуктор, зеркало в старинной раме; и делает для себя вывод: «Небогато жили, наперед не копили».

Всё. В издании 1984 года больше после этого ничего нет. Зато в издании 1993 года добавлена сразу следом одна-единственная фраза:

«Может потому и дал Федор деру, что защищать нечего ему?»

И сразу как-то девяностыми пахнуло. Густо так, хоть топор вешай. Вот это вот мнение, что человек свой дом защищать будет только тогда, когда у него есть условный айфон, а ежели его нет, то и гори все синим пламенем, это прямиком оттуда. Защищать нечего, говорите? А как же жена, а как же пацанята эти малые, с «мордашками кошачьими»? Это всё как, я вас спрашиваю, господа с красными карандашами? Ну добавили бы, что он просто к семье мог сбежать, я бы и внимания не обратил, но чтоб вот так — «защищать нечего», потому что хата небогатая... Это ж до какого дна, до какого скотского состояния нужно было в девяностые опуститься, чтобы в обществе был возможен запрос на такое.

Но речь сейчас даже не об этом, а об общем внутреннем противоречии и о том, кто же снабдил правильного мужика Пирогова этим комплектом подленьких мыслишек из 1993 года, противоречащим всему его мировоззрению, ведь этот пример не единственный такой.

Ниже я попытаюсь показать, что автор здесь ни при чем, а эта и большинство других подобных вставок в книге дело рук постперестроечной цензуры, которая немало хороших книг изуродовала. Кстати, с дезертиром Федором Якитовым все проще оказалось и гораздо жизненней: ушел в увольнение, выпил со знакомым, проспал срок возвращения в часть, и трибунала испугавшись в бега подался, вину свою тем самым усугубив.

По большому счету таких вставок на книгу наберется едва ли более десятка, из них буквально пара превышает полстраницы. Но именно с этими единичными относительно большими вставками дело доходит уже до откровенного маразма. В одном из таких вставных эпизодов Ударцев назван Усольцевым.Это единственное место в книге, где он так обозван, и лично у меня нет никаких сомнений в том, что сам автор перепутать «говорящую» фамилию своего героя с совсем иной не мог, а вот кто-то другой «с красным карандашом» — запросто.

Трудно сказать, как сам автор воспринимал все эти издевательства над своим творением, но фигу этим цензорам он все-таки ухитрился показать. Потому что пара-тройка небольших вставок, выполненных явно автором, так как и фамилии героев там не перепутаны, и внутренней логике повествования они по-прежнему подчинены, тоже в издании 1993 года имеют место быть.

Так вот, об этой самой «фиге». Был в советском издании эпизод с размышлениями о довоенной жизни, и в частности о молодежи.

«Как же стремительны, безоглядны были они! Сколько лучистой энергии заключено в каждом!.. Даешь Комсомольск-на-Амуре! Даешь Магнитку и Сталинградский тракторный! Есть мировой рекорд скорости! Есть мировой рекорд высоты и дальности! Северный полюс — наш!»

В издании 1993 года появился следом еще один абзац:

«Пусть потомки сломают голову, силясь объяснить это массовое горенье, страсть, подъем духа, пусть изощряются в неправде, называя светлое черным, сладкое горьким, теплое стужей. Но было ведь, было именно так: шли бессеребренники на риск и на смерть ради славы Отечества, ради далекого счастливого будущего всех людей.»

Ох, большую нужно было смелость иметь в страшном 1993 году, чтобы так сказать. Не вписывалось это никак в тогдашнюю парадигму. А вот «обладатели красного карандаша» сей момент явно прошляпили, хотя как мы уже знаем, внимательность к их достоинствам не относилась.

А теперь скажите мне, можете вы допустить, чтобы один человек в одно время написал про «нечего защищать» и вот этот абзац? Я не могу. Вот не могу, и всё. Что два разных человека в одно время — легко, что один человек в разное время — тоже, но не так, как в итоге получилось на выходе.

В общем можно сделать вывод о том, что правкой книги, пусть и относительно небольшой, для издания 1993 года занимались два человека — автор и условный цензор, книгу полностью не читавший или читавший невнимательно, но имевший целью подогнать произведение под веянья времени, причем настолько топорно сработавший, что даже преподнести это, как заполнение каких-то лакун, оставленных «советской цензурой», как частенько в наше время происходит, никак не получится.

Что еще характерно, издатели указали в аннотации, что автор «лауреат литературного конкурса МВД и Союза писателей СССР». При этом правда постеснялись добавить, что лауреат он именно за повесть «Кайнок», надо полагать понимая, что то, что издают они, и книга, отмеченная означенными премиями, — совсем не одно и то же.

Возможно кто-то удивится, а то и возмутится, увидев в этой рецензии сочетание «постперестроечная цензура». Как же так, ведь свобода наступила, пиши что хочешь, публикуй, что хочешь, никто не запрещает? По крайней мере, так ведь учили. Попробую объяснить, что здесь имеется в виду.

Где-то, начиная со второй половины пятидесятых годов, литературный процесс в СССР окончательно оформился и стал по сути мало отличаться от современного западного. Во-первых необходимость в профессиональных цензорах к тому времени окончательно отпала, так как авторы сами прекрасно понимали, что писать можно, а что нельзя(можете называть это самоцензурой), во-вторых еще лучше это понимали редакторы, от которых зависело: принимать текст для публикации или нет. Еще были в то время у крупных столичных издательств штатные рецензенты, которые обращали внимание в первую очередь на литературные слабости и достоинства произведения, и лишь в исключительных случаях могли указать на некорректные в идейном плане моменты(см. например рецензии Стругацких, выполнявших такую работу для альманаха «Мир приключений»). Собственно именно так эта самая страшная «цензура» тогда и работала. Никакой другой для обычных художественных произведений, не связанных с какими-то государственными секретами, не было.

А теперь давайте посмотрим, что изменилось в этом плане с наступлением пресловутой «свободы», да и вообще как это функционирует в мире. И внезапно с удивлением обнаружим, что если страшное слово «цензура» заменить популярным нынче термином «тренд», то разницу можно будет увидеть разве что под микроскопом.

Когда в 1970 году «толстый» отечественный журнал отказывает автору в публикации романа, так как последний — слишком антисоветский, то это цензура, а вот когда в 1993 году тот же самый журнал отказывает автору в публикации романа, так как тот НЕДОСТАТОЧНО антисоветский, то это тренд.

Когда в 1970 году отечественному писателю ставят условием для публикации в советском издательстве убрать из текста фрагменты, которые можно трактовать, как антисоветские, то это цензура. А вот когда в 1993 году издатель от того же писателя требует, в качестве обязательного условия для публикации, вставлять в книгу антисоветчину самого мерзотного пошиба, обычной то никого уже не удивишь, или же сам этим занимается, как в примере рецензируемого произведения, то это тренд.

Когда в СССР в 1930-х годах из библиотек изымают книгу Есенина «Песнь о великом походе», потому что в ней упоминается Троцкий, то это цензура, а вот когда в наши дни из библиотек США изымают «Хижину дяди Тома» Бичер-Стоу и «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена из-за того, что в этих книгах афроамериканцев называют словом на букву «Н», то это тренд.

Когда в СССР будущего Нобелевского лауреата Бориса Пастернака третировали за то, что тот опубликовал на Западе роман, то это была цензура, а вот когда несколько лет назад в Европе третировали и лишили присужденной ему литературной премии имени Генриха Гейне будущего Нобелевского лауреата Петера Хандке из-за того, что тот побывал на похоронах Слободана Милошевича, то это был тренд.

И наконец, когда в советских произведениях встречаются слова «комсомол» и «парторг», то это всё потому что цензоры под дулом автомата заставляли писателей такое вставлять в книги, а вот когда сейчас практически каждый западный писатель населяет страницы своих книг толпами лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, то это конечно же такой тренд.

В общем, смотрите не перепутайте.

Возвращаясь к рецензируемой книге, еще раз повторю: она безусловна очень хороша и заслуживает прочтения. Вот только читать я ее настоятельно советую в издании 1984 (или более раннем 1980, оба они идентичны) года. Издание же 1993, противоречащее само себе, годится разве что для паноптикума, как катехизисный пример того, как с помощью цензу..., ой, извините, — тренда можно испохабить отличную книгу.

Update. Представленное на сайте издание повести 1982 года представляет из себя сильно сокращенный вариант(примерно в три раза, видимо под объем книжечек серии, где он вышел) и отличается сюжетными линиями. Таким образом имеются три варианта повести: изначальный 1980 года( переиздавался в том же Алтайском книжном издательстве в 1984., о нём шла речь выше), сокращенный 1982 года и постперестроечная редакция 1993 года.

<Большой Ошар — русский Джеймс Шульц-Апикуни>

Думаю, мало кто не слышал имя американского писателя Джеймса Шульца(Апикуни), долгие годы прожившего среди индейцев Северной Америки и сделавшего их героями своих многочисленных книг, непреходящая популярность которых в нашей стране восходит еще к советским временам.

Точно так же, как писательский талант Шульца открыл для современного ему общества мир индейского племени черноногих, Михаил Ошаров первым в советской литературе столь обстоятельно познакомил отечественного читателя с жизнью одного из народов Сибири — эвенков — жизнью бесхитростной, где-то даже по-детски наивной и оттого невыносимо трагичной после ее неизбежного столкновения с так называемой цивилизацией.

Ошаров, в 1919 г. попавший на Север в качестве инструктора потребкооперации, в число задач которого входили также экономическое и бытовое обследование населения Приангарья и бассейна Подкаменной Тунгуски, а кроме того – культурно-просветительная работа , вскоре завоевал доверие местного населения своей исключительной порядочностью, смелостью и сердечным отношением к людям. Тринадцать лет Михаил Ошаров провел среди эвенков, кочевал вместе с ними, жил, как и они, в чуме, и вообще приобщался ко всем сторонам их жизни. Обучая эвенков русскому языку, он одновременно сам выучил их язык. Его называли «Большой Ошар», в знак уважения к нему эвенки давали своим сыновьям имя Михаил.

За эти годы он не только досконально изучил психологию, культуру и уклад северного народа, но и собрал ценнейший фольклорный материал.

Не случайно именно роман Михаила Ошарова «Большой аргиш», над которым автор работал десять лет, впервые изданный в 1934 году, стал первым крупным произведением о коренных народах Сибири. Годом позже выйдут «Великое кочевье» Афанасия Коптелова (о горных алтайцах) и «Воскресшее племя»(о юкагирах) крупнейшего отечественного ученого-этнографа Владимира Тан-Богораза. Просто, чтобы проникнуться временем, когда эта книга была написана, достаточно осознать, что ее еще в рукописи читал Максим Горький.

Трагичны судьбы героев романа «Большой аргиш», трагична судьба и его автора...

В 80-х годах годах прошлого века красноярский писатель Жорес Трошев напишет продолжение романа «Большой аргиш» — дилогию об эвенках «Большой Ошар»,где сам Михаил Ошаров становится действующим лицом наравне со своими героями. Еще можно добавить, что сегодня имя писателя носит один из поселков в Байкитском районе Красноярского края, где он кочевал вместе с эвенками и где разворачивается действие романа.

Вслед за знакомством с автором пора теперь перейти к более подробному рассказу и о его главной книге.

Сибирь, Нижнее Приангарье, начало прошлого века. Сквозь заснеженную тайгу пробираются на лыжах двое эвенков: слепой старик и девочка-подросток. Еще недавно они были частью одной большой семьи, у старика были сын и невестка — родители девочки, а у девочки были две маленькие сестрички. Все вместе они направлялись к месту сбора нескольких эвенкийских семей, чтобы продолжить с ними свой аргиш(кочевье). Но встреча с умершим у них на глазах охотником из пораженного страшной болезнью стойбища становится роковой — болезнь пощадила лишь этих двоих, остальные члены семьи остались лежать непогребенными в брошенном чуме.

Маршрут известен старику хорошо, он знал его еще до того, как много лет назад потерял на охоте глаза. И пусть он теперь слеп, с ним его внучка. Теперь она — его глаза. Он направляет ее, подсказывает как держать направление, ориентируясь по солнцу и известным ему вехам. Еда у них уже на исходе, но до стоянки Рауля — цели их одиссеи — осталось совсем немного...

Так старый Батыди по прозвищу Бали, что означает «слепец», и его внучка Пэтэма присоединятся к небольшой кочевой общине — с ними считая, всего три семьи — о которой собственно и пойдет дальнейший рассказ.

Взрослеющая Пэтэма постепенно отойдет от первоначальной своей роли приживалки, а одновременно няньки при чужих детях и помощницы по чужому хозяйству и поставит собственный чум. Да и слепой Бали только на первый неискушенный взгляд может показаться обузой. Его мудрость, опыт и навыки неоднократно выручали или помогали в ситуациях, когда зрячие и более молодые пасовали. Ведь он, несмотря на слепоту, может почти все: научить, как исправить прицел у бьющей мимо цели винтовки, самому принять трудные роды или оскопить лишних молодых оленей-бычишек, последнее пусть уже и не так ловко, как раньше(«Зубы притупели. Кусаю больно. А раньше... О!.. Дернуться другой олень не успеет. Легко кусал.»).

А сколько он знает легенд и преданий!

Помимо замечательных литературных достоинств, а книга написана прекрасным, очень образным языком, «Большой аргиш» является в буквальном смысле кладезью этнографических сведений, которые органично вплетены в канву романа. Читатель детально познакомится с жизненным укладом эвенков, будь то изготовление одежды и обуви, приготовление пищи или установка чума. Нельзя при этом не восхищаться единению эвенков с природой, их умению брать от нее все для себя необходимое, но в то же время бережно к ней относясь.

Примеров этого в книге множество. Это и мягко расчесанная специальным игольным гребнем болотная трава и кора жимолости вместо обмоток на ноги, и пропитанная жиром береста, которая в результате приобретает прочность и не расходится от иглы, в качестве покрытия для чума. Береста идет так же и на лодки, причем снимают ее с дерева, оставляя нетронутым подкорок, чтобы дерево не засохло.

Конечно вряд ли кто-то сегодня будет умиляться лиственичным гнилушкам вместо подстилки в зыбке младенца, у которого вместо погремушки высушенный зоб куропатки, а вместо соски — кусочек сырого мяса, проткнутый палочкой, чтобы ребенок не подавился, но в конце концов и это тоже звенья той же цепи.

Значительное место в книге уделено и основному промыслу эвенков — охоте. Подробнейшие описания добывания различных зверей и птиц, соседствуют с интереснейшими рассказами об их повадках и связанными с ними поверьями, в которых находит свое отражение мифопоэтическая картина мира эвенков.

Но даже тут читателю открывается именно хозяйский, а не грабительский взгляд северного народа на объект охоты. Вот мудрый Бали поучает более молодых охотников, когда те по заказу купцов собираются идти во внесезонное время белковать.

«Нет, Рауль: стельную важенку резать — оленей не увидишь. Важенку режешь — убьешь одного теленка, мать-белку весною добудешь— с ней восемь щенят потеряешь. Зимой бы нашел сорок белок».

Главный конфликт романа — столкновение традиционного уклада эвенков и наступающей на тайгу «цивилизации» — достигает апогея во второй половине книги.

Купчишки-покрутчики, и так за бесценок скупающие пушнину, не гнушаются при этом ни чем — используют укороченные мерные аршины, отпиливают снизу на треть сахарные головы и химичат с табачным отваром, чтобы бодяжить им вино. Да, именно так выглядит цивилизация, пришедшая к эвенкам. К нам — нынешним — она во всей своей красе вернется в «лихие девяностые», принеся с собой практически всё то же самое — паленую водку, половинки джинсов — одна штанина в запаянном пакете и «заряженные» весы в пунктах приема цветнины, куда новоявленные промысловики, одержимые охотничьим азартом, потащат уже не пушнину, а куски силовых кабелей и медные листы с крыш кладбищенских часовен.

Но все эти купцы из первой половины книги — мелкая сошка, равно как и еще более мелкие «коммерсанты», норовящие получить за цветной шнурок или обрывок медной цепочки десяток беличьих шкурок, обречены на уход со сцены. Уже вынашивают планы, как задавить всю эту мелкую шушеру более крупные дельцы, такие как один из героев романа купец Осип Калмаков, за взятки царским чиновникам добившийся разрешения поставить свои «ларьки», то есть лавки, вдоль крупных водных коммуникаций. На смену неуправляемому грабежу приходит грабеж системный.

Как итог, довершающий сходство с нашими недоброй памяти «девяностыми» — дележ тайги разными группировками на зоны влияния. И точно так же уже здесь не разобрать черту, где заканчивается криминальная торговля и начинается откровенный бандитизм.

«Все эти, часто одинокие, поселения ничем существенным не разнились от калмаковских торговых факторий. Те же топорные слепооконные постройки, те же товары, водка, такое же грабительское обращение -в покруте с «юртенной тварью». И везде эта «тварь» — неприкосновенная собственность владельца заимки. Ее — эту «тварь» — можно делить по-соседски, пропивать и проигрывать в карты. Для самозащиты и большей вольности купцы подбирали надежную силу. Уголовные отбросы Приангарья нашли неожиданный спрос. Поселенцы «мокрушники», у которых в трудную минуту не дрогнет рука, оказались нужными людьми. Условия найма делались устно.

В тайге установился нигде не писанный закон: «грабь тварь свою, не шевели моей!»».

Хэппи-энда не будет, его не может быть в таком мире. Очень мощная и безжалостная в своей трагичности книга. И безусловно одно из лучших произведений о коренных народах Сибири, если вообще не самое лучшее. Однозначная рекомендация к прочтению.

<В ожидании оборотня>

[Свердлов, А. Схватка с Оборотнем [Текст] : Приключенч. повесть : [Для сред. и ст. возраста] / [Ил.: В. Высоцкий]. — Москва : Дет. лит., 1975. — 239 с. : ил.;]

Данная повесть — бледная тень «Тонкой нити», на обложке издания которой значились имена обоих авторов, к тому же, как и положено тени, весьма вторичная по отношению к ней. Несмотря на то, что многие сюжетные ходы перекочевали в «Схватку с оборотнем» оттуда, хуже стало всё: и причинно-следственные связи стали значительно менее убедительными, и легкость повествования исчезла, и герои стали какими-то совсем уж ходульными.

Да и вообще появилась какая-то неряшливость в отношении к деталям, доходящая иногда до гротеска. Так, например, недавно умершая жена полковника Скворецкого именуется поначалу Таисьей Васильевной, а потом она же внезапно становится Антониной Федоровной. Или у полковника было две жены? И вообще кто тут у нас тогда оборотень?

Возможно дело в том, что повесть была издана спустя изрядное время после смерти пережившего своего соавтора Андрея Свердлова, скорее всего по черновикам, а редактор, получив в распоряжение «сырой» текст, был недостаточно компетентен.

Как уже сказано выше, качество проработки персонажей значительно ухудшилось, но зато неимоверно возросло их количество, что на пользу произведению тоже не пошло. Автор на протяжении всего повествования вводит в дело новых и новых героев, все больше распыляя внимание читателя и лишая его надежды познакомится с какими-то запоминающимися образами, как это было в предыдущих повестях. Кстати и «оборотни» в тех были всем оборотням оборотни. А вот для чего здесь понадобилось выносить это слово в название, когда герой повествования, одаренный таким эпитетом, выглядит их жалким подобием, не совсем понятно. Или это тоже редакторские фокусы?

Собственно этого оборотня в повести практически и нет. Да, его ищут, но он появляется лишь в самом конце, так ничем особо интересным себя в заявленной ипостаси и не проявив. Еще одним минусом по сравнению с «Тонкой нитью» является отсутствие единства шпионской и коллаборационистской тем; шпионскую тут можно вообще убрать без какого-либо ущерба для общей фабулы, а понадобилась она скорее всего исключительно для того, чтобы делом занимались уже знакомые читателю по предыдущим повестям сотрудники КГБ.

В общем читать книгу можно, даже в таком виде она будет на голову выше повестей «про шпионов», выпускавшихся в то время региональными издательствами (взять того же Дербенева, например), но ни в коем случае не непосредственно после хронологически идущей перед ней повестью «Тонкая нить», как это сделал я. Уж слишком высокая планка там была задана, и от сравнений именно с ней никуда не деться.

<Третий элемент>

[ — Я простояла в очереди дольше, чем на «Мону Лизу», — объясняла одна мать своей дочери. — Эта картина лучше.

(c) Джозеф Хеллер «Вообрази себе картину»]

В далеком 1961 году, когда Дэн Браун еще не родился, Артуро Перес-Реверте посещал начальную школу, и даже Фредерику Форсайту и Роберту Ладлэму еще предстояло написать свои первые романы лет эдак через десять, советский писатель Борис Каспаров опубликовал замечательный культурологический детективный триллер «Копия Дюрера».

Действие этой повести происходит в поделенной союзниками на оккупационные зоны Германии, спустя считанные недели после подписания последней Акта о безоговорочной капитуляции. В эти дни перед Советской военной администрацией в Германии(СВАГ) стояла титаническая задача: в условиях послевоенной разрухи вывести деморализованное и разобщенное восточногерманское население из состояния растерянности и апатии, заставить его поверить в собственные силы и самоорганизоваться, без чего невозможно было представить возрождение ни в одной сфере жизни — ни в социальной, ни в экономической, ни в духовно-культурной.

Рассказчик, прибывший в Германскую Демократическую Республику спустя 15 лет после описываемых в повести событий, обращается к воспоминаниям о том времени, когда ему — старшему лейтенанту Красной Армии — довелось быть помощником коменданта небольшого (вымышленного) городка Нейштадт, расположенного неподалеку от Дрездена. Пока комендант на местном уровне разруливает обозначенные выше проблемы, его помощник приступает к расследованию произошедшего в их зоне ответственности события, получившего весьма широкий резонанс, в том числе и по другую сторону Эльбы.

В имении Грюнберг, ранее принадлежавшем крупному нацистскому функционеру фон Ранку, в собственной постели обнаружен труп управляющего имением Витлинга. Причина смерти — пулевое ранение головы, рядом с телом обнаружен пистолет, из которого был произведен роковой выстрел. Массивные решетки на окнах и запертая изнутри дверь практически однозначно указывают на самоубийство. Но слишком много странностей сопровождают эту смерть. Как раз накануне нее Витлинг явился в комендатуру, чтобы что-то сообщить советской администрации, но не застав там ни коменданта ни его помощника, вернулся в Грюнберг ни с чем. Что же он хотел рассказать? И куда пропали из имения несколько картин, от которых остались лишь прямоугольные следы на обоях? И что отмечено крестиком на плане Грюнберга в справочнике геодезиста, обнаруженном в библиотеке имения?

Таким образом, довольно быстро «самоубийство» трансформируется в «убийство в запертой комнате», которое впрочем будет довольно оперативно раскрыто группой, руководимой главным героем, которому не откажешь в навыках опытного детектива. И вот после этого на сцену выходит тот самый предмет, которому книга обязана своим названием, а именно копия картины Альбрехта Дюрера «Портрет молодого человека», которую герои даже некоторое время принимали за оригинал. Опять же ровно до тех пор, пока последний не был обнаружен вместе с другими ранее пропавшими шедеврами Дрезденской галереи, которой его благополучно вернули, и где он находится по сегодняшний день.

Сама копия, кстати весьма мастерски выполненная, недаром же ее принимали за оригинал, окружена атмосферой какой-то тайны. Уж слишком много за ней охотятся самых разных людей, включая «гостей» из американской оккупационной зоны. Хотя само по себе обладание картиной ответа на этот вопрос не дает, ибо она всего лишь одно звено из трех — первый элемент. Ближе к середине книги герои повествования обнаружат и еще один культурный артефакт — являющийся вторым элементом, а уж за последним, в сочетании с первыми двумя указывающим на разгадку тайны, им, как и положено по жанровой традиции, придется охотиться до самого конца книги.

Помимо превосходной фабулы, не отпускающей внимание читателя на протяжении всего повествования, у книги много и других достоинств, в том числе по нашим временам весьма редких. Очень хорошо передана обстановка послевоенной Германии, как через характеры отдельных персонажей, у которых кроме прочего немало скелетов по шкафам, так и общим каким-то, я бы даже сказал, готическим антуражем. Старинное имение, окутанные атмосферой тайны древние руины, и даже более современные объекты — система связанных между собой дотов и лабиринты сети бомбоубежищ, расположенных под городом, становящиеся ареной схватки с «оборотнями» (они же «вервольфы»), как нельзя лучше в этот готический антураж вписываются. И конечно же, нужно отметить превосходный литературный язык повествоания, вобравший в себя лучшие традиции русской и советской литературы.

Ну и щепотка конспирологии, которой приправлена концовка повести, книге тоже никак не вредит,а скорее наоборот. Что особенно интересно, автор использует для этой своей концепции «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи из монастыря Санта-Мария-делле-Грацие в Милане , вернее опять же ее копию(только не думайте, что это и есть третий элемент, интригу я раскрывать не буду). Да-да ту самую «Тайную вечерю», которую сегодня осаждают легионы туристов, большинство которых, смею предположить, привлекают не ее художественные достоинства, а тот факт, что о ней написал Дэн Браун.

В общем могу только рекомендовать эту книгу всем любителям старой доброй (во всех смыслах) приключенческой литературы. Да и поклонников просто хорошей литературы на интересном историческом материале эта книга вряд ли разочарует.

В заключение хотел бы пояснить один важный момент, который возможно при чтении не всем будет понятен. Момент сей является сюжетообразущим и однозначно указывает на время действия книги — май-июнь-начало июля 1945 года. На завершающем этапе повествования герои оказываются в районе Лейпцига, только что перешедшем из американской в советскую зону оккупации. Автор пишет об этом факте, хоть и ставшем в тот момент для некоторых персонажей повести весьма неожиданным, как об общеизвестном, и особо в детали не вдается.

Так вот, в начале июля 1945 года состоялся обмен территориями между оккупационными зонами. Англичане, американцы и, как следствие, «тожепобедители»-французы, для которых первые из своей доли выделили 26 июля кусочек, получили 12 из 20 округов Берлина, на территории которых в дальнейшем появилось такое образование, как Западный Берлин, а в ответ в советскую зону оккупации были переданы Тюрингия, Саксония(та часть, что осталась за Эльбой), куда относится и Лейпциг, и ряд других территорий. Хотя слово «обмен» в данном случае не совсем корректно, так как будущие границы оккупационных зон были оговорены союзниками еще в 1944 году и окончательно закреплены на Ялтинской конференции. Правильнее называть процесс «выполнением союзнических обязательств», как это делает автор, говоря об этом факте, пусть особо и не вдаваясь в подробности.

Задолго до Алексея Иванова пермский писатель Эрнст Бутин обратился к теме язычников-хантов вообще и Сорни-Най — Золотой бабы в частности, написав приключенческую повесть «Золотой огонь Югры».

Начало книги превосходное: Парма, шаман, деревянные божки-иттарма и всё такое- всё очень атмосферно и живописно. Вторжение в этот мир бандитов, стремящихся найти путь в святая святых хантов, чтобы заполучить Сорни-Най, заканчивается гибелью почти всей семьи шамана,-хранившего тайну. Лишь отсутствовавший в это время его внук Еремейка, последний из посвященных, сумел избежать общей участи.

Поняв свою ошибку, злодеи начинают на него настоящую охоту, после чего Еремейка и его дружок Антошка, у которого те же бандиты тоже вырезали всю семью, пускаются в бега.

А дальше действие перемещается в город, где и останется до самого конца повествования, и все очарование начала книги, так много обещавшее читателю, улетучивается. Повесть становится стандартной. Да, в занимательности ей не откажешь: будут здесь и перевоплощения-переодевания, и похищения, и даже подземный ход, но всё это не очень оригинально. Сохрани автор антураж первых страниц повести и получился бы шедевр. А так вроде бы злодеи и желают заполучить сакральную святыню хантов, но никакого отпечатка на действие это не накладывает. С тем же успехом и в той же обстановке они могли охотиться за кольцом Тота или ларцом Марии Медичи. Поманил автор читателя неведомым, да и бросил.

Тем не менее, возвращаясь к началу, нужно отметить, что эта часть преподнесена автором выше всяких похвал, особенно если представить, что в 1987 году сама тема шаманов и языческих святынь была в диковинку. Следует отдать должное Бутину, он в отличие от Иванова довольно подробно разъясняет значения тех или иных понятий. Это сегодня можно обрушить на читателя лавину специальный терминов — пускай он сам разбирается. Не так было в то время. Чтоб посмотреть пару непонятных слов нужно было топать в районный банк данных и спрашивать там Большую Советскую Энциклопедию — если кто не в курсе, это была такая древняя Википедия на тридцати бумажных носителях, каждый весом килограмма три. В ней, пока по всем нужным гиперссылкам пройдешь, так как будто машину дров разгрузишь.

В общем, как приключенческая повесть, вполне неплохо и добротно, но лично я, дочитав книгу до конца, почувствовал себя несколько обманутым в ожиданиях. Хотя ставить это в вину автору будет, наверное, не совсем корректным, в конце концов аннотацию не он сочинял.

Отличная подростковая приключенческая повесть, действие которой происходит в дальневосточной тайге и отрогах хребта Джугджур. Вместе с героями произведения читатель не только пройдет многие сотни километров по тайге, но и поднимется в горы, и даже спустится вниз по реке на лодке через пороги.

Самое начало пятидесятых годов двадцатого века. Старинная — выполненная на вырванной из Библии странице — рукописная карта, указывающая путь к золотоносному ключу, становится отправной точкой для геологической экспедиции. И пусть набор ее участников малооригинален: помимо профессиональных геологов, это — проводник-охотник, девушка-радистка, двое самовольно примкнувших к группе подростков, мечтающих о приключениях, и обязательный злодей, имя которого мы, впрочем, знаем уже с первых страниц, этот небольшой недостаток с лихвой компенсируется другой стороной произведения.

А именно тем, что данной книгой автору удалось убедительно доказать, что сугубо на отечественном материале можно создать авантюрное произведение, увлекательность и познавательность которого не уступит романам Луи Буссенара и Жюля Верна об Африке, Южной Америке или Австралии.

Вообще «Говорящий ключ», как и положено подобным произведениям, перенасыщен всевозможными сведениями о природе Дальнего Востока. Большая часть их ненавязчиво преподносится по ходу повествования в виде наставлений старого охотника, но попадаются и настоящие лекции а-ля Паганель, например о землетрясениях или метеоритах, а и с тем, и другим нашим героям придется столкнуться по воле автора. И конечно же в повести очень много говорится о геологии, а также о труде старателей. А вот фантастики в книге я не обнаружил.

Зато, прочитав книгу, вы будете знать, почему эвенки зашивают красными нитками глаза и обрезают уши у снятых медвежьих шкур, для чего нужно, идя на охоту, прислушиваться не кричит ли где бурундук, что могут указать вывалявшиеся в муке дикие пчелы и много еще чего другого.

Несмотря на то, что в книге много сцен охоты, необходимость ее диктуется исключительно требованиями обеспечения экспедиции продовольствием или, в совсем уж крайнем случае, самообороной. Старый охотник предостерегает всех от убийства животных ради забавы и вообще ведет себя в тайге, как рачительный хозяин.

Подводя итог, могу только добавить, что несмотря на подростковую целевую читательскую аудиторию, книга будет интересна и взрослому читателю, неравнодушному к старой доброй приключенческой литературе.

Превосходный роман и один из наиболее мною любимых. Несмотря на внушительный объем, книга, действие которой разворачивается в Туркестане в начале 20-х годов прошлого века, читается на одном дыхании. Фундаментальность описания исторических событий, сравнимая с романами Генрика Сенкевича, интриги, которые не уступят книгам Александра Дюма и все это в атмосфере «Белого солнца пустыни», возведенной в десятую степень, делают этот роман, который вправе претендовать на звание Opus magnum писателя Михаила Шевердина, одним из лучших историко-приключенческих произведений советского времени. Хотя, если задуматься, это для нас происходящее в романе — уже давняя история, для автора же многие отраженные в книге исторические события были тесно связаны с его биографией, которая сама по себе примечательна.

В 1899 году будущий писатель Михаил Иванович Шевердин, когда ему было всего пять месяцев от роду, переехал вместе с родителями Иваном Петровичем и Ольгой Алексеевной Шевердиными, а также старшим братом — на тот момент трехлетним — Алексеем в столицу Туркестана Ташкент. С тех пор вся его жизнь, а со временем и литературное творчество неразрывно связано со Средней Азией. Здесь пару слов нужно сказать о причинах, подвигших чету Шевердиных на этот переезд. Иван Петрович — военный врач, по специальности — офтальмолог, после выхода в отставку решил посвятить себя подвижнической деятельности, а именно — борьбе с болезнями в том регионе, где ситуация с медициной на тот момент была наихудшей. С этой целью, предварительно выучив узбекский язык, он создает медицинский пункт в расположенном в 100 километрах от Ташкента кишлаке Тилляу в Ахангаранской долине, положение в которой было особенной бедственным, не зря же ее в то время называли «долиной смерти».

Михаил, впрочем как и его брат, после окончания гимназии в Самарканде получил высшее образование в Петрограде, после чего, вернувшись домой, вступил в Красную армию и в составе её боевых частей участвовал в борьбе за установление советской власти на территории Туркестана. В дальнейшем, прекрасно владея узбекским и таджикским языками, он возглавлял многочисленные экспедиции по Узбекистану, Туркмении и Таджикистану.

Роман «Набат» представляет из себя масштабное эпическое полотно, где автор сплетая многочисленные сюжетные линии в замысловатый восточный орнамент, рисует монументальную картину происходящих исторических процессов через судьбы отдельных героев романа. А они в книге весьма многочисленны: это и красный командир Гриневич, и сбежавшая от навязанного ей мужа дочь угольщика Жаннат, и после демобилизации вернувшийся домой с Закаспийского фронта Юнус, и Файзи Сами по прозвищу «Искусные руки», один из сыновей которого — Рустам был заживо закопан по приказу эмира Бухарского Сеида Алимхана, а другой — Иргаш — оказался на стороне басмачей, и многие другие персонажи, в том числе и отрицательные.

Но главных линий в книге три. Одна из них историческая. Героем ее является зять Халифа, один из палачей армянского и других христианских народов на территории Османской империи Энвер-Паша, он же Энвер-бей, который после поражения во внутритурецкой политической борьбе, будучи одержимым идеями пантюркизма, грезил о создании Великого Турана, объединяющего все тюркские народы.

Две другие, на протяжении всей книги то сходящиеся, то снова расходящиеся, посвящены в большей или меньшей степени вымышленным персонажам. С одной стороны это шейх иранского племени кочевников-луров ишан кабадианский сеид Музаффар, про которого так и хочется сказать: «какая глыба, какой матерый человечище» (да простят меня Лев Николаевич и Владимир Ильич за это заимствование, но в данном случае лучше действительно не скажешь). С другой стороны это — безусловно любимые герои автора — вечно находящийся в пути глазной доктор Петр Иванович и его постоянный спутник — хитроумный Алаярбек Даниарбек. Здесь нетрудно догадаться, что прототипом медика стал отец автора — Иван Петрович Шевердин, ему же он обязан своим именем, полученным обычной инверсией. Обе эти линии найдут свое продолжение в другом — написанном пять лет спустя и значительно более известном благодаря изданию в кишиневской серии «Мир приключений» — романе Шевердина «Тени пустыни»(1963), действие которого разворачивается через десять лет после событий романа «Набат». Будет там упомянута и Жаннат — всего один-единственный раз, но зато в каком качестве! Уж не знаю, кто отнес «Тени пустыни» вместе с романом «Семь смертных грехов»(1967), где действие происходит еще позже — уже во время Великой Отечественной войны, к условному «циклу о Зуфаре», но, как по мне, «Набат» и «Тени пустыни» — это, как романы Дюма «Три мушкетера» и «20 лет спустя» — читать их можно и по отдельности, но лучше друг за другом в правильном порядке. Ну, а поскольку, Зуфар действительно присутствует во втором романе и романе «Семь смертных грехов», то было бы логично объединить все три книги в один условный цикл по аналогии со знаменитой трилогией Жюля Верна, где капитан Немо и Айртон присутствуют не во всех произведениях цикла, а связывают их попарно, или же дать циклу имя шейха Музаффара, поскольку тот присутствует во всех трех произведениях.

Но вернемся к доктору Петру Ивановичу и его неизменному спутнику. С прототипом первого мы уже определились. Есть все основания предполагать, что джигит Алаярбек Даниарбек — тоже унаследовал свое имя от реального человека, близкого семье Шевердиных. Во всяком случае в автобиографической тетралогии Михаила Шевердина «Джейхун»(1980), «Дервиш света»(1982), «Взвихрен красный песок»(1984) и «Вверяю сердце бурям»(1988, опубликован посмертно), где все центральные герои, не исключая доктора Ивана Петровича, названы своими именами, человек с таким именем занимает важное место. Что еще интересно, в романе «Набат» в одном из эпизодов появляется женщина, которую, как и мать писателя, зовут Ольга Алексеевна. Она берет ребенка у жены Иргаша Дильаром после их переправы на туркестанскую сторону через пограничную с Афганистаном реку Пяндж. Опять же, в романе она фигурирует не как жена доктора, а как эпизодический персонаж, наделенный по воле автора именем близкого ему человека. Таким образом, главное, что тут обязательно нужно понимать, так это то, что, в отличие от означенной автобиографической тетралогии, несмотря на сходство и даже частичное совпадение имен, написанные на два десятка лет раньше романы «Набат» и «Тени пустыни» биографическими не являются. Более того, действие последнего хронологически происходит уже после смерти отца писателя, скончавшегося в Самарканде в 1928 году.

Дух захватывает от того клубка военно-политических, национально-религиозных и социальных противоречий, который представлял из себя Туркестан в то бурное время, и который нашел обстоятельное отражение в романе «Набат». Тут вам и опирающийся на турецких офицеров, ранее оказавшихся в Средней Азии в качестве военнопленных Первой мировой войны, «Верховный Главнокомандующий войсками Ислама, зять Халифа и наместник Магомета» Энвер-паша; и Совет назиров Бухарской Народной Советской Республики(БНСР), контролируемый джадидами, многие из которых так же были этническими турками; и размещенные на территории БНСР красноармейцы Туркестанского фронта, представляющие РСФСР; и курбаши бежавшего в Афганистан эмира Алимхана, самым влиятельным из которых был конокрад Ибрагимбек, коего британская пресса нарекла «Узбекским Робин Гудом»(спустя 70 лет всё та же британская пресса будет петь осанну другому борцу против Советов — Усаме бен Ладену); и просто басмаческие банды, никому не подчиняющиеся. Все эти разнонаправленные силы боролись друг с другом, одновременно создавая самые невероятные ситуативные союзы между собой. И над всем этим парила тень британской разведки, продолжающей «Большую игру», в жертву которой уже были принесены сипаи Пенджабского полка — интервенты, павшие в боях с Красной Армией и нашедшие свою могилу в песках Каракумов.

Остается только поражаться, как большевикам удалось в итоге разрулить ситуацию, имея столь запутанный расклад, и выйти из нее победителями. Немалая заслуга здесь пару раз упоминающегося на страницах книги Михаила Васильевича Фрунзе, принявшего командование Туркестанским фронтом в середине 1919 года. Хотя отдельные набеги басмачей с территории Афганистана продолжались до 1930-х годов и прекратились лишь со сходом на нет их британской поддержки, в том числе и вследствие гибели Лоуренса Аравийского, чей полупризрачный образ читатель встретит на страницах «Теней пустыни», но это уже были скорее предсмертные конвульсии, чем реальная борьба. Можно как угодно относиться к большевикам, но то, что именно их власть принесла в Среднюю Азию современную медицину, всеобщее образование и человеческие права для женщин — есть исторический факт, который невозможно оспорить.

Что касается романа «Набат», то в нем гармонично всё: приключения героев ни на миг не отпускают внимание читателя, язык повествования великолепен и богат на метафоры, напоминая временами стиль сказок «Тысяча и одной ночи», речь персонажей щедро пересыпана колоритными восточными пословицами и поговорками, характеры действующих лиц запоминающиеся: независимо от того, на чьей стороне герои, равнодушными они читателя не оставят. А чего стоят постоянные очень эмоциональные кулинарные экскурсы Алаярбека Даниарбека, будь то обзор всех тридцати трех способов приготовления плова или ода джизакскому барашку. Сама атмосфера Востока, когда изысканная традиционная восточная вежливость соседствует с изуверскими средневековыми казнями, а радушное гостеприимство может мгновенно обернуться неслыханным коварством, передана изумительно. Честно говоря, с такой степенью погружения в восточную атмосферу мне не приходилось сталкиваться ни у одного другого известного мне писателя последнего столетия.

Секрет наверное в том, что автор, прожив всю жизнь в Средней Азии, отдав ей часть своей души и сам став ее частью, разговаривает с читателем не прибегая к услугам посредников, как это обычно происходит. Здесь вы получаете Восток, если так можно выразиться, из первых рук, от автора, который не только досконально знает о чем пишет, но и в состоянии аутентично передать читателю это свое знание, облекая последнее в литературную форму самого высоко класса. Сразу после книг Шевердина я прочитал «Ниссо» Павла Лукницкого и «Двенадцать ворот Бухары» Джалола Икрами на схожие темы. Сомнений нет, это отличные книги, но вровень с рецензируемой книгой я их поставить при всем желании не могу. Может быть потому, что Лукницкий не прожил в Средней Азии столько, сколько Шевердин, а Джалол Икрами разговаривает с читателем языком переводчика на русский, пусть добросовестного, в советское время других практически не было, но все же не своим собственным? Еще хуже обстоит дело с современными переводными творениями. Я не буду рассматривать откровенный мусор — многочисленные поделки в жанре восточного этнотрэша от урожденных британских и американских авторов, прочно оккупировавших рынок, как не буду называть конкретных имен в этой связи, понимая что антиреклама это тоже реклама, но даже если мы возьмем книги вроде бы даже уроженцев тех краев, результат окажется немногим лучше. Классический пример, это неимоверно раскрученный автор афганского происхождения Халед Хоссейни, в одиннадцатилетнем возрасте — еще до всех революций — вывезенный из Афганистана и позднее закончивший в США двухмесячные «курсы писательского мастерства». И дело даже не в том, что он пишет о событиях, которые имели место уже после его отъезда с родины. Просто в данном случае невозможно уже понять, где заканчивается Халед Хоссейни, а начинается американский редактор, который о Востоке знает только то, что город Александрия находится в штате Кентукки, зато прекрасно знает, что должно быть в книге, чтобы ее купил американский обыватель, равно, как и где заканчивается этот американский редактор и начинается переводчик книги на русский, о Востоке скорее всего тоже имеющий минимальное представление. Вот и имеет русский читатель в этом случае на выходе не Восток, а его третью- четвертую-пятую производную, в которой очень многое из того немногого, что там было, оказывается утерянным, и мало отличающуюся от тех книг, которые пишут авторы, на Востоке никогда не бывавшие.

В общем, подводя итог, могу только рекомендовать этот и другие романы замечательного писателя Михаила Шевердина для прочтения.

<Всё, что вы хотели знать о книге Леонида Оношко «На оранжевой планете», но боялись спросить>

1. Я слышал, что это низкопробная литература, которую критиковали именно за это еще в советское время. Это правда?

На самом деле всё относительно. Возможно в советское время, когда выход каждой новой книги долго готовился и становился событием, данная книга по своим литературным достоинствам и не относилась к лидерам. Но по нынешним временам, богатым на литературные творения самого разного уровня, она скорее окажется ближе к верхнему сегменту. В конце концов сразу после выхода этот роман был переведен на французский(причем знаменитыми издательствами Hachette и Gallimard), португальский и другие языки. Много вам известно современных произведений отечественной фантастики, переведенных на европейские языки?

2. Советская официозная критика утверждала, что автор в этой книге подражает Берроузу. Или Алексею Толстому? Я запутался.

Независимо от имени «объекта подражательства», это устаревший диагноз, который ставился большинству приключенческих фантастических произведений в советское время, сейчас он считается пережитком прошлого. Происходил он от того, что в то время фантастические произведения на русском языке — хоть отечественные, хоть переводные — были штучным товаром, и по каждой фантастической тематике наличествовали одна-две книги. Поэтому, например, любые приключения на Марсе или Венере немедленно переводились в разряд «подражания Берроузу», а присутствие в тексте машины времени автоматически превращало книгу в «подражание Уэллсу», независимо от сюжета и остального антуража. В наши дни никто на очередную книгу о попаданцах уже не навешивает ярлык подражательства роману «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена. Все-таки принято в первую очередь смотреть, о чем сама книга. Конкретно у этого романа кроме инопланетного места действия и того, что земные исследователи космоса — мужчины, практически ничего общего с романами Толстого и Берроуза нет.

3. Книга написана в 1959 году. Она, наверное, насквозь пропитана коммунистической идеологией?

Как ни странно — нет. В книге показано венерианское общество, весьма далекое от коммунизма, причем столкнувшиеся с ним земные персонажи воспринимают это как должное и не предпринимают никаких попыток изменить положение дел в этом плане, а один из них однажды открытым текстом говорит, что венериане должны дойти до каких-то социальных изменений в отдаленном будущем сами. Таким образом в тексте напрочь отсутствуют даже намеки на какой-либо «экспорт революции», как это было, например, у Алексея Толстого.

4. Это действительно «космическая опера», к тому же одна из первых?

Это весьма распространенное заблуждение. С космической оперой в классическом ее виде у книги тоже нет ничего общего. Все приключения на Венере носят скорее познавательный характер в духе Жюля Верна, когда герои по воле автора попеременно оказываются, то в пучине морской, то в непролазных джунглях, то под землей, знакомя читателя с разными сторонами неизведанного мира. И хотя за всей местной флорой и фауной довольно явственно проглядывают их земные прототипы, но в богатстве и выразительности художественных средств для их описания автору отказать трудно. Зато какая-либо боевая составляющая в романе реализована разве что в виде намека на нее: автор последовательно выступает сторонником идеи мирного сосуществования государств с разным общественным строем. Даже, если одна из сторон весьма неприятна, как к примеру ямуры, с которыми по ходу действия тоже сталкиваются герои романа.

5. Не превращает ли любовная линия между землянином и инопланетянкой этот роман в бульварный?

Начнем с того, что времена, когда, например, фильм из-за пары страстных поцелуев считался непристойным, давно минули. Еще напомню, что никто не отменял известный советский принцип «руссо туристо — облико морале», даже если наш «туристо» — не совсем туристо и летит на Венеру. Собственно любовной линии в романе как раз и нет. Есть скорее искушение главного героя, у которого на Земле осталась семья, но которое он в итоге стоически превозмогает, оставаясь верным своей земной подруге жизни и пресловутому «облико морале».

6. Может ли показаться нынешнему искушенному читателю эта книга чересчур наивной?

Как показывает практика, завышенная планка требований к книге — причина разочарования многих читателей. В данном случае индивидуальное восприятие может зависеть от множества факторов, начиная от присущей многим из ранних фантастических произведений безалаберности героев, которые норовят попасть то в одну, то в другую переделку, позарившись на очередную таинственную нору, куда можно забраться, пренебрегая всеми правилами предосторожности, и заканчивая чрезмерным упрощением научной составляющей произведения(Съел таблетку — и дыши смертельно опасной атмосферой Венеры!). Хотя справедливости ради нужно сказать, что многие современные авторы не озадачиваются научной стороной даже на таком зачаточном уровне, да и приключения в их произведениях вряд ли выглядят более изощренными.

7. Я недавно вычитала, что после издания во Франции перевода «На оранжевой планете», автора репрессировали, а его книги изъяли из советских библиотек. Можно узнать об этом более подробно?

Не стоит читать все глупости, которые можно найти в интернете. Никаких репрессий в отношении автора не применялось, хотя и книжных публикаций у него больше не было, лишь пара рассказов выходили в периодической печати.

8. Почему планета-то оранжевая, ведь Венеру принято считать белой?

Новейшие на момент создания романа исследования советских ученых, в частности известного астронома, родоначальника новой науки, которую он сначала назвал астроботаникой, а затем расширил до астробиологии, Гавриила Адриановича Тихова, предполагали наличие растительности именно жёлто-оранжевого цвета на Венере. Есть все основания считать, что как раз на них опирался при написании книги Леонид Оношко.

9. Можно ли это сегодня читать?

Прежде всего, каждый сам решает, что приемлемо лично для него. Кроме того не нужно забывать, что для принятия или непринятия этой книги большое значение могут играть предубеждения, мифы и стереотипы как в отношении советской фантастики и советской литературы в целом, так и в отношении данного произведения. Избавление от них позволит получить больше удовольствия от чтения. Объективно в литературном плане книга вряд ли чем-то уступает, например, повести «Сокровище Громовой Луны» Эдмонда Гамильтона или циклу «Космический марафон» Эрика Фрэнка Рассела, у которых и в наши дни достаточно читателей.

10. Я когда-то прочитал эту книгу и она мне понравилась. Что мне теперь делать?

Прежде всего перестать этого стесняться и в чем-то оправдываться. Это вполне нормальная реакция и ничего постыдного тут нет.

Жили-были трое друзей-сверстников — Сергей, Алёна(которая на самом деле Ольга) и Алексей. Дружили с самого детства, проведенного вместе в глухой таежной деревне Никодимовка — той что стоит на берегу Никодимова озера.

А потом, так уж сложилось, что Лёшка так и остался в деревне, а родители Сергея и Алёны переехали вместе с детьми в выросший в шестидесяти километрах от Никодимовки крупный город Сосновск.

Там друзья пошли в школу, учились в одном классе, сидели за одной партой, вместе занимались спортом — Сергей обучал Алёну тем навыкам, которые сам постигал в спортшколе — и приемам самбо, и боксу (ох, и пригодятся тебе, Алёна, эти самые умения следующим летом!). Хотя Алёна и сама не промах: и в футбол играть она первая, и случись где какая разборка, одноклассники бегут к ней с криком «Наших бьют!», и лишь только недоброжелатели, шипят про нее за спиной: «полумужик-полудевка».

Но вот для Сергея вдруг наступает день, когда ты понимаешь, что «хороший парень» Алёна волнует тебя совсем не так, как это было еще вчера, и уж совсем невероятным кажется, что в спарринге, надев перчатки, можно пытаться ее ударить, как это было раньше.

И произошло то, что должно было произойти. Сергей влюбился в Алёну. Вот только та — давно и безнадежно — влюблена в Алексея. А что же Лёшка... а Лёшка увлекся девушкой много старше его и стал вхож во взрослую компанию. Вот такая вот музыка, такая, блин, Вечная Молодость(с).

Хотя, собираясь на очередные летние каникулы в Никодимовку, ни Сергей ни Оля-Алёна ничего этого о своем друге еще не знают, как не знают и того, что станет это лето первым летом их взрослой жизни.

«Есть у всех детство... А потом... Это только говорят, что все незаметно, постепенно. Это бывает сразу: случается что-то — и ты взрослый».

Никодимовка встречает их ворохом страшных новостей: сгорел огромный, знакомый им еще по детским играм, деревенский дом, в огне погибла его хозяйка, а Алексей с ушибом головы, полученным в ночь пожара, лежит в коме в больнице.

Друзья, уверенные, что между этими эпизодами существует связь, пытаются не только восстановить ход событий той ночи, действуя исключительно на свой страх и риск, но и разобраться в себе самих.

Все ситуации в книге жизненны, все сюжетные ходы убедительны. Ребята ведут себя так, как оказавшись в их положении, не всякий взрослый отважится, но этому веришь — настолько реальными, в том числе со всеми своими метаниями и переживаниями, получились у автора главные персонажи. Герои книги, независимо от того, какая сторона в них преобладает — светлая или не очень, — не просто живые, они — настоящие. Добавьте к этому прекрасный язык, очень образный авторский стиль изложения, великолепные описания таежной природы, тесно переплетенные с темой рыбалки и охоты, лирическую легенду о старце Никодиме, чьему имени обязано своим названием озеро и, как следствие, деревня, и конечно же превосходную романтическую линию, и станет ясно, что книга не просто заслуживает прочтения, она достойна занять место среди лучших книг отечественной прозы. И от того вдвойне горько, что у нее в наши дни так мало читателей.

Это не просто приключенческая книга с детективным сюжетом, это — психологическая проза высочайшего уровня. И да, книга совершенно не детская, во всяком случае с легковесным «детским детективом» нет здесь ничего общего. У Титаренко всегда так: пишет вроде бы о детях, но не понять для кого больше, то ли для подростков постарше, то ли для взрослых.

Я не буду здесь рассказывать ни о том, чей брат Евгений Титаренко, ни о его трагической судьбе, вокруг которой столь много спекуляций. Отношу подобные экскурсы по большей части к дешевым рекламным трюкам, в использовании которых данная замечательная книга не нуждается. Ибо талант, он или есть, или его нет, независимо от судьбы автора. У Писателя Евгения Титаренко талант, и не малый, безусловно есть. И прежде чем хвататься за очередной скверно и спешно — пока на него не прошла мода — переведенный англоязычный бестселлер, просто остановитесь на мгновение и оглянитесь — вдруг там вас ждет настоящая жемчужина. Такая, например, как эта книга.

Действие этой приключенческой повести происходит на Северном Кавказе — на древних землях аланов и маскатов.

Книга распадается на две неравные части. Первые три четверти — это классический детектив, где следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры Борис Туриев расследует убийство, совершенное в горах. Проверяя возможные версии, он оказывается в городе Д., где вновь сталкивается с услышанной еще в детстве от брата отца легендой о подземном городе златокузнецов, оставленном его жителями перед лицом агрессии армии Тамерлана. По преданию жители перед уходом выгравировали три плана своего города на медных тарелках, которые были сброшены в глубокие ущелья в качестве послания потомкам. А располагался сей подземный город как раз под Скалистым плато, возле которого произошло убийство.

Здесь нужно сказать, что хотя автор старательно заменяет практически все географические названия, кроме совсем уж вымышленных, многоточиями и аббревиатурами из первых букв, проследить путь его героя довольно-таки нетрудно.

»...ская автономная республика», куда направляется следователь Туриев, — это Дагестан, а город Д. — Дербент, который весьма узнаваемо описан, как географически, так и исторически. С древнейших времен Дербентская крепость запирала узкий проход между морем и горами, по которому проходила дорога, связывавшая степи Севера с Кавказом. Две крепостные стены, уходящие далеко в Каспийское море, преграждали путь желающим обойти город по мелководью и одновременно формировали гавань для судов. Не забудет автор книги также напомнить, что в начале 18 века ключи от города были вручены Петру Первому, отворившему таким образом «ворота в Азию» для России. Да и посещенный Туриевым в ходе расследования завод шлифовальных станков в Дербенте вполне реален и даже существует до сих пор.

Основное же действие, хоть это опять же нигде явно не фигурирует, происходит в Осетии. Кстати именно там, данная повесть первый и единственный раз и была издана.

Но вернемся к Скалистому плато. С другой стороны и геологи проявляют с давних пор интерес к нему, несмотря на закрепившуюся за тем репутацию бесперспективного. Ведь нашла же что-то перед самой войной работавшая там немецкая экспедиция доктора Рейкенау. Вопрос что это было, так и остается открытым — немцы перед отъездом на родину неспроста взорвали шурф, где они работали, а в 1942 году их страна пыталась высадить на этом плато десант. Вот и пытаются геологи выбить средства на еще одну экспедицию, которая поможет разгадать загадку Скалистого плато.

Так пересекаются жизненные пути следователя Туриева, который сам в прошлом геолог, и геологини(так она сама себя в книге именует) Елены Дроздовой, имя отца которой — профессора Лосева — знакомо первому еще по институтским учебникам. Именно из рукописи Лосева, представляющей в рецензируемой повести вставку, причем едва ли не фэнтезийную, читатель вместе с Туриевым узнает художественно переосмысленную историю покинутого жителями города златокузнецов.

Надеюсь все уже догадались, что если в первом акте на стене висит блюдо с планом древнего подземного города, то именно туда оно и приведет героев повести в акте заключительном. Поэтому я не разглашу большого секрета, если скажу, что действие последней четверти происходит в этих самых легендарных подземельях златокузнецов и представляет из себя приключения в духе Аллана Квотермейна и Индианы Джонса. Всевозможные хитрые механизмы, находящиеся во вполне рабочем состоянии спустя полтысячи лет после того, как их забросили, прилагаются. Здесь автор переходит от детектива, нашедшего к этому моменту вполне логичное завершение, практически к фантастике, вернее к той ее разновидности, которую принято называть криптоисторией, так как никаких данных о существовании подобного города на Северном Кавказе у современной науки нет, хотя сама идея была наверное подсказана автору существующим в Осетии так называемым «Городом мертвых», представляющий из себя средневековый некрополь, в том числе и подземный.

Несмотря на вполне добротную по меркам приключенческого жанра фабулу, пусть и в чем-то перекликающуюся с вышедшей за три десятка лет до того повестью Николая Автократова «Серая скала», книга не лишена недостатков, которые несколько смазывают в целом хорошее впечатление от чтения.

Во-первых серьезный отпечаток накладывает время выхода — книга расцвечена теми перестроечными родимыми пятнами, которые возможно отражали тогдашнюю злобу дня, но сегодня малоинтересны. Вся эта занудная морализаторская «критика отдельных недостатков», по счастью еще не ставшая тогда для авторов самоцелью, как это произойдет короткое время спустя, смотрится в приключенческом произведении совершенно излишней. Да и обязательное однократное упоминание Сталина и Вышинского — просто, чтоб было — из той же серии.

На это можно было бы закрыть глаза, если бы все это не было непосредственно связано с еще одной проблемой. Автор четко определяет время действия повести. Это 1966 год, что и понятно — поскольку действие тесно переплетено с событиями Великой Отечественной войны, бывшие фронтовики должны быть еще в расцвете сил, так одному из них в повести 46 лет. И вот тут начинается главное противоречие: абсолютное большинство реалий, с которыми мы сталкиваемся в книге, относятся к восьмидесятым годам прошлого века, но никак не к шестидесятым. Впечатление, что автор вообще не задавался этим вопросом. Вот некоторым авторам удается сочинять так, что и не поймешь — то ли это прошлый век, то ли нынешний, уж не знаю хорошо это или плохо. Здесь же явно не тот случай — помимо общих неаутентичных реалий в повести полно анахронизмов, хотя не думаю, что кто-то еще сегодня вспомнит, что, например, упомянутая в книге передача «Радионяня» впервые вышла в эфир в 1972 году, да и сборник Югова «Думы о русском слове», который читает отмеченный выше 46-летний бывший фронтовик, из того же 1972 года. Тем не менее для меня именно это — та самая ложка дегтя, которая не позволяет поставить повести более высокую оценку. Но при этом еще раз подчеркну, что чисто в приключенческом плане книга вполне годная и заслуживающая прочтения.

Приключенческая повесть Николая Ивановича Старжинского, впервые опубликованная в 1950 году под псевдонимом «Н.Зеленский», а годом спустя в том же виде переизданная. В 1963 она вышла в Благовещенске под тем же названием, но уже под настоящим именем автора, а в 1967 году Западно-Сибирское книжное издательство переиздало книгу опять же под настоящим именем автора, но зато под названием «Нетленные знаки».

1925 год, Дальний Восток, где еще свежа недобрая память о зверствах иностранных интервентов, прежде всего японцев и американцев, в отношении местного населения. В глухую тайгу отправляется небольшой землеустроительный отряд, перед которым стоит задача геодезической съемки этой малоисследованной местности.

Начинается повесть с драматичного события. Практиканта отряда Мишу Вершинина кусает ядовитая змея, забравшаяся в снятый сапог. Жизнь молодого человека в опасности. Лишь снадобья осевшего в России китайского дунгана Ли Фу спасают его. Что это было, трагическая случайность или попытка покушения на руководителя экспедиции, ведь Миша перепутал его сапоги со своими?

А тут еще к экспедиции присоединился одинокий таежный волк Гжиба — себе на уме мужик, о котором идет недобрая молва. Присоединился, как он сам говорит, с испытательным сроком. В смысле это он будет этих чужаков испытывать, присматриваться к ним. Тайга не всякого примет, новичку сгинуть в глуши — среди болот и хищных зверей легче легкого. Хотя если сгинут, то может это и к лучшему, ведь следом за землеустроителями потянутся пионеры-поселенцы и тогда всё — конец тайге, изведут ее те без понятия и сожаления. А для Гжибы тайга — это целая Вселенная, его собственный мир, где он в буквальном смысле хозяин.

Описания тайги и собственно таежных приключений превосходны. Будет в книге и нападение хищного зверя, и страшный таежный пожар , и детективная интрига, да и без историй о золотоискателях дело тоже не обойдется.

Менее удачными показались мне образы основных участников экспедиции. Если про Мишу автор хоть что-то рассказывает, то о руководителе — землемере Кандаурове читатель, перелистнув последнюю страницу, будет знать ровно столько же, сколько знал о нем до начала чтения, то есть ничего.

Землемер — в некотором смысле фигура загадочная, причем едва ли не больше, чем Гжиба. Меня его образ заставил вспомнить другого Землемера, скрывающегося за аббревиатурой К.(прямо как Кандауров), — персонажа романа Франца Кафки «Замок». Обоих роднит отсутствие у них прошлого и будущего, да и лицо практически скрыто от читателя, оба — чисто функциональные элементы, выполняющие отведенную для них автором роль, но не более того.

Что касается рецензируемой книги, то Землемер в ней предстает в ипостаси эдакого Шерлока Холмса. Впрочем никаких особых расследований он не предпринимает. Несмотря на это, ему заранее всё известно, но делиться своими соображениями ни с Мишей ни с читателем он не торопится. Все его объяснения случившегося происходят строго дозировано, оставляя «доктору Ватсону» — Мише простор для фантазий и подозрений, как и положено в таких случаях, по большей части ошибочных.

Возможно автор именно такого эффекта и добивался, но для меня, как читателя, такая игра скорее минус чем плюс.

Но в общем и целом получилась очень неплохая приключенческая повесть, которая будет в равной степени интересна и взрослому, и юному читателю.

Старая добрая и какая-то насквозь жюльверновская книга об исследованиях и открытиях, неизведанных краях и захватывающих приключениях. Как положено — с многочисленными лекциями по геологии, которые по началу может и кажутся немного скучноватыми, но зато когда постепенно втянешься в тему, начинаешь воспринимать их как неотъемлемую часть повествования и вместе с героями повести поддаваться азарту первооткрывательства. Ну, и обязательный для таких книг злодей-негоро тоже будет.

Один из авторов — полевой геолог со стажем Мария Карловна Винкман(1911-2015, 104 года, если кто не обратил внимания). И это чувствуется во всем, с такой любовью к этой профессии и знанием дела написана книга.

1942 год. Промышленности СССР жизненно необходима ртуть. Для поисков ее месторождений в Сибири снаряжается экспедиция. Поскольку мужчины на фронте, состав ее достаточно характерен: женщина-геолог средних лет в качестве руководителя, двое подростков пятнадцати и шестнадцати лет и старик-проводник из местных. Уже на месте к ним присоединяется еще одна девушка-геолог.

Район, куда направляется группа, издавна слывет гиблым. Еще в начале века там пропал горный инженер Лебедев, да и местные охотники рассказывают всякие ужасы про тех, кто решился остаться там на ночь. Не зря ведь закрепилось за этим местом название Долина смерти. Хотя в дневное время ничего страшного там с людьми и не происходит.

Здесь необходимо небольшое пояснение — то, чего вы в книге по понятным причинам не найдете.

Авторы не называют конкретно место действия повести, но совершенно очевидно, что это Алтай, где, именно в 1942 году, во время Великой Отечественной войны, когда главные месторождения ртути оказались на оккупированной немцами территории, было разведано и началась разработка Акташского месторождения киновари — наиболее распространенного минерала ртути. К концу войны в этом районе был построен металлургический завод, занимавшийся в дальнейшем по мере истощения месторождения и переработкой ртутьсодержащих отходов химического производства. До 2004 года завод являлся единственным в России предприятием по производству металлической ртути. После его ликвидации в 2004 году, как предприятия, он вместе с рудником был передан в частные руки и с тех пор представляет из себя по сути аттракцион для туристов. Металлическая ртуть, как первичная, так и попутная, в России в настоящее время не производится. Тут нужно сказать, что еще в 1992-1998 гг. началась продажа российских запасов ртути за границу. В частности испанская компания “Minas de Almaden” закупала ее, рафинировала и перепродавала, в том числе, российским предприятиям. Выводы можете сделать сами.

Но вернемся к повести. Уже с самого начала экспедицию начинают преследовать неприятности. То кто-то лошадей угонит, то в лабаз залезет и продукты украдет, то что еще похуже придумает. Чувствуется, что этот кто-то не желает присутствия людей в «заколдованном» месте, да и постоянные страшилки на уровне слухов тоже не располагают к нормальной работе. Хотя, разве какие-то суеверия могут остановить молодых людей, у которых отцы на фронте и для которых успешное завершение миссии может стать весомым вкладом в победу!

И они не одиноки в этом своем порыве. Каждый на своем посту работает на износ, с полной отдачей, понимая, что кроме него эту работу делать сегодня, в военное время, некому. И это не плакатный героизм, а обыденная текучка, лишь обозначенная в книге мелкими штрихами. Вот молоденькие девушки-водители, находящиеся за «баранкой» сутками без сна, способные на горной дороге сами залатать в очередной раз лопнувшую шину грузовика, чтобы можно было ехать дальше. Вот руководительница экспедиции, которой бы по возрасту на камеральные работы, а не лазать по горам, но ведь никто не заменит ее в поисковой партии. И значит, снова многие километры по тайге и горам.

Так что книга познавательна не только в области геологии, совсем не исключено, что кому-то она поможет изменить представления о том времени. Да и разные мелкие детали могут показаться любопытными.

Возможно поколениям, приученным к раскрашенным суррогатным продуктам, таким как «крабовые палочки» и «сурими»(не путать с традиционным японским блюдом) будет небезынтересно узнать, что в тяжелое военное время участники экспедиции получали в составе продовольственного пайка натуральное крабовое мясо.

Цитата: «Димка до этих пор не ел крабов, брезгливо отвертывался, когда видел их на столе, и считал чистым обманом пищеторговскую рекламу: «Всем попробовать пора бы как вкусны и нежны крабы». Но сейчас он с таким аппетитом уплетал этих представителей семейства ракообразных, что Лидия Петровна только посмеивалась».

Кстати, и упомянутые выше злоумышленники позарились не на крабовое мясо, а на «Щуку в томате».

Подводя итог, хотел бы повторить, что в данном случае имеем очень неплохое и необычайно познавательное приключенческое произведение для подростков, хотя описание рутинной работы геологов, занимающее существенную часть повести, может и показаться кому-то скучноватым(то есть книга — на любителя, что впрочем никак не делает ее хуже).

Заполярье. Кольский полуостров. Коррумпированный мент занимается запрещенным промыслом и не гнушается киднеппингом. Сумевший бежать от его банды молодой человек попадает к саамам и ему удается поднять нескольких представителей этого северного народа в погоню за похитителями людей...

Что это, очередная перестроечная чернуха? Нет, не угадали. Знакомьтесь, приключенческая повесть Георгия Кубанского «Тайна реки Семужьей» из далекого уже 1959 года.

А поначалу ничто не предвещало такого развития событий...

Трое друзей-комсомольцев — Наташа, Володя и Федя, прибывшие в Заполярье по комсомольской путевке(боюсь, что не все сейчас знают, что это такое, поэтому нужно пояснить, что речь тут о работе, а не об отдыхе) присоединяются к поискам убежавшего в тундру мальчика. Но очень быстро они из спасателей превращаются в тех, кого самих нужно спасать. К счастью одному из героев, проявив недюжинную сноровку, удается бежать от преступников и он приложит все свои силы, чтобы вызволить из беды своих друзей.

Время действия повести явно не оговорено, но оно легко вычисляется. Это 1951 или 1952 год: 18-летняя Наташа вскользь упоминает, что поиски экспедиции Нобиле проходили за пять лет до ее рождения.

Из достоинств повести нужно отметить довольно редко встречающиеся в художественной литературе описания быта саамов и природы Кольского полуострова. Хотя ровно в таком объеме, какого требует приключенческий жанр, то есть — небольшом. Сами приключения поданы автором достаточно захватывающе, но в то же время без ненужной спешки, а некоторые сюжетные ходы весьма нетривиальны и неожиданны. А вот концовка жестковата, прямо «Бандитский Петербург» какой-то, и диссонирует с в общем-то разухабистыми (достаточно вспомнить, как Наташа, третировала похитителей, доводя их буквально до белого каления) предыдущими приключениями героев.

Но самый интересный момент повести, это конечно же образ коррумпированного милиционера. Молодые герои повести начинают борьбу по сути против представителя власти, не дожидаясь знаменитого «Нургалиев разрешил!»(если кто помнит). По счастью один из саамов оказывается депутатом райсовета, то есть тоже представителем власти, но более высокого уровня(«король бьет валета»), что несколько смягчает коллизию.

Примечательна биография этого «оборотня в погонах». Понятно, что бывшим полицаем или дезертиром, как большинство отрицательных персонажей литературы послевоенного времени, сотрудник правоохранительных органов быть не может. Совсем наоборот, участковый Сазонов — бывший фронтовик-орденоносец, воевавший с 18 лет на передовой. Хотя, на поверку окажется, что перед нами приспособленец, отиравшийся всю войну при штабе и обласканный за свое холуйство военным начальством, — скользкий и беспринципный тип.

Ну, и хотелось бы, чтобы большинству читателей все-таки было понятно, что настоящая дружба, взаимовыручка и даже комсомольский задор — это не требования какой-то мифической цензуры, а тогдашние реалии. Молодежь в то время именно так и воспитывали, и книги тут не расходились с действительностью, нравится это сейчас кому-то или нет.

В общем, очень добротно написанное, а также весьма необычное и занимательное произведение, рассчитанное прежде всего на подростков, но небезынтересное и для более взрослой читательской аудитории.

<Сибирский триллер>

Не перестаю удивляться, какие только сокровища не скрываются в старых советских журналах.

Вот взять, например, эту повесть. Опубликована она была первоначально под названием «Случай на Югбее» в журнале «Дальний Восток» в 1984 году, В 1986 в Хабаровске вышло ее книжное издание, так и оставшееся единственным у автора. Да и само произведение так и осталось единственным.

Низкий поклон самиздатовцам-малотиражникам, по чьей «наводке» я и раскопал в недрах интернетов тот самый старый журнал.

И пусть текст в нем по сравнению с книжным изданием слегка сокращен, но даже в таком виде он производит очень сильное впечатление. А теперь — всё по-порядку.

1933 год. К таежному сибирскому селу река выносит плот с мертвым двухметровым мужиком и тремя пудами самородного золота в кожаных мешках. Вскоре выше по течению обнаруживают стоящего на дне утопленника, к ноге которого привязан еще один мешок с золотом — тоже явно с того же плота.

Дальше — больше. Пытающийся разобраться в случившемся следователь ГПУ Дмитрий Чазов обнаруживает в тайге выше по течению еще один труп возле давно угасшего костра. Ну и напоследок к нему является местный охотовед с тревожным сообщением, что пропала его ушедшая в тайгу дочь, которая, как и он, охотовед.

Это собственно первые страницы повести, поэтому спойлер не ставлю. Сама же повесть о том, что случилось в тайге, где девушка-охотовед неожиданно для себя наткнулась на незаконный прииск старателей-хищников, обретших здесь свой Клондайк и немало встречей с нежданной гостьей обеспокоенных.

Атмосферой и некоторыми типажами эта замечательная повесть мне напомнила вышедший тремя годами позднее фильм «Холодное лето пятьдесят третьего». Та же слепая безжалостная сила — шестеро мужиков без каких-либо моральных устоев, для которых жизнь человеческая — копейка, которым в силу обстоятельств противостоит случайно оказавшийся на их пути одиночка. Вот только в упомянутом фильме это — бывший фронтовой разведчик, а здесь пусть и закаленная тайгой, но все же представительница пола, который издревле повелось называть слабым.

Нужно отдать должное автору — в пошлый боевик он не скатывается, куда ценнее в повести психологическая линия. Несмотря на то, что все герои драмы хорошо вооружены, стрельбы в книге немного, да и в конечном итоге не ружье или нож убивает человека, а власть золота.

И здесь автор, в военное время сам с пятнадцати лет работавший на золотых приисках, абсолютно убедителен. Ему веришь — да, именно так все и могло быть. Описания тайги, быта старателей, их психологии — превосходны. Это, может быть, и не Джек Лондон, но очень близко к тому. Во всяком случае моего любимого Джеймса Оливера Кервуда я бы поставил существенно ниже.

Ну вот и прочитаны три романа о пушистиках. Рецензирование начну с последнего, не в последнюю очередь потому, что — в отличие от остальных — на данный момент отзывов на него на сайте нет.

Сразу скажу, что я намеренно не употребляю слово «трилогия», поскольку по моему глубокому убеждению оно здесь совершенно неуместно.

Собственно первоначально — еще при жизни автора — существовала дилогия о пушистиках, которая издавалась одним томом с подзаголовком «The Fuzzy Papers». Так продолжалось до тех пор, пока в 1984 году, двадцать лет спустя после самоубийства Пайпера, не был «обнаружен» данный роман. Лично я всегда считал и продолжаю считать сейчас, что вероятность обнаружения более-менее готового к публикации произведения спустя пару десятилетий после смерти его автора чуть выше, чем, разглядывая в микроскоп поверхность купленного в магазине школьного глобуса, открыть неизвестный науке остров в Тихом океане или с помощью того же прибора в одном пикселе увидеть картину Александра Иванова «Явление Христа народу». В данном случае мой скептицизм подтверждается тем, что, как при этом утверждается, роман был «восстановлен по черновикам». Вот как хотите, так это заявление и понимайте.

Даже просто объективно, если забыть обо всем вышесказанном, данная книга не может претендовать на составную часть авторского сериала, как бы он там не назывался. Это скорее какой-то придаток ко второй части, подозрительно напоминающий фанфик. При этом вполне возможно, что создавался он с использованием каких-то забракованных Пайпером фрагментов второй книги, оставшихся в виде черновиков. В пользу этой версии свидетельствует еще и тот факт, что главными героями одной из основных сюжетных линий здесь становятся персонажи, которых мы видим мельком во второй части. Да и вообще сам роман не добавляет практически ничего нового к нашим знаниям о пушистиках, а является всего лишь выхолощенными перепевами уже знакомых нам по канонической дилогии мотивов.

Если в первом романе главная коллизия разворачивается вокруг попыток доказательства разумности пушистиков, завершающихся успехом, а во втором мы сталкиваемся с социальными, экономическими и политическими последствиями этого события, а кроме того узнаем много нового из области физиологии, эмбриологии и даже нутрициологии пушистиков, то здесь политика уступает место политиканству, а захватывающие судебные разбирательства сомнительному крючкотворству, которые и выходят на первый план.

Напомню, что заключительная книга дилогии заканчивается арестом злодеев, пытавшихся использовать пушистиков для своих преступных целей. С первых страниц рецензируемого романа неожиданно объявившийся ловкий адвокатишко пытается спасти этих преступников от наказания. Собственно основная сюжетная линия всей книги именно на этом и зиждится.

Опять же, если в первом романе на кону стоит будущее разумной инопланетной расы, то здесь вся судебная коллизия вьется вокруг того, удастся ли все-таки вывести уже арестованных злодеев во двор тюрьмы и пустить им пулю в затылок, о чем полкниги сладострастно мечтает один из положительных героев, что, к слову сказать, тоже мягко говоря утомляет. Да и вообще трудно не согласиться с тем, что проблематика обоих случаев не сопоставима, как по масштабу, так и по нравственному наполнению.

Что касается действия, то оно развивается вокруг краеугольного камня местной судебной системы — допроса участников юридического разбирательства на детекторе лжи. Причем изначально его нужно настроить на конкретного человека с помощью произнесенного тем ложного высказывания. Проблема в том, что пушистики, выступающие на процессе в роли потерпевших, не умеют лгать. Следовательно что? Научить их лгать, конечно же! Ранее их научили курить и сквернословить(вся книга пронизана выражениями типа «Сукисын-будь-ты-пьеклят-чейтпобейи» — по другому теперь наш старый знакомый — Маленький Пушистик не изъясняется), осталось научить врать, и процесс приобщения пушистиков к цивилизации можно считать успешно завершенным, или почти завершенным. Иначе как скверную пародию на декларированные ранее в дилогии идеи воспринимать это невозможно. Хотя это еще только цветочки, сейчас доберемся и до ягодок. Потому как курить, ругаться и врать для того, чтобы считаться цивилизованными, на самом деле необходимо, но не достаточно. Отсутствует важнейший компонент — приобщение к демократическим ценностям. А для чего они нужны? А все для того же, что нам известно из истории нашего мира — чтобы кого-нибудь под этим соусом ограбить.

Автор данного опуса не находит лучшего решения сосуществования людей и пушистиков, кроме как загнать последних в резервации, а часть их земель отдать под разработку драгоценных камней с обязательным отчислением толики доходов от последней на нужды пушистиков. Для этого всего-то и нужно, чтобы кто-то от имени пушистиков поставил отпечаток пальца под соответствующей цидулькой. Но тут опять вышла загвоздка. Нет у пушистиков никаких вождей, они живут кочующими семьями и подобная иерархия у них отсутствует. Что же делать? Естественно внедрять передовые методы демократии.

Цитата: «Давайте проведем выборы среди пушистиков. Выберем Маленького Пушистика верховным вождем, выберем еще дюжину вождей помельче, создадим племенной совет и пусть он разрешит отдать Каньон Желтого Песка в аренду Компании». Это слова одного из основных положительных героев, который в первой книге костьми ложился, чтобы доказать разумность пушистиков и прижать ту самую Компанию.

Вот так по-простому. Давайте проведем в бантустане YY «демократические выборы», выберем им вождя, а уж он нас потом отблагодарит. Да-да, именно так «демократия» и работает. И в первую очередь в нашем реальном мире, когда единственным критерием демократичности того или иного процесса становится его соответствие геополитическим и экономическим интересам мирового гегемона. А иначе откуда бы подобные «элегантные» решения могли быть почерпнуты?

Кто бы ни был автором этого опуса, он — американец. Это не его вина, это его беда. Ничего другого он, похоже, представить себе не может. Недаром же говорят, что простота — хуже воровства.

В итоге вся эта примитивная саморазоблачительная американщина не может не вызывать резкое неприятие даже не столько своей ущербностью, сколько навязыванием читателю как должного позорных страниц истории США, параллель с которыми здесь совершенно очевидна.

Отдельной порции критики заслуживает перевод. Обычно все мои упреки в адрес представителей переводческого цеха сводится к анализу их преступлений против русского языка или осуждению чрезмерного сокращения общего объема текста (раза эдак в два). Ловлей блох на предмет соответствия каких-то отдельных моментов оригиналу я обычно не занимаюсь. Вообще считаю, что любой перевод — это самостоятельное литературное произведение, где переводчик имеет право импровизировать и даже в рамках разумного привносить в него что-то свое. При обязательном условии: это не должно бросаться в глаза, вызывать подозрения у читателя и желание свериться с оригиналом. Складно должно быть, говоря другими словами. Между корявым подстрочником и художественным переводом я всегда выберу второй, точно так же, как пойду в ресторан, где вкусно кормят, а не в тот, где, как заявлено, готовят строго по рецептуре, но есть их стряпню невозможно, да еще потом будешь животом маяться, так как с санитарными нормами у них тоже проблемы. Так вот, это всего лишь второй случай в моей практике, после незабвенного «перевода» романа «Pstalemate» Лестера дель Рея, изданного у нас под названием «Псиматы», когда я со всей ответственностью могу заявить, что переводчик убил авторскую концепцию. Ту самую концепцию, которая имела место в канонической дилогии, и которая перекочевала в английский оригинал рецензируемого романа. Речь идет о принадлежности пушистиков не к животным, а к человеческой расе, пусть и внешне отличной от человечества земного. Не случайно первоначальное название заключительной книги дилогии звучало, как «Иная человеческая раса».

Начнем с того, что хороший в общем-то переводчик Анна Хромова по своей ли инициативе, или по требованию издательства изменила название романа. Что, впрочем, не является само по себе редкостью, криминал тут в другом — как это было сделано. Оригинальное название «Пушистики и другие люди» («Fuzzies and Other People») было превращено в «Пушистики и другие», что изменило авторский посыл едва ли не на противоположный по значению. Мало этого, в том же ключе была переделана и вся книга. Особенно это бросается в глаза на примере занимающей добрую половину романа истории большой семьи пушистиков, совершающей дальний поход.

Там где автор прибегает к универсальным понятиям, переводчик старательно подбирала такие русские термины, которые применяются преимущественно по отношению к животным, а уж если иногда используются для людей, то исключительно в негативном ключе.

Так, например, группа пушистков оказалась поименована «стаей», а место их ночевки «логовом». И вся эта животная терминология встречается раз по десять на каждой странице так, что приходится на ней постоянно спотыкаться, понимая что автор имел в виду совсем не то (у него всего-то и было, что соответственно «band» и «sleeping-place»). При всем желании после прочтения дилогии я не могу представить «стаю пушистиков», да еще обитающую в «логове». Отказываюсь я их так воспринимать в принципе. Автор ранее меня убедил, что они — люди. («Господи-сусе, Л-Ю-Д-И, чейтпобе'йи», — как сказал бы Маленький Пушистик).

И всё это вдобавок к общей проблеме с переводом универсального английского male/female(мужчина/женщина или самец/самка), принимающей в рецензируемом романе совсем уж гипертрофированную форму. Здесь нужно сказать, что только переводчица первой книги Ольга Васант подошла к вопросу мудро и деликатно. Уже переводчик второй части Сергей Трофимов мало этим вопросом озадачивался, но на наше читательское счастье, таких специфичных моментов там по воле автора немного.

В итоге оказалось, что в процессе перевода вся рецензируемая книга была переработана в духе, если так можно выразиться, зооморфизма, превратившись в том числе в нелепый квест, совершаемый забавными зверюшками. Что на мой взгляд является подделкой, пусть и не такой грубой, как в случае упомянутого выше романа дель Рея. Или продолжая аналогию с рестораном, подобный ход соответствует замене заявленного в меню мяса рябчика кониной, что недопустимо, так как речь идет уже не просто об импровизации, а о фальсификации.

В заключение еще раз хочу подчеркнуть следующее: насколько хороша каноническая дилогия о пушистиках, настолько нелепо смотрится рядом с ней этот роман. Что важно, это в оригинале он нелепо смотрится. Причем настолько нелепо, что мне даже не хочется верить, что Пайпер был причастен ко всему этому, а все основания так считать есть. В русском же переводе получилось вдобавок одно сплошное противоречие, и посему сие творение никак не может быть рекомендовано к прочтению.

Коммерческая приключенческая фантастика весьма среднего уровня, примечательная разве что своим неимоверным объемом.

Не перестаю удивляться, как можно сочинять какие-то пухлые тома о других планетах, где фантазия автора теоретически не ограничена вообще ничем, если по увлекательности они и близко не достигают уровня приключенческих романов о нашей планете. Хаггард вам напишет о Южной Африке так, как никакому Вэнсу с его натужной инопланетной приключенщиной и не снилось. Это я, если что, не сам жанр научной фантастики критикую, а порочный подход иных фантастов к делу.

Вот взять к примеру данную эпопею. Идея сама по себе многообещающа: герой попадает на некую планету, населенную десятками различных этносов и рас, некоторые из которых происходят из других миров, и на этом фоне совершает квест.

Урсуле Ле Гуин достаточно пары-тройки рас, чтобы создать шедевр этнофантастики, Маку Рейнольдсу вообще одной достаточно, чтобы создать социальную фантастику высочайшего класса. При этом у обоих всегда находится место действительно интересным приключениям. А вот у Вэнса все это заявленное поначалу несусветное богатство оказывается растраченным впустую. В процессе чтения меня не покидало ощущение, что я попросту читаю весьма посредственный роман о какой-то пестрой в этническом плане земной стране, вроде Афганистана, причем написанный автором, который там никогда не был, настолько примитивной выглядит проработка Вэнсом всего, что касается этнографической стороны. Очевидно, что количество здесь на корню задушило качество. Все фантастические расы получились удивительно трафаретными и безликими, и кроме внешности мало чем отличающимися друг от друга. Даже язык у них всех, за единственным исключением, один, это не говоря про общую валюту и земные единицы измерения длины и времени, что в данном контексте вообще нонсенс. Да и весь прочий антураж выглядит каким-то уж чересчур земным, дальше вскользь упоминаемых фантастических животных, в которых автор для проформы преобразил соответствующие земные существа, фантазия автора не идет. Проработка социальной составляющей тоже весьма поверхностна и оставляет желать лучшего.

Что касается фабулы, то она больше напоминает сценарий заурядной компьютерной игры-бродилки, где герою для достижения заветной цели нужно преодолеть всевозможные препятствия, набор которых стандартен.

При этом, если первые две части еще как-то в состоянии держать интерес читателя, то в третьей наступает неожиданный провал и фантастическая составляющая сходит в ней практически на нет. Три четверти этой «серии» составляет неимоверно раздражающая своим однообразием торговля главного героя с жуликом-подрядчиком по поводу строительства космического корабля, при этом постоянно озвучиваемые персонажами колоссальные суммы девальвируют всякий интерес к финансовой стороне вопроса.

Завершающая же часть, вроде бы претендующая на то, чтобы наряду с первой, стать более-менее интересной, очень сильно проигрывает именно из-за провальной предыдущей «серии». Потеряв благодаря ей всякий интерес к роману, концовку дочитывал уже, что называется, на автомате, просто, чтобы не бросать книгу.

Желая подвести итог, долго раздумывал, что бы найти хорошего в данном произведении и ничего, кроме приличного перевода Рамина Шидфара, не смог придумать. Даже, если рассматривать данный опус чисто, как приключенческое фантастическое произведение, то оно не выдерживает никакого сравнения, например, с лучшими романами из бесконечного сериала Эдвина Табба о приключениях Эрла Дюмареста с Терры — пусть и не шедевром, но действительно добротным образчиком коммерческой фантастики. Что же касается самого Вэнса, то у него есть приличное количество произведений малой формы, которые на голову выше данной книги и, в отличие от нее, однозначно заслуживают прочтения.

<Откуда есть пошла Новая Волна>

Дебютный роман одного из основоположников и главного идеолога Новой Волны — направления на долгие годы определившего облик научной фантастики.

Взяв за основу затертые к тому времени клише космической оперы, автор вдохнул в них новую жизнь, переосмыслил их в новаторском для тогдашней фантастики ключе. Результатом этого стало создание эпоса, сумевшего выйти за узкие рамки жанра, поднявшись до поистине библейских высот, а драматизмом не уступающего греческой трагедии.

Для жанра НФ Майкл Муркок сделался, не побоюсь этого сравнения, тем, кем стал Пушкин для русской литературы. Переход с одной стороны от «лепо ли бяшите братие» к современным художественным средствам, а с другой — к стандартам классической литературы особенно хорошо заметен в рецензируемом романе, ставшем одной из важнейших вех направления.

Неумолимо сжимающаяся известная нам Вселенная становится ареной разворачивающейся на глазах читателя драмы. В теории мультиверсума — многомерной Вселенной, впервые сформулированной здесь автором, лежит спасение человеческой расы, именно в этом направлении сконцентрированы устремления и поиски самых дерзновенных её сынов.

Главный герой — Ринарк, самоотречённо кладущий себя на алтарь во имя спасения человечества. Продолжатель его дела — новый Моисей — Аскийоль, выводящий свой народ из гибнущего мира на поиски Галактики Обетованной, а когда она найдена, принимающий вызов «амаликитян» сразиться с ними в некоей Игре, чтобы покончить с перспективой взаимного уничтожения. Эти образы ошеломляют своей монументальностью, многие сцены с их участием необыкновенно символичны. Калейдоскоп сменяющихся Вселенных завораживает и поражает масштабностью и революционностью авторской фантазии, для которой физические законы не являются непреодолимой преградой.

Пересказывать сюжет бессмысленно, нужно читать, настроившись на то, что чтение не будет легким. Могу порекомендовать перевод С.Гинзбурга, он на очень хорошем уровне.

Вот, честно говоря, задумаешься, как должна выглядеть рецензия на этот роман. Спасибо за это нужно сказать переводчику Кондратьеву. Нет, перевод сам по себе нормальный — корявых фраз вы в тексте не найдете, чувствуется, что переводчик — литератор, русским языком он владеет по нынешним временам на редкость хорошо. Но уж больно у него креативный подход к словообразованию. Да, у Найта действительно много всяких придуманных им, иногда даже забавных, терминов, но нужно же при их передаче на русский язык и меру знать! Хорошо, пусть будет «уздало»(это такой «локтевой смирилизатор»), пусть будет «долбак»(а это просто палка для обороны), пусть будет «удвоячить», но назвать краеугольный камень романа — прибор, из-за которого собственно весь сыр-бор, ни больше ни меньше, как «Генерационно-Аналоговое МНОжительное устройство», или сокращенно — ГАМНо, это уже на грани откровенного глума. Автор же использует вполне невинную аббревиатуру GISMO. Или вот «срак» — придуманное переводчиком наименование слуги-раба(у Найта — slob). И это еще для представителя мужского пола, а вот как называются обильно представленные в тексте служанки-рабыни — не сложно догадаться, добавив всего одну букву. Это ведь переводчик, давясь от смеха, на каждой странице романа задорно склонял эти свои замечательные находки на все лады, а вот как на литературном сайте рецензию публиковать, «чтоб совсем не рассердить...» (как там было у Пушкина?) — лично для меня теперь большой вопрос.

Но все-таки попробую. Обещаю терминологией не злоупотреблять, а падежные формы подбирать щадяще.

Гениальный изобретатель создает некое устройство, способное дублировать всё (включая самое себя), размножает его и рассылает по почте большому числу граждан. Более того, небольшое усовершенствование устройства позволило производить полуфабрикаты, например, скоропортящихся продуктов, пригодные для сколь угодно длительного хранения с возможностью последующей активации.

Массовое появление такого устройства приводит к фатальным социальным и экономическим последствиям. Промышленность становится практически ненужной, большинство государственных институтов отмирают или же на смену им приходят совершенно новые. Технический прогресс прекращается, за последующие 50 лет не будет сделано ни одного нового открытия — зачем изобретать что-то новое, когда каждый может сделать копию старого, да и неизвестно чего там принесет очередное «гениальное изобретение».

Очень быстро, поняв чем чревато бесконтрольное применение ГАМНа, новая правящая верхушка прибрала к рукам все устройства, став по сути монополистом, а само общество скатилось к рабовладению, так как помимо собственно материальных благ человек постоянно нуждается в том, что включает в себя понятие «рынок услуг», который в романе замещен созданными посредством все того же устройства рабами — копиями людей.

Сама идея внедрения некоего фундаментального изобретения, которое кардинально изменяет социальную структуру общества и имеет далеко идущие экономические последствия, не нова и не то, чтобы особо фантастична. Да чего уж там, сами мы в реальной жизни столкнулись с подобным после 1991 года в ходе приватизации, когда роль ГАМНа сыграли чубайсовские ваучеры, в одночасье разделившие общество на новоявленных «хозяев жизни» и «сраков», да и технический прогресс в результате постигла та же печальная участь, что и в романе.

Гораздо любопытнее то, что автор затронул здесь очень интересную и оригинальную тему — не просто клонирование людей, что мы уже встречали неоднократно у других авторов, а создание абсолютно неотличимых копий людей, со всеми их воспоминаниями, ощущениями и опытом на момент копирования. То есть по идее срак никак от свободного человека, т.е. рожденного естественным путем, внешне(и внутренне тоже!) не отличим. Поэтому рабам — сразу после создания — ставится на лицо клеймо с номером. Существуют разные серийные модели слуг, имеющие общего прототипа — их сотни и тысячи, в зависимости от востребованности: копии более ответственных и исполнительных прототипов ценятся дороже. Но самое страшное в этой ситуации то, что по достижении определенного возраста рабы подвергаются ротации, то есть уничтожению.

Понятно, что общество, построенное по таким законам не имеет право на существование и в недрах его зреет бунт — бессмысленный и беспощадный.

А теперь самое прискорбное относительно самого литературного произведения: учитывая все вышесказанное, остается только сожалеть насколько столь интересная задумка оказалась испорчена совершенно никудышным исполнением.

Причем самой незначительной претензией может стать здесь то, что устройство, мгновенно и серийно создающее из ничего копии чего-угодно, включая людей, имеет право на жизнь разве что в коротенькой фантастической юмореске. Для приличных размеров романа, каковым является «Сумерки людей», требуются хотя бы минимальные проработка и обоснование, чего у автора и близко нет. Это, так сказать, основная проблема технической стороны произведения.

Но главная беда романа далеко не в этом, а в том, что автор, подняв некоторое количество интересных проблем, практически не использует этот потенциал и в итоге не находит ничего лучшего, чем наполнить книгу под завязку всевозможной не имеющей никакого отношения к делу суетой: какая-то многостраничная беготня по крышам, постоянные никчемные драки на долбаках — эпизоды не более уместные, чем куски из «Петербургских трущоб», вставленные в роман Оруэлла «1984». Даже у Ван Вогта, клеившего свои романы из собственных ранних рассказов, тексты выглядят менее разнородными и более продуманными в плане общей фабулы.

И что особенно обидно, даже рождающаяся по ходу действия новая неожиданная и, на мой взгляд, весьма перспективная проблематика не находит своего дальнейшего развития. Вот, например, ставится конкретный вопрос, а что будет, если «удвоячить» свободного, а оригинал уничтожить? Ведь человек сам не в состоянии понять, кто он — свободный или срак. Да и никто сделать это не в состоянии, если происхождение доподлинно неизвестно. И тут же автор, словно забыв об этом, перескакивает на что-то другое — более динамичное, но совершенно пустое.

И уж совсем несообразной выглядит концовка, как будто заимствованная у стандартного патриотического американского фильма — это когда седой генерал обращается к последнему уцелевшему бойцу, начиная фразу с непременного «Сынок,...». То есть в книге, конечно, не совсем так, но уж больно похоже — так же пафосно и насквозь фальшиво, а в контексте данного романа еще и совершенно неуместно.

В итоге получилось у Найта ни то ни сё. Попытка комбинировать социальную фантастику с приключенческой получилось неудачной, уж слишком очевидно распадается действие на отдельные, плохо связанные друг с другом, куски, значительную часть которых можно изъять без какого-либо ущерба для общей фабулы. Нет у романа цельности, нет у него и глубины.

В этом смысле первый и из переведенного, на мой взгляд, лучший роман писателя — «Мостовые ада», написанный четырьмя годами ранее, выглядит гораздо более удавшимся. И хотя в рецензируемом романе Найт, как будто используя конструктор LEGO, снова вводит в качестве кирпичиков сюжета вроде бы те же самые элементы: начиная с фундаментального открытия, изменившего общество, и заканчивая деталями биографии главного героя — обучение его в колледже, дуэль, бег по крышам, дискуссии в философском кружке, но если в первом случае баланс отдельных компонентов более-менее выдержан, то в «Сумерках людей» все они принимают какие-то карикатурно гипертрофированные, а по большей части — и вовсе чужеродные, формы и смотрятся уже, как самопародия. При этом никакого намека на юмор здесь нет, автор вполне серьезен.

В общем создалось у меня впечатление, что рецензируемый роман выглядит рядом с «Мостовыми ада», как эдакий побочный эффект, напоминая героя Дэнни Де Вито рядом со Шварценеггером в известной комедии «Близнецы». Или отталкиваясь от канвы романа, так — словно автор пытался пропустить свой удачный дебютный роман через ГАМНо, но произошел какой-то сбой и полученный продукт вышел чересчур уж вторичным.

Складывается впечатление, что Найт на спор создавал произведения в стиле разных классиков(на тот момент) НФ. Если поскрести эту повесть, то проступит написанный четырнадцатью годами ранее рассказ Генри Каттнера «Жилищный вопрос», правда сильно расширенный.

Только в роли обиталища духов здесь выступает человеческое тело, плюс появляется психоанализ, а в остальном весьма похоже. В принципе не плохо, но шедевру Каттнера значительно уступает, в первую очередь из-за затянутости, сестра таланта в момент создания повести куда-то отлучилась.

Небольшой роман в ванвогтовском стиле с путешествиями во времени и переодеваниями(в смысле — перевоплощениями).

Страдающий амнезией университетский профессор становится объектом интереса представителей странной расы людей-лягушек из будущего, которые, желая вынудить его к сотрудничеству, постепенно загоняют бедолагу ловушку. В итоге все оказывается не так, как изначально всем сторонам представлялось.

Почитателям творчества Ван Вогта должно понравится, хотя слишком многого от данного романа ждать не следует. Чисто развлекательное чтиво, особо не обремененное идеями, хотя и нельзя сказать, что совсем лишенное оных.

<Добро пожаловать в Сумасшедший дом всея Солнечной системы!>

Вот именно так и должен выглядеть роман о сумасшедшем доме. Чтобы читатели, прочитав его, ошарашенно глядели друг на друга и на рецензии, и вопрошали «А тот ли роман мною прочитан?»

А всё дело в том, что существует три редакции этого романа, причем две из них переведены на русский язык. Впервые данное произведение было опубликовано в 1948 году в американском журнале «Astounding Science Fiction», а в 1951 в немного измененной редакции вышло книгой. Обе эти редакции имели хеппи-энд.

Самая большая метаморфоза произошла в 1963 году. Как пишет об этом Дэвид Лэнгфорд, приводя этот роман в качестве примера вопиющего редакторского безумия, изменения для нового издания были инициированы «каким-то болваном, который наложил запрет на счастливый конец и велел Расселу заменить его на мрачный и пессимистичный».

Добавлю от себя, что сравнение редакций 1951 и 1963 годов показало, что заменой концовки дело не ограничилось. В целом достаточно оптимистичный, а местами — даже веселый, более ранний вариант полностью подвергся существенной (все в том же гнетущем ключе) редактуре, выразившейся прежде всего в вымарывании всего, что могло указывать на юмор. Поскольку таких мест в книге было очень много, роман в итоге «похудел» примерно на четверть. Больше всего пострадали диалоги, претерпевшие серьезные сокращения. Также были убраны практически все сцены, способные вызвать у читателя улыбку.

Еще один интересный факт заключается в эволюции от варианта к варианту межпланетных устремлений человечества: если в редакции 1948 г. это была Луна, в 1951 целью становится Марс, а в 1963 году это уже Венера.

На русском языке существуют переводы Минченко(«Безумный мир», редакция 1951 года) и Яковлева(«Алтарь страха», редакция 1963 года).

Теперь собственно о романе. Всё сказанное ниже, если специально не оговорено иное, будет относится к более ранней редакции(1951 год, «Безумный мир» в переводе Минченко).

Все попытки различных государств Земли достичь с помощью ракет поверхности Марса, неизменно заканчиваются неудачей. Ракеты взрываются на старте, на взлете или на подлете к цели. Взрываются советские, американские, английские, французские и канадские ракеты. Попытки разных стран обвинять в этом друг друга не выдерживают испытания логикой — все страны здесь в равной степени жертвы. Вопрос только кого или чего?

Джон Армстронг — талантливый изобретатель и один из участников проекта — подозревает саботаж и в одиночку предпринимает расследование. В этом ему помогает нанятый им шеф частного детективного агентства Хансен со своими людьми. Довольно скоро Армстронг выходит на опутавший своей сетью весь земной шар некий «Норман-клуб». От членов клуба он узнает, что на различных планетах Солнечной системы давно существуют цивилизации, созданные схожими существами, различающимися разве что цветом кожи и чертами лица. Аборигены Марса — белые, обитатели Меркурия – чернокожие, жители Венеры – бронзовые, а земляне – желтые. Поскольку исторически Земля отставала в развитии от других планет, остальные братья по разуму решили ни больше ни меньше, как использовать ее в качестве сумасшедшего дома, куда с других планет принудительно выселяются все, не прошедшие тест на нормальность. Ну, а так как «нормальность» является доминантным геном, то от поколения к поколению тот постепенно начинает возобладать, приводя к появлению на Земле, условно говоря, «нормальных» людей, которые сами себя называют норманами в противоположность психам — гуманам. Постепенно «нормальные», придумав специальный тест, объединились в тот самый «Норман-клуб» и совершенно естественно, что эти новоявленные шизомасоны являются в первую очередь проводниками политики своих планет, не заинтересованных в выходе безумного в массе своей населения Земли в космос. Менее спятившие изолируют более спятивших.

Что за бред, скажете вы?

«ОТКУДА ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ВЫ НОРМАЛЬНЫ?» — парирует автор.

От многочисленных конспирологических поделок того времени данный роман(вернее данная его редакция) выгодно отличается легким ироничным стилем, сдобренным неплохим юмором. Что особенно приятно: автору удалось не скатиться в пошлый боевик с голым экшеном — этого и близко нет, по стилю книга напоминает скорее детектив в духе Реймонда Чандлера или Рекса Стаута.

Довольно интересны авторские примеры «безумия» нашего мира, когда веяния, господствующие в одном обществе, заставляют при взгляде на них крутить пальцем у виска(или делать иной соответствующий жест) жителей других стран. Это вполне работает, причем в обоих направлениях, а со времени написания романа только усугубляется, принимая воистину фантастические размеры. В конце концов, вряд ли кто тогда мог себе представить выбор гендерной идентичности из полусотни полов, палки для селфи и ловлю покемонов на улице.

И не важно, в какой стране вы живете. Просто включите телевизор, посмотрите программу последних новостей и убедитесь, что наш мир — действительно тот дурдом, который в своем романе изобразил Эрик Фрэнк Рассел.

И в заключение выскажу свою точку зрения на сакраментальный вопрос, какую же редакцию/перевод читать. Однозначно, более ранний(«Безумный мир»). Прежде всего за счет присутствующего там юмора, хорошо переданного переводчиком Минченко. Более поздняя редактура просто-напросто убила роман, убрав из него все то хорошее, что там было, а довольно скверный перевод Яковлева сделал чтение окончательно нецелесообразным для русскоязычного читателя.

Невнятная, путаная, чрезвычайно затянутая, а самое главное — совершенно бессмысленная повесть, которую не спасает даже призванная стать сенсационной концовка, вернее именно она делает произведение бессмысленным.

Представьте себе индийский фильм, где в последних кадрах юная героиня, томно закатывая глазки, показывает характерное родимое пятно и сообщает другому персонажу: «Я твоя дочка», и тот от этого немедленно оказывается в ступоре. Собственно ради этих кадров вы этот фильм, наверное, и смотрели. А что будет, если в самом начале того же фильма (хронологически за несколько дней до развязки; никакой амнезии после этого ни у кого не будет) этот самый персонаж сам, как нечто само собой разумеющееся, рассказывает этой самой героине, что она его дочка? Какие теперь чувства, кроме недоумения, вызовет у зрителя показанная выше концовка?

Вот Рассел в этой повести делает именно так, как в смоделированном мною бессмысленном «индийском кино»(которое на самом деле трудно представить, потому что никто в здравом уме так делать не будет).

Буквально на пятой странице повести главному герою — метаморфу пленившие его «имперцы» рассказывают, как общеизвестный факт некую истину, которую он же им поведает на последних страницах, как величайшее откровение, от чего те окажутся в ступоре. Повторю еще раз, речь идет не о каком-то пропущенном автором спойлере, а о том, что начальный эпизод делает в принципе невозможной означенную концовку.

Кроме того повесть содержит огромное количество не объясненных автором «хвостов».

Это действительно Рассел написал? Уж больно неряшливая и школярская работа. И дело тут вовсе не в годе написания.

Во всяком случае рассказ «Чудовище» Ван Вогта, написанный двумя годами позднее и посвященный схожей теме, не только увлекателен, но также лаконичен и полностью логичен, и мог бы послужить для создателя данной повести наглядным примером того, чем литературное произведение отличается от бессмысленной жвачки для глаз.

<Злоключения Ван Вогта в России>

У меня сегодня отличная новость для любителей фантастики. Писатель Альфред Элтон Ван Вогт, прочитав размещенные на сайте fantlab критические отзывы на роман «Война против руллов», доработал его с учетом некоторых высказанных здесь пожеланий. Прежде всего он добавил описаний, деталей, раскрытия характеров и тонкого психологизма, а также объяснил некоторые непонятные моменты, да и вообще увеличил объем этого произведения ровно в два раза, т.е. до средних размеров романа. Что еще замечательно, Виктор Антонов это произведение на хорошем уровне перевел.

А теперь краткая предыстория вопроса. В начале недоброй памяти девяностых годов прошлого века на свет Божий появился некий анонимный перевод романа Ван Вогта «Война против рулл». От обычных для того времени корявых ФЛПшных поделок его отличал тот факт, что объем его по сравнению с оригиналом был уменьшен в два раза(200 тыс. против 400 тыс. знаков), то есть был он весьма сильно сокращен. С тех пор гуляет это чудо природы по разным издательствам, где разные переводчики наперегонки норовят поставить под ним свое имя. Все анонимные «квазипереводы», а так же «переводы» Курганова и Колесникова — это оно самое и есть. Во всяком случае невооруженным глазом отличия замечены не были. Переводчик Л.Смирнов(«Галактическая война») не поленился провести минимальную литературную обработку все того же текста. Стал ли тот от этого лучше, судить не берусь. Но наиболее креативно подошла к вопросу бригада Ладыженских-Громова(далее ЛЛГ), которая, видимо начав что-то подозревать, взяла за основу все тот же сильно сокращенный перевод в качестве подстрочника и пересказала его своими словами, да еще добавила от себя массу деталей, которых у Ван Вогта и в помине нет. В результате объем вырос примерно на 10%(до 220 тыс знаков), а читабельность русского текста заметно повысилась, что при других обстоятельствах можно было бы только приветствовать.

В этой трагичной в общем-то истории забавна, например, ситуация с именами. Так один из персонажей получает в рецензируемом романе по воле автора библейское имя Эфраим. Анонимный переводчик-Предтеча превращает его в Эфрами(бывает, обычная инверсия, каждый может ошибиться). С тех пор и пошло оно в массы. Во всех последующих производных, за единственным исключением, так и гуляет это непонятное имя «Эфрами». И старая байка про пьяненького дьячка-переписчика, в глуби веков интерпретировавшего на радость потомкам Babilon как «Вавилон», уже не кажется столь уж неправдободобной. Лишь креативная бригада ЛЛГ исправила имя на правильное в рамках программы по улучшению нечитабельного текста(не уверен, что для этого нужно было заглядывать в оригинал).

На момент написания данной рецензии лишь один-единственный перевод — выполненный для издательства «Канон» Виктором Антоновым — является самостоятельным и адекватным по объему, все остальные представляют собой первую, вторую и т.д. производные все от той же неимоверно сокращенной любительской поделки.

Теперь собственно о романе(все названия и имена соответсвуют переводу Антонова).

Как уже многократно отмечено, книга написана на основе шести рассказов Ван Вогта, опубликованных в 1940-х годах. Половина из них изначально была объединена фигурой доктора Тревора Джеймисона. Общая фабула такова: человечество ведет изнурительную войну против руллов, представителей жестокой и чуждой гуманизму расы, уничтожающей всю разумную жизнь на своем пути к покорению Галактики. Также на планете Карсона происходят столкновения людей с расой изваров — разумных, но скрывающих от людей свою разумность, многотонных шестилапых созданий, к тому же являющихся телепатами. Батальных описаний в романе не будет, автор делает акцент на событиях, происходящих в глубоком тылу и на пограничных планетах, непосредственно не затронутых боевыми действиями.

В итоге роман получился как бы состоящим из двух примерно равных частей, созданных в каждом случае на базе трех рассказов, объединенных общими проблематикой, временем написания и художественным исполнением, которые можно было бы условно назвать «Люди и извары» и «Люди и руллы».

Первая половина очень хороша. Ван Вогт сумел довольно органично объединил рассказы, написанные в начале 1940-х годов, превратив каждый из них в отдельную сюжетную линию. «Швы», если и видны, то не больше, чем в подавляющем большинстве приключенческих романов, где, как правило, половину приключений можно выбросить без ущерба для общей фабулы. Представлен тут и фирменный ванвогтовский психологизм, местами двже весьма изощренный.

Если не рассматривать написанный в 1940 году и представляющий собой расширенную вариацию рассказа Джека Лондона «Сказание о Кише», рассказ «Грэб», где ни Джеймисона ни руллов изначально не было, то последние впервые появляются в рассказах 1942 года. Очевидно, что под дьявольскими руллами автор понимает гитлеровскую Германию, а первый рассказ, названный «Cooperate or Else» содержит посыл к объединению — пусть даже идеологических противников — перед лицом общего врага, что нужно понимать как аллюзию на создание Антигитлеровской коалиции, что на тот момент было особенно актуально. В книге же это — люди и извары. Сама обрисованная ситуация тоже навеяна идущей войной: два представителя означенных рас, оставшиеся в живых после крушения космического корабля, подбитого «гитлеровцами», в смысле — руллами, вынуждены пробираться через населенные чудовищными животными джунгли планеты Эристан-II. Пикантность ситуации придает тот факт, что извар оказался среди людей не по своей воли, а был ими ранее пленен. Тем не менее постепенно к обоим героям приходит понимание, что поодиночке им не выжить. И пусть это ситуативное сотрудничество, но первый маленький шажок к взаимопониманию будет сделан. Пусть не целых рас, а хотя бы двух индивидуумов, один их которых — Тревор Джеймисон, котороый и станет в дальнейшем главным апологетом сотрудничества обеих рас.

Вторая половина создана на базе рассказов конца 1940-х годов и значительно уступает первой по всем параметрам, а кроме того сильно отличается от нее структурно, представляя собой по сути роман в новеллах, где автор не особо озадачивался плавными переходами, но добавил в ткань повествования многочисленные «мостики», призванные связвть отдельные части, причем на мой взгляд довольно удачно. При этом изменение политической ситуации в мире снова наложило сильный отпечаток и на идеологическую основу повествования. Вторая мировая война закончилась и антифашистский пафос, свойственный рассказам, положенным в основу первой половины романа, сходит практически на нет, уступая место параноидальной шпиономании, захлестнувшей Северную Америку в означенный исторический период. Для продвижения этой идеи автор наделяет руллов способностью контролировать волны видимого спектра с помощью своих клеток, что позволяет им, по крайней мере оптически, притворяться людьми. Понятно, что с помощью физического контакта, например, рукопожатия (или вернее — его невозможности), рулла, прикидывающегося человеком, можно разоблачить.

Начавшись в эпизоде на базе рассказа «Лес зеленый», где доктор Джеймисон участвует в создании некоего вундерваффе(выглядит как намек на «Манхэттенский проект»), способного дать человечеству преимущество в войне против руллов, апогея этот настрой достигает в эпизоде, созданном на базе рассказа «Звук», написанного в 1950 году и на год опередившего принципиально идентичных ему «Кукловодов» Хайнлайна, который таким образом тоже отдал дань всеобщему помешательству на почве шпиономании. («Шпионы — везде. Они у вас под кроватью. Они ходят по улицам толпами. Они заполонили все секретные объекты. Любой ваш знакомый, сослуживец или родственник может оказаться шпионом, более того — скорее всего им и является, а из ста встреченных вами прохожих — девяносто девять будут шпионами»). Сегодня это смотрится скорее, как нелепый памятник эпохи.

И уж совсем диссонирует с изначальной концепцией концовка романа. Из нафталина оказвается снова извлечена дискредитировавшая себя еще после Мюнхена идея, что с Гитлером воевать не обязательно, а лишь достаточно его загипнотизировать и направить в противоположную от сферы собственных интересов сторону(желательно на Восток). Да и про жестоко уничтоженные руллами планеты здесь не будет больше ни слова.

Но в целом, роман не так уж плох. Конечно первая половина гораздо более удачна, но, как уже сказано выше, вторую часть спасают «мостики», добавленные автором. Так в эпизоде со шпионами руллов(на основе рассказа «Звук») очень своевременно появляется тот самый извар Эфраим, а эпизод из первой части, созданный на основе рассказа «Грэб», оказывается ружьем, стреляющим в одном из последних актов. Оценку ставлю как среднее арифметическое за первую и вторую половины романа 8/4, пусть даже при всей условности такого деления.

И, подводя итог, хотел бы повторить известную фразу: Люди, будьте бдительны. Я прекрасно понимаю, что иногда можно остаться недовольным качеством продукции известной фирмы. Но с другой стороны довольно нелогично ругать известный брэнд только потому, что купленная на базаре дешевая китайская подделка под него, украшенная корявой надписью «Abibas», оказалась удручающе скверной во всех отношениях. При этом вряд ли может спасти ситуацию попытка заподозривших неладное креативных продавцов в авральном порядке исправить «b» на «d».

<Пионер космоса против космических варваров>

Мак Рейнольдс — удивительный писатель. Я бы назвал его непревзойденным мастером вариаций. На базе одной и той же сюжетообразующей темы он легко создает несколько романов — да так, что и не сразу сообразишь, что они собственно об одном и том же, настолько под разными углами предстает перед читателем одна и та же ситуация. Каждый раз у него получается нечто новое и оригинальное. А вот всегда ли одинаково удачно — это уже другой вопрос. И «Пионер космоса» достоин тут стать как раз положительным примером. А вот перекликается он, и очень сильно, с другим романом Рейнольдса — «Космические варвары», прочитанным мною раньше.

Так же как и в последнем, в «Пионере космоса» группа космических(условно — «земных») авантюристов кладет глаз на природные богатства (вновь) открытой планеты. И снова, на пути колонистов к богатству встают обнаруженные в последний момент аборигены планеты, вернее в данном случае — некая вроде бы разумная раса, пребывающая в довольно примитивном состоянии. Но, как уже сказано выше, к чести автора, это — всего лишь чисто формальное сходство, а сама история переосмыслена совершенно в ином ключе. Более того, с моей точки зрения, «Космические варвары» получились значительно менее удачными, поэтому и столь разительное расхождение в оценках обоих произведений.

Уже из названий обоих романов можно сделать основополагающий вывод, что мы вместе с главными героями произведений будем в них по разные стороны космической «баррикады». В «Космических варварах» главный герой — абориген, и соответственно всё развитие событий мы видим его глазами. При этом не нужно забывать, что Рейнольдс — прежде всего автор социальной фантастики, тут он крупнейший мастер и именно этого от него и ждешь, причем на заданном другими его произведениями уровне и никак не ниже. В этом смысле показанное автором примитивное общество и порожденные им конфликты не выглядят интересными. Видимо, осознавая это, Рейнольдс скатывается в банальную приключенщину с очередными «конными варварами».

Совершенно в ином ключе построен «Пионер космоса». Главный герой — албанец по происхождению, — движимый многовековой вендеттой, обманом проникает на космический корабль «Титов», летящий к планете Новая Аризона, так как по его сведениям на корабле находится последний представитель враждебного его роду клана. Действие доброй половины романа разворачивается именно на борту «Титова», специально для этого полета спешно переоборудованного в то, что иногда с известной долей цинизма называют «скотовозом». По сути это — эдакий межпланетный аналог легендарного «Мэйфлауэра», везущий две тысячи с лишком колонистов. Эта цифра не случайна: две тысячи жителей, населяющих планету — необходимый минимум для того, чтобы по закону иметь право застолбить ее первооткрывателю Новой Аризоны, а точнее — созданному им акционерному обществу, представители которого направляются туда на том же корабле, правда в значительно более комфортабельных условиях. Порожденный сложившейся ситуацией конфликт «верхов» и «низов» показан автором очень хорошо, причем, как обычно у него, без всяких ложных иллюзий; положительной стороны вы здесь не найдете. Да и никакой романтикой тут тоже не пахнет. Тем не менее первопроходческий дух присутствует. Нужно сказать, тяжелый дух — хуже, чем в нужнике. А как еще могут пахнуть огромные общие спальни с шестиярусными койками, где вместе с детьми скучены вперемежку тысячи колонистов обоего пола без возможности на протяжении всего многомесячного полета даже помыться — воду нужно экономить? Ну так и билеты им достались по контракту практически задаром — каждая сторона при своих интересах. С другой стороны группа акционеров, находящаяся в привилегированных условиях, тоже неоднородна. Наиболее амбициозные плетут интриги и сколачивают ситуативные альянсы для достижения своих целей. Внутренняя борьба обострится по прибытии на Новую Аризону и выйдет на новый уровень после неожиданного обнаружения там уже упомянутых аборигенов, ибо при таком раскладе акционеры теряют все права на вновь открытую планету. В точности такая коллизия встречалась в написанном за три года до того романе Пайпера «Пушистик разумный», соответственно и лежащее на поверхности решение — объявить аборигенов неразумными, а потом потихоньку истребить — тоже будет в романе некоторыми персонажами озвучено.

Собственно говоря, на протяжении всего романа, автор и его герои задаются вопросом, кто такие пионеры(речь не о детях школьного возраста с красными галстуками): отбросы общества, не сумевшие реализовать себя на своей родине и ринувшиеся в поисках легкой поживы на чужбину, игнорируя тот факт, что эта земля кому-то уже на тот момент принадлежала, или же герои-первопроходцы, несущие свет прогресса. Будут в книге аргументы в пользу обоих вариантов интерпретации.

Что касается качества перевода, то оно в киевском сборнике — а другого нет — довольно скверное. Помимо обычных корявых и косноязычных оборотов полностью испоганена предметная область, а точнее всё, что касается исторических личностей и этно-географических названий. Пассажи типа «Кастер, великий воин-индеец? Его великая победа была просто коварным нападением на мирное селение Чейенну среди зимы...» встречаются время от времени, хотя приведенная цитата — непревзойденный перл. Я понимаю, что в 1995 году с интернетом еще могли быть проблемы, но в любом бумажном словаре можно было почитать и о генерале Кастере и о шайеннах, ставших по воле переводчика в первом случае индейцем, а во втором — названием деревни. Ну, и вишенка на торте — это «кавказцы» там, где автор всего лишь подразумевает представителей белой расы. Тем не менее по большей части перевод — читабельный и не выглядит совсем уж безнадежным, хотя и нуждается в серьезной редактуре.

Чудовищно затянутый и по большей части невероятно скучный производственный роман, не обремененный никакими идеями, кроме одной, о которой будет сказано ниже.

Экспедиция Объединенной Федерации Цивилизованных планет, состоящая из представителей разных галактических рас, высаживается на планете Айрета с целью ведения там разведки полезных ископаемых. Одновременно ксенобиологи группы исследуют животный мир планеты, представленный в основном динозаврами.

В первых трех четвертях книги не происходит ничего. Это «ничего» иногда перемежается малоинтересными описаниями увиденной героями «доисторической» фауны, примерно на уровне бульварной французской фантастики 20-х годов прошлого века, и нудными рутинными производственными рассуждениями.

Собственно сюжетная коллизия начинает разворачиваться лишь в последней четверти. Чтобы было понятно вокруг чего она развивается, необходимо рассказать в каком Дивном Новом Мире происходят описываемые автором события.

Все входящие в Объединенную Федерацию миры давно отказались от такого варварского пережитка, как потребление в пищу животного белка, и стали вегетарианцами. То есть автор утверждает, что питаются теперь все разумные галактические расы, независимо от их конституции и метаболизма исключительно овощами, фруктами и синтезированным белком. Причем, как положено в любом Дивном Новом Мире, совершенно добровольно и с веселием духовным. Именно так и должен, видимо, выглядеть рай в представлении эльфов, но мы то с вами знаем... Ну, правда, вот почему каждый раз, когда натыкаешься на очередное унылое описание Светлого Царства Чего Бы То Ни Было, в голову начинают лезть всякие мысли, автором явно незапланированные или, попросту говоря, им недодуманные?

В данном случае меня пытаются убедить, что у всех галактических рас так повысилось самосознание, что «львы возлегли с агнцами». Ну, окей. Оставим в покое биохимию, меня интересуют сугубо технические вопросы. Что сделали в Галактике с теми, кто не захотел отказаться от ужасного мясоедения? Залили напалмом? Загнали в GULAG и насильно кормили капустой до смерти? А намеки на то, что с мясоедами не церемонятся, разбросаны по тексту довольно обильно. Вот на одной планете уничтожают целый вид милейших с виду зверьков, на свое горе оказавшихся вампирами, а саму планету после этого объявляют закрытой. То есть «эльфы» уничтожают целый вид исключительно для того, чтобы уничтожить, а не извлечь какую-то выгоду для себя от пребывания на этой планете, которому гипотетически могли помешать эти животные, что еще можно было бы если не принять, то хотя бы понять. При этом вселенской гармонии (в их понимании) приносится в жертву экология. Китайцы с их воробьями тихо завидуют. Что еще можно узнать из этой истории, так это то, что в самом факте убийства живых существ «эльфы» криминала не видят, преступно лишь потребление в пищу животного белка. Или вот еще эпизод, уже на Айрете: главные герои поджаривают дюзами своего летательного аппарата хищного динозавра, который посмел напасть на травоядное существо. Восстанавливают справедливость, так сказать. То есть не создалось у меня впечатление, что эти бы мучились угрызениями совести, загоняя железной рукой в Вегетарианский Рай народы, даже если бы при этом половина оных погибла.

Еще один вопрос автору: что делать, если «кто-то кое-где у нас порой...»? В том смысле, что в Дивном Новом Мире непременно нужен какой-то надзорно-репрессивный орган по типу Инквизиции, который бы следил за соблюдением запрета на мясную пищу. Вот, например, поступил сигнал, что на такой-то планете празднуют Швайнфест(который не батальонный рапорт, как говаривал майор Венцель в «Похождениях бравого солдата Швейка»). Вот что с этим делать? Автор говорит, что для таких случаев существуют Общественные суды, но мне, как читателю, хотелось бы больше подробностей.

Я бы не останавливался на этих моментах столь детально, если бы эта тема не стала сюжетообразующей для последней четверти(а по сути — всей!) книги. А именно, участвующие в описываемой экспедиции представители расы гравитантов «взялись за старое», то есть начали охотиться на местных динозавров, конечно же для того, чтобы потом пожарить и съесть их мясо. Что особенно мерзко для «эльфов», еще и получать от последнего процесса удовольствие. Хотя это как раз понятно, ребята — с планеты с колоссальной гравитацией. Каждый из них — гора мышц, им протеин нужен, а не вот этот ваш салат из герани.

Естественно дальше-больше, пусть и довольно скомкано. Понимая, что им не уйти от справедливого возмездия народа за свой возврат к мясоедению, разоблаченные гравитанты (а «эльфы» не преминули послать донос в Центр) в самом конце романа поднимают мятеж, после чего действие несколько оживляется, оставаясь при этом столь же дежурно неинтересным. И это собственно всё, что есть в этой книге.

Приходилось мне читать более скучные книги, видывал я и более глупые. Но по сумме баллов в обеих номинациях эта — вне конкуренции. Желания пытать себя второй частью сего опуса у меня не возникло.

И в заключение небольшой фрагмент рассказа Генри Каттнера «А как же еще?», который Энн Маккефри явно не читала.

«Сорокопут остановился. Хвост ящерицы окончательно скрылся в его клюве.

— Вот то-то и оно, — сказал Мигель. — Как бы мне узнать, может ли сорокопут не есть ящериц и остаться в живых? Если узнаю — сообщу вам, amigo. А пока идите с миром.

Он повернулся и снова направил ружье на ту сторону поляны».

Был в середине прошлого века такой американский режиссер Эдвард Вуд. Снимал он фантастические фильмы с минимальными затратами. В его фильмах пилоты управляли самолетом, сидя на обычных стульях, а купленные в магазине игрушек летающие тарелки подвешивались на лесках в качестве декораций. Поскольку по большей части он арендовал студийные помещения всего на пару дней, времени на пробы не оставалось, и привлеченные горе-режиссером малобюджетные актеры играли прямо с листа, что приводило к многочисленным нелепостям, ставшими «фирменным» знаком его фильмов.

Имя этого режиссера я вспомнил не случайно. Не являясь поклонником фэнтези в принципе, должен констатировать факт, что из той довольно большой части творчества Нортон, с которой я уже успел ознакомиться, только фэнтезийный цикл «Верхний Холлек и Арвон» добросовестно написан и представляет интерес в литературном плане, научная же фантастика писательницы редко поднимается даже до среднего уровня, представляя собой по большей части топорно сработанные поделки, сродни фильмам Эдварда Вуда. Не является тут исключением и роман «Здесь обитают чудовища».

Начало романа довольно интригующее: американская глубинка, заставляющая вспомнить романы Саймака; гиблое место, где периодически пропадают люди; решившая сократить путь к дому пара молодых людей с обязательным Тотошкой, которого здесь зовут Ланг Син… В итоге вся компания оказывается в параллельном мире, который с одной стороны географически соответствует нашему, а с другой — кардинально от него отличается, прежде всего девственной природой и существами его населяющими.

А водятся в этом мире всякие диковинные мифологические создания, которых можно увидеть в геральдике: единороги, опиникусы, энфийлды и другие. Всем этим животным разнообразием верховодит некто Герольд, который одновременно является воплощением фэнтезийного начала. Надо понимать, что эти существа иногда попадают именно отсюда в наш мир точно так же, как герои романа попали из нашего мира в мир этот. И это — единственная интересная мысль автора в данном произведении, развивай она только это направление, и роман бы получился вполне сносным, а не как обычно. «Обычно» в данном случае означает, что Нортон более-менее добросовестно пишет максимум одну треть романа, после чего начинает откровенно халтурить, скатываясь в графоманию. Создается впечатление, что подписав договор с издательством на очередной роман, писательница поначалу неспеша и добросовестно создавала завязку, а позднее, когда сроки, прописанные в договоре, начинали поджимать, как сроки аренды у Эдварда Вуда, она просто в спешке нагоняла объем, не заботясь о качестве текста, громоздя нелепицы друг на друга и превращая книгу в нонсенс, переходящий в самопародию. В принципе тот факт, что начало практически каждого прочитанного мной НФ романа Нортон вполне годно в литературном плане (потенциал у автора есть, с этим трудно спорить), объясняет мой столь длительный интерес к ее творчеству и большое количество ее романов — не менее полутора десятков, причем наиболее рейтинговых и прилично переведенных — мной прочитанных. Как азартный игрок, ставящий на одну и ту же лошадь в надежде, что на этот раз она все-таки добежит до финиша, я каждый раз рассчитывал на чудо — во время чтения держал кулаки и молил автора. Но лошадь, как в том анекдоте, неизменно падала ближе к середине дистанции и, глядя на меня печальными глазами, скорбно говорила: «Ну не смогла я».

Но вернемся к героям романа. Эта пара встречает англичан, которые тоже перенеслись в этот мир, после того, как в убежище, где они находились, попала немецкая бомба. В альтернативную Америку из альтернативной же Англии их доставила пленившая всю группу летающая тарелка ровно для того, чтобы разбившись и угробив при этом пилотов, позволить освободиться там пленникам, которые при аварии не пострадали. И бродят эти англичане по параллельной Америке уже четыре года по местному времени, в нашем же мире прошли десятилетия. Вот перед нами один из англичан — в летной форме, включая фуражку(«Летчик» — догадался бы Штирлиц). Вот другой — в униформе и каске. Этот — уполномоченный гражданской обороны. А теперь давайте на минутку включим логику. Вы можете представить себе человека, перенесенного из военного времени неизвестно куда, и четыре, повторяю — четыре, года по местному времени разгуливающего там в этой злосчастной каске, в то время как все остальные легко без этого предмета туалета обходятся? Я, прочитав полтора десятка книг Нортон, уже могу. Потому что именно так у нее и происходит. Ее герои не живые, они даже не картонные, они — статичные игрушки из детского магазина. («Болванчик — 1 шт., каска — 1 шт. Цена 2 доллара 39 центов за комплект».) Такой может всё в той же форме и каске и сто лет пролежать в коробке, пока его кто-нибудь не достанет, чтобы посмотреть. И так со всеми людьми, перенесенными волей автора в этот параллельный мир. А их тут много — ходят толпами прямо, причем годами, а то и, надо понимать, десятилетиями. Но бесцельно. Вот прошел мимо взвод китайских солдат. Как положено болванчикам из детского магазина, в униформе и с оружием. Ладно, англичан тарелка в Америку принесла, а эти-то как сюда попали? А вот через пару страниц у тех же китайцев появилась цель — они преследуют какой-то монгольский клан с транспортируемой им юртой. А потом вся эта братия исчезает вдали, чтобы на глаза героям романа больше не попадаться. Вот это всё зачем? Зачем все эти китайцы и монголы, бесцельно разгуливающие по альтернативной Америке вместо того, чтобы заняться чем-то полезным у себя дома? А всё просто на самом деле. Как уже было сказано, Нортон только в самом начале любого своего НФ романа удосуживается хотя бы минимально думать о каких-то логических построениях («Англичан принесла в Америку летающая тарелка»), дальше начинается откровенная графомания, когда автор просто пишет всё подряд, плохо представляя, что с этим делать дальше. Или вот вам уже упомянутые выше летающие тарелки. Их в этом мире полно, надо понимать, что в наш мир, они тоже именно оттуда иногда попадают. Хотя уже это само по себе нонсенс. Они серебристые, а внутри каждой сидят по два болванчика в скафандрах — наша атмосфера для них губительна. Близко мы их не увидим, что и понятно — комплекты приобретены в том же детском магазине, где и всё остальное. («пластмасса самого лучшего качества и сертифицирована, батарейки в комплект не входят»). Не думайте, что Нортон в романе удосужится объяснить, что это такое, зачем оно здесь, для чего собирает людей. Не будет этого, это всего лишь развешанный на лесках инвентарь, как у Эдварда Вуда, пусть даже и играющий в романе сюжетообразующую роль.

В итоге чуть не половина персонажей и сущностей, зачем-то введенных автором, остаются в романе невостребованными, а подавляющее большинство линий не сведенными, вызывая после прочтения закономерный вопрос «А что это вообще было?».

А теперь на основании своего знакомства с творчеством писательницы позволю себе некоторые обобщения. Особенно плохо не то, что научная фантастика Нортон — это убогая примитивщина, в конце концов развлекательная приключенческая литература, не отягощенная ни идеями, ни художественными изысками, имеет право на жизнь. Дело в другом: уж больно халтурно написано. Чтобы произведение получилось достойным, автор должен как-то стараться, если угодно, вкладывать в него частицу своей души, и при этом не важно, что он пишет: научную фантастику, фэнтези или производственный роман о работе сталеваров — основополагающие принципы, превращающие напечатанный на бумаге текст в литературу — хоть высокую, хоть бульварную — везде одни и те же. Это другие авторы работают над фабулой, продумывают сюжетные линии и то, как их увязать в единое целое. Нортон выше этого. Дочитав до конца ее очередной роман, вдумчивый читатель будет обескуражен огромным количеством незаконченных сюжетных линий, а также всевозможных нестыковок и несуразиц.

Да и фантастика в ее романах, если вдуматься, не так уж фантастична. Во всяком случае лекала, по которым она создавалась, легко узнаваемы.

Как Эдвард Вуд заимствовал для вставки в свои фильмы старую хронику, призванную изображать у него, например, батальные сцены, так и Нортон особо не озадачивалась сюжетами своих НФ романов. Это либо вестерн, перенесенный на другую планету с заменой лошадей на каких-то диковинных животных, либо морской роман 19 века, где парусники заменены на космические корабли, а острова на планеты. При этом фантастический жанр имеет то неоспоримое преимущество перед жанром приключенческим, что автору ничего о предмете знать не нужно. Поди напиши роман про культ вуду на Земле, это ж сколько литературы нужно перелопатить, а так — перенес действие на другую планету и назвал сей опус «Планета вуду». И никто не скажет, что автор в вопросе дилетант. Вообще этот недостаток специальных знаний накладывает сильный отпечаток на творчество Нортон. Ее так называемая научная фантастика страдает не только отсутствием какой-то оригинальной фантастики, но и полным отсутствием науки, как таковой. Это опять же пусть другие авторы думают о физике, астрономии и какой-то, пусть самой элементарной, логике. Нортон это тоже не нужно.

Вот в одном из романов мы видим камень, который переносит в прошлое. Почему переносит? А потому что он достался от Предтеч, неужели не ясно. А вот камень из другого романа — в нем содержатся неисчерпаемые запасы энергии: может к блуждающему в космосе кораблю Предтеч выброшенного с другого космического корабля персонажа притащить, да еще прежде, чем у того кислород закончится. Еще он может мощность ядерного реактора в разы увеличить. Как? Зачем глупые вопросы задавать, и так всё понятно, камень Предтеч же! Или вот еще один камень, его корабельная кошка проглотила и тут же забеременела. Нет, нет, на этот раз Предтечи ни при чем, но объяснять вам все равно никто ничего не будет.

Немудрено, что при таком подходе ни одно ее НФ произведение не удостоилось какой-либо приличной премии. Две жалкие номинации на премию «Хьюго» за фэнтези-произведения — роман «Мир ведьм» и повесть «Мир чародеев», и это все. Вот у Рэя Брэдбери их целый ворох, у Хола Клемента тоже, благо ретроспективные премии сейчас раздают пачками, а у Нортон — всего две номинации(и то за фэнтези) и ни одной премии. Впрочем в жанре научной фантастики одна премия — генеральская, за выслугу лет у нее есть. И это такое же противоречие, как все ее творчество. То есть генерал у нас есть, а выигранных им сражений в принципе нет. Так в чем же тогда ее величие?

С другой стороны продолжая аналогию с Эдвардом Вудом, нельзя не вспомнить о культовом статусе, который со временем приобрели его фильмы. То есть принцип «так плохо, что даже хорошо», как видим, вполне себе работает. Феномен Нортон конечно же заслуживает более детального разбора, чем это можно сделать в рамках рецензии на конкретную книгу.

Отдельная тема — судьба ее творчества и совершенно необъяснимая популярность на постсоветском пространстве, где все перечисленные выше недостатки заиграли новыми красками стараниями отечественных эдвардов вудов от переводческого дела. Хотя тут в очень многих случаях, как говорится, по мощам и елей.

Понятно, что изначально этой популярности немало поспособствовало издание в культовой серии «Зарубежная фантастика» романа «Саргассы в космосе». Правда есть у меня серьезное подозрение, что перевод Стругацких сильно выигрывает по сравнению с оригиналом и что правильнее было бы ставить на обложке книги имена нескольких авторов — Нортон и Стругацких, как с недавних пор происходит в случае романа Гребнева «Мир иной».

Сравнивая переводы остальных произведений, я обнаружил интересный факт. Большинство из них, независимо от того, каким именем переводчика подписаны, восходят к каким-то древним манускриптам, созданным доморощенными Предтечами, одинаково плохо владевшими как русским, так и английским языком, и отличаются разве что написанием имен собственных. Хороших переводов, оговорюсь — по состоянию на 2020 год, было не так уж много. А хороших переводов произведений, которые можно отнести к лучшим(правильнее — лучшим из худших) в творчестве Нортон вообще мизер. Это прежде всего два сборника, вышедших в начале 1990-х годов в издательстве «Фея», включая знаменитые «Саргассы в космосе», и последующие переиздания вошедших в этот двухтомник переводов. Также хорошо переведен наряду с рецензируемым романом другой роман из этого же сборника — «Дзанта из унии воров». Из остальных можно отметить «Камень предтеч» в переводе Прокофьевой с продолжением «Звёзды, не нанесённые на карты» в переводе Хашимова(к сожалению без потерянной издателями шестнадцатой главы) и «Хрустальный грифон»(в переводе Сагаловского aka Баканов), хотя последний уже, как и вполне достойные переводы Т.Прониной из флоксовского сборника 1992 года и Краснослободского aka Н.Чадович из минского сборника 1993 года, относится к фэнтези. Сюда же можно отнести и книги о Колдовском мире, издававшиеся «Северо-Западом». Более-менее сносно(разве что «куинкажу» передавал привет) переведен Дымовым «Всадник с Вордэна».

И все-таки, несмотря на все сказанное, я не теряю надежды найти у Нортон что-нибудь действительно путное в жанре НФ. И если появятся новые приличные переводы нечитанных мной романов, то скорее всего их буду читать. Особенно большие надежды я возлагаю на «Темного трубача». А вдруг на этот раз лошадь добежит?..

Пожалуй, лучшее, что я читал у Нортон. Во всяком случае цикл «Верхний Холлек и Арвон» — это единственное, что в ее творчестве поднимается по моему мнению выше среднего уровня, выгодно отличаясь от ее же научной фантастики и основного цикла «Колдовской мир».

Конкретно в рецензируемом романе имеется и целостная фабула и хорошо проработанные характеры. Более того сюжет не линейный, как в большинстве произведений писательницы, а параллельный, когда одни и те же события мы видим глазами двух разных персонажей, выступающих рассказчиками, от чего книга очень сильно выигрывает. Кроме того внедрение научно-фантастического элемента в фэнтези мне нравится намного больше, чем обратный процесс. А здесь мы имеем как раз первый вариант.

Так например, украденная светящаяся драгоценность, вызывающая болезнь и смерть контактировавших с ней и с упоминания о которой начинается роман, наводит на мысли о радиоактивности, да и сами артефакты Древних выглядят поначалу свободными от магии, хотя она конечно же в этой книге еще будет.

Главный герой — мутант, у которого на ногах копыта, а лицо необычно из-за желтых глаз с вытянутыми вертикальными зрачками, тоже достаточно хорошо вписывается в такую концепцию. Будет в романе и любовная линия, и интриги, и война. Последняя даже с применением танков и стрелкового оружия, пусть и остающихся «за кадром», что для фэнтези по моему разумению довольно необычно.

Что касается переводов, то их два и оба хорошие. Перевод Сагаловского aka Баканов очень хорош в литературном плане, но озадачивает изобретением некоего «кровосмешения с чужой расой» и упоминанием наличия в замке холла вместо более подходящего по смыслу зала, что можно отнести скорее на счет редактора. Переводы Т.Прониной в сборнике «Год единорога», включая и заглавный роман, тоже оставляют очень приятное впечатление.

Довольно сильно разочарованный моим знакомством с научной фантастикой Нортон, взялся я за очередной роман этого автора с некоторой надеждой на удачу. Наличие живущих в деревьях зеленых эльфов, упомянутых в предыдущих рецензиях, меня не отпугнуло, а скорее наоборот, после незамысловатых космических приключений захотелось чего-нибудь поближе к природе. Забегая вперед, скажу, что эксперимент провалился.

А так все хорошо начиналось. Главный герой — уроженец Диппля на планете Корвар, уже знакомого мне по романам «Дзанта из унии воров» и «Кошачьим взглядом», чтобы облегчить страдания умирающей матери с помощью дорогого наркотика, на который у него нет денег, вербуется на малоизученную планету Янус. Верховодят там какие-то сектанты, не признающие технику, поэтому работники, находящиеся у них по сути в рабстве, валят лес по старинке, вручную. А леса на планете много, и какого леса: деревья столь огромны, что хижины людей представляют из себя поваленные и выдолбленные стволы. Кору этих деревьев зачем-то экспортируют. Периодически кто-то из людей заболевает зеленой чумой и его изгоняют в лес, где происходит их перерождение в тех самых зеленых эльфов. Такая участь и постигла главного героя, после чего он оказывается в жилище, обустроенном внутри живого(это важно, как противопоставление людям, для строительства своего жилья деревья убивающим) дерева в компании птицы-телепата. И пусть животные-телепаты уже успели набить оскомину в романах Нортон, но пока все довольно неплохо, чего-то такого я и ждал. Но вот дальше наметилась постоянная проблема научной фантастики Нортон, более-менее добросовестно она пишет только первую треть книги, после чего ее несет, как Остапа, куда она сама не знает. И ждать какую-то логику или научную достоверность тут не приходится, причем доходит это временами до откровенного абсурда. Вот герой видит отплывающий корабль «эльфов», вернее он догадывается, что это корабль, так как обычный вроде бы ствол дерева начинает отплывать от берега, явно подчиняясь чьей-то воле. Что движет сей корабль, ни автора, ни ее героя не интересует — плывет себе и плывет. Парусов и весел на нем нет, двигатели эльфам в принципе не известны, так как он, черт возьми, движется? Может упряжка дельфинов? А, и ладно, больше мы его в книге всё равно не увидим. Зачем он тут вообще был, непонятно.

Но опять же это первый звоночек, дальше все будет хуже. Дальше автор скатывается в накатанную колею, и пытается внедрить в повествование совершенно чужеродные для заданного направления, зато хорошо ею освоенные, элементы. Здесь у меня возникает стойкая ассоциация творчества этой писательницы с виршами-вариациями героя бессмертной книги Ильфа и Петрова Никифора Ляписа-Трубецкого про Гаврилу. Только роль Гаврилы у Нортон играет Древнее Зло. Не стал исключением и рецензируемый роман. Эльфы, природа, лес, животные-телепаты и вдруг как обухом по голове снова-здорово — «Служил Гаврила почтальоном, Гаврила письма разносил...», в смысле какие-то мощеные дороги, каменные стены, хранители чего-то такого и противостоящее им то самое Древнее Зло, уже надоевшее до изжоги. И было бы это все полбеды, если бы не было так скучно. Какие-то бесцельные блуждания, убивающие всякий читательский интерес, до конца книги. Тем не менее это далеко не худший образец творчества данного автора, что больше говорит не о качестве данного произведения, а об общем уровне этого самого творчества.

Продолжение приключений Джерна Мердока и существа Иита. В принципе обе части дилогии образуют нерасторжимое целое, «Камень предтеч» сам по себе выглядит незаконченным.

К телепатическим способностям героев, которые у них были в первой части, здесь добавляется еще освоенная ими возможность перевоплощения, что делает их обоих по сути сверхсуществами, способными выйти сухими из воды в любой передряге. Тем не менее эта дилогия Нортон, производит более приятное впечатление, чем большинство ее остальных научно-фантастических произведений. Сама история, как обычно у этого автора, переполнена довольно заурядными приключениями, какое-то научное правдоподобие искать в ней тоже бесполезно, но спасают ее две вещи: космическая геммология и сам Иит, который в силу своей необъяснимой осведомлённости обо всем, объясняет Мердоку(и соответственно читателю) многие непонятные моменты происходящего, да и многочисленные рояли в кустах при желании можно объяснить тем же самым. Но вот концовка выглядит скомканной и разочаровывающей, здесь имеется в виду не сам «сюрприз» Иита, а то как неубедительно это обставлено автором.

Насчет русского перевода можно сказать следующее: если «Камень предтеч» довольно хорошо переведен Прокофьевой, то переводов рецензируемого романа у нас на данный момент три. Перевод Снегура(«Неведомые звезды») в принципе неудобочитаем. Я начал с него, но с трудом продравшись до середины, бросил, окончательно сломавшись на фразе «я не оставил в разгромленном лагере ни одного живого существа»(не подумайте плохого, автор всего лишь имела в виду, что главный герой вывез оттуда всех раненых, это у переводчика получилось так зловеще — богат русский язык), да и упомянутая непосредственно перед этим «планета Саргассо из системы Лимбо» тоже немало опечалила. Про перевод Арсеньева тоже ничего не могу сказать хорошего. Зато перевод Зафара Хашимова(«Звёзды, не нанесённые на карты», 1993, не путать с вышедшим в 2015 году в сборнике «брат теней» переводом Арсеньева в редакции Колесникова «Звёзды, не нанесённые на карту») превосходен. Узнать перевод Хашимова легко, в самой первой фразе у него «постоялый двор», а не «караван-сарай». Правда нужно принять во внимание тот факт, что горе-издатели из Зеленограда, опубликовавшие его, «потеряли» предпоследнюю шестнадцатую главу(а это где-то 15 бумажных страниц текста) — после пятнадцатой у них следует сразу последняя, семнадцатая; в некоторых сетевых вариантах нумерация как бы исправлена(17 на 16), но недостающий текст от этого не вырос. Так что могу лишь посоветовать перевод Хашимова с дополнением в виде шестнадцатой главы от Снегура(она у него как раз читабельна, качество его перевода выше в начале и в конце, но провально в середине).

Занятный фантастический детектив, которому придает особый шарм наличие в нем в качестве главных героев многочисленных разумных животных-телепатов. Читать довольно интересно, но никаких претензий на глубину тут ждать не следует.

Действие разворачивается на «планете удовольствий» Корвар, известной по другим произведениям Нортон(«Дзанта из унии воров», «Суд на Янусе» и др.). Как и положено, красивая жизнь одних соседствует с нищетой других. Вот и герой этой книги, пытаясь вырваться из порочного круга, находит работу в элитном зоомагазине, владелец которого достает для богатых клиентов под заказ самых экзотических животных, например, кошек, лис или кинкажу с Земли. И как раз вот тут одного из клиентов этого магазина и убивают, после чего главный герой оказывается втянут во всевозможные приключения, в том числе — в таинственных руинах, оставшихся после исчезнувшей цивилизации.

Из имеющихся переводов лучшим мне показалась работа П.Дымова из КЛФ(«Всадник с Вордэна»), в которой раздражают ровно две вещи: придуманный переводчиком зверь «куинкажу»(в советское время была, кстати, хорошая традиция у переводчиков — понимать, что они переводят) и введенное с места в карьер название «диппльмен» для жителя Диппля — совершенно неоправданное заимствование с английского. В остальном же русский язык там хороший. Перевод Дейча похуже, а так называемый «перевод» Арсеньева — это тот же перевод Дейча, где кое-где изменен порядок слов. Что интересно, упомянутые выше руины названы у Дымова — Руворр, у Дейча — Рукарв, а «Арсеньев», не долго думая, при заимствовании из Рукарва сделал просто Рукав. Вообще, собственные имена в переводе Дымова выглядят согласованными с переводом другого романа «Дзанта из унии воров».

Присоединяюсь к мнению, что данное произведение — лучшее в «Космическом» цикле Нортон, оговорюсь: из той дюжины наиболее известных и рейтинговых романов оного, что читаны мной. Хотя от этого грустно, ибо и это не шедевр, а уж про остальные, за исключением доведенного Стругацкими до ума романа «Саргассы в космосе», и говорить нечего. В смысле — хорошего — нечего.

Ну, а здесь имеем вполне стройную фабулу, интересных персонажей и неплохую фантастическую оснастку — по крайней мере после прочтения не остается впечатление, что читал приключенческий роман 19 века категории «Б», где океан заменен на космос, парусник на космический корабль, а необитаемый остров на планету, как в большинстве остальных произведений цикла. Правда пираты присутствуют, куда ж без них, но скорее для комплекта — откровенным пиратством они не занимаются. Другое общее место в творчестве автора — это размытость границы между научной фантастикой и фэнтези, что лично меня не сильно напрягает самим своим фактом, но зато несколько утомляет однообразием. Конкретно в данном произведении, а речь здесь идет о парапсихологах, так называемая Сила из фэнтезийных романов Нортон просто заменена на телепатию/телекинез, функционально оставаясь практически тем же самым.

Кто читал другие романы цикла, тот найдет здесь многочисленные отсылки к ним, а в некоторых эпизодах даже тех же героев. Так при посещении легендарной базы космических пиратов Вейстар читатели снова встретят там местного «президента» Срэнга, уже известного по «Звездам, не отмеченным на карте», где он хоть и не был назван по имени, но красочное описание его одеяния и внешности не оставляет сомнений в том, что это был он.

Так же интересны и другие, новые персонажи, например, Ясса — женщина солларианка, в других переводах эта раса, ведущая своё происхождении от кошачьих — Нортон без них никуда, носит название салариков. Образ существа-телепата, чем-то похожего по моему разумению на мультяшного птицу-говоруна, тоже можно отнести к удачам автора.

Теперь о том, что не понравилось. В принципе претензия одна, но очень большая. А именно, заявленное в заголовке вторжение к предтечам.

Ранее мы уже встречались с их наследием в тех же «Саргассах в космосе», потом вместе с Джерном Мердоком и Иитом носились по всей Галактике в поисках оставшихся после них камней и вот, наконец, благодаря телепатическим талантам героев данного романа сможем увидеть их воочию. И тут плохо всё. Начиная от способа проникновения: обмен разумов в фантастике встречается часто, а вот перенесения разума в труп да так, что «он встал и пошел»(поставьте, пожалуйста, для автора какую-нибудь хорошую песню группы «Запрещенные барабанщики»), по-моему еще не было, и заканчивая описанием самого мира предтеч, которое получилось даже беспомощнее, чем описание светлого коммунистического будущего у советских провинциальных фантастов 1950-х годов. Волею Нортон в показанном ею мире технологии, примерно соответствующие времени написания романа, соседствуют с жрецами, сожжением ведьм и прочими заимствованиями из истории древнего мира и средневековья. Причем никакого единства тут нет, все повествование в этой части распадается на отдельные эпизоды, соответствующие либо первому, либо второму. Вот герои летят на самолете, а вот в следующем эпизоде жрецы с курениями и песнопениями запихивают женщину в зиккурат, чтобы заживо замуровать там вместе с погибшим военачальником. И что, ради этого убожества мы за их артефактами десять романов гонялись? Перефразируя известное изречение, хочется сказать «нет, такие предтечи нам не нужны». Не скатись тут писательница в этот откровенный — высмеянный Генри Каттнером еще в 1940-х годах — трэш, а если судить по другим прочитанным мной НФ романам Нортон, то для данного автора это скорее норма, чем исключение, роман бы от этого значительно выиграл. К счастью это, пусть большая, но вставка, обрамленная основным действием, которое вполне на высоте, включая и исторические экскурсы в эпоху «до предтеч». Собственно в других романах означенная проблема гораздо больше, поэтому я и ставлю рецензируемый роман выше.

И в заключение, как обычно, о переводах. Я читал перевод «Дзанта из унии воров», выходивший в КЛФ(Павловский, Воронько, Бурова) и остался весьма им доволен, пусть даже Предтечи там названы Предвестниками, что довольно непривычно. Очень хороший перевод, что для книг Нортон большая редкость. Что еще важно, перевод Колесникова — это тот же самый, но слегка отредактированный(не уверен, что всегда в лучшую сторону) и с измененными собственными именами.

Небольшой и малоинтересный рассказ с потугой на юмор в концовке. Чересчур болтливый профессор привлек внимание преступников к имеющемуся у него эликсиру вечной молодости и дождался непрошенных визитеров. Понятно, что в собственной лаборатории любой ученый играет на своем поле...

В общем, прочитав несколько рассказов цикла, объединенных общими героями, должен сказать, что сильно творчеством Шмица разочарован. Автор во всех знакомых мне случаях создает инопланетный мир с претензией на оригинальность, но использует его лишь как фон для развивающейся криминальной интриги. Было бы гораздо интереснее, если бы Шмиц был более оригинален. По сути это тот же путь, по которому шла советская фантастика в 1950-х годах, когда без обязательного шпиона многие авторы были просто не в состоянии создать что-то, что держало бы внимание читателя; просто фантастической составляющей им для этого было явно не достаточно.

Прекрасная постапокалиптика, да еще и с изюминкой. Как оказалось, вовсе не обязательно закидывать противника ядерными бомбами, достаточно вывести в лабораториях всевозможные плесени, пожирающие злаки, другие культурные растения и много чего еще, чтобы эффект от применения такого биологического оружия в ходе Генных войны привел человечество туда, куда его обычно приводит в фантастических романах ядерная война.

Правда у Броснана есть существенное отличие. Обычно в постапокалиптике выжившие люди борются с мутантами, безжалостно выпалывая из своих рядов любое отклонение от нормы. Здесь имеем не тот случай. Уже ранее начудив с генной модификацией, запертые в окруженных опустошенными землями анклавах остатки человеческой цивилизации, как те мыши, которые плакали, кололись, но продолжали грызть кактус, упорно и дальше усуглубляют свои игры с геномами.

Знакомьтесь, Джен — главная героиня романа Броснана «Небесные властелины» — уроженка города «амазонок», феминистка, веганка, лесбиянка и просто красавица. Ну и, само собой, спортсменка, как все жительницы ее поселения, ибо последние, возложив на мужчин всю вину за катастрофу человечества, исключительно руководствуясь логикой, которую принято называть женской, изменили их гены, превратив в слабосильных и миниатюрных домохозяев, способных к несложным ремеслам, зато себя сделали крупными и сильными, хорошо приспособленными к воинским наукам. Ну, и чтоб два раза не вставать, наступление «критических дней» они себе запрограммировали, чтоб раз в двадцать лет — с вытекающей отсюда периодизацией возможности деторождения.

При всем при этом, книга отнюдь не феминистская, впрочем и анти- тоже не, хотя и очевидно, что автор — мужчина. Весь феминизм тут исключительно декларативно-описательный, а не апологизированно-пропагандистский. Главная героиня временами бывает безмозгла до несносности, да и весь феминизм ее по сути до первого нормального(простите, грамотно генно-модифицированного) мужика. Впрочем благодаря интуиции, а еще в большей степени счастливым случайностям, многие проблемы она решает самостоятельно.

Что еще важно, подобные поселения «амазонок» — это далеко не единственный вариант развития, генные кудесники в каждом поселении — сами себе режиссеры. Зато над всем этим праздником жизни парят «небесные властелины» — колоссальные ковчеги, когда-то созданные по заказу ООН, а теперь превращенные их хозяевами-аристократами в летающие города, обложившие данью ползающих по земле людишек и карающие их за малейшее неповиновение.

В этом месте необходимо лирическое отступление. Частенько приходится видеть яростные претензии к забронзовелым классикам фантастического жанра, творившим в середине прошлого века, за наличие в их описании будущего перфокарт, пишущих машинок и прочих уже ушедших из современной жизни атрибутов, хотя, как по мне, ничего криминального тут в принципе нет. При этом прочно оккупировавшие будущее в творениях более-менее современных авторов Императоры Всея Галактики, а также прочие герцоги, графы и бароны, взятые напрокат вместе с их шпагами и эполетами у значительно более стародавних эпох, подобного неприятия почему-то не вызывают. Вообще тут я давно склоняюсь к мысли, что авторы, которые хорошо владеют историческим материалом или готовы его добросовестно изучать в процессе работы над своей книгой, пишут исторические романы, а те, кто темой не владеет и слишком ленив, чтобы учиться, мановением пера переносят всех этих герцогов-графов в будущее и обзывают сие фантастическими романами, где никаким историческим знаниям следовать не нужно.

Так вот, то, как обошелся(во всех смыслах) Джон Броснан в рецензируемом романе с этой «аристократией» будущего — всеми этими герцогами в колготках с гульфиками, элементарно закрывает тему. За что автору от меня персональная благодарность. Сразу видно — наш человек.

В общем этот увлекательный и богатый на авторские находки роман австралийского автора оставил самое приятное впечатление, в том числе и благодаря великолепному переводу Ольги Бараш.

Отдельная тема — нужно ли читать продолжения. Выскажу свое субъективное мнение, что рецензируемая книга выглядит вполне самодостаточной и завершенной. Прочитав рецензии лаборантов на последующие части, сделал для себя вывод, что читать их не стоит. Собственно их содержание заявлено в названиях: «Война небесных властелинов» и «Падение небесных властелинов», прозрачно намекая на то, что там ждет читателя. И тут возникает вопрос, а нужно ли это? В значительной части риторический. Вот следовало ли Хайнлайну написать еще два продолжения к «Звездному десанту», рассказав о том, как герои крошат злокозненных жукеров? Однозначно нет, потому что «Десант» — это достаточно глубокое произведение, к которому вряд ли что-то можно добавить, кроме банального экшена, способного лишь испортить впечатление от изначального романа. В случае же «Небесных властелинов» ситуация усугубляется катастрофическим падением качества перевода последующих частей, да и значительное уменьшение их объема вызывает сомнения в том, что автору есть, что добавить к уже сказанному в первом романе.

Весьма сильный роман в превосходном переводе Ильинского. В относительно небольшом объеме автору удалось, в первую очередь за счет убедительного раскрытия характеров героев, превратить заурядную фантастическую коллизию едва ли не в психологический триллер.

Один раздолбай(другим словом его невозможно назвать) схалтурил при ремонте космического корабля, другой халатно отнёсся к своим обязанностям, и в результате группа фининспекторов попала вместо запланированного пункта назначения на неисследованную планету Тартар без возможности самостоятельно выбраться оттуда. Вскоре один из них, изначально не сильно уравновешенный, начинает сходить с ума, создавая дополнительные проблемы коллективу.

Действие продолжает развиваться в виде двух параллельных линий. Затерянные на Тартаре фининспекторы блуждают по лабиринтам обнаруженного ими на планете заброшенного города, а единственный человек в «большом» мире, которому известно о разворачивающейся драме, — диспетчер, принявший последнее сообщение от группы перед тем, как пропала связь, мечется в бюрократическом лабиринте, безуспешно пытаясь пробить стену из циркуляров, инструкций и субординации. И не известно какой из лабиринтов выглядит более безысходным. Написана книга очень мощно, без пафоса, но с берущим за душу реализмом. Автору веришь, а героям начинаешь по настоящему сопереживать, что, по крайней мере со мной, при чтении приключенческой фантастики случается крайне редко.

Да и не столько о приключениях этот роман, ничего экстраординарного в этом смысле вы здесь не найдете, сколько о людях, об их качествах, раскрывающихся в критический момент, когда одни, вроде самые заурядные, превращаются в героев, а другие, пусть даже наделенные властью, думают не о том, как скорее прийти на помощь попавшим в беду людям, а лишь о том, чтобы оградить свое седалище, переложив ответственность на других. Собственно так оно в жизни и бывает. Очень жесткий в своем реализме фантастический роман.

Мягко говоря, странное произведение.

В первой трети книги действие происходит на планете Каллибол, давно колонизированной землянами, но потерявшей связь с метрополией. И это наиболее интересная и удачная часть романа, написанная в духе Новой волны. Здесь показаны изолированные друг от друга города, напоминающие термитники и растущие вверх за счет своей ярусной структуры. Растительности и животного мира на планете нет, поэтому питаются люди переработанной протеиновой массой, выращиваемой в специальных цистернах. Они и являются величайшим богатством и достоянием городов, хотя, как и положено при капитализме, принадлежат частным владельцам. Главный герой, от лица которого ведется повествование, один из бандитов — представитель городского дна. В данном случае «дно» — это больше, чем метафора, так как речь о самом нижнем ярусе «термитника», где сконцентрированы отбросы общества. В принципе, чем выше ярус — тем респектабельнее его обитатели.

Роман собственно начинается с бегства из города ядра банды главного героя, которое по плану своего предводителя — незаурядного в организационном плане, но не отягощенного какими-либо моральными принципами человека — должно переправиться на Землю. Далее в первой трети следует, как выше уже сказано, довольно удачный экскурс, рассказывающий о предыстории.

Странность романа начинается с момента прибытия героев повествования на Землю, где в результате несовпадения временных систем с момента разрыва связей с колонией миновал миллион лет против сотен лет на Каллиболе. Что же мы видим там? А там во всю идет вторжение жителей Луны(Луна за миллион лет значительно приблизилась к Земле и обзавелась атмосферой). Причем само описание процесса до самопародии удивительно похоже на фантазии авторов начала двадцатого века: какие-то медные и алюминиевые цилиндры, сбрасывающие «газовые бомбы» и снаряды, способные уложить два десятка человек за раз; огромные — аж десятитысячные — отряды пехоты, вооруженные плюющимися расплавленным свинцом трубками и ножами, которые пускают в ход, когда дело доходит до рукопашной — всё это, простительное книгам столетней давности, выглядит уже маразмом в конце века двадцатого, когда собственно и был написан роман. При чтении возникает стойкое ощущение, что это — литературное творчество школьника, начитавшегося Герберта Уэллса.

Понятно, что автору согласно его замыслу нужно, чтобы беглецы с Каллибола со своими крупнокалиберными пулеметами и прочими более-менее современными(для конца 20 века — современными!) вооружениями, стали королями положения на Земле, но от этого описания этой опереточной войны не становится менее убогими.

Что еще важно: люди Земли в процессе эволюции превратились в эдаких прекрасных зеленых эльфов, находящих самовыражение в искусстве, в противоположность лунным людям, которые предстают перед читателем в виде орков, самого отвратительного пошиба, к тому же одержимых манией садизма. При этом автор не скупится на описания, призванные вызвать у читателя симпатию к первым и отвращение ко вторым.

И хотя концовка довольно предсказуема, но симпатии к персонажам данного повествования она ни в коей мере не добавляет. Да и автор с самого начала нисколько не старался ее у читателя вызвать, ибо таков был его изначальный замысел. Что он хотел этим сказать? Наверное, что такова логика истории, которую не творят в белых перчатках, но тут по моему мнению с этим явный перебор.

В заключение, должен сказать, что это — единственное произведение из сборника, которому повезло с переводом, выполненным на должном уровне. Перевод «Фактора аннигиляции» просто нечитабелен, а в «Звездном вирусе» периодически приходится спотыкаться на корявых местах.

<Каменный цветок писателя Корчагина или Эдельвейс с душком.>

Данная рецензия относится к изданию 1994 года, которое примерно в три раза объемнее, чем выходившее в 1982 году в серии «Библиотека советской фантастики».

Первая половина книги, в принципе очень даже неплоха. Есть в ней что-то от романтики «Двух капитанов» Вениамина Каверина, когда событие, пережитое главным героем в юности, определяет его дальнейший жизненный выбор. Для Максима Колесникова — главного героя романа «Астийский эдельвейс» таким событием стала находка загадочных артефактов в астийском геологическом слое, возраст которого два миллиона лет. Разгадка тайны, окружающей их, а также постижение их какой-то полумистической связи со спасенной им в детстве странной девочкой, тонувшей в реке, становятся для Максима самоцелью. Будут в его жизни женщины, и даже семья, но все дальнейшие мысли и помыслы его отданы ей, той таинственной незнакомке.

Повзрослев, Максим уходит в науку, которая постепенно выходит в повествовании на первый план. В данном случае это — геология, что неудивительно так как автор по профессии геолог. И то, как он описывает работу геологов, таежные ландшафты, геологические эпохи и минералы, читать весьма увлекательно да и язык повествования хороший. Но вот что касается фабулы, то Корчагин — это, конечно, далеко не Каверин. И ближе к середине удовольствие от чтения начинает сходить на нет. А потом и вообще с какого-то момента начинаешь понимать, что этому вроде бы положительному главному герою перестаешь сопереживать. Более того он начинает вызывать отторжение. Подобно Даниле-мастеру, ищущему свою Хозяйку Медной Горы, он, начав гнаться за химерой, уже не в состоянии остановиться, идя к цели буквально по трупам близких ему людей. Он губит беззаветно любившую его женщину — Татьяну Тропинину, гибнет практически оставшийся без отца его маленький сын. После всего этого любой позитивный финал, выраженный в достижении героем его заветной цели, будет выглядеть насквозь фальшивым. Вряд ли на такой эффект рассчитывал сам автор.

Для полноты картины добавьте к этому всевозможные нелепицы, которые встречаются в тексте. Вот по летному полю за уносящим Максима самолетом бежит провожающая его женщина. Анекдотичность ситуации придает тот факт, что действие происходит не на каком-нибудь дремучем, таежном аэродроме, а в ленинградском «Пулково», заставляя вспоминать комедию братьев Цукер «Аэроплан», разве что у Корчагина осветительные мачты героиня при этом не сшибает. Или вот еще, геологи находят очередной радиоактивный артефакт. И пусть при приближении к нему счетчик Гейгера сходит с ума, его, прежде чем упрятать в свинцовый контейнер, тут же пускают по рукам, потому что каждый хочет подержать его, ну тепленький же. Целая бригада Гомеров Симпсонов, прямо. Автору, как геологу, конечно, виднее, может так всё и происходит на самом деле, идиотов в этом мире хватает, но в книге этому точно не место без последующего описания того, как у причастных персонажей начали выпадать волосы и крошиться зубы.

Ну, а дальше, всё становится совсем плохо. Главный герой попадает на инопланетный космический корабль и повествование начинает пробуксовывать, как будто автор просто дежурно отбывает номер, нагоняя объем.

Право слово, читать про необычные явления в тайге было гораздо интересней, чем все эти скучные описания технических чудес и инопланетной жизни, которые автор оказался не в состоянии облечь в сколько-нибудь занимательную форму.

Апофеозом всех этих нудных рассуждений становится нелепый, как будто взятый напрокат на какой-нибудь пропагандистской помойке типа Радио «Свобода», пространный антисоветский пассаж из уст прекрасной инопланетянки, которым автор, не мудрствуя лукаво, в угоду конъюнктуре 1994 года заменил ею же произносимую коротенькую комплиментарную — в адрес страны главного героя — фразу из раннего советского издания. Главная проблема тут не в его «антисоветсткости», а в его чужеродности, настолько фальшиво и несообразно он смотрится в этом советском насквозь произведении, настолько он диссонирует со всем остальным текстом. Добавь Булгаков с целью понравиться издателям в «Собачье сердце» дополнительную страничку с панегириком Вождю народов, больше ничего в книге не меняя, и то это бы не смотрелось так абсурдно и мерзко, как получилось у Корчагина, причем мерзко не столько содержанием, сколько самим этим поступком. Возможно в то время и нельзя было писать по-другому, маятник тогда оттянули в противоположную сторону так, что теперь, когда он пошел назад, тогдашние любители оттягивать маятник с жалобным писком только успевают от него уворачиваться. Ну, так не они ли сами в этом виноваты? Так что есть тут и лепта автора данной книги, это уже, извините, как клеймо.

В общем не вышел у Корчагина Каменный цветок, с душком получился его обновленный эдельвейс.

Подводя итог, должен сказать, что который раз убеждаюсь, что все эти «восстановленные по черновикам авторские редакции» есть зло. В данном случае, правда, есть нюанс, что автор в угоду конъюнктуре решил с элегантностью слона, посетившего посудную лавку, еще кое-что подправить, но забудем пока об этом, ниже речь пойдет обо всем остальном.

Я крайне скептически отношусь к подобным «полным» изданиям, когда слабые, совершенно по делу отправленные в корзину, куски, полные нелепиц и несуразиц, пытаются представить, как якобы изъятую цензурой часть авторского замысла, которая обязательно сегодня должна дойти до читателя. На самом деле все это не более, чем рекламный трюк. Исключение тут составляют разве что сокращенные журнальные варианты, когда под нож отправляется вполне годный текст, не вписывающийся в регламентированный объем публикации.

Редактура в принципе нужна. Особенно, если это касается научной фантастики, где большую роль играет гармоничное сочетание технической и художественной сторон произведения. Советские редакторы и рецензенты были прежде всего профессионалами, обладавшими литературным вкусом (см. например рецензии Аркадия Стругацкого на рукописи, предлагаемые к публикации в «Мире приключений»). В первую очередь они жалели читателя, убирая из текста преступления против русского языка, различные технические ляпы, стилистические огрехи и неудобочитаемые фрагменты. После того, как вместе с «проклятым совком» с корабля современности было сброшено огромное количество ценного и полезного, в том числе и институты профессиональных редакторов, рецензентов и корректоров, мы и получили тот плачевный результат в современной отечественной литературе, который имеем и символом которого можно считать незабвенную «стрелку осциллографа»(самый известный, но далеко не самый вопиющий пример).

Принимая всё вышесказанное во внимание, я никак не могу рекомендовать данное расширенное издание к прочтению. К более раннему изданию, прошедшему редактуру, все высказанные выше претензии относятся в значительно меньшей степени, многих ляпов, да и неудачных, на мой взгляд, сюжетных линий, в том числе и связанной с Татьяной Тропининой, вы там не найдете. Хотя и его читать у меня желания тоже нет, ограничился лишь беглым просмотром.

Поскольку оба издания объединены на одной странице, то оценку ставлю несколько завышенной, применительно к первому изданию. Для конкретного рецензируемого издания имеем тот случай, когда 4 пишем, 2 в уме.

Энциклопедия нуль-фантастики, упакованная в форму палп фикшн. В этом некрупном произведении читатель найдет все самые расхожие штампы жвнра. Тут вам и приближающийся конец света, порожденный повсеместными природными катаклизмами, и исчезнувшая цивилизация в Антарктиде, от которой осталась одна-единственная представительница, проспавшая миллионы лет в анабиозе, и таинственные артефакты, и Чужие среди людей. Поймите правильно, я ничего не имею против заезженных тем, но только в том случае, если автору есть, что по этому поводу сказать. В данном же случае Лаумер просто громоздит сорок бочек арестантов в небольшом объеме, плохо представляя, что с этим богатством делать дальше.

По сравнению с «Мирами империума» небольшой шаг вперед в плане фабулы, но на этом рост Лаумера, как писателя, заканчивается, оставаясь где-то в районе плинтуса. Большинство поднятых автором тем не находят какого-либо внятного раскрытия, а просто создают некий антураж исключительно для того, чтобы у читателя не было сомнений, что он читает именно научную фантастику.

По стилю же книга похожа на гангстерский боевик 30-х годов прошлого века причем далеко не первого ряда, на несколько ступенек ниже Микки Спиллейна. Герой постоянно в кого-то стреляет, в него стреляют, он лупит по голове, его лупят по голове. Мыслительным процессам героя всё это никак не способствует, да и некогда ему такой ерундой заниматься(«Зачем думать — прыгать надо»). Калейдоскопичная смена событий — вот герой в Нью-Йорке, через пару страниц он спускается под воду на Крите, а еще через десяток страниц он уже в Антарктиде — не оставляет и автору времени на все те вещи, с помощью которых художественный текст воздействует на читателя. Нет здесь ни сколько-нибудь внятных описаний, ни образов персонажей, большинство из которых появляется только для того, чтобы быть убитыми через несколько страниц, ни стилистических красот. Все это творение удивительно напоминает комикс с немудреным перечислением того, что главный герой видит и делает. Литературой это назвать сложно, даже несмотря на хороший перевод Элеоноры Башиловой, который правда при издании в журнале «Если» подвергся некоторым сокращениям, что при такой плотности действия на пользу произведению не пошло. Например на рубеже 14 и 15 глав явно отсутствует небольшой кусок с объяснением, что же именно случилось со спутниками главного героя. Хотя допускаю, как вариант, и авторскую неряшливость.

В общем, ознакомившись с достаточным количеством романов Лаумера, сделал для себя вывод, что у этого автора некоторый интерес представляет юмористическая фантастика, впрочем тоже весьма вторичная и посредственная(из прочитанного мною -«Машина времени шутит», «Ловушка времени»), в остальном же Лаумер — автор крайне примитивных произведений, по сравнению с которыми даже худшие образцы советского «молодогвардейского» творчества безоговорочно выигрывают в литературном плане.

Сама идея может и не плоха, но вот исполнение...

Начало интригующее: главного героя похищает из нашего мира некая спецслужба из параллельной реальности, чтобы взвалить на него выполнение архиважной миссии в реальности третьей. На этом достоинства книги заканчиваются, и далее следует по тогдашним временам незамутненный мыслью палп фикшн, а по нынешним — сценарий компьютерной игры.

Чрезмерно упрощенное, сугубо линейное повествование, бодрый телеграфный стиль — короткие рубленые фразы, описывающие исключительно то, что герой видит и делает, и минимум диалогов. Бей, стреляй, беги. Всё. Плотность экшена на страницу зашкаливает. Думать герою некогда, да и не нужно. Примитивные образы действующих лиц не дотягивают даже до того уровня, который принято пренебрежительно называть картонным. Характеров у них нет, да и раскрывать их автору в таком бешеном темпе повествования нет времени — не успеет появиться на горизонте очередной персонаж, как его уже выносят вперед ногами.

Зато перевод Сергеева и Потапенко на удивление хороший, только благодаря им дочитал сие творение до конца. Столь высокая оценка исключительно за изначальную идею. Литературных достоинств у произведения нет, да и вообще это не литература. На «Патруль времени» Андерсона данный опус похож не больше, чем крестьянская телега на Porsche Cayenne(у обоих средств передвижения по 4 колеса, в конце концов).

«Грех продолжения». История спасения Галактики от надвигающейся на нее угрозы, но в посредственном исполнении. Значительно уступает первой части по всем параметрам.

Пропала легкость повествования, появилась какая-то натужность, способная вызвать у читателя скуку. Персонажи стали по большей части картонными, образ новой ассистентки Даржека — бабули-божий одуванчик, способной сломать грабителю руку или убить вязальной спицей инопланетного монстра, при всей своей симпатичности смотрится крайне неубедительно. Вообще вторую часть отличает какая-то бросающаяся в глаза непроработанность, никак не соответствующая заявленной вселенской проблематике. Сам внезапный переход от реалий нашего мира к столь глобальным пертурбациям кажется мне надуманным и неудачным, разрушающим идейную стройность первой части. Одно дело, когда обычного частного детектива нанимает Совет директоров земной компании и другое, когда его же внезапно подряжает «галактическое начальство», которое в силу своей глупости или некомпетентности не в состоянии без него решить свои проблемы.

К тому же перевод значительно хуже, чем у «Всех цветов тьмы», зато с сохранением тех непростительнейших редакторских ляпов, о которых я рассказывал в рецензии на первую часть.

В общем никак не могу рекомендовать это к прочтению, продолжение может испортить хорошее впечатление от первой части.

Книга понравилась необычайно. Но тут, как говорится, так звезды сошлись.

Во-первых мне нравятся рассказы о «безбашенных» изобретателях, тут конечно вне конкуренции цикл Каттнера об изобретателе Гэллегере, который творит по наитию, зачастую сам не понимая, как функционируют его изобретения. Во-вторых — истории о частных детективах Дэшила Хеммета, Реймонда Чандлера и Рекса Стаута. И там, и там больше всего мне импонирует ироничный стиль повествования.

И вот Ллойд Биггл, который младший, взял оба этих направления и объединил в своем романе «Все цвета тьмы», как по моему заказу.

Компания «УниТел» изобрела трансмиттер материи — средство для мгновенной телепортации. Тут особенно интересны социальные последствия такого изобретения, и, как следствие возможный саботаж со стороны заинтересованных лиц. Причем даже не какие-то набившие оскомину диверсии, а хитрейшие трюки, связанные с исчезновением пассажиров. Кто же захочет вверять свою драгоценную жизнь транспортной компании, если прибытие в пункт назначения, да и вообще дальнейшее пребывание в этом мире, не гарантируется?

Но по счастливому стечению обстоятельств одним из держателей акций компании является частный детектив Даржек — прямой литературный наследник Арчи Гудвина, Филипа Марлоу и безымянного оперативника из «Континенталя». Ему то и поручает совет директоров компании разобраться с этой таинственной историей.

Мягкий юмор, замечательные диалоги, превосходные характеры — собственно литературные достоинства здесь налицо, превращая сам процесс чтения в удовольствие. И огромная заслуга тут переводчика Дмитрия Старкова, которому удалось замечательно передать авторскую стилизацию под классический крутой детектив. Зато редактора нужно гнать по причине профнепригодности за обороты вроде «в анфас», «Шан-Зелизе» и эпизодическую вражду с частицей «не», превращающей в некоторых случаях сложные обороты в бессмыслицу(причем многое из сказанного повторяется в обоих романах сборника, так что просто опечатками объяснить это сложно).

Действие романа четко разделяется на две части, вернее первая является как бы обрамлением для второй. Чтобы было понятно, первая — это как раз то, о чем сказано выше. А вот вторая... о ней вряд ли что-то можно сказать, не накидав спойлеров. Скажу только, что она, как и ожидается, содержит разгадку, по стилю абсолютна отлична от первой и является чисто фантастической. Что еще важно: она ничуть не хуже, просто совершенно другая — эдакая добрая, гуманистичная история в духе старой школы.

Образцовый фантастический приключенческий роман. Именно то, что я безуспешно искал у Гордона Диксона.

И идея хороша, и сюжет крепко сбитый, и действие динамичное, и герои живые.

Главный герой — живущий среди онкью, но носящий человеческое имя полукровка Андреас Лоу — гибрид двух галактических рас, отношения между которыми далеки от идиллических. Как часто бывает в таких случаях, он чужак для обоих народов, и в особенности для людей Солнечной системы, одержимых ксенофобией, усугубленной страхом перед телепатическими способностями онкью. Хотя по иронии судьбы именно противники Единения двух галактических рас из числа людей и попытаются использовать попавшего в их руки Лоу, а точнее его паранормальные способности, для достижения своих целей — срыва переговоров, являющихся историческим шансом покончить с обоюдным недоверием. В этом смысле здесь прослеживается некоторое сходство с написанными гораздо позднее романами «Мертвая зона» и «Воспламеняющая взглядом» Стивена Кинга. Дальнейшее развитие событий подкупает сочетанием динамизма и логичности сюжетных поворотов, пусть даже по нынешним временам они не всегда кажутся особенно оригинальными(не забываем о годе написания романа). В общем впечатления от книги остались самые приятные.

А вот перевод действительно производит странное впечатление. С одной стороны нельзя назвать его плохим, с другой стороны присутствуют с десяток(что по нынешним временам немного) досадных ляпов, которые нормальный редактор должен отлавливать «на раз». Тут и американские биллионы вместо миллиардов, и обороты типа «отстранил в сторону», на которых невольно спотыкаешься при чтении, что портит впечатление. Ну и конечно же непонятная свистопляска с диалогами, о чем уже было сказано ранее. Такая чересполосица была бы оправдана, если бы была необходимость отделять вербальное общение от телепатического, но это не тот случай. Зато, если поправить все эти немногочисленные огрехи, то из перевода можно сделать конфетку, чего данный роман однозначно заслуживает.

Редкостное убожество. Литературой это назвать сложно, несмотря на титанические усилия переводчика Тюрина, в заслугу которому можно однозначно поставить тот факт, что этот текст по крайней мере можно читать. Что впрочем крайне обидно, ибо текст ни перевода ни прочтения не стоит, лучше бы та же энергия была потрачена на перевод какого-нибудь стоящего произведения, испоганенного отечественными горе-переводчиками.

Это действительно, как уже замечено ранее, похоже на комикс, причем не очень умный(бывают умные? я просто не в курсе). Идеи, лежащие в основе сего произведения не выдерживают никакой критики — ни научной, ни моральной.

Начнем с завязки. Была такая планета добрых наемников. Наемники помогали хорошим людям причинять добро и наносить пользу. За деньги естественно, как и положено наемникам. То есть, надо понимать, кто заплатил, тот и хороший. Ну, а как иначе определить? Вот Югославию или Ливию бомбить — это хорошо или плохо? Одни скажут так, а другие наоборот, как тут определиться бедному доброму наемнику.

Ну, в общем злые люди эту планету наконец изничтожили, видать слишком много добра наемники причинили. Но один человек — главный герой рецензируемого произведения — таки уцелел. Спасли его некие высшие силы и наделили прямо таки поразительными свойствами, заменили пораженные радиацией косточки во всем теле на вроде, как титановые, только еще круче, так как ни раздавить, ни сломать их теперь никакой силой невозможно.

И стал наш герой по мнению автора неуязвим. Хучь груз весом 100500 тонн на него обрушь, хучь кол на голове теши. Биологию в школе автор прогуливал и потому просто не в курсе, что, например, разрыв артерии или обугливание определенного процента кожного покрова так же смертельны, как и отделение головы от тела, от которого наш герой теперь застрахован — только меч затупите о чудо-косточки.

Ну и дальше в том же духе, всякие глупые приключения, в которых героя выручают те самые чудо-косточки.

В общем подвожу итог: мне не себя, как читателя, жалко. Ну, прочитал я эту ахинею и забыл. Мне усилия хорошего переводчика Александра Тюрина жалко, ведь мог же что-нибудь стоящее перевести, на радость отечественному читателю. Хотя может и не нужно его жалеть? Он ведь, как показанный в книге наемник, переводческий гонорар получает независимо от литературной ценности исходного текста.

Небольшая группа исследователей высаживается на астероид Язон с целью взятия геологических проб. Рутинная, казалось бы, экспедиция приводит к встрече с Неведомым — один из героев гибнет, а другой сходит с ума. Последнему оставшемуся в строю участнику — Дмитрию Хлебникову — предстоит разгадать тайну астероида.

Каких-либо фантастических откровений от этой весьма приличного объема повести ждать не следует. Фантастическая, а поначалу — даже детективная, завязка нужна автору больше для того, чтобы раскрыть психологию героев и их отношения. И в этом смысле произведение удалось — чисто литературная составляющая очень хороша. Да и особый стиль именно сибирской фантастики, находящий выражение в виде лирических отступлений, придает повести особый шарм. Кроме того сама атмосфера столкновения с чем-то необъяснимым передана автором весьма убедительно, читать об этом интересно.