|
Свеча горела...
>
> Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
> -- Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
> Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать.
> Строго одет -- костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея
> Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по
> привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё
> двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один
> попутал литературу с лигатурой.
>
> -- Д-даю уроки, -- запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. -- Н-на дому. Вас интересует литература?
> -- Интересует, -- кивнул собеседник. -- Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
> <<Задаром!>> -- едва не вырвалось у Андрея Петровича.
> -- Оплата почасовая, -- заставил себя выговорить он. -- По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
> -- Я, собственно... -- собеседник замялся.
> -- Первое занятие бесплатно, -- поспешно добавил Андрей Петрович. -- Если вам не понравится, то...
> -- Давайте завтра, -- решительно сказал Максим. -- В десять утра вас
> устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
> -- Устроит, -- обрадовался Андрей Петрович. -- Записывайте адрес.
> -- Говорите, я запомню.
>
> В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти
> келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже
> двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его
> уволили.
> -- Вы слишком узкий специалист, -- сказал тогда, пряча глаза,
> директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. -- Мы ценим вас
> как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не
> хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить.
> Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники -- вы
> вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно
> популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век... Как вы
> полагаете?
>
> Андрей Петрович отказался, о чём немало потом
> сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных
> учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за
> другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал
> пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода
> на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
>
> Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть
> ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный
> сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем... Андрея Петровича
> мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом -- затем настала очередь
> книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты
> коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый
> месяц. Достоевский -- две недели. Бунин -- полторы.
>
> В результате у
> Андрея Петровича осталось полсотни книг -- самых любимых, перечитанных
> по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй,
> Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая
> четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
>
> <<Если этот парень, Максим, -- беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно
> расхаживая от стены к стене, -- если он... Тогда, возможно, удастся
> откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду>>.
> Пустяки, понял
> Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может
> передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим
> то, что знает, то, что у него есть.
>
> Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
> -- Проходите, -- засуетился Андрей Петрович. -- Присаживайтесь. Вот, собственно... С чего бы вы хотели начать?
> Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
> -- С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
> -- Да-да, естественно, -- закивал Андрей Петрович. -- Как и всех прочих. В
> общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А
> сейчас уже не преподают и в специальных.
> -- Нигде? -- спросил Максим тихо.
> -- Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался
> кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и
> читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям.
> Появились другие удовольствия -- в основном, виртуальные. Игры. Всякие
> тесты, квесты... -- Андрей Петрович махнул рукой. -- Ну, и конечно, техника.
> Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика,
> квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А
> литература, история, география отошли на задний план. Особенно
> литература. Вы следите, Максим?
> -- Да, продолжайте, пожалуйста.
>
> -- В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила
> электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал --
> стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с
> предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их
> не стало совсем -- люди перестали писать. Филологи продержались на сотню
> лет дольше -- за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
> Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
>
> -- Мне нелегко об этом говорить, -- сказал он наконец. -- Я осознаю, что
> процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с
> прогрессом. Но вот дети, вы понимаете... Дети! Литература была тем, что
> формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир
> человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот
> что ужасно, Максим!
> -- Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
> -- У вас есть дети?
> -- Да, -- Максим замялся. -- Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей
> Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать.
> Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
> -- Да, -- сказал Андрей Петрович твёрдо. -- Научу.
>
> Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
> -- Пастернак, -- сказал он торжественно. -- Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела...
>
> -- Вы придёте завтра, Максим? -- стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
> -- Непременно. Только вот... Знаете, я работаю управляющим у состоятельной
> семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая
> зарплата. Но я, -- Максим обвёл глазами помещение, -- могу приносить
> продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас
> устроит?
> Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
> -- Конечно, Максим, -- сказал он. -- Спасибо. Жду вас завтра.
>
> -- Литература — это не только о чём написано, -- говорил Андрей Петрович,
> расхаживая по комнате. -- Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот
> самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот
> послушайте.
>
> Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
> -- Пушкин, -- говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
> <<Таврида>>, <<Анчар>>, <<Евгений Онегин>>.
> Лермонтов <<Мцыри>>.
> Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий...
> Максим слушал.
> -- Не устали? -- спрашивал Андрей Петрович.
> -- Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
>
> День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в
> которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени
> уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником.
> Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как
> Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий
> вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше,
> глубже, чем в предыдущий.
>
> Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
> Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
> Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
> Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
> Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.
>
> Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в
> ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал
> внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим
> не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже
> не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью
> так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда
> стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
> -- Номер отключён от обслуживания, -- поведал механический голос.
>
> Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые
> книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства
> собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не
> вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что
> спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать,
> извините, фамилию не знаю?
>
> Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
> -- А, Петрович! -- приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. -- Давно не
> виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при
> чём.
> -- В каком смысле стыжусь? -- оторопел Андрей Петрович.
> -- Ну,
> что этого, твоего, -- Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. -- Который к
> тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой
> связался.
> -- Вы о чём? -- у Андрея Петровича похолодело внутри. -- С какой публикой?
> -- Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
> -- С кем с ними-то? -- взмолился Андрей Петрович. -- О чём вы вообще говорите?
> -- Ты что ж, в самом деле не знаешь? -- всполошился Нефёдов. -- Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
>
> Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на
> четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой
> попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал
> ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел
> Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
>
> <<Уличён хозяевами, -- с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана
> Андрей Петрович, -- в хищении продуктов питания, предметов одежды и
> бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект
> управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о
> детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей
> предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал.
> Изъят из обращения... По факту утилизирован.... Общественность обеспокоена
> проявлением... Выпускающая фирма готова понести... Специально созданный
> комитет постановил...>>.
>
> Андрей Петрович поднялся. На негнущихся
> ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла
> принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка.
> Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и
> рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени
> подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
>
> Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
>
> Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
>
> Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся.
> Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита.
> Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
>
> Звонок в дверь
> застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся
> открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на
> год-другой младше.
> -- Вы даёте уроки литературы? -- глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
> -- Что? -- Андрей Петрович опешил. -- Вы кто?
> -- Я Павлик, -- сделал шаг вперёд мальчик. -- Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
> -- От... От кого?!
> -- От Макса, -- упрямо повторил мальчик. -- Он велел передать. Перед тем, как он... как его...
>
> -- Мело, мело по всей земле во все пределы! -- звонко выкрикнула вдруг девочка.
> Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
> -- Ты шутишь? -- тихо, едва слышно выговорил он.
>
> -- Свеча горела на столе, свеча горела, -- твёрдо произнёс мальчик. -- Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
> Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
> -- Боже мой, -- сказал он. -- Входите. Входите, дети.
>
> Майк Гелприн, Нью-Йорк (Seagull Magazine от 16/09/2011)
>
правка
|
цитировать