Бла-бла-ON Странные мы существа, люди. Ни о чём не можем договориться. Запости даже прописную истину, что 2*2=4 и тут же выстроится очередь желающих доказать, что: во-первых не четыре, а пять; а во-вторых, что более важно — автор поста — урод, придурок и безграмотное ничтожество. Справедливости ради стоит заметить, что в другой ситуации и мы можем оказаться среди тех, вторых, с жаром отстаивая своё право пороть чушь, которая прдставляется нам истиной, а, главное, ощущая своего визави — врагом. Это в нас сидит, как минимум, с советского детства-юности. Инакомыслящий — враг. Вообще не человек, с ним можно что хочешь делать. Хоть в тюрьму, хоть расстрелять. До основанья, и затем. Скажете, а как же мы, молодежь? Мы же родились уже после того, как вас оболванивали в пионерской организации. Ну да, ну да. Родились-то после, но кто вскормил, кто воспитал? Бывшие пионеры-комсомольцы (а то и члены партии). Можно, конечно сказать, что и за границей инакомыслящих не жалуют. Да, но не в государственных же масштабах. Для того, чтобы государство могло позволить себе вакханалию ксенофобии, оно должно быть уверено, что на его стороне — большинство. Что эта политика понятна и востребована обществом. Скажете, а причем тут тема тура? Да вот, смотрите, возьмём белый цвет. Для нашей культуры он — символ чистоты помыслов и деяний. Недаром голубка — белая, а Дамблдор — Альбус. А в иных, нехристианских культурах белый запросто является цветом траура и ни с чес хорошим не ассоциируется. И кто же из нас — тот самый урод, придурок и безграмотное ничтожество? Да никто. Разные мы. И чёрные жизни важны, и ничуть не меньше — белые. И жёлтые, и серо-буро-малиновые в крапинку. Одинаково мерзки и те, кто отказывает черным в равенстве, и те, кто напротив, выпячивает свою инаковость в ущерб остальным. Моя свобода заканчивается там, где начинается ваша. Но и наоборот. Прописные истины, скажете вы, что ты нам мозги паришь, давай уже к топу. Да, прописные. Так и чистота и радость белого цвета — прописная истина, нет? Нет... Разный он, этот белый. Как и любой другой. Как и песни ему посвященные. (Вот это подводку я забабахал, аж сам заколдобился!). Бла-бла-OFF
Antimatter — Mr. White — "Ну надо же, именно мне, и так больно!" — как сказал Буба Касторский, идеальный куплетист. Вот и мне также сразу — и прямо в сердце. Всё-таки для меня прог — король жанров. Самый разнообразный, самый непредсказуемый. КОнечно, и дерьма в нём — воз и маленькая тележка. Но иногда попадаются бриллианты. Вот один из них. Arjen A. Lucassen — Ride A White Swan (M. Bolan) — Роскошное прочтение классики глэма. Причём голос ну прямо один в один Марк Болан. Услада для ушей. Отлично вытканный коврик, в равной степени сохранивший дух первоисточника, и обогативший его мощью современного звука. Carrie Nation & The Speakeasy — Old White House — Первые пару секунд был уверен, что это Криденсы. Но это только вступительные аккороды. А дальше оч-чень миленький кантрик такой образовался. В меру живой, весьма романтичный. Это не виски и грязная солома под ногами в понбчем салуне. Это — бескрайний простор прерий, в не слишком жаркий денёк, когда ветер дует с океана, и вместо вони дохлых коров и койотьего дерьма вы наслаждаетесь солоноватым кислородом, трудолюбиво выработанным скромными одноклеточными водорослями. Demis Roussos — White Sails — Талантище. В СССР мы в основном слышали его прилизанную песенку "сувенир". А на деле-то он еще со времен "Детей Афродиты" выдавал вещи куда более мощные и яркие. Здорово. Marina & The Kats — Snow White — Эта марина с котами мне хорошо известна. Товарищ Тролль меня давненько уже на них подсадил. Подобный жанр я для себя определяю чисто Земекисовским "Назад, в будущее". На мой взгляд, это весьма непросто, умудриться сыграть песни на основе аксиматики первой половины 20-го века так, чтобы они звучали ярко и свежо. С другой стороны, и в моде время от времени вдруг происходит нечто подобное, и модноцы вдруг начинают щеголять в таком, что пришлось бы душе их прабабушкам. И при этом это, чёрт возьми, почему-то выглядит актуально. Волшебство. Morphine — Honey White — В наши дни музыцируют все, кому не лень. В Финляндии скоро количество металлических групп превысит население. Но бичь всех этих коллективов — однообразие. Слушаешь подобные новинки и задаёшься вопросом: а на фига, собственно? ребята, если вам нечего сказать, какого хрена вы слюнявите микрофон? Лучше пойдите и получите права на вождение трактора, в рыке его мотора и то больше индивидуальности. Так вот, Morphine — из той маленькой, но могучей когорты подлинных творцов, которые ни на кого не похожи, узнаваемы с первой ноты и невероятно, чудовищно хороши. И одним своим существованием они заставляют меня примириться с устрашающего размера армией бездарей в рок музыке. Аве Morphine . Procol Harum — A Whiter Shade of Pale — Удивительная штука. Бывает такое, что ты знаком с девушкой. И она, по мнению окружающих бесподобно хороша. А ты просто с ней дружишь, потому что она — отличный товарищ. Но тебе и в дурном сне не приснится, что ты с ней целуешься. Ну не твой тип, и всё. Видишь ты её красоту глазами, но не ощущаешь сердцем. Удивительно, но факт. Вот у меня так с A Whiter Shade of Pale. Я понимаю, что это — гениальная вещь. Что она — один из столпов прога, который без Procol Harum возможно, был бы совсем другим. Но при этом все достоинства этой прекрасной вещи я отмечаю исключительно умом. А душу она мне почему-то не задевает. Что не делает её менее замечательной. Sandra — Nights In White Satin — Вот тут коллеги-лаборанты смогли меня знатно удивить. Потому что перепеть в легком диско одну из величайших вещей раннего прога — это надо уметь. Ну так Сандре не привыкать. К примеру, её известный шлягер "Хиросима" изначально принадлежал немцам Puhdys, которые, естественно исполняли его в роке. Отличный коврик. Scorpions — White Dove — В этой песне, одной из немногих, которые мне нравятся у Скорпов, они звучат как-то удивительно по... белорусски. Её могли бы спеть Песняры или Сябры и было бы чес-слово, ничуть не менее круто. А то и поболее. Добротная вещица. T.2. — No More White Horses — Не слишком люблю такое звучание гитары, но в целом хорошо и разнообразно. Тот случай, когда мелкие неудобства можно и пережить. Тем более, когда тут такие чистые, прозрачные духовые. The Moody Blues — Nights In White Satin — Наверное, самая меланхоличная из великих песен конца 60-х. Великолепно, медидативно, изысканно. Волшебная вещь, нежная и полная скрытой энергией одновременно. И, хоть я его и похвалил за любопытную трактовку, но Сандре до оригинала, как котенку до бенгальского тигра. Боги. Причём, как я понимаю, это еще укороченный в угоду "сингловости" вариант. Полноценная композиция длится, если не ошибаюсь, почти 8 минут. Александр Кутиков — Снег — Просто красиво. Театр теней — Белый цвет — Удивительная и ни на что не похожая вещь. Сильное, уверенное звучание. Сразу чувствуется, ребятам есть что сказать. Это не проходняк, это то самое, глубинное, поднявшееся из мрака подсознательного, подобно мифическому белому кашалоту. Отлично! Юрий Шатунов — Белые розы — Да, представьте, в топ. Сам в шоке. Ведь тогда, на излёте 80-х слышать не мог эту глупенькую, слащавую песенку. Но тогда я и сам был глупеньким. И, наверное, слащавым, тут уж не знаю, не объективен. По крайней мере, от баллад Rainbow, случалось, и слезы на глаза наворачивались. Тогда глупенький я смеялся над этими песенками и группкой "Массовый лай", в своей высокомерной уверенности, что попса не может нести никакой смысловой нагрузки. Стыдно, батенька. Ведь ни о каких это не о розах песня. И не для бессмысленного скаканья на дискотеках она. Это штука трагичная и горькая, прочно связанная с судьбами ребят из Ласкового Мая. Это о них песня, о нежеланных, случайных детях, которые чувствуют себя увядшими цветами, вышвырнутыми на обочину жизни. Как и человек, который их создал — Сергей Кузнецов. Такой же поломанный судьбой, как и Шатунов с ребятами. Такой же чистый и наивный. Как и они, он принёс расчётливым дельцам миллионы, а теперь живёт на грошовое пособие, изломанный, горький, как вся судьба России, реквиемом по которой звучат "Белые розы". Печальная и возвышенная вещь, наполненная тем самым толстовским непротивлением и скромностью бедных людей Достоевского. Позволяющих делать с собой всё, что угодно, и проливающих слёзы бессилия в тесноте своих каморок. Лишь изредка, когда насилие и беззаконие достигают критической массы, Башмачкины и Мармеладовы срываются с цепи, и тогда белый снег обильно орошается красным. Но проходит совсем немного времени, и плоды этого взрыва вновь собирают расчётливые дельцы, умудряющиеся извлекать выгоду из чего угодно. А бедные люди ещё глубже опускаются в глубины ледяного отчаяния, которое со стороны кажется безразличием. Горько. Больно. Холодно.
|