Я решил поэкспериментировать с размером и с рифмой. Вместо ямба — амфибрахий, рифма такая: 1221 1221 1212 1122 1221 И это одна строфа. В общем, пока получается так:
1
В безлюдных просторах, в бескрайних равнинах, В пустынях далеких, где ветер не воет, Где каждый заблудший отчаянно стонет, Где жажде не жаль ни дурных, ни невинных, Здесь кости и череп повсюду белеют, Здесь дюны, нарушив покой безмятежный, Плывут беспрестанно; ревут безутешно Здесь те, кто явиться в пустыню посмеют. В суровых просторах, где жар, бесконечность, Не встретить ни счастья, ни радости; горе Здесь было и будет, пробудет здесь вечность В пустынях, на желтом горячем просторе. И в эти унылые жаркие страны Явился несчастный; кровавые раны Алели на теле больного мужчины, Пришел он, чуть жив, в золотые равнины. Кто знает, откуда и как он явился, Где прежде скитался, кто братья, кто предки? Такие бродяги, должно быть, не редки; Но, все-таки, кто он, как здесь очутился?
Есть те, кто сказать нам всю истину может. И если б у них невзначай мы спросили, То, думаю, нам бы вопросы простили, Ведь нас любопытство безжалостно гложет. Пришедший в пустыню когда-то солдатом Сражался, людей убивая нещадно; Служил он усердно, упрямо и ладно, Пока не сбежал в океаны к пиратам. Причиной тому, говорят, была дева, Которую встретил солдат в чуждом крае; Гуляла она, королев королева, Своей красотой всех кругом наслаждая. Любил он ее, и любил всей душою; Но недруг его, да со злобой большою Красавицу ночью зарезал кинжалом. Ужасно в тот вечер влюбленному стало. Его неприятель был тоже военный, Влюбленный, убив его в ярости лютой, Расплакался тотчас; и в ту же минуту Покинул войска он в тоске сокровенной.
Но жить все же нужно – хоть нужно, на что же? Вот он и решился в пираты податься, Чтоб вместе с бандитами всюду скитаться; На честного мужа никак не похоже. И вот, забываясь в ужасных сраженьях И золото, деньги легко получая, Он плавал беспечно, несчастья не зная, Купаясь в богатых заморских каменьях. Однако холодною грустной порою Пиратов настиг адмирал беспощадный, В морях его флот возвышался горою, А сам он был монстр, огромный, нескладный. Лихие вояки пиратов побили И множество трупов в пучине сокрыли; Средь них был герой наш, однако не знали, Что он был не трупом, когда их бросали. И вот он, израненный, бедный скиталец Из моря явился и здесь оказался; Но после несчастий живым он остался, Замученный жизнью больной чужестранец.
Он вырос в холоднейших северных странах В семье рыбака и печальной торговки; Он с детства не знал, что такое обновки, Но многое знал о лихих ураганах. А после, покинув родное селенье, Сказав «я вернусь» добродушной старушке, Которая плакала, сидя в избушке, Роняя слезу на сухие поленья, Ушел он в далекие южные страны, Ушел, не вернувшись к холодному дому, Туда, где кочуют купцов караваны, Сказав «до свидания» краю былому. Он слышал: на юге суровым владыкам, В бою их жестоком, в бою их великом Воителей лишних никак не бывает, Там часто солдаты в войне погибают. И вот, уповая на бога удачи, Придя в распрекрасные теплые страны, Где царствуют люто властители-ханы, Был принят он в войско и зажил богаче.
Отныне мы знаем, кто этот бродяга, Сражавшийся в войске, моря бороздивший И многих людей беспощадно убивший На море, под знаком пиратского стяга, На суше, в рядах бесконечной пехоты. Он в жизни несчастье встречал и удачу, Он знал и веселье, и горечь от плача, Он видел, как бедные гибли сироты. И вот он в унылой бесплодной пустыне, Где ветер не воет, где ливни не льются, Где сухо и жарко и пусто доныне, Где лисы пустынные дико смеются. Пройдет он просторы, иль сгинет навечно? Здесь дюны не раз наблюдали беспечно, Как путники, корчась, в бесслезных рыданьях Кончали тут жизни в ужасных страданьях. Не знаем мы, как по велению рока Судьба отнесется к больному мужчине. Не знаем, пройдет он сухие пустыни Иль сгинет в мучениях здесь одиноко.
2
В безлюдных просторах, в бескрайних равнинах, В пустынях далеких, где ветер не воет, Где каждый заблудший отчаянно стонет, Где жажде не жаль ни дурных, ни невинных, Здесь кости и череп повсюду белеют, Здесь дюны, нарушив покой безмятежный, Плывут беспрестанно; ревут безутешно Здесь те, кто явиться в пустыню посмеют. И в этих унылых горячих просторах, Где только ночами жара утихает, Где лисы от зноя скрываются в норах, Здесь путник усталый угрюмо блуждает. Язык как песок и сухой, и безводный, Живот как пещера пустой и голодный, А раны-порезы не знают покоя, Мутится рассудок от лютого зноя. И вот перед бедным опять возвышенье: Давно уж он начал пески ненавидеть, Песчаным холмам здесь конца не увидеть; И вдруг перед ним показалось виденье.
Явился старик перед путником бледным, Одетый в одежды из белого цвета, Возникший в краю бесконечного лета, С лицом загорелым, как будто бы медным; С густыми власами, с седой бородою, Со взглядом орлиным и видом суровым, Пред путником слабым, совсем не здоровым, Сказав «уходи» беспрестанному зною. Вдруг туча нависла над древней пустыней, Полились давно здесь забытые струи, Полились на землю, сухую доныне; Глядел чужестранец на тучу большую. Вода омывала жестокие раны, Прохладу примчали к нему ураганы, Он пил беспрестанно и жадно и много, Дивясь ниоткуда возникшим потокам. И он улыбался, смеялся беспечно; Кровавые раны внезапно закрылись, И сухость, и жажда мгновенно забылись; А ливень все лил над песком бесконечно.
|