9 по 9


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Алекс Громов» > 9 по 9
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах

«В среду свершилась судьба Хуана Наркисо Уканьяна, но мир не заметил этого.

В высшем смысле, конечно, заметил, но лишь недели спустя и без упоминания имени Уканьяна. Он просто был одним из многих. Если бы расспросить его самого, что произошло в то раннее утро, можно было бы провести параллели со сходными событиями по всей земле. И, может, рассказ рыбака, именно в силу его наивного восприятия, раскрыл бы сложные взаимосвязи, которые стали очевидными лишь спустя время. Но ни сам Хуан Наркисо Уканьян, ни Тихий океан у берегов Уанчако на перуанском севере никому не проговорились. Уканьян был нем как рыба, которую он ловил всю жизнь. Когда статистика хватилась его, события были уже в другой стадии и возможные показания об участи Уканьяно утратили интерес.

Тем более, что и до 14 января никто не питал интереса к его жизни.

Он сам это видел. Ему сулило мало радости превращение Уанчако в международный курорт. Чтобы чужаки пялились, как местные выходят в море на своих допотопных лодках? Хотя удивительным было скорее то, что они вообще выходят в море. Его земляки теперь нанимались на плавучие рыбзаводы или на фабрики рыбной муки и рыбьего жира, благодаря которым Перу, несмотря на сокращение лова, всё ещё держалось в числе рыбодобывающих стран — вместе с Чили, Россией, США и ведущими странами Азии.

Уанчако разрастался во все стороны, отели строились один за другим, погибали последние заповедники природы. Всякий думал лишь о своей выгоде. А какая выгода Уканьяну, если у него ничего не осталось, кроме его живописной лодочки — кабальито, «лошадки», как умильно окрестили их когда-то конкистадоры. Но и «лошадкам» оставалось недолго.

Новое тысячелетие решило, видно, отбраковать таких, как Уканьян…

Ему было 28 лет, и он был из последних».

Франк Шетцинг. Стая

Роман, вышедший в Германии двадцать лишним лет назад, вызвавший многочисленные скандалы и споры и превращенный в сериал по его мотивам. Разнообразные персонажи и ситуации. Объёмный текст био-техно-триллера, с обилием научно-популярных сведений, рассказывает о тех, кто обитает в глубинах Мирового океана. И явно недолюбливает обитателей суши. Более того, на людей начинаются нападения. Возникает насущный вопрос: а природные катастрофы, они случайные или тоже кем-то запланированные? И если да — то кем?

Началось с пропажи очередного обычного рыбака из Перу, потом у японских берегов стали тонуть суда. Поначалу расследовали отдельные случаи подобных трагедий, потом перешли к глобальному анализу и сбору лучших мировых экспертов…

Роман — с динамичным сюжетом, мастерским нагнетанием загадочного и недоброго. Почему бы и не быть Разуму в океане? А если просто представить, во что же превращают Мировой океан корпорации, страны и люди, то явно морские обитатели не должны к нам испытывать особых симпатий.

Пройдут тысячелетия и обновится морское дно. Океан, осознающий себя, живет по другим временным отсчетам, чем люди. Он размышляет о последствиях людских действий. Помнит ли Ирр все? Но чтобы понять, людям нужно время. И, как утверждает автор, Ирр показали людям мир таким, каков он есть. В итоге — неплохой био-техно-триллер, хотя местами и затянутый.

«Интересно, видит ли её существо?

Уивер не представляла себе, как это могло происходить. У коллектива нет глаз, но разве это исключает зрение?

Эх, если бы на «Независимости» у них было побольше времени на многосторонние исследования!

Она сильно надеялась, что существо её как-то воспринимает сквозь прозрачный колпак. И что королева не поддастся соблазну открыть кабину, чтобы ощупать Уивер. Это было бы, может, и доброжелательной, но финальной попыткой установления тесного контакта.

Она этого не сделает. Она разумна.

Она?

Как всё-таки быстро впадаешь в человеческий образ мысли.

Уивер даже рассмеялась. И, будто она подала тем самым сигнал, белый свет вокруг лодки стал прозрачнее. Казалось, он странным образом удалялся во все стороны — пока она не поняла, что существо, которое она называла королевой, растворяется. Оно таяло, растягивалось, и на какой-то чудесный миг её окружила звёздная пыль молодого космоса. Прямо перед куполом плясали крохотные белые точки. Если это были одноклеточные, то они обладали изрядными размерами, почти с горошину величиной.

Потом «Дипфлайт» оказался снаружи, а луна снова слилась и теперь парила под батискафом, несомая на раскидистом блюде из тёмной синевы. Судя по всему, королева довольно высоко подняла батискаф вверх. На поверхности блюда творилась неразбериха. Мириады светящихся существ разлетелись поверх голубой сферы. Изнутри желе вылетели химерические рыбы, тела которых излучали сложный узор, сталкиваясь и снова погружаясь в массу. Издали это походило на фейерверк, потом каскады красных точек вспыхнули перед самым батискафом, выстраиваясь всё новым порядком — быстрее, чем успевал уловить глаз. Опускаясь к белому центру, они медленно приняли облик кальмара — огромного, как автобус.

Королева выпустила светлую нить и коснулась середины кальмара, и причудливая игра красных пятен прекратилась».




«И всегда держал меч под рукой. Любая ночь могла стать для него последней, думал он. Любая сила из тех, с которыми он когда-то боролся, любая держава, которую он предал или подвел, могла подослать убийц. Сын короля Испании. Английская корона. Его собственные кланники и вассалы. Наконец, Sanctissimus собственной персоной, а не он, так его кардиналы: скоро они устанут от графа, от его бесконечных просьб о деньгах и оружии, потребных для возвращения в Ирландию, от заговоров, которые он строил in vino plenus со своими товарищами по изгнанию (этот мечтает о мести, тот одержим правосудием), быть может, тоже втайне его ненавидевшими. Найдется кто-нибудь, кто прижмет к его лицу подушку, и больше он уже не проснется. Но те легионы земли и воздуха, те великие и прекрасные, которых он подвел сильнее, чем кого бы то ни было, а они, в свой черед, подвели его, – уж они-то его здесь не достанут. Здесь им не под силу покарать его или причинить хоть какой-то вред: за пределы Острова им хода нет – точно так же, как ему самому нет возврата».

Джон Краули. Кремень и зеркало

Фэнтези на историческую тему, причем главный герой был реально существовавшим и зафиксированным в старинных документах деятелем. Но к реальной борьбе за власть и разнообразным политическим интригам аккуратно и изящно добавлены не только магические атрибуты, среди которых — маленькое зеркальце из обсидиана (да, да, полученное от английского волшебника Джона Ди), при помощи которого главный герой может общаться с королевой Елизаветой; и волшебный кусок кремня от Туата Де Дананн с силой древних.

И поэтому история восстания ирландцев за свою независимость против английской короны приобретает и метафорический смысл, хотя сам главный герой – вовсе не чародей. Изложенный изящным стилем, текст скорее полон намеков и атмосферы преданий, государственных и политических интриг и реальных схваток, исторических эпизодов.

Хью О’Нил, лорд Севера, названный Елизаветой I графом Тироном, становится надеждой древних ирландских кланов и народа, хранящего магию и стремящихся к независимости от власти английской королевы, уже считающей эти земли своими. Но герой сделал свой выбор и расплатился за него. Он побеждал, но так и не смог одержать решающую победу, отправившись в изгнание в Рим.

«Но какой слуга Короны в своем уме доверился бы графу Десмонду? Хью О’Нила с его отрядом направили в гавань Смервика, где ожидалась высадка испанских и папских войск. Люди О’Нила одолели дорогу за один переход, но граф Джеральд прибыл на место раньше – и, похоже, не сделал ничего, чтобы помешать повстанцам Фисмориса захватить город и возвышавшийся над ним Золотой форт, Дун-ан-Орь. Оставив своих бойцов и капитанов за городской стеной, Хью въехал в крепость и стал искать графа. форт кишел людьми Фицмориса, и эти люди, с которыми Хью О’Нилу было приказано разделаться, смотрели на него – ирландского лорда и сына Истинной Церкви – как на возможного союзника. Странное это было чувство: словно он лишился самой своей сути – или, наоборот, свелся весь к своей внутренней сути, лишившись всего остального.




«Большинству людей трудно воскресить в памяти свое первое воспоминание — за ним приходится тянуться, как за банкой на верхней полке, — но для Джо это проблемы не составляло. Ведь первое, что он помнил, произошло через неделю после того, как ему исполнилось сорок три.

Он сошел с поезда. Да, именно это стало его первым воспоминанием, а вот второе труднее поддавалось определению. Это было тягостное, зловещее чувство, будто все вокруг в порядке вещей, жизнь идет своим чередом, но вместе с тем что-то явно не так.

Было раннее утро, стоял страшный холод. Черный паровоз со свистом испускал пар прямо у Джо над головой. Платформа возвышалась над путями всего на пару дюймов, и двойные поршни колес были на уровне его пояса. Джо находился так близко, что слышал, как над топкой кипит вода. В уверенности, что паровоз вот-вот накренится, он отступил подальше.

Поезд только что прибыл. Платформу заполнили сомлевшие с дороги люди, которые медленно двигались в сторону вестибюля станции. Воздух пропитал сладковатый запах угольного дыма. Солнце едва показалось из-за горизонта, и слабый свет круглых фонарей окутывал вокзал бледным сиянием. Предметы отбрасывали длинные, неясные тени: тень падала даже от пара, который словно застыл в нерешительности, размышляя, становиться ему твердым или нет.

Джо понятия не имел, что его сюда привело.

Он немного выждал: вокзалы по всему миру одинаковы — уж где замешательство естественно, так это здесь. Но это не помогло. Джо не помнил, ни как прибыл сюда, ни куда направлялся. Оглядев себя, с ужасом обнаружил, что не помнит даже, как одевался. Он не узнавал свою одежду. Тяжелое пальто с тартановой подкладкой. Жилет прямого кроя с оригинальными пуговицами, украшенными оттиском в виде лавровых венков».

Наташа Пулли. Маяк на краю времени

Приключения во времени — и тем более переведённые с английского — бывают разными и причём порой — неожиданными и даже забавными. Хотя на самом деле это последствия трагических исходов. Времена изменились и для британцев — не в лучшую сторону. Легендарная Трафальгарская битва проиграна, Лондон стал Лондром, по-английски нельзя разговаривать.

Впрочем, сам роман начинается с описания вроде бы незначительного события — на одном из вокзалов обнаруживается некий Джо, который ничего не помнит. И у него с собой открытка с изображением маяка. Интересны самые первые впечатления, когда он оказывается на вокзале и не понимает, почему железнодорожная компания объявляет названия лондонских станций по-французски. Конечно, оказывается, что все лондонские станции имеют французские названия, как и все другие указатели – на французском. Почему?...

Джо получает свою регистрационную карточку раба: «На обороте карточки перечислено то, что тебе покупать запрещено. Никакого алкоголя и острых предметов... Вот список. Если не вернёшься через час, я пошлю жандармов тебя искать». И, если ты не знаешь собственный адрес, то неизбежно попадешь в больницу. Но даже дорога туда кажется знакомой и незнакомой. И дежурный доктор высокомерно упоминает парамнезию: «стирание границ между воображаемым и реальным. Чаще всего это déjà vu — ощущение, будто вы уже видели   раньше то, с чем столкнулись впервые. И его противоположность, jamais vu, когда вам кажется совершенно незнакомым то, что вы на самом деле хорошо знаете».

И оказалось, что вот это второе Джо ощущал с того самого момента, когда к нему подошли на вокзале. Оказалось, пару лет назад произошло некое событие, и после этого начались подобные случаи. Да, странности с пропавшими людьми.

Текст романа — достаточно причудливый и обстоятельный, и главному герою предстоит много пережить, чтобы вспомнить...

«Пока Джо ждал у кабинета, какой-то мужчина протянул ему газету «Монд» и объявил, что умеет управлять погодой. Джо держал газету, вглядываясь в слова, в шрифт и пытаясь понять, почему все это кажется ему таким чужеродным. Газета не сообщала ничего необычного. Одна из колонок содержала прогноз погоды — он не совпадал с тем, что предсказывал мужчина, — а также рекламу шелковых рубашек и последнего изобретения месье де Лева — электрического корсета, который, по-видимому, служил отличным средством от дамских недугов. Джо это удивило, ведь Мэделин никогда не испытывала недомоганий, требующих лечения электрическим током. Он хмуро глядел на свои колени, когда вдруг понял, что вспомнил имя и лицо женщины — миниатюрной темноволосой женщины, которой шел темно-зеленый цвет. Джо не мог вспомнить ни ее фамилии, ни кем она ему приходилась: сестрой, женой или кем-то еще».



«Перед крепостными стенами, чуть дальше дистанции полета стрелы, в землю вбили пятьдесят один деревянный столб. Перед закатом у каждого установили полыхающую жаровню, чтобы предстоящее изуверство видели обе стороны.

Захваченную знать раздели догола и пинками и криками выгнали из загонов, а потом привязали к столбам, и за этим беспомощно наблюдали их подданные, трясясь от страха за осыпающимися стенами крепости

Через пять лет войны Черная Герран наконец-то загнала последние королевские семьи Эссорана и остатки их армий в Ракатолл и горела желанием продемонстрировать все ужасы, которые для них уготовила. Мятежники, изгои, бандиты, наемники и монстры, из которых состояла ее армия, в той же степени жаждали посмотреть на мучения своих угнетателей.

Черная Герран, повелительница демонов, генерал и верховный главнокомандующий, оглядела свою армию и улыбнулась, когда все, на кого упал ее взгляд, потупились. Какими бы они ни были устрашающими, всегда полезно напомнить, что она куда опаснее. Они толкались, распихивали друг друга и обзывали, но не смели обнажить оружие. Лишь проникающий до мозга костей ужас перед ней сплачивал ее воинство.

Она стояла рядом с двумя капитанами, а тридцать тысяч жаждущих крови людей и чудовищ внимательно наблюдали за пленниками, пытающимися разорвать путы. Из рук в руки переходили монеты – ставки на то, кто продержится дольше».

Кэмерон Джонстон. Мерзкая семерка

Тёмное фэнтези без всяких церемоний или привкуса романтики. Наоборот — с наглядной демонстрацией изнанки. Зато становится очевидным, что если у тебя репутация крупной незаурядной сволочи, то прежние, даже вроде роковые провалы тебе нипочём. Оказывается, польза (впрочем, как и вред) может быть не только от новеньких сверкающих героев, но уже от списанных и казалось бы безнадежных и не нужных. Конечно, если каждый из них готов бороться, а не только выпивать и лежать на диване (впрочем, там диванов и не было). Забавная, местами шокирующая история о борьбе за идеалы и того, чем она может кончиться. Кстати, именно масштабных схваток в романе не слишком много, зато хватает бесцеремонных и насыщенных диалогов, как и всплывающего мрачного потустороннего подтекстам.

Итак, главная героиня, Чёрная Герран, вождь армии, однажды ррраз! — и ушла с своего поста накануне решительного сражения. Но спустя годы решила вернуться «в тёмные разборки» И защитить городок от жестоких, безжалостных сил света — так они себя позиционируют.

Конечно, у тех уже могучая армия и инквизиторы с их волшебными (не будем тратить усилия на изысканность формулировок) возможностями. А у той — лишь прежние связи: чародейка, бывший бог, вампир, пиратка со своими пиратами, сбрендивший алхимик. Вот такие семь антигероев — ну не героями их же называть!

Разумеется, все они не любят, не терпят ни главную героиню, ни друг друга. Но безжалостный враг прет вперёд и собирается все, что по их пониманиям не светлое и белое, уничтожить под корень. Поэтому героям надо вставать с дивана (которого, конечно, нет, потому что и не то время и место) и браться за дело, громя инквизиторов и рыцарей, чтобы остановить и добраться до их принца.

В романе есть и всякие магические заковырки, семейные и роковые тайны, а также — соглашения с могущественным нездешним. Но главное – не сдавать, бороться, и не забывать о своих друзьях, соратниках и потенциальных союзниках и врагах.

«Княгине Герран Хеллратской нравилась мысль о том, что она будет править всем Хеллратом. Со временем так и будет, и она отомстит Мейвен. Она размяла когтистые пальцы и улыбнулась. Нельзя никому позволять безнаказанно заколоть ее в сердце, это плохо скажется на репутации. Мейвен заслужила вечные муки за свои злодеяния. Рано или поздно кто-нибудь ее убьет, в особенности если этого кого-то подтолкнуть в нужном направлении. И тогда княгиня Герран заберет порочную душу своей бывшей соратницы. И какое замечательное оружие можно из нее получить!

Княгиня Герран уселась на трон и поклялась: она начнет править так, что смертные, демоны и даже Старые боги будут дрожать от одного упоминания ее имени».




«Шестидесятилетний Влас Ефимов сын Маймист, живший около Ораниенбаума, вылечил фавориту Салтыкова Козловскому рези в желудке. А отставной 76-летний матрос Гаврила Иванов сын Сарычев, кормившийся сапожным и башмачным мастерством, продажей грибов, ягод и дров, «лечивал от французской [примечательно, что к середине XVIII в. лечение венерической „французской болезни" становится важной частью практики столичных знахарей. — Е. С.], и от животной, и от других разных болезней травами, и кореньями, и другими разными снадобьями» (л. 81 об.-82). Впрочем, вся методика лечения, изложенная Г. И. Сарычевым в Тайной канцелярии, сложностью не отличалась…

Таким образом, дознание, проведенное Тайной канцелярией в 1758 г., не найдя ни у одного из привлеченных к следствию знахарей никаких вредительных для человека кореньев, трав или минералов, смогло зафиксировать лишь довольно простые лекарские приемы, используемые для исцеления от разных недугов. Правда, рассказывая о знахарской практике, трое — Игнатий Никитич, Влас Маймист и Гаврила Сарычев — признались, что лечили с наговором. Но в этих признаниях ничего таинственного не было: соединение в травниках и лечебниках естественных рецептов и заговорно-заклинательных текстов, канонических молитв и апокрифов вряд ли вызвало бы удивление современников».

Е. Смилянская. Волшебники, богохульники, еретики в сетях российского политического сыска XVIII века

Основанное на уникальных архивных материалах шестистах судебных дел, издание наглядно показывает, какой было чародейство на Руси при Петре I и наследниках, чем отличались так называемые народные суеверия от чаяний тех, кто был вхож в императорский дворец и владел сотнями и тысячами душ крепостных. В первую часть включены главы: «Магия и любовь», «Магическое целительство» и «Волшебство и «новая культура» века Просвещения», и «Магия «ко власти» и политическая культура». «В конечном счете заговоры «ко власти» воспроизводят две основные модели «идеального отношения» власти к субъекту магического ритуала – власть, узрев имярека, устрашается или наоборот, умиляется». Во второй части издания, посвященной народной религиозности и кощунствующим, рассказывается об особенностях мировоззрения отечественных вольнодумцев и тому, как воспринимало «еретиков» общественное мнение и государственный аппарат Российской империи.

«Приведенные описания «волшебных» действий, выполнявшихся на заказ по воле камергера Петра Васильевича Салтыкова, показывают, что при существенном разнообразии магических средств — трав, кореньев, соли, воска, пота, при перекрещивании различных традиций (коломенской, великолуцкой, северо-западной, московской и путивльской малорусской) исполнение колдовского магического ритуала (или его имитация) сохраняет устойчивые архаичные очертания.

Существует, однако, и целый ряд недосказанностей, противоречий, расходящихся с хорошо изученной мифологической схемой «правильного» исполнения аналогичных ритуалов. Прежде всего следует отметить, что заказ Петра Салтыкова требовал обычно действий вредоносного свойства, предполагающих обращение к демоническому началу и богоотступничество. Однако ни разу при расследовании в Тайной канцелярии дела Салтыкова следствию не удалось добиться показаний о «черной магии», т.е. собственно колдовстве, а отдельные символы демонического действа — «нашептывание» Власа Маймиста в бане, указание магический предмет класть под пяту, приготовление отвара с потом объекта магического действа — не позволяют восстановить подлинную картину вредоносного или приворотного заговорно-заклинательного акта».




"Все великие сообщества классической древности воспринимали себя как центр мира посредством священного языка, связанного с небесным порядком власти. Соответственно, и дальность распространения письменной латыни, пали, арабского или китайского теоретически была неограниченной… И все же такие сообщества классической древности, объединенные священными языками, отличались по своему характеру от воображаемых сообществ современных наций. Одним из главных отличий была уверенность прежних сообществ в уникальной священности их языков, и их представления о принятии в свой состав новых членов. Китайские мандарины с одобрением смотрели на варваров, мучительно учившихся рисовать иероглифы Срединного государства. Эти варвары были уже на полпути к полной абсорбции. Полуцивилизованный человек был гораздо лучше, чем варвар. Такая установка, безусловно, не была исключительным достоянием китайцев и не ограничивалась древностью".

Бенедикт Андерсон. Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма

В исследовании известного английского социолога, профессора Корнельского университета, специалиста по Юго-Восточной Азии, описываются и анализируются основные факторы, повлиявшие на возникновение и развитие такого явления как национализм в сравнительно недавнем прошлом и в современном мире. Своеобразие трактовки автором ключевых понятий «нация» и «национализм» заключается в глубоком социально-антропологическом подходе к их анализу. При этом автор учитывает социально-политический и исторический контекст формирования указанного феномена: «В 1802 г. Зя Лонг на церемонии своей коронации пожелал назвать свое королевство «Нам Вьет» и послал гонцов, чтобы заручиться согласием Пекина. Маньчжурский Сын Неба настоял, однако, чтобы оно называлось «Вьет Нам». Причина этой инверсии такова: «Вьет Нам» (или по-китайски Юэнань) — буквально «к югу от Вьета (Юэ)» — обозначает королевство, завоеванное семнадцать веков назад династией Хань и охватывавшее, как принято считать, территории нынешних китайских провинций Гуандун и Гуанси, а также долину Красной реки. «Нам Вьет» Зя Лонга означал, в свою очередь, «Южный Вьет/Юэ» и тем самым содержал в себе притязание на это древнее королевство...». Касается автор и общей темы потрясений ХХ века: «Модель большевистской революции оказала решающее воздействие на все революции ХХ в., поскольку сделала их вообразимыми в обществах даже еще более отсталых, чем Россия. (Она, так сказать, открыла возможность прерывать историю в критической ситуации.) Искусные ранние эксперименты Мао Цзэдуна доказали применимость этой модели за пределами Европы». В главе «Официальный национализм и империализм» рассказывается о потребности в объединяющем языке и престиже национальной идеи и роли монарха. После поражения в мировой войне кайзер отправился жить в Голландию.

«Так и Мохаммед Реза Пехлеви, назвав себя не просто шахом, а шахом Ирана, в конце концов. был заклеймен как предатель. То, что он и сам принял пусть даже не вердикт, а, так сказать, правополномочность национального суда, видно из небольшой комедии, разыгравшейся в момент его отправления в изгнание. Прежде чем взобраться на трап самолета, он поцеловал землю перед фотообъективами и объявил, что забирает небольшую горсть священной иранской земли с собой. Этот эпизод украден из фильма о Гарибальди, а не о Короле-Солнце».





«Даниял Султан воевал с русскими, но безуспешно. После чего он эмигрировал вместе с подчинёнными к имаму Шамилю. Последний назначил его наибом и возвёл в мюриды. Даниял Султан с усердием взялся за упрочение дел религии. Он всегда советовался по всем вопросам с учёным советником, всегда и всюду был с ним. И имам видел его преданность. Но большинство наибов позавидовали ему. Даниял Султана это злило, и он пожалел, что не эмигрировал в Мекку, подобно своему другу шекинцу Яхья-беку… На него (Даниял Султана) постоянно клеветали наибы, якобы он намеревается убежать к русским. Так они вынудили имама уволить Даниял Султана с должности наиба. Но потом Шамиль восстановил его в должности. И когда имам попал в беду, Даниял не сдавался русским, пока все наибы не сдались. Русский наместник устроил его в город Нуху с зарплатой генерала. Даниял Султан намеревался вернуться на родину и вернуть своё состояние, но русские не выпустили его. Примечание: через некоторое время русские направили его (Даниял Султана) в Стамбул, где он был принят с почестями…».

З.А. Магомедова. Дагестанские арабоязычные эпистолярные источники и документы конца XVIII – начала ХХ в.

Данное научное исследование посвящено письмам и другим эпистолярным документам конца XVIII – начала ХХ в., находящимся в Фонде восточных рукописей Института истории, археологии и этнографии Дагестанского федерального исследовательского центра РАН. Большинство представленных в книге рукописей ранее не публиковались, таким образом, около тысячи документов на арабском языке вводятся в научный оборот.

Значительная часть опубликованной переписки относится ко времени Кавказской войны и посвящена как самому имаму Шамилю, так и его сподвижникам. В их числе – Даниял-бек Илисуйский, также известный как Даниял Султан, последний правитель маленького государства, находившегося на землях современных Азербайджана и Дагестана. В Илисуйском султанате и на сопредельных землях арабский язык применялся для официальной переписки, чем и объясняется большое количество арабоязычных эпистолярных памятников.

Из материалов, представленных в книге можно почерпнуть много информации о подробностях ключевых событий, происходивших в это время на Кавказе, а также о жизни тогдашнего дагестанского общества. Письма в издании даны в русском переводе с комментариями.

«Сообщают, что некий цудахарец, совершив преступление, сбежал к Даниял Султану. Но и оттуда тоже сбежал при содействии магарца Чананика. Убегая, сказал, что дал 4 тумана тому, кто помог ему сбежать. Мухаджиры пишут, что Даниял Султан обещал возместить им ущерб, причиненный этим цудахарцем. И просят, чтобы имам дал разъяснение, нужно ли требовать у него (Даниял Султана) этого возмещения.

Подлинник. Бумага российская, почерк дагестанский насх, ар. язык. Имеется оттиск печати Шамиля с легендой на ар. языке».






«Дома по типовым проектам для своеобразного обезличенного потребителя в странах Запада появились еще во второй половине XIX века и достаточно активно продолжали строиться в 1920–1930-х годах. Потребность в дешевом жилье обострилась после Второй мировой войны в Германии, Великобритании, Франции и других странах Европы. Для ускоренного возведения пригодных для жизни, но недорогих зданий требовались материалы, альтернативные кирпичу, легкие и дешевые одновременно. Так появились крупные блоки, каркасные конструкции с облегченными заполнителями. Но не только нечто физически осязаемое, из чего можно и нужно создавать массовое экономичное жилье, интересовало новое поколение зодчих. Архитекторы и проектировщики формировали специфические каноны обитания обычного человека в условиях особого жилого пространства. Оно должно было обладать «открытостью», что отвечало новым представлениям о мировом локусе как «большом доме» всего человечества. Одновременно в систему архитектурно-строительного формотворчества входило понятие «среды» и ее границ».

Наталия Лебина. Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности

В издании описываются не только хрущевки и те виды жилья, из которого в хрущевки переселялись, но возникший благодаря хрущевкам массовый образ жизни миллионов людей, причем оставшийся отчасти неизменным для представителей пары поколений, и существующий и поныне. А вот само слово «хрущевка» возникло, как подчеркивает автор книги, появилось и стало распространённым не в конце 1950-х годов, а позже. Да и сама критика, злословие по поводу простого массового жилья возникла позже, уже после падения Хрущева. В первые годы возведения хрущевок у переселенцев из бараков и коммуналок была истинная радость обретения отдельного жилья.

В некоторых коммунальных квартирах бережно хранились разные вещи царского времени, в котором оказавшиеся в стесненных жилищных условиях «бывшие» пытались сохранить память о былом, в том числе – своем и семейном. Такие предметы обычно не выставляли в общее пространство квартиры, из-за боязни как символического или натурального «осквернения», так и доносов с обвинениями в стремлении реставрировать прежний эксплуататорский строй.

К моменту массового появления хрущевок в СССР уже появилось два новых поколения советских людей, большинство которых в городах жило в бараках и коммуналках. Эти коммуналки возникли еще в дореволюционных домах. Особо неудобными для новых жильцов были прежние приличные апартаменты, поскольку комнаты в них располагались анфиладами, и после «уплотнения» стали проходными.

«Достойным дополнением картины быта в новом жилом пространстве является и советская живопись, прежде всего, картины Юрия Пименова. Особую ценность для визуализации специфики жизни в новом жилом пространстве представляют следующие полотна художника: «Район завтрашнего дня» (1957), «Франтихи» (1958), «Свадьба на завтрашней улице» (1962), «Первые модницы нового квартала» (1961–1963), «Движущиеся границы города» (1963–1964), «Утро в городе» (1964), «Лирическое новоселье» (1965), «Тропинка к автобусам» (1966), «Перед танцами» (1966). Многие суждения о «хрущевках» автор книги сформулировал под влиянием визуальных источников, поэтому и картины, и «картинки» – важная часть текста. Однако разного рода обстоятельства, в частности связанные с особенностями российского авторского права, определили особенности работы с так называемым «иллюстративным материалом». В книге используется прием «визуального цитирования», то есть авторского изложения и осмысления «рисованных» материалов, а проще говоря, пересказа их содержания с одновременной интерпретацией изображенных деталей».




«Давным-давно был на свете удалой молодец, по имени Оскю́с-оо́л. Жил он со своим старым-престарым отцом в ветхом чуме, и было у них всего-навсего семь коз.

Оскюс-оол пас коз и ухаживал за своим старым отцом – готовил ему еду, кипятил чай.

Однажды старику стало совсем плохо.

Загоревал Оскюс-оол:

– Не было меня – ты породил меня. Родился я – ты вырастил меня. Что случилось с тобой, чем помочь тебе?

Погладил старик сына по голове и сказал тихим голосом:

– Ничем нельзя помочь мне, сын мой. Я пришёл на край жизни. Хорошо бы напоследок отведать наваристого супа, полежать на мягкой шкуре. Да жаль, скота у нас мало – козы тебе самому нужны будут.

– Зачем мне скот, отец, если тебя не будет? – сказал Оскюс-оол и заколол козу. Шкуру козы отцу постелил, а из мяса суп сварил.

Каждый день он варил суп, кипятил чай, а отец плёл из козьей шерсти мешок – таар.

Когда была съедена последняя коза, старик кончил плести таар и позвал сына.

– Настал, сынок, мой последний день. Нечего мне оставить тебе, кроме вот этого мешка. Сердце у тебя доброе – не пропадёшь. Похорони меня у склона Арзайты-горы, где лежит белый камень, а сам иди к Золотому озеру и живи там».

Тувинские народные сказки

Как рассказывается в предисловии к красочному изданию (перевод и литературная обработка Марии Хадаханэ, художник Елизавета Катышева), Тува расположена в самом сердце Азии, у истоков Енисея. Тувинцы славились как искусные ювелиры и поэтому их женщины издавна носили разнообразные украшения: перстни и браслеты, массивные серьги.

Погода в этих местах – красивая, но суровая, поэтому здешние жители особенно внимательно относятся к детям. В давние времена тувинцы собирались в юртах сказителей и слушали истории о волшебных животных и богатырях. Среди любимых тувинских персонажей сказок – Оскюс-соле, мальчик-сирота, напоминающий Иванушку из русских сказок.

Так в одной из посвященных ему сказок рассказывается о том, что перед смертью отец Оскюс-соле сказал ему, чтобы после его смерти сын шел к Золотому озеру и жил там, только по дороге не останавливался.

Долго, коротко ли, но шел Оскюс-соле на север, пока не увидел Золотое озеро, где спас золотую рыбку, которую рыбаки хотели бросить в котел. Оказалось, что это была дочь хозяина Золотого озера, который позвал его во дворец.

И попросил Оскюс-соле у хана сидящую у его ног маленькую рыжую собачку, которая оказалась Золотой царевной. Но однажды он сжег шкуру собачки. А другой хан надумал поменяться с Оскюс-соле женами, отдав ему свою старую…

«Зачем бедняку красивая жена? – думал злой хан. – Найдётся ей место в моей юрте», – и решил наутро поехать к Оскюс-оолу, посмотреть Золотую царевну.

А Оскюс-оол в это время вернулся домой довольный, с богатым уловом. Всё рассказала ему царевна про слуг хана. Пожалел тогда Оскюс-оол, что сжёг рыжую шкуру, и, опечаленный, лёг спать.

Утром, когда он опять ушёл к Золотому озеру, к его юрте подскакал Караты-хан. Вошёл он в юрту, увидел Золотую царевну, а вокруг неё свет, как от луны и солнца. И забыл хан, что нужно поздороваться и сесть на почётное место. Долго простоял он, так долго, что можно было успеть выпить семь новых заварок чая. Ноги у него отекли. Наконец он открыл рот и поздоровался.

– Какой странный хан! – сказала насмешливо Золотая царевна. – Приходит утром, а здоровается вечером.

Стыдно стало хану, выбежал он из юрты и помчался в свой аал. Потерял хан покой, есть-пить не может.

Однажды утром, едва занялась заря и верхушки гор стали золотиться от солнца, послал хан гонцов за Оскюс-оолом.

Привезли гонцы Оскюс-оола. Говорит ему хан:

– Хочу оказать тебе милость. Три дня и три ночи будешь жить в моей юрте, а я – в твоей».





1340
просмотры





  Комментарии
нет комментариев


⇑ Наверх