Роберт Маккаммон
Старик и холм
The Old Man and The Hill, 2024
С большим уважением к «Старику и морю» Эрнеста Хемингуэя.
В маленьком городке жил старик. Сегодня это не такой уж маленький городок, но в юности старика он был маленьким, и в памяти его таким и остался.
Старику нравилось многое. Ему нравились звуки летней ночи, золото восхода солнца весенним утром, запах осенних листьев и камин зимой, ибо как раз холод ему не очень нравился.
Он любил гулять. В городке, что когда-то был маленьким, он побывал во многих местах. Иногда он брал сигару и прикуривал против ветра, чтобы просто проверить, получится ли, а потом шёл пешком.
В городке имелся очень высокий холм. Единственное место, куда старик никогда не ходил, ибо холм был высок, а подъём труден, и многие говорили, что прогулка выйдет тяжёлой, а он не знал, сможет ли пройти весь путь, если рискнёт.
Он боялся холма, тот напоминал о его юности, как он мог подняться на любой холм, не запыхавшись, и спуститься бодрым, зная, что пройдёт везде, где захочет. Но холм внушал страх, потому что как-то раз он попытался взобраться на него, но запыхался уже на полпути, и сердце забилось сильнее, чем в юности, когда он чувствовал, что может обойти весь мир.
Он слышал истории о холме. Говорили, что подъём туда долгий и трудный, что дыхание сбивается надолго, но если добираться до вершины, то можно увидеть весь город как на ладони, стоит запах роз, жимолости и других цветов, пока ещё никем не названных. Говорили, что воздух пропитан ароматами, и стоит его вдохнуть, как возраст покидает тебя, и ты снова ощущаешь силу и смысл юности. А ещё говорили, что старик не сможет взобраться на холм, это под силу только молодым и сильным, и он прав в своих опасениях.
Старик долго думал обо всём этом. Решил, что попробует ещё разок, и если уж не достигнет вершины, то сможет сказать, что пытался, — именно так говорил старик, когда у него что-то не получалось.
Летним утром, когда было не так тепло, как иногда бывало в городке, он отправился в путь, и он чувствовал силу, возможно, не в ногах или в сердце, но в своей голове, а это тоже чего-то стоит. Он пошёл по дороге, ведущей на холм, и там, далеко вверху, виднелись красивые дома богатых людей, кому никогда не приходилось подниматься на холм, ибо они уже жили там и всю свою жизнь смотрели на город сверху вниз. Он шёл по дороге и лишь на полпути к вершине холма почувствовал, что старые ноги не слушаются, а холм заговорил с ним и сказал:
— Возвращайся, старик. Возвращайся, потому что я могу убить тебя, если захочу.
Но он продолжил путь, и пот струился под рубашкой и по лицу, и вдруг летнее солнце стало припекать, а голубое небо стало похоже на пламя, но он шёл.
И шаг за шагом ноги становились всё тяжелее и тяжелее, сердце билось всё сильнее, а лёгкие болели. И он услышал, как холм смеётся над ним в дуновении ветерка, что обдувал его лицо подобно поцелую из духовки, и холм сказал:
— Старик, таких дураков как ты, я ещё не видал.
И старик подумал в ответ, потому как дыхание у него перехватило:
«Ты не победишь меня, холм, ты не заставишь меня остановиться, ты не убьёшь меня, потому что сегодня, в этот день, я собираюсь покорить тебя и встать на твоей вершине. Сегодня я посмотрю вниз на город и почувствую запах роз, и жимолости, и цветов, коим ещё никто не дал названия, и буду знать, что сделал что-то хорошее».
И на холме воцарилась тишина, но старик чувствовал, что холм наблюдает за ним.
Он знал, что холм считает его шаги. Такой долгий путь к вершине, по дороге, что, казалось, бесконечно уходила в пылающее небо. Он знал, что холм слушает его, слышит биение его сердца, и когда он остановился, чтобы перевести дух, то услышал смех, но всё равно поднимался всё выше и выше, по мере того как склон становился круче, а холм всё смеялся и смеялся, ибо думал, что старик не сможет продолжать, что он так устал, и это было правдой. Холм мог бы убить его, если бы захотел.
Он шёл дальше.
«Иногда, — думал он, — человек должен переступить все границы дозволенного». Это было правдой. «Иногда человек должен что-то сделать, потому что так надо». И это тоже было правдой.
Он шёл дальше.
Холм становился всё круче и круче, а его смех всё резче отдавался в ушах старика. Где же вершина? Там, высоко, казалось, за сотню миль, где деревья стояли, согнутые ветром, дувшим из-за холма, словно тысячи рук, вылепляющих мир.
Он шёл дальше.
У него болело сердце, болели ноги, лёгкие обжигали грудь, но он продолжал идти. И холм кричал ему:
— Возвращайся, старый дурак, ты прав, что боялся меня, возвращайся, возвращайся!
Но старик увидел вершину и подумал:
«Ещё немного боли, ещё немного усилий, и я буду там, я вдохну аромат юности».
Вверх, и вверх, и вверх, и вверх, мимо красивых домов богачей, и всё выше и выше, к деревьям на самой вершине, и холм засасывал его ноги, словно зыбучий песок, но он выбрался, и пот струился по его лицу, и рубашка была мокрой, и сердце болело…
Внезапно он очутился на самой вершине холма, перед ним раскинулся весь город, и холм издал крик отчаяния, ибо не выиграл битву со стариком.
И когда старик вытер лицо и посмотрел вниз, на город, он вдохнул насыщенный воздух, но почувствовал лишь затхлость, потому как в этот момент мимо прогрохотал мусоровоз, спускаясь с холма, увозя с собой всё, что выбросили богатые люди.
Не было ни аромата роз, ни аромата жимолости, ни аромата цветов, коим никто ещё не дал названия. Было только злой жар летнего солнца и запах собственного пота, но то был настоящий пот, и старик улыбнулся, услышав, как холм издал тихое победное бормотание, предназначенное только ему.
Спускаться было не так уж трудно.
В своём доме старик очень много думал. Дело не в благоухающем воздухе. Не в обещании вернуть силу и молодость, ибо это всегда лишь сказка. Не в том, что он смотрел на город сверху вниз и даже не в том, что он стоял на самой вершине крутого холма после длинной дороги.
Дело в том, что он верил, что доберётся туда, и осуществил это. Он преодолел боль в ногах, боль в лёгких и боль в сердце. Он сделал всё, что мог, и остался доволен своим трудом, и всё это очень хорошо. Он улыбнулся.
Старик поразмышлял ещё немного, а потом погасил лампу и лёг спать.