Странный все-таки город...
Сбежавший с желтого нагорья к синей полукруглой бухте, продутый нордом и моряной, с запахом нефти, растворенным в морском воздухе, населенный пестрым многоязычным лю¬дом, Баку обладал таинственным очарованием. Нефтяная сто¬лица дореволюционных нобелевских — и советских времен. Город контрастов: высоколобые инженеры — и погонщики вер¬блюдов, романтичные художники — и крикливые алверча — торговцы всякой всячиной.
Здесь размышлял об «евразийстве» и сочинял звукообра¬зы Велимир Хлебников; полуголодный и бездомный, пы¬тался читать «клинопись созвездий».
Здесь в последний год своей короткой и бурной жизни Сергей Есенин закончил щемящие душу «Персидские мо¬тивы»; «Отчего луна так светит грустно?» — вывел он своим круглым почерком.
Баку дал миру великого физика Льва Ландау, великого музыканта Мстислава Ростроповича, великого разведчика Рихарда Зорге, великого шахматиста Гарри Каспарова.
Этот странный город на каспийском стыке Европы и Азии породил и Генриха Альтова.
Генрих Саулович Альтшуллер, щедро наделенный от при-роды даром нестандартного мышления, был, что называет¬ся, генератором идей. Эта особенность в ранней молодости чуть нс погубила его. Еше будучи студентом Азербайджан¬ского индустриального института, Альтшуллер вместе со сво¬им другом и однокурсником Рафаилом Шапиро, таким же головастым парнем, занялись изобретательством. Они при¬
думали новый вид скафандра, новую модель акваланга. В 1949 году друзья окончили институт, тогда же завершили опасную работу — изобрели мощное взрывчатое вещество. О своем изобретении они написали — кому бы вы думали? — самому товарищу Сталину. Ну как же, дело государствен¬ной важности, нужное для армии. Однако вместо лавров и премий молодые изобретатели получили по 25 лет лагерей. Обвинение, конечно, было вздорным, но приговор «трой¬ки» — беспощадно крутым.
И'поехали молодые инженеры, Альтшуллер — в Ворку¬ту, Шапиро в Казахстан (между прочим, во шорой раз: впервые он побывал в Казахстане в детстве, с матерью, пос¬ледовавшей за мужем, осужденным по «шахтинскому делу»). Им повезло: в 53-м умер Сталин, и спустя год наступил «век великого реабилитанса». Обоих изобретателей выпустили на свободу, почти одновременно они вернулись в Баку.
О взрывчатке они постарались забыть: слишком сильно она их обожгла. Теперь друзей интересовала психология изоб-ретательства и творчества вообще. Они занялись выявлени¬ем законов, по которым развивается техника. А мировая техника, мощно подстегнутая военным производством, раз¬вивалась быстро, уже надвигалась «неизбежность странного мира» — эпоха кибернетики, электроники. В 1956 году в журнале «Вопросы психологии- появилась статья Альтшуллера и Шапиро -О психологии изобретательского творчества». Она и положила начало целой науке, которую в последую¬щие годы основательно разработал Альтшуллер. теории решения изобретательских задач (ТРИЗ).
В конце 50-х стали появляться в периодике — в журна¬лах «Техника — молодежи» и «Знание — сила», потом и в ленинградской «Звезде» — научно-фантастические расска¬зы Генриха Альтова (псевдоним Альтшуллера) и Валенти¬ны Журавлевой, его жены.
Идеи, во множестве рождавшиеся в умной голове Ген¬риха Сауловича. были захватывающе неожиданны и краси¬вы. Они явно опережали время. Потому и явилась потреб¬ность обратиться к жанру научной фантастики.
Выше сказано, что фантастика как жанр литературы — прием остранения действительности. Это неполное опре-деление. Фантастика не только прием, но и тема, идея. В рассказах Альтова это выражено с большой силой. Кому еще пришла бы в голову идея, что человечество в отдален¬ном будущем сумеет управлять разбеганием галактик (рас¬сказ «Порт Каменных бурь»)? Или идея о корабле без двига¬теля, с огромной скоростью идущем по оксану на волне искусственно вызванного цунами («Создан для бури»)?
В 1961-м вышел в Детгизе первый сборник рассказов Г. Альтова «Легенды о звездных капитанах». Как и подоба¬ет легендам, стиль был несколько возвышенный — это нс моя эстетика. Но мощь фантазии — увлекала.
Жюль Верн, прогнозируя технику будущего, шел путем, так сказать, количественного возрастания. Полет к Луне? По-жалуйста, люди летят в ядре, выстреленном из пушки, — только пушка очень большая. Соединение Европы с Амери¬кой? Пожалуйста, гигантская подводная стальная труба от Ли-верпуля до Бостона, и в трубе бегут поезда, движимые силь-ным давлением воздуха, ну как в Париже пересылаются депеши пневматической почтой.,.
Принципиально иным путем шел Генрих Альтов, выст¬раивая качественно другую, ни на что нс похожую техно¬сферу будущего.
В ЦК компартии Азербайджана в тс годы работал секре-тарем по пропаганде умный человек Назим Гаджиев. Обра-зованный по-русски, он нс пренебрегал чтением текущей литературы. И он обратил внимание на то, что в москов¬ских журналах все чаше появляются рассказы бакинских ав¬торов. издаются в Москве книги Альтова, Журавлевой, Вой- скунского и Лукодьянова. Гаджиев позвонил первому секретарю Союза писателей Азербайджана Мехти Гусейну: дескать, почему нс замечаешь, что у нас в Баку появилась фантастика? Мсхтн Гусейн вызвал меня и расспросил — кто да что, какие книги и т.п. И предложил мне возглавить комиссию по научно-фантастической литературе, учреждае¬мую президиумом Союза писателей.
Дело было новое, интересное. Мы — новоиспеченная ко-миссия — собрались в одной из комнат дома на улице Хагани, который занимал Союз писателей. Как это часто бывает в старых бакинских домах, комнат не имела окон, а в н« застекленную галерею. Тут-стояли -тиа письменных стола, • тулья и клеенчатый диван. За столами сидели два штатных консультанта — по прозе и поэзии. В дни заседаний нашей •нештатной комиссии (два раза в месяц) они уступали нам •имнату. Пожилой добродушный пол-Осман Сарывелли, ухо¬ди, говорил обычно: «Ребята, просьба есть — нс курите».
Мы честно нс курили в комнате. Мы — это Лукодья- нов, Журавлева, Альтов и Шапиро. (Рафик Шапиро — он •с Р. Бахтамов — уже издал в московском Детгизс свои первые научно-художественные книги — «Для кого падают яблоки» и «Властелин оксимира».) Кроме нас. участвовали • работе комиссии начинающие авторы Амнуэль и Леонидов, Караханов и Милькин.
Павлик Амнуэль был из вундеркиндов.-с детства сочинял фантастические рассказы. Кто-то из моих знакомых привел по, стеснительного худенького школьника с огромной шевелюрой, ко мне домой, и я прочитал его рукопись. Вещь была ученическая, то и дело сбивалась на красивости, но — свидетельствовала о несомненной литературной одареннос¬ти мальчика. Теперь, когда я пригласил Павлика в комис- пно, он уже был студентом физмата университета. Его ин- кресовали звезды — он о них писал и готовился стать (и пал) астрофизиком. Амнуэль, интересный писатель-фан- тве г, — убедительное опровержение расхожего мнения, будто из вундеркиндов ничего серьезного не получается.
Комиссия приступила к работе. Что мы делали? Во-пер¬вых, обсуждали НФ-рукописи. Стали готовить сборник фан¬тастики бакинских авторов. И 1а« по! 1еа$1 готовить прием в Союз писателей Альтова и Журавлевой.
И вообще — это были приятные посиделки, я бы ска¬тал, высокого интеллектуального уровня. Генрих Альтов шлиал тон нашим разговорам о фантастике. Он любил и умел систематизировать все, что его интересовало, — ин¬женерный или, точнее, ТРИЗовский подход. Подобно нау¬ке об изобретательстве, Предметом его исследования стала |фантастика. Альтов обладал техникой бысгрочтения и про¬читал всю доступную НФ-литсратуру. Со своей ирониче¬ской усмешкой говорил, что он, вероятно, единственный человек, прочитавший все книги В. Немцова.
И однажды Альтов принес плод своих изысканий — «Ре- митр научно-фантастических идей и ситуаций». Это был поистине гигантский труд. Альтов классифицировал при¬мерно 10 тысяч идей, содержавшихся в массиве научной фантастики: разбил их на классы, группы, подгруппы Бук¬вально каждая прочитанная книга занимала свое место в •Регистре» — и было отчетливо видно повторение, вторич- ность некоторых из них. Неудивительно, что кому-то из писателей-фантастов «Регистр» крайне нс понравился
Вообще своей бескомпромиссностью Альтов нажил себе' немало врагов. Среди них были и писатели, издававшие огромными тиражами свои маловысокохудожественные НФ-1 произведения. Были и чиновные деятели ВОИРа (Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов), которым вовсе не нравился ТРИЗ и особенно то, что его' создатель обучал всех желающих, у него возникла целая шко-ла. В ТРИЗс, говорил Альтов, главное — знать метод, использовать четырехступенчатый алгоритм изобретения. Все чаще его приглашали читать лекции о ТРИЗс в Москву и Ленинград. в Новосибирск, Петрозаводск и другие горо-, да страны, где жили люди, для которых научно-техниче¬ский прогресс был не пустым звуком.
А еще Генрих придумал «Гриадный крокодил* — ежегодную премию за худшее произведение научно-фантастичс-г ской литературы. «Триада» — роман А. Колпакова о полете) в дальний космос была беспомощной, но амбициозной вещью. В ней как бы сгустились все пороки, свойствен-1 ные НФ: вторичность темы, лубовый язык, вопиющий схе-г матизм, а точнее — полное отсутствие характеров. Именно1 такие сочинения и служат причиной, по которой многие люди, и прежде всего критики, относят фантастику к лите¬ратуре второго сорта («осетрина второй свежести»),
«Лауреатов» -Гриадного крокодила» выбирали члены клу¬ба любителей фантастики при Московском дворце пионе¬ров. Для этих начитанных и дерзких мальчишек Генрих Са- улович был главным авторитетом.
В течение 1963 года мы, комиссия, подготовили сбор¬ник фантастики и предложили его бакинскому издательству Азернешр. Наша с Лукодьяновым небольшая повесть ««мула невозможного- дала название сборнику, В нею пош¬ли также: два рассказа Максуда Ибрагимбекова, рассказы В. Журавлевой, И. Милькнна и В. Антонова, эссе Г. Аль¬това «Машина открытий». Мы привлекли к участию в ко¬миссии симпатичного улыбчивого детского писатели Эмина Махмудова. Два его рассказа, переведенные с азербайджан-ского Бахтамовым и Лукодьяновым, нс были, конечно, ше-деврами. но годились для того, чтобы в сборнике был пред-ставлен и местный колорит.
В Аэернешре сборник приняли благосклонно: ну как же, фантастика выдерживает большие тиражи, издательству это выгодно. Редактором назначили Файка Мамедом, человека с седыми бакенбардами. По-русски Файк говорил хорошо. Ну, думали мы. все в порядке, сборник пошел в производство.
И вдруг он застрял, будто уткнулся в невидимую стену. Шли месяц за месяцем н наконец Файк Мамедов заявил нам. что включил в сборник пьесу поэта Новруза Гянджа- ли. Задержка тем и объяснялась, что эту пьесу срочно пере¬водили с азербайджанского на русский. Естественно, я по¬просил дать нам пьесу прочесть. «Прочтете в верстке», — Ответил Файк, покрутив свои бакенбарды.
В мае 64-го поспела верстка. Мы прочитали пьесу Новруза Гянджади «Сокровища сгоревшей планеты», заверстан¬ную в конце сборника, — и пришли в ужас. Это была жал¬кая пародия, нс имевшая отношения ни к фантастике, ни к литературе вообще.
С бакинского космодрома отправляется «в созвездие Цен-тавра» звездолет, во главе экипажа космонавт Аяз. Перед отлетом появляется пожилой садовник Ами, он принес се¬мена бамбука.
• РЕНА. Да разве семена этого растения так уж нужны?
АМН. А как же? Нужно думать и о плохом, чтобы дос¬тичь хорошего. Вдруг... вы попадете в такой мир, где будет недостаточно кислорода. Посеете эти семена (показывает маленькие мешочки с семенами), и через 10 15 лет эгот мир превратится в рай...
РЕНА. А что эго за цветы?
АМН. Розовая герань! Эти растения все время будут очи-щать воздух на корабле...»
Мудрец Ами прячется в корабле и «зайцем» отправляет¬ся в полет. Экипаж дружно поет песню «Среди звезд». А следующим утром на «научную станцию наблюдения» вры-вается Фатьма, бывшая уборщица космодрома, а ныне пен-сионерка. Пропал се муж садовник Ами! • ГУЛАМ. Может быть, он в милицию попал?
ФАТЬМА. Послушай, что мой муж — хулиган или вор? Ты на свой аршин не мерь!..
ГУЛАМ. Тетушка, зачем же вы сердитесь? Ну, про¬пал он...
ФАТЬМА. Послушай, что мой муж — курина, чтобы пропасть?
НИКОЛАЙ ЮРЬЕВИЧ. Фатьма-хала...
ФАТЬМА. Нет, я вас спрашиваю, такой бальи г муж¬чина — курица?»
Тут следует ремарка: «Загорайся зеленый глазок тслсра- диофона. Гулам настраивает его. На экране появляется изображение Ами».
«ФАТЬМА Киши, где ты?
ГУЛАМ. Летит в небе.
ФАТЬМА. Где ты?
АМИ (находясь в невесомости, плывет по воздуху). На орбите. Фатьма, я провожал Реггу. Заглянул в корабль, а он оторвался от земли, я свалился в кухню Береги себя. Прощай»,
Эту душераздирающую сцену прерывает ремарка: «...Снег гас¬нет Все встревожены. Гулам хватается за ручку приборов».
Нет смысла цитировать дальше. Звездолет достигает «со-звездия Центавра», и экипаж высаживается на планету, на-селенную человекообразными существами, которые разго-варивают только стихами. Одновременно туда прибывает американский корабль со зловещим намерением завладеть «залежами радия». Но аборигены прогоняют злодеев, а ба-кинских космонавтов одаривают чудо-лекарством — «удли-нителем жизни». Там еще есть сграггное животное Бибик, из рогов которого течет целебная молочная жидкость...
Мы безуспешно попытались остановить издание сборника •Формула невозможного», испорченного этой вздорной пье-сой. Книга вышла большим тиражом. Мы, комиссия, сали письмо в газету «Бакинский рабочий» — изложили исто-рию сборника и дали оценку пьесе, включенной в нею воп¬реки желанию составителей. Письмо напечатали. Новруз Гян- джали поднял шум на весь писательский Союз: что эго за комиссия, ла как посмели... Его ярость еще возросла после ■того, как Дмитрий Биленкин, которому Альтов послал зло¬счастный сборник, опубликовал в «Комсомольской правде, реплику пол названием «Нс дергайте ручку приборов..
Такого в Баку еще нс было. Чтобы «нацменьшинство, устроило выволочку азербайджанскому писателю.
Мсхти Гусейн вызвал меня и показал гневное письмо Новруза Гянджали. «Он требует, чтобы вашу комиссию ра-зогнали». Я рассказал, как было «дело», Мсхти Гусейн ус-мехнулся: «Знаешь, когда Новруз смотрит так, — он при¬щурил глаза и остро взглянул на меня, — я его боюсь. Он всль служил в органах... Ладно, продолжайте работать».
«Дело» замяли. Какое-то время мы использовали в каче¬стве поговорок выражения: «Такой большой мужчина — курица?» и «Гулам хватается за ручку приборов». Но потом это забылось, как забывается всякая мура
Да, чуть нс забыл. В часть тиража злополучного сбор¬ника, как говорится, вкралась досадная опечатка. В ог¬лавлении стояло: «Сокровища сгоревшей планеты. Пьса».
Все было подготовлено для приема Г. Альтова и В. Жу-равлевой в Союз писателей: заявления, рекомендации, ан¬кеты. И настал день приема В кабинете Мехти Гусейна собрались члены президиума СП Азербайджана все важ¬ные, именитые — и расселись за длинным приставным сто¬лом. И на этот стол Генрих Альтов вывалил из сумки жур¬налы и книги свою и Валину — и альманахи и сборники, в которых опубликованы их рассказы. Получилась солидная горка. Кто-то из членов президиума громко поцокал язы¬ком. А один из них, с профилем усталого кондора, по своему обыкновению, погрузился в дремоту.
• Я, конечно, нс был членом президиума, но присутство¬вал как председатель комиссии по фантастике.
Первой обсуждали Валентину Николаевну Журавлеву. Члены президиума не без интереса смотрели на молодую красивую женщину. Прочитали рекомендации, задали не-сколько вопросов — Валя ответила своим тихим голосом Президиум проголосовал «против, не было никого, и Мехти Гусейн поздравил Журавлеву.
Настала очередь Альтова. Все шло по накатанной дорож¬ке, небо было ясным, безоблачным. Прочитали рекоменда¬ции. анкету, кто-то спросил что-то касающееся биографии И тут, как назло, очнулся от дремоты член президиума, по¬хожий на старого кондора. Прикрыл рукой зевок и спросил: «А почему вы ничего нс пишете о нашем Азербайджане?» На формальный вопрос Альтову бы ответить общей, ни к чему нс обязывающей фразой — дескать, есть такое намерение... ну, в общем, отбрехаться бы. Но нс таков был Генрих Саулович. Он сдвинул брови. Он стал похож на пловца перед прыжком в воду. И — обрушил на кондора, на президиум гневную тираду. Ее смысл заключался в том, что фантастика нс может замыкаться в национальные рамки, она имеет дело с пробле¬мами всего человечества, а вы нс можете это понять...
Члены президиума никогда не слышали такое. Они за-говорили между собой по-азербайджански, а Мсхти Гусейн постучал карандашом по графину и, прервав Альтова, объя¬вил голосование. «За» не проголосовал никто.
Мы вышли из кабинета Мсхти. Я был расстроен. Валя со слезами на глазах бросила Генриху, что он вел себя как дурак. А он. упрямый и непреклонный, молча спускался по лестнице. Волосы его торчали как козырек надо лбом.
Какое-то время спустя я обратился к Мсхти Гусейну с просьбой снова рассмотреть вопрос о приеме Альтова в Союз писателей. Мехти холодно ответил: «Мы никогда нс при¬мем этого человека. Он нас нс уважает»
Альтов говорил: «В фантастике еще нет теории, и тео-ретиком может быть каждый. Аналогичная ситуация наблю-дается только в футболе.
Но именно он тогда, в 60-е годы, создавал теорию фан-тастики: своим «Регистром», своими статьями, исполнен¬ными язвительных выпадов против «прслелыциков», и сво¬ими таблицами.
Как и все, что он делал, его таблицы были незаурядны. Первая из них — «Судьба фантастических предвидений Жюля верка» — была опубликована в дсггиэовском альманахе «Мир приключений» в 1963 году. Прочитав всего Жюля Верна, Альтов выписал из его романов около сотен идей и рядом с каждой поставил две графы: .Что было в то время» и -Сбы¬лось или нс сбылось». Большинство прозрений великого фантаста — ла, сбылось.
«Это, конечно, не значит, что в фантастике идеи «глав¬нее» художественности. Научная фантастика — синтетичес¬кий литературный жанр, в котором одинаково важны оба компонента. Я хочу лишь сказать, что судьбы фантасти¬ческих идей интересны и сами по себе, ибо идеи эти обла¬дают удивительным свойством выхолить за рамки литерату¬ры. Так, роман Жюля Верна «Из пушки на Луну» дал толчок работам Циолковского. Подобных примеров множество».
Эту цитату — пожалуй, ключевую в теории фантастики, которую строил Альтов, — я выписал из его статьи «Пере-читывая Уэллса», опубликованной в сборнике НФ-расска- зов «Эти удивительные звезды». Эго был второй сборник, сделанный нашей комиссией. Да, неудача с первым нас не расхолодила, и на сей раз удалось нс допустить редак-торского произвола — никакая «п&а» нс испортила книгу, вышедшую в том же Азсрнсшрс в 1966-м.
Статья Альтова предваряла таблицу о судьбе научно-фан-тастических предвидений Герберта Уэллса. 86 идей выписал Альтов из произведений Уэллса и дал им оценку. «Интуи-тивный»’ метод английского фантаста он явно предпочитал экстраполяциям Жюля Верна. Вот он выписывает основную идею «Машины времени»: «Остановить или ускорить свое дви-жение по времени или даже направить свой путь в противо-положную сторону». Рядом, во второй графе, стоит: «С точ¬ки зрения физики того времени — абсолютно невозможно». А в третьей: «Отчасти. Из теории относительности следует, что при движении со скоростями, близкими к скорости све¬та, время замедляется и, таким образом, теоретически воз¬можно путешествие в будущее».
Никакой — или почти никакой — идее Уэллса, даже самой невозможной (как, скажем, способность мистера Дэвидсона без приборов видеть события, происходящие в отдаленной части земного шара), не хотелось Альтову сказать категори-ческое «нет». Он весьма высоко оценил прогноз Уэллса о прак-тическом применении атомной энергии, высказанный в «Ос-вобожденном мире» задолго до атомной эпохи — в 1913 году. Уэллс предвидел, что через сорок лег. в 1953-м, появится первая атомная электростанция, — и ошибся всего на один год: первая советская АЭС вступила в строй в 1954-м...
В феврале 1970 года в издательстве «Гянджлик» («Юность») вышел третий сборник НФ-рассказов, подготовленный ба¬кинской комиссией, «Полюс риска». В него вошли вещи •тех же авторов — В. Бахтамова, В. Журавлевой. П. Амнуэля, Р. Леонидова, М Ибрагимбекова. Э. Махмудова, В. Ка раханова, И. Милькина, отрывок из нашего с Лукодьяно- вым нового романа «Плеск звездных морей», а также произ¬ведения двух москвичей — рассказ Владимира Фирсова •Зеленый глаз» и отличное эссе Георгия Гуревича «Сколько вы будете жить?».
В сборник вошел и очерк Альтова «Гадкие утята фантас-тики». В начале очерка — ссылка на рассказ Клиффорда Саймака «Необъятный двор». Па Землю прибывают послан¬цы инозвездиой цивилизации — для установлении торговых контактов. Но никакие земные товары их нс интересуют — только идеи. «Им нужны идеи, новые идеи, потому что только таким путем они развивают свою технику и культуру».
Новые идеи... Фантастике они нужны как свежий воздух для нестесненного дыхания. Именно с этой точки зрения Альтов рассматривает творчество Александра Беляева. Ка¬залось бы, дела давнишних дней. Казалось бы, только «Че-ловек-амфибия» и остался от Беляева, да и то благодаря знаменитому фильму. Ан нет? Странный писатель Беляев, нещадно битый критиками, человек с несчастливой судь¬бой, незадолго до смерти написал свой последний роман «Ариэль». Критики встретили его в штыки: вздорная вы¬думка!.. Человек нс может вспорхнуть и полететь, он нс птица!.. Альтов пишет: «Есть в этом мире что-то вроде за¬кона сохранения фантазии: вся сдерживаемая эти голы дер¬зость мысли, весь неизрасходованный запас воображения воплотились в великолепной идее летающего человека».
Беляев умел находить новые идеи — и это обычное дело, что обыденному, заземленному уму новые идеи кажутся чепухой, гадкими утятами. «Будущее, — пишет Альтов, — сначала всегда бывает гадким утенком, и. вероятно, самое трудное в трудном искусстве фантаста — увидеть гадкого утен-ка, которому суждено превратиться в прекрасного лебедя».
Очерк завершала таблица «Пятьдесят идей Александра Беляева». В графу •Идеи» за номером 50, в соответствии с хронологией, Альтов вписал выдумку из «Ариэля»: «Летаю¬щий человек (управление броуновским движением частиц тела)». И рядом в графе «Судьба идей»: «По мнению лите¬ратуроведов, это чистейшая сказка. Что ж, можно согла¬ситься — сказка. Такая же сказка, какой был когда-то Их¬тиандр. У подобных сказок есть удивительное свойство становиться реальностью».
•
Три изданных сборника фантастики за восемь с полови¬ной лет работы бакинской комиссии — пожалуй, неплохой показатель. Проходили сборники всякий раз нелегко, и, между прочим, мы натыкались на долгие оттяжки с выпла¬той гонорара, на попытки главною бухгалтера Азернешра присвоить его часть Однажды, когда мы безуспешно посе¬тили Азернешр, Генрих снял своей кинокамерой, как мы входим в издательство, в бухгалтерию, и как-выходим с пустыми руками. Он вмонтировал в пленку кадры из како¬го-то фильма: идет родео, ковбой пытается вспрыгнуть на норовистую лошадку, а она лягается, сбрасывает его. Смеш¬ной получился микрофильм.
Мы часто выступали. Нашу комиссию приглашали на радио, в библиотеки и школы, в студенческие аудитории. Иногда для затравки острого разговора мы предлагали па¬радоксальные темы вроде: «Что больше угрожает цивилиза¬ции — телевидение или футбол?»
Моолодым людям импонировали максимализм Альтова, спокойное глубокомыслие Бахтзмова. Разинув рты, слу¬шали Лукодьянова. Исай Борисович свободно и неожидан¬но переходил с предмета на предмет, он мог говорить часа¬ми, «растекаясь мыслию по дереву», и приходилось дергать его за штаны.
Любопытно, что экологическая тема еще только начи¬нала входить в зону внимания писателей-фантастов, а Лу- кодьянов уже практически занимался охраной жизненной среды — конструировал приспособления для очистки Каспия от промысловых вод.
Он хорошо знал историю техники. Я думаю, он смог бы спроектировать по древнеегипетской технологии водяное ко-лесо на Ниле или наладить производство рыцарских лат. У пего был огромный интерес к старинным инструментам и приемам обработки металла и дерева. Нс случайно сю лю¬бимыми книгами были: «О природе вещей» Лукреция Кара, «История свечи» Фарадея, «Абрисы» начальника сибирских и уральских заводов петровских времен де Гсннина (полное название: «Генерал-лейтенантом от артиллерии и кавале¬ром ордена Святого Александра Георгием Вильгельмом де Генкиным собранные натуралии и минералии камер в си¬бирских горных и завоцких дистриктах также через ево о вновь строенных и старых исправленных горных и завоцких строе¬ниях и протчих куриозных вешах абрисы»).
Лукодьянов обожал Ломоносова, испытывал, я бы ска¬зал, детское удивление перед сю универсальным гением. Любил цитировать: «Пою перед тобой в восторге похвалу не камням дорогим, не злату, но стеклу». Или: «Вам путь из¬вестен всех планет; скажите, что нас так мятет?»
К литературе у него был инженерный подход. В «Труже-никах моря» Виктор Гюго подробно описывает, как Жильят снял паровую машину с «Дюранды», потерпевшей корабле-крушение. застрявшей в Дуврских скалах, — в одиночку, ценой неимоверных усилий, спускает машину с неприступ¬ных утесов. Эти подробности, которые многие читатели про¬пускают, бегло скользя взглядом, Лукодьянов проанализи¬ровал по-инженерному: вычислил объем и вес машины, подъемную силу сооруженных Жилыятом талей. — словом тщательно проверил выдумку Гюго. И установил' все верно
А вот в «Человеке, который смеется» доктор Герардус в каюте корабля усаживается перед печкой на эзельюфт «Ну и чушь, — сказал Лукодьянов. Эзельюфт соединяет мачту со стеньгой, как это он очутился в каюте?» Разыскал фран¬цузский текст романа, там было: «сhoucuet». В словарях это слово действительно означает морской термин .эзельюфт». Но Лукодьянов не поленился заглянуть в энциклопедию ...
