12. Очередная статья о польской ретрофантастике, написанная Агнешкой Хаской/Agnieszka Haska и Ежи Стаховичем/Jerzy Stachowicz, носит название:
Просматривая исследования по истории довоенной польской фантастики, можно обнаружить, что о загадочных, но грозных изобретениях, экстрасенсорных явлениях или космических кораблях мечтали в основном писатели, а не писательницы. Правда, подчеркивается, что предшественницей авторов романов ужасов была Анна Мостовская (урожденная Радзивилл), а в области сочинения фантастических дидактических романов проявили себя Софья Урбановская и Мария Юлия Залесская, но на этом список имен, собственно, и заканчивается. А это несправедливо, фантастика из чулана также богата женскими именами.
Искренняя история, достоверный сюжет
Среди поэтесс и писательниц XVIII—XIX веков, о которых вскользь говорится как о тех, кто помимо прочего писал и фантастику, следует выделить две довольно известные творческие личности: Эльжбету Дружбацкую (Elżbieta Drużbacka, 1698-1765) и Деотиму (Deotyma), то есть Ядвигу Лущевскую (Jadwiga Luszczewska, 1834-1908).
Первая из них, которую называли «Сарматской музой», помимо эпических, религиозных поэм и сатирических картин, имеет в своем творческом багаже произведение с поистине барочным названием: «История о князе Адольфе, наследнике Роксолании, которого Время 300 лет искало и не могло найти. Возвращаясь с острова счастливых, был случайно пойман Временем и вынужден расстаться с жизнью, что всех, даже величайших долгожителей, неминуемо ждет» (“Fabuła o książęciu dziedzicu Roksolanii, którego Czas przez lat trzysta szukając znalieźć nie mógł. Przypadkiem powracając z wyspy szczęśliwości, od tegoś Czasu złapany, śmierci prawu zadosyć uczynić musiał, które dla wszystkich nadłużej żyjących ludzi postanowione”). Между прочим, это название полностью излагает сюжет стихотворения: Адольф, отправившись на охоту «погнался за оленем, и внезапно исчез из поля зрения/И увидел себя в страшных и узких скалах/А ночь и темная туча опустила паруса». И вот князь уже прощается с жизнью, но благодаря некой старушке, Зефиру и собственной целеустремленности попадает в страну счастья, где «лакомится деликатесами, катается, как колобок в масле, и тонет в наслаждении». Однако спустя триста лет он решает навестить родину – а там его поджидает Время: «Вот ты где, юнец, я искало тебя триста лет/а тебя любовь удерживала/Но у меня хорошее зрение/Я могу и того увидеть, кто сидит в уголочке». Чем все закончится – нетрудно догадаться. Хэппи энда у этой встречи не будет.
Деотима, в свою очередь, известна главным образом своими историческими романами для молодежи, такими как роман «Девушка в окошке» (“Panienka z okienka”, 1898; как “Panienka”, 1893)
(Прославленный также благодаря одноименному фильму 1964 года с великолепной Полой Раксой в главной роли. W.)
и «Полонянки в ясыре» (“Branki w jasyrze”, 1901),
но она написала также роман «Зеркальная загадка» (“Zwierciadlana zagadka”, 1879).
Главная героиня получает загадочное письмо от Цезария С. с просьбой о пожертвовании «на великое изобретение, которое вызовет неисчислимые полезные результаты и последствия не только в области естественных наук, особенно в оптике и астрономии, но и в других отраслях человеческих знаний». Дама вместе с приятельницей отправляются в гости к несчастному гению, там они дискутируют о Бэконе, Шекспире и призраках, а Цезарий при оказии рассказывает им свою историю и раскрывает суть изобретения. Все знают, что «зеркало отражает все, что происходит перед ним, но чего никто не знает (...), что оно сохраняет все эти образы, подобные миллиардам фотографических отражений. Мы не можем видеть все сразу, потому что каждое новое изображение перекрывает старое, как и в картине маслом последняя краска покрывает предыдущие; но как только смоется верхняя краска, можно увидеть и остальные». Все, что нужно, это «извлечь все эти изображения из зеркала, отделив их одно за другим от фона, к которому они были прикреплены».
В мягком свете ночи вырисовывались очертания огромной сигары
Одной из писательниц, касавшихся фантастической тематики, была Беата Обертыньская, урожденная Вольская (Beata z Wolskich Obertyńska, 1898-1980).
С детства она пребывала в обществе львовских художников и писателей: ее мать Марыля была младопольской поэтессой, женихом бабушки Ванды Монне был сам Гроттгер. Обертыньская же, прежде всего, получила известность как поэтесса и актриса, игравшая во львовских театрах. Во время Второй мировой войны ее сослали в Сибирь, затем она служила в женской вспомогательной службе генерала Андерса. После войны пани Беата поселилась в Лондоне, где писала для эмигрантских журналов. Ее книга «Гитара и другие» (“Gitara I tamci”) не является, как это может показаться по названию, сборником биографий известных испанских виртуозов струнных инструментов.
На самом деле это сборник историй, связанных титульной гитарой и обогащенных фантастическими элементами. Обертыньская придала буквальный смысл распространённому метафорическому выражению о том, что необыкновенные предметы наделены душой. Её гитара и в самом деле обладает сознанием! А обзавелась она им в 1800 году в Париже, когда Блейз, пожилой владелец мастерской по ремонту музыкальных инструментов, решает изготовить лучшую гитару в мире. Работа настолько поглощает его, что он забывает обо всем на свете. Завершив свою работу, он умирает от истощения. Поскольку это происходит на Пасху, и Блейз предпочел работать вместо того, чтобы идти в церковь, он получил необычное наказание: «И тут на дне самой прекрасной и совершеннейшей гитары, созданной под солнцем, проснулась (... ) чувствующая, мыслящая, способная смотреть и видеть… душа на покаяние – душа ее создателя». С тех пор гитара-Блейз десятилетиями странствует по миру, переходя из рук в руки. Инструмент, проданный наследниками, попадает помимо прочих в руки художника-гуляки; Дорки, служанки богатой графини; жестокого трактирщика; члена труппы бродячего театра; цирюльника-меломана; русского князя и даже знаменитой певицы. В конце концов он становится просто экспонатом, висящим на стене. Как легко догадаться, несчастный инструмент обычно является свидетелем падения рода человеческого и неудачных совпадений событий. Художник умирает, соблазненная богачом служанка, придя в отчаяние, кончает жизнь самоубийством, театральные артисты скрывают преступные тайны. Гитара может лишь пассивно наблюдать за всем этим и иногда скорбно бренчать.
Однако писательницы межвоенного периода занимались не только душой, но также изобретениями – особенно в романах для молодежи. В книге Марии Буйно-Арцт (Maria Jadwiga Buyno-Arctowa; 1877—1952) «Остров мудрецов» (“Wyspa mędreców”, 1930) юному Богдану, отдыхающему на Капри, приходится столкнуться с Человеком с горящими глазами, шпионами и прочими злыми людьми, чтобы раскрыть тайну Башни Разума, где выращивается мозг Первого Мудреца.
В свою очередь в романе «Планетоид 2100» (“Planetoida 2100”, 1934) Юзефы Бурдецкой (Józefa Burdecka) мы имеем дело с полетом ракетой – она должна была отправиться на Марс, но когда журналист Огинский, в ходе экскурсионного осмотра ракеты, случайно нажимает на рычаг, он, вместе с профессором Моцарским и его двенадцатилетним сыном, летят не к планете, а к планетоиду. Между прочим, этот роман знакомил юного читателя с проблемами невесомости, выхода в открытый космос и гигиены космонавтов — «из-за силы притяжения и всяческих проявлений тяготения вода не стекала с тела в таз. Поэтому в звездолете таз вообще не использовался».
Душа не столь неуловима, как кажется!
Безусловно, самой выдающейся писательницей-фантастом межвоенного периода, почти забытой сегодня, была Мария Елена Шпыркувна (Maria Helena Szpyrkówna, 1897-1977), о которой Мечислав Смолярский (Mieczysław Smolarski) писал, что «ее активному таланту, стремящемуся к новому, пришлось пройти долгий путь (.. .) от первого томика стихов, окутанных осенней мглой». Действительно, Шпыркувна дебютировала как поэтесса, однако ее внелитературные интересы в области спиритизма и медиумизма вскоре отразились в прозе; в 1920-х годах она опубликовала несколько новелл, в дальнейшем собранных и дополненных в сборнике «Человек, сошедший с ума» (“Człowiek, który zwariował”, 1924)
Все эти новеллы связаны образом главного героя, инженера-химика Хенрика Тоннера, 38 лет, который занимается спиритизмом и медиумизмом. В новелле «Свет в раскопанной могиле» (“Swietlo w rozkopanej mogile”) он влюбляется в красавицу Юлии; к сожалению, новобрачная жена испытывает ишемический инсульт и умирает. На похоронах женщины дело доходит до скандала; Тоннер ворвался в церковь «без шляпы, дикий и страшный, и метнулся к катафалку (...) Он обхватил Юлию за талию, выдернул ее из гроба и побежал с нею к выходу. В церкви разверзлось пекло. Мать Юлии со страшным криком упала на пол и стала биться в конвульсиях, женщины что-то кричали, падали в обморок и бежали прочь, мальчик из церковного хора спрятался за алтарем, привратник хладнокровно закрыл дверь, священник трясущейся рукой осенил себя крестом». К счастью, мертвое тело жены отобрали у мужа и положили в гроб, но вскоре разразился еще больший скандал, поскольку Тоннера нашли на кладбище с какими-то проводами в руках, раскопанной могилой и обнаженным трупом жены. В следующей, титульной, новелле "Человек, сошедший с ума" инженер попадает в психиатрический госпиталь, где его преследуют странные стуки -- он утверждает, что это Юлия хочет с ним связаться. Его врач ради излечения пациента соглашается на различные сеансы и эксперименты, в том числе с автоматическим письмом и фотографией. Наконец, к Тоннеру приезжает профессор из Швейцарии, его старый знакомый и гипнотизер; они вместе создают для Юлии новое тело; «она была поначалу мыслью; затем -- стуками; затем силуэтом на фотоклише; затем материальным женским телом. Но не женщиной; личинкой, холодной, полуживой, голодной личинкой». Тоннер умирает, профессор уезжает с внезапно появившейся в клинике женщиной, лечивший инженера врач сходит с ума. Здесь стоит отметить, что в обеих новеллах повествование ведется от лица поначалу скептично настроенных рассказчиков («Должен признаться, что медиум, который обычно водит по лицам гостей мокрой тряпкой, натирается фосфором, чтобы светиться во тьме и чревовещает за Наполеона или Костюшко, мало меня впечатляет»), которые постепенно убеждаются в существовании духовной жизни – хотя это не всегда приносит им пользу.
Немного иную тематику затронула Шпыркувна в романе «Тайна масонских часов» (“Tajemnica masońskiego zegara”, 1926), который уже самим названием говорит о том, что вторая (после Налковской) писательница была на пути к тому, чтобы стать вторым (т. е. первой в женском облике) Дэном Брауном. К счастью, дел обстоят не настолько плохо – в случае этого романа современный читатель ассоциирует его скорее с Ненацким. В книге рассказывается о приключених молодого холостяка Ежи, который переезжает из столицы в унаследованный, но изрядно разрушенный дворянский дворец где-то в Кресах. А известно, что на восточных границах Жечи Посполитой всякое порой бывало. Приехав к месту дальнейших событий, Ежи застает там старого слугу, Гжегожа, который знает местные обычаи и тайны семьи и утверждает, что предки Ежи были не только масонами, но и еретиками и якшались с нечистыми силами. Впрочем, не они одни, достается даже местному священнику: «разве тот, кто зелье выращивает и с паскудной гадиной возится, может быть ксёндзом?» Вскоре Ежи начинает исследовать масонскую библиотеку своего прадеда с типично польским именем Гонзага и находит загадочный дневник бабушки, откуда узнает о еще более загадочном исчезновении прадеда и дяди Анджея. Ежи решает разгадать семейную тайну. Кажется, что все нити ведут к двум объектам: полусгоревшей книге, полной странных, смахивавших на сатанинские, символов и текстов, и необычным часам Гонзаги, встроенным в стену бабушкой. Часы уникальные, это барельеф, изображающий человека с циферблатом на голове, вместо цифр на циферблате красуются знаки зодиака, а часы, вдобавок ко всему, начинают ходить лишь перед тем, как в замке совершается нечто плохое, Ежи обнаруживает, что ключом к часам является книга – и вот тут, к сожалению, загадки заканчиваются и начинаются объяснения, причем более рациональные, чем можно было ожидать от автора. Часы содержат в себе сложный механизм, открывающий вход в шахту, ведущую в секретные масонские подземелья. Новый наследник падает в шахту и оказывается в ловушке, а при оказии «обнаруживает своего рода саркофаг Тутанхамона (...), вознесенный на подиум с тремя ступеньками, покрытыми черной тканью с черепом. А на ступеньках (...) три скелета, прикованные цепью к гробу», в котором лежит загадочно пропавший прадедушка Гонзага. Он был великим магистром масонской ложи и поэтому был похоронен тайно, те, кто его похоронили, были прикованы к катафалку, чтобы никогда не выдали тайны.
Поначалу она произвела на меня впечатление не столько женщины, сколько жрицы
Писательницам-фантасткам немного повезло: после войны были переизданы книги как Дружбацкой и Деотымы, так и Буйно-Арцт, хотя сегодня их помнят благодаря другим, не фантастическим произведениям. То же самое относится и к Обертыньской, которая известна прежде всего как поэтесса. Бурдецкая, в свою очередь, была некоторым образом обречена на забвение из-за коллаборационистской деятельности ее мужа Феликса Бурдецкого, в годы фашистской оккупации. А о Шпыркувне вспоминают сегодня из-за пророчества из Тенгобоже, опубликованного в газете "Ilustrowany Kurierz Codzienny” 27 марта 1939 года, и чрезвычайно популярного во время оккупации. Это пророчество, по одной из версий, было сделано во время спиритического сеанса, состоявшегося 23 сентября 1893 года в замке Оссолиньских, где его продиктовал дух Мицкевича.
По другой гипотезе, автором пророчества была известная в 1930-е годы так называемая Ясновидящая из Вислы, то есть Агнешка Пильхова, а Шпыркувна, участвовавшая в сеансе, преобразовала текст в поэтическую версию, но не исключено, что Шпыркувна написала пророчество сама. В тексте, среди прочего, говорится, что пройдет пятьдесят лет, прежде чем Польша «восстанет от моря до моря» (вместе с Мазурской землей, Гданьским портом и полями на Черном море), а Варшава «центром мира станет». Хотя при некоторой доброй воле можно рассматривать это как предсказание Евро-2012, все еще остается проблема: объяснить, какой это Азиат «дальнюю грязь покинет» и как «дракон обновит свой лик». Но, как обычно в таких случаях бывает, у нас с вами все еще впереди.