 |
|
М.: Был у нас на Зоне такой чувак по фамилии Видяев, а имя его было Олег. Погоняло — Видяй. Постепенно оно видоизменилось и превратилось сначала в Овидяй, а потом и в Овидий. И был он замечательный публий. Хорошо умел байки травить, бывало, вся публика уши по нарам развесит и слушает. И тишина ... Публий этот Овидий на Зоне был в пожизненном изгнании, причину не открывал, говорил только, что император его за что-то невзлюбил.
Варлаам Мусоровский "Соловецкие пляски. Воспоминания узника" М. 1945 г.
... пришёл к выводу, что это не фантастика, а произведение редко встречающегося филолого-приключенческого жанра. Иначе говоря, фантастики здесь не больше, чем в книге Н. Куна "Легенды и мифы Древней Греции", где то и дело встречается примечание — изложено по поэме Овидия "Метаморфозы".
Как это частенько случается, трудно было решить, с чего начать — с юных поросят, с красных бандеров Айвазовского, с заблудившейся миниатюрной брюнетки или с врущего холодильника, поэтому остановился на компромиссном решении — а начну-ка я с гадов, а к перечисленным выше артефактам вернусь, конечно, а куда же без них, — критиковать так критиковать, как говаривал, бывало, мой приятель Калистрат Генрихович Башковитов.
Тут без цитаты из лучшей, как мне кажется, восьмой главы (14-я тоже исключительно хороша, как образец словесного кружевоплетения) никак: "... далеко внизу лежало в рамках генерального плана фосфорически дышащее море, там были гады без числа, больше, чем в органах исполнительной власти, малые с великими, и глянцево-чёрный Левиафан, в своё время вызвавший замечание Аристотеля, что животное длиною три коломенские версты есть животное невидимое, самозабвенно играл в кипящих бурунах, не смущаясь быть единственным игроком в своей весовой категории." Недвусмысленно, однако, актудневно и злобоально, в особенности, если читатель знает, что такое исполнительная власть и, самое главное, знает не хуже Аристотеля, что такое коломенская верста. Комментировать тут нечего, как не нуждающееся*, так что плавно, в стиле романа Романа, перехожу к поросятам.
Сам-то я в свиноводчестве разбираюсь слабо (да и в кролиководчестве, пчеловодчестве и коневодчестве не лучше), я садовод-овощевод и тружусь в своём садоводстве, занимаясь, понятное дело, садоводчеством и овощеводчеством. Во второй главе застрял на некоторое время в раздумьях на следующей фразе: " ... будешь на месте только к ночи, а дачные дома в массе такие, как у первых двух поросят, так что все едут первой электричкой, чтобы всё полить, осмотреть, что ещё у них отрезано и выколупано на цветмет ...". Конечно, сразу вспомнилась знаменитая электричка Венедикта Ерофеева и в миллион раз менее известная сцена в электричке "кисти" Виктора Колупаева ("Сократ сибирских Афин", там тоже садоводы едут), но главное здесь несложный ребус о поросятах. Я хоть и садовод, но поросят издалека видел. Поэтому и догадался (честно скажу — не сразу), что это за поросята. В конце концов я всего лишь сантехник. Точнее, был им, но, как известно, бывших сантехников не бывает.
В романе есть упоминание ещё об одном поросёнке (и свинья там не забыта) в потрясающем монологе Ясновида (опять восьмая глава), который тянет на реферат диссертации (а диалог Ясновида со Сфинксом очень напоминает дискуссию на защите между диссертантом и официальным оппонентом) по устному народному творчеству. "Шелудивый поросёнок в Петровки замёрз"**. На мой взгляд, лучше бы Ясновид привёл другую поговорку. Вот эту: "У ково порося пропало, у тово и в ушах вижжит." Этот подотряд точнее трактует прогностические функции привычных пород. Ясновид не только отличный фольклорист, но и талантливый начинающий писатель. Его фэнтези о Выдропуске и Роксолане заслуживает внимания издателей. А замечательное стихотворное вступление к этому отрывку просто шедевр. "... это же свежий Пушкин народился", говорит о нём средний, а этому сантатехнику верить можно.
Здесь необходимо небольшое пояснение. Сантехники, подобные изображённым в романе Романа, встречаются довольно редко. Это настоящая когорта славных, люди с высшим образованием, часто с философским или филологическим, и таких людей в узких кругах широкой общественности заслуженно называют сантатехниками.
Поросята-строители это один из множества авторских ребусов, они щедро рассыпаны по книге. Среди них много намёков (даже аллюзиями их трудно назвать, больше похожи они на эхо) на различные литературные произведения. Я заметил среди авторов этих произведений Мопассана, Беранже, Шекспира, Ломоносова, Маяковского, Платона, Лукьяненко, Ирвинга Стоуна, Керролла, Киплинга, Фонвизина ... Встретилась даже одна эпитафия (королю Станиславу Понятовскому). Уверен, что таких аллюзий-намёков гораздо больше. Попадаются и очень заметные эхи типа "Детей капитана Гранта", "Сказки о рыбаке и рыбке", 1001 ночи и Библии. Всё это превращает чтение романа во что-то похожее на спортивное ориентирование с поиском кладов. Вот пробегает кэрролловский кролик, а там матрос из рассказа Мопассана в портовой таверне разговаривает с неузнанной сестрой, тут промелькнула реплика немаленького принца насчёт многих тысяч братьев, вот полстроки из того Владимира Владимировича, который был бесценных слов транжир и мот, а вот слабое, отражённое эхо Аркадия Гайдара, недалеко от него плавает Ноя библейский ковчег, здесь Сократ произносит свои последние слова, а тут что-то похожее на эпизод с развоплощением мага из Дозора, и вдруг строка из "Весенних вод" Тютчева, недалеко от которой расположился Иван Андреич с басней о беседующем с собаками волке, а там "Полтава" (король начинает сражение), ... и т. д. "И тишина" тоже есть, правда, без мертвецов с косами.
Особенно интересной мне показалась инструкция по охоте на полугорбых. Если эта охота как-то связана с 14-м путешествием Ийона Тихого (может быть, существует в литературе ещё что-то похожее, я не охотник и мало чего знаю по этой теме), то здесь Роман Львович, на мой взгляд, в чём-то даже превзошёл знаменитого космопроходца. Описание полугорбых и приёмов охоты на них написано очень профессионально и не менее остроумно и доходчиво, чем аналогичные описания Станислава Лема в 14-м путешествии, а пейзаж, где герои изучают инструкцию, очень напоминает местность, описанную в продолжении этой новеллы, носящем название "Осмотр на месте".
Разумеется, всего мне понять не удалось. Почему собака Карла V предпочитает имя Трафальгарский Триумф? Портрет короля написан в 1533 году. Трафальгар это 1805 год. Время Карла V это вершина могущества Испании, Трафальгар обозначил окончательное падение этого могущества. Собака, как знак судьбы, как "предсказание" монарху, обладателю 27 королевских титулов, предстоящей участи его огромного "лоскутного одеяла"? А в чём можно увидеть знак? Может быть, в опасном расположении собачьих челюстей как бы указывающих на близкий конец ... в историческом смысле ... обширной монархии хозяина? Не слишком ли сложно получается?*** Вот и разберись тут! Не прост автор, ох, не прост.
И почему автор придаёт столь важное значение теореме Виета? Теоремка довольно скромная, до теоремы Ферма ей, как до неба. А если вспомнить невероятные, фантастические формулы Рамануджана, то не покажется ли, что вот это и есть нечто, очень подходящее для переговоров с чужим разумом? Ну, это мне покажется (и уже давно кажется), Роман Львович имеет право, как тот старый барабанщик, на своё особое мнение.
По поводу миниатюрной брюнетки постараюсь обойтись минимумом слов. "Один человек" её проглотил и растворил в своём желудке. И совсем скоро появляется "лоснящееся от страха" (дом проваливается в преисподнюю) лицо этого человека, "в чьи глаза с размаху билась изнутри заточенная брюнетка". На самом деле она не затОченная, а заточЁнная внутри человека (а не пора ли прекратить считать, что в нашем алфавите 32 буквы? достало уже!), но дело не столько в этом, сколько в том, что будучи растворённой в желудке, как она может биться в глаза, то в правый, то в левый, не в оба же сразу, что тоже не так уж важно, просто к слову пришлось? Это же нельзя списать на Овидия!
Так. Что там на очереди? Ага, врущий холодильник. Так и есть, он же зайчатину крольчатиной обозвал... Или наоборот? Но это, пожалуй, пустяк, перепутал просто, он же всего-навсего холодильник, а холодильник ведь не умнее умывальника, мочалок командира.
И, наконец, что такое бандеры (ударение на усмотрение)? "Пожрав корму турецкого корабля, трепещущую красными бандерами, огонь продвинулся правее ...". Трепещущую красными "устаревшими единицами площади, ранее использовавшимися в Нидерландах" (определение бандера из Википедии)? Сомнительно как-то. Есть у Азимова такой второстепенный отрицательный персонаж — Бандер (кажется, "Академия и Земля", я писал когда-то об этом романе), но красные бандеры на картине Айвазовского точно не имеют с ним никакой связи. Впрочем, и с нидерландской единицей площади связи тут не больше. Если это было задумано, как "брандеры", то они не применялись в Хиосской бухте (и их нет на картине Айвазовского), и были успешно задействованы через несколько дней в бухте Чесменской. Это у меня, как говорят в одной популярной радиопередаче, подвес. Второй уже. Ну так, повторяю, я всего лишь сантехник.
*)Есть только одно соображение — этот пассаж про гадов и Левиафана находится в центральной главе романа, что не кажется мне случайностью.
Имя у этого зверька совершенно не подходящее — Мисюсь. Левиафан Мисюсь. И не левиафан, а левиафаниха, — это необходимое и важное уточнение, несколько противоречащее вышеприведённому отрывку о гадах.
**) В академическом издании 1961 года "Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XXVIII-XX веков" есть такой вариант: "Худое порося и в Петровки зябнет". У Шмаракова эту поговорку (о шелудивом поросёнке) приводит Ясновид в качестве ответа на загадку Сфинкса "Хитрый Митрий: умер а подглядывает". Ясновид ответа не знает и начинает виртуозно "лепить горбатого". Но не знает ответа не только Ясновид, этот ответ, как это ни странно, вообще неизвестен. По-моему, наиболее точную отгадку (два варианта) предложил один из петербургских сантатехников Владимир Петров. По его мнению это зимнее солнце, а второй вариант — месяц перед новолунием и сразу после него. Какой вариант верен (или оба не верны), фольклористам ещё предстоит выяснить.
***) Теперь, увидев эту картину Тициана, я обязательно вспомню Среднего Сантехника, который носил этот наряд на дне морском да ещё и командовал там армией царицы Прелесты. Так что мои познания в европейской живописи после прочтения романа Романа заметно возросли.
PS
В романе многое в различной степени остроумно, смешного же крайне мало, а уж хохочущий над романом читатель вызвал бы у меня, как минимум, недоумение.
Остроумным я назвал бы способ, которым автор дал понять читателю, что тот одолел половину книги. Всего страниц 510 и ещё две трети страницы. В верхней четверти страницы 255 читаем: "В окне электрички мелькнул рекламный щит с надписью "ЭТО МЕСТО — СЕРЕДИНА РОМАНА" и тотчас исчез, будто не было."
Единица измерения историзма тоже удачно предложена — "фом". Роман Львович пытается направить читателя по ложному следу (тоже, конечно, шутит), но, думаю, не ошибусь, если это "фом" расшифрую как "фоменко".
Ну и как пройти мимо самой сильной метаморфозы работы нового Овидия — превращения Жени (Евгения) Ящурко в Женю (Евгению) Ящурко (и никто не заметил, ни мать, ни одноклассники!). Вот отметаморфозил так отметаморфозил! Очень современно. Коллективный Запад встал на этот путь прочно и уверенно шагает по нему, как те слепцы на картине Брейгеля. Что б эти уроды ящуром заболели все разом, как футболисты корью! Жаль, что я не из бутылки, и волоски из моей бороды не обладают необходимыми для таких пожеланий свойствами.
Предпоследнее (но самое "полезное") замечание. На стр. 417 находится грубейшая (и наверняка давно всем известная) опечатка (мимоходом замечу, что опечаток в книге очень мало, мне попались всего три, не считая описываемой здесь). Вместо "Единорог" (ведущий себя "руссоистским" образом, — неожиданное сравнение, но ведь понятное же! Он действительно так себя ведёт, только я бы здесь употребил термин, более точный — "новоруссоистским"), напечатано "Генподрядчик" (?!). Интересно, останется ли эта бяка (или непредумышленная метаморфоза?) в последующих изданиях? Тут поработать надо, ясное дело. Так вот, НАДО поработать, — портит это родимое пятно (или бородавка, — кому как больше нравится) хороший, оригинальный, далёкий от любых стандартов текст.
А напоследок я скажу ... следующее. Стихотворение Грибачёва считаю хорошим, использовать его в качестве материализовавшегося проклятья — не дело. Не дело также издеваться над слепым поэтом (результат тяжёлого ранения — осколок снаряда в лицо), стихи которого нравятся огромному количеству людей, и неважно, что эти люди не смогут нормально воспринимать тексты, подобные обсуждаемому здесь, потому что у них мозги устроены по-другому. И чьи картины более дремучие, — Шишкина или Мунка, тут тоже могут быть, как заметила когда-то давно одна мудрая бабушка, различные мнения. Лично я нормально воспринимаю экспрессионизм, предпочитая манеру передвижников и импрессионистов. Но, как выразился бы генерал Лебедь, за Шишкина обидно.
цитировать
свернуть ветку
. Виолончелистка так далека от маршала, что про первую часть аллюзии читатель как-то сразу забывает. Так, во всяком случае, и произошло со мной.