Что известно о семье Лазаря


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «slovar06» > Что известно о семье Лазаря Лагина
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Что известно о семье Лазаря Лагина

Статья написана 27 января 12:48

Бабушка Лазаря (по свид. Натальи Лагиной)

Хая (Хана -Двойра Лейзеровна) Лазаревна и Иосиф Павлович (Иосель Файвелевич, Файвишевич) Гинзбург, наборщик типографии газеты “Известия”. Москва. Фото 1937 г.

Гинзбурги: отец Иосиф Файвелевич, мать Хая Лазаревна, сыновья Лазарь (первый слева), Файвель с женой Розой Малой (слева во втором ряду), Шевель (с женой?), Давид и дочь Соня. Из архива Ольги Ким.

Лазарь Лагин с двоюродным братом И.М.Гинзбургом и дядей М.Ф.Гинзбургом. Минск, 1967. Фото из архива Ольги Ким.

/Илья Моисеевич и Моисей Файвелевич Гинзбурги/

Из архива Светланы Козловой и Михаила Володина.

***

Фамилия "Лагин" невольно напоминает читателю о плотницком труде. Однако самый известный ее носитель не возводил стен и не подымал стропил. Он создал её, как аббревиатуру из собственных имени и фамилии – ЛАзарь ГИНзбург. Отец его, правда, был плотогоном. А также, см. Лаг, лага (строит.) — брусок, предназначенный для настила на него напольной доски или кровельного листа.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B...

Есть такие даты и места рождения, которые сами по себе звучат как судьба. 1903 год.

Витебск. Удивительный какой-то город. Мало где родилось столько академиков, спортсменов, деятелей искусств и генералов.

Для писателя родиться в Витебске и не создать чего-то выдающегося – полный провал. Про Лагина такого не скажешь. Как не скажешь о и многих из тех, кого наш отечественный владыка заключил в Витебске, как джинна в бутылке, за чертой провинциальности, а многих заодно за чертой оседлости. Но и Витебск – не кувшин, и люди эти оказались посильнее джиннов. Многие даже умели творить чудеса. Под псевдонимом Лагин скрывается Лазарь Иосифович Гинзбург, родившийся в 1903 году в Витебске ,чей «Старик Хоттабыч» был зачитан до дыр советскими подростками.. старик Хоттабыч (подозрительно похожий на местечкового портного) произносил длинное странное слово «лехододиликраскало». Удивлены? А ведь это не более, чем первая строка еврейского субботнего гимна: «Леха доди ликрат кала», правда, в ашкеназском произношении, к которому Гинзбург/Лагин привык с детства.

Андрей Цунский

***

Лазарь был первым из пятерых детей Иосифа Файвелевича (Иоселя Файбышевича) Гинзбурга, уроженца Невеля, и Ханы Лазаревны (Ханы-Двойры Лейзеровны) Гинзбург. Отец работал плотогоном на Западной Двине. И жила семья в Витебске в скромном домике недалеко от реки. На следующий год после рождения первенца, скопив денег, семья переехала в Минск, где Иосиф Файвелевич открыл скобяную лавку.

До выхода сборника «Мои друзья бойцы-черноморцы», да и после него, Лазарь Лагин писал на русском языке. Но, вероятно, увидев то горе, те страдания, которые постигли его народ в годы в войны, решил написать книгу о сражавшихся на фронте евреях на языке идиш. А может быть, всё было прозаичнее – писатель получить заказ от издательства «Эмес» на эту книгу.

Книга фронтовых заметок «Мои друзья бойцы-черноморцы» издана с иллюстрациями художника Григория Ингера.

Лазарь Лагин посвятил книгу памяти погибшего на фронте брата — инженера Файвиша Гинзбурга (1905—1943).

«У меня был брат, – написал Лазарь Лагин. – Его звали Файвиш Гинзбург. Он был квалифицированным инженером и хорошим человеком с большим сердцем и чистой душой. Сейчас ему исполнилось бы 40 лет. С первого дня войны он просился на фронт бить врага. Ему отказывали. Но он добился своего. Осенью 1942 ему удалось добровольцем уйти в Красную Армию. Его хотели оставить учителем на курсах молодых командиров, он отказался. Писал мне: если я не попаду на передовую, то как буду смотреть в глаза сыну и доченьке, когда они, после войны, спросят, сколько фашистов я убил.

Файвиш командовал противотанковой батареей и героически погиб под Орлом летом 1943 года. Его светлой чистой памяти я посвящаю эту книжку, фронтовые заметки о моих друзьях, черноморских бойцах».

Энциклопедии справедливо называют Лагина русским советским писателем, что верно, за исключением одной его книги — сборника 1947 года «Майнэ фрайнт ди шварцямише кригер: фронт нотицн» («Мои друзья черноморцы: боевые заметки»).

Почему эту книгу, вышедшую в ликвидированном год спустя издательстве «Дер эмес», успешный советский литератор решил написать на идише, одному Богу известно. Возможно, потому, что посвятил ее памяти павшего брата — инженера Файвиша Гинзбурга, который ушел добровольцем на фронт и настоял на отправке на передовую («если я не попаду на передовую, то как буду смотреть в глаза сыну и доченьке, когда они спросят, сколько фашистов я убил», — писал он Лазарю). Файвиш командовал противотанковой батареей и героически погиб под Орлом летом 1943 года.

Вениамин Чернухин, специально для «Хадашот» № 10, октябрь 2020, тишрей — хешван 5781

***

В метрических данных, доступных на сайте еврейской генеалогии JewishGen.org (в частности о рождении в 1917 году уже в Минске его младшего брата Давида), имя отца записано как Иосель Файбышевич Гинзбург, уроженец Невеля, матери — Хана-Двойра Лейзеровна Гинзбург.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B...

Давид впоследствии стал литературоведом, а Файвель и Шевель получили инженерное образование.


Брат — Шевель Гинзбург, воевал до 1944 года, когда был отозван с фронта восстанавливать донбасские шахты.

Брат — Давид Гинзбург, литературовед исследователь творчества М.Е.Салтыкова-Щедрина, погиб в 24 года.

Источник: https://biographe.ru/uchenie/lazar-lagin

***

Я родился 28 декабря 1934г. в Москве. Мой отец Файвель Иосифович Гинзбург, (1905-1943), родом из Белоруссии, даже немного поучился в реальном училище. Он был инженером и работал на МОГЭС. В начале войны его направили на Магнитогорский комбинат. С начала войны он писал письма-прошения Сталину с просьбой отправить его на фронт, примерно десятое его прошение было удовлетворено, весной 1943 г. он попал на фронт, чтобы вскоре (8 августа) погибнуть под г. Карачевым на Кур­ской дуге. Моя мама Роза Юльевна Малая (1904-1991), родом с Украины, до революции была безграмотной. Окончив рабфак, она собиралась стать инженером, но по партийному призыву пошла в Академию коммунистического воспитания, и стала учительницей истории и конституции в школе.

Летом 1941г. моя мама, сестра Соня, я и бабушка Хая с дедушкой Иосифом (по отцу) были эвакуированы из Москвы в город Верхнеуральск Челябинской области, известный с XVIII века своим каторжным централом. Мы прожили здесь до лета 1943г. (дедушка с бабушкой уехали раньше по вызову сына – писателя Лагина). Мама приехала сюда начальником эшелона, и в начале зимы много ездила по окрестностям, добывая в окрестных сёлах пропитание для детей. Уже первой зимой её должность была упразднена, и она осталась простой учительницей[1], одновременно ослабла добывательская активность оставшегося руководства. В нашем эшелоне был интернат (для детей, имевших родителей) и детский дом (для детей, потерявших родителей). За два года много детей было переведено из интернета в детский дом, некоторые умерли летом 1942г., отравившись самостоятельно добытыми ядовитыми травами из-за голодухи.

В конце 1941 г. моего папу перевели на работу в Магнитогорск, в 60км от нас, и он даже приехал к нам один раз – это была наша последняя встреча. Здесь многочисленные папины письма Сталину с просьбой о взятии в армию возымели успех, и видимо в конце зимы 1941-1942г. он, наконец, попал в армию. Он немного проучился на офицерских курсах, и был оставлен в школе преподавателем. Тут уже ему хватило одного письма Сталину, чтобы попасть на фронт. Очень скоро (летом 1943г.) он был убит.

***

Инженер по канализации и водопроводу сапёр дядя Шевель (Саул) воевал с 1941г., и в 1944г. был вызван из армии для восстановления шахт Донбасса

***

Мама, папа

Сталинские репрессии задели нашу семью лишь немного. В 1938 г. моя тётя Маня проживала с сыном Юлием, 1926 г. рождения, в сравнительно большой комнате коммунальной квартиры (бывшей семейной квартире доходного дома). Её сосед полагал, видимо, что эта комната нужнее ему, и написал на неё донос. Её арестовали, и держали в Бутырской тюрьме 10 месяцев без допроса. Со снятием Ежова прошла кампания «против перегибов», людей, подобных моей тёте, без предъявленного обвинения, выпустили из тюрьмы, и они вернулись на свои рабочие места. Тем временем, мои родители решили взять племянника Юлия к себе в семью. За это нашей семье была назначена высылка из Москвы. Освобождение тёти Мани отменило и это решение. Ещё одна мамина старшая сестра, тётя Берта была замужем за сотрудником Ленинградского обкома (или горкома) партии. Он был арестован в 1938г., и провёл 10 лет в Норильском лагере, затем в ссылке в Норильске. Его жена и сын в 1946-47гг. умерли в ссылке в Вологде. Когда после реабилитации он явился возвращаться на партийный учёт, ему сообщили, что из партии он выбыл «за неуплату членских взносов». Узнав это, он не стал восстанавливаться в партии. Муж папиной сестры тёти Сони, Лан был известным экономистом-международником. Позднее он рассказывал, как в войну участвовал в составлении рекомендаций Сталину по послевоенному устройству Германии. В 1948г. (видимо, по еврейским делам) он был сослан в Киргизию. Жена и дочь оставались в Москве, но в кооперативной квартире, купленной ими до войны, их «уплотнили», оставив одну комнату из трёх. После возвращения из ссылки он покупал новую квартиру. Брат моего папы дядя Лазарь, писатель, автор «Старика Хоттабыча» всю жизнь боялся, он вспоминал в 1970-е годы, что в 1930г. он учился в Институте Красной Профессуры, и был приглашен на какой-то вечер. Он не пошёл туда по случайной причине, все участники этого вечера потом были расстреляны или сгинули в лагерях. Слухи о репрессиях тихо пронизывали общество. Моя партийно послушная мама призывала меня к осторожности рассказами о том, как где-то кого-то посадили за невинные анекдоты, рассказанные в парке приятелю. Уже в 70-е годы, увидев у меня фотокопию книги Джиласа «Новый класс», она, улучив момент, сожгла её.

Мы жили в бараке, предназначенном на слом в 1918г., в комнате 14м² (она считалась большой), на ул. Ульяновской (ныне Николо-Ямская). В начале тридцатых в этом бараке держал своих экспериментальных собак нейрохирург Бурденко, а в 1936г. сюда поселили и нас – сроком на 9 месяцев (мы выехали оттуда в 1957г.). Здесь жило 14 семей с уборной в одно очко и двумя умывальниками на всех. Топили с трудом добываемыми дровами. Газ пришел на кухню в начале 50-х годов (саратовский газ). Отношения между соседями были хорошими и добрыми. Вход в наш большой двор охранялся, и чужие дети попасть сюда не могли.

До войны работа папы считалась престижной и относительно высоко оплачиваемой. Родители, накопив денег, вступили в жилищный кооператив. Дом был построен, но родителям не понравились обои, и они задержались с въездом. Пока обои переклеивались, вышло постановление, ликвидирующее кооперативы. Те, кто уже въехал в новые квартиры (как папина сестра тётя Соня), оставались жить в них, у остальных право на новую квартиру прекращалось. Так мы и остались в бараке. Деньги, внесённые за квартиру, были возвращены. Родители распорядились этими деньгами, купив дачу — половину деревенского дома площадью 24 м2 — с довольно большим по нынешним временам участком в пос. Деденево на станции Турист Савёловской ж.д. в немыслимой тогда дали, более 50 км от Москвы. Отец затеял здесь довольно большой сад. Во время войны и после неё приусадебный участок исправно снабжал нас вишней, яблоками и сливами, картофелем и некоторыми другими овощами. Летний переезд на дачу мама воспринимала как большое счастье освобождения от тесной клетушки нашего барака. Мне и сестре Соне (1938 г. рождения) жизнь на даче тоже очень нравилась.

После гибели папы наша семья (мама, сестра Соня и я) жили на мамину учительскую зарплату (к 1947г. 600р., с конца 1947г. – 700р.) и пенсию на двух детей 340р. При моём поступлении в университет пенсия соответственно уменьшилась, с поступлением Сони выплата пенсии прекратилась. (Вдовья пенсия, если и была, к концу 1947г. отсутствовала).

В 1943г. было введено раздельное обучение (мужские и женские школы), и с тех пор я всю жизнь проучился в мужской школе. На мой взгляд, раздельное обучение плохо влияло на дальнейшую жизнь людей. У меня связанные с этим комплексы исчезли только сильно после окончания университета, у некоторых моих друзей они остались на всю жизнь.

Война была страшным фоном нашей жизни. В 1943г. погиб на фронте мой папа, в мае 1945г. моя тётя Маня получила извещение о гибели единственного сына Юлия, мамина сестра тётя Клара с ребёнком и мужем сгинули в блокадном Ленинграде, дядя Лазарь (Лагин) служил военным корреспондентом на флоте, воевали братья Зорины (мужья маминых сестер), один из них потерял часть лобной кости, инженер по канализации и водопроводу сапёр дядя Шевель (Саул) воевал с 1941г., и в 1944г. был вызван из армии для восстановления шахт Донбасса.

В 1948 г. ещё были живы Иосиф Файвелевич и Хая Лазаревна Гинзбурги.

(воспоминания сына Файвеля Ильи)

Следовательно, Гинзбурги —

Родители:

Иосиф Файвелевич — р.? Невель — ск. после 1948 Москва

Хая Лазаревна — р. ? — ск. после 1948 Москва

Дети:

Лазарь — 1903 Витебск — 1979 Москва

Файвель — 1905 Витебск — 1943 погиб под Карачевом, Брянской обл., в ВОВ

Шевель — р. ? (уч. ВОВ) — ск. после ВОВ

Соня — 1911 ? Минск — ск. после ВОВ

Давид — 1917 Минск — 1941

Возможно, данные хранятся в архиве https://niab.by/newsite/ru или на генеалогических сайтах, например https://forum.j-roots.info/viewtopic.php?...





192
просмотры





  Комментарии
нет комментариев


⇑ Наверх