Эту историю знают все.
Когда ахейцы собрались на Троянскую войну, ветер переменился, и они никак не могли отплыть. Долго они ждали попутного, но он никак не наступал. Тогда было решено принести в жертву богам Ифигению, дочь микенского царя Агамемнона. Тот обманом заманил ее в лагерь и обрек на гибель. Ветер же стал благоприятным, воины отправились к стенам Трои, а в Микенах осталась Клитемнестра, жена Агамемнона и мать Ифигении. Горе ее было страшно, и она вступила в сговор с Эгистом, чтобы убить своего мужа. Собственно, когда Агамемнон вернулся домой, его ждала смерть, и дня не успел он провести в стенах своего дворца. Тем временем Орест, младший сын Агамемнона, был удален из дворца. Прошло много лет, Орест вернулся и отомстил за отца, убив свою мать. Столь страшна была та месть, столь кощунственна, что Ореста стали преследовать эринии...
Здесь, впрочем, стоит остановиться, так как в романе Колма Тойбина не нашлось места эриниям. Более того, тут и богов-то нет. И Троянская война не называется Троянской. И длится она, кажется, гораздо меньше. Вообще, автор избегает любых топонимов, которые привязали бы действие «Дома имён» к конкретным локациям. Хотя да, в целом Колм Тойбин вполне добросовестно следует канве мифа: и Ифигению принесут в жертву, и Агамемнона с Кассандрой убьют, и Клитемнестру. При этом нельзя забывать, что буквально воспроизвести никакой миф ни у кого не получится, все-таки одной из особенностей мифов является их вариативность. Так, например, есть множество версий того, где был Орест после гибели отца. Автору, взявшемуся перепевать старые истории, просто нужно выбрать какую-то одну. Или придумать свою. Колм Тойбин поступил именно так — придумал. Получилось, по крайней мере, любопытно.
Кажется странным, что Колм Тойбин, до этого в основном работавший в жанре тонкой реалистической прозы, вдруг обратился к древнегреческой мифологии. Критики усмотрели в этом желание угнаться за модой: за пять лет до «Дома имён» вышла «Песнь Ахилла» Мадлен Миллер, задавшая тренд на переосмысление античных сюжетов с точки зрения мировоззрения XXI века. Вот только Колм Тойбин работает с мифом с помощью интеллектуальных конструктов, свойственных середине века XX (и бывших тогда очень модными), а конкретно – рассматривает историю бесконечной мести в семье Ореста с позиций классического французского экзистенциализма. К тому же сам материал располагает. Так, например, Жан-Поль Сартр на основе этого мифа написал пьесу «Мухи». Жужжащие мухи упоминаются в «Доме имён» на первой же странице. Словно автор подмигивает Сартру и признает преемственность. А успех «Песни Ахилла» повторить, увы, не удалось.
Мифологи видят в истории Ореста отражение отказа в социальной практике от обычая кровной мести и перехода к норме закона. Это, безусловно, красивая формула, которая могла бы лечь в основу остросоциального романа. Но Колм Тойнби пишет совсем про другое. Мир его книги — это не просто мир, в котором отсутствуют высшие силы, в нем отсутствуют и высшие смыслы. Персонажи «Дома имён» проводят свою жизнь в полнейшем одиночестве и молчании, вызванном политическими обстоятельствами. Собственно, перед нами практически инструкция (не через предписания, а через наглядные примеры) того, как выстоять в тоталитарном обществе, когда каждое твое слово может быть услышано, каждый твой поступок оценен, а негативная реакция неотвратима. В подобной ситуации можно рассчитывать только на себя, даже от друга помощи ждать не следует. Обстоятельства таковы, что все эти мифологические фигуры принимают сомнительные решения, совершают ошибки, но, не зная иного, считают, что по-другому и быть не могло. Тем не менее, каждый уверен, что у него есть свобода воли, хотя если отстраниться и окинуть взглядом общую картину, то окажется, нет ее, поступки людей продиктованы, правда, не какими-нибудь там богами, а поступками других людей.
Здесь и эринии-то не нужны. Наоборот — внимание эриний (да, чудовищное и кошмарное, но все-таки внимание) было бы хоть какой-то наградой Оресту. Он же, в конце концов, остается наедине с собой, память в таком случае может быть тем еще бичом. Единственный путь к спасению — это примирение с собой. Тут бы еще выйти из состояния отчуждения, да кто ему даст. Пусть в финале романа мы видим тень надежды на то, что Орест все-таки вырвется из тисков одиночества, но это лишь намек. Проникшись атмосферой «Дома имён», сложно поверить, что для Ореста все закончится благополучно, пусть в мифе и случилось именно так.
«Дом имён» не представляет собой исключительно философствование, чем злоупотребляли в своей художественной прозе Сартр с Камю; Колм Тойбин не забывает и развлекать с помощью напряженного сюжета. Порой получается удачно (бегство Ореста из плена и дальнейшие его скитания), порой не очень (интриги во дворце Агамемнона). Автор подпускает еще и немного мистики: боги молчат, а вот призраки никак не успокоятся. В этой коллизии легко усмотреть параллели с «Гамлетом», хотя практически в любой англоязычной книжке их при желании можно усмотреть. Нельзя с уверенностью сказать, что у Колма Тойбина это вышло сознательно, но важно то, что призраки здесь так же бесполезны, как и молчащие боги. Некоторые персонажи их просто видят. Даже поговорить нормально с ними не получится. Автор прямо говорит, что за гробом все стирается, твои прижизненные поступки не важны, и ждет там только забвение. Персонажи «Дома имен» лишены даже этой маленькой надежды (на внятное посмертное существование), если и есть где-то ад, то он тут, мы в нем живем и сами его создаем.
Колм Тойбин написал книгу настолько же современную, насколько современным остается творчество Сартра. Именно в 1940-ых «Дом имён» звучал бы по-настоящему сильно и важно: со всем этим ощущением сломавшегося мира, с борьбой с фашизмом, но и с надеждой на новый мир, если не счастливый, так хотя бы справедливый. Потому «Дом имён» можно счесть именно старательной ученической работой, знаком уважения перед мастерами. Да, мастерами, творящими много лет назад. Но кто сказал, что их метод осмысления мира надо списать со счетов. Он не устарел, он просто стал старомоден.