Ольга Балла:
На самом деле «Отсутствие Анны» Яны Летт – прекрасный реалистический роман: очень точный психологически, ясно и без иллюзий видящий и понимающий человека во всей сложности его душевного, умственного, социального устройства, написанный уверенной умелой рукой, держащий внимание читателя, не выпуская его ни на минуту, – и всё, что тут стоило бы сказать, исчерпывающе и с безукоризненной точностью сказано на первых примерно семидесяти страницах текста. Всё тщательно примысленное автором потусторонье (во-первых, при всей своей бесспорно внимательной продуманности уступает долгой – хотя и очень плотной — и качественно сделанной начальной, «реалистичной» части в убедительности, а во-вторых) видится мне (да, эффектно придуманным, изобилующим непредсказуемыми поворотами, читающимся с большим интересом: а что там ещё автор придумает? — но) совершенно избыточным и изрядно искусственным. Всё лучшее и самое точное в фантастической части – из нашей с вами реальности. Насчёт открываемых этим текстом новых горизонтов я очень сомневаюсь, но горизонты уже существующие автор, умный и глубокий психолог, видит замечательно.
Андрей Василевский:
Как в случае Врочека и Колодана, вероятно, предполагается продолжение. Или нет? Если нет, то зачем тогда мы вот это читали? У Врочека обрыв на интересном месте досаден, но интригующ. У Колодана продолжение желательно, но можно и так. А вот «Отсутствие Анны» в нынешнем виде бессмысленно.
Яркий и талантливый текст, который в итоге слегка разочаровывает следованием избитым клише мировой фантастической (и не только) литературы. Книга начинается как жесткий и психологически достоверный детектив о «киднеппинге»: у главной героини пропадает дочь, полиция реагирует вяло, а читатель невольно начинает ждать продолжения развития событий, в котором исчезновение оказывается связано с потусторонними силами. И частично автор не обманывает эти ожидания – отсутствие Анны (так зовут пропавшую дочь) оказывается обусловлено сверхъестественными (или – противоестественными) причинами.
Однако описание длительных скитаний героини-матери по миру, сотворенному воображением или духовными силами героини-дочери, завершается конечным, банальным и инфантильным выводом – «взрослые – плохие». Ох, они не обращают достаточно внимания из-за своих тривиальных забот (между прочим, по добыче «хлеба насущного») на своих деточек, таких тонких, звонких и почти волшебных. А потому заслуживают презрения и всяческих кар.
Подобная спекуляция вокруг пренебрежения пятой заповедью раздражала еще в «Гадких лебедях» братьев Стругацких: «дети – будущее, и только в них – надежда, а потому им все можно». В реальности же потом эти дети становятся взрослыми, надежда куда-то исчезает, а бывшие «ангелы без нимбов» превращаются в старых сволочей.
И ведь каждый родитель знает, что детишки – «та еще публика». Да и вспомнив собственное детство и юность, иной раз подумаешь, что стал не только опытнее, но и лучше с годами. Но «клише есть клише». А потому главная героиня-мать «Отсутствия Анны» заслуживает своей мрачной участи в финале. Только воплощение идейного посыла получилось слабеньким, да и автор книги (кстати, совсем не страдающий от недостатка фантазии) в конце произведения откровенно «скомкала» изложение событий.
В итоге читатели получили странное, причудливое, местами восхитительно яркое, постмодернистское «моралите». С неприкрытым выводом: «Любите детей ваших, а не то…» А, кстати, что «то»? Может быть, и детишкам не стоит забывать того, что так поразило В.В. Розанова в одном из разговоров с его шестилетним сыном:
«– Вася, ты меня любишь?
– Люблю.
– Почему же ты меня любишь?
И как давно решенное, он ответил спокойно и серьезно:
– За то, что ты нас хлебом кормишь».
И еще: будь перед нами не мистическая история, а настоящий детектив о похищении, которым книга первоначально прикидывается, то на кого бы пришлось надеяться «тонкой да звонкой» второй главной героине? На полицию, да на собственную мать. И, после спасения, она, может быть, изменила бы свои взгляды на реальность.
Но автор предпочла пойти по более легкому и однозначному пути «воплощения клише». А потому текст и оставляет впечатление талантливого, но раздражающего и несправедливого поучения.
Ирина Епифанова:
Я, наверное, глупый и прямолинейный читатель. Да что там читатель, вообще человек. В еде я люблю простые и понятные вкусы, без кухни фьюжн, без сочетания сладкого и солёного. Так и в литературе: от книги я хочу, чтобы она удерживалась в рамках заявленных жанра и формы. Если это детектив, так уж детектив, чтобы он не превращался вдруг на середине в любовный роман, а если любовный роман — так чтобы он не переключался внезапно в режим философского трактата.
Это, разумеется, сугубо мои личные предпочтения. Но когда отличный психологический триллер, вполне реалистический, о том, что происходит с матерью, когда у неё исчезает дочь-подросток, вдруг после двух третей прочитанного объёма превращается в смесь магического реализма с путешествиями души по иным мирам в духе Коэльо и Ричарда Баха — оставляет ощущение некоторого разочарования. Да и степень убедительности в этих двух частях очень разная, что и понятно: сопереживать обезумевшей от ужаса матери, потерявшей дочь-школьницу, намного легче, чем душе, блуждающей в неком очень абстрактно нарисованном «задверье».
Ну, впрочем, если побороть в себе это читательское раздражение «я хотел бутерброд с колбасой, а вы мне вместо него продали банку варенья», то можно отметить, что это по сути переосмысление мифа об Орфее и Эвридике. Две реалистичные трети из трёх написаны крепко и вызывают живой отклик. И отдельное спасибо автору за фрагменты дневников 16-летней Анны, дочери главной героини. Я и сама в 16 лет была вот такой же мятущейся пишущей девочкой, сама вела дневники, этот юношеский стиль — пафос и искренность, пустые и выспренние рассуждения человека, абсолютно не знающего жизнь, и какие-то меткие первые постижения — эта полудетская писанина, прекрасная и ужасная, возможная только в этом возрасте, воссоздана великолепно.
Вадим Нестеров:
Яжемать в Нарнии. Книга начинается со страшного сна любого родителя — 15-летняя Анна не вернулась домой и ее мать Марина медленно сходит с ума, снова и снова прокручивая в голове свою жизнь и пытаясь понять — где же «яжемать» сломалась.
Начало было по-настоящему жутким, особенно мне, отцу двух 15-летних девочек. У автора даже начал получаться очень полезный горшок, в который можно было положить что угодно — от социальной драмы о кризисе семьи до янг-эдалт-фентези, которое автор, сколько я понимаю, и писала до «Анны». Автор умеет составлять слова в цепочки и тема ей явно небезразлична — в итоге примерно треть книги мы читаем хороший живой текст.
Но потом с автором случилось то, что и привело ее в номинаты «премии про интеллектальную фантастику». Автора зачем-то понесло в мистику, волшебную страну и совсем уже неуклюжие намеки на Эдгара нашего По. Все сразу стало очень плохо.
Ворон крикнул: «Этот автор сломался, несите следующего!».
Извините.
Екатерина Писарева:
Простой художественный язык, простые и понятные герои. Первая часть романа написана непритязательно, вторая – скатывается в магический реализм. Переход кажется неловким, каким-то нарочитым. Если говорить о сюжете, то это книга о пропаже дочери. Аня и Марина, казалось, были очень близки, но однажды Аня не вернулась домой. Мать выждала три дня – «почему-то у нее засела в мозгу не своя, фильмовая мысль о том, что в полицию можно идти, только когда пропавшего нет хотя бы три дня». Летт вводит в роман дневник дочери, из которого мы узнаем, что в семейных взаимоотношениях было не все гладко, всю жизнь она старалась не огорчать маму, не выходить на конфликт и создавать видимость того, что все хорошо. Финал, признаться, разочаровал – есть ощущение, что автор справилась на ура с первой половиной книги, а вторую дописывала впопыхах. И хотя тема могла бы вытянуть книгу на уровень хорошей социальной прозы с элементами фантастики, этого не случилось.
цитировать