Роберт Борски: Верволк как герой

Выложил в обычные места обновлённую версию «Героя как верволка». Помимо мелких правок туда добавлены вступительные слова из пары антологий и нижеследующее эссе Роберта Борски.

Лично я к пану Борскому отношусь с уважением с тех времён, как приобщился к его статьям, посвящённым «Пятой голове». Тут же стоит отметить, что иногда его заносит в строительстве теорий (с уклоном в символизм), но в эрудиции ему не откажешь. Принимать эти теории читатель не обязан, но ознакомиться с его мыслями будет небезынтересно многим (я буду сдержан в своих оценках) поклонникам прозы Вулфа. Представленное ниже эссе (о рассказе «Герой как верволк») — из сборника «Длинно ли, коротко ли» («The Long and the Short of It», 2006; отсылка к названиям циклов Дж.В.), его ранняя версия была опубликована на Urth mailing list под названием «Святой Павел и верволк».

Первое, что обычно бросается в глаза в художественном произведении — это название, и порой, если оно достаточно остроумное или соблазнительное, его одного достаточно, чтобы вызвать читательский интерес к самому произведению, — даже если автор неизвестен. Я, например, до сих пор помню, как в далёком 1972 году взял в руки томик «Орбиты 10» Деймона Найта и заметил странное название «Пятая голова Цербера», за авторством некоего Джина Вулфа (а то и двух). Поскольку я всегда любил греческую мифологию, то сразу же оказался на крючке, и с тех самых пор мистер Вулф вываживает меня, как кефаль. И он продолжал приманивать меня своими названиями, начиная с причудливой тавтологии «Остров доктора Смерти и другие рассказы и другие рассказы» (несомненно, оно послужило причиной замешательства книготорговцев и библиотекарей во всём мире) и до нескольких взаимосвязанных произведений, с инверсиями, подобными фуге или контрапункту, — например, серии Нового, Длинного и Короткого Солнца, а также квартет рассказов в «Архипелаге Вулфа» (т.е. «Остров доктора Смерти и другие рассказы», «Смерть доктора Острова», «Доктор острова Смерти» и «Смерть островного доктора»). Но во всей этой волчьей хитрости нельзя упускать из виду, по меньшей мере, ещё один важнейший момент: то, что названия у Вулфа зачастую проливают дополнительный свет на тему рассматриваемого произведения. Только подумайте, какой смысл обретает заглавие «Мира», прекрасного романа ДжВ о привидениях, если вспомнить, что «мир» завершает похоронную фразу requiescat in pace. В названиях других произведений также содержатся аналогичные ключи, но то, которое мне хотелось бы выделить сейчас, это «Герой как верволк» — и не только потому, что это один из самых искусных рассказов Вулфа, но и потому, что, по моему мнению, тщательное изучение его символического содержания — в сочетании с повторным анализом названия — поможет дополнительно прояснить тематические задачи.

«Герой как верволк» изначально появился в 1975 году в «Новом улучшенном солнце» под редакцией Томаса Диша, но в моём лице читатель впервые столкнулся с ним в «Лучшей научной фантастике за год #5» Терри Карра. Карр в своём предисловии к рассказу скрупулёзно указывает, что werwolf — действительно верный, хотя и архаичный вариант написания; и почти наверняка для большинства фэнов это было вполне правдоподобным объяснением его наличия, особенно если они были хоть немного знакомы с тем, как Джин Вулф любит малоизвестные слова. Другие же (среди них критик/писатель Дэмиен Бродерик) чуть позже предположили, что это авторская скрытность, — что недостающее *e* можно найти на конце самой фамилии Wolfe. Мне до сих пор весьма нравится эта идея, но хотелось бы добавить ещё одно предположение. Оно связано с путаницей, возникшей при переводе с греческого слова lukos, что значит «волк», и очень похожего, омофонного, leukos, что значит «свет». Оба слова путали друг с другом на протяжении столетий, и некоторые учёные даже предположили, что именно поэтому Аполлона, бога света, стали ассоциировать с волками. (Действительно, один из эпитетов Аполлона — Ликий, «волчий бог».) Трудно представить, что Джин Вулф, с его склонностью к исследованиям, не знал этого; напротив, я полагаю, он не только знал о разнице между leukos и lukos, но и воспользовался, чтобы наполнить смыслом и жизнью «Героя», а позднее — ещё и в книгах о Латро.

Действие «Героя как верволка» происходит в весьма научно-фантастическом двадцать первом веке, но, похоже, немногие понимают, насколько это произведение, с изрядными вливаниями из жизни и трудов Святого Павла, пропитано католическим подтекстом. Когда мы впервые встречаемся с нашим заглавным героем, Полом, он символически невинен, хотя и обретёт мудрость по ходу повествования. Об этом говорит самое первое предложение рассказа, где ухает филин, и Пол вздрагивает. В этот момент Пол сидит, сведя колени вместе (поза девственницы), а позже, размышляя, как приманить потенциальных жертв, рассматривает идею того, чтобы закричать подобно младенцу (примечательно, однако, что он её отвергает и планирует воспользоваться серебряным колокольчиком, образом гораздо более христианским). Жертвы в данном случае — новые правители Земли, так называемые господа, генетически пере-проектированные люди, тогда как Пол и ему подобные остались людьми настоящими. Фамилия Пола — Горо, которая образована от французского слова для обозначения оборотня, loup-garou. Эти так называемые господа также почитают науку превыше религии, о чём свидетельствует четырёхмерная диорама в честь Хуго де Фриза, отца мутации, и Пол видит, как тот умирает, гниёт, и подвергается возрождению подобно Христу (хотя гниёт лучше передаёт истинную природу искусственного воскрешения де Фриза). То, как Пол выслеживает господ, можно считать параллелью того, как Св. Павел преследовал христиан, которых считал предателями иудаизма, — по крайней мере, пока сам не обратился.

Но в тот самый момент, когда Пол уже готов напасть на две свои жертвы — толстяка и женщину в платье «из цветущих лоз цвета любви» (цветущие лозы могут символизировать орхидеи, исследуя которые, де Фриз сумел сформулировать свои теории о мутации; они также символизируют сексуальность, как и золотой змей, что поддерживал груди женщины) — на сцену выходят ещё две фигуры, седовласый мужчина по имени Эммитт Пенделтон и его юная дочь Джейни. Людское трио убивает двух господ, но после убийства вспыхивает ссора по поводу того, как разделить добычу. Вдобавок, Пола немедленно влечёт к Джейни (он чувствует её «женскую сущность, идущий гон, свадебную пору»), что символизирует его взросление — он больше не ребёнок, а подросток. Но вскоре Пол и Пенделтоны расстаются, каждый уходит с мёртвым господином, хотя Пол уже раздумывает о жизни с Джейни. Сто́ит также отметить сделанное Полом замечание, что мясо мёртвого господина испорчено яичками, т.е. сексуальность уменьшает ценность телесной оболочки.

Затем, в одной из самых неожиданных сцен рассказа, с Полом заговаривает мёртвая женщина, которую он унёс. Это символ лже-воскрешения (ср. со сценой диорамы де Фриза), и затем женщина умрёт уже окончательно, но в этой сцене заложено несколько сюжетно важных моментов. Спрашивает женщина Пола: «Почему ты не изменился? Когда остальные изменили свои гены?». Ответ Пола: «Мы не хотели. Мы — люди». Следовательно, тот факт, что он остался человеком, был связан с неким выбором (в отличие от Пенделтонов — им было отказано в изменении). Женщина также говорит Полу, что она и мёртвый господин не были женаты, т.е. подразумевает греховные отношения. Ещё стоит отметить то, как мутнеют её глаза, указывая на близость истинной смерти.

Однако, сексуально возбудившись при виде Джейни, Пол откладывает поедание мёртвой госпожи и вместо этого отправляется на поиски логова Пенделтона, которое находит в старом автобусе. И если в доме Пола есть башенка, которую ежедневно наполняет leukos (к тому же дом пользуется уважением господ, которые боятся, что разрушив его, принесут «пробуждение давних времён»), то вот в автобусе окна закрашены чёрным. Вдобавок, здесь ещё воняет кровью (образ смерти), и отец Джейни, не колеблясь, называет их дом «свалкой».

Эммитт Пенделтон рассказывает Полу о прошлом своей семьи, и в первую очередь мы узнаём, что Пенделтонов отвергли в качестве кандидатов для генной терапии/мутации, потому что они являются носителями потенциально вредных генов; таким образом, их человеческая природа не имеет ничего общего с выбором, они остались людьми вследствие обстоятельств; т.е., проводя христианскую параллель, они уверовали не по выбору, но ложно, по бездействию. Теперь рассмотрим имя Эммитт. Эммет (ближайшее родственное имя) образовано от еврейского слова «истина», но обратите внимание на вновь отсутствующую букву *e*. В этом случае, возможно, Эммитт означает «ложная истина». Что же до Пенделтон, то pendle = подвеска (Оксфордский словарь английского), а подвеска весом в тонну (pendle + ton) вызывает в памяти библейский мельничный жёрнов («а кто соблазнит одного из малых сих {вы ведь помните, что Павел означает «малый»}, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жёрнов на шею и потопили его во глубине морской»).

Эммитт упоминает также предыдущего поклонника Джейни: «Приятный малый, немец. Звали его Кёртен — что-то вроде этого». Почти наверняка имя, которое Эммитт не может вспомнить, — Кирхен, немецкое слово, означающее «церкви». Упомянутый поклонник, несмотря на то, что рука Джейни была ему обещана, так и не вернулся, символизируя уход Бога.

Ещё упоминаются курицы, которых Пенделтоны выращивали для пропитания; все они умерли от болезни, и если принять яйцо как мощный знак возрождения, то это символизирует, что они не сумели возродиться как люди. Ряд последующих сцен также обыгрывают тему слепоты. Возможно, сейчас лучше напомнить всем, что святой Павел ослеп, но был исцелён и обратился в христианство. Помните господ с глазами цвета жемчужин, а также то, как мутнеют глаза мёртвой женщины, которую убил Пол? Сестра Эммитта Клара (несмотря на имя) родилась слепой на один глаз, и позже Джейни придётся носить вуаль из-за «пустоты глаз», которая выдаёт, что она не госпожа (ср. с глазами ликантропов-невров: «Они похожи на два белых камня — такие же холодные и блестящие»). Всё это символизирует, что Пенделтоны неспособны увидеть свет, то есть уверовать в Бога и принять Его. Наконец, обратите внимание, как машины разрушают ферму Пенделтонов в ночь перед рождеством и как брату по имени Том (святой Фома — апостол, который сомневался в воскресении Иисуса) пронзило ногу куском два-на-четыре (читай — Распятием), после чего рана начала «гнить» (снова диорама де Фриза), и он умер. Почти вся история семьи Пенделтонов связана с образами слепоты, смерти и забвения. Но означает ли это, в свою очередь, что им уже не спастись? В католической религии — нет, и даже Эммитт, похоже, понимает, что совершил ошибки, признаваясь Полу: «Даже плохой человек может любить своего ребёнка».

Обратите также внимание, как Вулф описывает Пола в следующем абзаце, когда тот уходит вместе с Джейни. «Муж Джейни взял её за руку и вывел из разбитого автобуса» (курсив мой). Вполне очевидно, это должно напомнить часто цитируемое изречение Святого Павла из Первого послания к Коринфянам 7:9: «лучше вступить в брак, нежели разжигаться»; то есть секс вне брака приведёт в ад; припомните теперь судьбу госпожи, которая особо отметила, что не замужем за толстяком, которого сопровождала.

Читатель не видит консуммации между новоиспечёнными мистером и миссис Горо, однако уже в следующей сцене Джейни предстаёт одетой в гротескную пародию на свадебное платье, в комплекте с красной вуалью. Здесь она не столько Красная Шапочка, сколько Багряная Вавилонская блудница (как мы помним, на латыни lupa означает как «волчица», так и «проститутка»), и им с Полом удаётся загнать потенциальную жертву в спусковую шахту. Важно отметить физический (т.е. противоположность духовного) голод Джейни, когда она первой устремляется в погоню за мальчиком; кроме того, во всём рассказе у Джейни нет ни единой реплики (хотя она стонет и всхлипывает), и ей нравится резать своих жертв, пока те ещё живы, напоминая тем самым животных, таких как кошки, которые играются со своей добычей. Все эти образы обыгрывают её неискуплённую звериную природу.

Но затем происходит нечто вопиюще чудесное. Полу, словно зверю в капкане, зажимает ступню захлопнувшейся дверью, и, чтобы он смог сбежать, Джейни должна обглодать его ступню до кости. Иначе говоря, теперь её заботит не удовлетворение своих низменных потребностей, а нечто иное, альтруистическое, что символизирует ритуальный акт, который она совершает над своим мужем: не поедая мясо, а освобождая его от удерживающих его плотских уз.

Образ Джейни, который остаётся с нами, вызывает в памяти сцену, где Мария Магдалина (ещё одна раскаявшаяся lupa) омывает ноги Иисуса Христа: «Сквозь боль он мог чувствовать, как горячие слёзы смывают кровь с его ступни».

Таким образом, по сути «Герой как верволк» рассказывает историю сексуального взросления, в которой мужчина-ребёнок Пол отвергает не только прекрасный новый технофильский мир господ, но и низменный животный мир Джейни, которую он в конечном итоге искупает, хоть и довольно дорогой для себя ценой. В этом отношении заглавная стратагема Вулфа теперь кажется не столь извращённой. Если мы уберём второе *e* из более традиционного werewolf и добавим его в другое место, то тем самым перенесём и милость. Lukos теперь стал leukos, и даже плотоядные чудовища могут познать Бога, пускай и в дружеском обличии любви, основанной на браке.

1998–2006

«Пятая голова Цербера», за авторством некоего Джина Вулфа (а то и двух) — отсылка к имени автора упомянутой новеллы.

…а кто соблазнит одного из малых сих… — Евангелие от Матфея, 18:6 (синодальный перевод).

…ср. с глазами ликантропов-невров: «Они похожи на два белых камня — такие же холодные и блестящие»… — Невры — народ, упоминаемый в «Истории» Геродота («Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик», IV, 105) и в «Воине тумана» Вулфа (приводимая цитата из гл. X).

Ссылки:

Роберт Борски, «Верволк как герой». Перевод сделан по изданию: Robert Borski, «The Werwolf as Hero» в сборнике «The Long and the Short of It: More Essays on the Fiction of Gene Wolfe», iUniverse, Lincoln, NE, USA, 2006

Раннюю версию статьи («St. Paul & the Werwolf») можно найти здесь: http://www.urth.net/urth/archives/v0015/0...