(К ВОСТОКУ от ЭДЕМА – окончание)
1. “Ring/Звонок” (реж. Хидео Наката, 1998). Рассказ об удивительной видеокассете, после просмотра которой зрителю остается семь дней жизни. Фильм, с которого началось увлечение восточными horror-ами.
2. “Kairo/Пульс” (реж. Киëси Куросава [Kiyoshi Kurosawa], 2001). История о зле, таящемся в компьютере. Адаптация очень хорошей манги.
3. “Uzumaki/Спираль” (реж. Хигучинский, 2000). История об очаровании спиральной формой, самоубийствах и одержимости. Странный, беспокоящий фильм. О нем невозможно забыть.
4. “Dark Water/Темные воды” (реж. Хидео Наката, 2002). Вода, как источник жизни и смерти и мать-одиночка, пытающаяся спасти дочь. Потрясающий синтез истории о привидениях и классической реалистической истории.
5. “Ju-On: the Curse/Проклятие” (реж. Такаси Симидзу [Takashi Shimizu], 2000). Одержимый злыми силами дом, проклятие, злобные призраки. Один из величайших кассовых хитов Японии, поначалу распространявшийся только на видео.
И давайте вернемся к великолепному, классическом уже, фильму “Kwaidan” (1964) режиссера Масаки Кобаяси.
Для его характеристики я воспользуюсь публикацией, которую отыскал на сайте “All of Cinema” (allofcinema.com), — рецензией Евгения Нефедова на указанный фильм.
«Фильм состоит из четырёх визуальных новелл, основанных на рассказах Лафкадио Херна.
«Чёрные волосы». Бедный самурай (Рэнтаро Микуни) сообщает своей супруге (Митиё Аратама) о намерении расторгнуть брак и жениться на дочери (Мисако Ватанабэ) состоятельного и уважаемого человека (Кэндзиро Исияма). Однако материальный достаток и высокий социальный статус оказываются не в силах компенсировать отсутствие подлинной любви.
«Снежная женщина». Дровосек Мосаку и его юный помощник Минокити (Тацуя Накадай) сбиваются с пути в пургу. Снежная дева Юки (Кэйко Киси), без колебаний отправив в иной мир пожилого пришлеца, сохраняет жизнь юноше с условием, что тот никому и никогда не расскажет, что произошло.
«Хоити, безухий». Слепой музыкант Хоити (Кацуо Накамура), живущий при монастыре, достиг исключительного мастерства в игре на бива и декламации сказания о битве при Данноура. Однажды ночью приходит таинственный гость с сообщением, что его желают послушать знатные особы.
«В чашке чая». Исполняя заказ издателя (Гандзиро Накамура), писатель (Осаму Такидзава) пытается сочинить рассказ о самурае по имени Каннай (Канэмон Накамура), который увидел в чашке чая отражение лица, настойчиво появляющееся раз за разом, — и тем не менее осушил сосуд. Однако последствия пития души оказываются плачевными.
Именно 1964-й год представляется безусловной вершиной мистического направления в японском кинематографе, во всяком случае – вплоть до нового взлёта национальной школы фильмов ужасов, состоявшегося на рубеже XX и XXI веков. Причём Масаки Кобаяси, чей фильм снискал международное признание, получив специальный приз жюри на Каннском МКФ и попав в число соискателей премии «Оскар», повезло, таким образом, гораздо больше, нежели его коллегам – создателем не менее выдающихся (и даже гениальных) творений. Кроме того, и у Канэто Синдо, и у Хироси Тэсигахары сверхъестественное произрастает исподволь, обнаруживаясь в обыденной, повседневной действительности – воспринимаясь отражением бездны, безмолвно взирающей из глубин человеческих душ. В то время как картина с программным названием (словно авторы задались амбициозной целью передать в небольшой антологии всё многообразие традиционного фольклорного жанра, облюбованного разными видами искусств) замечательно рифмуется с богатейшей западноевропейской традицией «историй о привидениях» и прочих паранормальных явлениях, вслед за литературой, подхваченной кинематографом. Объяснение феномену надлежит искать, по-видимому, в личности Лафкадио Херна, уроженца одного из Ионических островов Греции. Сын гречанки и ирландца, он учился в иезуитских школах в Англии и Франции, долгие годы жил в Соединённых Штатах, но по-настоящему обрёл себя, лишь посетив в 1890-м году Страну восходящего солнца. Как гласит официальная биография, женившись на японке и даже взяв другое имя, Коидзуми Якумо, Лафкадио Херн, получивший должность преподавателя в Императорском университете, посвятил остаток дней исследованию самобытной культуры своей новой родины.
Верная защита от призрака
Каждый кадр ленты, начиная с завораживающего (служащего фоном для вступительных титров) плана медленно растворяющихся в воде капель густых чернил разных цветов, поражает пышностью и утончённостью изобразительного решения. Любой, включая номинально проходные, эпизод кажется завершённым произведением – и вместе с тем органично вплетён в ткань всего повествования. Достаточно вспомнить испытание самурая в стрельбе из лука на скаку, блуждания старого Мосаку и его помощника в метель и, безусловно, изумительную морскую битву между кланами Гэндзи и Хэйке, состоявшуюся ранним утром, о которой поёт Хоити… Живописные декорации, возведённые с редкостным тщанием, с любовно выписанными деталями, настолько необычно сочетаются с натурными съёмками, с картинами разгула природных стихий, что это порождает неповторимый, экспрессионистско-сюрреалистический эффект. На Минокити взирает огромное всевидящее око на заснеженном небе, а слепой певец, полагающий, что удостоился внимания знатных слушателей, на самом деле выступает посреди болота. Эффект многократно усиливает асинхронное введение звуков, а прежде всего – зачаровывающей музыки, распахивающей, хочется сказать, двери в запредельные выси. Фильм буквально пропитан духом многовековой национальной культуры.
Любовь нее ведает границ
И всё же «Кайдан» остаётся произведением универсальным, с пылом древнегреческих трагедий повествуя о бремени страстей человеческих – и почти не нуждаясь в дополнительных пояснениях. О неотвратимости возмездия за предательство самого себя и измену вечному, любви, – с сиюминутным и преходящим, причём самурай, раскаявшись в содеянном и спустя много лет вернувшись домой, к первой жене, не сразу понимает, что былого не возвратить. О нарушении табу и принесённой клятвы, что становится чуть ли не синонимом грехопадения, грехопадения личного и всеобщего, – и лишь дети удерживают Юки от жестокой расправы над недогадливым супругом. О болезненной расплате за страдания предков, которые не обрели вечного успокоения – и продолжают спустя столетия тревожить живых. Наконец, о границе того, что дозволено и что не дозволено пересекать смертному, рискующему навлечь на себя проклятие, ненароком, вместе с чаем, испив чью-то душу. Заключительная новелла производит особенно жуткое впечатление, не позволяя зрителю укрыться за мыслью, что всё поведанное – дела давно минувших дней. Участь писателя, невольно отождествляемого с личностью самого Лафкадио Херна (к тому же, актёр Осаму Такидзава также читает закадровый текст от автора), служит предостережением против наивной убеждённости в том, что призраки остались в тёмном прошлом. Что им нет места в новой Японии, стремительно модернизировавшейся в ходе реставрации Мэйдзи, в значительной степени приняв по-западному рационалистический взгляд на мир. Удивительное рядом – и по-прежнему требует от человека предельной уважительности к трансцендентным законам бытия, недоступным чистому разуму.
